Текст книги "Пылай, огонь (Сборник)"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Соавторы: Сэмюэл Клеменс,Николас Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)
– Ну? Ну? Ну?
Затем закройте двери, заприте их. Один из вас, джентльмены, как я предлагаю, должен взять револьвер. И пусть из него будет произведен выстрел с любого угодного вам расстояния, ну, скажем, в это чучело медведя.
Все, повернувшись, посмотрели на чучело, которое, словно прищурившись, смотрело на них одним стеклянным глазом.
– Наконец, – продолжал Чевиот, – вы дадите мне знак, что я могу возвращаться. И я скажу, кто из вас троих стрелял, с какого расстояния и что он делал до и после выстрела. Вот и все.
– Все? – эхом повторил мистер Мейн после паузы удивления.
– Да, мистер Мейн.
Стол вздрогнул, когда мистер Мейн обрушил на него удар кулака.
– Человече, да вы просто с ума сошли! – едва не завопил он. – Этого не может быть!
– Могу ли я попробовать?
– Бедный старый Том, – с легкой грустью сказал полковник Роуэн, посмотрев на чучело бурого медведя. – Я добыл его в Испании много лет назад. Так что еще одна пуля ему не повредит. К тому же, – не без едкости добавил полковник, – наш гость без труда сможет определить, с какого расстояния был произведен выстрел. По следам порохового ожога.
Чевиоту показалось, что сердце у него замерло. Ведь не могли же в самом деле эти люди?..
Его оцепенение разделили старший клерк, а также юрист, мистер алан Хенли, блеснув пробивающейся лысинкой, грузно повернулся, широко открыв глаза. Струйка пота сползала по коротким рыжеватым бакенбардам.
– С-сэр? – спросил он.
– Бросьте, Хенли, вы же были на войне! Разве вы никогда не обращали внимания на характер ранений?
– Нет, сэр. Не могу утверждать, на чего, – тут мистер Хенли, кашлянув, сразу же поправил свою грамматическую неточность, – не могу утверждать, что обращал.
– Если выстрел произведен с достаточно близкого расстояния, то на мундире остается черный след ожога. Даже если стреляют с десяти или двенадцати футов, в зависимости от мощи заряда, может остаться слабый след. В противном случае пусть мистер Чевиот простит меня, я бы счел его предложение невероятным.
– Невероятным? – вскричал мистер Мейн. – А я скажу, что это невозможно! – Он посмотрел на Чевиота. – Может быть, заключим небольшое пари, – предложил он, – что вам это не удастся?
– Мистер Мейн, я...
Чевиот замолчал.
Ком отвращения тошнотным спазмом поднялся у него в горле. То, что он собирался сделать, было фокусом, и причем дешевым. Нетрудно представить себе, как можно ошеломить несведующих людей своим превосходством в знаниях, создав о себе представление как о всезнайке. Но когда вы предстаете лицом к лицу с необходимостью сделать это, то в смущении осознаете, что у вас нет на это сил.
– На пять фунтов? – продолжал настаивать юрист, запуская руку в карман и вынимая ее с купюрой. – Скажем, пять фунтов, идет?
– Мистер Мейн, я не могу взять ваших денег. Мы имеем дело с очевидностью. Видите ли...
Тра-та-та! Тра-та-та!
Это всего лишь раздался резкий стук в дверь в коридоре. И только в это мгновение они осознали, как велико было возникшее в комнате напряжение. Мистер Мейн подпрыгнул. Даже полковник Роуэн, при всей своей невозмутимости, вздернул подбородок.
– Да, да, кто там? – крикнул он.
Дверь открылась, пропустив констебля. Высокий шлем полицейского казался еще выше в неясном свете лампы. Застыв по стойке смирно, он отдал честь. Затем, промаршировав по направлению к полковнику Роуэну, он протянул ему вчетверо сложенный лист бумаги, запечатанный странной печатью желтого воска.
– Вам письмо, сэр. Лично и все такое.
– Благодарю вас.
Краснолицый констебль тем же шагом вернулся к дверям и застыл рядом с ними. Полковник Роуэн, глянув на письмо, повернулся к нему.
– Биллингс!
– Сэр!
– Это письмо было открыто. Кто-то снизу поддел печать.
