Текст книги "Пылай, огонь (Сборник)"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Соавторы: Сэмюэл Клеменс,Николас Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)
Открытие
Не могу утверждать, что меня захватила вторая половина оперы, ибо был всецело погружен в обдумывание слов фон Гофмансталя, который опознал в женщине из ложи вдову барона фон Лейнсдорфа! Мой взбудораженный ум лихорадочно обдумывал полученную информацию в надежде извлечь из нее какой-то смысл. Холмс не мог оказать мне никакого содействия; я было попытался шепотом заговорить с ним во время прелюдии, но он остановил меня, молча приложив палец к губам, и упоенно погрузился в музыку.
Перед нами открылись новые варианты оценки положения дел. То ли эта женщина в самом деле была вдовой короля оружия, то ли она была обманщицей. Если женщина в ложе воистину была баронессой – а она, должен признаться, производила такое впечатление, – кем же, ради всех святых, была пациентка больницы, обладавшая такой j точнойинформацией, и почему (в этом не было сомнений) ее похитили?
Я украдкой бросил взгляд на Фрейда и убедился, что и он обдумывает эту же проблему. Казалось, он всецело погружен в созерцание человека в медвежьей шкуре, но легкое подергивание ресниц выдавало его подлинные мысли.
В ландо по пути домой Холмс отказался беседовать на эту тему, всю дорогу он оживленно обсуждал спектакль.
Когда мы, наконец, в целости и сохранности добрались до кабинета на Бергассе, 19, Фрейд, пожелав своей жене спокойной ночи, предложил нам бренди и сигары. Я уделил внимание и тому и другому, а Холмс удовлетворился кусочком сахара из белой сахарницы китайского фарфора на кухне. Мы уже расположились в креслах, приготовясь обсуждать наши дальнейшие действия, как Холмс пробормотал извинения и поднялся, сказав, что через минуту вернется. Когда Холмс покидал комнату, Фрейд нахмурился, глядя ему вслед, облизал губы и печально посмотрел мне в глаза.
– Думаете ли вы, доктор, содействовать мне и дальше?
Мучаясь догадками, я последовал за ним, когда он быстро вышел из кабинета и взбежал по лестнице. Не постучавшись, он рывком распахнул дверь в комнату Холмса. Мы обнаружили его сидящим за бюро, на крышке которого лежал шприц и флакончик, где, как я знал, хранился раствор кокаина. Он не удивился, увидев нас, но я был столь поражен, что, застыв на месте, просто уставился на открывшуюся картину. Какое-то время Фрейд тоже не двигался с места. Казалось, что они с Холмсом вступили в молчаливое общение. Наконец, коротко и грустно усмехнувшись, детектив нарушил молчание.
– Я так и предполагал, – медленно, с ноткой мрачности выдавил он.
– Я догадался по– взятому кусочку сахара, – сказал ему Фрейд. – Некоторые из ваших методов могут пригодиться при обследовании больного. Но, во всяком случае, вы должны четко понимать, что не сможете помочь ни нам, ни той женщине в больнице, в судьбе которой еще сегодня утром приняли такое участие, если вернетесь к своим привычкам.
– Понимаю.
Подперев подбородок руками, он снова уставился на флакончик. Шприц и кокаин напоминали подношение, возложенное на столь странный алтарь. Я содрогнулся при мысли, какое количество людей, изуродованных духом и телом, воспринимают наркотики как свое божество, поклоняясь им, “но, прежде чем Холмс встал и отвернулся от них, я понял, что он уже не входит в их число.
Собрав шприц и сосуд, он осторожно протянул их Фрейду (мне так и не удалось выяснить, как он обзавелся ими) и, взяв свой черный бриар, проследовал за нами из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.
Когда мы вернулись в кабинет, Фрейд ни словом не обмолвился об инциденте. Вместо этого он предпочел рассказать о нашей встрече с молодым бароном в «Момберге», и Холмс выслушал повествование без замечаний, лишь время от времени бросая реплики: «Не было удара слева? Интересно. А как у него с подачей?»
