Текст книги "Пылай, огонь (Сборник)"
Автор книги: Джон Диксон Карр
Соавторы: Сэмюэл Клеменс,Николас Мейер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)
18
Ловушка у Воксхолл-Гарденз
Дверь была полуоткрыта. Прохладный осенний воздух, наполненный запахами гниющих листьев, все же был чист и мягок, Чевиот придержал двери.
– Да? В чем дело?
Он неохотно повернулся. Флора, чья боязнь нарушить приличия не позволила ей выйти из кареты и направиться в тир, сделала нетерпеливую гримаску. У Чевиота разболелась голова; спал он не более часа и мучился кошмарами.
– Сэр, – сказал лейтенант Уэнтворт. – Похоже, что нарушаю слово. Или выражаю сомнение в своем друге. Но я чувствую, что обязан сказать вам. Вы не заметили ничего странного в поведении Хогбена?
Чевиот сделал неопределенный жест папкой.
– Откровенно говоря, сэр, – ответил он, – капитан Хогбен начинает меня утомлять. Даже если мы убьем друг друга на дуэли, это будет...
– Мне кажется, – сказал Уэнтворт, – что дуэль не состоится.
– Что?
Теперь они остались в тире одни. Как только четко и недвусмысленно прозвучало слово «дуэль», Джой Мантон тут же исчез в магазине.
Уэнтворт плеснул водой в лицо, вытер его и придвинулся ближе. Без мундира он напоминал скорее студента, чем солдата: он был так же корректен и вежлив, но в нем исчезло высокомерие, словно у человека, который ночью обрел какой-то ужасный опыт.
– Что вы сказали? – вопросил Чевиот. – Дуэль не состоится? Исчезла вся опасность?
– Этого я не говорил. Опасность, может быть, очень велика. Для вас.
– Но и для Хогбена...
– О, Хогбен ничем не рискует. Многие могли бы сообщить вам, что он никогда не ведет честную игру.
Это же говорила и Флора. Чевиот выглянул из окна. Флора стояла в экипаже, придерживая шляпу; ветер развевал ее юбку, и по губам ее можно было прочесть, что она спрашивала: «В чем там дело? Почему ты не выходишь?»
– Но что Хогбен может сделать? – продолжал настаивать Чевиот. –Насколько я понимаю, и вы там будете? И мой секундант?
– Да, если появится Хогбен. Больше я ничего не могу вам сказать, сэр, я ничего не знаю, а только догадываюсь. Я пытался быть другом этого человека, но это выше моих сил. И вполне возможно...
– Да?
– Что кто-то мог бы столкнуться с вами в сумерках. И Хогбен был бы только очень рад вашей смерти.
Чевиот, вспомнив, что забыл пальто, сдернул его с крючка около окна. Открытая дверь скрипнула петлями и качнулась. Перед ним возникла ухмыляющаяся физиономия Хогбена, на которой было выражение торжества, как у шулера, у которого в рукаве был припрятан козырной туз.
«Кто-то мог бы столкнуться с вами в сумерках». В сумерках Дня Всех Святых.
– Лейтенант Уэнтворт, – сказал Чевиот, запахивая пальто и снова берясь за дверную ручку. – Я искренне благодарю вас за предупреждение.
Поклонившись, он закрыл за собой дверь и заторопился к Флоре.
Даже когда он вспрыгнул на ступеньку и сел рядом с Флорой, которая подвинулась, освобождая ему место, никто из них не говорил о том, что больше всего занимало их обоих. Правда, Флора начала:
– Во сколько ты ушел от меня утром? – но тут же поперхнулась, наткнувшись взглядом на прямую спину Роберта, ее кучера. На запятках не было никого из лакеев.
– Я слышала, – сменила она тему, – что ты опытный стрелок из пистолета. Но я даже видеть не хочу, как ты этим занимаешься. Как только тебе удалось одолеть капитана Хогбена! – В голосе ее были гордость, удовольствие и легкое смущение, когда она добавила: – Но... но, я надеюсь, что ты с ним не поссорился?
– Ни в коем случае, как ты сама видела.
– Но я ничего не слышала, дорогой мой. Кроме выстрелов.
– А там нечего было и слушать.
– Я думаю, – серьезно сказала Флора, кивнув на плетеную корзину со снедью, стоявшую у ее ног, – что, если хочешь, мы можем поехать куда-нибудь на природу. Там в корзинке есть вино и еда. Ведь мы можем на весь день уехать из Лондона?
