Текст книги "Аль-Амин и аль-Мамун"

Автор книги: Джирджи Зейдан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 44. Послание из дворца аль-Амина

Слуга быстро вернулся и, вручив Дананир послание, бесшумно исчез. Та взглянула на письмо и, узнав печать аль-Фадля Ибн ар-Рабиа, визиря аль-Амина, сочла это плохим предзнаменованием. Дрожащими руками она разломила печать – это не ускользнуло от внимания Маймуны. Что-то сдавило ей сердце, и она стала ждать решения своей участи. Дананир развернула письмо, быстро пробежала его строки и ахнула от удивления. Все это время Маймуна не отрывала от нее глаз. Ей хотелось вырвать письмо из рук Дананир, лишь бы только узнать, что в нем, но она сдержала себя. Окончив читать первый раз, Дананир с нескрываемым беспокойством принялась читать во второй. Она хотела встать, но Маймуна уже не владела собой и, удерживая ее за руку, взмолилась:

– Не уходи! Скажи, есть там что-нибудь обо мне? Ведь я заметила печать аль-Фадля Ибн ар-Рабиа и теперь не сомневаюсь, что в письме говорится обо мне.

– Даже если оно и касается тебя, то адресовано все-таки мне…

– Значит, оно обо мне!.. Скажи, чего он от меня хочет? О горе мне! Ну говори скорее!

Дананир мягко отстранила девушку и поднялась:

– Поверь мне, в этом письме о тебе нет ни слова.

Но Маймуна не отставала. Она бросилась к Дананир и до боли сжала ей руку:

– Заклинаю тебя, скажи правду! Богом прошу! Прости мою назойливость, но дай мне прочесть письмо!

Дананир осторожно высвободила руку и с лицом, горящим от возмущения, сказала:

– Наглость этого человека не имеет предела! Что-то уж слишком он осмелел! Пользуется тем, что наш господин в отъезде, и рассчитывает, что мы испугаемся и будем во всем ему подчиняться!

Теперь Маймуна нисколько не сомневалась: в этом письме речь шла о ней.

– Что бы ни было написано в этом письме, я хочу знать все! Даже если в нем моя смерть! Ради бога, скажи!

Дананир поняла, что ей не унять Маймуны, и протянула ей письмо.

Маймуна с трепетом приняла письмо из ее рук и прочла следующее:

«От аль-Фадля Ибн ар-Рабиа, визиря эмира верующих, к управительнице Дананир.

Эмиру верующих стало известно, что во дворце вашего повелителя аль-Мамуна с недавнего времени пребывает девушка по имени Маймуна, и эмир верующих желает ее лицезреть, дабы расспросить относительно некоторых дел, а посему повелевает немедленно отправить ее во дворец в сопровождении гонца, доставившего это письмо».

Когда девушка кончила читать, руки у нее так затряслись, что она чуть не выронила письмо, слезы подступили к глазам, и она запричитала:

– О горе мне!.. Злой рок следует за мной по пятам. О горе, горе! Что же мне делать?.. Нужно немедленно бежать из этого дворца, чтобы не навлечь на вас гнев халифа.

Дананир принялась ее увещевать:

– Тебе нечего бояться, и ты никуда отсюда не уйдешь. Ты гостья в этом дворце и находишься под нашим покровительством. Не беспокойся, я никому тебя не выдам.

Сказав это, она вышла, оставив Маймуну одну. В коридоре она хлопнула в ладоши. Тотчас появился слуга, и Дананир приказала:

– Передай халифскому гонцу, что он может отправляться, не дожидаясь ответа.

Дананир вернулась в комнату, гнев все еще клокотал в ее груди. Маймуна, впав в отчаяние, оплакивала свою горькую долю, и Дананир принялась ее успокаивать и утешать. В это время к ним вошла Аббада, которой еще ничего не было известно о письме. Увидев расстроенных Маймуну и Дананир и почувствовав недоброе, она спросила:

– Что у вас стряслось?

Маймуна со слезами упала на грудь бабушки:

– Скорее бежим отсюда, пока на этот дом не обрушился гнев халифа!

Она направилась к дверям, когда Аббада, так ничего и не понимая, остановила ее:

– В чем дело? Скажи наконец толком, что случилось?

– Этот злобный, хитрый человек – визирь – разыскивает меня. Он утверждает в своем письме, что эмир верующих желает меня о чем-то расспросить, – ответила Маймуна.

Аббада на некоторое время задумалась и затем произнесла:

– Я обо всем догадываюсь: эмир верующих тут ни при чем. Письмо мог написать по собственному злому умыслу только аль-Фадль ар-Рабиа, уж я-то его знаю, да и вы, думаю, о нем наслышаны не меньше моего. Сейчас единственный выход для нас – покинуть дворец, чтобы не усугублять опасность и не навлечь беды на наших хозяев.

– Вы наши гости, – возразила Дананир, – и никуда не уйдете. Этот низкий человек не посмеет нанести обиду гостям дома престолонаследника. Боже упаси вас покидать дворец!

Маймуна вспомнила о слуге Бехзада и подумала, как бы он мог им пригодиться сейчас.

– А где Сельман? – спросила он. – Он ведь заверил меня, что Бехзад оставил нас на его попечение.

При упоминании о Сельмане у Дананир отлегло от сердца:

– Вот кто нам поможет! Как только Сельман явится, посоветуемся с ним обо всем – он человек сообразительный. А там будет видно, что дальше делать.

Глава 45. Визит к визирю аль-Фадлю

Еще утром того же дня Сельман возвратился из дворца аль-Мамуна к себе домой. Здесь он переоделся, сменив обычное платье на одежду прорицателя, и с помощью нехитрых манипуляций превратился в Садуна. Придерживая под мышкой книгу и опираясь на посох, он вышел из дома и направился к городу аль-Мансура. Поравнявшись с Золотым дворцом, Садун разыскал дом, который по приказу аль-Амина был определен ему в качестве временного жилища, пока он оставался в городе. Весь день Садун провел в чтении книг и размышлениях. По крайней мере, так могло показаться всякому, кто, будучи наслышан о знаменитом прорицателе, заглянул бы к нему в это время, ища помощи или совета, ибо Садун опасался начальника тайной службы Ибн Махана, имевшего осведомителей под дверями почти каждого правоверного багдадца.

Уже под вечер у дверей прорицателя послышалось цоканье лошадиных копыт. Какой-то всадник подъехал к дому и, спешившись, быстрыми шагами направился к дверям. Запах благовоний опережал гостя. Садун не мог больше сомневаться – это пожаловал Ибн аль-Фадль собственной персоной. По его стремительной походке было не трудно догадаться, что дело, по которому он прибыл, очень срочное. Но прорицатель продолжал сидеть, и лишь когда раздался стук в дверь, он неторопливо поднялся и впустил гостя. На этот раз Садун принял сына визиря с необычной холодностью и даже некоторым пренебрежением. Как ни странно, такой прием заставил Ибн аль-Фадля проникнуться еще большим уважением к прорицателю и его учености.

– Как поживаешь? – с улыбкой обратился Ибн аль-Фадль к Садуну.

Тот молча кивнул в ответ и жестом предложил ему сесть. Несколько смутившись, Ибн аль-Фадль прервал наступившую тишину:

– Садун, что с тобой приключилось сегодня? Почему у тебя такой суровый вид?

– Присаживайся, господин Ибн аль-Фадль, располагайся поудобнее, – голос Садуна звучал мрачно. – Что может значить мое недовольство, когда кругом столько лжи и все насквозь пропитано обманом?

Он еще раз предложил сыну визиря присесть.

– Времени у меня мало, я спешу, – сказал Ибн аль-Фадль, – и пришел я к тебе не по собственному делу, а по поручению отца.

– Какая польза может быть твоему отцу от моих знаний? Ведь он не слишком высокого мнения обо мне, да и вообще, вы оба не верите ни единому моему слову.

