Текст книги "Алая графиня "

Автор книги: Джинн Калогридис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

– Но о своем состоянии он говорил правду, так?

– Он богат, это верно, и должность вице-канцлера предоставляет ему неограниченные возможности по части взяток. Однако… – Кардинал замотал головой от одной мысли о Борджа, умолк, отхлебнул вина, самодовольно, нагло ухмыльнулся, поглядел на Катерину и сказал: – Я вовсе не хвастаю, а всего лишь сообщаю факт. За год я получаю от своих бенефиций столько, сколько Борджа не имеет и за пять. Теперь о власти. Борджа – способный администратор и политик. Многие в курии поддерживают его, из года в год оставляют на прежней должности. Но захотим ли мы провозгласить его Папой? Никогда! – Он понизил голос и перегнулся через стол. – Я открою вам правду, Катерина. Борджа прекрасно ладит с товарищами, но все до единого знают, что он обожает заговоры и всегда готов на преступление. Этот кардинал слишком порочен и опасен, чтобы сесть на папский престол.

– Опасен? – Теперь Катерина слушала со всем вниманием. – Чем же именно?

Делла Ровере даже отодвинул от себя поросенка, перестал жевать и ответил:

– Он уже убивал тех, кто стоял у него на пути.

– Кого же?

– Я знаю, но не скажу. – Кардинал поднял брови.

– Но как он убивал? – Катерина не желала отступать.

– Боюсь, это не совсем подходящая тема для застольной беседы и для такой благородной дамы, как вы, – с неодобрением произнес делла Ровере.

Катерина снова потупила взгляд, чтобы собеседник не заметил ее раздражения, и сказала:

– Кардинал Борджа – частый гость за нашим столом. Мне кажется, моему мужу стоит знать, чего от него ожидать. Если его светлость подвергается опасности или же я…

– Вам ничего не грозит, – решительно возразил делла Ровере. – Борджа никогда не обидит женщину или ребенка. Но если у него возникнет причина, он без колебаний уничтожит вашего мужа.

Катерина поглядела на него с таким ужасом, что Джулиано перегнулся через стол, похлопал ее по руке и произнес почти с состраданием:

– Простите меня. Я вовсе не хотел вас расстроить. Давайте переменим тему на другую, более радостную.

– Да, конечно, – кивнула Катерина. – Мы все молимся за здоровье его святейшества и желаем ему долгой жизни. Но до меня дошли слухи, что если папский престол освободится, то вы будете первым претендентом. По веским причинам. Вы человек мудрый, опытный, отличаетесь непредвзятостью суждений и уравновешенным характером…

При последних словах я с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Да уж, кардинал проявил редкую сдержанность, огрев слугу тростью.

Катерина продолжала:

– За эти годы вы, конечно же, многому научились у дяди. Я в любом случае буду убеждать мужа, чтобы он оказывал вам всяческую поддержку на пути к папскому престолу.

Делла Ровере внимательно посмотрел на графиню, и в конце концов тщеславие перевесило всякую осторожность. Он польщенно заулыбался.

– Я солгал бы, заявив, что нисколько не амбициозен. Я сумею отблагодарить за поддержку. Но если мой дорогой дядюшка не проживет хотя бы еще лет десять – а все мы, разумеется, молимся об этом, – то у меня мало шансов на избрание.

– Как так? – Катерина устала делать вид, будто ест, сложила руки на груди и уставилась на кардинала, убедительно наивно хлопая глазами.

Джулиано недовольно передернул плечами, потянулся к пирогу с голубями и пояснил:

– Кардиналы старшего возраста считают, что у них больше прав на престол, чем у меня. Ведь они прослужили курии дольше. Эти люди завидуют всем, кто моложе, но при этом богаче и влиятельнее, чем они сами.

– Но вы ведь такой выдающийся человек, – отвечала Катерина. – Поэтому нисколько не удивительно, что они завидуют.

Приосанившись от гордости, делла Ровере признался:

– Меня действительно поддерживает сам король Франции и многие знатные персоны этой страны.

Я стояла сбоку, поэтому прекрасно видела выражение лица Катерины. Она изображала раболепное восхищение, тогда как глаза ее сузились – графиня только что узнала важную новость.