– Да! Я должен только на минутку забежать в Скотланд-Ярд. Что ты скажешь, Флора, если мы поедем куда-нибудь в район Воксхолл-Гарденз?
– Прекрасное место! – Глаза у Флоры засияли. – Конечно, в это время года сад закрыт. Со времен моего дедушки туда не пускают вульгарную публику, хотя время от времени для них устраивают там фейерверки и запускают шары.
– Флора, не употребляй таких слов!
Она смутилась. – Не употреблять... таких слов?
– «Вульгарная публика». Придет время, когда мы поймем... – спохватившись, он поперхнулся.
– Джек! Разве я обидела тебя?
– Нет, нет! Ты никогда этого не делала, эти слова вырвались у меня случайно, прости меня. Там есть какой-то греческий храм, как мне кажется, в северо-восточной части сада?
– О, да! – Она повысила голос.– Вы слышали, Роберт?
– Миледи, – ответил кучер. – Я все слышал.
Экипаж развернулся на Беркли-сквер, и прохладный воздух, струящийся с темнеющего неба, обвевал их лица. Запахнувшись в короткую меховую шубку, обшитую белосиней тесьмой, Флора под ней взяла Чевиота за руку. Ей очень хотелось поговорить о них самих, и она не могла отказать себе в этом удовольствии.
– Ты сказал, к Скотланд-Ярду? – с неестественным удивлением спросила она. – Ручаюсь, ты туда направляешься из-за тех людей, что захватили у Вулкана. Понимаю, что ты не можешь мне ничего рассказывать. Но по городу ходят самые разные слухи, и тебя превозносят до небес.
– Меня?
– Ну, и твою полицию тоже.
– Вот это уже лучше! На это я и рассчитывал!
– Так расскажи мне! Если полиция налетела на игорный дом, разве его посетители не так же виноваты, как и хозяева? Разве они не арестованы?
– Теоретически ты права.
– И тем не менее все подчеркивают, что ты не арестовал никого из игроков. Ты всем пожал руки, поблагодарил за мужество в схватке и заверил всех, что ничье имя не будет упомянуто. Это правда?
Чевиот засмеялся. Смех позволил ему освободиться от нервного напряжения.
– Моя дорогая, как я мог арестовать тех, кто помогал мне? – объяснил он. – Кроме того, они дали мне немало дельных советов. Тебе надо было бы видеть в этой каше инспектора Сигрейва и сержанта Балмера. Громилы так и валились под ударами их дубинок...
– Прошу тебя!
– ...А потом Сигрейв и Балмер стали выволакивать за шиворот одного за другим с криками: «Вот Джимми Такой-то, разыскивается за взлом!» или: «Вот Том Сорвиголова, разбой на дороге, поджог и Бог знает что еще». Я должен был заранее предвидеть это: Вулкан собрал у себя половину всех мошенников Лондона. И когда мы уложили их рядком в фургоне...
– Не смейся! Это совсем не смешно!
– Дорогая Флора, но это в самом деле смешно. Мне пришлось уверять игроков, что это не налет на игорный дом, а самая крупная операция года по обезвреживанию известных преступников. В результате чего отделам «В», «С» и «Д» пришлось открывать свои камеры, чтобы разместить всех задержанных. Вот почему и я задержался.
– Да. Ты приехал очень поздно.
Экипаж миновал Беркли-сквер, где няни в высоких чепчиках прогуливали малышей в саду под еще не опавшей желтоватой листвой. Прогрохотав по Беркли-стрит, экипаж повернул налево, в сумятицу Пикадилли.
Флора, очнувшись от глубокого раздумья, снова заговорила:
– Вулкан, – пробормотала она. – Вулкан и эта его женщина! Джек, что?..
– Все это было довольно неприятно. Он тоже сейчас сидит в камере.
– Тогда я не хочу слышать ни слова о нем. Хотя нет, расскажи мне еще раз.
– Женщину мы освободили. Самого же Вулкана... ну, мы его уложили в наручниках отдохнуть в его кабинете наверху. К тому времени, когда я нашел ключи от ящика с драгоценностями (Кэти бросила их с галереи вниз), Вулкан пришел в себя и попытался добраться до своих гроссбухов, несмотря на то что на нем были наручники. Я и представить себе не мог, что у него был пистолет.
– Вот почему у тебя дырка от пули в рукаве. Не так ли?
Чевиота покинуло беспечное настроение.
– Это не важно, – сказал он. – Да, – повторил он, – я не мог себе представить, что у него был пистолет. Он даже не попытался вытащить его, когда мы носились вокруг стола. Вулкан, пусть и по своим правилам, но все же вел себя по-спортивному. А вот Хогбен!..
– Что Хогбен? – очень тихо спросила Флора. – Я догадываюсь, что между вами что-то произошло. Тебе не кажется, что мне будет легче, если я буду знать об этом?
– Не забивай себе голову мыслями о Хогбене. У него есть какие-то карты в рукаве, или ему кажется, что они у него есть. И, думаю, я догадываюсь о его намерениях. Вот и все.
Он не сказал больше ничего. Экипаж повернул вниз к Хаймаркету, где он пересекался с Пикадилли, налево по Кокпур-стрит и дальше вниз к Уайтхоллу.
– Флора, могу ли я отдать приказание твоему кучеру? Роберт! Будьте любезны, остановитесь у дома номер четыре по Уайтхолл-плейс. Во двор не въезжайте, держитесь у фонарного столба рядом.
– Очень хорошо, сэр.
Когда экипаж остановился у красного кирпичного дома, он, вылезая из него, обратился к Флоре:
– Я ненадолго. А потом, я надеюсь, мы вместе посмеемся.
Но пробыл он гораздо дольше, чем ожидалось. Флора, засунув руки в муфту, считала минуты, которые тянулись как часы. Перед ней была прямая неподвижная спина кучера. Вокруг грохотали колеса проезжавших экипажей, раздавались голоса тех, кто сидел в них, и весь этот шум заставлял женщину разрываться между предвкушением счастья и мрачными предчувствиями.
Прошло не менее часа, прежде чем он появился: с извинениями он занял место в экипаже и дал сигнал Роберту трогаться, но лицо у него было мрачным.
– Боюсь, – сказал он, – что ты должна провести со мной весь вечер.
– Но чего еще мне надо? *– вскричала Флора. – Это отнюдь не наказание. И... и теперь мы можем смеяться?
– К сожалению, пока нет. Я не должен держать тебя при себе, но, может быть, это будет наилучшим выходом. Видишь ли, я обещал сегодня к восьми часам представить убийцу Маргарет Ренфру.
Лошади прибавили шагу, натянулись вожжи, и карета покатилась быстрее.
– И поэтому, – добавил он, – я освобожден от одной обязанности. Если у Пиннера начнутся какие-то волнения, мне не придется командовать людьми.
– Джек, – сдавленным голосом ответила она, – я прошу тебя не говорить загадками. Что за волнения?
– Ну, есть такой портной по фамилии Пиннер. Припоминаю, что вчера, – он потер уставшие глаза, – кто-то говорил о некоем портном со склонностью к произнесению зажигательных политических речей. И я только что услышал о нем от полковника Роуэна и мистера Мейна. Его мастерская на... м-м-м, да, на Парламент-стрит, как они сказали.
Сообщив это Флоре, он помрачнел.
По мере того как экипаж катился к югу, исчезали все признаки Уайтхолла, которые ему запомнились еще с прошлой жизни.
Впереди высились клинообразные очертания массива зданий, закопченных дымом многочисленных каминных труб; их разделяли две улицы. Та, что вела направо, прикинул он, должна быть Кинг-стрит, а слева, тянувшаяся вдоль реки, должна быть Парламент-стрит.
Он был прав. Роберт повернул лошадей налево, лавируя между несколькими колесными экипажами; мимо них проплывали древние потемневшие фасады домов из выщербленного камня. Здесь размещалось множество магазинчиков – торговцев сальными свечами, изготовителей зеркал, мясников; они располагались между частными домами, у входа в которые не было ни медных досок, ни отполированных колокольчиков.
– До чего мрачные руины, – пробормотал он. – Посмотри туда!
По другую сторону Парламент-стрит небольшая толпа собралась вокруг человечка с выпяченной грудью и взлохмаченными седыми волосами, который стоял, взгромоздившись на деревянный ящик рядом с дверями магазина, на которых было крупно выведено: «Т. Ф. ПИННЕР, ШИТЬЕ И КРОЙ».
