355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джинн Калогридис » Алая графиня » Текст книги (страница 8)
Алая графиня
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:16

Текст книги "Алая графиня "


Автор книги: Джинн Калогридис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

Я увидела его и замерла так, словно передо мной явился сам Маттео, затем поспешно подошла к кедру, просунула руку сквозь колючую сизо-зеленую хвою и притронулась к коре. На ощупь она была бугристая и грубая. Я знала об этом заранее, хотя никак не могла видеть дерево прежде. Я прислонилась к кедру, вдыхая его смолистый аромат.

Слезы навернулись на глаза, когда я мысленно услышала женский голос: «Ливанский кедр».

Это сказала моя мать. Стены монастыря как будто придвинулись ко мне и начали вращаться. От страха я закрыла глаза. Кирпичный купол Дуомо, мощеные улицы, беленые стены монастыря, даже решетки в воротах и запах уксуса… Разве мне не знакомо все это?

«Я никогда не бывала здесь раньше», – твердо сказала я себе и поспешила к своей келье по пугающе знакомым коридорам.

Ночью я исполнила обряд изгнания, который практиковал Маттео, и не выходила из кельи до второй половины следующего дня, когда пришло время отправляться на похороны мужа.

Возница подвез меня к главному входу в церковь Сан-Марко, где уже дожидался рыжеволосый брат Доменико. Он ввел меня в скромную церковь, где перед великолепным алтарем со сценой Страшного суда стоял небольшой канделябр. Рядом с алтарем лысый священник раздувал угли для кадильницы, бормоча при этом молитвы. Двое монахов в белых подрясниках и черных рясах, стоявшие слева от алтаря, при виде меня опустили глаза.

Семья Медичи регулярно давала деньги на церковные нужды, поэтому для молящихся здесь стояли деревянные скамьи. В последнем ряду сидела высокая худощавая женщина, одетая в дорогое, но скромное платье из темно-серого бархата. Ее лицо было скрыто черной шелковой вуалью. Когда я прошла мимо, она не подняла головы, склоненной к четкам в молитвенно сложенных руках.

Доменико проводил меня к скамье в первом ряду прямо перед алтарем и ушел, не сказав женщине ни слова. Священник плеснул на раздутые угли какой-то жидкости с сильным ароматом и накрыл кадильницу крышкой. Из отверстия повалил душистый дым. Помахивая кадильницей, висящей на цепи, он двинулся по проходу, распевая псалом. Я обернулась, когда двери церкви открылись. Доменико и пятеро других братьев внесли гроб с телом Маттео и поставили на пороге. Они подождали, пока священник окурит его дымом и окропит святой водой из чаши, расположенной перед входом.

После чего двое монахов у алтаря запели, выводя простую, трогающую до глубины души мелодию:

– De profundis clamavi ad te, Domine…

«Из глубины взываю к Тебе, Господи…»

Затем священник медленно ввел процессию в церковь. Я отвернулась, силясь сдержать слезы и не смотреть на гроб. Вскоре священник подошел к алтарю, и мужчины осторожно опустили свою ношу в нескольких шагах от него.

Я только сейчас обратила внимание на тех, кто нес гроб. Один был брат Доменико, двое других – его товарищи-монахи. Но вот оставшиеся трое оказались из числа благородных и зажиточных господ, если судить по их элегантной, хотя и неброской одежде. Один был невысокий и хрупкий, с седеющими рыжеватыми волосами, второй возраста Маттео, молодой, красивый, темноволосый и мускулистый. Третий – сам Лоренцо де Медичи.

Увидев его, я не смогла больше сдерживать чувства. Слезы хлынули ручьем, горячие и неукротимые. Я вспомнила, как страдал Маттео в ту последнюю ночь, представила, как ждал его Лоренцо, постепенно понимая, что случилось что-то непоправимое.

Я услышала прерывистый шепот мужа: «Скажи Лоренцо…»

Из всей службы я запомнила только гостию на языке и то, как священник дважды обошел вокруг гроба с кадильницей, снова окропляя его святой водой. Только когда все закончилось и носильщики подошли, чтобы поднять гроб, я поняла, что все это время они сидели за моей спиной.

