Текст книги "Пылай, огонь (Сборник)"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Соавторы: Сэмюэл Клеменс,Николас Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)
– И вы собираетесь выйти за него замуж, дорогая мисс Тремьян?
– Насколько я знаю, ни в коем случае! – выкрикнула Луиза, с вызовом вскинув свой маленький подбородок. – Как я уже говорила, папа был так расстроен, что был вынужден остановиться у своего клуба, оставив меня в холле. Но я выскочила наружу, села в экипаж и приказала Джою отвезти меня сюда.
– Насколько я понимаю, вы хотите что-то сообщить мне?
– Да, да, да! О, дорогой мой мистер Чевиот. Я должна сообщить вам две ужасные вещи. Я так хотела сказать их вам прошлым вечером, но в первый раз там была Флора Дрейтон... – Она остановилась.
– Да, – сказал Чевиот, уставясь в пол.
Он чувствовал, что от этой стройной девушки в Синем тюрбане и белой накидке исходит волна страха и неуверенности. И, что было хуже всего, в чем он никак не мог разобраться, эти страх и неуверенность начинали сказываться и на нем.
– Я хотела рассказать вам, – ее сотрясала дрожь, но она продолжала говорить ясным чистым голосом, – об... об этом человеке.
– Человеке? Каком человеке?
– О том, к которому имела отношение Пег Ренфру. Говорят, она просто обожала его. Так сильно, что порой даже ненавидела его. Вы понимаете это?
– Думаю, что да.
– А я никак не могу понять. Но говорят, – с предельной откровенностью продолжала Луиза, – что Пег крала деньги для этого человека и похитила драгоценности, чтобы он мог играть. Но она была в ужасно тяжелом положении: бедная родственница, целиком зависящая от леди Корк. Она понимала, что, если леди Корк это станет ясно, она выкинет ее из дома. Поэтому несколько дней назад она сильно изменилась.
Чевиот кивнул, не поднимая глаз.
– Пег была жесткой, ужасной жесткой женщиной. И говорят, она сказала ему, что никогда больше не украдет для него ни одного пенни или каких-то драгоценностей. И если он будет настаивать, сказала она ему, то она расскажет о нем леди Корк и всем остальным. А у этого человека (о, дорогой мистер Чевиот, я только повторяю сплетни!) был очень отвратительный характер.
Несмотря на всю свою сдержанность, Луиза пришла в возбуждение.
– А он сказал, что, если только она промолвит хоть слово кому-нибудь, он убьет ее. Застрелит. И это случилось, не так ли?
Снова Чевиот кивнул, не глядя на нее. Он догадывался, что она бросает на него быстрые испытующие взгляды, приоткрыв свой большой невинный рот.
– И понимаете, прошлой ночью, когда вы задавали людям вопросы, я п-пыталась вам все рассказать. Но вокруг было так много народу, и все слушали! Я могла лишь намекнуть.
От возбуждения на лбу у Чевиота выступил пот. Он даже не предполагал, что убийца окажется почти у него в руках. Склонив голову, он стоял лицом к Луизе, ухватившись левой рукой за край стола со следами подпалин от сигар.
– Да, я все понимаю, сказал он. – Как и леди Корк. Но ваши намеки были так загадочны, так невнятны, что я не воспринял их, пока Фредди Деббит сегодня утром не объяснил мне в кофейне. Луиза! Ведь все это может быть обыкновенными сплетнями. Могу ли я быть в них уверенным?
– Ладно! Об этом говорили мои папа с мамой. Я всегда подслушиваю, хотя они об этом не догадываются.
– А теперь послушайте меня. Кому-то должно быть известно имя любовника Пег, который угрожал ей! Вы слышали о нем?
– А вы... вы нет?
– Нет, да и откуда мне было услышать, если все словно воды в рот набрали? Что говорят – кто он такой?
– А в-вы не догадываетесь?
– Да нет же, нет! Так кто он такой?
– Ну ладно! – пробормотала Луиза, опуская ресницы. – Некоторые считают, что это вы.
Неожиданность и невероятность этих слов так потрясла обоих, что им потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.
