Текст книги "Пылай, огонь (Сборник)"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Соавторы: Сэмюэл Клеменс,Николас Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)
– Нет! Я не могу!
– Но прошу тебя, почему же?
Это происшествие недолго будет оставаться тайной. Да так и должно быть. С другой стороны, я должен опросить всех слуг и гостей в доме.
– Да, да, я понимаю. Но потом?
– Ты хоть представляешь, сколько людей болтается в доме тут и там? Это может занять у меня всю ночь.
– Ах, вот как... Да, в самом деле.
Ради Бога, Флора, неужели ты не видишь, что я действительно не могу?
Когда она отстранилась от него, он потянулся остановить ее. Но Флора ускользнула от его рук гибким и грациозным, как у балерины, движением и направилась к дверям. Около них она повернулась, вскинув подбородок и развернув плечи.
– Ты не хочешь быть со мной, – сказала она.
– Флора, да ты с ума сошла! Этого я хочу больше всего на свете!
– Ты не хочешь, – высоким голосом повторила она. Глаза ее затуманились слезами не гнева, а укоризны. – У меня нет другого объяснения, если ты не можешь быть со мной в то время, когда я больше всего нуждаюсь в тебе. Очень хорошо. Получай удовольствие от общества Луизы Тремьян. Но если ты сейчас не пойдешь мне навстречу, то не трудись искать со мной встреч и впредь. Так что спокойной ночи, Джек, и я думаю, что мы прощаемся с тобой.
И она исчезла.
8
Разговор шепотом в кофейне
Рассветало.
Утро, скрывавшееся за низким сумрачным октябрьским небом, давно уже наступило, когда суперинтендант Чевиот наконец оставил дом номер шесть по Нью-Берлингтон-стрит, закрыв за собой парадную дверь здания, в котором уже сновали слуги, приводя дом в порядок после суматохи прошедшей ночи.
Чевиот уже обрел второе дыхание, когда кажется, что мозг работает четко и ясно, хотя на самом деле он готов каждую минуту подвести тебя, не выдержав и непроглядной ^депрессии, и нервного напряжения.
Он попытался выкинуть из памяти, что происходило, когда он пытался опрашивать толпу гостей. Ему пришлось пережить унижение, которое он не скоро забудет. Он был готов бросить это дело, подумал он, не окажи ему содействие леди Корк, молодой Фредди Деббит и та Луиза Тремьян, к которой Флора так безосновательно его приревновала.
Флора...
О, черт бы все побрал!
Можно ли надеяться, что Флора разгневалась только потому, что была переутомлена?
Теперь в его кармане, аккуратно завернутая, лежала пуля, которая сразила Маргарет Ренфру. Любопытное свидетельство, имеющее к Флоре прямое отношение, было обеспечено ему хирургом, которого Хенли доставил вскоре после ухода Флоры.
Во всяком случае, эта сцена стояла у него перед глазами. Все происходило в столовой, озаренной свежими свечами, вставленными в канделябры, где над распростертым на столе телом мертвой женщины склонился хирург, изучая его.
Мистер Даниэл Сларк, хирург, был маленьким суетливым человечком средних лет, на котором лежала печать профессиональной серьезности, и в глазах светилось понимание всего происходящего. Он поставил на стол свой побрякивающий инструментами саквояж, который оказался на удивление мал. Рассмотрев пулевое ранение, он облизал губы, покачал головой и пробормотал:
– Мда... мда.
– Прежде чем вы приступите к делу, мистер Сларк, – обратился к нему Чевиот, – могу ли я задать вам сугубо личный и конфиденциальный вопрос?
Маленький хирург извлек из саквояжа зонд и хирургические ножницы, причем ни один из инструментов не блистал чистотой.
– Можете спрашивать, сэр, – серьезно взглянул он на него.
– Я вижу, мистер Сларк, что вы человек светский?
Хирург сразу же проникся к нему расположением.
– Даже при нашей непростой профессии, сэр, – напыщенно сказал он, – мы кое-что знаем о жизни света. О да, дорогой мой. Кое-что!
– В таком случае значит ли что-либо для вас имя Вулкан?
Положив инструменты, мистер Сларк пригладил свои черные бакенбарды.