– Да, сэр, – хриплым голосом немедленно отрапортовал Биллингс. – Я предполагаю, что это была та леди, сэр.
– Леди? Какая леди?
– Та леди, сэр, карета которой стояла как раз под окнами. Леди, сэр, с такими красивыми волосами, такими прекрасными, что в жизни таких видеть не доводилось.
– Ага, – пробормотал полковник Роуэн, переводя взгляд на Чевиота.
– С вашего разрешения, сэр, – сказал Биллингс, снова отдавая честь. – Я услышал, как снаружи подъезжает конный экипаж и решил, что это патруль. Открыл ворота на улицу. Но было вовсе не то. Это был ливрейный лакей на лошади. На лошади! – добавил он, не скрывая отвращения. – В мое время, сэр, нас заставляли бегать. И бегать как молния,
– Биллингс!
– Очень хорошо, сэр. А, ну да. Леди высунула голову из окошка кареты. Лакей остановился и этак льстиво посмотрел на нее. Она что-то сказала ему, я не расслышал, что именно. Он сунул ей в карету это письмо. Она тут же вернула его. Он подъехал, вручил его мне и ускакал, не дожидаясь ответа. Больше ничего не могу доложить, сэр.
«Ради Бога, – в смятении думал Чевиот, – какое отношение ко всем этим делам имеет Флора? К делам, которые, в сущности, касаются полиции?»
Но он промолчал. За Биллингсом закрылась дверь. Полковник Роуэн при всеобщем молчании вскрыл и прочел письмо. Выражение его лица изменилось. Он посерьезнел и протянул письмо мистеру Мейну.
– Я серьезно опасаюсь, мистер Чевиот, – сказал он, – что нам придется отложить наш эксперимент с револьвером. К нам пришло известие о достаточно серьезном деле. Кто-то снова украл запасы птичьего корма у леди Корк.
Наступила пауза.
Слова эти прозвучали так неожиданно, что в первую секунду Чевиот не смог даже улыбнуться. Он не был уверен, что правильно расслышал сказанное.
– Птичий корм? – повторил он.
– Птичий корм! – объявил мистер Мейн, который прямо дрожал от возбуждения. Внезапно в глазах его мелькнула какая-то мысль, и он бросил письмо на стол. – Клянусь Юпитером, Роуэн! Поскольку наш добрый друг Чевиот считает, что у него есть способности детектива, вот ему и предоставляется возможность. Иными словами, я хотел бы увидеть, что его хвастливое заявление относительно револьвера имеет под собой основания. А после этого испытания можно будет решить, заслуживает ли он то, на что претендует!
– Честно говоря, – сказал полковник, – я придерживаюсь той же точки зрения.
Глаза всех присутствующих уставились на Чевиота, который, медленно склонившись, подобрал с пола свою шляпу.
– Понимаю, – с подчеркнутой вежливостью сказал он. —Значит, вы хотите, чтобы я расследовал это отвратительное преступление?
– Вам это происшествие кажется всего лишь забавным, мистер Чевиот?
– Если откровенно, полковник Роуэн, то да. Но в свое время я получал и более бессмысленные задания.
– Еще бы, – сказал полковник, у которого перехватило дыхание. – Еще бы! – Несколько секунд он помедлил, – Вы знакомы с леди Корк? Или, называя ее полным титулом, с графиней Корк-и-Оррери?
– Нет, сэр.
– Леди Корк – одна из самых заметных фигур в обществе. У нее много клеток с птицами. Среди них есть даже знаменитый попугай ара, который болтает, бегает и курит сигары. Второй раз на неделе кто-то крадет корм из кормушек нескольких клеток. Больше ничего не украдено, кроме птичьего корма. Но леди Корк очень разгневана.
Мистер Мейн подчеркнуто молчал.
– Мы – мы представляем собой новую организацию
«Метрополитен-полис» [20]20
Официальное название полиции Лондона, за исключением Сити, имеющего собственную полицию.
[Закрыть]. Мне нет необходимости говорить вам, как толпа ненавидит нас и боится. И если мы хотим добиться успеха, мы должны добиться признания со стороны аристократии. Сам граф, занимающий ныне пост премьер-министра, без особого желания содействует нам в этом, во всяком случае, гордости за нас он не испытывает. И не обуревает ли вас излишняя гордыня, мистер Чевиот.
