Текст книги "Алая графиня "
Автор книги: Джинн Калогридис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)
Теперь я смотрела на мечи и почти видела капли крови, а в голове звучало давнишнее предостережение ангела: «Это ключ к твоему прошлому и будущему, жестокость, в том числе и к самому себе, боль, доводящая до безумия. Она гложет тебя и пожрет, если ты не избавишься от нее».
– Значит, надо это сделать, – произнесла я вслух. – Я убью Чезаре Борджа. Ты должен пойти со мной и помочь.
Последовала такая долгая пауза, что я успела прийти в отчаяние и произнесла осипшим от огорчения голосом:
– Неужели ты не пойдешь со мной и даже не покажешься? Я боюсь и нуждаюсь в утешении!
Наконец-то донесся ответ, едва слышный, как будто бы ангел отдалился от меня: «Я всегда с тобой и никогда тебя не покину».
Я вздохнула, потому что моя вера поколебалась. Первое видение, по-видимому, было вызвано исключительно порошком, а вовсе не магическим ритуалом, а сознание сейчас просто подсказало то, что я надеялась услышать. Однако у меня по-прежнему оставалась возможность спасти жизнь госпожи и отомстить за смерть Маттео.
Из суеверия я все-таки замкнула магический круг и вспомнила, как храбра Катерина Сфорца. Она не стала бы открещиваться от опасного предприятия, нашла бы хитрый способ подобраться к Чезаре Борджа и убить его. Опуская девятку мечей в карман плаща, где уже лежали перчатки и ключ, я решила, что моим талисманом будет госпожа, и невольно улыбнулась.
Покои сера Джованни примыкали к бывшим комнатам Катерины в Парадизе, где теперь разместился капитан да Кремона. К счастью, он был в столовой со своими товарищами-кондотьерами, пил вино и обсуждал планы на завтрашний день. Я беззвучно прокралась из комнаты сера Джованни в прежнюю спальню Катерины.
На ночном столике горела лампа. Я прошла через спальню в узкий коридор, ведущий к уборной. Примерно на середине я остановилась, опустилась на корточки и поднесла лампу к темной стенной панели, где и обнаружила замочную скважину.
Я отперла замок и принялась нащупывать верхнюю перекладину в стене, когда поняла, что не хочу оставлять здесь лампу – тогда станет известно не только о моем побеге, но и о существовании тайного хода. Я повесила лампу на пояс, молясь, чтобы не загорелась одежда, схватилась за перекладину и начала спускаться в шахту.
Закрывать вход было страшно. Мне пришлось держаться за перекладину одной рукой, а другой ставить панель на место. Нагретый колпак лампы больно обжигал бедро, ударял меня каждый раз, когда я спускалась на следующую ступеньку. Я преодолела примерно четверть пути, и лампа качнулась так сильно, что вовсе погасла, а колпак с нее едва не слетел.
Я каким-то образом сумела удержаться и поймать эту раскаленную штуковину, не дав ей улететь вниз и разбиться вдребезги в темноте. Шахта и перекладины лестницы промерзли – обожженная нога и заледеневшие руки не позволяли мне расслабляться. Я непрерывно думала о Катерине, которая только посмеялась бы над такими мелкими неприятностями.
Затем настал миг, когда я встала на перекладину обеими ногами, потому что не нащупала следующей. Я пригнулась, стараясь рассмотреть, что там, внизу. Несмотря на кромешную тьму, у меня было такое ощущение, будто земля где-то рядом, однако предчувствовать – вовсе не то что видеть своими глазами.
«Давай! – Я представила, как ко мне обращается Катерина. – Прыгай. Я тебя поддержу».
Я разжала руки и тут же приземлилась на твердую почву. Я не забыла, что надо сразу повернуть налево и сделать два шага. Подошва ботинка тут же заскребла по грубой древесине. Я открыла вход в тоннель и, прежде чем двигаться дальше, с трудом отцепила от пояса бесполезную лампу.