– Как замечательно! – выдохнула она. – Какая честь для меня сидеть рядом с человеком, который в один прекрасный день унаследует престол святого Петра! – Моя госпожа продолжила доверительным тоном: – Я знаю, что с моим мужем иногда трудно договориться, и ценю ваше терпение. Я сделаю все возможное, чтобы повлиять на него. Он поймет, как ему повезло с кузеном.

– Как вы обворожительны, Катерина, и сколь наблюдательны, особенно для женщины. – Джулиано так и сиял, глядя на нее. – Джироламо крупно повезло, что вы на его стороне.

Граф прислал домой гонца с сообщением, что деловая поездка займет больше времени, чем он предполагал. Катерина воспользовалась отсутствием мужа, чтобы еще несколько раз пригласить в палаццо Риарио Борджа и делла Ровере. Мне дозволялось присутствовать при ее беседах с кардиналом делла Ровере, которые неизменно сводились к политическим махинациям Священной коллегии, однако слушать послеобеденные разговоры с Борджа запрещалось.

На обед к Катерине приглашались и другие уважаемые кардиналы, всегда поодиночке. Свое почтение ей выказали два испанских отца церкви, грек по фамилии Кибо и один выдающийся француз Шарль де Бурбон. Я слышала кое-какие их разговоры, которые в основном вертелись вокруг соперничества Борджа и делла Ровере и их шансов получить тиару. Борджа сильно уважали за администраторские способности и интеллект, но не доверяли ему. Делла Ровере тоже считался человеком большого ума и способностей. Предполагалось, что благодаря политическим связям и богатству Папой станет он. Однако все признавали, что Джулиано чрезмерно самонадеян.

Помимо этих гостей за три недели отсутствия Джироламо делла Ровере трижды обедал в палаццо Риарио, а Борджа являлся не меньше шести раз. С каждым новым визитом Борджа с Катериной держались друг с другом все свободнее, вплоть до того, что на шестой раз Катерина нечаянно назвала его «Родриго» в моем присутствии.

Седьмое посещение Борджа пришлось на разгар дня. Катерина пригласила его на поздний обед, хотя кардинал только что откушал с Сикстом в Ватикане. Стол был накрыт в маленькой гостиной в покоях графини, и Катерина приказала, чтобы в комнату принесли короткий меч, подаренный ей кардиналом.

Борджа прибыл в благостном расположении духа, свежевыбритый, источающий ароматы лаванды и апельсинового цвета. Катерина дожидалась его в столовой; как только он вошел, поднялась и поспешила навстречу, словно к старинному другу, с которым давно не виделась. Он взял ее за руки, низко склонился и стал целовать ладони.

Я отвернулась, испытывая шок.

– Подойдите, друг мой, присядьте рядом со мной, – сказала графиня, держа кардинала за руку и подводя к креслу напротив своего.

Я тоже двинулась с места, намереваясь встать у нее за спиной, однако Катерина замахала рукой.

– Отошли слуг, – приказала она вполголоса, не сводя глаз с улыбавшегося Борджа. – Но сначала проследи, чтобы нам оставили вино, воду и первые три блюда.

– Кто будет вам прислуживать? – с недоумением спросила я.

– Мы сами все сделаем. – Графиня одарила Борджа загадочной улыбкой и резко взмахнула рукой – знак, что я свободна и никаких возражений она не потерпит.

Я отдала несколько приказаний, чтобы все было сделано по желанию ее светлости. Служанки отправились обратно на кухню, им было велено ждать там, пока мадонна не позвонит в колокольчик. Я же вышла через парадную дверь в коридор.

– Закрой, пожалуйста, двери и проследи, чтобы нас не беспокоили, – сказала мне в спину графиня.

Я так и сделала, после чего принялась вышагивать по коридору. Прошло минут двадцать вынужденного безделья, после чего я остановилась перед дверью и прижалась к ней ухом. В столовой тек обычный приглушенный разговор. Немного успокоенная, я снова принялась вышагивать взад-вперед, но уже медленнее, кивнула мимоходом горничной, которая прошла мне навстречу с грязным бельем в руках. Через десять минут я услышала из-за двери негромкое звяканье, как будто на столе передвинули тарелки.