Секунды шли за секундами. Чевиот, который всем весом опирался на левую руку, лежащую на столе, почувствовал, что ладонь ее мокра от пота. Качнувшись, он сделал шаг вперед и едва не упал.
– Откровенно говоря, – заторопилась Луиза, – я-то знаю, что это неправда!
Но она сама не была уверена в своих словах; несмотря на все усилия, которые она предприняла, чтобы предупредить его, она испытывала страх перед ним, и в ее голосе слышалась мольба – опровергни меня.
– Хотя надо сказать, – столь же торопливо продолжала она, – порой вы в самом деле просто ужасно увлекаетесь азартными играми. Но только когда вы крепко, выпьете, а в обществе вы никогда не позволяете себе напиваться.
Она использовала почти те же самые слова, что и полковник Роуэн прошлым вечером.
Луиза остановилась. Подняв глаза, он уставился ей в лицо.
– Луиза, – хрипло сказал он, – вы в самом деле считаете, что я мог брать деньги у женщины? Или что я нуждался в них? Я ведь в них не нуждаюсь!
– Нет, нет, нет! Но... но люди часто говорят такое, хотя на самом деле им очень нужны деньги, не так ли? И многие удивляются, что, мол, если у вас столько денег, почему вы пошли на эту ужасную работу полицейского офицера?
Чевиот взял себя в руки. Он видел опасность, подстерегавшую его на каждом шагу и исходившую от этой тупоголовой публики, которую ему не убедить. И он еще пытался опрашивать их относительно убийцы!
Знала ли все это Флора? Во всяком случае, кое-что ей должно было быть известно. Тогда становится понятно...
– Поверите ли вы мне, – обратился он к Луизе, – если я скажу вам, что до прошлого вечера я никогда в жизни не встречался с Маргарет Ренфру? Ведь, в сущности, она сама это признала в присутствии других лиц!
– Но... но ведь так она и должна была говорить, не так ли? И Пег всегда объявляла, что может влюбиться только в человека старше себя, который... – Луиза замялась, подбирая слова, – который принят в свете. Я припоминаю, как однажды она заметила (о, лишь мельком, поправляя шляпку) , как хорошо вы держитесь на лошади.
– Послушайте! В первый раз я услышал имя этой женщины...
Чевиот резко остановился.
Так же, как от потрясения могут замереть все эмоции, в той же мере оно может заставить увидеть ряд фактов, которые до этого стояли перед глазами, но им не придавалось подобающего значения. Перед его мысленным взором представали четко отпечатанные его собственные слова и факты, о которых они говорили. И факты и события стали выстраиваться один за другим в стройную цепочку.
Раньше он не видел их в такой последовательности. Он был ослеплен своими чувствами. Стоя у стола, он рассеянно смотрел куда-то в пространство. Под абажуром лампы, рядом с листами своего рапорта он, опустив глаза, увидел пистолет полковника Роуэна с блестящей серебряной рукояткой.
Если бы только прошлой ночью ему удалось снять элементарные отпечатки пальцев с пистолета, чтобы выяснить, кто стрелял, ему бы уже была ясна суть происходящего. Вместо этого...
– Копоть! – громко сказал он. – Копоть, копоть!
Луиза Тремьян, вскочив с кресла, отпрянула от него.
– Мистер Чевиот! – со страхом выдохнула она, вскидывая руки и тут же роняя их.
– Я еще не сказала вам, – заторопилась она, – самое ужасное из всего. Это касается и вас, и... и леди Дрейтон.
Чевиот был вынужден прервать нить размышлений. – Да? – едва ли не грубо осведомился он. – Да?
Луиза пододвинулась к окну. Чувствовалось, что она разрывалась между страхом и обожанием: она боялась нанести обиду и в то же время она бы с наслаждением перенесла оскорбление от него.
– Мы танцевали, – сказала она, – с Хьюго Хогбеном. Должно быть, это было после... после того...
– После того, как была убита мисс Ренфру. Так?
– Да! И мы... – теперь настала очередь Луизы замолчать, крутя головой из стороны в сторону.
Она явно встревожилась куда больше, чем он. Чевиот не слышал тяжелых грузных шагов, казалось, сотрясавших весь дом и пропитого голоса, который раздался внизу.