– Вулкан. – Голос у него был совершенно невыразительным. – Вулкан.
– Да! Может ли он быть содержателем ломбарда? Или ростовщиком?
– Да бросьте! – сухо и с легким подозрением в голосе сказал мистер Сларк. – Вы тоже, насколько я вижу, светский человек. И вы, суперинтендант наших новых сил защиты порядка, вы говорите мне, что не знаете Вулкана?
– Нет. Признаю!
Внимательно оглядев его с головы до ног, мистер Сларк бегло осмотрелся. Они были одни; Чевиот, решив сам справиться с делом, отослал старшего клерка домой. Мистер Сларк еле заметно подмигнул.
– Ну что ж! – пробормотал он. – Не сомневаюсь, что силы порядка, когда им это надо, могут быть и слепыми. Я слышал (повторяю – только слышал), что поблизости от Сент-Джеймского дворца расположено не менее тридцати фешенебельных игорных домов...
– Ах, вот как!
– И возможно (только возможно, не так ли?), заведение Вулкана находится среди них. Доводилось ли вам ставить на красное и черное или на рулет...
– Что значит рулет?
– Ба! Мой дорогой сэр! Официально это называется рулеткой. Французское название французской игры. Должен ли я докладывать вам, как в нее играют?
– Нет. Я догадываюсь, как играют в нее. Иными словами, если у человека не хватает денег поставить на кон, он всегда может раздобыть их, заложив или продав драгоценности?
Так часто и делается, – с еще большей сухостью сказал мистер Сларк. – Но (прошу прощения) это уже не мое дело. Будьте любезны, подайте мне ножницы. Итак, как мы пустим их в ход?
Ножницы, лязгнув, разрезали ткань платья. Под ним не было ни корсета, ни нижнего белья. Мистер Сларк ввел зонд в раневой канал и грубовато, но быстро сделал разрез скальпелем, никогда не знавшим асептики. Вытащив пинцетом пулю, он обтер с нее кровь платком, извлеченным из кармана, и протянул пулю Чевиоту.
– Вы желали получить данный предмет? Ну-ну! Осмелюсь предположить, что окружному коронеру это и не пришло бы в голову, когда Я расскажу ему. Завтра они ею займутся. Кстати, что касается направления раневого канала...
Скоро они завершили беседу. Из тою, что хирург сообщил ему, и после сравнения пули с пистолетом сэра Артура Дрейтона, Чевиот был точно уверен в одном.
Флора была совершенно невиновна. И в случае необходимости это можно было убедительно, доказать. Пуля, попавшая в сердце жертвы, хотя и небольшая по размерам, все же была слишком крупной, чтобы проскользнуть в пистолетное дуло. Пороховые пятна были смыты с нее кровью; поскольку она не попала в кость, то не сплющилась, и тусклый свинцовый шарик свободно катался по столу.
Правда, это новое доказательство лишь усложнило задачу. Теперь предстояло отыскать способ, каким можно было на глазах трех свидетелей застрелить женщину. Во всяком случае, пока он не представлял, как это можно сделать.
Чевиот был вне себя. Он по-прежнему злился, когда, сев за стол, тщательно стал составлять рапорт, который, после трех часов напряженной работы, занял девять плотно исписанных листов. Швейцар, которого с трудом удалось уговорить, взялся доставить его в Скотланд-Ярд, чтобы он утром же оказался в руках мистера Мейна и полковника Роуэна.
– Что-то тут не так, – бормотал он про себя, исписывая листы. – Здесь, в рапорте, все ясно как божий день. Но я ничего не понимаю.
Главное, что Флора была невиновна.
В таком состоянии духа, решив, наконец, что все расставил по местам, он покинул дом леди Корк, подставив лицо свежему ветерку.
Но угрызения совести по-прежнему терзали его, и он не мог успокоиться. В первый раз в жизни он кое-что утаил в рапорте, или, по крайней мере, исказил истину. Он почти ничего не упомянул о Флоре, назвав ее лишь как свидетельницу и процитировав лишь часть ее рассказа, которая показалась ему существенной. О пистолете, который ныне лежал у него в боковом кармане, он даже не упомянул; во всяком случае, кто бы ни стрелял из него, никто не был убит выстрелом из этого оружия,. Он просто уточнил, что оружие найти ему не удалось.