– Нет, – ответил Чевиот, опуская глаза. – Я понимаю. И прошу прощения.
– Мы должны действовать немедленно. Сегодня вечером леди Корк дает бал для молодежи. Вы джентльмен, и ваше присутствие пройдет незамеченным. Вы понимаете, в чем ценность моего подхода, Мейн?
– Черт побери, Роуэн, я не собираюсь вам возражать! – вскричал мистер Мейн.
– Лучше всего, чтобы мистер Хенли черкнул вам несколько строк, которые мы с Мейном подпишем, и они будут подтверждением ваших полномочий. Хенли!
Но главный клерк уже направился к письменному столу, за которым и расположился. Подкрутив фитиль лампы, он заставил ее озарить стол ярким синевато-желтым светом, который в сочетании с зеленым абажуром производил странный эффект, и стал затачивать кончик пера.
– Хенли, как я предполагаю, мог бы составить вам компанию, буде у вас появится желание делать какие-то заметки. Мы должны позвонить и попросить подготовить лошадей. Однако, стоп! – У полковника на лице появилось выражение сосредоточенности. – Прав ли я в своем предположении, что карета снаружи принадлежала леди Дрейтон?
В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь скрипом пера по бумаге.
– Вы правы, – сказал Чевиот. – Могу ли я осведомиться, где живет леди Корк?
– На Нью-Берлингтон-стрит, номер шесть... вы проводите туда леди Дрейтон?
– Собираюсь.
– Ага! У нее, без сомнения, есть приглашение на бал, и вы должны выразить желание направиться туда с ней в карете, не так ли?
– С вашего разрешения, сэр.
– Кстати, – отвел глаза в сторону полковник Роуэн. – Это дело вашей совести – узнать, вскрывала ли она письмо. Итак, Хенли!
Старший клерк протянул половину листа, на котором виднелись четыре четкие строчки. Он положил его на стол, рядом с чернильницей. Мистер Мейн и полковник Роуэн торопливо черкнули свои подписи. Мистер Хенли посыпал лист мелким песком, сложил его и протянул Чевиоту.
– А теперь поторопитесь, – посоветовал полковник Роуэн, – но без лишней спешки! Хенли поедет верхом и будет рядом с вами. Он и объяснит суть дела. Одну минуту!
Джон Чевиот почувствовал, как у него необъяснимо вздрогнуло сердце. Тонкое лицо полковника Роуэна с большими глазами предстало перед ним символом мягкого, но непререкаемого авторитета.
– Это дело может показаться вам пустяковым. Но я снова говорю вам, что оно имеет исключительное значение. Вы не подведете нас, мистер Чевиот? Вы приложите все силы?
– Я буду стараться изо всех сил, – сказал Чевиот, – чтобы разрешить загадку исчезнувшего птичьего корма.
Он не без юмора поклонился, прижав шляпу к сердцу. Последнее, что бросилось ему в глаза, когда он выходил навстречу самому ужасающему кошмару, который он только мог себе представить, был зловещий блеск отполированного дула револьвера, лежащего под лампой на столе.
3
Карнавал в газовом свете
Без малого дюжина скрипок, сопровождаемая звуками арфы, задавала стремительный ритм танца. Открытые газовые светильники, развешенные над плоскими стеклянными подставками, подпрыгивали и покачивались в такт музыке.
Как только карета Флоры Дрейтон повернула на Нью-Берлингтон-стрит, короткую и довольно узкую улочку слева от Риджент-стрит, до них сразу же донеслись звуки музыки.
Дом номер шесть по Нью-Берлингтон-стрит был большим зданием с двумя фронтонами красного кирпича, с грязновато-белыми колоннами по обе стороны дверей, выходивших на улицу, и белыми оконными рамами. Двери были плотно закрыты. Но сквозь белесую пелену тумана пробивался желтовато-голубой подрагивающий газовый свет. Он был виден сквозь портьеры на окнах, так как те были наполовину приоткрыты.
«Тумп-тумп>>, – были слышны шаги танцоров, когда они сближались и вновь расходились. В окнах, выходивших на улицу, мелькали тени: они то отчетливо вырисовывались, то снова расплывались. Оконные переплеты слегка подрагивали от шума.