Без света я никак не могла знать, что ждет меня впереди. Я ощупала ногой промерзшую почву, нашарила камень размером с полкулака и швырнула в тоннель, который был всего в два раза шире моих плеч. Камень глухо ударил в мягкое дно – если бы я просто шагнула, падать пришлось бы долго. Я села на пороге и спустила ноги, нашаривая опору носком ботинка. Вниз уводили ступеньки, выбитые в земле и застеленные старыми досками. Глубоко вздохнув, я принялась спускаться по ненадежной лестнице и, двигаясь исключительно на ощупь, добралась до лаза высотой мне по плечо.
Это был классический подземный ход: спертый промерзший воздух, вонь от сточной канавы, пролегающей рядом, грызуны. Входя, я наклонила голову, но все равно шляпой задела грязный потолок.
Я пробиралась вперед, выставив руки, чувствуя, как пальцы разрывают паутину, и прислушиваясь к писку крыс под ногами. Шляпа слетела с головы, и мне пришлось наклониться и шарить по земле. В тот миг, когда одной рукой я коснулась шляпы, по другой пробежали маленькие лапки. Я стремительно распрямилась и ударилась головой о своды тоннеля.
В непроницаемой тьме я встряхнула шляпу, нахлобучила на голову и представила себе голос Катерины: «Настоящие Сфорца не боятся крыс и пауков».
Я неуклюже ковыляла вперед и через некоторое время начала задаваться вопросом, нет ли в тоннеле сквозных отверстий, поскольку в воздухе появились какие-то крохотные стеклянные шарики разных цветов. Или же это были прозрачные переливающиеся атомы, краски внутри которых перетекали одна в другую, словно на радужном шелке. Я заморгала, а когда присмотрелась снова, то увидела вместо шариков тонкие серебристые лучи, хотя в ту ночь не было луны.
Меня внезапно охватила радость, я рассмеялась вслух и весело прошептала:
– Ангел. Я пьяна, значит, ты должен ко мне прийти!
Меня вдруг ослепила вспышка, похожая на молнию, я закрыла лицо руками и, когда зрение вернулось, увидела вдалеке чей-то силуэт. Вероятно, это был ангел, переливавшийся темным светом, однако, когда я посмотрела прямо на него, силуэт переместился на периферию зрения.
– Ангел, выведи меня отсюда, – попросила я.
Ответа не последовало, ни мысленного, ни озвученного, но я двинулась на эту переливающуюся черноту впереди, к разноцветным атомам, парящим в воздухе. С каждым шагом ноги делались тяжелее, а походка становилась все более шаткой. Я споткнулась о доску, торчавшую из земли, и упала на ступеньки лестницы, ведущей наверх.
Поднимаясь едва ли не ползком по неровным земляным ступеням, я ударилась макушкой о деревянную крышку люка. Света сверху не проникало, а крышка так залипла, что мне пришлось выдавливать ее всем телом, прежде чем люк открылся.
Крышка откинулась со стоном и скрежетом петель, сверху посыпался песок, он попал бы мне в глаза, если бы не широкие поля шляпы. Я, отплевываясь, выбралась из-под земли и увидела, что нахожусь среди чахлых кустов. Надо мной нависали ветви олив, а выше, на небосводе цвета индиго мерцали сотни тысяч звезд. Зрелище было настолько восхитительное, что я раскинула руки, пытаясь обнять небо. Тут я поняла, что руки совсем замерзли, и натянула перчатки, но не для того, чтобы согреться. Я не хотела нечаянно отравиться кантареллой. Еще я вспомнила о черном шарфе на шее и замотала лицо до самых глаз.
Мне предстояла довольно мрачная миссия, но меня охватила радостная эйфория, я улыбалась словно ненормальная. Огни Равальдино остались у меня за спиной, городские ворота были справа. Я вошла в них, почти не шатаясь, однако двое продрогших стражников в караулке над воротами оставили игру в кости.
Один из них окликнул меня:
– Эй, ты что, пьян?
Я не посмела ответить, опасаясь выдать себя голосом, лишь прикусила губу, чтобы не засмеяться. Я не сводила глаз с мерцающей черноты, которая скользила где-то на периферии зрения, и лишь помотала в ответ головой. В следующий миг мне пришлось переступить с ноги на ногу, чтобы не упасть.
– Точно, пьяный! – фыркнул второй стражник и приоткрыл окно. – Надо бы тебя арестовать! Ты же прекрасно знаешь, что капитан Борджа вздернул бы тебя, если бы узнал, что ты уходил из города. После вечерни вообще запрещено выходить на улицу.