Как бы там ни было, рапорт пошел по назначению, и ничего изменить в нем не удастся.
Чевиот покрылся холодным потом – и не из-за свежего утреннего ветерка, – когда он подумал, что могло бы случиться с ним, если бы кто-то увидел, как он поднимает оружие и прячет его под лампой. К счастью, сказал он себе, никто этого не видел.
«Хоть немного отвлекись от своих мыслей! Смотри, куда ты идешь!»
Часы показывали четверть восьмого утра, и на Нью-Берлинггон-стрит еще горели уличные фонари. Из дымовых труб поднимались к низкому серому небу дымки, медленно оседая копотью на грязную мостовую. Но дома красного кирпича или белого камня выглядели аккуратными и чистыми. На парадных дверях почти каждого из домов красовалась начищенная медная пластинка с именем ее обитателя.
«Я совсем забыл, – подумал он, – что мы, конечно, в Уитли. А чтобы разобраться в топографии, нужна куча карт. И к тому же...»
Да. Когда он повернул направо по Нью-Берлингтон-стрит, оставив за спиной то, что называлось Сэвиль-стрит, и снова двинулся направо по Клиффорд-стрит, он увидел уличный указатель, который привел его к очередной медной табличке с именем коронера на ней.
Впереди простирался такой же ряд уличных светильников. Если он в самом деле занимает комнаты в Олбани, как упоминал полковник Роуэн, перед ним лежит самый короткий путь домой. Бурное оживление на Бонд-стрит захватило и понесло его с собой.
Большинство витрин освещалось желтыми газовыми светильниками. Чевиот миновал несколько дворников, пытавшихся густыми метлами разогнать грязь. В глаза ему бросился красный мундир почтальона. То и дело попадались бледные скорбные лица бедняков, у которых не было работы и которые не знали, чем себя занять. Они брели мимо него или стояли, тупо уставясь в витрины, заполненные китайскими тканями, золотыми украшениями и высокими шелковыми тюрбанами, – сообщения на французском языке называли их последним криком моды.
Спустившись по Бонд-стрит и Пикадилли, Чевиот прошел мимо огней гостиницы. Стеклянная дверь, на которой было написано: «Кофейня», напомнила ему о терзавшем его голоде.
Пока он медлил, владелец соседнего с гостиницей магазина – четкие буквы на вывеске гласили, что тут продается оружие и выполняются слесарные работы, – открывал свое заведение. Оружейник, человек в годах, с совершенно седой головой, подозрительно взглянул на него.
Чевиот торопливо отворил дверь кофейни.
Внутри его встретил густой ковер, рад ниш с дубовыми стенками, или, точнее, кабинок с деревянными столами, вытянувшимися вдоль стены. В настенном зеркале, укрепленном в дальнем конце кофейни, он увидел свое собственное отражение.
В зеркале над камином, висящем на стенке слева, краем глаза он заметил двух джентльменов, завтракавших в нише напротив и горячо спорящих о чем-то приглушенными голосами.
Оба они не снимали шляп за едой, и Чевиот поступил точно так же, когда, забравшись в кабинку радом с дверями, расположился там.
На столе лежала смятая и в пятнах газета. Рядом валялось несколько монеток, оставленных на чай, и стоял стаканчик с зубочистками. Развернув газету, он присмотрелся к дате.
Сегодня было 30 октября 1829 года.
Светильник в медном кольце бросал желтовато-голубые отсветы. В кофейне стояла тишина, если не считать тихого напряженного разговора двух мужчин в нише поодаль.
Один из них отчетливо сказал:
– Бросайте это гнилое местечко, сэр! Нужны реформы, сэр! Голоса всех домовладельцев в соответствии с единым планом.
– Только без вигов, сэр! – ответил второй. – С вашего разрешения, пусть нас виги оставят в покое!
Чевиоту отчаянно хотелось расспросить Флору. Но если даже не учитывать, что он не знает толком, где она живет, Флора может разгневаться или понять неправильно, если увидит его у себя дома в восемь утра.
Он был почему-то уверен, что Флора, пусть даже сама не понимая этого, знает тайну, как и почему он оказался в прошлом столетии.