Кучер негромким возгласом успокоил норовистых лошадей, которым не давала покоя жесткая упряжь. Копыта их глухо стучали о мостовую.
– Флора!
– Да-да?
– Эта музыка. Танцы. Что это?
– Но, Джек, это всего лишь кадриль. Бога ради, что же еще это может быть?
В памяти Чевиота всплыли смутные представления о старомодных танцах. Он никогда не видел их воочию, но постарался это скрыть.
Флора, забившаяся в угол после всего, что ей пришлось вынести во время этого краткого путешествия, прижала руку к груди.
Она любила его. Видя его рядом, с его светло-серыми глазами, высоким лбом, На который падали густые завитки каштановых волос, с насмешливыми складками от крыльев носа до рта, Флора Дрейтон со всей остротой почувствовала,, как глубоко и страстно она его любит.
Флора не была собственницей, во всяком случае убежденной. Будучи достаточно умной женщиной, она не требовала, чтобы он давал ей отчет о каждой смене своего настроения. Она понимала, что скоро в нем, как обычно, заговорит совесть, и к нему вернутся те нежность и мягкость, которые с самого начала покорили ее. Но он не должен ни подсмеиваться над ней, ни дразнить ее, он не имеет права так поступать! Она и без того была чрезмерно испугана.
А сам Чевиот?
Покинув дом номер четыре на Уайтхолл-плейс, одолев пелену тумана, сквозь который пробивалось газовое сияние, и сев в карету с позолоченными спицами колес, Чевиот мучительно стал размышлять, что он должен сказать ей. И когда их экипаж повернул на Нью-Берлинггон-стрит, перед ним снова предстала сцена в Скотланд-Ярде.
Кучер в красной ливрее, соскочив с облучка, поспешил открыть дверцу кареты. Чевиот, держа шляпу в руке, замялся на ступеньке.
Флора продолжала сидеть, откинувшись на пурпурную спинку сиденья и, не глядя на него, тяжело дышала, пытаясь справиться со своими чувствами. На ней по-прежнему не было шляпы. Казалось, что ее золотые волосы, открывающие ушки и длинной волной спадавшие на спину, вообще не знают шляпы. Но на плечи она накинула красную кашемировую шаль. Ее руки, в белых перчатках до локтей, были скрыты в большой меховой муфте с такой же беложелтой оторочкой, что и на ее платье.
– Итак! – выдохнула она, все так же не глядя на него. – Достался ли тебе тот отвратительный, гнусный пост, которого ты так отчаянно добивался?
– Гнусный! – воскликнул Чевиот, все еще медля на ступеньке.
Флора вскинула голову.
– А разве нет?
– Получи я этот пост, я бы командовал четырьмя инспекторами и шестнадцатью сержантами, у каждого из которых в подчинении было по девять констеблей.
– Если бы ты получил его? – Наконец она подняла на него глаза. – Значит, он тебе не достался?
– Пока еще нет. Первым делом я должен выдержать испытание. Флора, не затруднит ли тебя, если мы направимся к леди Корк? Я... я предполагаю, что у тебя есть пригласительный билет?
Вскрывала ли она письмо или нет?
Чевиот был уверен, что, как правило, он достаточно хорошо разбирается в человеческих характерах.
Но Флора, с ее до смешного невинным ртом и такими же невинными синими глазами, которые сейчас были широко открыты, так действовала на него, что он не мог ни в чем разобраться. Да и, кроме того, черт возьми, какое значение имеет, вскрывала ли она это письмо или нет? Ему была ясно видна краска смущения на ее лице, когда она опустила глаза.
– Моя репутация еще достаточно высока, – очень тихим голосом сказала она, – и нет дверей, которые были бы закрыты для меня. Да! У меня есть приглашение. И на тебя тоже.
Из муфточки она вынула две большие квадратные карточки, украшенные излишним, на его консервативный взгляд, количеством орнамента, затем она спрятала их обратно.
– Но ты клялся, что не пойдешь туда, – укоризненно шепнула она, – потому что терпеть не можешь синих чулок. Я сама не в восторге от них, так что понимаю тебя. И самая оригинальная из всех – леди Корк, Бог ей судья. Джек! Ну, пожалуйста, пойдем!