Священник взял меня за руку и повел за гробом. Когда я выходила из церкви, высокая женщина под вуалью поднялась и почтительно замерла.

На кладбище мы подошли к глубокой яме, рядом с которой возвышался курган красноватой глины, могильщики ждали нас, опираясь на лопаты. Гроб поставили на веревки, и могильщики спустили его в яму. Маттео положили так, чтобы его лицо было обращено на восток, поскольку Христос появится оттуда, когда вернется воскрешать мертвых.

Лоренцо с молодым человеком стояли рядом с женщиной в вуали, поддерживая ее под руки. Хрупкий пожилой мужчина остановился рядом с Медичи, утирая покрасневшие глаза. Они держались чуть в стороне, как будто не желая мешать моему горю.

Я с недоумением слушала, как священник говорил о святой Марфе, твердо верившей в то, что брат ее действительно восстанет из мертвых.

Наконец он перекрестил могилу и произнес нараспев:

– Requiem aeternam dona ei, Domine, et lux perpetua liceat ei…[4]

Все кончилось. По жесту священника я взяла горсть холодной сырой земли и бросила на гроб Маттео. Остальные участники церемонии смотрели на меня, сомневаясь, следовать ли им моему примеру.

Я обернулась к ним, указала на глиняный курган и предложила:

– Прошу вас.

Женщина взяла горсть земли, мужчины последовали ее примеру. Когда я протянула священнику монету за службу и кошелек брату Доменико от Боны на нужды монастыря, могильщики спешно приступили к работе.

Я приблизилась к остальным участникам похорон и спросила:

– Сер Лоренцо, не могли бы мы поговорить наедине?

Он кивнул и подошел ко мне. Мужчины и женщина под вуалью сделали несколько шагов назад, когда Лоренцо завел меня за голое дерево, покрытое розовыми бутонами, успевшими набухнуть по причине необычно теплой погоды. Я старалась не вздрагивать от грохота земли о гроб мужа.

– Я был сражен вестью о смерти Маттео, – сказал Лоренцо.

Его уверенность в себе и невозмутимость куда-то разом исчезли, широкие плечи поникли от горя.

– Мы узнали об этом от настоятеля монастыря несколько дней назад. – В сосновый гроб звучно ударил камень, Лоренцо через плечо взглянул на могильщиков, затем снова повернулся ко мне. – Когда это случилось? Он болел?

– В ту ночь, когда вы уехали в Милан, – ответила я. – Сер Лоренцо, мой муж был отравлен. – Я старалась говорить спокойно, но на последних словах мой голос сорвался.

Лоренцо Великолепный тяжко вздохнул и отвернулся, но я успела заметить, что он подавлен и смущен. Минуту Медичи стоял молча, глядя на церковные шпили, видневшиеся вдалеке. Потом он взял себя в руки, снова повернулся ко мне и прошептал:

– Какая жалость.

– Умирая, он попросил меня передать несколько слов только вам одному, – продолжала я. – Муж сказал: «Передай Лоренцо: „Волчица и Ромул хотят уничтожить тебя“». Мне следовало сообщить об этом раньше, но я не могла довериться бумаге. Маттео попросил привезти его сюда, в Сан-Марко, и я постаралась сразу же исполнить эту просьбу, но герцог не захотел меня отпустить.

Лоренцо смотрел куда-то вдаль, мимо меня, стиснув зубы, отчего нижняя челюсть выдвинулась вперед на целый палец. У него на скулах играли желваки.

– Этого я и ожидал, – произнес он тихо. – Я должен попросить прощения, мадонна Дея, за то, что вовлек тебя в столь грязное дело.

– Но кто такие Волчица и этот Ромул? – Я старалась, но не смогла скрыть горечь и ненависть в голосе.

Он все услышал, хотя и не подал виду, но что-то в нем дрогнуло.

– Поверь мне, мадонна, Маттео умер не напрасно. Те, кто виновен в его гибели, в свое время понесут за это наказание. Но я предам память Маттео, если сейчас открою все подробности. Ведь тогда ты окажешься в серьезной опасности и твои страдания только усилятся.

– Значит, его действительно убили! – Я горько всхлипнула, задыхаясь. – Вы знаете, кто его убил, но не скажете мне!

