Текст книги "Алая графиня "
Автор книги: Джинн Калогридис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
Я вздохнула, понимая, что в мои обязанности отныне входит еще и обманывать Джироламо, и сказала не слишком учтивым тоном:
– Прошу прощения, ваше сиятельство. Тебя ищет муж. Он беспокоится о том, куда ты пропала, и хочет сейчас же отправить нас домой.
Катерина с Жераром повернулись друг к другу, оглушенные новостью, и слились в прощальном поцелуе. Я недовольно отвернулась и стала дожидаться окончания всего этого.
Когда пара наконец-то рассталась, Катерина вернулась вместе со мной во дворец. По дороге я поведала ей о гневе супруга и тех опасностях, каким она подвергала себя.
Посреди нотации она бросила на меня скучающий взгляд, я невольно умолкла и услышала:
– Я вовсе не та глупая девчонка, какой считаете меня ты, Джироламо и все остальные! Я Сфорца, и если бы родилась мужчиной, то была бы самым достойным сыном своего отца. Я способна править лучше, чем любой из них. Как и мой отец, я не стану выслушивать советы, кого мне любить, когда и где. Если ты не согласна, я хоть завтра отправлю тебя обратно к Боне!
Возможно, мне следовало настоять на возвращении в Милан, и тогда Бона отпустила бы меня во Флоренцию. Наше римское приключение только начиналось, но я уже знала: судьба накрепко приковала меня к Катерине.
На следующее утро Катерина встала поздно, хотя и раньше, чем ее супруг явился домой. Она завтракала на балконе, потому что солнце еще не припекало и дул легкий ветерок. Покончив с этим, графиня позвала меня. Вино и танцы утомили ее, она сидела, откинувшись на подушки в кресле и положив ноги на скамеечку. Хотя Катерину явно мучило похмелье, при моем появлении она выдавила слабую улыбку. Ей, конечно же, требовалась от меня услуга такого рода, на которую я соглашусь неохотно.
Я заговорила первой, чтобы она повременила с просьбой.
– Мадонна, – начала я вежливо, но озабоченным тоном. – Я обязана предупредить, что с Родриго Борджа надо вести себя крайне осторожно. Вчера вечером я узнала, что он очень опасный человек и не прощает обиды. Боюсь…
– Ах, не переживай, – перебила она. – Я говорила на эту тему с Ванноццей, призналась, что была слишком резка, когда схватилась за стилет, объяснила, что вино ударило мне в голову. Мол, теперь я беспокоюсь, не обидела ли нашего доброго хозяина. Она сказала, что любой мужчина на моем месте был бы уже мертв. Но Родриго слишком галантен, чтобы причинить боль женщине. Во всяком случае, физическую.
– Надеюсь, так оно и есть, – мрачно отозвалась я.
Катерина тут же сменила тему:
– Твой Маттео был писцом, причем весьма талантливым, если верить Чикко. Он когда-нибудь рассказывал тебе о шифрах?
Несмотря на ее будничный тон, я испугалась. Неужели Катерина узнала о тайных бумагах Маттео, о том, что он был шпионом Лоренцо? Вдруг я в чем-то проявила беспечность?
– Нет, – ответила я, отводя взгляд.
– Так ты ничего не знаешь о шифрах?
Я покачала головой, а Катерина заявила:
– Тогда тебе придется узнать, и побыстрее. Я хочу отправить Жерару письмо…
Я покопалась в памяти и поняла, что она говорит о помощнике французского посла, месье де Монтане.
– Ты зашифруешь его для меня и проследишь, чтобы Жерар получил послание. К гонцам Джироламо не обращайся. Я не верю никому, кроме тебя. Быстро неси перо и бумагу.
– Мадонна, я даже не знаю… – Я колебалась, хотела сказать, что даже не знаю, где в этом доме можно достать перо, но Катерина не дала мне договорить.
Она резко взмахнула рукой.
– Меня не волнует, каким образом ты это сделаешь. Просто достань и возвращайся. Но разыщи все сама, чтобы никто ничего не знал.