– Мистер Чевиот, – обратился к нему откуда-то сзади грубоватый голос.
Флора отпрянула. Чевиот резко повернулся.
На черной лошади, нервно косящей круглым глазом, сидел мистер Хенли, старший клерк. Его коренастая невысокая фигура настолько уверенно держалась в седле, что он напоминал кентавра; поводья он небрежно держал двумя пальцами левой руки. Его шляпа из лоснящегося бобрового меха была небрежно засунута под мышку.
Лошадь, переступая копытами, танцевала на месте. Мистер Хенли приструнил ее. В правой руке у него была толстая узловатая трость, больше подходящая для пеших прогулок, а также плоская папка шагреневой кожи с письменными принадлежностями.
Он наклонился к Чевиоту.
– Я отбываю, – сказал он. – Но одно слово вам на ухо, сэр.
Его карие глаза, сохранявшие неизменную веселость на широком мясистом лице, на этот раз посерьезнели, когда он старался проникнуть взглядом сквозь туман, окружавший их со всех сторон.
– Будьте очень осторожны, когда говорите с леди Корк. Да! И также с мисс Маргарет Ренфру. То есть если вам придется говорить с ней.
«И все это, – в смятении подумал Чевиот, – из-за украденного птичьего корма?»
Но он понимал, что старший клерк был далеко не дурак. Изображая преувеличенную почтительность, мистер Хенли поднес два пальца ко лбу. Затем черный жеребец, разбрызгивая грязь, двинулся прочь – мимо адмиралтейства, очертания которого смутно виднелись вдали, искаженные туманом, затем он перешел на рысь, потом на галоп, которым и исчез по направлению к Уайтхоллу.
– Джек! – тихо взмолилась Флора. – Да вылезай же! – Она обратилась к безмолвному кучеру на козлах: – Роберт! Будьте любезны, к леди Корк.
Значит, она знала даже имя, данное ему при крещении. В свое время все, по крайней мере в Скотланд-Ярде, звали его Джеком. Все это было столь фантастично, что...
– Репутация, – словно про себя заговорила Флора. – Словно она что-то значит. О, словно я дам за нее хоть фартинг! Дорогой мой...
И снова она оказалась в его объятиях, и сладкое опьянение заставило улетучиться все его мысли.
Но другие мысли и чувства, столь же неотвязные, как запах ее духов, продолжали беспокоить Флору. Она откинула голову назад.
– Джек. Кто был этот человек? Человек с сумкой для депеш?
– Его фамилия Хенли. Он старший клерк в комиссариате полиции.
– Маргарет Ренфру... – начала Флора.
– Да?
– Ты не знаком с леди Корк,—сказала Флора. – Я совершенно уверена, что ты не знаком с леди Корк. Но ты мог встречаться с Маргарет Ренфру. Да, ручаюсь, что ты знаешь Маргарет Ренфру.
– Флора, я...
– Ты знаком с ней, не так ли?
Внезапно, к своему изумлению, Чевиот почувствовал, что держит в руках тигрицу. Нежную и женственную, но тем не менее тигрицу. Маленькими кулачками она отчаянно стала бить его в грудь. С удивившей его силой она извивалась, стараясь избавиться от его объятий.
– Флора! – Он был скорее удивлен, чем разгневан. – Флора! – рявкнул он.
Внезапно она снова утихомирилась. Этот взрыв чувств, который выразился в столь решительных действиях, сказал ему, что она с трудом удерживается от слез.
– Послушай, моя дорогая, – мягко сказал он. – Я никогда даже не слышал имени этой женщины, кто бы она ни была, пока Хенли не упомянул ее. Скоро, в один прекрасный день, я смогу сказать тебе, кто я и что я. Я смогу сказать тебе, когда ты впервые предстала в моем воображении и почему твой образ так долго не покидает меня.
Он скорее почувствовал, чем увидел, с каким изумлением уставились на него глаза, опушенные длинными ресницами.
– Но пока я ничего не могу поведать тебе, Флора. Я не хочу пугать тебя ни за что на свете, я не позволил бы себе это. Вот что мне досталось: в незнакомом месте, среди людей, которых я не знаю, мне приходится решать идиотскую загадку. И мне нужна твоя помощь.