Я прервал эту линию допроса, осведомившись у Холмса, может ли он сделать какие-то выводы в связи с этим делом.
– Я знаю только то, что лежит на поверхности, – ответил он, – но и оно нуждается в уточнениях и, соответственно, в доказательствах.
– Как их удастся получить? – осведомился Фрейд.
– Мы можем делать какие угодно выводы, но, пока у нас нет доказательств, мы не сдвинемся с места. – Хмыкнув, он позволил себе глоток бренди, которое предварительно налил в бокал. – Они, должно быть, очень умны, чертовски умны. Сообразительность не изменила им, даже когда в наших руках оказался свидетель, но его показания в суде окажутся не только обрывочными, но и, без сомнения вызовут подозрения, если вообще не будут отброшены как несущественные.
Попыхивая трубкой, он погрузился в молчание, пока мы лишь смотрели на него, не осмеливаясь нарушить ход его размышлений.
– Боюсь, что я недостаточно осведомлен о европейской политике, – наконец вздохнул он;– Доктор Фрейд, сможете ли вы помочь мне?
– Каким образом?
О, предоставив немного хат» бы общей информации. Принц Отто фон Бисмарк еще жив, не так ли?
– Думаю, что да.
– Но он больше не является канцлером Германии?
Фрейд изумленно уставился на него.
– Конечно, нет – вот уже около года.
– Ага. – Он снова погрузился в многозначительное молчание, пока мы с Фрейдом обменялись растерянными взглядами.
– Но, простите, герр Холмс, какое отношение фон Бисмарк имеет к...
– Неужели вы этого не видите? – вскочив, Холмс стал мерить шагами комнату. – Нет, нет, не может быть. – Затем, вернувшись в свое кресло, он сказал: – В Европе назревает война, и это совершенно очевидно.
Как пораженные громом, мы уставились на него.
– Война в Европе? – только и смог выдохнуть я.
Кивнув, он потянулся за очередной спичкой.
– И неслыханного размаха, если я правильно оцениваю ее приметы.
Но каким образом вы пришли к такому выводу, исходя из того, что видели сегодня вечером? – интонация голоса Фрейда свидетельствовала, что у него появляются сомнения относительно умственного состояния детектива.
– Исходя из взаимоотношений между баронессой фон Лейнсдорф и ее пасынком.
Но я не заметил, чтобы они как-то общались между собой, – вмешался я, и в моем тоне слышались те же сомнения, что и у Фрейда.
– Потому что общения между ними не происходило.
Поставив свой бокал, он проницательно посмотрел на нас.
– Доктор Фрейд, имеется ли в Вене нотариальная контора, в которой можно ознакомиться с завещаниями?
– Завещаниями? Да, конечно.
– В таком случае я был бы весьма обязан вам, если бы вы были любезны уделить мне утром немного времени и выяснить, кто контролирует недвижимость барона фон Лейнсдорфа.
– В десять у меня пациент,– машинально возразил доктор, но Холмс только мрачновато улыбнулся и поднял руку.
– Поверите ли вы мне, если я сообщу вам, что на кону стоит далеко не один миллион жизней?
– Ну, хорошо. Я сделаю, что вы просите. Но что вам даст завещание?
– С помощью доктора Ватсона я попытаюсь найти щель в броне наших противников, – ответил Холмс, выбивая пепел из трубки. – Как вы думаете, сможет ли ваша пациентка завтра совершить небольшое путешествие?
– Путешествие? Далеко ли?
– О, всего лишь в пределах города. Я хотел бы, чтобы она кое с кем встретилась,
Фрейд задумался.
– Не вижу, почему бы и нет, – нерешительно ответил он. – Здоровье у нее, в общем-то, в порядке, если не считать ее состояния и слабости, вызванной недостаточным питанием, но, думаю, с этим больница уже справилась.
– Прекрасно! – Встав, Холмс зевнул, деликатно прикрыв рот тыльной стороной ладони. – У нас был долгий день, – заметил он, —и так как продолжение его обещает быть еще более долгим, я думаю, самое время отдохнуть.
