Текст книги "Пылай, огонь (Сборник)"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Соавторы: Сэмюэл Клеменс,Николас Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)
16
«Я страстно целовал тебя... Они убили меня»
Часы пробили три, когда наемный кеб свернул на Кавендиш-сквер к дому Флоры Дрейтон.
Пассажир, несмотря на одолевавшую его усталость, сиял от счастья. Он едва не пел.
Внешне он сохранял полную респектабельность. Ни его пальто, ни шляпа не пострадали во время свалки у Вулкана. Пальто было застегнуто до самого подбородка, шляпа лежала рядом на сиденье, ибо из-за синяка на голове ему было трудно надеть ее.
У Чевиота несколько ныла челюсть справа, но, похоже, она не опухла. Прочих травм на теле почти не ощущалось, хотя он понимал, что завтра они крепко дадут о себе знать. На сиденье справа от него лежали два гроссбуха и его носовой платок, в котором, завязанные, покоились пять драгоценностей.
– Та-ти-та! – позволил себе замурлыкать суперинтендант Чевиот, который не отличался особой музыкальностью. – Если бы только Флора не рассердилась... ^
Кэбмен замедлил неторопливую рысь лошадей и подъехал к дверям ее дома.
Чевиот выглянул из окошка кеба. Дом был темен и заперт, но ему надо было бы найти какой-то способ проникнуть в него. Он вгляделся в него и, удивившись, пристальнее пригляделся еще раз.
На полукруглое окно над парадной дверью падали отсветы газового светильника. Хотя окно слева от дверей было плотно закрыто, в узенькую щель пробивался свет изнутри.
Собрав воедино гроссбухи, свою шляпу и носовой платок, Чевиот торопливо выбрался наружу, поспешив расплатиться с кебменом, который предусмотрительно открыл дверцу. На этот раз он не стал спорить с кебби относительно чаевых: тот потребовал уплатить ему на шесть пенсов или хотя бы на три больше, чем ему причиталось, и Чевиот выложил их.
Он направился к дверям. Едва он успел прикоснуться к двери, как ее распахнула женщина средних лет, стройная и подтянутая, со строгим выражением лица, в чепчике и длинном переднике. Она смахивала скорее на экономку, чем на горничную.
– Добрый вечер, сэр, – вежливо сказала она, словно он явился в семь вечера, а не в три ночи.
– Э-э-э... добрый вечер.
– Позвольте вашу шляпу, сэр.
– Благодарю вас. Но, – заторопился он, – пальто и все остальное я оставлю.
– Очень хорошо, сэр, – с легким поклоном согласилась женщина.
– Э-э-э... она... то есть леди Дрейтон... она?..
Женщина с вежливой серьезностью указала на закрытые двустворчатые двери, выходившие на левую сторону мраморного фойе.
Флора не слышала шума подъехавшего кеба. В своем темно-синем вечернем наряде, отороченном золотом, она сидела за круглым столиком у камина, сжимая в руках книгу в кожаном переплете, в которой не могла прочесть ни строчки.
На столе горела керосиновая лампа. На камин белого мрамора, в котором ярко полыхало пламя, ложились желтые отсветы, и темные тени у нее под глазами не были видны.
Когда Чевиот распахнул и закрыл за собой двери, она осталась сидеть так же недвижимо; ее тонкая фигура не двигалась, а в устремленных на него глазах читался страх перед тем, что он мог пострадать. Убедившись, что он невредим, она издала легкий вздох облегчения.
Чевиот торопливо положил гроссбухи, платок с завернутыми драгоценностями и шляпу на кресло с обивкой из вишневого бархата. Флора кинулась к нему, обхватив его руками с такой силой, что он невольно дернулся от боли, которую причиняли ему синяки. Флора откинула голову. Он с такой страстью приник к ней поцелуем, что через несколько секунд подумал, что было бы лучше – как бы это выразиться поделикатее, – если бы она несколько отстранилась от него.
Голос у него был хрипловат. Но он постарался придать ему легкость и небрежность.
– Могу ли я предположить, радость моя, что из всех женщин на земле ты самая непредсказуемая?
– Что за прекрасный комплимент. – Флора с трудом удерживала слезы. Она в самом деле решила, что это изысканный комплимент. – Когда захочешь, ты можешь говорить прекрасно.