Я поклонилась, извиняясь, попыталась распрямиться и пошатнулась вправо.
– Иди домой, пьянчуга! – прокричал первый стражник. – Быстрей, пока я сам не вышел!
Я стиснула ладони и помахала ими над головой в знак признательности, а затем неуверенно заковыляла по той дороге, по которой в Форли явился Чезаре Борджа. Я, пошатываясь, брела по почти пустым улицам, радуясь, что нет луны, что на мне черная одежда, а в домах жителей Форли лишь кое-где горит свет, рассыпая вокруг желтые бриллианты. Я свернула с дороги, в конце которой стояли лагерем сотни французов, швейцарцев и итальянцев. Время от времени здесь проезжали патрули. Я вышла на главную улицу, ведущую к городской площади.
Там, на стенах далекого Дуомо, горели факелы. Я прошла мимо ряда пустых лавок со сломанными ставнями и сорванными с петель дверьми, дальше начинались городские сады, сейчас голые, истоптанные солдатами и лошадьми. Рядом с Дуомо я перебралась на другую сторону улицы, чтобы не попасть в свет факелов, но все-таки задержалась на минуту, купаясь в огнях, которые были похожи на зазубренные молнии разных цветов: красные, зеленые, синие и желтые.
За лавками и собором раскинулись сады горожан. Летом дома богачей тонули здесь в зелени. Сейчас листьев не было, голые ветки, похожие на руки скелетов, напоминали о тяготах зимы.
Дом Луффо Нумаи был вторым по счету роскошным дворцом, отделенным от улицы большим садом, где росли и вечнозеленые деревья, а также цветниками, помертвелыми от мороза. Между домом и садом была проложена широкая дорожка, вымощенная булыжниками, и устроена небольшая площадь.
Я подкралась к зарослям елок и остановилась в их тени, оценивая обстановку. На дорожке, ведущей к дому, был разведен костер, около него сидели на корточках четверо солдат и передавали по кругу флягу с вином. Как и на мне, на них были черные шерстяные плащи, лица до глаз замотаны шарфами, но головы залиты оранжевым светом костра, отчего солдаты казались более живыми и прекрасными, чем были на самом деле.
За моей эйфорией скрывался смертельный испуг. Я собиралась придумать ловкий маневр, чтобы отвлечь внимание солдат и поговорить с сером Луффо наедине, однако совсем забыла об этом. Пришла пора принимать решение, и побыстрее, однако из-за волшебного порошка я соображала все хуже.
Я смотрела на солдат, сгрудившихся у огня, разглядывала их черные плащи, и мне казалось, будто между ними возник еще один силуэт, темный и переливающийся.
«Повинуйся мне, и я покажусь тебе», – сказал ангел.
«Помоги попасть в дом Луффо Нумаи, к Чезаре Борджа, – ответила я мысленно. – Тогда я буду повиноваться тебе до конца своих дней».
Неважно, что этот конец настанет уже скоро.
Пройти мимо четырех солдат не представлялось возможным, а с боков и сзади палаццо было защищено высокими каменными стенами. Единственный шанс попасть внутрь – выйти к костру. Интуиция и ангел меня подвели. Трясясь всем телом, я подумала о Катерине. Она не испугалась бы этих людей, открыто подошла бы к ним.
Я отчаянно выдохнула, заставила себя сдвинуться с места, оттолкнулась от деревьев, ступила на булыжники, помахала рукой, чтобы привлечь внимание солдат, и проговорила самым низким голосом:
– Нумаи! Я должен немедленно переговорить с сером Луффо!
По-видимому, мое появление не слишком их поразило. Солдаты развернулись ко мне, глядя слегка насмешливо и недоуменно, как будто бы ожидали какого-то розыгрыша.
– Это еще кто такой? – спросил один из них с французским акцентом.
Второй, наверное итальянец римского происхождения, поднялся с корточек, рассмотрел меня и заявил:
– Парень, да ты здорово набрался!
Третий заметил без всякого интереса:
– А говорит он не как местные.
– У меня сообщение для Луффо Нумаи, только для него лично, – произнесла я альтом.