Он дал мне минуту, чтобы успокоиться, а затем очень тихо спросил:

– Мадонна, ты доверяла Маттео?

– Конечно! – резко ответила я.

– Из всех людей в этом мире он направил тебя ко мне, послал сюда, в Сан-Марко. Маттео не упоминал, что эту обитель и церковь содержим мы, Медичи? Мой дед Козимо восстановил монастырь, превратившийся в руины. Он часто бывал здесь в последние годы жизни, молился в одной из келий. В Сан-Марко ничего не происходит без ведома нашей семьи. Маттео направил тебя сюда, потому что доверял мне безоговорочно. Разве ты, мадонна Дея, не веришь мне? Мы, Медичи, были для Маттео почти родной семьей… Но я сообщаю об этом под строгим секретом, так же как твой муж говорил об опасности, грозящей мне.

Мои слезы уже не были злыми, и когда Лоренцо протянул мне руку, я приняла ее.

– Идем, – успокаивающим тоном предложил он. – Я познакомлю тебя с родными и одним нашим горячо любимым другом, который обожал Маттео.

Он подвел меня к людям в трауре: женщине с темной вуалью, приятному молодому человеку и маленькому хрупкому господину преклонных лет с седеющими рыжеватыми волосами.

– Это мадонна Дея, жена Маттео, – сказал им Лоренцо.

Он явно подчеркнул слово «жена» и выразительно посмотрел на мужчин, словно предостерегая их. Они в ответ сдержанно закивали, а женщина развернулась ко мне и подняла вуаль.

Она была седоволосая, элегантная, с очень большими глазами с тяжелыми веками и острым подбородком. Дама была бы красива, если бы не поразительный нос, длинный, сужающийся к концу и опасно скошенный набок. Как и кедр в монастырском саду, ее лицо показалось мне странно знакомым.

– Моя дорогая!.. – произнесла она сердечно.

Голос у нее был трескучий и гнусавый, как у Лоренцо, однако с такими живыми и богатыми интонациями, что о тембре я как-то сразу же забыла.

– Я Лукреция Торнабуони, мать Лоренцо и Джулиано Медичи. – Она указала на сыновей, а затем на невысокого пожилого человека. – Это наш добрый друг Марсилио.

– Марсилио Фичино, – представился тот сиплым от слез голосом. – Я давно знал Маттео и постоянно переписывался с ним. Он никогда не упоминал обо мне?

Я вспомнила о переводе Ямвлиха и письме, приложенном к манускрипту, потом сказала:

– Мне знакомо ваше имя, но ничего больше.

Мадонна Лукреция шагнула ко мне и взяла за руку. Ее ладонь была прохладной и жесткой, зато глаза и голос притягивали, словно теплый очаг зимой.

– Мы познакомились с Маттео, когда он был еще ребенком. Сегодня мы решили устроить небольшую тризну по нему, только для самых близких, и сочтем за честь, если ты присоединишься к нам.

Мой возница проследовал за экипажем Медичи к незатейливому каменному дворцу на виа Ларга. Джулиано – младший брат, который унаследовал худощавое миловидное лицо матери, но, по счастью, не ее нос, – помог мне выйти из экипажа, пока Лоренцо высаживал Лукрецию. В Джулиано присутствовала подкупающая застенчивость, какой был начисто лишен старший брат, – он отвел взгляд и молча ждал, пока мать с Лоренцо присоединятся к нам.

Лукреция провела нас через лоджию нижнего этажа, где за длинным столом сидели два банкира, которые выписывали всем желающим документы на ссуду. Мы вышли в большой двор с колоннадой. Посреди него булькал фонтан, за ним стояла бронзовая Юдифь, отлитая в человеческий рост. Она держала Олоферна за волосы, с мрачной решимостью готовясь лишить его жизни. Рядом с ней усмехался бронзовый Давид, поставивший ногу на отрубленную голову Голиафа.