Тем не менее не в силах забыть, что должна играть роль светской дамы, она слегка отстранилась от него, хотя продолжала оставаться в его объятиях.
– Фу! – сказала Флора, изображая отвращение. – Ты снова курил!
– Конечно, мне пришлось курить. Но тебе не стоит делать такой вид, словно я накурился опиума или гашиша. Это всего лишь табак.
– Который, – объявила Флора все еще со слезами на глазах, – является отвратительной привычкой, неприемлемой в любом приличном доме. Если мужчине хочется покурить, он курит в каминную трубу.
– Он... что?
– Он садится к очагу, – и она величественным жестом указала на зев камина рядом с собой, – всовывает голову внутрь и пускает дым в трубу. Конечно, – торопливо добавила Флора, – в нем не должно быть огня.
Чевиотом овладело состояние, в котором Смешались удовольствие, подъем духа и ощущение того, что наконец он начинает понимать ее.
– Я искренне надеюсь, что мне этого не придется делать, – серьезно сказал он. – Если бы мне пришлось засовывать голову в дымоход, боюсь, что основательно опалил бы себе бакенбарды еще до того, как докурил бы сигару.
– Но у тебя их совсем нет... о, погоди! Ты снова смеешься надо мной. Я ненавижу тебя!
– Флора, посмотри на меня. Тебе в самом деле так не нравится курение?
– Да. Конечно, оно мне не нравится. Поцелуй меня еще раз. – И затем после паузы: – А я уже думала, что не увижу тебя сегодня вечером...
– Так и могло случиться.
– Нет, нет! Я была просто вне себя! – сказала Флора, отбрасывая свой великосветский тон и становясь сама собой, – потому что я была так напугана! Ты что, думаешь, я ничего не слышала о Вулкане? Или о его репутации? И ты пошел прямо к нему в логово. И там, где ты был... впрочем, не важно! Там ты встретился с неприятностями, не так ли?
– Да, с небольшими. Не стоит и говорить о них.
– Слава Богу, – не в силах перевести дыхание, сказала она. – Дорогой мой! Иди сядь и все расскажи мне. Дай, я сниму твое пальто.
– Нет, нет! Только не пальто!
Но Флора уже расстегнула верхнюю пуговицу и размотала тяжелый шерстяной шарф. Когда пальто оказалось у нее в руках, она издала слабый крик.
И воротничок, и галстук у него исчезли. Рубашка была мятой, грязной, и в двух местах на ней виднелись пятна засохшей крови. Брюки его, разодранные на коленях, были все в пыли, так же как и порванный сюртук. И как он ни старался скрыть от Флоры, на правом рукаве была видна черная опаленная дыра от пули,
– Я... я понимаю, – сглотнув комок в горле, сказала Флора. – Я все вижу. Значит, были всего лишь небольшие неприятности, о которых не стоит и говорить.
Она расхохоталась и продолжала смеяться, не в силах справиться с собой.
– Флора! Прекрати! Ты не должна так себя вести!
При первых же звуках его голоса смех прекратился.
Прижав руки к груди, она подняла на него глаза, в которых была такая нежность, что он не мог вынести ее взгляда,
– Нет, дело тут не в нервах или в мигрени, Джек. Честное слово, я смеялась над комизмом ситуации. Но все шло от сердца, которое и у меня может болеть. А теперь я скажу, что я решила, решила в эту ночь.
Она облизала губы и еще плотнее прижала руки к груди.
– Говоря откровенно, мой дорогой, я многого не понимаю в тебе. Порой ты мне кажешься человеком из другого мира. Я не могу понять, почему ты так настаиваешь, чтобы заниматься только «своей работой». – В смущении она закусила губу. – Джентльмены не работают или, во всяком случае, не нуждаются в этом. Никогда, никогда, как говорил мой отец. Нет, и не спорь!.. Почему я должна соглашаться с тобой? Неужели я такая глупая? – вскричала она, – и все вокруг тоже глупые? Неужели я воображаю, что все это притворство на самом деле реально? Прошлой ночью я проявила глупость – да, в самом деле! – и этим вечером тоже! Но если ты любишь меня, ты не сочтешь меня глупенькой. И если ты уж так предан своей полиции – что ж, и я буду ей предана! Не обращая внимания на свое достоинство! Потому что я люблю тебя, и ты мне нужен такой, какой ты есть!
