Текст книги "Аль-Амин и аль-Мамун"

Автор книги: Джирджи Зейдан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

Глава 69. Голова аль-Амина

Сельман облачился в одежду прорицателя и отправился во дворец аль-Мансура. Рядом с ним на коне ехал Бехзад, одетый, словно персидский сановник: в кафтан, шапку и шаровары. Когда они проезжали базары аль-Карха, уже забрезжил рассвет. Всадники свернули к Куфийским воротам, и тут на них посыпался град камней, которые швыряли бродяги с высокой крепостной стены. Но, несмотря на это, всадники продолжали свой путь. У самых Куфийских ворот они заметили большую толпу, состоявшую из городской черни и хорасанских воинов. Люди бежали, опережая друг друга, в сторону Бустана, где располагался лагерь Тахира. Там на фоне розоватого неба виднелась голова, насаженная на острие пики. Сельман с первого взгляда признал аль-Амина, голову которого Тахир велел выставить на крепостной башне, возвышавшейся над стенами Бустана. Когда людям представилось это ужасное зрелище, они не знали, что делать – то ли оплакивать смерть халифа, то ли радоваться окончанию войны. Бехзад при виде этой картины воскликнул:

– Боже милостивый! Благослови рабов твоих! Сегодня пала власть одного, чтобы установилась власть другого. Ведомо ли аль-Фадлю Ибн Сахлю, что принесет ему эта победа?

– Что, по-твоему, сделает Тахир с головой аль-Амина? – спросил Сельман.

– Думаю, он отошлет ее аль-Мамуну в Хорасан, а вместе с ней плащ пророка, печать и халифский жезл, дабы успокоить его сердце и дабы он удостоверился в своей победе. За это Тахир получит солидный куш, а аль-Мамун станет полновластным главой халифата.

Обитатели Золотого дворца аль-Мансура, который Сельман покинул еще вчера, ничего не знали о событиях, происшедших в Замке Вечности. Вечером прошлого дня к управительнице Фариде подошел привратник и доложил:

– Ибн аль-Фадль Ибн ар-Рабиа стоит у дверей, он просит разрешения переговорить с тобой.

Фарида хорошо знала аль-Фадля, а также то, сколь расположен к нему аль-Амин. Она решила, что его сын пришел по важному делу, и велела впустить его. Как мы уже упоминали, аль-Фадль с сыном продолжительное время скрывались от халифа, но они не покидали Багдада и были хорошо осведомлены о том, что происходит в столице. Ибн аль-Фадль знал, что неприятель окружил Багдад со всех сторон и что войско хорасанцев не замедлит вступить в город. Юноша следил за всеми переездами Маймуны и ему было известно, что она находится во дворце аль-Мансура. Все это время он не терял надежды завоевать ее сердце и, выбрав удобный момент, направился во дворец к Зубейде. Там он постарался убедить мать халифа, что сможет разузнать от Маймуны, где скрывается злейший враг Зубейды. Ибн аль-Фадль намекнул, что сам он не равнодушен к Маймуне, и Зубейда согласилась:

– Если ты укажешь мне место, где скрывается этот человек, – девушка твоя.

Ибн аль-Фадль попросил Зубейду написать записку к управительнице Фариде, чтобы он мог беспрепятственно проникнуть во дворец. Юноша заметил, что в городе начались беспорядки, и нанял несколько бродяг на тот случай, если управительница откажется выдать Маймуну и ему придется ее похитить. После этого он отправился с ними во дворец аль-Мансура.

Управительница любезно приняла гостя. Она спросила, по какому делу он явился, и Ибн аль-Фадль протянул записку от Зубейды. Тут Фарида вспомнила, что Садун наказывал ей ни под каким видом не выпускать Маймуну из дворца. Но она нашла, что ничего дурного не случится, если она допустит к девушке Ибн аль-Фадля. Фарида прошла в комнату Маймуны и сообщила, что сын визиря аль-Фадля желает ее видеть. Аббада, сидевшая рядом с девушкой, возмутилась:

– Нам не о чем говорить с этим юношей!