Мы вошли во дворец, поднялись на второй этаж и по сверкающему мраморному полу с узорами двинулись мимо бесконечных бюстов, старинных доспехов, сабель, украшенных драгоценными камнями, гобеленов с золотыми нитями и великого множества картин в сверкающих рамах. Наконец мы оказались в небольшой столовой, где меня усадили поближе к огню. Слуги – не придворные в парадных костюмах, а простые люди в обычной одежде – внесли вино, хлеб и похлебку с макаронами в качестве первого блюда. Здесь ничего не походило на двор в Милане. Во-первых, все присутствующие были добры и вежливы, наслаждались обществом друг друга, во-вторых, они обращались к тем, кто обслуживал нас, как к членам своей семьи, расспрашивали о здоровье, о том, как поживают их близкие. Слуги, в свою очередь, держались свободно, но безукоризненно вежливо, не утруждая себя при этом бесконечными поклонами и реверансами.

– Я так рада, мадонна, что ты наконец-то приехала к нам, – сказала Лукреция, улыбаясь мне через стол.

Лоренцо сидел рядом с ней, Джулиано и Марсилио – по бокам от меня.

– Лоренцо рассказал, что познакомился с тобой в Павии. – Она помолчала, глядя в свою тарелку, от которой поднимался пар, ее взгляд на миг затуманился, словно Лукреция подыскивала верные слова. – Мы были вне себя от горя, когда услышали о смерти Маттео, – наконец-то проговорила она. – Скажи, он когда-нибудь рассказывал о нас?

– Нет, – ответила я смущенно. – Но я знаю, что муж дружил с сером Лоренцо.

– Пьетро, мой покойный муж, позаботился о том, чтобы Маттео получил хорошее образование, – продолжала Лукреция. – Марсилио был его наставником. – Она взяла ложку – знак для всех, что можно приступать к еде.

Марсилио печально вздохнул, его светлые глаза ярко блестели от волнения. Он был гораздо эмоциональнее остальных, порывисто жестикулировал, улыбался, плакал. Рассеянный мечтательный взгляд выдавал в нем ученого и художника.

– Не было юноши деликатнее, добрее и сообразительнее Маттео, – сказал Марсилио. – Он освоил латынь и греческий так, словно это его родные языки, и, разумеется, прекрасно владел французским. – Марсилио внезапно покраснел, как будто только что выболтал какую-то тайну.

Я решилась открыть правду:

– Я прочитала манускрипт, написанный Ямвлихом, который вы подарили Маттео. Когда мой муж умирал, он рассказал мне, где спрятаны секретные бумаги. Я нашла манускрипт Ямвлиха и описание трех ритуалов…

– Мы поговорим об этом и о многом другом, но только после обеда, – быстро перебила меня Лукреция. – Нам надо многое обсудить наедине. Пока что я расскажу о юности Маттео.

Она поведала мне, как в один прекрасный день одиннадцатилетний мальчик зашел в келью Козимо де Медичи в монастыре Сан-Марко, чтобы скоблить полы. Козимо оставил его одного, а когда вернулся, то обнаружил, что мальчик полностью ушел в чтение латинского манускрипта. Он был посвящен сочинениям Платона, недавно переведенным для Козимо наставником его внуков Марсилио Фичино. Мальчик принялся горячо извиняться за то, что не выскоблил полы и взял манускрипт. Когда Козимо задал ему несколько вопросов о прочитанном, тот отвечал так разумно, что Медичи был глубоко потрясен. Он отправился к настоятелю и узнал, что ребенок сирота. Мать умерла год назад, а отца, по его словам, он никогда не знал.

– Так, с благословения Козимо, мой муж Пьеро занялся образованием мальчика, – продолжала Лукреция. – Он по-прежнему жил в Сан-Марко с другими монахами, но мы часто приглашали его сюда, чтобы он мог играть с нашими сыновьями и учиться у Марсилио. На праздники мы забирали его из монастыря, чтобы мальчик отдохнул в семейном кругу. Когда он немного подрос, Пьеро отправил его в Павию, учиться в университете. Лоренцо часто бывал у герцога Галеаццо – упокой Господи его душу! – чтобы сохранять с Миланом дружественные отношения. Однажды он оказался там по поручению отца и, узнав, что секретарь герцога ищет способного ученика, рекомендовал ему Маттео.

Джулиано, сидевший вполоборота ко мне, улыбнулся. Его глаза излучали живость, которой недоставало старшему брату, в уголках полных губ играли ямочки.

– Маттео часто бывал у нас на Крещение. Мы были одного возраста и обычно шли в процессии сразу за лошадьми вместе с ним и Лоренцо.