Чевиот не мог поднять глаз. Он стоял с опущенной головой. В горле у него стоял комок, и у него не было сил посмотреть на нее.
Флора приблизилась к нему. Он подался к ней, и, поскольку на левой руке у нее висело его пальто, взял ее правую руку, поднес к губам и поцеловал.
Наконец они полностью поняли друг друга, и их охватило такое тепло, которого, казалось, не могла лишить никакая сила в мире... как вдруг в комнату донеслось звяканье колокольчика в вестибюле.
Флора, вспылив, отпрянула от него.
– В такой час! – воскликнула она. – Ну нет! Я сказала Мириам никого не принимать! Сегодня вечером они уж не заберут тебя у меня!
– Можешь быть в этом уверена. – У него был мрачный голос. – Никакой силе в мире не удастся это сделать.
В вестибюле мелькнул свет, и он услышал осторожное царапанье по двери, затем, после долгой паузы, строгая экономка открыла двери.
– Миледи... – в некотором замешательстве начала она и остановилась. – Я, как вы знаете, не собиралась беспокоить вас, но, видите ли... тут леди Корк.
– Леди Корк? – растерянно переспросила Флора.
Невольно сжав кулаки в грязных белых перчатках, Чевиот поморщился от боли в ободранных до крови суставах рук.
– Нам бы лучше повидаться с ней, – пробормотал он.
– Ты... ты уверен?
– Да. Сегодня днем, Флора, я начинаю решать эту проблему.
– Об убийстве Маргарет Ренфру?
– Да. Я был слеп. Но теперь я знаю, кто совершил убийство, и вечером у Вулкана я понял, как оно было совершено. И когда я выясню одну деталь и задам один вопрос, на который можете ответить только вы с леди Корк, передо мной предстанет полная картина.
Флора с трудом перевела дыхание.
– Мириам, пригласите леди Корк войти.
Как только за ней закрылась дверь, Чевиот заговорил тем же торопливым шепотом.
– Что бы я ни сказал, ты не должна волноваться. Все в порядке. Но сегодня утром мистер Ричард Мейн, один из двух комиссаров полиции, лез из кожи вон, чтобы выдвинуть против тебя обвинение в убийстве Маргарет Ренфру, а я прикрывал тебя. Нет, я прошу тебя: не выходи из себя и не подноси руку ко рту! – Бросив взгляд на пока еще закрытую дверь, Чевиот заговорил еще быстрее. – Придет время, – сказал он, – когда я смогу обелить тебя. Но только путем признания, что оба мы врали и скрывали доказательства, что сегодня пока еще представляет большую опасность. Единственная моя надежда заключается в том, что я смогу доказать, как было совершено убийство. И, как я думаю, – подчеркиваю, как я думаю, – мне удастся доказать– это с начала до конца.
Он поднял руку, призывая к молчанию. Выхватив у Флоры пальто, он накинул его на себя, успев застегнуть воротник как раз в ту секунду, когда Мириам объявила о графине Корк-и-Оррери.
Прежде чем их глазам предстала маленькая сухая надменная женщина, они услышали шарканье ее ног и постукивание трости.
На этот раз на леди Корк не было ее белого чепчика с оборками, но высокая шляпа с широкими полями, из тени которых смотрели ее хитрые умные глаза, производила то же самое впечатление. Она была в знакомом белом платье, на которое была наброшена меховая шуба.
Вместе с ней в комнату вошел дух восемнадцатого столетия, вместе со всеми его призраками, кружащимися вокруг нее в неверном свете канделябров.
– Никак, это ты, девочка! – обратилась она к Флоре, но, несмотря на всю решительность, в ее голосе слышались нотки извинения. – Я бы не решилась беспокоить тебя в столь поздний час, если бы не увидела проблески света сквозь окна нижнего этажа. – Она слегка подчеркнула последние слова.
Случись эта встреча дня два или три назад, Флора была бы в смятении и растерянности. Но на этот раз она предстала воплощением сдержанного улыбающегося изящества.