Прошла еще пара минут, раздался громкий звон и звучный удар металла о мраморный пол.

Я распахнула дверь и ворвалась в столовую.

Катерина лежала, навалившись животом на край стола, белели обнаженные ягодицы, голые ноги в туфлях свисали, немного не доставая до пола. Нижние юбки, как и верхняя из голубой парчи, были задраны до пояса и расстилались по столу. Графиня вскинула руки над головой, словно ища точку опоры. В тот миг, когда я вошла в комнату, ее лицо пылало от возбуждения. Именно она в порыве страсти нечаянно сбила на пол одно из блюд. Фаршированный каплун лежал на боку среди осколков стекла и тушеных грибов.

Большие белые груди Катерины, налившиеся из-за беременности, с темными крупными сосками торчали из корсета и казались сейчас еще круглее, чем были на самом деле.

Борджа благоговейно сжимал их широкими ладонями. Он расстегнул свою рясу, стянул рейтузы с мускулистых белых ног. Сейчас Родриго стоял у края стола, крепко прижимался бедрами к Катерине и двигался с такой силой, что она с каждым разом все дальше уезжала по столу. В итоге он обхватил ее за плечи, чтобы притянуть обратно к себе.

Я простояла в дверях достаточно долго, чтобы увидеть все. Катерина с неохотой повернула голову в мою сторону.

Я снова вышла в коридор и закрыла дверь. На этот раз я села на прохладный мрамор, обхватила колени руками и уронила на них голову.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я так и сидела, пряча лицо, пока приглушенные стоны за дверью не сменились тишиной. Примерно через полчаса с того момента, как разбилось блюдо, дверь столовой открылась. Катерина вышла первой, причем она вовсе не была так растрепана, как я ожидала. Борджа шагал следом, его шапочка аккуратно сидела на макушке, алая мантия даже не измялась. Оба они сияли от удовольствия и улыбались.

Я сейчас же вскочила на ноги, однако из омерзения не подняла глаза на любовников. Я покорно последовала за ними к выходу, где Борджа на прощание поцеловал Катерине руку.

Как только мы вернулись в покои графини, я закрыла дверь и прошептала:

– Не могу поверить, что ты сделала это, мадонна! О чем ты думала, предаваясь греху и безумию?

Катерина сердито сжала губы, однако сумела взять себя в руки.

– Греху – да, может быть, но только не безумию.

Больше не скрывая своего смятения, я продолжала:

– Я никак не могла одобрить романа с Жераром де Монтанем, хотя и понимала причины. Но выбрать Борджа!.. От одной мысли о нем у меня по спине идут мурашки! Я не смогу выгораживать тебя перед мужем, если ты готова отдаться любому мужчине в Риме!

– Он такой талантливый любовник, – кокетливо произнесла Катерина. – И очень скрытный. Ты ни за что не догадалась бы, если бы я сегодня не потеряла голову.

– Так сегодня не первый раз? – Я была просто ошарашена и смотрела на нее во все глаза.

– Всего лишь шестой, – усмехнулась она.

Я содрогнулась и проговорила:

– Я даже не сержусь, мадонна… Я в ужасе. Не понимаю, почему тебя это не пугает! Твой муж отравил Жерара, разве тебе мало подобного предостережения? К чему ставить себя в такое опасное положение?

– Куда более опасное, чем тебе кажется, – ответила она, внимательно глядя мне в лицо. – Джироламо не убивал Жерара.

– Тогда кто?.. – Я так и застыла с раскрытым ртом, прежде чем прошептать: – Борджа?

Катерина кивнула.

– Я не люблю Родриго, но восхищаюсь его хитроумием. Я узнаю у кардинала все, что смогу. Он думает, будто умнее меня. Я же собираюсь доказать обратное.

– Боже мой, – прошептала я. – Ты точно знаешь, что он убийца, мадонна? Если да, то зачем приглашать его и заниматься с ним любовью? Чего ради ты нарываешься на неприятности?