– Но не подходили к коням очень близко и внимательно глядели, куда поставить ногу, – сухо вставил Лоренцо.

Джулиано коротко рассмеялся, потом продолжил:

– Завтра как раз Крещение. Процессия пойдет от дворца Синьории до монастыря Сан-Марко, Лоренцо поедет верхом. Он изображает волхва Бальтазара. Два других уважаемых горожанина будут играть его спутников, а я поеду в свите Лоренцо. Нас ждет чудесное зрелище. Мы надеемся, что в этом году вы тоже примете участие в действе, а затем присоединитесь к нам за пиршественным столом.

Он говорил с такой теплотой, столь заразительно, что я была тронута, но горе не отпускало меня. Я не хотела участвовать в празднествах. Глаза защипало, в следующее мгновение они наполнились слезами.

Искренне огорченный, Джулиано с братским участием взял меня за руку и произнес:

– Дорогая мадонна Дея, я вовсе не хотел, чтобы вы плакали. – Он обвел взглядом комнату, ища, что могло бы утешить меня, и продолжил: – Наверное, теперь уже можно рассказать, что Маттео обычно носил с собой пращу и как-то раз угодил камнем в лошадь одного из волхвов. Несчастное животное встало на дыбы, толпа бросилась врассыпную. Чудо, что всадник сумел удержаться в седле!

Я выдавила из себя улыбку, чтобы утешить его, а Лукреция сказала:

– Не дави на нее, Джулиано. Мадонна Дея в трауре, возможно, она не захочет принимать участие в шествии.

– Прошу вас, – сказала я им, тронутая той искренней любовью, с какой они вспоминали о Маттео и какую выказывали мне. – Пожалуйста, зовите меня просто Дея.

– Хорошо, Дея, – веско произнес Лоренцо, как будто разрешая такое обращение и всем остальным. – Маттео полностью тебе доверял, Дея. Он писал нам об этом.

Лоренцо кивнул матери, та ответила ему тем же, а затем обратилась к слугам:

– Матильда, Агнес, Донато, вы не могли бы оставить нас? Мы позовем, когда настанет время подавать второе блюдо.

Слуги тихо вышли за дверь.

Как только высокая дверь закрылась и мы остались вчетвером, Лоренцо негромко заговорил:

– Праздник Крещения очень важен для нас, Медичи. Семь поколений назад моей семье было доверено величайшее изустное знание, которое является не только большим благом, но и тяжкой ношей. – Тут голос Лоренцо приобрел напевность сказителя, как будто бы он уже не раз пересказывал эту историю. – Его передал нам один мудрец, который называл себя Бальтазаром. Это духовная традиция древних. Впоследствии она получила подтверждение через несколько сакральных текстов, которые посчастливилось обнаружить моему деду Козимо.

– Духовная традиция? – переспросила я шепотом.

– Средство, благодаря которому душа способна соединиться с Богом, – с придыханием пояснил Марсилио.

– Мы носители священного дара, – продолжал Лоренцо вполголоса. – И мужчины, и женщины. Как стародавние волхвы, мы следуем за звездой, зная, что она приведет нас к настоящему сокровищу. Тем из нас, кому было даровано знание и право беседовать с ангелом, вменяется в обязанность применять наши способности для того, чтобы свет священной звезды пролился и на других, ради блага не только Флоренции, но и всей Италии, целого мира. Вот почему Медичи собирают священные предметы и разные древности. Наш долг сохранить память о старинной мудрости. Вот почему мы изображаем волхвов с дарами на стенах наших церквей, а наше семейство считает Крещение особенным днем.

– Ангел, – пробормотала я и добавила, когда Лоренцо вопросительно взглянул на меня: – Священный ангел-хранитель, тот, о котором Марсилио упоминал в письме…

– Он самый, – услышала я краткий ответ. – Мы даем клятву повиноваться божественному гению до самой смерти. Но это следует делать, а не обсуждать.

– Маттео, должно быть, видел своего ангела, – сказала я, пытаясь понять услышанное.

– И, умирая, отправил тебя сюда, – сказала Лукреция. – Он явно хотел, чтобы ты узнала об этом, иначе не позволил бы тебе найти бумаги. – Она помолчала. – Дея, нам еще многое предстоит обсудить и объяснить. Но пока что всем стоит подкрепиться.