– Дорогой мой, конечно, я помогу тебе. В чем она заключается?
Чевиот объяснил ей смысл своего задания.
– О да, это достаточно смешно, – сказала она, хотя Флора не воспринимала ситуацию с таким юмором, ибо видела, как она волнует его. – Но я понимаю, почему она так важна для них. Даже личность, именуемая «графом», кто бы он ни был, думает...
Внимание!
Чевиот успел замолчать как раз вовремя, потому что к нему пришло мгновенное озарение.
«Графом», без сомнения, был премьер-министр, граф Веллингтон. Хотя ему минуло шестьдесят, он был еще достаточно бодр, чтобы в марте этого года участвовать в дуэли на пистолетах с лордом Уинчилси. («А теперь, Хардинг, – сказал он своему секунданту, – беритесь за дело и отмерьте шаги. Я не хочу впустую терять время. Черт побери! Да не подходите так близко к канаве. Когда я подстрелю его, он свалится прямо в нее».)
Трудно было поверить, что эта грубоватая реплика останется в истории. Сегодня сереброголовый и остроносый граф был более чем жив, и его рычание наполняло Апсли-хаус [21]21
Здание в Лондоне на улице Пикадилли, где ныне находится дом-музей герцога Веллингтона, названное так по имени его первого владельца лорда Апсли, который построил его в 1778 году.
[Закрыть]. Пока карета грохотала и подпрыгивала по камням мостовой, Чевиот старался представить себе реальность, отдаленную от его времени более чем на столетие. Сэр Джордж Мюррей управлял министерством по делам колоний; лорд Абердин был секретарем по иностранным делам, а мистер Роберт Пиль, кроме всего прочего, возглавлял министерство внутренних дел.
Ошибка Джона Чевиота прошла незамеченной. Флора была восхищена, поистине восхищена, как любая женщина, к помощи которой обращаются при разрешении загадки.
– Но почему?.. – продолжала она настаивать.
– Почему птичий корм? Не могу на это ответить. Больше ничего не украдено. Ты хорошо знакома с леди Корк?
– Очень. Исключительно хорошо!
– Хм-м-м. Не является ли она определенным образом... как бы это выразиться?.. Определенным образом несколько эксцентричной особой?
– Не больше, чем прочие. Надо тебе сказать, что она очень стара, ей, должно быть, далеко за восемьдесят. И у нее есть свои причуды. Она сто раз будет рассказывать тебе, о чем ей поведал доктор Джонсон, когда она была девочкой, и что она ему ответила. Она расскажет, до чего напился бедный Босуэлл [22]22
Джеймс Босуэлл(1740—1795) – шотландский юрист и писатель. Всю жизнь занимался правом, но основные его интересы были связаны с литературой. Его самая известная работа – «Жизнь Самуэля Джонсона» (1791).
[Закрыть]в компании с лордом Грэхемом, и как он вел себя на одном из приемов ее матери, и какие отпускал непристойные замечания в адрес присутствующих леди, а потом он был так смущен своим поведением, что в виде извинения написал ей венок сонетов, которые она до сих пор хранит в своем сандаловом ящике.
– Верно, верно! – воскликнул Чевиот, вспомнив «Жизнь...» Босуэлла. – А не является ли леди Корк на самом деле мисс Марией Монктон?
– Да! Джек! -
– Моя дорогая?
– Почему ты делаешь вид, что никогда не слышал о ней, когда это не так? Ты такой нервный и напряженный, словно... словно тебе предстоит идти на казнь?
– Ты должна извинить меня, Флора. Скажи, хранит ли леди Корк в доме большие суммы денег?
Флора еще дальше отодвинулась от него.
– Господи помилуй, конечно, нет! Зачем ей это нужно? Зачем это вообще нужно?
– Есть ли у нее драгоценности?
– Думаю, что какие-то есть. Но она постоянно держит их в большом железном ящике у себя в будуаре, в розовом будуаре, и ключ от ящика хранится только у нее. Какое это имеет отношение к...
– Стоп, стоп! Дай мне подумать. Ты знаешь ее горничную?
– Приди в себя, Джек! Откуда мне знать горничных своих знакомых!
Но Чевиот, барабаня пальцами по колену, продолжал сидеть, тупо уставившись на нее. Флора наконец смягчилась.
– Это верно, – сказала она, вздернув своей маленький круглый подбородок. – Я несколько знакома с Соланж. Да, с ее горничной. Соланж просто обожает меня, что порой бывает даже утомительно.
– Отлично, отлично! Это может пригодиться. И наконец, есть ли у леди Корк родственники? Дети? Племянники или племянницы? Близкие, друзья?
– Ее муж, – сказала Флора, – умер больше тридцати лет назад. Дети ее выросли и разъехались. – Флора умоляюще вскинула руки. – Только не смейся над ней, – взмолилась она. – Многие, я знаю, подсмеиваются над ее излишне громким голосом И старомодностью. Но у кого еще такая добрая душа, чтобы болтать с молодежью, когда она предпочла бы выпить чаю и посидеть за книжкой? А они только бьют ее китайский фарфор, пачкают ковры и ломают мебель. Не смейся над ней, Джек, молю тебя.
– Обещаю, что не буду, Флора. Я...
Он уже не в первый раз во время поездки внимательно вглядывался в окошко. Наконец они вроде стали подниматься вверх по мостовой, у которой было куда лучшее покрытие.
Чевиот отодвинулся в сторону и, опустив створку окна, которая с треском упала, высунул голову наружу. Затем "он принял прежнее положение и обнял Флору за плечи.
– Вперед!—беспечно воскликнул он. – Я знал, что тут не может быть ни Трафальгарской площади, ни колонны Нельсона, ни Национальной галереи. Но, ради Бога, где же мы сейчас. Что это?
– Дорогой мой! Это всего лишь Риджент-стрит!
– Риджент-стрит. – Чевиот прижал руку ко лбу и задумался. – Ах, да.
Тут карста резко свернула влево на Ныо-Верлинггон-стрит, Он увидел газовое освещение, пробивающееся из окон четвертого этажа.
До них донесся стремительный танцевальный ритм скрипичной музыки. Он спросил, что это за танец. Флора забилась в угол кареты, испуганная и недоумевающая. Карета остановилась, и Чевиот молча выругал себя.
Он пришел к выводу, что должен следить за своими словами. Но присутствие Флоры казалось таким естественным, вызывало ощущение такой теплой интимности (почему?), что, разговаривая с ней, он не взял на себя труд остановиться и пораскинуть мозгами. Без нее он чувствовал себя просто растерянным.
– Флора, – сказал он, с трудом сглотнув комок в горле, – послушай меня еще раз. Я обещай больше не пугать тебя. Я приложу для этого все усилия. – Теперь в голосе его звучали вся серьезность, вся убежденность, на которые он только был способен. – Но помоги мне, пусть даже ты еще многого не понимаешь. Когда я объясню тебе, что собираюсь сделать, ты все поймешь и, как я предполагаю, посочувствуешь мне. А пока, дорогая моя, надеюсь, ты простишь меня. Могу ли я на это рассчитывать?
Выражение лица Флоры изменилось, когда она взглянула на него. Помедлив, она протянула ему руку. Схватив Флору в объятия, он принялся целовать ее, не обращая внимания на тени танцующих, которые были видны в тумане над их головами.
– Так я могу рассчитывать? – продолжал он настойчиво спрашивать ее. – Простишь ли ты меня, я хочу сказать?
– Простить? – Она не могла подобрать слов от изумления. – О, Джек, но что же тут прощать? Только не говори больше загадками. Пожалуйста! Я этого не вынесу.
Затем он обратил внимание на кучера, терпеливо ждущего минуты, когда он сможет открыть двери, и отпустил Флору..
Легким движением Флора привела в порядок волосы, слегка одернула платье. Но щеки у нее раскраснелись, и, когда Чевиот, выпрыгнув наружу, протянул ей руку, помогая выйти, она появилась с опущенными глазами. Флора сунула ему две карточки с приглашениями.
– Ты не в вечернем костюме, – с легкой укоризной пробормотала она. – Хотя... Многие джентльмены так обильно пьют, собираясь на бал, что забывают переодеться.
– То есть не имеет значения, если я притворюсь слегка выпившим?
