Текст книги "Идеальный шпион"

Автор книги: Джон Ле Карре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 40 страниц)

Из папки со словом «Позвоночные», зачеркнутом на обложке, он выбирает Боевой порядок Дивразведки. В любом случае Аксель знает его, рассуждает Пим. Тем не менее на нем наверху и внизу стоят впечатляющие печати «Совершенно секретно» и номер, гарантирующий подлинность. «Если тебе дорога моя свобода, добудь мне что-нибудь отменное». Пим фотографирует документ один раз, потом другой и чувствует, как спадает напряжение. «Эта пленка на тридцать шесть кадров. Так чего же я скаредничаю и даю Акселю только два снимка? Могу же я сделать что-то большее для лучшего взаимопонимания. Аксель, ты заслуживаешь большего». Он вспоминает об анализе советской угрозы, недавно поступившем из министерства обороны. Если они это прочтут, то станут читать что угодно. Документ лежит в верхнем ящике, рядом со «Справочником по водным млекопитающим», и начинается с выводов. Пим фотографирует каждую страницу и приканчивает пленку. «Аксель, я это сделал! Мы свободны. Мы, как и говорили, восстановили в мире справедливость! Мы обитатели ничейной земли – мы основали собственную страну с населением в два человека!»

– Обещайте, сэр Магнус, что никогда больше не будете приносить мне ничего подобного, – сказал Аксель при их следующей встрече. – А не то меня еще сделают генералом, и мы не сможем больше встречаться.

«Дорогой отец, —

писал Пим в отель „Мэджестик“ в Карачи, где поселился Рик, похоже, из соображений здоровья. – Спасибо за два твоих письма. Очень рад слышать, что ты ладишь с Ага-Ханом. По-моему, я неплохо здесь работаю, и ты гордился бы мною».

14

Когда Мэри Пим в шестнадцать лет решила, что пора расстаться с девственностью, она сделала вид, будто страдает ипохондрией, и вместо того, чтобы играть в хоккей, была, по приказу матери-настоятельницы, отправлена в постель. Она пролежала в больничном крыле, глядя в потолок, до трех часов, когда звон колокола возвестил о том, что мать-настоятельница отбыла отдохнуть до пяти. Мэри выждала еще пять минут по своим часикам, полученным в день конфирмации, затаила на тридцать секунд дыхание, что всегда помогало ей обрести мужество, затем спустилась на цыпочках по черной лестнице мимо кухонь и прачечной и по раскисшей от сырости траве прошла в старый кирпичный сарай, где обжигали глину и где младший садовник соорудил временную постель из одеял и старых мешков. Результаты оказались куда более впечатляющими, чем она могла надеяться, но наслаждалась она потом не столько воспоминаниями о самом происшествии, сколько о тех минутах, когда она, задрав до пояса юбку, смело лежала на постели, сознавая, что теперь ничто ее не остановит, раз она приняла решение – ею владело чувство свободы от того, что она перешла границу.

Такое же чувство владело ею и сейчас, когда она чинно сидела в гостиной Кэролайн Ламсден, заставленной уродливыми китайскими столиками, увешанной аляповатыми китайскими рисунками, и слушала Кэролайн, излагавшую по-королевски протяжно, с завидными руладами, вопросы, обсуждавшиеся на последнем заседании Венского отделения Ассоциации жен дипломатов. «Я все равно это сделаю, – со смертельным спокойствием сказала себе Мэри. – Если не срабатывает так, значит, сработает иначе». Она бросила взгляд в окно. Через улицу в наемном «мерседесе» сидели Джорджи и Фергюс, двое влюбленных, прислонившись друг к другу. Они делали вид, словно изучают карту города, тогда как на самом деле они следили за входной дверью и «ровером» Мэри, припаркованным на подъездной аллее Кэролайн. «Я выйду через черный ход. Тогда это сработало – сработает и сейчас».