– Это папа, – сказала Луиза. Ее короткий носик и большие губы сморщились как у ребенка. – Он будет бить меня. Он добрый хороший человек, но, если я что-то не придумаю, он изобьет меня. Я не могу этого вынести, не могу!
Кинувшись к дверям, она растворила их и захлопнула за собой.
Чевиот в ту же секунду бросился за ней, но уже опоздал. Кроме констебля, застывшего под потухшим светильником, в коридоре никого не было, и парадные двери уже захлопнулись.
Он услышал густой мужской голос, перекрывавший скрип экипажа и топот копыт, когда коляска разворачивалась во дворе. Луиза дала ему понять, что их с Флорой подстерегают еще большие опасности. Но она исчезла вместе со своим добрым хорошим папой.
Чевиот вернулся взять шляпу. Он решил не ходить к тем, кто ждал его наверху в квартире полковника Роуэна. Вместо этого, дав короткие указания инспектору Сигрейву и сержанту Балмеру, он вышел наружу.
В верхней части Уайтхолла он нашел кеб. После поездки, которая показалась ему невыносимо долгой, по грязным улицам, в лужах которых уже начинали отражаться газовые светильники, он наконец оказался у дома номер восемнадцать по Кавендиш-сквер.
Дом Флоры был сложен из белого камня, которого еще не коснулось дыхание смога. Но все окна его были плотно закрыты, и за ними не было видно ни огонька, не раздавалось ни звука. Хотя он стучал в двери и едва не оборвал шнур звонка, дергая за его медную ручку, ответа не последовало.
Пообедав и тщательно переодевшись, в половине десятого вечера Чевиот, дожидаясь своих спутников, стоял в темном проходе на Беннет-стрит рядом с Сент-Джеймс-стрит, глядя на игорный дом Вулкана.
12
«На тринадцать, черное»
Во тьме подъезда, по обе стороны его, показались две фигуры – одна ниже, а другая повыше Чевиота.
Чевиот был в полном вечернем костюме, включавшем в себя длинное, до пят, черное пальто с короткой пелериной, воротник которой был оторочен каракулем, и высокий блестящий цилиндр.
– Свисток взяли, сэр? – шепнул справа сержант Балмер.
– Да. Он спрятан за фалдами фрака, и заметить его невозможно.
– А дубинку?
– Нет.
– Вы без дубинки, сэр? – в свою очередь осведомился инспектор Сигрейв. – Но, конечно, у вас есть пистолет?
– Пистолет? – Чевиот повернулся к нему. – С каких пор отделу по расследованию уголовных преступлений разрешено пользоваться оружием?
– Э-э-э... что, сэр?
Чевиот спохватился. Он несколько раз сглотнул, чтобы справиться с растерянностью.
– Прошу прощения. Обмолвился. А теперь слушайте – я не думаю, что вам или кому-либо еще необходимо входить в дом. Но если в этом возникнет необходимость, а у кого-то из ваших молодцов есть оружие, избавьтесь от него. Вы поняли меня?
Сержант Балмер, насколько он успел заметить, был смел, но беспечен. Инспектор же Сигрейв, несмотря на свою невозмутимость, был куда более обеспокоен.
– Сэр! – вежливо сказал он. – Прошу прощения, суперинтендант, но в этом доме полно пистолетов и сабель. И мистер Пиль сказал, что при особых обстоятельствах мы тоже можем пользоваться ими.
– Сейчас у нас нет таких обстоятельств. А теперь внимание!
Стояла ясная холодная ночь; луны не было видно, но звезды светили ярко и чисто.
Беннет-стрит, короткая и узкая улочка, освещенная лишь одним фонарем, была первой улицей справа, если с Пикадилли сворачивать на Сент-Джеймс-стрит. Чевиот и его спутники стояли в подъезде рядом с темным зданием каретника мистера Купера. Беннет-стрит была столь же пустынна, как бульвар в Помпеях. Но сквозь густую непролазную грязь, покрывавшую Сент-Джеймс-стрит, непрестанно пробирались кабриолеты, экипажи, кареты, и были слышны окрики кучеров, щелканье бичей и топот копыт.
Чевиот обратился в своим спутникам.