С этими словами он поклонился и покинул кабинет.
– Что он во всем этом нашел? – вслух удивился я.
– Представления не имею, – вздохнул Фрейд. – Во всяком случае, время идти спать. Не припоминаю, чтобы я так уставал.
Я тоже был измотан, но даже когда тело обрело покой, мозг продолжал лихорадочно работать, пытаясь сложить воедино куски головоломки, с которой мы столкнулись в ходе нашего визита в этот прекрасный и зловещий город. Европейская война! Миллионы жизней! Часто я поражался удивительным способностям моего друга, но никогда еще он не делал столь многозначительных выводов, имея на руках так мало доказательств. Но, Боже небесный, а что, если он окажется прав? Не знаю, как провел ночь Фрейд, но мне всю ночь снились кошмары. Веселый живописный город Иоганна Штрауса больше не вызывал воспоминаний о ритмах вальса, а был переполнен отражениями ночных видений.
На следующее утро, прежде чем каждый из нас отправился по своим делам, мы торопливо позавтракали втроем. Холмс ел с аппетитом, что свидетельствовало о его выздоровлении. На лице Фрейда было решительное выражение, но его односложные ответы говорили, что и ему выпала беспокойная ночь.
Мы уже были у дверей, когда в них появился посыльный с телеграммой для Шерлока Холмса. Раскрыв ее, он жадно пробежал текст, после чего сунул в карман плаща и сказал посыльному, что ответа не будет.
– Наши планы не изменились, – сказал он и отдал поклон Фрейду, не обращая внимания на нашу откровенную заинтересованность. Рассерженно хмыкнув, доктор расстался с нами, а Холмс повернулся ко мне. – А теперь, мой дорогой Ватсон, в путь.
В фиакре мы проследовали до больницы, где записка Фрейда позволила нам извлечь пациентку из ее заключения. Чувствовалось, что физически она несколько оправилась, хотя бледность еще осталась и она по-прежнему хранила молчание. Послушно последовав за нами, она без возражений заняла место в фиакре, поджидавшем у ворот больницы. Холмс глянул на манжет рубашки, на котором он записал место нашего назначения, и мы двинулись через весь город. В присутствии безмолвной пассажирки он отказался изложить таинственную цель нашей поездки, на что и намекнул, когда я задал ему вопрос.
– Все в свое время, Ватсон. Все в свое время.
– Что, по вашему мнению, доктор Фрейд найдет в нотариате? – спросил я, испытывая желание хоть частично познакомиться с его планами.
Повернувшись, он ободряюще улыбнулся нашей спутнице, но она продолжала смотреть прямо перед собой, не обратив внимание на его жест. Ее серо-голубые глаза были совершенно невыразительны.
Фиакр пересек канал и углубился в ту часть города, что была отдана величественным зданиям. Некоторые из них напоминали даже дворцы. Они отстояли на определенном расстоянии от улицы, и высокие живые изгороди скрывали от взгляда их стены, выходящие на ухоженные газоны.
С Валленштейнштрассе мы свернули на широкую подъездную дорожку, которая вела к дому неприятного вида, расположенному на небольшом возвышении; все пространство перед ним было отдано цветнику.
У портика здания стояла закрытая карета, и когда мы помогли сойти нашей спутнице, дверь дома открылась и оттуда вышел джентльмен среднего роста с самой прямой спиной, которую мне доводилось видеть в жизни. Хотя он был в цивильной одежде, его походка безошибочно выдавала в нем не только военного, но и человека, прошедшего прусскую муштру. Однако черты его лица не соответствовали прусскому типу. При первом взгляде оно показалось мне смутно знакомым, напоминая физиономию английского клерка. У него были аккуратно причесанные бакенбарды, на переносице пенсне. Выражение лица несколько рассеянное, словно он не мог точно припомнить, где находится.