Я всегда рада вас видеть, леди Корк. Но, конечно, вам придется поздно лечь спать.
– Я всегда поздно ложусь. Я не сплю. – Леди Корк с хрустом покрутила шеей. – Нет, нет, девушка, уж оставьте на мне шляпу и шубу. Не приставайте ко мне!
Последнее замечание было обращено к ее хорошенькой юной горничной Соланж, замешкавшейся в дверях. Влажные карие глаза Соланж в смущении уставились на Флору из-за отворотов зеленого чепчика.
– Садись туда, – леди Корк указала концом трости на дальнее кресло, – и чтоб тебя не было ни видно, ни слышно. Визит мой будет краток.
– Как и мой, – пробормотал Чевиот, плотнее запахивая пальто.
– Это вроде сын Джорджа Чевиота? – с сарказмом осведомилась леди Корк. Ее взгляд переместился с Флоры на него. – Неужто? Ба! А теперь излагайте всю правду, и пусть дьяволу станет стыдно.
– В сущности, мадам, я бы серьезно рекомендовал сделать это вам,
– Ну? Неужели вы хотите сказать, что я не говорю правду?
– Порой говорите, мадам. Но откровенность посещает вас очень редко.
Он не сомневался, что леди Корк его понимает. Она фыркнула, оглядела комнату в серовато-серебряных обоях, ее кресла, софу и оттоманку, обтянутые бархатом вишневого цвета. -
Снова фыркнув, она доковыляла к креслу Флоры у намина, рядом с круглым столиком, и плюхнулась в него. На столике лежала открытая книга, которую Флора пыталась читать перед приходом Чевиота,
Леди Корк уткнулась в страницы. Казалось, что она принюхивается к запаху типографской краски.
– Вы знаете, где я была этой ночью? Нет? Отлично! Я обедала с Джоном Уилсоном Крокером, – яростно вымолвила леди Корк, – и еще с парочкой красноподкладочных тори. Можете ли вы себе представить, с каким наглым предложением обратился ко мне Крокер?
– Да> – тут же вмешался Чевиот. Это был единственный способ остановить ее долгие рассуждения. – Мистер Крокер предложил выпустить в свет новое издание Босуэлла с примечаниями, что потребует от него года два или больше. Не сомневаюсь, что ему были нужны ваши воспоминания.
– Ну да, так он и сказал. Да провалиться ему...
– Вам нечего опасаться, мадам.
– А?
– Молодой мистер Макколей, который пишет такие великолепные статьи в «Эдинбург ревью», ненавидит мистера Крокера больше, чем холодную телятину. Наступит время, и он так разделается с мистером Крокером, что даже будущие поколения будут помнить это.
– Вы, никак, пророчествуете, – пробормотала леди Корк, скрестив руки на трости. – Но какое это имеет значение? В свое время я устраивала приемы для всех этих паршивых литературных львов прошлых лет, от Вашингтона Ирвинга до молодого Дизраэли, когда он стал знаменит своим романом «Вивиан Грей». Но таланты исчезли. Свет потух. Все прошло.
– Только не таланты, я протестую! – воскликнула Флора. – Разве, например, мистер Дизраэли не является сейчас звездой первой величины?
– Вы только посмотрите, – хмыкнула леди Корк, с трудом поворачивая шею. – Да кому не известно, что он ездит на континент и убеждает всех, что сразу же по возвращении станет членом парламента?
– И он добьется своей цели, —серьезно сказал Чевиот.– Обещаю вам, что он добьется своей цели.
– Бен Дизраэли? А почему вы так ухмыляетесь при этих словах?
Я всего лишь вспомнил «Вивиана Грея». Одну из самых интересных личностей в книге зовут лорд Биконс-филд. В юности мистер Дизраэли в самых сумасшедших мечтах и представить себе не мог, что в один прекрасный день его назовут...
– Ну, дальше, парень! Что ты замолчал, словно язык себе прикусил? Кем его назовут?
– Я собирался поговорить совсем на другую тему.
Прямо у камина, напротив кресла, в котором разместилась леди Корк, стояла широкая софа. Флора села на нее, поближе к гостье, а Чевиот рядом с ней.