– Придет время, – сказал он, – когда эти люди – все они! – будут считать вас своими друзьями, своими защитниками, своими спасителями в дни мира и дни войны. Вам достанется высокая честь. Помните об этом!
Сержант Балмер промолчал. Инспектор Сигрейв коротко хмыкнул.
– Предполагаю, что на нашу долю это не достанется, сэр.
– Да. Ваше время обойдет вас стороной. Но это придет, – схватил его за руку Чевиот, – если вы будете действовать по моим указаниям. Вы не должны пользоваться никаким оружием, ни огнестрельным, ни холодным, только ваши руки и дубинки, если понадобится.
– Я с вами, сэр, – сказал сержант Балмер. – Я не могу оставить оружие на улице. Но я мог разрядить его.
– Сэр! – сказал инспектор Сигрейв. – Вы были раньше у Вулкана?
– Да, – солгал Чевиот.
– Значит, вы догадываетесь, что вас ждет, если они поймут, откуда вы?
– Да.
– Очень хорошо, сэр, – сказал инспектор, отдавая ему честь и снова вытягивая руки по швам.
Откинув полы пальто рукой в белой перчатке, Чевиот вытащил тяжелые серебряные часы на серебряной же цепочке, как требовалось этикетом вечернего костюма.
– Ровно десять тридцать, – сказал он. – Время идти. Ах, да! Вот что я забыл спросить. Этот Вулкан... Как он выглядит?
В темноте он услышал удивленный вздох сержанта Балмера.
– Вы же, кажется, здесь бывали, сэр? Но вы никогда не видели его?
– Во всяком случае, мне его не представляли.
– Этакий здоровый малый, сэр, – пробормотал сержант Балмер, качая головой. – Выше вас и пошире в плечах. Голова у него совершенно голая, без единого волоска на ней. Один глаз стеклянный. Не помню только какой – левый или правый. И говорит, и ведет себя как джентльмен, хотя не знаю, где он этого набрался. Если вы собираетесь разговаривать с ним...
– Именно это я и собираюсь сделать, и вы это знаете.
– Тогда держите ушки на макушке, сэр. Вы и не услышите, как он подкрадется к вам, а двигается он стремительно, как молния. И если начнется свалка, главное, не позволяйте ему заходить к вам со спины.
– Почему его называют Вулканом? Ведь это не его подлинное имя?
– Еще бы, – сержант ухмыльнулся. – Но один джентльмен, очень образованный человек, рассказал мне эту историю. Думаю, что из Библии.
– Да?
– Да, сэр. Вулкан был богом подземного мира, а его женой была богиня Венера. Однажды она забавлялась с Марсом, богом войны, и Вулкан застукал их. Ну вот! То же самое произошло и с этим Вулканом, что через дорогу.
– Ну? Каким образом?
– У него как-то была очередная жена – красивая баба, но та еще зараза. Как-то он засек ее, как говорится, на месте преступления – на ней не было ни клочка одежды, а рядом находился армейский офицер. И наш Вулкан выкинул этого Марса прямо через окно второго этажа. Так что он непростой тип. Будьте настороже!
– Ясно. Ну, инструкции у вас имеются. Удачи.
Спустившись по ступенькам подъезда, в котором они скрывались, Чевиот пересек темную улицу.
Вечерний Лондон был заполнен скрипом колес и глухим топотом копыт; для него было странно слышать эти звуки, но отделаться от них он не мог.
Вулкану принадлежал трехэтажный дом темного кирпича, причем верхний этаж был меньше по размерам, чем остальные два. На улицу из окон не пробивалось ни лучика, если не считать, что, когда входная дверь приоткрывалась, из ее проема падал свет. Как ему было известно, такой внешний вид был свойствен всем игорным домам – те, кто сюда направлялся, воспринимали свет из дверей как приглашение войти.
Поставив ногу на первую ступеньку, ведущую к дверям, Чевиот оглянулся.
Да, приходится признать, что он несколько нервничал.
Но в глубине души он понимал, что это состояние свойственно ему было лишь потому, что он не нашел Флору. В течение тех часов, пока он отчаянно искал ее, расспрашивал всех, ему стало ясно одно: Флора была для него больше, чем женщиной, которую, как он считал, любил. Она была необходима ему, она владела его жизнью и душой, и, хотя он никогда не осмелился бы произнести вслух столь банальные слова, он не мог жить без нее.