Он поклонился нам, точнее женщине, которую я поддерживал под руку, и изящным движением приподнял свой котелок, прежде чем исчезнуть в карете, которая тут же тронулась с места, хотя, насколько я успел заметить, он не дал никаких указаний.
Нахмурившись, Холмс несколько мгновений смотрел вслед удалявшемуся экипажу.
– Вам не кажется, что мы недавно видели этого джентльмена, Ватсон?
– Да, но никак не могу припомнить, где именно. Холмс, что это за дом?
Улыбнувшись, он нажал на кнопку звонка.
– Мы в венской резиденции барона фон Лейнсдорфа, – ответил он.
– Холмс, но это же ужасно!
– Почему же? – Легким движением он перехватил импульсивное движение моей руки. – В данный момент барона тут нет.
– Но что, если он вернется? Вы не имеете представления, как эта встреча скажется на... – Я коротко показал на нашу молчаливую спутницу. – Без сомнения, вы должны были бы обсудить свои намерения с доктором...
– Мой дорогой Ватсон, – серьезно прервал он меня, – ваши чувства делают вам честь. Тем не менее время играет очень важную роль, и мы должны ускорить ход событий. Во всяком случае, она никак не отреагировала на здание. Кто знает? Может быть, если ей доведется испытать потрясение, именно оно и поставит ее на ноги!
Последнюю фразу он произносил, когда перед нами уже открывались массивные двери. Дворецкий в ливрее с бесстрастным выражением лица осведомился о цели нашего визита. Холмс протянул ему свою визитную карточку и на достаточно уверенном немецком объяснил, что во время пребывания в Вене он хотел бы нанести визит хозяйке дома.
Не дрогнув ни единой черточкой лица, дворецкий взял визитную карточку и удалился, оставив нас троих дожидаться в прихожей с высоким сводчатым потолком. Отсюда был виден огромный холл, столь же несообразный, как й весь внешний вид дома. Он был отделан дубовыми панелями и гобеленами. На стенах висело средневековое оружие, портреты в тяжелых рамах, сквозь непропорционально маленькие окна в холл проникал слабый Свет.
– Видели ли вы когда-нибудь более мрачное место? – пробормотал Холмс, стоя рядом. – Вы только посмотрите на этот потолок!
– Холмс, я в самом деле должен возразить против этой затеи. Скажите мне, в конце концов, что вы собираетесь делать? Что за странная война и кто в ней будет участвовать?
– Боюсь, что не имею ни малейшего представления, – небрежно ответил он, продолжая неодобрительно разглядывать деревянную резьбу в стиле рококо у нас над головами.
– Тогда, ради Бога, неужели вы думаете...
– Конечно, – вспыхнул он. – Мы присутствуем при споре за право обладания недвижимым имуществом – оно состоит из военных заводов, выдающих огромное количество опасной продукции. И нетрудно предположить... – Он прервал мысль, заметив приближающегося дворецкого.
– Если вы проследуете за мной, – сказал тот, сопроводив свои слова жестом, – я представлю вас баронессе.
Как выяснилось, гид нам и в самом деле был необходим, поскольку обширное помещение представляло собой такой лабиринт, что без его помощи мы никогда не обнаружили бы гостиную баронессы.
Комната была обставлена гораздо более современно, чем остальные комнаты, но обстановка отличалась тем же самым отсутствием вкуса. На диване в центре комнаты, Напоминая птицу на насесте, неподвижно сидела та же самая привлекательная женщина, которую мы мельком виден ли предыдущим вечером. При нашем появлении она поднялась и обратилась к нам на английском языке с явным американским акцентом.
– Предполагаю, мистер Шерлок Холмс? Чем обязана... – Внезапно повернувшись, она вскрикнула, узнав нашу спутницу, и невольно вскинула руки, глаза ее расширились от изумления.
– Боже милостивый! – воскликнула она. – Это Нора?
Бросившись к ней, она, не обращая внимания на присутствие нас с Холмсом, нежно схватила ее за руки и повлекла к свету, где уставилась ей в лицо. Последняя же не сопротивлялась, но осталась столь же бесстрастной,, как и прежде, отнесясь к действиям баронессы, я бы сказал, с полным равнодушием.
– Что случилось? – вскричала хозяйка дома, растерянно переводя взгляд на нас. – Она так изменилась!
– Вы знаете эту леди? – тихо спросил Холмс, внимательно наблюдавший за происходящим.
– Знаю ли я ее? Еще бы мне ее не знать! Это же моя горничная Нора Симмонс. Несколько недель назад она бесследно исчезла. Боже небесный, Нора, что случилось и каким образом вы оказались в Вене?
Продолжая разглядывать черты лица женщины, сохранявшей мертвое бесстрастие, она окончательно растерялась.
– Боюсь, что она не может ответить на ваши вопросы, – сказал Холмс, мягко отстраняя леди и помогая Норе Симмонс (если она в самом деле была ею) сесть. Затем он коротко рассказал баронессе, как мы столкнулись с ее горничной. .
– Но это чудовищно! – воскликнула та, когда Холмс закончил. – Вы говорите, что она была похищена?
– Похоже на то, – не выдавая своих чувств, ответил детектив. – Правильно ли я понял ваше утверждение, что она сопровождала вас в Баварию?
– Она не отходила от меня с момента, как мы вступили на борт судна, если не считать ее выходных дней. – Баронесса возмущенно выпрямилась во весь свой величественный рост. – И она исчезла примерно три недели назад.
– В день смерти барона?
Леди густо запунцовела и стиснула руки.
– В общем-то, да. Норы не было на вилле, когда случилось несчастье. Она спустилась в городок под нами – кажется, он назывался Эрголдбах. В наступившей суматохе никто, конечно, не обратил внимания на ее исчезновение. Как я говорила, это был ее выходной день. Когда она не вернулась на следующее утро, я решила, что, может быть, узнав о трагедии, по каким-то причинам она впала в панику. Мне в свое время представилась возможность узнать, что она нервная и возбудимая натура. – Она помолчала.– Видите ли, мы были очень близки – на самом деле куда больше, чем хозяйка и горничная, – и когда она не вернулась, я начала опасаться, не случилось ли с ней какое-нибудь несчастье, и обратилась в полицию. Может быть, я бы сделала это и скорее, если бы не неожиданная кончина моего мужа.
– Вы употребили слова «какое-то несчастье». Вы не подозревали ее в нечестных поступках?
– Я не знала, что и думать. Она исчезла... – сделав какой-то птичий жест, баронесса замолчала, не в силах найти слова. Нетрудно было увидеть, что она подавлена доставшимися на ее долю переживаниями и ей трудно даже вспоминать о них. Тем не менее Холмс продолжал настаивать.
И полиция оказалась не в силах найти вашу горничную?
Она покачала головой, а потом импульсивно схватила безжизненно висящие руки другой женщины и в порыве страсти сжала их.
– Дорогая девочка, как хорошо, что я нашла тебя!
– Могу ли я осведомиться, что послужило причиной смерти вашего мужа? – спросил Холмс, внимательно наблюдая за ней.
Баронесса снова густо залилась краской и в полном смущении уставилась на нас.
У него сдало сердце, – еле слышно сказала она. Я кашлянул, чтобы скрыть свою растерянность, а Холмс поднялся на ноги.
– Примите мои соболезнования. Ну что ж, похоже, что наши дела тут окончены, Ватсон, – небрежно сказал он и, как мне показалось, даже с облегчением. – Вот мы и разрешили эту маленькую загадку. – Он сделал жест в сторону Норы Симмонс. – Мадам, нам очень жаль, что мы нарушили ваше уединение в печали и злоупотребили вашим драгоценным временем.
– Но. вы же, конечно, не заберете ее у меня! – вскрикнула баронесса, тоже поднимаясь. – Я только что обрела ее, и, заверяю вас, мистер Холмс, без нее я буду несчастлива.
– Она вряд ли сможет принести вам пользу в ее нынешнем состоянии, – сухо заметил Холмс, – так как сама нуждается в заботе и попечении. – Он снова протянул руку.
– О, но я могу сама ухаживать за ней, – энергично запротестовала баронесса. – Разве я не говорила, что она скорее моя компаньонка, чем горничная. – У нее был такой страдающий голос, что я уже был готов пойти ей навстречу и как врач-профессионал убедить Холмса, что любовь и забота порой могут принести результаты там, где медицина бессильна. Но он резко прервал хозяйку дома.
– Боюсь, что в настоящее время такое решение невозможно, ибо ваша горничная находится на попечении доктора Зигмунда Фрейда из больницы «Алгемайнес Кранкен-хаус». Мы взяли на себя большую смелость, без его разрешения доставив ее сюда. И я бы не пошел на это, не будь уверен, что тут ее удастся опознать.
– Но...
– С другой стороны, думаю, что мне удастся убедить доктора со временем передать эту женщину на ваше попечение. Не сомневаюсь, что в Провиденсе вы уделяли внимание делам церкви, заботясь о сирых и убогих, не так ли?
– Я была очень активна в благотворительных мероприятиях такого рода, – торопливо ответила баронесса.
– Не сомневаюсь. Вы можете быть совершенно уверены, что я сообщу этот факт доктору Фрейду, и, конечно же, он примет удовлетворяющее вас решение, когда зайдет речь о дальнейшей судьбе его пациентки.
Она собралась что-то ответить, но Холмс мягко дал ей понять, что спешит, и мы покинули этот дом вместе с несчастной Норой.
Фиакр ждал нас там, где мы его оставили, и, оказавшись в нем, Холмс, наконец, позволил себе облегченно засмеяться.
– Весьма интересное представление, Ватсон. Полное нервного напряжения и выдумки, которой может позавидовать сама Эллен Терри. Конечно, они подготовились к такого рода событию. Женщину, чувствуется, хорошо натаскали.
– То есть она обманывает нас? – Казалось почти невероятным поверить, что эта величественная женщина – мошенница, но Холмс лишь устало склонил голову, просыпав несколько крошек табака из трубки, когда кивнул в сторону нашей пассажирки.
– Вот эта женщина и есть баронесса фон Лейнсдорф, и ей завещано все имущество, – серьезно добавил он. – Теперь, прежде чем завершить это дело, нам придется восстановить сначала ее права, если не здоровье.
– Откуда вы знаете, что та, другая, лжет?
– Вспомните, как она себя вела – в дополнение к этой невероятной истории о горничной, бесследно исчезнувшей из дома, когда у хозяина случился сердечный приступ.
Кивнув, я согласился, что и мне эта история показалась достаточно неправдоподобной.
– Может быть, есть какая-то связь между событиями, которыми мы занимаемся, и она поможет нам понять ее поведение, – предположил я, пытаясь сформулировать появившуюся гипотезу.– Может быть...
– Может быть, – улыбнувшись, согласился он.– И уже есть некоторые факты, убедительно подтверждающие вывод, к которому я пришел.
– И что же это за факты? – не без скепсиса спросил я.
– Интересно узнать, – ответил он, протягивая мне телеграмму и пропустив мимо ушей недоверчивые нотки в моем голосе, – что Слейтеры из Род-Айленда вот уже в течение двухсот лет принадлежат к религиозной секте квакеров. Квакеры проводят свои собрания, не посещают церковь и не занимаются благотворительностью. И это совершенно точно, – добавил он, поворачиваясь, чтобы взглянуть в окно.
На этот раз мне не удалось скрыть удивления, но, прежде чем я нашелся с ответом, он снова заговорил:
– И кстати, я только что вспомнил, где нам доводилось раньше видеть графа фон Шлиффена.
– Какого графа?
– Фон Шлиффена, джентльмена, миновавшего нас, когда мы входили в дом. Его изображение появилось в «Таймсе» несколько месяцев назад. Разве вы не видели его? Если мне не изменяет память, он был назван главой германского генерального штаба.