Я рассудила логически и направилась в кабинет Катерины, расположенный через две комнаты от спальни. Как ни странно, там не оказалось ни пера, ни чернил, ни бумаги. Я спустилась на второй этаж, полностью отданный писцам и советникам графа Джироламо. Почти все комнаты были пусты, вероятно, работники графа до сих пор отсыпались после долгой вечеринки в палаццо Борджа. Я заглянула в одну комнату, где оказались полки с канцелярскими принадлежностями, обрадовалась, вошла и закрыла за собой дверь.
На полках стояли закупоренные пузырьки чернил и лежали пергаменты. Я взяла то и другое и огляделась в поисках пера и перочинного ножика. Развернувшись к противоположной стене, я заметила, что из дальнего угла пробивается свет – там была открыта узкая дверь. Я подошла к ней и обнаружила маленькую комнатку с трехногим стулом и конторкой, залитой светом. На ней стояла чернильница, из которой торчало перо. Я вела с собой мысленный спор, можно ли забрать чужое перо, когда мой взгляд упал на недописанное письмо, лежавшее рядом с чернильницей. Точнее, два. Одно на римском диалекте, с сокращениями, и второе, недописанное – нечитаемая мешанина из букв, цифр и символов.
Шифр!
Я успела бросить на оба письма лишь беглый взгляд, потому что меня окликнул мужской голос:
– Что вы здесь делаете? Уходите!
Мужчина возраста Маттео стоял в узком дверном проеме. Он был немного выше меня, тонкий и жилистый. Видимо, перо принадлежало именно ему. Его пальцы были в чернильных пятнах. Подол светло-голубой туники все еще оставался мокрым после неудачной попытки отмыть чернильные брызги.
Он говорил вполголоса, но я вздрогнула от испуга. Проблема состояла не только в том, что меня застали там, где я не должна была находиться. Лицо писца отчего-то показалось мне тревожно знакомым. У него была аккуратно подстриженная угольная борода, черные волосы, темно-серые глаза. Лицо этого человека было бы даже красивым, если бы не острый, выдающийся нос. Писец смотрел на меня негодующе и гневно.
– Сер, прошу прощения, – сказала я, опуская глаза. – Я просто искала перо. Честно говоря, я едва не забрала ваше, но вижу, что оно необходимо вам самому.
Он внимательно посмотрел на меня, как будто бы тоже припоминая, где мог видеть раньше, потом спросил почти шепотом:
– Давно вы уже здесь?
– Всего секунду, – ответила я искренне.
Он прошел мимо меня, открыл ящик конторки, вручил мне новое перо и сказал:
– Вот, возьмите. А теперь уходите и больше не возвращайтесь.
Я вышла, а он закрыл за мной дверь и задвинул засов.
Я вернулась к Катерине, села рядом с ней на балконе и написала под ее диктовку письмо. В нем говорилось о ее желании встретиться с месье де Монтанем в укромном месте. «Я хочу увидеть тебя снова, чтобы продолжить дискуссию, начатую вчера вечером». Катерина мучилась довольно долго, подбирая слова, но в итоге раздраженно махнула рукой, признавая собственную неспособность облечь мысли в стройные фразы.
– Ты не хочешь рассказать о своих чувствах к нему? – спросила я, гадая, что подумала бы обо мне Бона, если бы узнала, какое преступление мне приходится поощрять.
Искренне озадаченная, Катерина изогнула золотистые брови. Белая кожа на лбу наморщилась.
– Чувствах?..
Я понизила голос:
– Ты любишь его, мадонна? Он завоевал твое сердце? Возможно, ты не в силах думать ни о ком, кроме него?
– Любовь, – протянула она кисло, после чего коротко рассмеялась. – Дея, только не говори мне, что ты веришь во всякую чепуху, которую воспевают трубадуры!
– Многие верят. – Я вспыхнула. – Он захочет узнать о твоих чувствах к нему, мадонна.
Катерина вздохнула, откинулась на спинку кресла, потерла лоб, закрыла глаза, как будто одна мысль об этом утомила ее до предела, и сказала:
– Он очень симпатичный. Я его хочу.
– Ты, конечно, испытываешь к нему привязанность?