Думать так не возбранялось. Тем не менее необходимо было существовать дальше. Жить в пустынном для него Лондоне, столь незнакомом и в то же время смутно узнаваемом, в городе, который принадлежал Флоре.
Если только...
Стоя на ступеньках, Чевиот встрепенулся.
Небольшой изящный экипаж с яркими светильниками на облучке, на котором восседал столь же элегантный кучер, вывернулся с Арлингтон-стрит. Он пересек улицу, направляясь к дому Вулкана.
При вежливой поддержке лакея из экипажа выпорхнул человек, как две капли воды смахивающий на Чевиота ростом и внешним видом. Но новоприбывший был моложе; у него были рассеянные глаза, длинный красноватый нос и роскошные каштановые бачки.
Бок о бок они поднялись по каменным ступеням, вежливо уступая друг другу дорогу, пока не оказались перед приоткрытой дверью.
– Только после вас, сэр, – сказал Чевиот, скромно отступая в сторону.
– Ни в коем случае, сэр! – провозгласил подъехавший гость, который был слегка пьян и подчеркнуто любезен. – Прошу вас, прошу! Я не могу себе позволить. Только после вас.
Этот обмен любезностями мог бы продолжаться до бесконечности, если бы Чевиот не толкнул наконец входную дверь, после чего, обмениваясь взаимными поклонами и улыбками, они оказались в небольшой прихожей, смахивающей на пещеру. Прямо перед ними оказалась другая дверь: несмотря на лакированную поверхность и тщательность отделки, чувствовалось, что она толстая и тяжелая; в ее панель был вделан смотровой глазок.
Со скрипом повернулся массивный ключ. Лязгнули два отодвигаемых запора. Дверь приоткрыл швейцар в строгой черно-красной ливрее, которую оживляли лишь белый воротничок, такие же перчатки и золотые (на первый взгляд) пряжки туфель. Как и у всех прочих швейцаров, ;у него были густо напудренные волосы, хотя в целом привычка пудрить волосы отмерла уже лет тридцать назад.
Любой полисмен, бросив лишь беглый взгляд на замкнутое лоснящееся лицо швейцара, изрезанное шрамами, понял бы, с кем имеет дело.
– Добрый вечер, милорд, – с равнодушным дружелюбием сказал швейцар. Затем с тем же выражением, в котором скользнула лишь легкая тень заинтересованности, он повторил: – Добрый вечер, мистер Чевиот.
Чевиот пробормотал что-то невнятное. Его нервы, моментально напрягшиеся в преддверии неизвестности и в ожидании опасности, сразу же успокоились, как только он понял, что его тут должны хорошо знать.
Швейцар молча помог освободиться от пальто неизвестному милорду. Но поскольку тот не выразил намерения снять цилиндр, Чевиот предпочел сделать то же самое.
– Ха-ха-ха! – внезапно разразился смехом милорд. Глаза его возбужденно блестели, и он потирал руки в белых перчатках в предвкушении удовольствия. – Хорошая игра сегодня, Симпсон?
– Как всегда, милорд. Не затруднит ли вас, джентльмены, пройти наверх?
Мраморный вестибюль, в котором встретил их швейцар, был большим и пустынным, хотя под высоким потолком была духота, которую лишь несколько смягчал слабый запах цветов. Описывая его убранство, журналист обязательно написал бы, что «тут в обилии стояли вазы, содержащие изысканные букеты и экзотические растения».
Лестница, покрытая красным ковром, вела к закрытым дверям наверху. Перила ручной работы представляли собой затейливое сплетение металлических кружев, выкрашенных золотой краской. Милорд теперь так и лучился приветливостью, когда поднимался по лестнице рядом с Чевиотом.
– Вы впервые у Вулкана, сэр? – осведомился он.
– Пожалуй, что так, должен признаться.