– Я пытаюсь защитить себя и своего первенца, – решительно возразила Катерина и приложила руку к животу, пока еще плоскому. – Если не сумею, то мой муж скоро лишится влияния. Я не собираюсь с позором вернуться в дыру, именуемую Имолой, чтобы править кучкой крестьян.

– Да ты сама еще ребенок – и хочешь переиграть Борджа?! – возмутилась я. – Он весьма искушен в предательстве! Как интрижка с ним защитит тебя?..

Катерина вскинула руку и гневно отрезала:

– Хватит! Больше я тебе ничего не скажу.

– Почему же? Я слышала и не такое.

Она нежно коснулась моей руки и лукаво, не глядя мне в глаза, призналась:

– Потому что из всех людей на свете я больше всего хочу защитить тебя. Ты единственный человек, которому я верю.

Я смягчилась от столь неожиданного проявления привязанности.

Катерина заметила это, отдернула руку, пожала плечами и небрежно прибавила:

– Кроме того, ты мой талисман. Если с тобой что-нибудь случится, все пропало.

Утром из палаццо Борджа прямо в покои моей госпожи доставили два подарка: большую рубиновую подвеску, обрамленную крохотными алмазами, и серебряный флакончик для духов, инкрустированный переливающимся перламутром. Посланник Борджа отказался отдавать подарки кому-либо, кроме самой Катерины. Когда она вошла в кабинет, чтобы принять их, гонец упал перед ней на колени и поклонился так низко, что клюнул носом пол.

– Как я падаю ниц перед вами, так и мой господин склоняется перед вашей красотой и умоляет принять эти дары, едва ли достойные вас, – начал он заученную речь. – Он велел передать: «Светлейшая мадонна Катерина, вы храбрейшая и изумительнейшая женщина из всех, кого я встречал». – Гонец добавил, как будто от себя: – Эти слова были искренними, ваша светлость. Я еще никогда не видел его таким вдохновенным.

Когда слуга поднял голову, Катерина наградила его лучезарной улыбкой и сказала:

– Пусть мои придворные дамы проводят тебя в кухню и дадут самого лучшего вина. Подожди там, пока я не позову. Я подготовлю ответ для твоего господина.

Катерина сделала знак Теодоре, которая увела гонца за собой, затем развернулась ко мне и заявила:

– Времени на шифровку нет. Я пошлю письмо, написанное твоей рукой.

Я покорно уселась за конторку, взяла перо и записала под диктовку Катерины:

Ваше высокочтимое преосвященство, кардинал Родриго Борджа!

Я высоко ценю наши беседы и Вашу искренность и всегда буду считать Вас своим лучшим другом. Однако недавно я поняла, что жду ребенка. Политические дискуссии больше не привлекают меня, теперь я полностью сосредоточена на наследнике, которому будут необходимы мать и отец, а также поддержка всех родственников, в том числе кардинала делла Ровере и, разумеется, его святейшества Папы Сикста.

Мне очень жаль, но я не в силах продолжать наши дискуссии. Рубиновую подвеску я принять не могу, что же касается второго подарка, я сохраню его навеки.

С глубочайшим почтением,

ее сиятельство графиня Катерина Сфорца.

Через час несчастный посланник отправился к своему господину с рубином и письмом Катерины. Борджа придет в ярость, но не станет убивать женщину, если верить словам жителей Рима. Ночью я лежала в постели, несказанно радуясь тому, что больше не будет никаких тайных свиданий с испанским кардиналом.

Но мое счастье оказалось недолгим.

На следующее утро я проснулась до рассвета, потому что Катерину рвало над тазом, оставленным на ночном столике специально для этой цели. Я разбудила горничную, спавшую в комнате через коридор, и отправила ее за хлебом с солью. Катерину тошнило добрых полчаса, и под конец она совсем измучилась. Я умыла ей лицо и руки, помогла натянуть чистую ночную рубашку и усадила на кровать, где она и застыла, с опаской поднеся ко рту подсоленный хлеб.