Она приоткрыла глаза, раздраженная этим предположением, принялась массировать лоб над переносицей и пробормотала:
– Я едва с ним знакома, но не собираюсь прожить всю жизнь, так и не познав плотских наслаждений. Ведь Джироламо не удосуживается меня научить. Я слышала, что французы – прекрасные любовники.
Должно быть, я изумленно раскрыла глаза от такой холодности и расчетливости.
Катерина что-то проворчала и раздраженно махнула рукой.
– Мне плевать на все это! Просто напиши то, что подходит к случаю, чтобы он тоже меня захотел, – пояснила она сердито. – Притворись хоть раз, будто ты, совершенно не стесняясь, пишешь любовное письмо своему мужу. Не забудь его зашифровать. У меня и так голова болит, не хватало еще, чтобы Джироламо или кто-нибудь другой прочитал письмо.
Тут, стоя на солнечном балконе, слушая птичье пение и жужжание пчел в саду, я вспомнила, где видела раньше таинственного писца Джироламо: на Ломбардской равнине, с безжизненным телом Маттео, перекинутым через седло.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
В тот же день, пока Катерина сидела на балконе, выветривая похмельную мигрень, я отправилась в кладовую, где хранились ее многочисленные платья, головные уборы и шкатулки с драгоценностями. Здесь же стоял единственный сундук, привезенный мною из Павии. Я сунула руку под аккуратные стопки нижних платьев, корсетов и юбок, вынула спрятанные там бумаги Маттео, просмотрела их и отыскала ключ к шифру. Остальные документы я снова положила на дно сундука.
Затем я отнесла листок с шифром, бумагу и перо в кабинет Катерины и заперла за собой дверь. Гораздо труднее оказалось сочинить более-менее убедительное любовное послание, чем зашифровать его. Я использовала ключ Маттео в качестве образца, внесла в него несколько изменений и придумала собственный код.
То ли это и на самом деле оказалось нетрудно, то ли у меня, как и у брата, имелись способности к криптографии. Я записала новый ключ на двух бумажках, зашифровала любовное письмо для месье де Монтаня, сложила втрое листки с письмом и копией кода и запечатала их воском. Оригинал письма я сожгла на свече, глядя, как почерневшие, скрюченные останки падают в холодный камин.
Затем я вернулась в кладовую и спрятала свой ключ к шифру в сундук, после чего пошла на конюшню. Стойла вычищал одинокий конюх, совсем еще мальчик, с ошеломляюще рыжей копной волос и ужасно чумазым лицом, на фоне которого белки голубых глаз едва ли не светились. Я предложила ему два динария за доставку письма. Мол, хозяин велел отнести его в дом французского посла, но об этом никто не должен знать, поскольку в нем содержатся тайные сведения. Я велела отдать письмо лично в руки помощнику посла Жерару де Монтаню и передать, чтобы тот никому его не показывал, а дождался бы завтра второго. Если первое письмо благополучно достигнет адресата, я дам мальчишке еще две серебряные монеты и вторую бумагу для доставки на следующий день месье де Монтаню.
Подогретый мыслью об опасности, парнишка с готовностью согласился.
– В полдень меня отпускают, чтобы я мог сходить к мессе. Старшему конюшему не обязательно знать, что я ходил куда-то еще. Никто ничего не проведает, клянусь.
Я вручила ему ключ к шифру и напомнила, что завтра мы встретимся с ним в это же время на этом же месте. Я не осмелилась послать сразу ключ и шифровку из опасения, что кто-нибудь посторонний прочтет письмо.
Вернувшись в покои Катерины, чтобы рассказать ей о своих достижениях, я обнаружила, что она снова легла в постель и спит. Я вышла на балкон и села под навесом, размышляя о смерти Маттео и том всаднике, который привез его домой.
Я понятия не имела, с какой целью покойный герцог Галеаццо отправил Маттео в Рим. Очевидно, миссия была деликатная, имевшая какое-то отношение к Лоренцо де Медичи, иначе зачем тот приезжал бы к герцогу инкогнито? С чего бы Лоренцо хотел тайно встретиться с Маттео сразу после его возвращения? Перед своей скоропостижной смертью мой брат сопровождал из Рима папских легатов, ехавших на встречу с герцогом. Как ни старалась, я так и не вспомнила, что за кардиналы приезжали к Галеаццо, – дни после смерти Маттео прошли для меня как в тумане. Я запомнила только черноволосого всадника.