Она кивнула Джулиано, тот протянул руку за спину и дернул за шнурок с кисточкой, свисавший с потолка.

Меньше чем через минуту снова появились слуги с новыми угощениями. Остаток обеда прошел под забавные истории о детстве Маттео. Я с радостью слушала их, однако ни один рассказ так и не объяснял тайны, которая волновала меня больше всего. Почему мой муж ни разу не спал со мной?

После обеда Лукреция пожелала поговорить со мной наедине. Мы оставили мужчин внизу и поднялись в ее покои на третьем этаже. Все остальные комнаты в доме были полны потрясающих картин, бюстов, разных диковин и украшений, выставленных в витринах, но покои Лукреции отличались аскетическим изяществом. Здесь не было ни одной картины, за исключением изображения ангела, который сообщал о рождении Христа юной златовласой Марии. Комнаты Лукреции оказались пустынными. Наверное, госпожа Медичи сообщила своим приближенным, что желает остаться одна.

Лукреция остановилась в приемной и села на плотно набитый стул перед письменным столом у мерцающего камина. Рядом стоял еще один стул, и она похлопала по сиденью, приглашая меня опуститься на него. Я села, все еще силясь принять то, что недавно узнала.

Очевидно, что Маттео, Лоренцо, Марсилио и, вероятно, Джулиано совершали те ритуалы, о которых я прочитала в секретных бумагах мужа, и вызывали ангела.

Мне было ясно, что мой муж, близкий друг Медичи, отправленный на службу при дворе Галеаццо, шпионил для Лоренцо. Иначе почему тот, тайно навестивший Милан накануне Рождества, с таким нетерпением ждал вестей от Маттео? Они заключались в шифровке: «Ромул и Волчица хотят уничтожить тебя».

– У тебя выдался нелегкий день, – заметила Лукреция, отвлекая меня от размышлений. – Слишком печальный и переполненный потрясениями. – Она выдвинула ящик письменного стола и вынула небольшой прямоугольный предмет, завернутый в черный шелк. – Но я боюсь, что это еще не все.

Она положила сверток на темную полированную столешницу, развернула шелк и расстелила его на столе, демонстрируя мне содержимое.

Это оказалась колода символических карт, не столь больших, как те, которые подарил Боне Лоренцо, не таких красивых, хотя их рубашки были так же разрисованы вазами, гирляндами листьев и цветами. Но тонкий слой гипса, на который были нанесены рисунки, потрескался и местами сошел от частого использования карт.

Я ахнула, без разрешения схватила колоду, перевернула и развернула веером в руках. Эти картинки я знала с детства: страшную рушащуюся Башню, в которую ударяла молния, босоногого Дурака, Колесо Фортуны и, конечно же, Папессу в золотой тиаре, укрытую белой вуалью.

Папесса. Я узнала ее, взглянув на Лукрецию.

– Ты помнишь эти карты? – осторожно спросила она.

– Помню…

Я разложила карты по столу: чаши, мечи, монеты, скипетры. Я знала все масти, но не помнила, когда и как освоила их, и с тоской провела по картам пальцами. Вот Повешенный, мой бедный Маттео, принесший себя в жертву. Вот порывистый, мстительный валет мечей, храбрая королева скипетров. Я нежно, словно родных, поглаживала их.

– Карты принадлежали твоей матери, – сказала Лукреция.

Я в ошеломлении подняла голову. Рука, которая лежала на королеве скипетров, сама взяла карту и крепко вцепилась в нее.

– Незадолго до смерти она приезжала во Флоренцию, – продолжала Лукреция. – В монастырь Ле Мурате. Если мужчины Медичи покровительствуют Сан-Марко, то женщины исполняют те же обязанности по отношению к Ле Мурате. Аббат и аббатиса – наши близкие друзья. Ни одно событие в этих монастырях не проходит мимо нас.

Я на секунду закрыла глаза и вспомнила огромный кедр посреди монастырского сада. Теперь мне было ясно, почему от его свежего аромата я хотела плакать.

– Ты хоть немного помнишь мать? – спросила она мягко.

Я покачала головой.