Этот намек несколько обескуражил Ибн аль-Фадля: из слов, сказанных Садуном, явствовало, что прорицателю было известно о поездке сына визиря в аль-Мадаин, где он пытался разыскать Маймуну, несмотря на предупреждение Садуна, что девушка уже оставила этот город.

Но Ибн аль-Фадль не сдавался:

– На что ты намекаешь, Садун? Разве я мог когда-нибудь дурно отозваться о тебе?

– Я полагаю, – заявил напрямик Садун, – что ты не очень утомился, когда плыл в аль-Мадаин и обратно в Багдад, чтобы убедиться в правоте моих слов? Ну что, удалось тебе там ее найти?

Довод был неоспоримый, отступать сыну визиря было некуда. Поэтому он поспешил перевести разговор на другую тему:

– Об этой истории лучше поговорим в следующий раз, а сейчас нам нужно торопиться к моему отцу: дело, по которому он тебя вызывает, большой государственной важности.

Садун понимал всю серьезность подобного приглашения, и это спасло Ибн аль-Фадля от дальнейших упреков.

– Я всегда буду рад помочь великому визирю. Где он меня ожидает? – только и осведомился он.

– Он во дворце, у начальника тайной службы.

Садун направился к двери, обулся, взял посох и, не забыв прихватить с собой «священную» книгу, вышел с гостем из дому. Опустив голову на грудь и беззвучно шевеля губами, мнимый прорицатель следовал за Ибн аль-Фадлем. Сейчас он думал о том, зачем он понадобился визирю, о чем тот будет его расспрашивать. Одно Садун знал наверняка: первый вопрос, которым встретит его аль-Фадль, будет касаться Бехзада, Об этом можно было догадаться по многим причинам. Прежде всего, это следовало из слов, сказанных Ибн аль-Фадлем, когда тот упомянул, что дело, по которому его вызывают, является делом государственной важности. Но все же Садун немного побаивался аль-Фадля, зная проницательность и недюжинный ум визиря. Можно было не сомневаться, что как только аль-Фадля оповестили о прибытии лекаря в Багдад, он тут же приказал схватить Бехзада, – только его нигде не нашли. Ибн Махана, начальника тайной службы, можно было не опасаться. Это был человек пустой и тщеславный.

Когда они подошли к входу в приемную залу начальника тайной службы, Ибн аль-Фадль, оставив прорицателя дожидаться у дверей, без всякого предупреждения прошел во внутренние покои. Спустя некоторое время Садуна позвали в приемную. Посередине залы, утопая в пышных подушках, восседал визирь аль-Фадль Ибн ар-Рабиа. По насупленным бровям и озабоченному виду визиря можно было догадаться, что он чем-то сильно встревожен. Рука визиря крепко сжимала опахало, и он в глубокой задумчивости, сам того не замечая, обмахивался им, хотя над его головой не было видно мух или каких-либо других надоедливых насекомых. Рядом с аль-Фадлем Садун заметил Ибн Махана, который поглаживал свою бороду, выкрашенную хной в медно-красный цвет. Очевидно, для того, чтобы выглядеть моложе, он не поскупился на краску. Несмотря на преклонный возраст, он не переставал заботиться о своей внешности и тщательно скрывал свои годы. Ибн Махан мог бы так же, как аль-Фадль, развалиться на мягких подушках, но его останавливало то, что это могут счесть за проявление старческой немощности, поэтому он сидел гордо выпятив грудь и приосанившись, словно бросая вызов своей дряхлости.

Аль-Фадль не обратил никакого внимания на появление сына, а только устремил пристальный взгляд на Садуна.

– Так это – прорицатель Садун? Мне кажется, я видел его вчера во дворце…

– Да, отец, – подтвердил Ибн аль-Фадль, – это лучший придворный прорицатель.

Аль-Фадль молча указал Садуну на подушку, лежавшую напротив. Садуна озадачил такой неприветливый прием. Он смиренно стоял перед визирем, изо всех сил стараясь показаться бесхитростным и простодушным, но его сердце бешено колотилось: ведь от вероломного аль-Фадля можно было ожидать всего. Чтобы подавить свой страх и немного успокоиться, Садун стал расправлять шелковый платок, в который была завернута «священная» книга.

– Правда, что ты лучший придворный прорицатель? – последовал вопрос аль-Фадля.

Садун поклонился:

– Так говорят люди, мой повелитель. Но я не заслуживаю такой похвалы.

– Если верить словам моего сына и начальника тайной службы, ты искуснейший из прорицателей и наделен от бога поразительными способностями.

– Если есть чему удивляться, – ответил Садун, – так этой книге. Из нее я черпаю все, что может помочь мне в познании тайн бытия. Я листаю ее и произношу слова, даже не понимая их смысла.

Аль-Фадль повернулся к Ибн Махану, словно желая убедиться в достоверности этих слов. В ответ начальник тайной службы слегка прикрыл глаза и утвердительно кивнул головой, как бы полностью присоединяясь к сказанному Садуном. С уст аль-Фадля соскользнула улыбка, и в маленьких хитрых глазах засквозило сомнение.

– Я хочу испытать тебя – ведь воина лучше всего видно в бою. Ответь мне на один вопрос.

Прорицатель с готовностью повернул лицо к аль-Фадлю, но при этом чуть отвел глаза в сторону мерно покачивающегося опахала, точно боясь встретиться с визирем взглядом.

– В твоей власти задать мне любой вопрос, но только одному господу ведомы все тайны. Если осенит меня божья благодать, я отвечу без утайки, а если нет, то у меня хватит смелости признать свое бессилие. Таково мое правило.

Не успел Садун договорить, как Ибн Махан и Ибн аль-Фадль одним духом заверили визиря в искренности прорицателя, утверждая, что они знают прямоту его характера.

– Я спрошу тебя об одном деле государственной важности, – приподнимаясь с подушек, обратился к Садуну аль-Фадль, – а ты мне скажешь все, что думаешь об этом. Я, со своей стороны, знаю все тонкости этого дела и просто хочу проверить твои способности.

– Если великий визирь сомневается в моей честности, – смущенно сказал Садун, – то он может меня прогнать, а я…

– Нет, – резко прервал его аль-Фадль, – ты никуда не уйдешь отсюда до тех пор, пока я не буду убежден в правоте или лживости твоих предсказаний. Если ты, как утверждают люди, действительно всеведущ, то тебе не трудно будет ответить на мой вопрос.

В голосе аль-Фадля звучала ярость, отчего по спине Садуна забегали мурашки, и он решил больше не возражать всесильному визирю.

– Великий и мудрый визирь вправе распоряжаться мной, как ему заблагорассудится, – сказал он. – Меня можно отпустить на все четыре стороны или посадить в темницу и даже, если это угодно повелителю, обезглавить, не прибегая к испытанию.

Ибн Махан, почувствовав, что Садун считает недоверие визиря унизительным для себя, почел своим долгом разубедить его:

– Великий визирь не желает тебе плохого. Просто он видел во дворце столько шарлатанов, выдававших себя за прорицателей, что, когда мы рассказали ему о твоих познаниях и учености, он решил испытать тебя. Так скажи нам, что тебе известно о деле, которое имеет в виду великий визирь.

Глава 46. Садун угадывает тайну

Садун раскрыл священную книгу и, перелистывая ее, начал бормотать какие-то непонятные слова. Присутствующие, затаив дыхание, следили за прорицателем, ожидая, что он им сообщит. Наконец он перестал бормотать и обратился к Ибн Махану:

– Я ведь тебе уже раскрыл тайну, о которой не ведала ни одна живая душа?

– Да, это так… – подтвердил начальник тайной службы. – А сегодня мы желаем знать о наших врагах и об их тайных замыслах.

Садун вновь принялся шелестеть страницами. Он читал с таким усердием, что вскоре крупные капли пота начали стекать по лбу, а весь вид его говорил о крайней усталости. Затем он извлек из рукава кусочек ладана, положил его в рот и тщательно разжевал. После этого он жестами показал, что ему требуется сосуд с водой и горящие уголья. Тотчас перед ним поставили небольшую медную жаровню наподобие кадильницы. Вынув изо рта кусочек разжеванной смолы, он бросил его в огонь и стал пристально всматриваться в кубок с водой, поданный ему слугою. Вдруг он отшатнулся, пораженный увиденным, и воскликнул:

– Аль-Мадаин!.. Развалины дворца…

Он снова припал глазами к кубку.

– Кто же там живет?.. – произнес Садун и замолчал, украдкой поглядывая на присутствующих в ожидании, не выдаст ли кто-нибудь себя. По беспокойным движениям Ибн Махана он сразу же понял, что не ошибся. Тогда, сделав вид, что совсем обессилел, Садун отставил в сторону кубок, вынул платок и начал молча вытирать лоб, покрытый испариной.

Первым не выдержал аль-Фадль:

– Что?.. Что случилось в этом дворце?

Ловким движением прорицатель бросил в огонь благовонную смолу и снова устремил свой взгляд на воду в кубке.

– Вижу… Вижу людей… Это бродяги… Они выпрыгивают из лодки… торопятся выйти на берег… врываются в дом…

– Что дальше? – нетерпеливо перебил его аль-Фадль.

– Но никого не находят, мой повелитель, дом пуст!

Лицо аль-Фадля прояснилось, но было видно, что интерес к этому делу в нем еще не остыл.

– Да благословит тебя всевышний за твои старания! – сказал он. – Я как раз ищу человека, который долго скрывался в доме, стоящем неподалеку от дворца Шапура. Ты не знаешь, как его имя?

Садун опустил взгляд и словно оцепенел, силясь вызвать видение вновь. Но вот он очнулся:

– Его зовут Бехзад, он – лекарь из Хорасана.

– Именно его я и разыскиваю! – не мог скрыть своего удивления аль-Фадль. – Где он сейчас? Укажи, как нам найти его!

Садун вновь обратился к своей священной книге, долго листал ее, затем воскурил на жаровне ладан и заглянул в кубок. Немного погодя он поставил кубок на пол и хлопнул в ладоши. Все присутствующие при этом обратились в слух.

– Он покинул Багдад на своем скакуне и сейчас уже далеко отсюда, в пустыне, – прорицатель махнул рукой в неопределенном направлении. – Я вижу на нем дорожный плащ.

– Сбежал! – вырвалось у аль-Фадля. – Сбежал, хорасанский дьявол! Но, может быть, тебе виден его слуга?

– Рядом с ним никого нет, – уже в который раз заглянул в кубок Садун.

– А не мог бы ты что-нибудь рассказать нам о его слуге или, скорее, о его товарище?

Еще в Хорасане аль-Фадлю донесли, что Бехзад отправляется по особо важному делу в Багдад в сопровождении какого-то человека. Тотчас в столице получили приказ изловить их обоих, и на розыски были брошены бродяги аль-Хариша. Мы уже знаем, что, благодаря своей хитрости, Сельман проник в планы аль-Фадля и предупредил своего хозяина о грозящей опасности. Теперь, когда у прорицателя осведомились о слуге Бехзада, он невозмутимо изрек:

– Я знаю имя этого слуги, его зовут Сельман!

– Да, ты прав, – подтвердил аль-Фадль, – но где он сейчас?

Этот вопрос застиг прорицателя врасплох, нервная дрожь пробежала по всему его телу. Однако настал час, когда надо было проявить особое хладнокровие и смекалку. Садун мотнул головой один раз вправо, другой – влево, а затем, глядя в кубок, возвестил:

– Он сейчас в Багдаде… в городе аль-Мансура… Но он скрыт от моего взгляда… Густая пелена опустилась между нами… Может быть, в другой раз мне удастся ее приподнять.

– В таком случае потеря Бехзада с лихвой окупится тем, что в Багдаде остался его слуга, – обрадовался аль-Фадль, – это тоже недурная добыча. Правда, я слышал, что этот Сельман что ни день, то меняет платье и предстает в новом обличье.

– По этой-то причине я и не мог увидеть Сельмана, – подхватил прорицатель. – Ну, ничего! Будь он обут в полумесяц, опоясан звездами и увенчан солнцем – не укрыться ему от прорицателя Садуна!

Теперь, как показалось Садуну, выдался удобный момент, чтобы он мог осуществить свое заветное желание: посеять раздор в лагере Аббасидов, и он начал:

– Мой повелитель считает, что бегство Бехзада из столицы безопаснее для нашего государства, чем если бы он продолжал здесь оставаться?

– То, что он ускользнул от нас, спасло его. А как ты считаешь, прорицатель?

Садун некоторое время листал свою книгу.

– Его побег поможет одержать победу одной важной особе в Хорасане, – наконец возвестил он.

Визирь понял, что он имеет в виду аль-Мамуна:

– А какая польза от победы этому человеку, если он за тридевять земель отсюда?

– Видится мне, – продолжал вещать Садун, – что человек этот наделен большой властью, которую получил из рук покойного халифа, и теперь следует опасаться, что он может пойти войной на законного владыку, если ему вовремя не подрезать крылья.

Садун хотел натолкнуть аль-Фадля на мысль о необходимости низложения аль-Мамуна, чтобы усилить вражду между братьями, – ведь теперь для жаждущих разрыва такой случай представился.

Аль-Фадль, сочтя про себя этот совет разумным, повернулся к Ибн Махану и обменялся с ним многозначительным взглядом.

Они прекрасно понимали друг друга. У них была одна цель – натравить аль-Амина на его брата. Визирь был особенно заинтересован в этом: ведь между ним и аль-Мамуном была старинная вражда. Но сейчас он ничем не выдал себя и быстро переменил тему разговора:

– Да не оставит тебя божья благодать, прорицатель! – и, повернувшись к своему сыну, добавил: – Боюсь, что мы поступили опрометчиво, когда плохо отозвались о главном придворном астрологе.

– Я всегда доверял Садуну, – сказал Ибн аль-Фадль. – Это ты сомневался в его способностях, и из-за этого мы совершили множество ошибок.

Садуну ничего не было известно о письме визиря к Дананир, где речь шла о Маймуне, и он обратился к аль-Фадлю:

– Я надеюсь, что не случилось ничего непоправимого?

– Я действительно не доверял тебе, – стал объяснять визирь, – когда ты сообщил, что девушка не живет на прежнем месте. Позже я дознался от соглядатаев, что она остановилась во дворце аль-Мамуна, и отправил наставнице Зейнаб письмо с требованием прислать девушку сюда. Но ответа не последовало, и гонец вернулся с пустыми руками. Тогда я послал отряд воинов, чтобы они привели ее силой.

Известие о том, что на Маймуну обрушилась такая беда, отозвалось болью в сердце Сельмана, но он постарался не показать виду:

– Я не отрицал того, что она там жила, я только сообщил ему, – при этих словах он указал на Ибн аль-Фадля, – что она покинула аль-Мадаин. Тогда девушка еще не остановилась во дворце аль-Мамуна, но если бы он спросил позднее, где она, то я уведомил бы его об этом немедленно. А я, со своей стороны, хотел привести ее сюда по собственной воле с помощью моей священной книги. И к чему было торопиться!

Он был раздосадован тем, что визирь силой заставил несчастную девушку покинуть дворец аль-Мамуна.

– Воспитательница Зейнаб вела себя крайне неучтиво, – заметил аль-Фадль, – когда ничего не ответила моему гонцу. Но, может быть, она не знала, что эта девушка, как и вся ее семья, находится в опале? Ведь она осталась жива и до сих пор свободна лишь потому, что приглянулась моему сыну!