– Но он пришел сюда по приказу нашей госпожи Зубейды, – возразила Фарида.

Когда Аббада услышал имя Зубейды, сердце у нее упало. Почуяв недоброе, она бросилась к ногам управительницы и стала умолять не впускать к ним Ибн аль-Фадля, но Фарида не вняла ее просьбам.

Ибн аль-Фадль вошел в покой, когда уже были зажжены свечи. Маймуна сидела в черном платье. Суровые дни заточения придали несколько бледный оттенок ее коже и сделали более тонкими черты лица. На устах Ибн аль-Фадля застыла заискивающая улыбка, а в глазах запылало вожделение. При виде юноши Маймуна вздрогнула и отвела глаза в сторону. Ибн аль-Фадль подошел к ней, поздоровался и спросил:

– Маймуна, неужели ты не узнаешь меня?

– Нет, – сухо ответила девушка.

– Как, ты не помнишь того, кто пылает к тебе любовью и готов стать твоим рабом? Я – Ибн аль-Фадль!

– Я слышала это имя, но всякое упоминание о нем причиняет мне боль, потому что твой отец заставил меня надеть это траурное платье.

– Достаточно одного твоего слова, – вкрадчивым голосом обратился к ней Ибн аль-Фадль, – и я берусь заменить его на праздничное, а твои черные дни превратить в белые, словно снег.

– Я уже привыкла к черному цвету, – не поднимая головы, отвечала Маймуна, – и не желаю менять его на другой.

– Ты будешь одеваться во что хочешь и делать все, что твоей душе угодно, только прояви сочувствие к человеку, умирающему от любви к тебе. Маймуна, я люблю тебя, но, увы, волею всевышнего мне отказано во взаимности!

С этими словами он опустился на колени и хотел было коснуться ее руки, но Маймуна отпрянула, словно ей грозил укус скорпиона.

Отвращение девушки глубоко задело самолюбие Ибн аль-Фадля. Он поднялся с пола и с угрозой в голосе сказал:

– Маймуна, я пришел умолять тебя именем моей любви, но если тебе этого мало, я найду другую возможность овладеть тобой!

– У тебя такой возможности нет. Оставь меня в покое и найди кого-нибудь другого. Ведь кругом столько девушек.

– Мне не нравится никто, кроме тебя, и доказательством тому – постоянство моей любви, несмотря на то, что ты меня отвергаешь. Не пора ли тебе сжалиться надо мной?..

– Довольно об этом! – прервала его Маймуна.

– Тогда вот что я должен тебе сказать! – крикнул Ибн аль-Фадль в ярости. – Если ты продолжаешь упрямиться, я буду жесток и беспощаден, – пусть это и противоречит моим правилам.

– Мы находимся в доме эмира верующих, и ты здесь не хозяин, – по-прежнему не глядя на юношу, отвечала Маймуна.

– Я могу увести тебя силой, потому что при мне отряд воинов, а в моих руках – разрешение от матери халифа.

– До сих пор я считала тебя благородным и воспитанным юношей, – не сдержалась Аббада, которая до сих пор молча слушала их разговор. – Неужели тебе не достаточно того, что ты услышал от Маймуны? Оставь девушку в покое. Да будь я на твоем месте, знай я, что меня не любят, ноги бы моей здесь больше не было.

– Если бы она не ранила так тяжело моего сердца и не переполнила бы чашу моего терпения, я бы оставил ее в покое и перестал преследовать. Но теперь мне хочется ей доказать, что я что-нибудь да значу! Ведь в Багдаде есть сотни дочерей военачальников и эмиров, которые желают добиться моей благосклонности.

Затем Ибн аль-Фадль повернулся к Маймуне:

– Подумай хорошенько о том, что я сказал, и не вынуждай меня прибегнуть к силе, потому что у ворот дворца стоит отряд воинов, ожидающих моих приказаний.

Сердце девушки сжалось от страха, и она воскликнула:

– О боже! Где охрана?

– Юноша, мы и так претерпели из-за тебя множество несчастий, – взмолилась Аббада. – Если бы ты знал, сколько горя мы пережили, то сжалился бы над нами!

В это время раздался стук в дверь; Маймуна решила, что это идут нанятые Ибн аль-Фадлем воины, й закричала:

– О боже! Неужели моим мучениям не будет конца? Господи, услышь мою мольбу и призови меня к себе! Ведь я уже вдоволь настрадалась на этом свете!

Горе и отчаяние переполняли девушку, и она, вся в слезах, больше не владела собой:

– Где вы, Сельман и Бехзад? За что мне такие мучения?

Аббада, стоя рядом с Маймуной, успокаивала ее, а в это время у нее самой по щекам градом катились слезы.

Ибн аль-Фадль знал, что бродяги не явятся сюда без его приказа, и потому вышел поглядеть, что случилось. У дверей он нашел слуг и узнал от них, что во дворец прибыла мать халифа.

Все удивились столь позднему визиту Зубейды. А причиной ее приезда было беспокойство о сыне. С тех пор как она покинула Замок Вечности, ее не покидало чувство тревоги. Зубейда прибыла к себе во дворец, а смятение и страх неотступно следовали за нею. Ее сердце предчувствовало неминуемую беду. Зубейда улеглась в постель, но не смогла заснуть. После полуночи к ней прибежала управительница и сообщила:

– Гонец из Замка Вечности разыскивает эмира верующих!..

– Что? Разыскивают моего сына? – вскричала Зубейда. – В моем дворце? Где он может быть? Ведь сегодня вечером мы простились с ним в его замке. Позови гонца!

К ней впустили гонца, и она спросила:

– Что случилось с эмиром верующих?

– Госпожа, мы ничего не знаем… Обыскали каждый уголок замка, но господина нашего нигде не нашли.

Зубейда вскочила с постели, накинула покрывало и поспешила в Замок Вечности. Там она обыскала все комнаты, но так и не нашла аль-Амина. Потом у нее мелькнула мысль, что, может быть, он отлучился по делам и скоро вернется. Зубейда почти до самого рассвета прождала сына, но его все не было. Тогда она решила, что аль-Амин отправился в город аль-Мансура, чтобы укрыться в своем дворце. Она прибыла туда, вызвала управительницу и стала расспрашивать о халифе, но та не смогла сообщить ей ничего нового.

– Я заметила у дверей группу бродяг. Кто их привел? – спросила Зубейда.

– Ибн аль-Фадль, госпожа, – ответила Фарида. – Он пришел ко мне с вашим письмом, и я провела его к Маймуне.

Услышав это имя, Зубейда вскипела от ярости, потому что считала эту девушку источником всех своих несчастий.

– Где она?

– В своей комнате, госпожа.

Зубейда не могла ждать, пока приведут Маймуну, и сама бросилась к ней. В дверях она повстречала Ибн аль-Фадля, тот поспешил посторониться, чтобы дать ей дорогу. В комнате Зубейда застала Аббаду, стоявшую рядом с внучкой.

– И ты здесь! – набросилась Зубейда на старуху. – Да пропади ты пропадом, старая карга! Это из-за тебя мне пришлось перенести столько страданий. Что за нечистая сила занесла тебя во дворец?

Аббада опустила глаза и молчала, потому что не знала, что отвечать, как объяснить свое присутствие во дворце. Тогда Зубейда обратилась к Маймуне:

– Теперь тебе самое время признаться, где находится этот жалкий изменник, именуемый Бехзадом. Я знаю, что он в Багдаде и что все наши беды – дело его рук. Говори, где он?

– Госпожа, – отвечала насмерть перепуганная Маймуна, – ведь я узница в этом дворце, откуда мне знать, что происходит за его стенами?

– Ложь! Ты все время поддерживала связь с Бехзадом через его слугу, Сельмана.