По противоположной стороне улицы прогуливался полицейский, который не спускал глаз с толпы, но не вмешивался. Человечек с выпяченной грудью и седыми волосами, с бутылкой джина в кармане сюртука, был уже в крайнем возбуждении.
– Разве вы не хотите отмены Хлебных законов? [27]27
Общее название законов, регулировавших в XV—XIX веках ввоз и вывоз зерна и других сельскохозяйственных продуктов, которые усугубляли бедственное положение масс; были отменены в 1846 году.
[Закрыть]– кричал он. – Голодную смерть вы не переспорите. Их она не волнует! Есть ли среди вас хоть один человек, который не голодал бы или не видел, как голодает его семья? – потряс он в воздухе сжатыми кулаками.
– Нет! – завопили голоса. По толпе, небольшой, но плотной, прошло волнение. Она уже частично перекрывала дорогу. Роберт уже несколько раз взмахнул хлыстом, примериваясь пустить его в ход.
– Поезжай! – сказал Чевиот, встав в экипаже. – И никого не трогай! Поезжай!
– Есть только один путь добиться этого, – гремел голос оратора. – Это принять билль о реформе парламента. Факты, истинные факты говорят...
Они миновали собравшихся, и голос за их спинами стал затихать. Лишь кто-то крикнул им вслед, и ничего больше не последовало.
– Но, Джек, – запротестовала Флора, которая была больше удивлена, чем испугана, – это же происходит каждый день. Какое мы имеем к этому отношение?
– Во всяком случае, не сегодня вечером...
Он по-прежнему стоял в покачивающемся экипаже, придерживаясь за перильца у облучка. Он не мог вымолвить ни слова, потому что его со сверхъестественной силой охватили воспоминания о прошлом, частью которого он был.
Справа, осененные покоем древности, безмятежно возвышались башни Аббатства. Слева за Вестминстерским мостом он увидел еще одну башню: приземистая и квадратная, она выделялась среди скопища разномастных зданий, притулившихся к массивным стенам Вестминстер-холла [28]28
Дворцовый холл – огромный зал, единственная сохранившаяся часть старого Вестминстерского дворца.
[Закрыть]. Через пять лет все, что простиралось от него в левую сторону, станет жертвой огня, кроме Вестминстер-холла, и исчезнет. Он не мог оторвать взгляд от старого здания парламента, над квадратной башней которого развевался флаг, говоривший о том, что парламент заседает.
И, поблескивая в вечерних сумерках, под Вестминстерским мостом, мимо квадратной башни, текла Темза – тесно зажатая берегами, темно-коричневая от грязи и сточных вод, тихая речка, по которой еще придет в город холера.
– Джек, – сказала Флора, – ради Бога, о чем ты только что говорил?
Он даже не помнил, что о чем-то говорил. Сев рядом, он взял ее за руку.
– Прости. Думаю, что тот подвыпивший портной показался тебе смешным и глупым? И тем не менее он был прав. Все это будет.
– И ты? И ты выступаешь за реформы?
– Флора, я ни за что не выступаю. Я всего лишь сожалею о тех неприятностях, что доставил тебе и, возможно, еще доставлю в силу причин, которые я не могу пока объяснить. Но давай в самом деле поедем на природу. И, ради всех святых, давай забудем обо всем, если это у нас получится.
Казалось, что они в самом деле забыли обо всем. Когда они пересекли сравнительно недавно возведенный, склепанный из железа мост Воксхолл, на той стороне реки, где простирались просторы Сюррея, перед ними открылась восхитительная местность, тронутая красотой осени. Воксхолл-Гарденз был совершенно безжизнен, и на его извилистых дорожках, на площадке для оркестра, рядом с двумя статуями, Аполлона и (странное соседство) бюстом Генделя, не было ни души.
Но тем приятнее было пребывать тут в одиночестве. Экипаж тем временем выехал на поляну, окруженную деревьями. В задней части ее за деревьями отливал белизной мрамора небольшой полукруглый храм со статуей внутри. Поскольку храм был выстроен в греческом стиле, богиня, скорее всего, должна была носить греческое имя Афродиты.
Роберт осадил лошадей, остановившись недалеко от здания. Обмотав вожжи вокруг кнутовища, он спрыгнул, чтобы помочь Флоре выйти из экипажа, причем обратился к ней с вежливой просьбой.
Скорее всего, в течение часа или двух у миледи не возникнет в нем надобность. Недалеко от входа в Воксхолл-Гарденз, сказал он, есть небольшая таверна под названием «Пес и Стервятник», так что не может ли он позволить себе отсутствовать какое-то время?
Флора коротко сказала ему, что может. Его шаги были почти неслышны, когда он удалился от них по увядшей траве сада.
А теперь, сэр, Флора смотрела на Чевиота с насмешливой улыбкой, но на сердце у нее лежал смертельный холод, – не будете ли вы так любезны объяснить все те намеки, которые мне довелось от вас услышать? Ты что, хочешь, чтобы я окончательно с ума сошла? Я... Что случилось?
Чевиот уставился в небо.
– Время, – не раздумывая, сказал он. – Должно быть, сейчас куда позже, чем я предполагал.
Проще было бы посмотреть на часы. Но он не решался это сделать.
– Время? – растерянно откликнулась Флора. – Разве в нем дело?
– Нет, нет, конечно, нет! Разве что...
Ты хочешь поесть или выпить? – перебила его Флора, торопливо распаковывая корзинку, стоящую у нее под ногами. Здесь есть много чего, если тебе не надоело мое общество.
– Прекрати! Перестань кокетничать. У нас на это нет времени.
– О, я понимаю! Но этой ночью, или, точнее, утром было так... так...
– Да,– с силой сказал он. – Все было прекрасно и изумительно. Прекрасно и изумительно, хотел бы я повторить. Именно поэтому я должен задать тебе вопрос: Флора, мы поженимся с тобой?
– Поженимся?
– Да. Я совершенно серьезен.
Ну конечно! Что за вопрос! Я... я уже столько раз в мечтах давала обет перед алтарем. Но ты... ты ведь никогда не спрашивал меня.
Ты уверена в себе? И ты никогда не передумаешь? Потому что эти мысли приходили мне в голову. Когда я сегодня утром тихонько спускался по лестнице, стараясь никого не разбудить в доме, мне пришло в голову...
А мне пришло в голову, – перебила она его, – как ты мог уйти, не разбудив меня! Я всегда просыпалась вместе с тобой. А сегодня я протянула руку, а тебя уже не было. Это было ужасно. Словно ты ушел навсегда.
– Флора, прекрати! Болыйе ни слова... подожди минутку!
Он опустил голову. Рядом с корзинкой размещалась его зеленая папка. Но сейчас он не думал даже о ней. Осенние листья, среди которых сохранились мазки зелени, смешанные с желтоватым и красным цветом увядания, под сенью которых стоял греческий храм, тихо перешептывались под
порывами ветерка.
– Нет, – с отчаянием сказал он, – этого не может быть. Ты пленница своего века, и тебе никогда не удастся вырваться за его пределы. В то время как я...
– Да?
– Слушай! Всего три ночи назад я обещал рассказать тебе все. Я должен это сделать, хотя не сомневаюсь, что ты не поверишь мне. Так же, как это было у леди Корк, ты отпрянешь назад и сочтешь, что я напился до полного сумасшествия, хотя у меня были ясные глаза и четкая речь...
– Что ты хочешь мне рассказать?
– И тем не менее я должен все поведать тебе, – настаивал он, не обращая внимания на ее слова, потому что сны и предчувствия не дают тебе покоя. И я думаю, Флора, что скоро нам придется расстаться друг с другом.
– Нет!
Она оказалась в его объятиях, но ее толкнул к Чевиоту не любовный порыв. Она не в силах была вынести напряжения, которое вызывал в ней его шепот.
– Но что может разделить нас? Ты имеешь в виду... смерть?
– Нет, моя дорогая. Не смерть. Но что-то похожее.
У Флоры вырвался крик протеста. Он с отчаянием прижимал ее к себе, мучительно страдая от щемящей боли, охватившей их обоих, когда невозможны слова; они едва ли слышали друг друга. Флора утверждала, что он собирается умирать, он же возражал, что не говорил ничего подобного. Этот диалог повторялся снова и снова, пока над их головами не сгустились тени.
– Прошу тебя, – всхлипнула Флора, – так скажи же, что ты имел в виду?
– Только то, что я должен тебе объяснить. Скоро придет час, может быть, ознаменованный победой и торжеством, когда измерение, именуемое временем, сменит свои ход. И все исчезнет. Все! Можно ли будет его счесть «несущественным изменением»? Ни в коем случае! Это будет ужасно.
– Я ничего не понимаю! Ничего!
– Сон, который пришел ко мне...
– Ох, эти сны! Всем известно, что в жизни все бывает наоборот!
В один прекрасный день, моя дорогая, жизнь предстанет куда более запутанной, чем этот сон. Нет, скорее всего, я употребил не то слово. Это не сны. – Он с трудом перевел дыхание. – Ладно. Лучше всего тебе выслушать правду. Когда ты как-то сказала мне, что я выгляжу так, словно появился из другого мира, ты была гораздо ближе к правде, чем можешь себе представить. На самом деле я...
– Миледи! Сэр!
Лишь через несколько секунд они, замкнутые в узком пространстве своего собственного мира с его проблемами, услышали, как кто-то вежливо покашливает в нескольких ярдах от них. Преисполненный почтительности Роберт, кучер, едва не поперхнулся и сделал шаг назад.
Мир, окружавший их, исчез, и Флора с Чевиотом растерянно осмотрелись вокруг.
Проморгавшись, Чевиот огляделся. Вокруг сгустились сумерки. Он еле разглядел Роберта, стоявшего в густой тени с фонарем в руках.
На них опустился сырой туман. В нем отсвечивали белизной лишь очертания греческого храма.
Простите, миледи, – почтительно сказал Роберт. – Но я предположил, что вы ждете моего возвращения. Уже двадцать пять минут шестого.
Рука Чевиота метнулась к жилетному карману. – Шестого?
– Да, сэр. И даже больше того. Столько было на часах, когда я вышел из «Пса и Стервятника», а мне еще понадобилось время добраться сюда.
В это время они услышали цокот копыт по дорожке, по которой только что пришел Роберт. Несколько всадников скакали галопом, приближаясь с каждым мгновением. Он прикинул, что их должно быть не меньше трех. Лучи фонаря, качавшегося в руке первого, бросали отсветы на желтеющую листву.
Там должен быть Хогбен. Остальные два всадника, скорее всего, лейтенант Уэнтворт и Фредди Деббит. С другой стороны, Хогбен мог взять с собой кого-то другого...
– Роберт, – тихо сказал он, – прошу вас, занимайте свое место и как можно скорее доставьте леди Дрейтон домой.
– Роберт, – высоким, но спокойным голосом вмешалась Флора, – вы не будете делать ничего подобного. Мы останемся здесь.
Первый всадник выбрался на открытое место, а остальные следовали за ним. Они придержали коней, которые с хрипом раздували ноздри. Когда первый всадник приподнял фонарь, Чевиот увидел того, кого меньше всего предполагал тут встретить.
Третьим всадником в самом деле был лейтенант Уэнтворт. Но вторым оказался сержант Балмер. А первым – инспектор Сигрейв, у которого поблескивали на воротнике серебряные шевроны.
– Сэр, – хрипло спросил инспектор, подымая фонарь, – может ли этот ваш кучер ехать как можно скорее?
Он тоже понадобится.
– В чем дело?– осведомился Чевиот. – Что вы тут делаете? Я предполагал встретить капитана Хогбена. У меня... У меня с ним была назначена встреча на пять часов.
Сигрейв и Балмер обменялись взглядами.
– Так вот в чем дело! – буркнул последний. – Видите ли, сэр, у капитана Хогбена в пять часов состоялась другая встреча. Скорее всего, он просто постарался убрать вас с дороги. А сам он встречался в Скотланд-Ярде с полковником Роуэном и мистером Мейном.
– С полковником...
– Сэр! Он обвинил леди Дрейтон в убийстве Маргарет Ренфру, а вас в том, что вы помогали ей. Он уже представил свое заявление, он и мисс Луиза Тремьян. Они сказали, что видели, как леди Дрейтон стреляла, и как у нее из муфты выпал пистолет, и как вы спрятали его под лампу. И они почти убедили мистера Мейна. Во всяком случае, больше чем наполовину.
Чевиот поднялся в экипаже во весь рост. С предельной яркостью в воображении у него всплыл тот коридор в доме леди Корк в ночь убийства. Он припомнил, как ему показалось, что одна из оранжево-золотистых дверей, ведущих в бальный зал, чуть приоткрылась и тут же снова закрылась и как в ее проеме блеснули глянцем гладко причесанные черные волосы...
Да, он в самом деле видел все это. Но и он был открыт взору Хьюго Хогбена.