– Вот как? Впрочем, это не важно, – По лицу милорда проскользнула мгновенная тень. – Будем держаться рядом, и я вас тут со всеми познакомлю, за пару дней освоитесь. Главное, что тут идет честная игра. – К нему снова вернулось искрящееся дружелюбие. – Чувствую, что сегодня мне повезет, я всегда это чувствую. К чему вы испытываете пристрастие? Красное и черное? Карты? Просто рулетка?
– Боюсь, что: весьма слабо разбираюсь, что такое красное и черное.
Милорд внезапно остановился и, нетвердо держась на ногах, оперся спиной о металлические перила.
– Не знаете, что такое красное и черное? – воскликнул он, в изумлении открыв глаза. – Ну и ну! Черт побери! Вы сущий Джонни-Новичок. Да игры проще и быть не может. Я покажу вам!
Милорд распростер руки в белых перчатках.
– Вот стол, – объяснил он, изображая его длину. —Вот тут нуар, то есть черное, слева от меня. Тут руж, красное, справа. В середине сидит крупье...
Он поперхнулся, зайдясь от смеха, потом снова стал серьезен и торжественен.
– Прошу прощения, – сказал он с поклоном. – Столько: общался с этой публикой (хорошие ребята, должен вам сказать), что и говорить стал, как они. Я имею в виду крупье, конечно.
– Думаю, что понимаю вас.
– Отлично. Крупье, под руками у которого шесть колод перетасованных карт, сначала выкладывает карты слева. Смысл в том, что на картах должно выпасть тридцать одно или как можно ближе к нему. Предположим, что крупье выкинул тридцать одно очко. Он говорит: «Первый!» Затем поворачивается направо, к красному полю. Улавливаете?
– Да.
– Хорошо. На этот раз, предположим, он выкладывает туза (он идет за единицу), затем картинку (это десятка), девятку, еще картинку, пятерку и... черт побери! – Удивленно остановившись, милорд облизал губы. – Сколько выпало на красное?
– Тридцать пять.
– О, это плохо. Крупье кричит: «Четыре! Черное выиграло!» Все очень просто: вы делаете ставку на красное или черное, вот и все. – Милорд замолчал. – Правда, всегда есть шанс, что выпадет а п р е.
– И что же это значит, разрешите осведомиться?
– А! Это значит, что и на черное, и на красное выпало одинаковое число. Тридцать один, тридцать четыре, как хотите. К счастью, бывает это нечасто. – Милорд слегка нахмурился. – И в таком случае банк загребает все деньги.
–Банк загребает,..– начал Чевиот, спохватившись; закашлялся и кивнул.
– Просто, не так ли? – спросил милорд.
– Очень. Не подняться ли нам?
На площадке они предстали перед дверью, относительно которой не было никаких сомнений, что она из прочного металла, никаких глазков в ней не было. Внимательно приглядывавшийся Чевиот сразу же обратил на это внимание.
Красное и черное была не только простая игра, она и рассчитана была на простодушных и доверчивых. Когда в деле были все шесть колод, одно и то же число на красном и на черном полях выпадало куда чаще, чем понтирующие, целиком захваченные страстью к игре, могли себе предположить; банк неизменно оставался в выигрыше. Банк вообще ничем не рисковал: понтирующие постоянно заключали пари друг с другом.
– Ну, а моя игра, – воскликнул милорд, – это рулетка! Сегодня я их высажу, провалиться мне, если я этого не сделаю. Кроме того, у стола с рулеткой всегда есть нечто весьма привлекательное. Кэти де Бурк.
– Ах, да, – согласился Чевиот, делая вид, что это имя ему знакомо. – Кэти де Бурк.
Милорд подмигнул.
– Она собственность Вулкана, – сказал он, – но эта женщина принадлежит всем. Вы не сможете не заметить, что она постоянно у стола с рулеткой. И если ее не окрестили в церкви просто Кейт Бурк, то я не... впрочем, не важно. Волосы цвета вороньего крыла! Пухленькая, как куропаточка! Смуглая, как...
Он замолчал. За дверью прозвучал звонок, который, скорее всего, послал швейцар снизу.
Четырехдюймовая стальная дверь беззвучно приотворилась. На пороге стоял очередной швейцар, и Чевиот поймал себя на том, что ,не может оторваться от лицезрения безжизненных глаз и припудренного лица в шрамах.
... За его широкой спиной был виден большой игорный зал с высоким потолком, в помещении стояла густая жаркая духота. Зал занимал все пространство дома от стенки до стенки.
Окон тут не было. Желтые бархатные портьеры с красным узором сплошь закрывали все стены, опускаясь до темно-красного ковра, украшенного желтыми кругами. В стене слева Чевиот увидел огромный мраморный камин, в котором бушевало пламя. Вдоль стен справа стоял длинный стол под белой скатертью, уставленный серебряными блюдами с сандвичами, салатами из лобстеров, вазами с фруктами и длинными рядами бутылок.
Но главное, тут царило лихорадочное возбуждение вокруг столов, уставленных высокими канделябрами с восковыми свечами.
Напротив железной двери боком стояли два стола – каждый восемнадцати футов в длину, – закругленные по концам и затянутые зеленой тканью для записи ставок.
Ближайший стол был предназначен для игры в красное и черное, с большим красным треугольником в правой части стола и таким же черным треугольником – в левой. Оттуда, где стоял Чевиот, второй стол он различал хуже, но он ему напомнил обыкновенную рулетку, если не считать, что колесо было погрубее с виду.
За каждым столом, лицом к нему, сидел крупье. Рядом с ним стоял второй крупье, держа в руке деревянную лопаточку с длинной ручкой.
– Пока, пока, – сказал Чевиоту милорд и удалился, буззвучно ступая по толстому ковру. Его голос прозвучал до странности громко в этом обширном помещении.
Тут стояла тишина, нарушаемая только негромким бормотаньем крупье, шлепаньем выбрасываемых карт, пощелкиванием шарика в колесе рулетки и сухими звуками деревянной лопаточки, сгребавшей фишки из слоновой кости.
Чевиот, обшаривавший взглядом зал в поисках шулеров и вышибал Вулкана, пригляделся к столу. Места вокруг него были прочно заняты публикой, большинство из которой составляли мужчины в безукоризненных вечерних костюмах и цилиндрах; они сидели бок о бок у стола на стульях, представлявших грубое подобие чиппендейловских изделий.
Крупье, убедившись в том, что и черная, и красная половина стола покрыты фишками, каждая из которых имела стоимость от пяти до ста фунтов, быстро стал выбрасывать карты на черное.
Не сводя глаз с разлетающихся карт, Чевиот приблизился к столу.
– Шесть! – пробормотал крупье. – Теперь на красное.
Молодой человек со старообразным выражением лица, из-за которого он выглядел лет на сорок, хотя ему было не больше двадцати одного – двадцати двух лет, перевел дыхание и придвинулся со стулом поближе.
– Теперь-то мне повезет! – зашептал он. – Красное просто обязано выпасть! Обязано! Бьюсь об заклад...
– Tc-c-c!
Крупье выкладывал карты на другой половине стола. Руки его двигались быстро и четко, но не настолько, чтобы нельзя было подсчитать количество выпадающих очков.
Он выбросил королеву пик, валета бубен и десятку червей, все по десяти очков. Помедлив, он перевернул очередную карту, которая оказалась восьмеркой бубен.
– Семь! – объявил он. – Выиграло черное.
Молодой человек искривил старческое лицо, словно веки не могли удержать тяжесть ресниц, что-то пробормотал и поднялся из-за стола. Стоящий рядом с ним высокий грубовато-добродушный человек с внешностью отставного морского офицера и с белоснежным пластроном накрахмаленной рубашки, мягко взял его под руку и повлек за собой.
Обогнув этот стол, Чевиот направился к рулетке. В камине потрескивал огонь, бросая отблески на ряды бутылок.
На рулетке закончился очередной кон, и он услышал л легкий вскрик. Раздалось позвякивание сгребаемых фишек.
У этого стола тоже было полно народу. Бесшумно подошел швейцар с подносом, на котором стояли бокалы с кларетом, бренди и шампанским.
Приблизившись к рулетке, Чевиот остановился и огляделся. Вдоль всей задней стены, на высоте примерно четырнадцати футов, шла узкая галерея, перила которой тоже напоминали металлическое кружево, но, скорее всего, были сделаны из полированного дерева. С обоих концов галереи, тоже затянутой желтым бархатом, в игорный зал спускались две узкие лестницы с красными ковровыми дорожками.