Мне больше всего на свете хотелось лечь на землю и глядеть в ночное небо или на чудесный огонь, в то же время я боялась за свою жизнь.
Итальянец посмотрел на меня повнимательнее и спросил:
– А с чего бы нам вести тебя к серу Луффо? По какому праву?
– Я его кузен, – сипло ответила я. – Скажите, у меня сообщение от госпожи Деи. Он наверняка захочет меня принять.
– Если мы скажем, то от этого ведь никому не будет хуже? – Француз поглядел на итальянца, который серьезно задумался.
– Не будет, – ответил он в итоге, и я под своим шарфом засияла от радости. – Но даже если ты кузен сера Луффо, мы должны обыскать тебя, – сказал мне солдат. – Вдруг ты несешь оружие.
– Вот. – Я, словно последняя идиотка, показала ему стилет. – Не надо меня обыскивать. Это мое единственное оружие.
Остальные трое разразились смехом. Итальянец пошевелил губами под шарфом, морщинки в углах его глаз сделались заметнее.
– Что ж, – произнес он жизнерадостно. – Вот теперь тебя точно придется обыскать!
Он протянул ко мне руку, я отшатнулась и едва не упала в костер. Когда я распрямилась, француз подошел сзади и схватил меня за руки. Я непрерывно выкрикивала имя Нумаи, пока итальянец ощупывал мой плащ, выискивая оружие.
Ощутив под рукой женскую грудь, он с усмешкой отстранился, потянул мой шарф и размотал его.
– Смотри-ка, ребята, баба! Уж не та ли это Дея, которая хочет передать сообщение серу Луффо?
Он толкнул меня к другим солдатам, которые сначала быстро ощупали меня, а затем сдернули шляпу и увидели длинную косу, заколотую на макушке. В следующий миг все разом набросились на меня, выдергивая из волос шпильки. Я отбивалась руками и ногами, выкрикивая имя Нумаи.
Мучения длились, пока во втором этаже не открылось окно.
Какой-то человек высунулся наружу и рявкнул:
– Хватит орать! Что вы там творите с женщиной? Вы на посту!
Солдаты немедленно отпустили меня и вытянулись в струнку.
– Сер Луффо! – сказал итальянец. – Женщина, одетая в мужское платье, пришла к вам. Мы обыскивали ее на предмет оружия.
– Сер Луффо, – позвала я.
Волшебный порошок туманил разум, и я не подумала о том, что меня может услышать Чезаре Борджа.
– Это Дея. Я пришла к вам.
Луффо Нумаи еще сильнее высунулся из окна, чтобы рассмотреть меня. Его лысина забелела в сумраке, черные волосы упали на лицо длинными жидкими прядями.
– Дея, – произнес он с изумлением, узнав меня. – Ты принесла что-то?
– Да, – ответила я. – Себя.
Он поднял бровь и приказал солдатам:
– Как следует обыщите ее. Я сейчас сам за ней спущусь.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Сер Луффо появился в дверях в наряде из бордовой парчи с черной бархатной отделкой. Я заморгала от яркого света ламп, горевших в прихожей, и при виде еще двоих стражников у двери.
– Дея! – шепотом произнес сер Луффо, со страхом и недоверием рассматривая меня. – Боже мой, что с тобой случилось?
– Умоляю!.. – прошептала я в ответ, косясь на любопытных стражников. – Сер Луффо, позвольте с вами поговорить. Наедине.
– Да, конечно, – ответил он, грозно поглядел на солдат и сказал им: – Она действительно моя кузина!
Мы осторожно поднимались по лестнице, я хваталась за перила, чтобы не упасть. Время шло к полуночи, а у Луффо Нумаи были гости, которых он не хотел разбудить. Он ввел меня в маленькую спальню на втором этаже, где перед камином стояли два кресла, отчего получалось подобие приемной. Чезаре, без сомнения, ночевал в роскошных апартаментах хозяина дома.
Я ввалилась в комнату и упала в кресло, упиваясь блаженным теплом камина. Нумаи не стал зажигать лампу, света очага вполне хватало. Я даже прикрыла глаза рукой, пока глава города усаживался напротив меня. Золотое свечение пульсировало под его кожей, время от времени переливаясь и превращая сера Луффо в совершенно иного человека.
– Посмотри на себя, дорогая, – выдохнул он. – Ты грязная, как пушкарь. Зачем ты пришла, мадонна Дея? У тебя какое-то сообщение от мадонны Катерины?
Несмотря на расстроенные чувства, я заметила, что он намеренно опустил титул моей госпожи, и помотала головой.
– Я пришла сюда сама по себе.
– Если тебе нужно безопасное убежище, то это самое подходящее место. Я никому не скажу, что ты здесь. – Он поглядел на свою пустую кровать, затем на меня. – Но разумеется, я стану хранить тайну… если ты будешь соответствовать. Может быть, я упоминал, что отправил из города жену и детей еще до вторжения его светлости герцога Валентино в Имолу?
– Я… Сер Луффо, мне необходимо видеть Чезаре Борджа.
«Ангел, только помоги мне добраться до него, и я во всем буду тебе повиноваться».
– Зачем? – пожал плечами Нумаи.
– Мне бы только его увидеть. Всего на минутку. Ты ведь знаешь, что оружия у меня нет.
– Разумеется, это невозможно. У его двери двое стражников. Даже если ты сумеешь пройти, его светлость – человек крепкого сложения и прекрасно владеет мечом. Да, он благосклонно относится к хорошеньким женщинам и, возможно, даже выслушает тебя, прежде чем убить.
– Прошу тебя. – Я соскользнула с сиденья и опустилась на колени, однако не смогла сложить руки в молитвенном жесте, а вместо этого упала на четвереньки. – Если ты проведешь меня мимо стражников…
На Нумаи это не произвело никакого впечатления.
– Чтобы ты могла его убить? Да меня потом четвертуют и выставят куски на площади! – Он вдруг перешел на льстивый тон: – Моя дорогая Дея, ты, судя по всему, пьяна или же сошла с ума от долгой осады. Останься со мной, я смогу тебя защитить, обеспечить такую жизнь, какой ты не знала даже у своей госпожи.
Меня охватила ярость. Я подползла к креслу сера Луффо, схватилась за него, встала и нависла над Нумаи. Он в радостном предвкушении ожидал, что сейчас я его обниму. Вместо того я схватила главу города за бархатный воротник и дернула так, что он закашлялся и начал хватить ртом воздух.
Из меня потоком хлынула ложь.
– К Форли уже движутся войска. – Я оскалилась. – Такая могучая армия, что Борджа побежит, сверкая пятками. Тебя действительно четвертуют и выставят на площади, если ты не поможешь госпоже Форли. Помнишь ту ночь, когда убили графа Джироламо, а ее светлость была заперта в собственной спальне и ожидала прихода убийц? Нет никаких сомнений в том, что злодеи переманили тебя на свою сторону, ведь ты сидел и ждал, сможет ли она выжить в том кошмаре! Графиня справилась и милостиво простила тебе бездействие. Но клянусь, не сойти мне с этого места, сер Луффо, что она снова возьмет Форли и публично казнит тебя, если ты не поможешь ей сейчас!
Я выпустила ворот Нумаи и оттолкнула его. Красный, задыхающийся, он сипло кашлял и хватался за горло, глядел на меня испуганно и зачарованно.
– Это правда? – прохрипел сер Луффо.
Он сильно дрожал, но не столько из-за моей выходки, сколько из-за общего возбуждения.
– Войска уже идут? Но откуда? Лодовико Сфорца еще не взял Милан…
– Это сегодня вечером он его не взял, – прошипела я, все еще грозно нависая над ним.
Апатия прошла, и я вдруг почувствовала себя энергичной и непобедимой.
– Но завтра утром все узнают, и будет уже поздно мне помогать!.. Делать это надо сейчас!
Нумаи съежился в кресле и поглядел на меня с робкой надеждой.
– Я не могу помочь, мадонна Дея… если ты не ударишь меня.
Я отвесила ему такую оплеуху, что заныла рука.
Он схватился за щеку, на мгновение зажмурился в экстазе, потом снова поглядел на меня, тяжело дыша и собираясь с силами.
– Допустим, я помогу тебе попасть в комнату Борджа и ты его убьешь. Но что я буду делать, если тебя схватят, или в том случае, если ты выполнишь свой план?
– Если меня схватят, ты скажешь, что я тебя победила и сбежала, – ответила я.
– Победила меня? – Он нахмурился.
– У тебя ведь, сер Луффо, в этой комнате есть оружие? Или, может, я просто-напросто хватила тебя по голове кочергой…
Он поглядел на кочергу и задумчиво нахмурил брови, размышляя о том, чем может обернуться очередное предательство.
Я воспользовалась моментом и надавила на него:
– Борджа умрет не сразу. Если я сумею попасть в его спальню, то мне будет нужна всего минута, не больше. Плохо ему станет только утром, да и тогда все решат, что он просто простудился. Если я незаметно вернусь и проведу с тобой остаток ночи, никто ничего не заподозрит.
Я была не вполне искренна, делая ему это предложение, – меня не оставляла мысль, что произойдет, если у меня ничего не получится. Я отступила от кресла, в котором сидел Нумаи. Половина его лица оставалась в тени, другая была залита золотым сиянием, как будто художник зацепил кистью огня и выкрасил сера Луффо. Освещенную часть физиономии главы города покрывал мелкий затейливый узор, такой же прекрасный и бессмысленный, как шифры Маттео.
Что-то шевельнулось в сумраке позади него, я подняла глаза и увидела, как густая тень собирается, сливается в человеческий силуэт, переливающийся сияющей чернотой. Ангел был теперь рядом со мной.
Забыв о себе и о Нумаи, я прошептала:
– Только проводи меня к Чезаре Борджа – и я буду вечно повиноваться тебе.
Убедившись в том, что никак не пострадает в случае моей неудачи или же успеха, Нумаи предложил план. Борджа ночует в его покоях, дверь в которые расположена ровно посередине коридора на третьем этаже. Туда можно попасть с черной лестницы, идущей со стороны западного крыла палаццо, или с парадной, которая находится в восточном крыле.
– Я проведу тебя на черную лестницу, а потом позову стражников, – предложил сер Луффо. – Они подбегут ко мне, а ты доберешься до двери. Не волнуйся, я придумаю что-нибудь, чтобы задержать их надолго. Моя дорогая, я сделаю тебя счастливой!
Однако, прежде чем вести меня, сер Луффо зашел в небольшую гардеробную и вынес платье жены. Этот совершенно нелепый наряд из кружев, жемчуга и золотых бусин вызывал куда меньше подозрений, чем грязная мужская одежда, бывшая на мне.
– Женщины постоянно приходят и уходят, – криво усмехнувшись, пояснил Нумаи. – Чезаре каждую ночь совершает новое завоевание. В таком виде солдаты не обратят на тебя внимания и уж точно не заподозрят опасности.
Я заперла сера Луффо в гардеробной – эта игра доставляла ему истинное наслаждение, – быстро переоделась и спрятала растрепанные волосы под одним из шарфов его жены. По счастью, вырез у платья был небольшой, и подвеска в форме сердца оказалась скрыта от посторонних глаз. Я вывернула карманы плаща и переложила мой талисман, девятку мечей, в кармашек платья.
Сер Луффо униженно умолял выпустить его, я отвечала грубыми угрозами, быстро обшарила постель и нашла под подушкой стилет в ножнах. Прежде чем выпустить своего пленника, я спрятала оружие в карман. Нумаи вышел, улыбаясь и сжимая в руке большой медный ключ.
– От покоев господина Чезаре, – самодовольно пояснил он. – То есть моих. Никто не знает, что у меня имеется запасной ключ.
Нумаи предложил, чтобы мы вышли в коридор, обнявшись и я делала бы вид, будто рыдаю у него на плече. Он оказался прав – стражники, охранявшие второй этаж, не обратили на меня никакого внимания. Сер Луффо проводил меня в другую часть палаццо, где в нише была расположена крутая и шаткая лестница для прислуги. Глядя на нее, я поняла, почему солдаты по ней не ходят.
– Когда услышишь мой крик, поднимись на один пролет и поверни направо. Ты узнаешь покои господина Чезаре по креслам, в которых сидят стражники.
С этими словами он робко, как будто извиняясь, поцеловал меня в ухо, а я схватила его нос двумя пальцами и больно выкрутила. Сер Луффо заулыбался.
За ту минуту, пока я ждала, все вокруг меня ожило. Стены начали вздыматься и опадать, словно волны на море, лестница как будто задышала. В углу под потолком паук старательно плел свою сеть, а я наблюдала за этим, благоговея перед такой красотой. В то же время я смеялась про себя, радуясь, что так отчетливо вижу в темноте.
Я знала, что ангел со мной. Воздействие волшебного порошка все усиливалось, сказывалось не только на зрении, но и на остальных чувствах. Я будто распалась на две сущности: земную Дею, трясущуюся от страха перед жестокой смертью, и возвышенную, которая уже преодолела все земные страхи и готова с радостью нестись в потоке судьбы.
– Стража! Стража!
Приглушенный крик сера Луффо – достаточно громкий, чтобы привлечь внимание солдат Чезаре, но не его самого, – раздался с площадки второго этажа на другой стороне палаццо. В тот же миг шаткая черная лестница вздыбилась передо мной. Я вздрогнула, глубоко вдохнула и все равно полезла вверх, хватаясь за перила, а под конец побежала.
Я оказалась на площадке третьего этажа, задохнулась, остановилась в нише и осторожно выглянула в коридор. Как и обещал Нумаи, стражников там не оказалось. Посреди прохода, по бокам от тяжелой двери стояли только два пустых кресла. Я слышала, как Луффо Нумаи кричит внизу, что-то возбужденно объясняет кому-то на другой стороне коридора.
Я поспешно подошла к двери, отперла ее, шагнула внутрь и беззвучно закрыла за собой.
В покоях Чезаре Борджа пахло человеческим и конским потом и порохом. В комнате было темно, но я все прекрасно видела. На большом столе, окруженном стульями, лежала стопка испещренных пометками, развернутых карт, края которых загибались вверх. Рядом лежали на блюде куриные кости, стояли грязные тарелки, несколько полупустых кубков и кувшин с вином. Пропыленные седельные сумки были свалены в кучу на ковре, здесь же валялись смятые бумажки с какими-то схемами, перевернутый стул, сброшенная женская шаль. На оштукатуренной стене у стола виднелись какие-то багровые пятна, как будто кто-то выплеснул на стену вино.
Дверной проем спальни был залит танцующим пламенем камина. Я видела такие роскошные апартаменты только в Ватикане, но мой взгляд был прикован лишь к одному предмету меблировки: огромной, шикарной кровати, стоявшей посреди комнаты, заваленной бархатными подушками и меховыми покрывалами из куницы, леопарда и кролика. Гобеленовый полог с золотой нитью был отдернут, чтобы не задерживать тепло очага.
На подушках сидела, съежившись, женщина, даже девушка лет шестнадцати. Она вжималась спиной в изголовье из красного дерева, крепко обхватив руками колени. На ней была свободная шерстяная рубашка цвета пламени, которая облегала довольно широкие, но красивые плечи, длинные стройные руки и ноги. Девушка оказалась настоящей красавицей с темными волосами, доходившими до пояса, и черными глазами, которыми она отчего-то напомнила мне скорбящую Магдалину. Один глаз сильно заплыл от удара, на нежной шее виднелись красные отметины от пальцев.
Она увидела меня, но не пошевелилась и не заговорила, только безмолвно смотрела, как я приближалась к мужчине, который негромко похрапывал рядом с нею.
Во сне лицо Чезаре было нежным и невинным, на нем не отражалось никаких амбиций и высокомерия. Он лежал на боку, вытянув под одеялом ноги, левая рука была под подушкой, правая свешивалась с края постели. На столике рядом с ним стояли ополовиненный бокал вина, кувшин, заткнутый пробкой, и миниатюрный портрет в толстой золоченой раме. Вероятно, он оказался тут специально, чтобы Чезаре увидел его сразу после пробуждения.
Женщина на портрете показалась мне смутно знакомой. Она была моложе брата, но не такая красивая, поскольку унаследовала скошенный подбородок отца. Не было у нее и черных волос. Она даже не укладывала в прическу свои золотистые длинные узкие локоны, словно никогда не была замужем.