– Спросите у госпожи управительницы, – оправдывалась Маймуна. – Не знаю я никакого слуги. Сжальтесь надо мной, ради бога, госпожа! Я уже столько натерпелась, что глаза мои не просыхают от слез.

– Сжалиться над тобою… – усмехнулась Зубейда. – С какой стати? Да будь моя воля, я бы не задумалась ни на минуту и придушила тебя собственными руками!

Затем Зубейда повернулась к Ибн аль-Фадлю, который все еще стоял в дверях, и закричала:

– Забирай эту девчонку! Теперь она твоя. Делай с ней все, что пожелаешь. А с этой проклятой старухой я рассчитаюсь сама!

Услышав эти слова, Аббада повалилась Зубейде в ноги:

– Поступай со мной, как тебя заблагорассудится, но смилуйся над этой девушкой! Видит бог, она ни в чем не виновата. Я уже просила тебя за эту сироту и опять припадаю к твоим ногам. Ты ведь мать и тебе ведома материнская жалость. Прояви к ней милосердие… Накажи лучше меня, я не страшусь смерти.

Когда Зубейда услышала, что взывают к ее материнским чувствам, она ощутила душевное смятение. Сыну Зубейды грозила опасность, и ее решимость поколебалась. Она не знала, жив аль-Амин или, может быть, уже мертв. Люди не восприимчивы к горю, пока оно не обрушится на них самих и не придавит всей своей тяжестью. Сколько ни говори бездетным о тяжком родительском бремени, им все равно не понять, что значит свой ребенок. Но когда они женятся и заводят детей, они уже не в силах пройти мимо плачущего ребенка и спешат успокоить его. А услышит детский крик бездетный человек – только обвинит родителей в излишней мягкости да посоветует почаще наказывать такого ребенка. Но даже родителям трудно представить, что значит потерять ребенка, пока они не испытают это сами, как довелось испытать Зубейде в тот ужасный день.

Раньше, когда аль-Амину ничто не угрожало, Зубейда безучастно выслушивала мольбы Аббады. Но теперь слова старухи разжалобили эту жестокосердную женщину и она не нашлась, что ответить, словно собственный язык отказался ей повиноваться. На глазах у Зубейды выступили слезы и покатились по щекам. Она пыталась побороть это чувство и не показать свою слабость. Она поднялась и, стараясь придать своему голосу большую строгость, сказала:

– Повторяю тебе, Аббада, единственное, что может ее спасти – это признание в том, где скрывается Бехзад. А раз она молчит, то пусть будет рабыней Ибн аль-Фадля, – и Зубейда жестом показала юноше, что он может забрать Маймуну.

Никто не заметил, как забрезжил рассвет и наступило утро. Ибн аль-Фадль, надеясь, что Маймуна покорилась своей участи, направился к ней. Но девушка, обливаясь слезами, закричала:

– Нет! Нет! Я никуда не уйду! Лучше убейте меня тут же!.. Бехзад! Где ты?.. Неужели я столько времени ждала тебя напрасно?

Глава 70. Такова воля всевышнего

Ибн аль-Фадль вышел из комнаты отдать приказ бродягам, чтобы те увели девушку силой. От стоявших за дверями слуг он узнал, что во дворец прибыл главный прорицатель, и захотел с ним переговорить, надеясь, что тот сумеет убедить Маймуну покориться своей судьбе. На вопрос, где сейчас находится прорицатель, слуги ответили, что он у госпожи Зубейды.

После разговора с Маймуной Зубейда уединилась в большой зале и предалась горестным раздумьям о судьбе своего сына. Ее размышления прервала управительница, которая доложила о прибытии главного прорицателя.

– Проведите его ко мне, – приказала Зубейда.

Когда Сельман с Бехзадом подъехали к дворцу, город уже был занят хорасанскими войсками, но обитатели Золотого дворца еще ничего об этом не знали. На площади перед дворцом всадники увидели группу бродяг, но не обратили на них внимания. Сельман, сойдя с коня, подошел к воротам и убедился, что они заперты. Услышав за стеной какие-то голоса, он постучал, но не получил ответа. Тогда Сельман стал стучать настойчивее и из окошка, расположенного над воротами, показалось чье-то лицо.

– Кто там?

Сельман поднял голову и увидел знакомого слугу.

– Открывай не мешкая! – приказал он.

Слуга тотчас признал главного прорицателя и поспешил отворить ворота. Сельман и Бехзад въехали во внутренний двор, спешились и передали слуге поводья. Во дворе царило оживление. Повсюду взад и вперед сновали слуги. Сельман подозвал одного из них и спросил:

– Где госпожа управительница?

– Она – у нашей повелительницы Зубейды, – ответил тот.

Для Сельмана с Бехзадом эта новость не предвещала ничего хорошего.

– Сбегай поживее за управительницей, скажи, что главный прорицатель хочет видеть ее по важному делу.

Слуга вскоре вернулся и доложил:

– Главный прорицатель может войти. С ним желает поговорить госпожа Зубейда.

Сельман и Бехзад переглянулись.

– Наверное, она хочет знать, где ее сын и что с ним случилось, а заодно и расспросить о тебе, – тихо сказал Сельман, повернувшись к своему другу. – Ну что, мне идти одному?

– Позволь мне идти с тобой.

– Скажи управительнице, – обратился Сельман к слуге, – что главный прорицатель прибыл вместе со своим другом.

Через некоторое время слуга снова появился в дверях и сообщил:

– Можете войти вдвоем.

Сельман и Бехзад последовали за слугой и вскоре очутились в покоях Зубейды. Первым вошел Сельман и почтительно поздоровался с матерью халифа. За ним вошел Бехзад, но расстроенная Зубейда не обратила на него внимания. Она сидела, низко опустив голову, лицо ее почти касалось колен. Руки опирались на подушку. Когда Сельман появился в дверях, она подняла голову и закричала:

– Куда ты запропастился? Как мог ты покинуть меня в столь тяжелый час?

Она приказала Сельману сесть, и он опустился на пол. Бехзад занял место подле него.

– Моя госпожа, все это время я не щадя сил разыскивал Бехзада и наконец нашел его, – сказал Сельман.

Лицо Зубейды осветилось радостью, и она воскликнула:

– Ты его нашел! Где же он?

– Вот он, моя госпожа, – и Сельман указал на своего спутника. Зубейда вздрогнула от неожиданности и впилась глазами в юношу. Перед ней сидел красивый и полный достоинства молодой человек. Крик изумления вырвался из груди Зубейды:

– Ты и есть Бехзад?

– Да, я – Бехзад.

– Как ты осмелился явиться сюда? Разве ты не страшишься гнева эмира верующих?

– Я не боялся его, когда он был жив, – с вызывающим спокойствием отвечал Бехзад, – так чего же мне бояться его мертвого?

Дрожь прошла по всему телу Зубейды, она в отчаянии заломила руки над головой.

– Эмир верующих? Мой сын, Мухаммед? Да как повернулся твой язык сказать такое? Ты, верно, издеваешься надо мною, гнусный обманщик?

– Увы, моя госпожа! Я говорю чистую правду. Мне прискорбно объявлять тебе столь тяжкую весть. Но ты сама спросила о халифе, и я не могу лгать.

Зубейда повернулась к Сельману, страстно желая усомниться в услышанном.

– Прорицатель, скажи мне правду… Где эмир верующих? Скажи, что этот человек бредит! Где мой сын Мухаммед? Мой мальчик, мое любимое дитя, где он? Скажи!

– Моя госпожа, – хладнокровно ответил Сельман, – он мертв. Я сам видел его голову – она выставлена на пике над Бустаном.

Услышав эти слова, Зубейда в отчаянии завыла, как раненая тигрица, начала бить себя руками по щекам. В этот момент раздался голос Маймуны, призывавшей на помощь: «Где ты, Бехзад? Спаси меня! Освободи!..»

Бехзад схватился за кинжал и бросился вон из комнаты с громким криком: «Я здесь, моя любимая!..»

Он появился в тот самый миг, когда по приказу Ибн аль-Фадля бродяги схватили Маймуну за волосы и поволокли к дверям. Бехзад выхватил кинжал, бросился к Ибн аль-Фадлю и одним ударом прикончил насильника. Затем он обернулся к бродягам и закричал:

– Убирайтесь прочь, подлецы! Это говорит вам Бехзад!

Когда они услышали этот устрашающий крик и увидели распростертое тело Ибн аль-Фадля, то бросились бежать врассыпную.

Маймуна, разумеется, не знала, что Бехзад находится рядом. Однако из уст девушки, потерявшей всякую надежду на спасение, невольно вырвалось имя любимого, когда Ибн аль-Фадль приказал бродягам схватить ее. Увидев Бехзада, она бросилась к своему спасителю, но тут же лишилась чувств.

– Откуда ты явился к нам, ангел-хранитель? – подбежала к нему Аббада. – Боюсь, как бы тебя не схватила халифская стража.

– Можешь не бояться, моя госпожа, – ответил Бехзад. – Весь Багдад в наших руках, а голова аль-Амина выставлена на крепостной стене для всеобщего обозрения.

Дворцовые слуги услышали эти слова и, охваченные страхом, сбежались к Зубейде. Они застали ее сидящей с распущенными волосами и причитающей:

– Сыночек мой!.. Убили тебя эти злодеи!..

Эти стоны донеслись до слуха Аббады и запали ей в душу. Старуха заглянула в покой Зубейды, и вид страдающей матери растрогал ее. Жалость взяла верх над ненавистью, Аббада нагнулась к Зубейде и поцеловала ей руку.

– Не терзай себя напрасно, госпожа. Такова воля нашего господа.

Ей припомнилась смерть своего сына, и она разразилась рыданиями вместе с несчастной матерью халифа.

Зубейда ожидала, что Аббада будет злорадствовать, но, увидав ее искренние слезы и сочувствие, она устыдилась своих подозрений и взглянула на соперницу робко и приниженно.

– Ты права, Умм ар-Рашид. Мы не знаем тяжести чужого горя, пока не испытаем на себе… Бедные дети… Боже, смилуйся над Джафаром и ар-Рашидом, смилуйся над Мухаммедом… Неужели он убит?.. Неужели это правда, что его голову выставили напоказ, как и голову твоего сына? Ради господа, сжальтесь над его юным телом. Ведь он не привык мучиться. Ему не стерпеть дневной жар и ночной холод. Как вы могли оставить его под открытым небом? Ах, нет у вас никакого сострадания! Ведь он юноша в самом расцвете лет. Надо было умертвить меня, а его оставить в живых. Ты права, Умм ар-Рашид. Я не вняла твоим мольбам, потому что не отпила сама из чаши страданий, – и Зубейда, заламывая руки, начала метаться по залу, оглашая его душераздирающими воплями.

В это время Бехзад отнес Маймуну подальше от сутолоки и гама и привел ее в чувство. Очнувшись, она не могла поверить своим глазам: «Неужто мне все это снится? И мой суженый явился ко мне в последний миг, чтобы спасти от верной смерти?» Когда Маймуна, опираясь на руку Бехзада, проходила мимо распростертого на полу тела Ибн аль-Фадля, она с горечью произнесла:

– Мне жаль этого юношу. Он был так ко мне расположен и желал для меня только добра. Он хотел, чтобы я полюбила его, но мое сердце принадлежит только моему Бехзаду.

– Но ведь я видел, как он угрожал тебе и хотел надругаться над тобою, – возразил Бехзад. – Я не мог стерпеть такой обиды и убил его. Что теперь о нем сокрушаться, его все равно не оживить! Идем поскорее отсюда. Сельман, пошли!

Сельман взял под руку Аббаду, и они вчетвером вышли во двор. Там они сели на коней и, оставив в глубоком трауре обитателей дворца аль-Мансура, отправились в путь.