«Вот оно», – подумал Чевиот.
Желтые портьеры не могли скрыть три двери, выходившие на галерею. Средняя была из блестящею красного дерева, и на ней красовалась золотая буква «В».
«Личный кабинет Вулкана. Если он достаточно аккуратен, и описание Фредди правильно, мой план чего-нибудь да стоит...»
Он посмотрел еще раз на стол рулетки, вокруг которого стояла толпа. Рядом с ним сидели две женщины.
Одной из них, судя по описанию милорда, должна была быть Кэти де Бурк, принадлежавшая Вулкану.
Она сидела с правой стороны стола, повернувшись спиной к изобилию закуски – салатам из лобстеров и грудам сандвичей. Кэти была невысокой, хорошенькой и мрачноватой женщиной. Ее глянцевые черные волосы, схваченные блестящей цепочкой, были откинуты назад. Глаза у нее были живые и яркие, но черные зрачки мрачно смотрели на все окружающее. В правой руке она держала кучу фишек, рассеянно кидая их перед собой на стол. Полные ее губы были плотно сжаты, и было видно, что она не может преодолеть подавленность...
Другая же женщина...
Взгляд Чевиота переместился к дальнему концу стола, где на стуле рядом с крупье сидела другая женщина.
Это была Флора.
– Делайте ваши ставки, леди и джентльмены. – Это был крупье, у него был тонкий равнодушный голос. – Делайте-ваши-ставки, делайте-ваши-ставки, делайте-ваши-ставки.
Флора почувствовала его присутствие гораздо раньше, чем он увидел ее, может быть, она следила за ним с первой же минуты. Она сидела с опущенными ресницами, на ней было темно-синее бархатное платье, отороченное золотой каймой, с низким декольте, которое поддерживали лишь две полоски материи.
Перед ней высилась небольшая кучка жетонов слоновой кости. Густые золотистые волосы Флоры, так же как у Кэти, были отброшены назад, напоминая о прошлой ночи. Вплотную за стулом, не спуская с нее глаз, стоял ее мускулистый кучер в ливрее.
На мгновение она вскинула глаза на Чевиота.
В этом взгляде были и раскаяние, и призыв, и мольба о прощении. И, глядя друг на друга, они почувствовали такую близость, словно лежали в объятиях друг друга.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивал ее взгляд, в котором светилось понимание.
– А что т ы здесь делаешь?
Флора растерянно опустила глаза, перебирая фишки. Кучер узнал Чевиота и испустил вздох облегчения.
Чевиот беззаботно пошел вдоль стола, лавируя между джентльменами, которые, прежде чем сделать ставки, освежались из бокалов, подносимых швейцаром.
Царящий тут азарт игры, казалось, совершенно не трогал его. Он никогда не мог понять тех странных людей, которые посвящали весь свой досуг картам, когда вокруг было так много хороших книг. Правда, порой его одолевали и другие искушения. И если бы не сила воли, он легко мог бы увлечься женщинами и выпивкой.
Когда он был очень молодым человеком в той жизни, которая невозвратно миновала, он был готов пуститься во все тяжкие. Он кончал Кембридж, и одна девушка была просто вне себя и отказалась выйти за него замуж, потому что он решил пойти в полицию, вместо того чтобы стать практикующим юристом. Он был слишком упрям, чтобы уступить ей, но пустился в длительный запой. На что девушка сказала...
Воспоминания заколыхались и померкли.
Память явно подводила его: он не мог даже вспомнить ее имя и как она выглядела.
От спертого воздуха, от жара пламени, от постоянного мельтешенья гостей, которые не играли, а медленно перемещались по комнате, затянутой желтым, у него потемнело в глазах и закружилась голова.
Он сосчитал до десяти, и у него прояснилось перед глазами. Пока он помнит свои обязанности полицейского, все остальное не имеет значения. Если же он забудет и их...
Теперь он оказался по другую сторону стола рулетки и стал лениво прохаживаться вдоль него. На его поле по обе стороны от нескладного колеса располагались желтые квадраты с черными и красными цифрами на них. Это было...