Даже при этих шуточках, которые с ним откололо время, должны быть ответы на вопросы «как» и «почему». Он не мог просто так взять и провалиться в какую-то дыру, чтобы появиться в этом времени, Его предки были сквайрами в восточной части страны, в течение восьми или девяти поколений никто из них не жил в Лондоне.
Похоже, что все знали и принимали его. Леди Корк неизменно обращалась к нему как к «сыну Джорджа Чевиота». Но имя его отца было...
Каким оно было?
Чевиот не смог припомнить.
Он сидел, застыв на месте и держа в руках газету. Ну и идиотское положение!
В его памяти отлично сохранились все события прошедшей ночи. Он отчетливо, как текст лежащей перед ним газеты, видел страницы одного из учебников, которым он пользовался в Хендоне в полицейском колледже в старые времена, и раздел, посвященный заряжающемуся с дула оружию. Некоторые из студентов посмеивались над этим старьем, не утруждали себя учением и отчаянно списывали на экзаменах.
В воображении он мог представить себе лица отца и матери. Вот самая простая проверка: как была девичья фамилия его матери?
Она тоже исчезла у него из памяти.
– Да, сэр? – раздался голос рядом с ним.
Голос был ровен и спокоен, но прозвучал для него ударом грома. Чевиот поднял глаза на официанта, подпоясанного фартуком, который застыл в вопросительной позе.
– Да, сэр? – повторил он.
Чевиот заказал яйца всмятку, ветчину, тост и крепкий черный чай. Когда официант удалился, он вытер пот со лба.
Он пытался проникнуть памятью все дальше и глубже, словно погружаясь в глубокую воду. Неужели пройдут часы, дни или недели и вода забвения покроет его с головой?
Он закрыл глаза. В своей прежней жизни он жил (и отлично!) в квартире на Бейкер-стрит. По какому адресу, какой был у него номер квартиры? Он отчаянно напрягся, стараясь припомнить. Был ли он холостяком или был женат? Ради всего святого, он должен это вспомнить. Ну же! Он был...
– Джек, старина! Привет! – расслабленным голосом кто-то обратился к нему с сердечным приветствием.
Рядом с нишей, чуть покачиваясь, но определенно трезвый, стоял молодой Фредди Деббит.
– Подумать только, – сказал он и, кренясь, занял место по другую сторону стола, – подумать только, я нашел тебя здесь. Ты был завсегдатаем этого заведения, не так ли?
Кое-как напяленная меховая шапка Фредди сползла набок. Кнопка его носа покраснела, а круглое лицо отливало бледностью после ночной попойки. Воротничок, галстук и манжеты рубашки были мятыми и грязными.
Чевиот заставил себя расстаться с паническими мыслями.
– Где вы были, Фредди? – спросил он, не скрывая горечи в голосе. – Вы тоже... э-э-э... исчезли вместе с остальными?
Фредди постарался сглотнуть, словно в горле у него застряла порция жидкости, и не смог.
– Кое-кто из нас, – сказал он, – как вы знаете, направился к Кэрри. У нее появились новые девочки, то есть у Кэрри. Мне т-т-тоже досталась неплохая.
– Ясно. Я вижу.
Но Фредди старательно избегал взгляда своего собеседника.
– Хотя, – внезапно добавил он, – я хотел бы поговорить о прошлой ночи. Поэтому я здесь и оказался. Хотел видеть вас, чтоб мне провалиться.
– В связи с чем?
– Ну...
В эту секунду снова возник официант, поставив на стол поднос с заказом и ловко сервировав стол серебряным чайным прибором и неизменными сахарницей и молочницей.
– Позавтракаете, Фредди? – предложил Чевиот.
Юноша передернулся.
– Нет, благодарю. Хотя подождите! Пинту кларета и бисквит.
– Пинту кларета, сэр. Бисквит, сэр. Очень хорошо, сэр. – Официант снова испарился.
– Джек!
– Да?
– Прошлой ночью... – Фредди откашлялся. – Когда прошлой ночью вы сообщили, что Пег Ренфру мертва и попросили всех нас остаться для допроса, ваше сообщение, что вы офицер полиции, прозвучало для всех как пощечина...
– Фредди, я должен поблагодарить и вас, и леди Корк, и мисс Тремьян за те усилия, которые вы приложили, чтобы помочь мне. Но остальные? Они даже не дали себе труда отказаться отвечать на мои вопросы. Они вообще не обращали на меня внимания, покидая дом, словно я был какой-то мусор под ногами.
Фредди съежился.
– Видите ли, старина... черт побери, Джек! Вы только не обижайтесь, но Они были правы!
– Ну?
– Вы же знаете, что пилеров в самом деле воспринимают как отбросы общества.
– Это относится и к полковнику Роуэну? Или к Ричарду Мейну? Или даже к мистеру Пилю?
– Тут совсем другое дело. Пиль – член кабинета министров. Остальные двое – комиссары. Но все остальные и прочие? – Фредди помолчал, копаясь в зубочистках на столе. – Черт побери, все так неожиданно обрушилось! Почему вы не сказали, что просто хотите все выяснить? Или что вы хотя бы светский репортер? Это бы все восприняли куда лучше. Но пилер! Пилер осмеливается задавать вопросы офицеру гвардии, как, например, Хогбену?
Чевиот положил на тарелку нож и вилку, которые крутил в руках. Он промолчал; он понимал, в каком затруднении находится юноша, лет на шестнадцать или семнадцать моложе его, который пытается помочь ему. Он продолжал есть.
– И вы! – сказал Фредди, возя по столу зубочисткой. – Вы! Пилер! До сих пор! Но, по крайней мере (я надеюсь, старина!), еще не слишком поздно?
– Не слишком поздно?
– Я слышал, что вы вроде окончательно не присоединились к ним, верно? Вроде стукнули кулаком по столу или что-то такое?
– Нет.
На бледном с красным носиком лице Фредди появилось нечто вроде оживления, и он взъерошил свои бакенбарды. Положив зубочистку, он тихо обратился к Чевиоту.
– Вы должны все это бросить, старина. Тогда все поймут, что вы просто пошутили, и мы все вместе посмеемся.
– Пошутил?
– Ну, скажем, у вас такая странная манера шутить, не так ли? Но бросьте эту историю. Я чертовски сожалею; вы колоссально всех обдурили, но должны бросить. Если вы этого не сделаете...
Фредди облизал губы. Ему было невероятно трудно поднять глаза на собеседника, к которому он испытывал искреннюю привязанность. Но Чевиоту внезапно стало ясно, что в характере Фредди Деббита гораздо больше силы воли, чем он мог подозревать.
– Джек! Некоторые из нас... а, черт возьми, мы любим вас! Но если вы не бросите это дело...
– Да? И если я не брошу это дело?
– Тогда, черт побери, мы заставим вас это сделать!
Чевиот положил нож и вилку.
– И как вы предполагаете с этим справиться?
Фредди было уже открыл рот, чтобы возразить ему, как
в этот момент у их столика показались два человека. Одним из них был официант, который нес на подносе кларет и бисквит для Фредди. Другим был гвардейский офицер в полной парадной форме.
Это был изысканный молодой человек, аккуратно причесанный, двадцати с небольшим лет. Его высокая меховая шапка с коротким красным плюмажем справа говорила, что он принадлежал ко Второму, или Колдстримскому, полку, и держался он неестественно прямо.
У него были проницательные умные глаза, манеры сдержанные и вежливые, хотя и в нем чувствовалась та же расслабленность и томность, свойственная его коллегам.
– Я не ошибаюсь, вас зовут мистер Чевиот?
– Да, – ответил Чевиот.
Он даже не приподнялся, чего, казалось, ожидал офицер. Он просто смерил подошедшего взглядом сверху донизу, не выказывая ему никакого расположения.
– Надеюсь, вы не будете удивлены, сэр, когда я сообщу вам, что я здесь по поручению моего друга капитана Хогбена из Первого пехотного полка.
– Да?
– Капитан Хогбен поручил мне высказать вам его мнение, что ваше поведение прошлым вечером, по крайней мере в двух случаях, носит оскорбительный, не джентльменский характер.
Застонав, Фредди Деббит выругался сквозь зубы. Официант мгновенно исчез, как будто его сдуло ветром.
– Ну и? – спросил Чевиот.
– Исходя из этого, – продолжил офицер, капитан Хогбен поручил мне сообщить вам, что, учитывая ваше совершенно неприемлемое для него положение члена так называемой полиции, он готов удовлетвориться письменным извинением.
Отодвинув дубовую скамью, Чевиот встал.
– Да плевать мне на него, – почти вежливо сказал он. – Но с чего это взяли, что армия может равняться с полицией?
Сухое умное лицо его собеседника осталось бесстрастным. Но легкая мгновенная судорога заставила дернуться его щеку.
– Я должен предупредить вас, сэр, что в противном случае вы получите еще один вызов. Я лейтенант Уэнтворт из Второго пехотного. Вот моя карточка.
– Благодарю.
– Тем не менее, сэр, я еще не закончил.
– Так, будьте любезны, заканчивайте,
– В том случае, если вы отказываетесь принести письменные извинения, капитан Хогбен просит вас представить мне своего друга, с которым мы могли бы обговорить время и место встречи. Каков будет ваш ответ, сэр?
– Мой ответ будет – нет.
Во взгляде лейтенанта Уэнтворта мелькнуло удивление.
– Должен ли я понимать вас, сэр, что вы отказываетесь от вызова?
– Конечно, отказываюсь.
– Вы... вы предпочитаете принести извинения?
– Конечно, нет.
В кофейне наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием газовых светильников.
– Что я могу передать капитану Хогбену?
Вы можете сказать ему, – едва ли не с нежностью сказал Чевиот, – что у меня есть работа и нет времени заниматься детскими шалостями. Кроме того, можете передать ему, что я надеюсь увидеть его когда-нибудь поумневшим.
– Сэр! – почти нормальным человеческим голосом воскликнул лейтенант. Лицо его потеряло надменное окаменевшее выражение. – Вы понимаете, что вас ждет? Вы знаете, что может сделать капитан Хогбен?
– Надеюсь, у меня нет необходимости уточнять, куда он может засунуть то, что собирается делать. Будьте здоровы, сэр.
Лейтенант Уэнтворт уставился на него.
Его левая рука опустилась на рукоятку шпаги. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы позволить себе усмешку. Но уголки его губ чуть приподнялись, изображая легкое презрение, и подбородок, перетянутый ремешком мехового кивера, дрогнул. Он поклонился Чевиоту в ответ, резко повернулся и вышел из кофейни, четко печатая шаг.
Двое мужчин в отдаленной нише, которые приподнявшись, чтобы наблюдать за происходящим, торопливо сели. Чевиот видел, как его позор отразился во взгляде Фредди Деббита, который с тихой, молчаливой, но закипающей в нем яростью продолжал приканчивать свою яичницу с ветчиной.
– Джек!
– Да?
– И это вы? – вырвалось у Фредди. – Оказались трусом?
–Вы в самом деле так считаете, Фредди? Кстати, – и Чевиот отодвинул тарелку, – вы хотели поведать мне, как собираетесь заставить меня уйти из полиции?
– И вы сейчас думаете об этом! О, Господи! Да Хогбен возьмет хлыст...
– Как, Фредди? Как вы заставите меня подать в отставку?
– Это не я, – возразил собеседник, который уже почти успел покончить с кларетом. —Это сделают другие. Когда новость станет известна повсеместно, вас нигде не будут принимать. Вам придется уйти из всех своих клубов. Вы не сможете показаться ни в Аскоте, ни в Ньюмаркете [23]23
Аскот– ипподром близ Виндзора, посещение скачек которого считается важным событием для английской аристократии. Такой же ипподром и близ Ньюмаркета.
[Закрыть]. Как пилер вы не сможете зайти даже в игорный дом...
– Даже, – спросил Чевиот, – к Вулкану?
– Почему именно к Вулкану? – запнувшись, быстро, спросил Фредди.
– Не важно. Не имеет значения.
– Черт побери, Джек, вы совершенно не тот человек, которого я видел две недели назад! Это все Флора Дрейтон? Ее влияние? Или что? – Сделав последние глотки кларета, Фредди проявил склонность к сентиментальности и плаксивости. – Но не могла же она требовать от вас, чтобы вы стали паршивым пилером. Почему бы не считать, что все ваши действия прошлой ночью были связаны с Пег Ренфру и драгоценностями? Да что там, я мог бы сказать вам... – Спохватившись, он замолчал.
– Да, – согласился Чевиот. – Так я и предполагаю, что могли бы.
– А?
– Только что, Фредди, я благодарил вас за помощь, которую вы мне оказали. И вы, и леди Корк, и Луиза Тремьян. Но, в сущности, никакой реальной помощи вы мне не оказали. Леди Корк была слишком упряма; мисс Тремьян слишком боялась Бог знает чего; вы же испытывали благоговейный страх перед вашими друзьями.
– Да провалиться им, ничего подобного! Только...
– Подождите! Еще до того, как внизу я стал задавать вам вопросы, со слов Флоры и леди Корк стало ясно, что вы немало знаете об этом деле. Ваше неизменно хорошее настроение, ваше отменное чувство юмора привели к тому, что леди Корк решила спрятать свои драгоценности в кормушках. И вы постоянно болтались где-то поблизости.
– Вы же знаете, что это была только шутка!
– Допустим. Но в самом ли деле Маргарет Ренфру похитила драгоценности леди Корк, в чем убеждена хозяйка дома?
– Да! – ответил Фредди, уставившись в стол.
Джон Чевиот тихонько испустил вздох облегчения. Но на лице его ничего не отразилось.
– Маргарет Ренфру, – пробормотал он.
– А в чем дело, старина?
– Я припоминаю ее. – Чевиот сделал неопределенный жест рукой. – Этакая живая брюнетка с прекрасной фигурой. Она могла бы быть очень привлекательной, просто красавицей, если бы не... не что? Холодность? Жесткость? Явное пренебрежение? Застенчивость? Единственная личность, в характере которой я не смог разобраться.
Фредди решил было заговорить, но передумал.
– Послушайте, – решился Чевиот, увидев блеснувшие глаза молодого человека. – Она была убита наповал. Она оказалась в центре всей этой неразберихи. И мы не двинемся с места, пока не выясним ее роль.
После чего Фредди Деббит, на лице которого появилось рассеянное выражение, пробормотал странные и даже удивительные для него слова.
– Пылай, огонь, – сказал он, – и клокочи, котел!
– Что это?
– Вы знаете Эдмунда Кина? – вышел Фредди из транса. – Актера?
– Мы никогда с ним не встречались, – совершенно искренне ответил Чевиот.
– Хм. Впрочем, ладно. С ним покончено. Он окончательно спился – теряет память и все такое. Хотя, должен сказать, он еще числится в Ковент-Гардене и по-прежнему играет.
– Фредди. Я спрашивал вас о...
– Парень невысок ростом, но отнюдь не карлик, – продолжал свое Фредди. – И с широченной грудью, а голос у него такой, что стекла дрожат. Когда в старые времена Кин был истым светским львом, отец рассказывал мне, что он редко бывал в обществе. – Плевать мне на них! – говорил Кин. Теперь все это в прошлом, он еле волочит ноги и не может доковылять от Ковент-Гардена до Оффли, его приглашает к себе лишь Мария Корк.
– Хотя стоп, стоп! – вскинулся Фредди. – Как-то вечером, месяц или около того тому назад, Кин был у леди Корк. И, думаю, он в первый раз увидел Пег. Он был так перепуган, словно увидел привидение как-там-его-имя. Он не сводил с нее глаз. И... «Пылай, огонь, и клокочи, котел!» О, черт возьми! Не выходит из головы этот голос, от которого даже у швейцаров волосы вставали дыбом. Не могу понять, что он имел в виду. Честно говоря, он набрался глинтвейна с бренди.
Они сидели в кофейне, залитой неверным светом газовых светильников, но эти слова заставили Чевиота поежиться. Перед ним всплыло лицо мисс Ренфру, ее кривящиеся губы – о чем она думала, что таилось в ее сердце?
– Фредди! Можете ли вы мне рассказать то, что знали о ней? И особенно о ее таинственных любовниках?
Собеседник помедлил.
– А если я это сделаю, – с непритязательной юношеской хитростью обратился он к Чевиоту, – бросите ли вы свои глупости с пилерами? А?
– Не могу обещать. Но, возможно, в будущем моя точка зрения изменится.
Фредди внимательно осмотрелся по сторонам и махнул рукой.
– Слушайте! – шепнул он.