– Маттео нам так ничего и не рассказал. – Лукреция прерывисто вздохнула. – Я знаю только, что ее звали Элизабет, она родилась во Франции, муж выгнал ее из дома, когда ты была совсем маленькой. Сначала она бежала в Милан и там имела несчастье предсказать герцогу Галеаццо его судьбу. – Лукреция помолчала и добавила едва слышно: – Твоя мать была красивой женщиной.

– Вы можете не продолжать, я знаю, что делал герцог с красивыми женщинами. – Моя рука, все еще сжимавшая королеву скипетров, задрожала.

Лукреция опустила голову и сказала:

– Элизабет предсказала герцогу плохой конец, она говорила, что ему необходимо измениться, иначе он погибнет от рук врагов. Ее слова разозлили Галеаццо, он избил ее до полусмерти, а затем изнасиловал.

Свет внезапно померк, словно кто-то задул свечу. Стены просторной приемной как будто подступили вплотную. Я закрыла глаза и увидела, как герцог сверлит взглядом Башню. «Матерь Господня! Это она! Призрак явился за мной!»

– Когда герцог напал на Элизабет, ее маленький сын ударил Галеаццо подсвечником, и им удалось сбежать. – Взгляд Лукреции туманили воспоминания. – Секретарь Галеаццо Чикко Симонетта – достойный человек. Он попытался загладить жестокость своего господина. Пока герцог пребывал в беспамятстве, Чикко отвел Элизабет вместе с детьми на конюшню, дал им лошадь, провизию и велел ехать во Флоренцию, где они найдут прибежище. Она прискакала сюда и укрылась в монастыре Ле Мурате. Оказалось, что нападение герцога не прошло бесследно. Элизабет забеременела. Монахини старательно ухаживали за ней, но ребенка она потеряла, после чего… стала другой. Элизабет лишилась рассудка и жаждала только мести, – Лукреция вздохнула. – Как мать я понимаю ее. Ходили слухи, что Галеаццо поклялся отомстить ее сыну. Поэтому однажды она оставила детей и вернулась в Милан. Элизабет взяла кинжал, сумела приблизиться к герцогу и напасть на него, но ее тут же схватили стражники. – Лукреция опустила глаза. – Ее повесили на площади перед Миланским собором.

– Дети, – сказала. – Значит, я была не одна. Живы ли другие?

Она печально покачала головой и ответила:

– Детей было всего двое, девочка и мальчик. Он старше тебя. Когда это случилось, ему исполнилось лет десять, а тебе – всего три. Должно быть, ты тоже видела всю сцену. Когда герцог набросился на вашу мать, мальчик кинулся на него с кулаками, и Галеаццо ударил его с такой силой, что отшвырнул к стене. Элизабет бежала из Милана еще и из опасения за судьбу сына. Ведь нападение на правителя карается смертной казнью. Поэтому, приехав в Ле Мурате, она попросила, чтобы мальчика приняли в монастырь Сан-Марко и дали ему другое имя.

– Как его звали? – не выдержала я.

– Гийом. А тебя – Дезире.

Эти имена ничего мне не говорили.

Я тяжко вздохнула и задала вопрос, ответ на который боялась услышать:

– Что с ним было потом?

Лукреция посмотрела мне прямо в лицо. Ее большие глаза были полны скорби.

– Он умер, будучи уже взрослым. Мы дали ему образование, отправили в университет Павии. Поскольку юноша обладал щедрым сердцем и удивительными способностями, Марсилио посвятил его в тайны волхвов. Когда молодой человек узнал, что при миланском дворе живет его сестра, то настоял, чтобы ему нашли там работу, хотел сам присматривать за ней. Открыть правду он не мог, иначе слухи непременно дошли бы до герцога и он убил бы обоих. Но юноша твердо вознамерился однажды привезти сестру во Флоренцию и рассказать ей обо всем. Хотя, конечно, сначала он хотел довести до конца одно дело для Лоренцо, а уже потом уйти от герцога.

Я услышала слова мужа: «Вероятно, мы скоро сможем вместе уехать во Флоренцию к моим друзьям».

Королева скипетров выскользнула из пальцев. Я закрыла лицо ладонями.