Взошло солнце, наступило очередное ослепительно яркое, влажное утро, за которые Джироламо и ненавидел лето в Риме, предпочитая до сих пор путешествовать по умеренно теплой Романье. Примерно через час один из стражников, стоявших перед дверью Катерины, постучал и сообщил, что прибыл кардинал Борджа, который настаивает на аудиенции.

– Отошлите его прочь, – простонала Катерина. – Я нездорова. Скажите, что я буду ждать от него письма, но лично принять не могу. Если он не уйдет, пусть его проводят к выходу мои телохранители. Если потребуется, они могут применить силу.

От этой короткой речи ей снова стало дурно, и я положила ей на лоб прохладное полотенце.

Слуга сказал:

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Не успел он уйти, как из коридора донесся шум. Слуга пререкался с кем-то, затем послышались звуки борьбы.

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге возник Родриго Борджа. Правой рукой он с легкостью удерживал за шиворот невысокого худощавого стражника. Тот тщетно рвался из хватки кардинала, пока Борджа сверлил взглядом Катерину. Он старался скрыть свой гнев за сурово-сосредоточенным выражением лица, однако было заметно, как напряглись мышцы под сощуренными глазами.

– Прошу прощения за грубость, – сказал он Катерине. – Однако мне пришлось настоять на своем.

– Прекрати, – велела Катерине слуге, и тот перестал размахивать кулаками, после чего Борджа выпустил его.

– Можешь идти, – сказала Катерина раскрасневшемуся стражнику. – Но помни, что я велела.

Слуга поклонился и убежал.

Борджа вошел в спальню, кивнул в мою сторону и заявил:

– Она тоже должна уйти.

Но Катерина решительно возразила:

– Дея останется! Вы не имеете права врываться в спальню женщины и требовать разговора наедине. К тому же я уже сказала, что нездорова.

Борджа секунду возвышался над Катериной, затем уперся обеими руками в матрас, наклонился и приблизил к ней лицо. Я стояла рядом с госпожой и придерживала ее за плечи.

– Вы решили одурачить меня, мадонна, – сипло прошептал кардинал. – Гадкая обманщица! А я-то поверил, что небезразличен вам.

Катерина глядела на него угрюмо, однако ее ответ прозвучал неожиданно мягко:

– Вы в самом деле небезразличны мне, Родриго. Я восхищаюсь вашими талантами и амбициями. Мне казалось, вы понимаете, что имеете дело с человеком, похожим на вас.

Он распрямился, шагнул назад и заявил:

– Не льстите себе, моя дорогая. Да и как еще я должен отвечать на возмутительную ложь?

– Какую?.. – В голосе Катерины послышались робкие нотки.

Борджа схватил Катерину за руку и с угрозой произнес:

– Отдайте мне пузырек.

– Отпустите меня, – оскалилась она.

– Я доверил вам самую главную тайну, а вы меня предаете!

Одной рукой Борджа отпихнул меня в сторону, так что я не удержалась на ногах и ударилась о стену спиной, а другой сдернул Катерину с кровати. Она запуталась босыми ногами в простынях, упала на пол, и ее тут же стошнило на чистую рубашку.

Борджа отступил, глядя с тревогой, но без малейшей брезгливости. Он посторонился, когда я бросилась к Катерине, чтобы убрать с лица рассыпавшиеся волосы, пока ее снова рвало, на этот раз прямо на прекрасный персидский ковер, привезенный нами из Милана.

– Так она и в самом деле беременна? – с изумлением спросил он, сразу переходя на другой тон.

Я кивнула. К моему удивлению, кардинал принес с ночного столика таз и протянул мне полотенце, чтобы я вытерла лицо госпожи.

Рассерженная Катерина оттолкнула его, села рывком и заявила:

– Я вовсе не лгала, в том числе и насчет моего восхищения вами! Клянусь, я не причиню вам никакого вреда, но обязана защитить своего ребенка. Ведь он у меня будет, возможно, ваш или же нет.

Мы с Борджа поддержали ее и усадили на кровать.

Она со вздохом закрыла глаза, откинулась на подушки и продолжила:

– Сначала я думала, что съела что-то не то, но теперь нисколько не сомневаюсь в том, что беременна. Ребенку нужен отец, который позаботится о нем.

– Мы поймем, на кого он похож, когда малыш родится и подрастет, – с жаром ответил Борджа. – Если это действительно мой ребенок, Катерина, то я найду способ воспитать его как своего. – Он поднял голову на звук тяжелых спешных шагов, донесшийся издалека, – это приближались стражники – и быстро прибавил: – Я не причиню вам зла. Если это будет мой ребенок, то мы еще поговорим, и серьезно. Но если не мой, то вот что я сейчас скажу: настанет день, когда я потребую платы за то, что вы получили от меня. Если вы когда-нибудь передадите это кому-то еще… то сильно пожалеете об этом.

Стражники подошли и постучали в дверь, Катерина велела им войти. Трое вооруженных воинов проводили Борджа к выходу со всем почтением, как и велела графиня.

Я снова с облегчением вздохнула, радуясь избавлению от Родриго Борджа, но мое счастье и на этот раз было недолгим.

Лето сменилось теплой осенью, затем наступила зима, удивительно солнечная и мягкая, и я поняла, что это время года в Милане теперь покажется мне невыносимым. Джироламо вернулся из поездки по Романье, связанной с военными делами, как раз с наступлением хорошей погоды. Примерно через месяц Катерину перестало тошнить по утрам, и ее беременность сделалась заметной. Графиня, притворно смущаясь, сообщила Джироламо, что, если на то будет Божья воля, к весне она родит ему сына. Он воспринял новость лишь с легкой долей подозрения, которое вскоре позабылось. Джироламо понял, что рождение наследника, способного продолжить семейное дело, сулит немало выгод. В итоге он стал полностью доверять Катерине, поскольку она благоразумно покончила со светской жизнью и сидела дома, не принимая никого, кроме политических союзников мужа, среди которых был и его нелюбимый кузен, могущественный и богатый кардинал Джулиано делла Ровере.

Что касается меня, я целыми днями прислуживала своей раздражительной и скучающей госпоже. Прошло несколько месяцев, и боль, вызванная ужасной смертью Маттео, снова немного утихла. Я поняла, что уже непринужденно улыбаюсь и разговариваю с Лукой, писцом графа, когда случайно встречаюсь с ним во дворце.

Наше первое Рождество в Риме прошло с таким размахом и весельем, что Катерина позабыла охватившую ее с началом праздников скорбь по отцу, убитому всего лишь год назад.

Наконец наступил 1478 год. В марте Катерина родила первенца, дочь, названную Бьянкой в честь матушки герцога Галеаццо, которая славилась своим железным характером. По счастью, Бьянка родилась на месяц позже, чем мы рассчитывали, и Джироламо – а вместе с ним и Катерина – уверился в том, что это его дочь.

Графиня перенесла муки с храбростью, удивительной для женщины, рожающей первый раз. К всеобщему облегчению, ребенок лежал правильно, и роды оказались нетрудными. Когда первенец вышел из утробы, повитуха обмыла его, спеленала и положила на грудь обессиленной матери, думая, что та захочет его покормить.

Катерина поглядела на младенца и спросила повитуху:

– Это ведь мальчик?

Та в ответ покачала головой.

– Девочка, мадонна, и прехорошенькая! Сер Джироламо будет очень рад.

Катерина отвернулась от дочки и равнодушно приказала:

– Отнесите ее в детскую.

Я первая взяла ребенка и прижала к груди. У девочки было свекольно-красное личико, сморщенное после шока, пережитого только что. Сказать, на кого она похожа, оказалось невозможно. Малышка родилась с удивительно густыми, золотистыми, как у матери, волосами, однако, к нашему с Катериной облегчению, они не закручивались тугими кудряшками, а всего лишь немного вились.

Дитя сначала немного похныкало, а затем успокоилось у меня на руках. Я сама, как настаивала Катерина, отнесла его кормилице и в следующие месяцы заходила в детскую по три раза на дню, чтобы понянчиться с младенцем. В отличие от матери, ребенок обладал спокойным, тихим нравом.

Меня поражало полное отсутствие у Катерины интереса к дочери, особенно когда я узнала, что Родриго Борджа, который не смог присутствовать при крещении, прислал девочке в подарок крошечные рубиновые сережки и чудесную серебряную погремушку.

Прошло два месяца. К первому мая я совершенно потеряла покой, чувствуя себя словно запертой в темнице. Я уже несколько недель не покидала дворец, проводила целые дни с Катериной и постоянно заглядывала к маленькой Бьянке, чтобы сообщить затем матери, как растет ее дитя, даже если госпожа и не желала этого знать. Она выслушивала мои доклады с рассеянным выражением лица и почти никак не реагировала на них.

Джироламо, напротив, оказался внимательным родителем. Каждый вечер перед ужином он приходил в детскую, чтобы поиграть с Бьянкой, которая его обожала. Я часто оказывалась тут же и наблюдала, как отец корчил забавные рожицы гукающей дочери. Граф представал передо мной в совершенно новом свете.

Первого мая после полудня, как следует потрудившись на благо обеих моих подопечных, я испросила разрешения прогуляться под ярким солнцем. Погода стояла восхитительная, я направилась в восточную часть сада и через несколько минут вышла на небольшую открытую площадку с фонтаном, где Катерина впервые испытала восторг любви с покойным ныне французом. Заметив там Луку, я застыла на месте.

Писец сидел на скамье, перегнувшись пополам, и тяжело дышал, обхватив себя руками, как будто силясь удержать внутри себя нечто грозное и опасное. Услышав мои шаги, он сейчас же поднял голову и поглядел на меня дикими от ужаса глазами.

– Лука, – ахнула я, приближаясь. – Что случилось? Что не так?

Он закрыл глаза, помотал головой и произнес едва слышно:

– Лучше уходи. Мне необходимо взять себя в руки. Не исключено, что граф сегодня еще вызовет меня. – Его рот и лоб исказились в гримасе физической боли, он нагнулся ниже, еще крепче обхватил себя руками.

Я подошла, встала рядом с ним, осторожно тронула его за плечо и тихо сказала:

– Не уйду. Я не могу бросить тебя в таком состоянии. Сначала я должна убедиться, что с тобой все в порядке.

– Не могу, – с отчаянием произнес он. – Я не могу…

Писец закрыл лицо руками. Его плечи несколько раз содрогнулись от глубоких прерывистых рыданий, он стонал, словно от боли.

Я опустилась рядом с ним на скамью и произнесла:

– Бедный Лука!.. Ты плачешь.

Он развернулся ко мне. В его глазах не было слез, однако лицо исказилось от горя.

Лука заговорил с лихорадочной поспешностью:

– Я сделал все возможное, чтобы его предостеречь. Но Лоренцо только смеялся над угрозой, нависшей над ним, говорил, что никто не посмеет посягнуть на его жизнь во Флоренции. Мол, он будет осторожен, станет присматривать за архиепископом Сальвиати…

– Нет! – воскликнула я. – Не может быть, чтобы Лоренцо погиб!

Вместе с горем на меня нахлынула волна жгучей ненависти к графу Джироламо. Мне хотелось его убить.

Я заплакала, но Лука взял меня за локоть и тихо произнес:

– Лоренцо только ранен. Он поправится.

– Слава богу! – сказала я.

– Но вот его младший брат Джулиано… – начал Лука, но продолжить не смог, лишь снова хрипло, прерывисто зарыдал без слез.

Если у него покраснеют глаза, граф может что-нибудь заподозрить. Сейчас сама жизнь Луки зависела от его способности скрывать свои чувства.

Писец взял себя в руки и, делая долгие паузы, изложил мне всю историю.

Джироламо с Сикстом предоставили подготовку убийства архиепископу Сальвиати, который позвал себе в помощники Франческо де Пацци, главного конкурента семьи Медичи в банковском деле. Заговорщики решили убить обоих братьев, и Лоренцо, и Джулиано, иначе вся Флоренция сплотится вокруг оставшегося в живых. Архиепископ позабыл всякие приличия и настоял, чтобы нападение произошло в главном соборе Флоренции, прямо посреди службы, когда внимание братьев будет отвлечено.

Джулиано с Лоренцо находились в разных частях собора, их незаметно окружили группы убийц. Когда священник поднял чашу для причастия, чтобы благословить вино, преступники набросились на братьев. Юный Джулиано был безоружен и стоял в этот миг рядом с архиепископом Сальвиати и Пацци. Они выхватили ножи, безжалостно пронзили молодого Медичи и бросили его умирать в луже собственной крови.

Но старший брат был подготовлен лучше. Возможно, непрестанные предостережения Луки вынудили Лоренцо проявлять осторожность, потому что, когда несостоявшиеся убийцы накинулись на него сзади, он выхватил меч и дал отпор нападавшим. Завязалась короткая схватка. Вскоре друзья Лоренцо пришли ему на помощь и увели его в ризницу, прочь от убийц и умирающего брата.

– Граф Джироламо с Сикстом недооценили верность флорентийцев, – угрюмо произнес Лука. – Заговорщики уверяли их, что убийство братьев заставит граждан подняться против дома Медичи и поддержать семейство Пацци, марионеток Папы. Но случилось совершенно противоположное. Не прошло и нескольких часов, как горожане схватили Сальвиати с Пацци, выбросили их из окон правительственного дворца, а потом повесили. Граф Джироламо узнал обо всем лишь час назад. Сейчас он в ярости ломает голову, как донести новость до Папы. Все это плохо кончится. Между Римом и Флоренцией начнется война.

– Бедный Джулиано, – проговорила я, и слезы навернулись мне на глаза.

Но его страдания хотя бы закончились, а вот старшего брата горе и чувство вины будут преследовать до конца дней.

– Как ты живешь, служа человеку, который убил Джулиано? – спросила я. – Тому, кто ждет не дождется, чтобы прикончить и Лоренцо? Разве ты не хочешь отомстить?

Лука наклонился вперед, уперся локтями в колени, печально покачал головой и сказал:

– Как ты не понимаешь, что ненависть приведет лишь к новому кровопролитию? Вендетта будет длиться вечно!..

– Но они ведь убили Джулиано из алчности, потому что хотят получить Имолу!

– Все гораздо сложнее, – пояснил Лука. – Граф Джироламо и его святейшество желают убить Лоренцо, поскольку уверены, что это он отравил Пьетро Риарио, любимого сына Сикста. Он был самым влиятельным и проницательным молодым кардиналом в Риме, явно предназначенным для папского престола. Сикст отправил его на переговоры с Лоренцо относительно приобретения Имолы, закончившиеся неудачей. Через день после возвращения домой Пьетро внезапно скончался. Сикст с Джироламо убеждены в том, что виноват в его смерти именно Лоренцо. Они не слушают никаких доводов.

– Медичи и правда его убил? – шепотом спросила я.

– Разумеется, нет! – Лука взглянул на меня так, словно я ударила его. – Мы подчиняемся силе, в которой куда больше святости, чем в церкви.

Я отвернулась, чтобы скрыть слезы, покатившиеся по щекам, и проговорила:

– Я обманщица, недостойная Маттео и тебя. Я вижу будущее в картах, но так и не смогла пообщаться с ангелом. Я просто хочу найти того, кто убил Маттео. Во мне столько зла!..

Лука обнял меня за плечи и утешил:

– Ничего страшного. Просто выпусти это зло из себя и доверься ангелу, Дея.

– Но я не могу выпустить! – Я сердито оттолкнула его, высвобождаясь из объятий. – Не могу! Если бы ты видел, как страдал Маттео в конце…

– Я видел. – Голос Луки звучал твердо и ровно.

Я с гневом развернулась к нему и спросила:

– Тогда как ты мог забыть? Неужели ты думаешь, что такой святой человек, как Маттео, должен так страдать и умереть молодым, а его убийцы так и не будут наказаны за свое преступление?

Я смутно помню, что было потом. Кажется, я пыталась оттолкнуть Луку, но результат получился весьма неожиданным. Он взял меня за руки, я вырвала их, а в следующий миг оказалось, что они сами тянутся к его лицу, и Лука привлек меня к себе. Как только наши губы слились, я уже не захотела останавливаться. Я ощутила под пальцами мускулистые плечи и прильнула к его груди.