– Джек! – В голосе у нее появилась странная новая нотка.
– О, я только поинтересовался.
В сущности, его в самом деле интересовало, каким образом джентльмены в крепком подпитии могли достаточно устойчиво держаться на ногах, принимая участие в этом изысканном танце. От крыльца к мостовой была протянута красная ковровая дорожка, но двери дома оставались закрытыми.
Впрочем, их прибытие не осталось незамеченным. Как только они с Флорой поднялись на первую же Ступеньку, швейцар в оранжево-зеленой ливрее распахнул створки дверей. На них обрушился оглушительный шум голосов.
Они вошли в длинный вестибюль с натертым воском полом и деревянными панелями восемнадцатого века, расписанными эпигонами Ватто и Буше; отсюда с правой стороны поднималась красивая лестница, которую не портил даже уродливый ковер на ней.
Открывающиеся из фойе налево и направо двери представляли глазу большие пустоватые помещения, где в этот вечер стояли столы с холодной закуской. Сверху доносились не только звуки музыки и танцев, от которых подрагивал потолок и позвякивали стеклянные подвески на канделябрах, с газовыми рожками. Невидимые глазу, где-то в задних покоях, более дюжины мужских голосов орали песню, сопровождая исполнение звоном бокалов.
– Хо! – дружным возгласом завершили они свой номер и яростно зааплодировали сами себе. Раздались звуки вылетающих пробок. Кто-то разбил стакан.
Флора отдала свою кашемировую шаль бесстрастному швейцару, хотя, к удивлению Чевиота, оставила при себе меховую муфту. Она попыталась сказать: «Мы сильно запоздали», но голос ее заглушил взрыв шума. Во всяком случае, Чевиот ее не расслышал.
Теперь к нему снова вернулась привычная собранность полицейского офицера. Его ждала работа, которую он должен был сделать. И не имело значения, в каком странном времени он оказался. Он сделает свое дело, он проведет тщательное расследование, хотя первым Делом должен следить за своими словами, а то не пройдет и десяти минут, как он выдаст себя.
Он протянул швейцару свою шляпу и пригласительные билеты.
– Я... – начал он.
Внезапно шум голосов стих. Несмотря на крики протеста, скрипки и арфа торжественно начали плавную мелодию,; Над головой теперь слышалось только шарканье ног. Замолчали и певцы в задней комнате. Оттуда доносилось только несколько голосов, которые, начав с крика, перешли на нормальную тональность, сливаясь в смутное бормотание. Явственно доносился запах светильного газа, который даже в душном фойе нельзя было ни с чем спутать.
– Мне нужно не сюда, – сказал Чевиот, – хотя я и приглашен на бал. Будьте любезны проводить меня к леди Корк.
Швейцар в своей оранжево-зеленой ливрее с легким высокомерием смерил его с головы до ног.
– Боюсь, сэр, что ее сиятельство...
Чевиот, который разглядывал обстановку в поисках птичьих клеток, пока не попадавшихся ему на глаза, резко повернулся.
– Проводите меня к леди Корк, – коротко сказал он.
Справедливости ради надо сказать, что он не старался продемонстрировать силу и полномочия, которыми обладал, когда смотрел швейцару в глаза. Тот облизнул губы.
– Очень хорошо, сэр. Я доложу о вас...
И тут практически одновременно случились два происшествия.
Откуда-то из-под лестницы, где, расположившись в кресле, он скрывался от глаз, появился Алан Хенли с толстой узловатой тростью в одной руке и футляром с письменными принадлежностями в другой.
И в ту же секунду по лестнице стала неторопливо спускаться стройная женщина в белом одеяний.
– Все договорено, – сказала она низким хрипловатым контральто. – Добрый вечер, мистер Чевиот.
Флора, которая в это время стягивала перчатку с одной руки, даже не повернулась. На лице ее появилось подчеркнутое выражение полной незаинтересованности. Она заговорила не шевеля губами и так тихо, что ее мог расслышать только Чевиот.
Флора, которая, как ему казалось, была столь откровенной, на этот раз и в самом деле не пыталась скрыть свои неприкрытые неприязнь и насмешку.
– Вот она, ваша драгоценная мисс Ренфру, – сказала она.