Но когда он произнес последние слова, в леди Корк произошла разительная перемена. Она наклонилась вперед, опираясь на трость, пожевала челюстями и резко сказала:
– Я услышала от Крокера кое-что еще.
– Да?
– Да. Примерно в половине двенадцатого подошел швейцар и что-то прошептал на ухо Джону. Уилсону. И я услышала, – с подчеркнутой неторопливостью продолжила леди Корк, – что сын суперинтенданта Джорджа Чевиота только с восемью пилерами молнией ворвался к Вулкану. Черт знает, как им это удалось. За семь минут по часам они измолотили всех его громил и покидали их в кучу.
Чевиот вздохнул.
– Это не совсем точно, мадам.
– Тогда что же там случилось? – свирепо осведомилась старуха. – А, парень? Что же там случилось?
Чевиот в упор посмотрел на нее.
– Эта история, – сказал он, – может подождать до другого раза. Пока достаточно сказать, что эти неотесанные болваны...
– Что... что ты сказал? – изумившись, переспросила Флора.
Прошу прощения. Я имел в виду веселую живую публику. То есть джентльменов, предпочитающих честную игру. Они пришли в ярость, увидев, как их обманывали. Практически все они, по крайней мере восемь из десяти, навалились на этих жуликов, вступив в бой на нашей стороне. В результате наши силы настолько увеличились, что даже трудно это было назвать схваткой. Они были смяты не за семь минут, а за пять.
Покончив с этой темой, он по-прежнему продолжал в упор смотреть на леди Корк.
– Но я не допускаю мысли, мадам, что вы явились сюда в половине третьего утра лишь для того, чтобы выяснить детали свалки у Вулкана. Не руководил ли вами интерес к принадлежащей вам броши?
Леди Корк опустила вспыхнувшие глаза. От ее наигранного возбуждения не осталось и следа.
– Не буду отрицать, – пробормотала она. – То было моим свадебным подарком, вы же понимаете, – закончила она фразу по-французски. – Первым из полученных мною. Четыре остальные драгоценности... да пусть они останутся у Вулкана. Пусть он распоряжается ими, меня они не волнуют. Они не имеют для меня значения. Но эта брошь...
Чевиот поднялся на ноги. Он подошел к креслу у дверей. На гроссбухах лежал узелок из носового платка.
Вернувшись к леди Корк, он положил сверток ей на колени и, распутав узлы, развернул его. В дрожащем свете газового светильника рассыпались ослепительные искры драгоценных камней.
– Разрешите мне, – вежливо сказал он, – представить вам все пять изделий.
Леди Корк опустила глаза. Какое-то время она сидела, не произнося ни слова, не издав ни одного возгласа. Она прижала сморщенные ладони к губам, и ее сухонькое тело несколько раз качнулось в кресле.
Наконец она взяла один из предметов, маленький кораблик из рубинов и алмазов, прижала его ко рту, а потом провела им по щеке, тихо мурлыкая песенку, забытую уже лет шестьдесят назад.
Флора отвернула голову. Прошло несколько секунд, и леди Корк, откашлявшись, уставилась на нее.
– В наши дни, парень, – сказала она, – такие люди не появляются на свет.
– Но я ничего или почти ничего особенного не сделал, – искренне сказал Чевиот; он в самом деле верил, что так и есть. – Если вы хотите поблагодарить кого-то, благодарите Сигрейва, Балмера, моих шестерых констеблей. Клянусь Богом, мадам, они действовали просто великолепно. В моем рапорте, уже доставленном комиссарам, я дал им самую высокую оценку.
– А вы, как я предполагаю, – фыркнула леди Корк, – просто стояли рядом и ничего не делали?
– Я...
– Хватит! – голосом, в котором прозвучали нотки истинного достоинства, сказала леди Корк. Она приподнялась. – Мистер Чевиот, мне в самом деле трудно выразить в словах свою признательность вам. Но я напишу о ней Бобби Пилю. Да что там, я напишу самому графу!
– Тем не менее я предпочел бы, чтобы вы этого не делали.
– А?
– Если вы хотите выразить мне свою признательность, мадам, вам достаточно всего лишь сказать мне правду.
На собеседников снова легла мрачная тень.
Брошь упала из ее руки в кучку остальных драгоценностей. Тихо шипели газовые светильники. Флора стиснула руки, И перед ними предстал облик женщины, убитой выстрелом в спину.
– Прошлой ночью, – продолжил Чевиот, – вы рассказали мне некую историю. Вы сообщили мне, что в среду вечером спрятали четыре своих самых больших драгоценности, включая и эту брошь, в кормушки птичьих клеток в вашей спальне.
– Но так и было! Я в самом деле это сделала! Вы сами в этом убедились!
– Верно, и я не собираюсь этого отрицать. А вот что было вечером в четверг?-
Открыв рот, леди Корк закрыла его и отвела глаза в сторону.
– Вы утверждали, – настойчиво продолжал Чевиот, – что поддались искушению и взяли лауданум. Приняв это лекарство, вы не видели похитителя.
– Я...
– Прошу прощения, но мне трудно в это поверить. Вы были в таком возбуждении, буквально поражены ужасом. И, пусть даже всего лишь подозревая, кто был похитителем, вы должны были опознать его. Вот, например, это кольцо, которое вы спрятали.
Чевиот приподнял его. Зловеще блеснул единственный бриллиант на нем.
– По бухгалтерским книгам Вулкана, он дал за него (оно было заложено, а не продано) сто гиней. Вам не кажется, что это немалая цена? Вам пришлось положить для вашего вора стоящую наживку. И вы хотите убедить нас, что выпили снотворное до того, как должны были увидеть похитителя? Нет, этого не может быть. – Он остановился. – И вы видели его, не так ли? И опознали в нем Маргарет Ренфру?
– Да, – после долгого молчания сказала леди Корк.
– Сможете ли засвидетельствовать это под присягой, мадам?
– Могу, и я это сделаю! – вскинула голову леди Корк.
Некоторое время она задумчиво смотрела на них, и в ее старческих глазах читались ум и хитрость.
– Да, я видела ее, – неожиданно добавила она. – Босоногую, в тонкой ночной рубашке, со свечой в руках. Увы! Пег никогда ничего не стеснялась, и я всегда подозревала ее в этом, хотя отлично знала, – и тут она подмигнула^– что вы не в ее вкусе, Но, ей-богу! Пока я не увидела ее той ночью, с полуоткрытым ртом и пылающими щеками, когда она схватила кольцо, я и представить себе не могла, какие дьявольские силы владеют ее душой и плотью.
– Пылай, огонь, – пробормотал Чевиот, – и клокочи, котел!
– А? Что вы сказали?
– Прошу прощения, – спохватился Чевиот. – Всего лишь цитата, которая, которая в какой-то мере имеет к ней отношение. Пламя поднялось слишком высоко. И варево в котле стало переливаться через край. И тем не менее она продолжала оставаться сама собой, она не изменила своей молчаливой сдержанности и прекрасно все понимала.
– Ну? – с нескрываемым любопытством спросила леди Корк,
Он присоединил бриллиантовое кольцо к остальным драгоценностям на коленях леди Корк.
– У меня есть еще один вопрос, мадам, которого я не мОгу избежать. Он касается того письма, которое вы написали в ночь убийства. Имеет ли оно отношение и к присутствующей тут леди Дрейтон?
– Ко мне? – вскричала Флора.
Чевиот улыбнулся. Над камином между светильниками висел портрет Флоры в полный рост, написанный три или четыре года назад, кисти стареющего сэра Томаса Лоуренса, который, с тех пор как стал президентом Королевской академии, редко принимал такие предложения.
Все время Чевиот не мог удержаться от того, чтобы не бросать украдкой взгляды на портрет, переводя их затем на Флору. Сидя на диване, она подпирала^ подбородок руками, затянутыми в перчатки. И за тонкой лайкой перчаток чувствовалось мягкость и нежность ее щек и подбородка.
– К вам, – повторил он. – Моя дорогая, когда сегодня днем мистер Мейн обрушился на меня с градом вопросов, я больше всего боялся, что он вспомнит о письме. Потому что я не знал, что ему ответить.
Стоя рядом с камином, он повернулся к леди Корк.
– Прошлым вечером, предшествовавшим ночи убийства, вы написали письмо полковнику Роуэну, в Скотланд-Ярд?
– Да, ну и что из этого?
– Вы тщательно запечатали его. Печать была желтого воска? Да. Почему, позвольте осведомиться, вы адресовали его именно полковнику Роуэну, а не обоим комиссарам полиции?
– Ну, милый мой, полковник Роуэн часто бывал у меня дома. Он был даже знаком с бедной Пег.
– Понимаю, Флора! – Он посмотрел на нее сверху вниз. – Как припоминаешь, ты ждала у полицейского управления в своем закрытом экипаже. Подъехал швейцар с письмом. Ты остановила его и попросила у него письмо.
– Ох, дорогой мой! – Флора выпрямилась. – Я в самом деле так и сделала! Я совсем забыла.
– Это же, к счастью, сделал и мистер Мейн. Почему ты попросила передать письмо тебе?
Как вы и говорили, оно было тщательно запечатано печатью желтого воска. Я увидела это при свете лампы на облучке кареты. – Флора помолчала, и лицо ее залилось краской. – Пусть будет известно хоть всему миру, – с отчаянием сказала она, – но я должна была быть с тобой. И всем было известно, куда ты этим вечером направился. И я решила, что письмо может быть адресовано мне.
– И ты его взяла. Ты сломала печать?
– Боже небесный, конечно, нет. Оно было адресовано полковнику Роуэну. Да и, кроме того, печать была уже сломана.
Чевиот уставился на нее.
– Господи! – воскликнул он. – Еще лучше. А теперь, леди Корк, с вашего разрешения! Кому вы передали в руки ваше письмо после того, как написали его?
– Ну как же, конечно, Пег Ренфру! Я была наверху в своем будуаре и...
– Кому она передала его?
– Швейцару внизу. Кому же еще?
– Когда письмо попало в руки полковника Роуэна, – пробормотал он, глядя в пламя камина, – печать на нем была уже сломана. Значит, сломать ее могла, скорее всего, сама Маргарет Ренфру. – Он хлопнул в ладоши. – Да! Она поняла (прошу простить меня, мадам) ваши смутные намеки относительно украденных драгоценностей. Она поняла, что сейчас сюда явится полиция. Леди Корк! Вы заметили потом какие-нибудь изменения в ее поведении?
– Ага, – мрачно кивнула старуха. – Заметила.
– Она стала вести себя резче? Вызывающе? Испуганно? Скорее всего, испуганно, потому что... стоп! Заметили ли вы под покровом ее непроницаемой внешности какие-то угрызения совести? Призналась бы она в то время, если бы я стал задавать ей вопросы в лоб?
– Могла бы, – фыркнув, ответила леди Корк. – Скажу больше того: я думала, что она так и сделает. И я могла бы... ба, неважно! Кто знает, что делается в сердце одинокой женщины? Могла она, не могла... Но...
– Ясно. Убийца заткнул ей рот.
Стоя у потрескивающих в камине поленьев, жар которых заставлял его щуриться, Чевиот прикинул, что ситуация стала обретать определенные очертания.
– Он застрелил ее. Спокойно и хладнокровно. Лишь потому, что боялся разоблачения. Всего лишь из-за горстки драгоценностей. Из-за пачки грязных... прошу прощения: я имел в виду банкноты.
– Джек! – прервала его Флора. – Ради всего святого, откуда ты знаешь все эти ужасные выражения? «Неотесанные болваны». «Грязные бумажки». И еще дюжина. Где ты их набрался?
Чевиот застыл на месте. – Я... я и сам не знаю.
– Я спрашиваю, – продолжала настаивать Флора, – потому что некоторые из них встречаются в этой книге. В той, что я читала перед твоим приходом.
– В книге? – переспросил он, поворачиваясь к круглому столику.
К удивлению обеих женщин, он кинулся к нему и схватил книгу в кожаном переплете. Открыв ее, он взглянул на титульный лист.
– Она, – сказал Чевиот, – была опубликована пять лет назад. Должно быть, я читал ее, но то ли забыл, то ли не закончил. Но я не предполагал, что ты читаешь такие книги, Флора. «Ужасный результат азартных игр, завершившихся убийством бедной мадам Йор, а также процессом и осуждением Джона Туртелла, убийцы, и его сообщников, с добавлением...»
Флора торопливо перебила его:
– Нет, не в этой части! Во второй части книги! Посмотри дальше!
– «Бич игрока, – вслух прочитал он, – или исчерпывающее разоблачение системы азартных игр в метрополисе, а также...»
На титульном листе был еще текст, но он уже не стал читать его. Он быстро пролистал книгу до конца, бегло проглядывая страницы. Флора снова запротестовала.
– Нет, ты пропустил часть об азартных играх. Тут есть еще одно добавление. Об одном ужасном человеке, по фамилии Проберт, который имел отношение к убийству Йор, и что он рассказывал после того, как его выпустили. – Она запнулась. – Джек! 6 чем дело?
Никогда раньше она не видела Чевиота таким бледным; свет лампы падал на страницы книги, которую он держал в дрожащих руках.
У него были все основания для подобного поведения.
На четыреста восемнадцатой странице в глаза ему бросилась дюжина строчек, отпечатанных более темным шрифтом. Он медленно прочел страницу и последующие три, смутно усваивая их содержание, И наконец, шесть строчек наверху пятой страницы свели все воедино.
– Ну-ну! —проворчала леди Корк, бросая на него вопросительный взгляд из-под полей шляпы. – В самом деле, что это с вами делается?
– Я бы назвал это завершенностью, – сказал Чевиот.
– Завершенностью?
– Да. – Он закрыл книгу. – В сущности, мне это не было нужно. Тем не менее я получил подтверждение. Я нашел подсказку, где искать то, что мне нужно. – Он слегка улыбнулся, – Вы имели в виду убийцу, мадам?
– Я не имела, но...
– Он у меня в руках, – без всякого выражения сказал Чевиот. – Он у меня в руках. – И он сжал пальцы правой руки. – Вот здесь.
– Итак, – провозгласила леди Корк, с такой силой ударив тростью об пол, что драгоценности едва не слетели с ее колен, – но кто же он, этот убийца? И как вам удалось его определить?
– Прошу прощения, мадам. Я еще должен поразмыслить.
– То есть вы мне не скажете?
– Не могу.
– Так! Прекрасные же у вас манеры! В таком случае я забираю свои драгоценности (большое вам спасибо за них) и удаляюсь.
Полная возмущения, причины которого ей и самой , не были ясны, она уже стала завязывать платок в узелок, когда вмешался Чевиот, Положив книгу на стол, он склонился к ней и помог завязать платок, затянув узлы на нем. Затем с наивозможной вежливостью взял у нее драгоценности.
– Мне очень неприятно, леди Корк, но пока еще я не могу позволить вам забрать драгоценности. Они должны предстать в виде доказательств.
На лице леди Корк появилось изумленное выражение.
– Я не могу их взять? Даже брошь? Мой свадебный подарок?
– Мадам, прошу простить меня! Они, конечно, будут возвращены вам. Если хотите, я вам тут же напишу расписку.
– Расписку! – вскрикнула леди Корк, словно это предложение оскорбило ее больше всего. – Расписку!
Опираясь на трость, она решительно поднялась на ноги, одернув наброшенную на плечи меховую шубу.
– Спокойной ночи, мэм, – обратилась она к Флоре. – Идем со мной, девочка! —* бросила она смугло-оливковой Соланж, которая все это время, не шелохнувшись, просидела в углу и, скрестив ноги, Смотрела во все глаза. Соланж заторопилась открыть двери. Леди Корк промаршировала через них едва ли не строевым шагом.
– Кучер окоченел, как и я, – буркнула она. У открытых дверей леди Корк приостановилась, бросив взгляд на Чевиота.
– Эй-эй! А я и не думала, что вы можете так бледнеть! И что у Вас так будут трястись руки! Я бы сказала, что вам надо серьезно привести себя в порядок, когда завтра вы встретитесь...
Глянув на Флору, она закусила нижнюю губу и остановилась. На лице ее под маской гнева проступило смущение.
Чевиот, уставившись на нее, пытался понять, откуда она все узнала. Например, от Фредди Деббита, рот ему не заткнуть. Ведь завтра, после стрельбы на пари, ему предстоит встретиться на дуэли с капитаном Хьюго Хогбеном. Он совершенно забыл об этом.
Леди Корк, замешкавшаяся в дверях, пожевала губами и снова изменила свои намерения.