Я оторвала взгляд от портрета, тихонько сняла с шеи золотой медальон, подаренный Катериной, положила на ночной столик рядом с кувшином, из которого вынула пробку, и поглядела на безмолвную девушку.
Она не шевелилась, но дыхание у нее участилось, мне показалось, что в ее встревоженном взгляде проступало одобрение. Рядом с ней возвышался угольно-черный силуэт ангела, но от него не исходило никаких эмоций.
Между нами спал Чезаре, поставив рядом с собой портрет сестры Лукреции. Я поглядела на миловидное лицо герцога Валентино и с невероятной отчетливостью вспомнила, каким умным ребенком он был, как утверждал, что станет королем. Я не забыла, как он заблудился в темноте под садом наслаждений Родриго и рыдал у меня на руках. Девятилетний Чезаре не выносил, когда обижали его сестру, отец выкручивал ему руку, заставляя упасть на колени. Рыдающая Лукреция кинулась к нему, умоляя отца не бить брата.
Тогда юный Чезаре поклялся: «Я убью любого, кто еще раз посмеет обидеть ее!»
Моя решимость начала слабеть. Я отвернулась от лица Борджа, от портрета его сестры и нажала на замок медальона. Золотое сердечко раскрылось, внутри лежала аккуратно сложенная бумажка с кантареллой.
Я еще раньше сняла перчатки и не осмелилась развернуть бумажку – порошок высыплется, и я стану первой жертвой. Я искала, чем бы защитить руки, и тут вспомнила о стилете сера Луффо.
Это был смертоносный маленький кинжал не толще моего пальца, обоюдоострый, способный рассечь волос даже вдоль. До дна кувшина он не достанет, зато я запросто выну им бумажку, после того как растворю порошок.
Я осторожно взяла золотое сердечко и перевернула над открытым кувшином, бумажка выпала в рубиновую жидкость. Я пару раз взболтала вино, затем осторожно опустила внутрь узкое лезвие и помешала, не касаясь стенок.
Вероятно, было бы быстрее, хотя и не так приятно, просто ткнуть Борджа отравленным кинжалом и убежать. Я поглядела на него, такого умиротворенного и невинного во сне, снова вспомнила, каким он был в детстве, как любил свою сестру Лукрецию. Во что бы ни выросла эта любовь, тогда она была чиста, как чувство Маттео ко мне.
В следующий миг я уже не видела ни Чезаре, ни портрета, а лишь кинжал в собственной руке, застывший над кувшином – с его кончика стекали темные капли вина.
«Ключ к твоему прошлому и будущему», – проговорил ангел.
Девять мечей, с которых стекают капли крови из пронзенного сердца.
Я сразу вспомнила горестное лицо графа Джироламо, когда он навещал гробницу своего брата, которого, как он ошибочно верил, убил Лоренцо де Медичи. Он отомстил, прикончив Джулиано, поразив Лоренцо в самое сердце. Кто знает, что сделал в отместку Лоренцо Великолепный?
Я вспомнила гнев в глазах Чезаре, когда он пытался защитить обожаемую сестру, да и в моих собственных, когда я клялась отомстить за смерть брата. Вся горечь, ненависть и кровь появляются из-за того, что мы не отпускаем от себя горе, дышащее злобой.
Я поглядела на кинжал в руке, вспомнила ярость, охватившую меня из-за смерти Маттео. Я такая же отравительница, как Родриго и Чезаре Борджа, так же переполнена ненавистью, как и эта обесчещенная девушка, сидящая на постели Чезаре. Стилет тускло замерцал, когда я развернула лезвие к свету.
Неожиданная мысль пришла мне в голову: что подумал бы мой собственный брат, если бы увидел меня в этот миг?
Я поглядела на ангела. Он немного изменился, его переливающаяся чернота заклубилась, в ней начали возникать крохотные прорехи, похожие на звезды на ночном небосклоне, в которые устремлялся ослепительный свет.
«Поклянись слушаться меня до самой смерти, и я покажусь тебе», – сказал ангел.
– Клянусь, – прошептала я.
Мне не было нужды спрашивать, что делать. Я уже все знала, взглянула на кинжал в руке, на отравленное вино с клочком бумаги, плававшим в кувшине, и тихонько заплакала.