Он служит писцом у графа Джироламо, сидит в маленькой комнатке, скрытой от посторонних взглядов, и шифрует тайные послания. Этот человек ехал в Павию вместе с Маттео и папскими легатами, посланными его святейшеством и Джироламо.
Может быть, по пути он догадался, что мой брат – шпион Медичи?
Волна горя и гнева накатила на меня, я сложила ладони, но молиться не смогла.
Вместо того я шепотом обратилась к ангелу:
– Приди, покажи мне правду. Если он убил Маттео, представь мне доказательства.
Словно в ответ, на память пришли слова ангела, заглушающие мои собственные мысли: «Я уже пришел. Но тьма в твоей душе мешает мне говорить…». «Поклянись повиноваться мне до самой смерти, и я все тебе открою».
Я закрыла глаза и увидела девятку мечей, восемь скрещенных клинков и еще один, нацеленный в небеса, проходящий через остальные. Все они сочились кровью.
– Я буду повиноваться, – прошептала я. – Если ты покажешь мне того, кто убил моего брата…
Но в моем сердце и в душе царили тишина и изнуряющая горькая боль.
Ночью я спала плохо, встала еще до рассвета и накинула платье поверх тонкой льняной рубашки. Поскольку было еще темно, я взяла лампу, осторожно спустилась на второй этаж, в восточное крыло, в вотчину Джироламо, и удивилась, обнаружив, что факелы на стенах уже зажжены, хотя в коридоре стоит тишина.
Я направилась в дальний конец коридора, к небольшой кладовой, где раздобыла в прошлый раз бумагу и чернила. Это был в высшей степени неразумный поступок – дверь наверняка заперта, никакого плана у меня нет, только жгучее желание разузнать что-нибудь о черноволосом писце.
Факел на стене рядом с кладовкой горел, и дверь была слегка приоткрыта. Затаив дыхание, я подошла к самому порогу и заглянула в щель.
Вдоль одной стены выстроились ровным рядом высокие стеллажи. На полках лежали стопки бумаги, рулоны чистого пергамента, пузырьки чернил, чернильницы, пресс-папье, коробки, шила, увеличительные стекла, линейки, перочинные ножи, куски пемзы, ленточки, переносные конторки, шерстяные тряпки и большой ворох новых, нечиненых перьев.
В дальнем конце помещения, рядом с закрытой дверью, ведущей в каморку писца, возилась женщина в черном шарфе, обмотанном вокруг головы. Она склонилась над переносной конторкой, находившейся на одной из нижних полок, рядом с ней стояла метла и ведро для мусора. Щеки у нее оказались морщинистыми, ввалившимися, глаза тонули в кожистых складках. Она была ширококостная, в белом фартуке и черном крестьянском платье без всяких корсетов. На шее у женщины висел кожаный шнурок с несколькими ключами. Они зазвенели, когда она со стоном опустилась на колени, приподняла край переносной конторки скрюченной рукой, другую сунула под ящик и вынула еще один ключ.
Уборщица опустила конторку на место, оперлась одной рукой о стену и со стоном поднялась. Я наблюдала, как она вынула ключ, отперла каморку писца, а затем затащила туда свою метлу и ведро.
Покончив с уборкой, она заперла дверь и пихнула ключ обратно под конторку. Я кинулась к ближайшей открытой двери на другой стороне коридора и вжалась в стену. Женщина старательно заперла дверь кладовой, затем поднялась на цыпочки и положила ключ на держатель ближайшего факела.
Она перешла в соседнюю комнату, в библиотеку. Я метнулась через коридор, взяла оставленный ключ, отперла дверь комнаты с канцелярскими принадлежностями и проскользнула внутрь.
Закрыв за собой дверь, я поставила лампу на полку и вытащила второй ключ, спрятанный под небольшой переносной конторкой.
Через несколько секунд я уже стояла в каморке писца с лампой в руке. Здесь не оказалось никаких писем, ни обычных, ни шифрованных. Я подергала ящики, но они были заперты. Не зная, что предпринять, я высоко подняла лампу и медленно обошла комнату, выискивая тайники, где могут быть спрятаны другие ключи.
Не успела я завершить обход, как заметила, что правая задняя ножка конторки темнее остальных. Я залезла под нее и придвинула лампу. В полумраке казалось, что ножка просто темная, но теперь стало видно, что снизу, в том месте, где упирается в выщербленный каменный пол, она сплошь в чернильных отпечатках пальцев.
Писец Джироламо был не только неаккуратным, но еще и беспечным.
Я отставила лампу и обеими руками приподняла правую сторону конторки. Там – вот радость! – действительно лежал ключ.
В верхнем левом ящике оказались два документа: письмо, полное сокращений, и полстранички шифрованного текста, которые я видела накануне. Наш писец не торопился доделывать работу.
Я уселась на стул прямо в его каморке, поставила перед собой лампу и прочитала письмо.
Оно явно было написано под диктовку, в спешке:
Ваш. светл., многоуваж. герц. Монтефельтро!
Теперь мы полностью готовы лишить власти первого граждан., Ваша помощь необход., треб. мин. 600 воинов к стенам Флор., наши агенты позабот. о братьях. Когда они будут уничт., Корова подаст знак, Вы пойдете на штурм стен, доберетесь до площ. Синьории, соед. с Пацци и объяв. Л. преступником. Необход. уничтожить оппозицию. ЕС обещает не только солид. сумму, но привилег. и земли. Ждем только вашего соглас. – и выступаем. Сообщ. нам день и час.
С велич. почтен, и т. д.
Мой изумленный возглас услышал бы любой, кто оказался бы в этот миг в коридоре. Я зажала рот рукой. Совершенно ясно, что такое «Флор» и о каких братьях идет речь. Это в их дворце меня привечали после похорон Маттео. Я понимала, кто такой первый гражданин, он же Л. Я даже знала, что Корова – это басовитый, мычащий колокол, созывающий граждан Флоренции на площадь делла Синьория. А об убийстве говорилось прямо.
Джироламо Риарио и ЕС, то бишь его святейшество, собираются убить Лоренцо де Медичи и его брата!
Не помню, как положила обратно письмо, заперла двери и вернула на место все три ключа, хотя наверняка проделала все это. Я лишь смутно представляю, как вернулась в комнату Катерины, потихоньку оделась, пока она спала, взяла зашифрованное письмо для обожателя графини Жерара де Монтаня и отправилась на конюшни. Там я отдала рыжему мальчишке две серебряные монеты, заработанные им, и намекнула, что его ждет третья, как только задание будет выполнено.
Все это я делала, стиснутая ледяной лапой страха. Джироламо – убийца, Лоренцо де Медичи и его младший брат Джулиано в ужасной опасности. Мой долг как можно быстрее предостеречь их.
Катерина все еще спала, когда я вернулась в комнату, прихватив с собой копию ключа, который придумала для переписки с де Монтанем, дошла до ее кабинета и заперла за собой дверь.
Взяв перо, чернила и бумагу, раздобытые в кладовке, я сделала еще одну копию ключа и написала короткое письмо:
Сер Лоренцо!
Это Дея, сестра Маттео. Сейчас я живу в доме Джироламо Риарио и недавно узнала, что он вместе с Папой собирается убить Вас и Джулиано. Берегитесь, Джироламо просит герцога Монтефельтро привести к стенам Флоренции шестьсот человек, которые начнут штурм городских стен по его сигналу, когда Вы с братом погибнете. Будьте осторожны, Джироламо собирается нанести удар в ближайшее время.
Я старательно зашифровала письмо, а потом сожгла оригинал на лампе. Оно сразу же занялось, почернело и съежилось. Я бросила его в камин догорать, сложила ключ и зашифрованное письмо, запечатала их и сунула в маленький потайной карман в складках юбки.
Я вернулась в покои графини, чтобы взять еще одну серебряную монету для моего маленького гонца. К несчастью, Катерина уже проснулась и с недовольством выслушала новость о том, что ее предполагаемый любовник не ответит ей сегодня, поскольку получит зашифрованное письмо только после полудня.
Мне отчаянно хотелось вручить юному конюху письма для Лоренцо, чтобы они уже сегодня оказались у флорентийского посла, а вместо того я потратила утро, выслушивая нытье Катерины.
Два письма, спрятанные в кармане юбки, давили на меня тяжким грузом, а графиня, как ни печально, не желала меня отпускать, придумывая все новые поручения.
Несколько раз она принималась сетовать:
– Да что с тобой, Дея? Ты сегодня витаешь в облаках!
Ради ее безопасности я не стала ни о чем ей рассказывать, лишь бормотала сбивчивые объяснения и извинения. Время неслось быстро, я вздрогнула, услышав полуденный звон, донесшийся с ближайших колоколен. Я наскоро придумала, что забыла заплатить гонцу, а сделать это надо немедленно. Подхватив юбки, я со всех ног помчалась к конюшням, но не успела. Мой маленький конюх уже отправился выполнять поручение.
Подавленная, я вернулась в покои графини.
Во второй половине дня мне наконец-то удалось улизнуть от Катерины и спуститься в большой огород, куда выходили двери обеденного зала для прислуги, расположенного в конце западного крыла. Кухарка зазвонила в колокол, созывая всех на ужин, и усталые работники – садовники, каменщики, строители и конюхи – потянулись к столовой через посыпанный гравием двор, отделявший конюшни от дворца.
Я заметила своего гонца и негромко окликнула его, когда он подошел ближе. Очевидно, миссия увенчалась успехом, потому что мальчик широко улыбнулся, демонстрируя дырку на месте зуба, выпавшего совсем недавно.
– Мадонна! – воскликнул он жизнерадостно.
Я зашикала на него и увела подальше от остальных работников, в сад, находящийся за главным крылом палаццо. Мы остановились в нише, перед негромко журчавшим фонтаном, который скрывал от взглядов старый куст вьющейся розы, усыпанный ароматными цветками.
– Ваши письма доставлены, мадонна, – прошептал мальчишка, сияя. – Помощник посла, тот, у которого смешная фамилия, сам пришел за вторым письмом и дал мне монетку!
– Ты отлично справился, – ответила я негромко. – Но теперь у меня есть для тебя еще более важное и тайное задание.
Он гордо расправил плечи и заявил:
– Я все сделаю!
– Ты сможешь выйти в город сегодня вечером?
– Вечером? – Он сморщился, и мне стало ужасно совестно.
– Нет, не стоит, – тут же сказала я, решив, что как-нибудь справлюсь сама. – Я не должна подвергать тебя такой опасности.
– Но мальчишке выйти вечером не так опасно, как женщине, – мудро рассудил он. – К тому же, мадонна, я сейчас понял, как это можно сделать. Куда мне нужно сходить?
– В дом флорентийского посла, – сказала я.
Когда Катерина только приехала в Рим, ее постоянный секретарь оказался завален работой. Он отправлял благодарственные письма сотням людей, которые прислали свадебные подарки. Я помогала ему, а потому знала, где живут почти все послы, и теперь дала мальчику адрес.
Тот кивнул и на миг задумался. Пока он размышлял, я вынула из кармана два запечатанных документа и показала ему. Мне очень не хотелось посылать и то и другое вместе. Если бумаги вдруг окажутся у Джироламо, он поймет, что я шпионю в его доме в пользу Медичи. Но я так боялась за судьбу Лоренцо и Джулиано, что не могла ждать еще день.
– Не отдавай письма никому, кроме самого посла, – произнесла я серьезно. – Кстати, как тебя зовут, дитя?
– Анджело, мадонна.
Я едва не улыбнулась и сказала:
– Анджело, мы с тобой рискуем жизнью, если письма попадут в чужие руки. Если кто-нибудь здесь, в доме, узнает о них, то тебя как минимум строго накажут, а меня ждет смерть.
– За что, мадонна? – Его голубые глаза широко распахнулись. – Эти письма могут кому-то повредить?
– Нет, – покачала я головой. – Они должны спасти кое-кому жизнь. Вот почему их требуется доставить как можно быстрее. Я сделала бы все сама, но госпожа не отпускает меня надолго.
Мальчик расправил плечи, храбро кивнул и заявил:
– Значит, это на благо. Я все сделаю. Вы хорошая, и я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
– Спасибо, Анджело. Ты славный, смелый мальчик. Когда письма будут доставлены, я дам тебе золотой экю. А пока что… – Я вынула из кармана серебряную монету и протянула ему вместе с письмами. – Это тебе за труды.
Он охотно взял и монету, и письма и спрятал все под грязной туникой. Я заставила его несколько раз повторить фразу: «Отправить Лоренцо де Медичи, каждое с отдельным курьером. Вопрос жизни и смерти».
Когда Анджело запомнил все до последнего слова, я отпустила его. Он побежал обратно к конюшне, а не к столовой, я же помолилась за него ангелу.
Когда я шла обратно через сад и двор к покоям Катерины, на улице начало быстро смеркаться. Я была погружена в свои мысли, где страх спорил с радостью, возникшей от осознания того, что я делаю все возможное для спасения Лоренцо. Но как мне быть, если мальчик не сумеет выполнить задание? Тревожные мысли настолько поглотили меня, что я не смотрела куда иду. Было темно, потому что факелы еще не горели. Поднимаясь по лестнице на этаж Катерины, я натолкнулась на кого-то.
– Сер, прошу прощения, – произнесла я, отступила, подняла голову, увидела писца и отшатнулась так резко, словно наступила на змею.
Он не двигался с места, а ждал, замерев в полумраке.
Одет писец был великолепно: в тунику из темной парчи с серебром с рукавами из сиреневого шелка, отделанными блестящей тесьмой. Черные волосы и борода только что подстрижены, из-за правого уха торчит конец пера. Белки его темно-серых глаз покраснели, он едва не падал от усталости, но, как и я, был чем-то сильно взбудоражен.
– Мадонна Дея, – произнес писец тихо и крайне серьезно.
– Я не знаю вашего имени, сударь, – ответила я.
– Лука, – ответил он, учтиво кланяясь. – Лука да Сиена. – Слова его были вежливы, но вот тон суров и недружелюбен. – Прошу прощения, что не вспомнил вас сразу, мадонна. Ваше лицо показалось мне очень знакомым, а потом я сообразил, что видел вас в доме ее светлости. Не знаю, помните ли вы меня.
– Да, – ответила я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Мой тон был не более дружелюбен, чем его, однако я понимала, что не должна вызвать никаких подозрений.
Я была так озабочена судьбой братьев Медичи, что из головы совершенно вылетела тайная переписка Джироламо. Вплоть до этого момента я лишь подозревала писца, но сейчас вспомнила свою молитву.
«Приди, – умоляла я тогда ангела. – Если это он убил Маттео, дай мне доказательства».
Именно после молитвы я нашла секретное письмо Джироламо, где он высказывал намерение убить Лоренцо.
Я вспомнила последнее Рождество и тайный приезд Медичи в Милан. Если верить Катерине, он прибыл, чтобы поговорить с герцогом Галеаццо Сфорца об Имоле, городе, который теперь принадлежал Джироламо Риарио, капитану папской армии.
Лоренцо сильно противился тому, чтобы Папе Сиксту досталась власть над этим местом. Город находился слишком близко к Тоскане. Став владельцем Имолы, Джироламо создавал опасный прецедент. Сикст уже и без того держал под контролем Папскую область, если же в его руках сосредоточится еще больше власти, это нарушит равновесие внутри Италии и приведет к новым войнам.
До недавнего времени Имола находилась под властью Милана, однако Сикст настаивал, чтобы его будущий родственник Галеаццо отдал город Катерине – значит, Джироламо и самому Папе – в качестве свадебного подарка. Однако Лоренцо сумел склонить герцога на свою сторону, и тот собирался отказать понтифику.
Но через две недели Галеаццо был убит в соборе Санто-Стефано, и мой Маттео тоже был мертв.
Пока все эти мысли галопом проносились у меня в голове, Лука наклонился ко мне и произнес едва слышно:
– Вы снова побывали в моем кабинете, хотя я уже предупреждал вас о том, что это неразумно и крайне опасно.
– Я не была в вашем кабинете, – прошептала я.
– Нет, были. Более того, вы забрались в мой письменный стол.
– Сер, ничего подобного не было!
– Ложь вам не к лицу, мадонна Дея, – упрекнул он. – Хотя я восхищен вашей наблюдательностью. Но все дело в ключе от конторки. Если его неправильно подсунуть под ножку, стол качается.
– Мне, сер, нет до этого никакого дела.
– Вот в этом вы совершенно правы. – Он еще на шаг приблизился ко мне, взял за руку, притянул к себе и прошептал прямо в ухо: – К тому же две бумаги были положены в ящик не так, как размещались прежде. Вы ведь прочитали письмо?
Я вырвала руку и заявила:
– Я не знаю, о чем вы говорите!
– Тогда о чем вы беседовали с мальчишкой в саду, почему отдали ему два письма и до смерти напуганы?
Я оттолкнула его, он пошатнулся, но удержался на ногах. Проклиная тяжелые юбки, я подхватила их, намереваясь бежать, но он схватил меня за локоть, на этот раз очень крепко, и развернул лицом к себе. Мы стояли нос к носу, как будто собираясь поцеловаться. Я ощущала на лице теплое дыхание писца, его глаза сузились от напряжения.
– Мне очень не хотелось бы, чтобы с вами случилось то же, что и с вашим мужем, – прошептал он. – А это непременно произойдет, если вы будете действовать в том же духе, мадонна.
В этот миг на лестничной площадке над нами появилась Теодора и воскликнула:
– Вот вы где! Ее светлость ищет вас повсюду.
Как только Теодора взглянула на нас, Лука выпустил мою руку. Я сразу же подобрала юбки и, не оглядываясь на писца, на трясущихся ногах поспешила наверх.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
В ту ночь я спала плохо, перебирая все возможные способы спасения от той опасности, какую представлял собой писец Лука. Он ведь уже мог рассказать о случившемся графу Джироламо. Если так, то я обречена. Самое лучшее – встать прямо сейчас, взять на конюшне лошадь и отправиться в долгий путь до Флоренции.
Но если Лука доложил графу о моем вторжении, то к чему эта тайная встреча, зачем он предостерегал меня? Джироламо, как известно, не отличается сдержанностью и добродушием. Если бы он узнал, я уже была бы мертва или лежала бы на дыбе[8] в темнице замка Сант-Анджело.
До рассвета оставался час, а у меня так и не родилось плана бегства или защиты. Я была уверена лишь в том, что больше не буду терпеливо ждать, пока правда о смерти моего брата откроется сама собой.
Я встала в темноте, оделась и осторожно, чтобы не разбудить госпожу, склонилась над ней в поисках кинжала в ножнах, засунутого за матрас в изголовье, рядом с подушкой. Мне повезло. Катерина перекатилась во сне к середине кровати и лежала, раскинувшись, на животе. Я беззвучно вынула кинжал, опустила в карман юбки, откуда его будет легко выхватить, и выскользнула за дверь.
Слуги еще не вставали, и в коридорах было пустынно, факелы не горели. Я воспользовалась темнотой и незамеченной перешла из восточного крыла графини в западное, где находились покои ее мужа. Обеденный зал для слуг располагался в углу, на нижнем этаже. Я затаилась на почтительном расстоянии от дверей, дожидаясь в сером предутреннем тумане, когда могучее римское солнце начнет подниматься и кухарка зазвонит в большой медный колокол, созывая прислугу на завтрак.
Я с тревогой всматривалась во все силуэты, которые двигались в сумеречном свете по гравиевому двору. Мужчины шагали угрюмо, шаркая ногами и глядя в землю, мальчишки бежали к столовой, пересмеиваясь на ходу. Мой маленький гонец еле-еле брел среди самых последних, а когда подошел поближе, я увидела, что один глаз у него заплыл.
Заметив меня, он замер от страха и оглянулся через плечо, словно собираясь удрать обратно в конюшню. Я схватила его за руку раньше, чем он пустился наутек, и завела за угол дворца, где нас скрывал от взглядов других работников большой куст можжевельника.