– Таким образом, было решено, – стенала Кэролайн, – что доклад инспекторов министерства иностранных дел о местной стоимости жизни не соответствует действительности, а также несправедлив и что будет незамедлительно создана подкомиссия по финансам во главе – должна с удовлетворением сказать – с миссис Маккормик. – И она почтительно умолкла. Руфь Маккормик была женой экономического советника и, следовательно, финансовым гением. Никто при этом не упомянул, что она спит с датским военным атташе. – Подкомиссия рассмотрит все наши претензии, а затем представит в письменном виде свои возражения нашей Ассоциации в Лондоне для передачи по соответствующим каналам самому Главному инспектору.

За сим последовали жидкие апплодисменты четырнадцати пар женских рук, подсчитала Мэри. «Отлично, Кэролайн, отлично. В будущей жизни наступит твой черед стать многообещающим молодым дипломатом, а твоему супругу – посидеть дома и выступить в твоей роли».

А Кэролайн тем временем перешла к другим делам:

– В будущий понедельник – наш еженедельный трансатлантический лэнч «У Манци». В двенадцать тридцать ровно и четыреста шиллингов с персоны, наличными, пожалуйста, это включает два бокала вина, и, пожалуйста, не опаздывайте, нам пришлось ужасно долго уговаривать герра Манци дать нам отдельную комнату. – Пауза. «Да скажи же, ты, идиотка», – мысленно подталкивала ее Мэри. Но Кэролайн не говорила. Пока еще нет. – Затем в пятницу, через неделю, Марджори Уивер выступит здесь с проектом и прочитает свою действительно потрясающую лекцию по аэробике, которую она так успешно преподавала всем рангам в Судане, где ее муж занимал второе положение. Так, Марджори?

– Ну, в общем, да – он был поверенным в делах, – прогремела Марджори из первого ряда. – Посол из четырнадцати месяцев находился там только три. И Брайану ничего за это не заплатили, но это не имеет отношения к делу.

«Ради всего святого! – подумала Мэри. – Хватит!» Но она забыла про чертова мужа Пенни Шарлоу, который удостоился медали.

– И, я уверена, мы все хотим поздравить Пенни с тем, какую фантастическую помощь она оказывала многие годы Джеймсу, без чего – могу поклясться – он ничего бы не получил.

Это, видимо, была шутка, ибо раздалось несколько истерических взвизгов смеха, которым Кэролайн положила конец, устремив печальный взор в середину зала. И придала голосу официально похоронное звучание:

– И Мэри, милая, – вы говорили, что не возражаете, если я об этом упомяну. – Мэри поспешно опустила взгляд на свои колени. – Я уверена, все поддержат меня, если я скажу, что мы крайне опечалены смертью вашего тестя. Мы знаем, это был очень тяжелый удар для Магнуса, и мы надеемся, он скоро от него оправится и вернется к нам в своем обычном бодром настроении, в котором все мы черпаем такую поддержку.

Сочувственный шепот. Мэри пробормотала: «Спасибо», – и нагнулась вперед, не слишком низко. Она чувствовала всю напряженность паузы; все ждали, когда она поднимет голову, но она не поднимала. Ее начало трясти, и она вдруг увидела, как слезы, настоящие слезы, закапали на ее сжатые руки. Она издала слабый сдавленный звук и в своей намеренно устроенной темноте услышала звонкий голос миссис Симпсон, жены охранника канцелярии, произнесший: «Пойдем со мной, милочка», и почувствовала ее ручищу, обвившую ее спину. Она с трудом поднялась на ноги, обливаясь слезами, – слезами по Тому, слезами по Магнусу, слезами по тому, что лишилась невинности в сарае, где обжигали глиняные горшки, и уж наверняка забеременела. Она дала миссис Симпсон взять себя под руку, трясла головой и, заикаясь, бормотала: «Я в порядке». Она вышла в холл и тут увидела, что Кэролайн Ламсден последовала за ней.

– Нет, спасибо… право, я не хочу прилечь… далеко, но лучше я пройдусь… не принесете ли мне пальто, пожалуйста?.. синее с противным меховым воротником… предпочту быть одна, если не возражаете… вы были так добры… О Боже, я сейчас опять расплачусь…

Очутившись в саду за домом Ламсденов, она побрела, все так же согнувшись, по дорожке, пока та не затерялась среди деревьев. Тут Мэри пошла быстрее. Тренировка, с благодарностью подумала она, открывая щеколду на задней калитке, – ничто так не охлаждает кровь. И она быстро пошла к автобусной остановке. Автобус ходит каждые четырнадцать минут. Она сверилась с расписанием.

* * *

– Какие потрясающие молодцы! – воскликнула миссис Мембэри с великим удовлетворением, подливая Бразерхуду в бокал домашнего вина из бузины. – Ах, до чего же это предусмотрительно и разумно. Вот уж никогда не предполагала, что у военного ведомства хватит хотя бы ума на такое. А ты, Гаррисон? Отнюдь не глухие, – пояснила она Бразерхуду, а они ждали, когда она уйдет. – Просто тугодумы. Верно, милый?

Гаррисон Мембэри только что вернулся с ручья, протекавшего в конце сада, где он срезал тростник. Он еще был в болотных сапогах. Крупный, слегка прихрамывающий на левую ногу, но с розовыми щеками и шелковистой седой гривой, он и в семьдесят лет напоминал мальчишку. Он сидел в дальнем конце стола, запивая домашний пирог чаем из большущей глиняной кружки с надписью «Бабуля». На взгляд Бразерхуда, двигался он вдвое медленнее жены и говорил вдвое тише.

– Ну, не знаю, – произнес он, когда все уже забыли, какой вопрос был задан. – Немало умных парней было там на разных местах. То тут, то там попадались.

– Вы его спросите про рыбу – получите куда быстрее ответ, – сказала миссис Мембэри, ринувшись в угол комнаты и вытаскивая из-под собрания сочинений Ивлина Во несколько альбомов. – Как поживает форель, Гаррисон?

– О, она в полном порядке, – осклабясь, произнес Мембэри.

– Нам, знаете ли, не разрешается их есть. Это можно только щуке. Вам не интересно посмотреть мои фото? Я хочу спросить – это будет иллюстрированное издание? Не надо, не говорите. Это удваивает стоимость. Так было написано в «Обсервере». Картинки удваивают стоимость книги. Но я, право, считаю, что они делают ее и более привлекательной. Особенно биографии. Мне вовсе неинтересно читать биографию, если я не могу видеть людей, о которых пишут. Вот Гаррисон – он может такие читать. Он берет все мозгами. А я глазами. А вы как?

– Я с вами согласен, – сказал Бразерхуд с улыбкой, продолжая изображать из себя высокую особу.

Поселок находился на окраине Бата и состоял из домов полугородского типа в Георгианском стиле – здесь нашли себе пристанище английские католики определенного общественного положения. Коттедж стоял в конце поселка, обращенном к полям, – это был крошечный особнячок из песчаника с узким садиком, круто спускающимся к реке, и сидели они в креслах на колесиках в захламленной кухне среди грязной посуды и разных полурелигиозных мелочей: треснутой керамической плитки с изображением Девы Марии из Лурда; рассыпающегося креста из ситника, засунутого за кастрюлю; детского бумажного мобиля из ангелочков, вращающихся от тока воздуха; фотографии Рональда Нокса. Во время их беседы в кухню набились грязные внуки и стояли, уставясь на них, пока матери их не прогнали. Это был дом, где постоянно царил благостный беспорядок, время от времени пронизываемый легким страхом религиозной кары. Стлавшийся над Батом туман прорезало белесое утреннее солнце. Медленно капала из водосточных труб вода.

– Вы будете из ученых? – неожиданно спросил Мембэри с дальнего конца стола.

– Милый, я же говорила тебе. Он историк.

– Скорее, сэр, если быть честным, отставной солдат, – сказал Бразерхуд. – Мне посчастливилось получить эту работу. Я был бы сейчас уже списан в архив, если б мне это не подвернулось.

– Когда же она выйдет? – громовым голосом вопросила миссис Мембэри, словно все были глухие. – Мне нужно знать за несколько месяцев вперед, чтоб записаться у миссис Лэньон. Тристрам, не дергай меня. У нас тут, понимаете, есть передвижная библиотека. Магда, милая, угомони Тристрама, а то он сейчас вырвет страницу из истории. Приезжает библиотека раз в неделю, и это прямо дар Господень – только вот долго ждать приходится. Вот это – вилла Гаррисона, где у него был кабинет, и все на него тут работали. Основное здание – тысяча шестьсот восьмидесятого года, а крылья – новые. Ну, в общем, девятнадцатый век. Это его пруд. Ни единой рыбешки там не было, пока он не зарыбил его. Гестаповцы бросили туда гранату, и вся рыба погибла. Чего от них и ждать, от этих гестаповцев. Свиньи.

– Судя по словам моих хозяев, сначала это будет работа для служебного пользования, – сказал Бразерхуд. – А затем будет опубликован отцензурированный вариант для открытого рынка.

– Вы, случайно, не М.Р.Д. Фут, нет? – спросила миссис Мембэри. – Нет, конечно. Вы же Марлоу. В общем, я считаю, ваши хозяева – люди увлеченные. Это так разумно – добраться до нужных людей, пока они еще живы.

– А с кем вы служили? – осведомился Мембэри.

– Скажем так: немножко в одном подразделении, немножко в другом, – сказал Бразерхуд с намеренной скромностью и вытащил свои очки для чтения.

– Вот он, – сказала миссис Мембэри, ткнув крошечным пальчиком в групповую фотографию. – Тут. Вот этот молодой человек, про которого вы спрашивали. Магнус. Вся по-настоящему блестящая работа – его рук дело. А это – старик риттмайстер, абсолютная душенька. Гаррисон, как же звали официанта в столовой? Ну, того, которого должны были зачислить в монахи, но у него кишка оказалась тонка?

– Забыл, – сказал Мембэри.

– А кто эти девушки? – спросил, улыбаясь, Бразерхуд.

– О Господи, это был источник вечных неприятностей. Одна дурее другой, и если они не забеременивали, то сбегали с самыми неподходящими любовниками, а потом вскрывали себе вены. Я бы могла открыть для них клинику и держать ее все время, если б мы в те дни считали, что нужен контроль за рождаемостью. А теперь мы и верим, что нужен, и не верим. Девушки глотают нынче пилюли, а все равно по ошибке беременеют.

– Они служили у нас переводчицами, – сказал Мембэри, набивая трубку.

– А в операции Зеленые Рукава участвовала переводчица? – спросил Бразерхуд.

– В этом не было надобности, – сказал Мембэри. – Тот малый говорил по-немецки. Пим один с ним справлялся.

– Совсем один?

– Соло. Зеленые Рукава на этом настаивал. А почему бы вам не поговорить об этом с Пимом?

– А кто вел его после того, как Пим уехал?

– Я, – с гордостью объявил Мембэри, счищая мокрый табак с груди своего позорно грязного пуловера.

Ничто в такой мере не вносит порядка в бессвязный разговор, как блокнот в красной обложке. С намеренным тщанием разложив блокнот среди остатков еды и взмахнув длинной правой рукой в качестве прелюдии к тому, что Бразерхуд называл «несколько официальной частью», он церемонно, словно деревенский полицейский на месте происшествия, достал из кармана перо. Внуков убрали. Из верхней комнаты донеслись звуки религиозной музыки, которую кто-то пытался изобразить на ксилофоне.

– Давайте сначала запишем все по порядку, а потом я уже перейду к деталям по личностям, – сказал Бразерхуд.

– Отличная мысль, – сурово произнесла миссис Мембэри. – Гаррисон, милый, послушай.

– К сожалению, как я вам уже говорил: большинство оригиналов по операции «Зеленые Рукава» было уничтожено, потеряно или куда-то засунуто, что возлагает еще большую ответственность на плечи оставшихся в живых свидетелей. Каковым являетесь вы. Так что поехали.

Некоторое время после этого грозного предупреждения все шло сравнительно нормально: Мембэри с поразительной точностью вспоминал даты и содержание главных деяний, совершенных Зелеными Рукавами, а также ту роль, какую играл лейтенант Магнус Пим из корпуса разведки. Бразерхуд усердно записывал и почти не задавал вопросов – только время от времени слюнявил большой палец, переворачивая страницы блокнота.

– Гаррисон, милый, ты опять тянешь, – время от времени встревала миссис Мембэри. – Марлоу не может же сидеть здесь целый день. – А один раз сказала: – Марлоу надо ведь вернуться в Лондон, милый. Он же не рыба.

Но Мембэри продолжал плавать на своей скорости: он детально описал размещение советских войск в южной Чехословакии; многотрудную процедуру извлечения маленьких золотых слитков из военных сундуков Уайтхолла, ибо Зеленые Рукава настаивал, чтобы с ним расплачивались именно так; сражения, которые ему пришлось вынести с Дивразведкой, чтобы защитить своего любимого агента от чрезмерных требований. И Бразерхуд, невзирая на то, что в нагрудном кармане у него снова лежал крошечный магнитофончик, записывал все, чтобы Мембэри это видели, даты слева, основной материал – посередине страницы.

– У Зеленых Рукавов никогда не было другого кодового имени? – как бы между прочим спросил он, записывая что-то. – Иногда источник переименовывают по соображениям безопасности или потому, что имя подмокло.

– Думай, Гаррисон, – призвала мужа миссис Мембэри.

Мембэри вынул трубку изо рта.

– Источник Уэнтворт? – подсказал Бразерхуд, переворачивая страничку блокнота.

Мембэри отрицательно покачал головой.

– Был еще источник… – Мембэри запнулся, как если бы имя мелькнуло в памяти и исчезло. – Сирена, кажется… нет, не то… Сабина. Был источник Сабина, действовавший из Вены. Или это было в Граце? Возможно, это было в Граце до того, как вы стали заниматься этими делами. Вообще-то тогда часто давали намеренно такие кодовые имена, чтобы перепутать пол источника. Говорят, это широко распространенный трюк дезинформации.

– Сабина? – воскликнула миссис Мембэри. – Не наша же Сабина?

– Он говорит об источнике, милая, – решительно объявил Мембэри, обрывая жену быстрее обычного. – Наша Сабина была переводчицей, а не агентом. Это нечто совсем другое.

– Но ведь наша Сабина была абсолютно…

– Она не была источником, – твердо заявил Мембэри. – Хватит, перестань болтать Поппи.

– Что? – переспросил Бразерхуд.

– Магнус хотел, чтоб его называли Маком. И какое-то время мы так его и называли. Источник Мак. Мне это даже нравилось. А потом настал День памяти погибших, и какой-то осел в Лондоне решил, что называть агента Маком значит оскорблять память павших: маки – они для героев, а не для предателей. Абсолютно типично для подобных субъектов. Наверное, получил за это повышение. Настоящий клоун. Я был в ярости, и Магнус тоже. «Мак – он как раз и есть герой», – сказал он. Мне он нравился. Славный малый.

– Значит, костяк у нас есть, – сказал Бразерхуд, мысленно обозрев дело рук своих. – Теперь давайте наростим на него мясо, хорошо? – Он стал перечислять основные вопросы, которые набросал в блокноте, прежде чем явиться сюда. – Персоналии – ну, мы этого коснулись. Польза или вред от людей, находившихся на национальной военной службе, для разведки в мирное время – помогали они ей или мешали? К этому мы подойдем. Куда пошли эти люди дальше – достигли ли они заметного положения на избранном ими поприще? Ну, возможно, вы поддерживали с ними связь, а возможно, и нет. Это больше нас должно интересовать, чем вас.

– Да, ну а что же все-таки произошло с Магнусом? – вопросила миссис Мембэри. – Гаррисон так огорчался, что он не писал нам. Ну и я тоже. Он так и не сообщил, обратился ли он в нашу веру. Мы считали, он был к этому ужасно близок. Надо было только еще немножко его подтолкнуть. Гаррисон многие годы был точно таким же. Отцу Д’Арси пришлось немало слов потратить, пока Гаррисон увидел свет, верно, милый?

Трубка у Мембэри потухла, и он с огорченным видом уставился в чубук.

– Никогда мне этот малый не нравился, – несколько смущенно, с сожалением сказал он. – Я никогда высоко его не ставил.

– Не говори глупостей, милый. Ты обожал Магнуса. Ты фактически усыновил его. Ты же это знаешь.

– О, Магнус был чудесный малый! Я про того, другого. Про источник. Про Зеленые Рукава. Честно говоря, я считал его фальшивкой. Я ничего такого не говорил – пользу это едва ли принесло бы. Ведь в Д.Р. и в Лондоне бросали шапки в воздух – так чего же нам было жаловаться?

– Глупости, – весьма решительно заявила миссис Мембэри. – Не слушайте его, Марлоу. Милый, ты, как всегда, слишком скромен. Ты же был чекой этой операции, сам знаешь. Марлоу же пишет историю, милый. Он напишет и про тебя. Не надо ему все портить, верно, Марлоу? Такая нынче пошла мода. Все принижать, принижать. Мне просто тошно от этого. Вы только посмотрите, что они сотворили на телевидении с капитаном Скоттом. Папочка знал Скотта. Это был замечательный человек.

А Мембэри продолжал, точно она и не встревала:

– Все генералы в Вене сияли от радости. Из министерства обороны – гром аплодисментов. Какой мне был смысл убивать курицу, несущую золотые яйца, если все были так счастливы, верно? Юный Магнус торжествовал. Вот ему-то удовольствие мне никак не хотелось портить.

– А потом он ведь просвещался, – многозначительно заявила миссис Мембэри. – Гаррисон устроил все так, что он два раза в неделю ходил к отцу Мойнихэну. И он возглавлял крикетную команду гарнизона. И он учил чешский. На это же нужно время.

– А, вот это интересно. Я хочу сказать насчет изучения чешского языка. Это потому, что у него был чешский источник?

– Это потому, что Сабина, маленькая кокетка, положила на него глаз, – сказала миссис Мембэри, только на этот раз муж поспешил заглушить ее.

– Материал он поставлял какой-то уж слишком яркий, – продолжал он, словно его и не прерывали. – Всегда красиво выглядел, когда его преподносили на блюде, а как станешь жевать, оказывается – ничего и нет. Так оно мне казалось. – Он озадаченно хихикнул. – Все равно как ешь щуку. Получаешь сообщение, просматриваешь. Думаешь: отлично. А как посмотришь попристальнее – одна тягомотина. Ну да, это ж правда, потому что теперь-то мы это знаем… Да, возможно, так оно и есть, хотя не проверишь, потому что по этому району никаких данных у нас нет. Не хотелось бы мне такое говорить, но, по-моему, чехи одновременно били клюшкой по мячу и мячом по кеглям. Я подумал, что именно поэтому Зеленые Рукава и не появлялся после того, как Магнус вернулся в Англию. Он не был так уж уверен, что ему удастся провести человека постарше. Это, наверно, низко с моей стороны. Я ведь всего лишь незадачливый рыболов, верно, Ханна? Так она меня прозвала. Незадачливый рыболов.

Это им обоим очень нравилось, и они какое-то время так хохотали, что и Бразерхуду пришлось присоединиться к ним и повременить со своим вопросом, пока Мембэри не будет в состоянии слушать его.

– Вы хотите сказать, что никогда не встречались с Зелеными Рукавами? Он ни разу не явился на встречу? Извините, сэр, – сказал Бразерхуд, вновь берясь за блокнот, – но разве вы только что не сказали, что сами вели Зеленые Рукава после того, как Пим уехал из Граца?

– Да.

– А сейчас вы говорите, что никогда не встречались с ним.

– Совершенно верно. Не встречался. Он натянул мне нос, верно, Ханна? Она заставила меня надеть мой лучший костюм, упаковала всю эту дурацкую особую еду, которую он якобы так любит, – как это началось, одному Богу известно, – а он так и не появился.

– Гаррисон, скорей всего, пришел не в ту ночь, – сказала миссис Мембэри, снова залившись смехом. – По части точности Гаррисон просто ужасен, верно, милый? Его, понимаете, никогда не обучали именно разведке. В Найроби он был библиотекарем. И притом очень хорошим. А потом познакомился с кем-то на корабле, его и повязали.

– А потом – вон, – весело сказал Мембэри. – Приехал тогда Кауфманн. Это был наш шофер. Очаровательный малый. Ну, он знал место встречи, как свою ладонь. И поехал я туда в ту самую ночь, милочка. Я знаю – в ту, в какую надо было. Всю ночь я просидел в пустой конюшне. Ничего. Связаться с ним мы не могли – связь была односторонняя. Съел я немного его дурацкой еды. Выпил того, что ему привез, – мне понравилось. Отправился домой. На другую ночь повторил то же самое и на третью – тоже. Я ждал какого-нибудь сообщения, телефонного звонка, как было в первый раз. Полная пустота. Больше мы об этом малом не слыхали. Пиму надо было, конечно, официально передать мне его в своем присутствии, но Зеленые Рукава этого не разрешил. Примадонна, понимаете, как все агенты. Желает иметь дело только с одним человеком зараз. Железное правило. – Мембэри по рассеянности глотнул из стакана Бразерхуда. – Вена была в ярости. Во всем винили меня. Тогда я сказал им, что вообще-то он ничего не стоил, но это не помогло. – Он снова раскатисто рассмеялся. – Думаю, меня и вышвырнули-то потому, что узнали правду. Мне так не сказали, но бьюсь об заклад, это здорово помогло!

Миссис Мембэри приготовила ризотто из тунца, потому что была пятница, а также бисквит с вишнями, который она не разрешила Мембэри есть. После лэнча они с Бразерхудом постояли на берегу реки, наблюдая за тем, как Мембэри лихо сражается с тростником. Вся вода была прочерчена сетями и тонкой проволокой. Среди садков для разведения рыб стояла на приколе плоскодонка, полная воды. Ярко светило выбравшееся из тумана солнце.

– Так расскажите же про красавицу Сабину, – воспользовавшись тем, что Мембэри их не слышит, изловчился спросить Бразерхуд.

А миссис Мембэри не терпелось все выложить.

– Настоящая распутница, – сказала она. – Только поглядела на Магнуса и сразу увидела себя с британским паспортом, отличным британцем-мужем и беззаботной жизнью до конца дней. Но рада сказать, что Магнус оказался слишком для нее увертлив. Должно быть, натянул ей нос. Он никогда этого не говорил, но так мы это поняли. Сегодня – в Граце. А завтра – его и след простыл.

– А она куда потом поехала? – спросил Бразерхуд.

– Домой, в Чехословакию – так она говорила. По нашему мнению, поджала хвост. Оставила Гаррисону записку, что тоскует по дому и возвращается к своему старому дружку, несмотря на чудовищный режим. Ну это, как вы можете себе представить, Лондону не понравилось. И акций Гаррисона не повысило. Они сказали, он должен был это предвидеть и что-то предпринять.

– Интересно, что с ней стало, – задумчиво произнес Бразерхуд со свойственной историкам мечтательностью. – Вы не помните ее фамилии, нет?

– Гаррисон! Какая была фамилия у Сабины?

С поразительной быстротой по воде донесся ответ:

– Кордт. К-О-Р-Д-Т. Сабина Кордт. Очень красивая девушка. Очаровательная.

– Марлоу спрашивает, что с ней сталось?

– А кто ее знает. Последнее, что я слышал, она переменила фамилию и получила работу в одном из чехословацких министерств. Один из агентов сказал, что она все время на них работала.

Миссис Мембэри была не столько удивлена, сколько обрадована тем, что оказалась права.

– Видите, что делается! Пятьдесят лет женаты, больше тридцати лет с тех пор, как уехали из Австрии, а он даже не сказал мне, что она работает в Чехословакии в одном из министерств! Если докопаться до правды, так видно, у Гаррисона самого был с ней роман. Почти все с ней переспали. Ну, мой дорогой, значит, она была шпионкой, так? Это же за милю чувствуется. Они бы в жизни не приняли ее назад, если б все это время не держали на крючке, – слишком они мстительные. Значит, Магнус правильно сделал, что избавился от нее, верно? Вы уверены, что не хотите остаться на чай?

– Не мог бы я взять у вас несколько старых фотографий? – попросил Бразерхуд. – Мы вам, естественно, воздадим за это должное в книге.

* * *

Мэри эта техника была хорошо знакома. Она десяток раз наблюдала в Берлине, как ею пользовался Джек Бразерхуд, и часто помогала ему. В тренировочном лагере это называлось «охотой за бумажным змеем» – как устроить встречу с человеком, которому не доверяешь. Разница состояла лишь в том, что сегодня Мэри была объектом операции и не доверял ей анонимный автор записки:

«Я располагаю информацией, которая может привести нас обоих к Магнусу. Сделайте, пожалуйста, следующее. В любое утро, между десятью и двенадцатью, сядьте в холле отеля „Амбассадор“. В любой день, между двумя и шестью, зайдите выпить кофе в кафе „Моцарт“. В любой вечер, между девятью и полуночью, – в гостиной отеля „Захер“. Мистер Кёниг зайдет за вами».

В «Моцарте» было полупусто. Мэри села за столик в центре, где ее сразу увидят, и заказала кофе с коньяком. «Они проследили за мной, когда я вошла, а теперь следят за тем, нет ли за мной хвоста». Сделав вид, будто просматривает записную книжку, она исподволь оглядела сидевших вокруг людей, а также шарабаны и извозчиков на площади за большими окнами, выискивая какую-нибудь мету. «Когда у человека совесть нечиста, как у меня, все кажется подозрительным, – подумала она, – от двух монахинь, рассматривающих биржевой бюллетень в окне банка, до группки молодых кучеров в котелках, топающих ногами от холода и разглядывающих проходящих девиц». Толстяк венец, сидевший в углу, явно начал проявлять к ней интерес. «Надо было мне надеть шляпу, – подумала она. – Я пришла сюда одна и не выгляжу респектабельно». Она встала, подошла к стойке с газетами и, не думая, выбрала «Ди Прессе». «А теперь я, наверно, должна свернуть ее и отправиться в туфельках с ней погулять», – пришла ей в голову глупая мысль, и она раскрыла газету на странице, посвященной кино.

– Фрау Пим?

Женский голос, женская высокая грудь. Женское любезно улыбающееся лицо. Это была девушка, сидевшая за кассой.

– Совершенно верно, – сказала Мэри, улыбаясь в ответ.

Девушка извлекла из-за спины конверт, на котором карандашом было написано: «Фрау Пим».

– Герр Кёниг оставил это для вас. Он очень сожалеет.

Мэри дала ей пятьдесят шиллингов и вскрыла конверт.

«Пожалуйста, расплатитесь и сразу же покиньте кафе, поверните направо на Мейзедергассе и идите по правому тротуару. Дойдя до пешеходной зоны, поверните налево и идите медленно по левой стороне, разглядывая витрины».

Ей хотелось в уборную, но она не пошла из опасения, как бы он не подумал, что она кому-то дает знать о полученной записке. Она положила ее в сумку, допила кофе и подошла со счетом к кассе, где девушка снова одарила ее улыбкой.

– Мужчины – они все одинаковые, – сказала девушка, в то время как кассовый аппарат с грохотом выбросил сдачу.

– Не говорите, – сказала Мэри. И обе рассмеялись.

Когда она выходила из кафе, туда вошла молодая пара, и у Мэри возникло подозрение, что это замаскированные американцы. Но в общем-то многие австрийцы так выглядели. Она повернула направо и почти сразу оказалась на Мейзедергассе. Две монахини по-прежнему изучали биржевую котировку. Мэри держалась правого тротуара. Было двадцать минут четвертого, а заседание Ассоциации жен кончится к пяти, чтобы жены могли вернуться домой и, переодевшись в открытые платья, взяв с собой сумочки из блесток, отправиться на вечернюю ярмарку скота. Но даже когда все разъедутся и на подъездной аллее Ламсденов останется только машина Мэри, Фергюс и Джорджи вполне могут решить, что она задержалась, чтобы спокойно посидеть наедине с Кэролайн. «Если я успею вернуться без четверти шесть, у меня есть шанс не быть раскрытой», – прикинула она. Мэри остановилась перед магазином дамского белья и неожиданно для себя залюбовалась выставленными в витрине черными трусиками, какие носят проститутки. Кто, интересно, покупает такие? Спорю на фунт против пенни – Би Ледерер. Мэри надеялась, что к ней кто-то скоро подойдет – во всяком случае прежде, чем супруга посла выйдет из магазина с грудой покупок, или прежде, чем к ней привяжется один из множества одиноких мужчин.