– Маттео, – прошептала я, делая прерывистый вдох, а выдох превратился в рыдание. – Маттео! Мой дорогой брат…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Я больше не сомневалась в том, какие чувства питал ко мне Маттео. До сих пор я просто не понимала, насколько глубока и безгранична была его любовь ко мне.

– Почему никто не сказал, что он мой брат? – стонала я, до конца осознав, что лишилась единственного близкого мне человека. – Почему?

Лукреция крепко обняла меня и не выпускала, пока я не успокоилась, чтобы выслушать рассказ до конца.

После того как мать оставила меня на попечении монахинь и отправилась на встречу с судьбой в Милан, я погрузилась в себя, перестала разговаривать и забыла все свое прошлое, в том числе и родных. Почти пять лет я прожила в монастыре Ле Мурате как сирота, пока Лукреция не обратила на меня внимание. Аббатиса сдержала обещание, данное Элизабет. Ради моей безопасности она никому не открыла тайны моего происхождения. Два года спустя настоятельница монастыря и многие сестры погибли от вспышки чумы, но единственная оставшаяся в живых монахиня помнила мою историю и поведала ее Лукреции. Та, в свою очередь, сравнила услышанное с рассказом мужа Пьеро и поняла, что наконец-то нашла потерянную сестру Маттео.

Однако примерно в это же время мать герцога Галеаццо, Бьянка Мария, узнала от Чикко, что сын и дочь повешенной женщины живут во Флоренции. В надежде искупить грех, содеянный сыном, Бьянка Мария организовала тайные поиски, желая воспитать детей. Маттео она не нашла, а к тому времени, как меня обнаружили в Ле Мурате, пожилая герцогиня уже была при смерти. Поэтому она рассказала обо всем Боне Савойской, добросердечной молодой жене герцога, которая тоже твердо решила исправить зло, содеянное ее супругом.

Люди Боны явились в монастырь среди ночи, забрали меня и увезли обратно в Милан, где я превратилась в незаконнорожденную дочь кузины Боны, благородной, но сбившейся с праведного пути.

Лукреция больше всего боялась, что герцог сумел выместить свою злость на мне, у нее ушло много месяцев на поиски правды. Проведав обо всем, она решила, что будет безопаснее оставить меня на попечении доброй Боны. Но Маттео пришел в отчаяние, когда узнал, что его сестра живет в том самом доме, где погибла мать. Как только подрос, он отправился в Милан искать меня… чтобы потом, со временем, вернуть во Флоренцию.

– Та монахиня, которая выхаживала твою мать в монастыре, сохранила карты, потому что Элизабет просила отдать их тебе, когда ты подрастешь, – с сожалением в голосе сказала Лукреция, когда я успокоилась. – Как грустно, что мне не выпало случая познакомиться с нею. Такой талант необходимо использовать во благо. Я открыла бы ей тайну волхвов… и знание об ангеле, чтобы она могла своими способностями служить Господу. Ведь в итоге, ослепленная гневом, она погибла напрасно. – Лукреция помолчала, устремив на меня открытый, проницательный взгляд. – Дея, дар матери перешел к тебе. Это видел Лоренцо, да и Маттео рассказывал нам.

– Почему вы уверены, что мой дар не от дьявола? – спросила я, вдруг испугавшись. – В манускрипте говорится о демонах, а не об ангелах, о языческих богах. А ритуалы, оставшиеся от Маттео… В них используются звезды, круги и варварские имена.

– Имена Господа, – поправила Лукреция. – Греческое слово «демон» обычно обозначает «божественный гений», а вовсе не «злобный дух». – Она указала на колоду. – Дея, неужели ты хоть на миг поверишь, что это несет зло?

– Бона говорит, что так оно и есть, – ответила я и замолкла, не зная, что думаю об этом сама. – Иногда они изображают людей и силы природы, огонь или ветер. – Я еще немного поразмыслила. – Наверное, ветер – не добро и не зло.

– Он может сломать и уничтожить или же сдвинуть с места огромный корабль, – согласилась Лукреция. – Силы просто существуют, Дея. Оценивать можно лишь те цели, для достижения которых они используются. – Она собрала карты длинными худощавыми пальцами и протянула мне колоду. – Наконец-то они принадлежат тебе вместе с ритуалами и манускриптами, оставленными Маттео.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю