Текст книги "Алая графиня "

Автор книги: Джинн Калогридис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Враждебность, какую графиня ощущала к своему вечно пьяному супругу, все росла, поскольку Джироламо, совершенно раздавленный падением с вершин власти, отказывался обсуждать с ней недостаток средств. Сначала Катерина пыталась ремонтировать старый дворец, придать ему римский блеск, но скоро поняла, что у нее попросту нет денег. Четыреста сорок дукатов, вывезенных из Рима, ушли почти полностью, а оставшиеся средства приходилось тратить на еду и питье.

По этой причине Катерина приобрела привычку обедать у Луффо Нумаи, который убеждал и ее, и Джироламо, что всегда рад угостить их и напоить добрым вином. К сожалению, я сопровождала Катерину на эти обеды, где мне приходилось постоянно отбиваться от ухаживаний сера Луффо. Надо признать, я выяснила, что самый быстрый способ ублажить Нумаи – ударить его и отчитать, чем суровее, тем лучше, тогда он быстренько обращался в дрожащую тварь, готовую исполнять любые мои прихоти. Как-то раз, во время очередной нашей встречи в коридоре, Катерина вышла из обеденного зала, направляясь в уборную, и снова увидела нас с сером Луффо.

– Хорошо, что ты не отвергла его окончательно, – сказала она мне потом. – Я и сама поступила точно так же. Он слишком силен, чтобы с ним враждовать. Народ прислушивается к его мнению.

Она рассуждала теперь совсем не как балованная герцогская дочка, которая в Риме делала все, что только хотела, но такова цена бедности. Катерина постепенно заложила почти все свои драгоценности, столовое серебро и оказалась в унизительном положении бедной родственницы, которая вынуждена просить у Лодовико Моро – герцога Миланского, у кардинала делла Ровере и даже у своего негодного племянника, кардинала Рафаэле Риарио. Первые двое ни разу не ответили, зато, как ни странно, откликнулся юный Рафаэле, которого искренне заботила судьба родных. Он навестил дядю и тетю в Форли, обставив визит с чрезвычайной пышностью: в толпу летели серебряные монеты, для народа накрыли пиршественные столы на городской площади, чтобы показать, что значит быть Риарио. Щедрость кардинала распространялась и на тетушку – без ведома Джироламо Рафаэле подарил Катерине несколько тысяч дукатов, понимая, что она распорядится ими мудрее, чем транжира дядя.

Стыд, который Катерина испытала из-за всего этого, вынудил ее действовать. Однажды утром она явилась в спальню Джироламо, где тот отсыпался после вчерашних возлияний, дождалась, пока он протрезвеет, и заставила объяснить городскому совету, что правитель Форли стоит на грани финансового краха, поэтому вынужден ввести налоги. К его чести, надо сказать, что Джироламо не пил, пока не довел дело до конца, а преуспел он потому, что в точности следовал наставлениям жены. Этого было достаточно, чтобы обитателям палаццо Риарио уже не грозила голодная смерть, однако сумма не составляла и десятой части того, что попадало в сундуки графа в Риме.

Но главной проблемой Катерины была не бедность – оставался вопрос личной безопасности. Папа Иннокентий официально подтвердил, что Имола и Форли принадлежат Риарио, однако ясно дал понять, что Джироламо не стоит рассчитывать на помощь Рима, если какой-нибудь алчный захватчик вторгнется в его крохотные владения. Граф, некогда командовавший огромной папской армией, теперь возглавлял местную милицию, на верность которой никак нельзя было положиться, поскольку жители Форли до сих пор считали Риарио чужаками. На наемников, которых брали на службу многие мелкие землевладельцы, у Джироламо не было денег.

В итоге Катерине снова пришлось писать многочисленные письма с просьбой прислать военную помощь в случае экстренной необходимости. Она получила только один ответ, вселяющий надежду, хотя и от весьма влиятельного лица, герцога Лодовико Моро.

«Все силы Милана явятся тебе в помощь», – писал он.

Нам оставалось лишь надеяться, что Лодовико окажется таким же щедрым на деле, как на словах.

После почти двухлетнего непрерывного запоя Джироламо рухнул на пол прямо во время игры. Один из братьев Орси выбежал из Зала нимф, требуя врача. Катерина застала своего супруга стенающим на полу, он сгибался пополам, хватаясь за бок. Лука помог перенести его в постель.

Катерина сидела с мужем, пока не появился доктор. Джироламо страдал от мучительной боли в верхней части живота, его рвало, один лишь вид пищи вызывал тошноту. Еще графа мучила лихорадка, от которой он то стучал зубами, то обливался потом.

Доктор объявил, что у пациента расстройство желез, и пожал плечами, когда Катерина с нажимом поинтересовалась, будет ли Джироламо жить.

– Время покажет, – сказал врач. – Возможно, он поправится или же ему станет хуже.

До конца жизни Джироламо запрещалось пить вино и другие горячительные напитки, а также есть жирное. Выждав немного, доктор дал графу микстуру для облегчения боли, такую горькую, что тот богохульствовал и изрыгал угрозы, глотая ее.

Лекарство помогло. Когда Джироламо уснул, мы с Катериной вышли из его комнаты и остались наедине.

Она серьезно спросила:

– Ты поедешь со мной в Равальдино? Я хочу, чтобы ты сама решила, потому что это очень опасно.

Крепость Равальдино была единственной значительной постройкой в Форли, она находилась в юго-восточной части городской стены. Законными владельцами крепости были Джироламо с Катериной, однако сейчас ею распоряжался человек по имени Зоко, наемник, который много лет сражался за Джироламо. В награду за дружбу и службу граф сделал его кастеляном Равальдино. К сожалению, приехав в Форли, Джироламо то и дело занимал деньги у своего кастеляна, чтобы покрывать карточные долги. Поскольку граф не мог вернуть наличные, Зоко предложил ему отдать долг, выделив десять процентов крепости в собственность кастеляна. В итоге через четыре года Зоко уже владел половиной крепости Равальдино… и давал понять графу Форли, что она теперь его, если только Джироламо не найдет денег, чтобы отдать долг.

Не успела я ответить, как Катерина продолжила:

– Если Джироламо умрет, я обязана сохранить для себя Равальдино. Вокруг слишком много жадных до власти людей, которые решат, что с легкостью отнимут Форли и Имолу у несчастной вдовы. Местным жителям я не доверяю, армию собрать не могу. Но если у меня будет крепость…

Она умолкла, увидев выражение моего лица. Не знаю, что разглядела госпожа, потому что в этот миг я падала в темноту вместе с обломками камней, а глаза мне слепили вспышки молний.

– Башня, – выдохнула я, хотя обращалась не к Катерине. Я была в ином месте и не видела ничего, кроме ярких молний.

Я не сразу поняла, что графиня сердито трясет меня и кричит:

– Я уже пережила Башню! Мне больше нечего бояться.

– Трижды войдешь ты в царство Башни и трижды выйдешь, – произнесла я и сама испугалась, не понимая, откуда приходят эти слова. – Но живой или мертвой будешь ты в конце – выбор за тобой. Решай с умом. Ведь то, что покажется тебе победой, может обернуться поражением, и наоборот.

Катерина держала меня за плечи, пока не прошло наваждение, без нее я, наверное, упала бы.

Когда я пришла в себя, Катерина торопливо продолжила свою мысль, как будто я вовсе не изрекала только что пугающих пророчеств:

– Найди своего мужа. Лука самый лучший писец, он знает, как составлять официальные бумаги.

Этой ночью, пока Джироламо лежал в постели, мы с Катериной поскакали в Равальдино, остановились у рва, и госпожа вызвала Зоко. Он влез на стену над подъемным мостом – судя по неловким движениям, этот тип уже успел изрядно напиться.

Увидев его, я решила, что у моей госпожи нет никаких шансов. Зоко не был благородным человеком, при виде Катерины он ехидно засмеялся, затем нахально уставился на нее, плотоядно усмехаясь. Этот высокий, тощий и совершенно лысый мужчина носил потрепанную, залитую вином тунику из обычного хлопка. Толстый алый шрам пересекал правую щеку, поднимаясь к уху, в котором болталась большая золотая серьга.

Зоко задрал подбородок, почесал клочковатую бородку и воскликнул с сарказмом:

– Катерина Сфорца! Госпожа явилась с визитом… Это, скорее всего, означает, что правитель Форли умер. Я слышал, что он заболел.

Катерина разозлилась при виде такой наглости, однако постаралась скрыть свои чувства.

– Я только что от мужа. Он достаточно здоров, чтобы подписать это. – Она показала бумагу, недавно написанную Лукой, которую действительно подписал сам Джироламо, хотя жене пришлось поддерживать его трясущуюся руку, чтобы он не выронил перо. – Это приказ моего мужа. Ты должен немедленно сдать Равальдино мне. Граф имеет право конфисковать любое строение, необходимое для защиты Форли, вне зависимости от личных долгов.

Зоко от души засмеялся, услышав, что должен сдать крепость двум женщинам, одна из которых даже не вооружена. Отсмеявшись, он сощурился, глядя на приказ, зажатый в вытянутой руке Катерины, пожал плечами и заявил:

– Это клочок бумаги. Откуда мне знать, что граф не умер и все это не просто подделка?

– Опусти мост, я войду и покажу тебе документ, – сказала Катерина. – Ты лучше других знаком с подписью графа.

Зоко скрестил руки на груди и покачал головой.

– Дражайшая госпожа, я слышал, как вам удалось взять крепость Сант-Анджело, поэтому не имею ни малейшего желания впускать вас. Вот что я скажу: приведите Оттавиано, наследника Джироламо. Если он выплатит долг отца, то я с радостью отдам ему Равальдино.

Никакие доводы не могли бы его убедить. Клокоча от ярости, Катерина развернула коня и поскакала прочь, я последовала за ней.

Джироламо не умер. Через неделю боль постепенно утихла, хотя граф еще три дня страдал, не имея возможности получить вина. Он оправился от болезни, но был так слаб, что уже не мог сидеть за игорным столом.

Самое любопытное, что Зоко не удалось пережить своего господина. Он ужинал в крепости Равальдино в компании двоих солдат, один из которых был в замке Сант-Анджело, когда Катерина захватила его. Вдруг солдаты взялись за ножи, и Зоко не стало. Крепость Равальдино оказалась в руках моей госпожи, новым кастеляном стал Томмазо Фео, безоговорочно преданный ей.

Я не стала задавать вопросов – мне не хотелось знать правду, а Катерина ничего не рассказывала.

В ночь на четырнадцатое апреля 1488 года я проснулась в объятиях мужа от женского крика. Он доносился из покоев графини и был настолько отчаянным, что мы с Лукой сейчас же выскочили из постели и кинулись на звук. Скоро звучал уже не один голос, а множество, причем некоторые из них явно торжествовали победу. Снизу доносился топот чужих ног.

Мы оказались у двери, ведущей в покои графини, в тот момент, когда нянька с Бьянкой, старшей дочерью Катерины, заводили детей в спальню матери. Девятилетний Оттавиано хныкал, сидя на кровати рядом с младшим братом Чезаре.

Катерина вышла из гардеробной с двумя мечами и кинжалом. Один меч она дала Никколо, престарелому камердинеру графа, который так трясся, что никак не мог ухватиться за рукоять. Второй госпожа попыталась вложить в руки Оттавиано, но тот не отрывал ладоней от лица.

Взгляд Катерины туманился, щеки были влажными от слез, пролитых недавно, зато голос звучал невероятно спокойно:

– Дея, помоги мне придвинуть к двери шкаф. Они обязательно придут сюда. Джироламо убит.

При этих словах старшие дети снова заплакали, но Катерина не обратила на них никакого внимания, взглянула на Луку и спросила:

– Ты знаешь дорогу до Милана?

Тот кивнул.

– Как можно скорее отправляйся к моему дяде, – сказала Катерина. – Передай, что мне срочно требуется военная поддержка, иначе я потеряю Форли. Если по дороге сможешь, не рискуя собой, заехать в Равальдино, то скажи кастеляну, чтобы ни при каких условиях не сдавал крепость. – Когда Лука спешно целовал меня на прощание, графиня добавила: – В конюшню спускайся как можно осторожнее. Если тебя заметят, то убьют на месте.

Я со страхом смотрела, как Лука уходит, понимая, что его шансы выжить все-таки выше, чем у нас. К этому моменту пришла горничная Марта, которая помогла Лючии успокоить детей. При поддержке Никколо мы с Катериной заперли дверь на засов и придвинули к ней тяжелый шкаф с платьями госпожи.

– Это все, что мы можем сделать. – Мать вздохнула, села на кровать и обняла детей.

Она поцеловала в макушку четырехлетнего Джованни Ливио и угрюмо поглядела на меня. Бежать нам было некуда, убийцы Джироламо скоро снесут нашу смехотворную преграду.

– Не шумите, – велела она детям. – Когда придут наши враги, ведите себя тихо и будьте храбрыми. Мы не сможем прогнать их с таким оружием, поэтому не нападайте на них первыми. Вы Риарио, ваш отец больше не страдает, находится на небесах и смотрит на вас сверху. Пусть он гордится вами. Если вас заберут от меня, не бойтесь. Я ваша мать и буду биться насмерть за любого из вас. Вы меня поняли?

Десятилетняя Бьянка, развитая не по годам и самая бесстрашная из детей, сурово кивнула за всех.

– Только я не собираюсь умирать, – продолжала Катерина. – Если получится, я их перехитрю. Поэтому не верьте ничему, что они скажут. – Она положила руку на плечо Оттавиано. – Я не отдам Форли просто так.

Я обхватила себя руками за плечи и быстро подошла к единственному окну. «Трижды войдешь ты в царство Башни», – сказала я Катерине, но, наверное, это ошибка. Нам точно не выжить, они перебьют нас прямо здесь и сейчас.

Окно выходило на небольшую площадь перед палаццо, в стекле отражался золотистый свет факелов, горевших на улице.

Снизу вплывали в спальню крики толпы:

– Свобода! Свобода! Да здравствуют Орси!

Стараясь не выходить из тени, я посмотрела вниз, на улицу, где Людовико Орси подзуживал толпу разозленных крестьян, которые, словно муравьи, обступили что-то длинное и белое, лежавшее в пыли. От света факелов у меня выступили слезы, взор затуманился. Когда в глазах прояснилось, я увидела их добычу: обнаженное мертвое тело, с залитым кровью лицом и торсом. Какой-то городской торговец присел рядом, приподнял свесившуюся набок голову, впился зубами и потянул – у него во рту остался клок окровавленных каштановых волос. Он выплюнул его и снова наклонился, чтобы откусить еще кусок. В это же время товарищ, сидевший рядом с ним, орудовал кинжалом, срезая плоть с очень длинной руки громоздкого трупа.

Я узнала Джироламо по контурам тела, а не по чертам лица, уже разбитого и изрезанного, зажала рот руками и отвернулась. Когда я подошла к кровати, шкаф, подпиравший дверь, содрогнулся, раздался удар топора по дереву.

Катерина расправила плечи, поднялась, спокойно подошла к трясущейся двери и крикнула:

– Только не надо ничего ломать. Мы вас впустим. Но уберите оружие! Здесь дети!

Я поспешила к ней, чтобы отодвинуть шкаф.

К моему несказанному удивлению, бунтари, возглавляемые Чекко Орси, не убили нас. Напротив, они позволили Катерине неспешно поцеловать каждого ребенка и лишь потом вывели всех из спальни. Окруженные вооруженными людьми, присутствие которых ограждало нас от гнева толпы, выкрикивавшей проклятия в адрес Катерины, мы дошли до палаццо Орси. Здесь нас поместили под стражу, но обращались вежливо, даже Никколо, престарелому камердинеру, который своими глазами видел убийство хозяина, позволили остаться с нами. Вот тогда он и рассказал нам, как именно погиб Джироламо.

Братья Орси, до самой болезни графа постоянные его собутыльники, прекрасно знали, где спрятан ключ от Зала нимф. Джироламо настолько не доверял жителям Форли, что всегда запирался, в какую бы комнату ни пришел. В тот вечер он чувствовал себя неплохо и решил обедать в любимом зале. Покончив с едой, граф отпустил всех слуг, кроме Никколо.

– Все произошло так быстро, – траурным голосом говорил камердинер. – Его светлость открыл окно, чтобы подышать свежим воздухом, когда вдруг вошел Чекко Орси. Граф, разумеется, доверял гостю и не ожидал нападения, более того, приветствовал Чекко и протянул руку, чтобы посмотреть бумагу, которую тот принес с собой. Орси говорил что-то об уплате налога на мясо. Как раз в этот момент капитан войска графа – кажется, его зовут Ронки – подошел к его светлости сзади с обнаженным мечом. Я закричал, но в этот миг Чекко уже вонзил нож в грудь моего господина. – Старик негромко заплакал. – Однако граф Джироламо не упал. Он побежал к двери, но капитан преградил ему путь. Мой господин в отчаянии забрался под стол, и тогда они вытащили его оттуда за волосы. Чекко уже успел испугаться и хотел бежать. Он кинул нож и отвернулся, а капитан быстро довел дело до конца.

Катерина слушала, не проронив ни слезинки. Только уголок ее рта подергивался от ненависти и отвращения.

– Чекко испугался? А где был его брат Людовико?

– Кажется, внизу. Сер Чекко гораздо храбрее брата.

Лицо Катерины окаменело, однако я успела заметить, как в ее глазах загорелся огонек надежды.

– Трусы, – прошептала она так тихо, что стражники ничего не услышали. – Мы имеем дело с трусами.

Утром Катерину навестил глава папского протектората из соседнего городка Чезены. Монсеньор Савелли был низкого роста, худой и седой, в простой черной рясе, зато выправкой напоминал римского кардинала. Еще он был необычайно вежлив и тепло приветствовал ее светлость, с которой уже встречался несколько раз. Савелли ничуть не заботила судьба Джироламо, но он хорошо относился к Катерине. Монсеньор временно принял на себя управление Форли от имени Папы Иннокентия и стал расследовать причины восстания, чтобы в итоге решить, справедливы ли притязания братьев Орси. Те, разумеется, как могли угождали ему – им требовалось благословение Папы на правление. Взамен братьям было позволено держать Катерину под стражей.

Я присутствовала при беседе Катерины со священником, которая состоялась в приемной, обставленной чудесными мягкими креслами. Дети остались играть в спальне.

Савелли внимательно выслушал графиню, которая объяснила ему, в чем суть дела. Чекко Орси, занимавшийся сбором мясного налога по поручению Джироламо, по глупости растратил деньги, а затем принялся умолять об отсрочке, чтобы достать нужную сумму. Его брат Людовико между тем был обижен на графа. Он попал под горячую руку, когда Джироламо был охвачен обычным для него приступом гнева. Муж Катерины погиб в результате банальной вендетты, а вовсе не настоящего восстания. Савелли мог сам просмотреть финансовые записи и убедиться, насколько щедр был Джироламо с жителями Форли. Он никогда не обижал их.

Савелли слушал, с сочувствием кивал и, когда Катерина договорила, любезно произнес:

– Я должен принести извинения за то, что вмешался в это дело, но вы, без сомнения, понимаете, что его святейшество заинтересован в сохранении мира в Романье. Вполне вероятно, понтифик решит передать Форли вашему сыну Оттавиано. Тем временем, ради сохранения мира, вам лучше всего покинуть город и вернуться в свое поместье в Имоле. Там вы вместе с детьми будете ожидать справедливого решения.

Катерина ответила не менее любезным тоном:

– Вы, конечно же, сознаете, святой отец, что если я сейчас отступлю, то Форли будет навеки потерян для Риарио. У нас нет покровителей в Риме.

– Но ваш племянник-кардинал обладает значительными возможностями.

Катерина безжизненно улыбнулась и заявила:

– К несчастью, влияние Рафаэле не распространяется на Святой престол.

Савелли подался вперед, отечески похлопал Катерину по руке, стиснувшей подлокотник кресла, и задушевно сказал:

– Возвращайся в Имолу, девочка моя, и расти детей. Ты только что лишилась мужа, сейчас время для траура, а не для политических интриг.

Моя госпожа побагровела до самой шеи, еще сильнее впилась пальцами в подлокотник, потом рывком встала и горько произнесла:

– Эти Орси – глупцы. Им не хватит мозгов, чтобы править. Тот факт, что они оставили меня в живых, лишний раз это подтверждает. Я буду… – Тут графиня замолкла и с огромным трудом взяла себя в руки.

– Что же, моя дорогая? – Савелли смотрел на нее снизу вверх, кротко моргая.

Катерина ответила не сразу, когда она заговорила, голос ее звучал мягко и миролюбиво:

– Я обдумаю все, что вы сказали, монсеньор. Благодарю вас за визит.

На следующий день все мы переехали в относительно безопасное, хотя и куда более неприветливое жилище. Это была душная комната в башне над воротами Святого Петра, где обычно ночевали часовые. Каморка была настолько мала, что я со старшими мальчиками сидела на полу, поджав ноги, а Катерина с младшими детьми устроилась на узком соломенном тюфяке, усевшись по-турецки. Сначала все это удручало, особенно из-за того, что дети то и дело бегали к единственному ночному горшку, а помещение никак не проветривалось.

Однако скоро мрачное настроение Катерины улетучилось. Трое солдат, которым приказали нас караулить, сочувствовали Риарио, хотя и не настолько, чтобы выпустить нас. Зато они с готовностью раздобыли графине перо и бумагу, и она смогла написать кастеляну Томмазо Фео, который до сих пор удерживал крепость Равальдино, храня верность своему слову.

Самое главное состояло в том, что солдаты взялись доставить письмо.

На следующий день Чекко и Людовико Орси, которые уже в полной мере прочувствовали шаткость своего положения, явились с вооруженными стражниками и увели с собой Катерину. Бьянка заплакала, остальные дети тут же подхватили. Я старалась утешить их, хотя и сама пришла в ужас, поняв, что Савелли мог втайне оскорбиться из-за гневной речи графини против Орси и теперь ее повели на казнь.

Но через пару часов Катерина вернулась. Я испугалась, увидев у нее на шее пятно запекшейся крови, однако она была не только жива и здорова, но и бодра.

– Лука! – восторженно зашептала моя госпожа, убедившись, что стражники нас не слышат. – Он благополучно добрался до Равальдино и поехал дальше!

Она сидела на тюфяке, поджав под себя ноги и подоткнув юбки, и радостно рассказывала, что с ней было. Братья Орси отвезли ее к Равальдино и поставили перед входом в крепость, на краю рва. Чекко приставил ей нож к горлу и приказал позвать кастеляна Фео. Она это сделала. Когда Фео появился, Чекко принялся угрожать, что убьет Катерину, если она не прикажет кастеляну сдаться.

Графиня преспокойно отказалась. Чекко настаивал и на этот раз сильнее надавил ножом на шею.

– Когда я снова отказалась, он проколол кожу, чтобы вытекла капля крови, и показал ее мне, – продолжала Катерина. – Наверное, Орси думал, что я упаду в обморок. Я только посмеялась, потом отказалась в третий раз, и он начал орать. Из жалости к Чекко я наконец-то приказала Фео сдаться, – сказала Катерина, явно веселясь. – Тот, разумеется, не согласился, и несчастному Орси снова пришлось приставить мне нож к горлу. Но мы с Фео уже оба смеялись. Чекко еще трижды обещал меня убить, а потом сдался. И вот я здесь.

Еще три дня подряд Чекко возил Катерину к крепости и повторял представление, но результат оставался неизменным.

На четвертый день стражники, сочувствовавшие нам, вывели нас из каморки в башне на улицу, где ждала грязная повозка, четыре лошади, монсеньор Савелли, трое его слуг и братья Орси. Они казались подавленными и расстроенными, а монсеньор Савелли пребывал в довольно бодром состоянии духа, у него в глазах даже горел победный огонек. Двое стражников сели верхом, третий помог Катерине подняться в экипаж.

Савелли на жеребце подъехал к графине, обменялся с ней вежливыми приветствиями и сообщил:

– Сегодня утром прибыл гонец от вашего кастеляна. Он дал понять, что готов сдать крепость Равальдино мне, но только на одном непременном условии. Я должен устроить ему встречу с вами, чтобы он смог получить деньги, которые вы ему задолжали. Еще Фео хочет получить от вас рекомендательное письмо с благодарностью за верную службу, чтобы он смог поступить к другому господину.

– Предатель! – буркнула Катерина, опустила голову, затем снова поглядела на Савелли и устало произнесла: – Без крепости у меня не остается надежды. Я напишу письмо, но денег у меня попросту нет. Фео очень упрям. Если не будут выполнены все условия, он может и не отдать крепость.

– Сколько вы ему должны? – настороженно поинтересовался Савелли.

Катерина без колебаний ответила:

– Две сотни дукатов.

Монсеньор вздохнул, протянул Катерине небольшой бархатный кошель и сказал:

– Да, это правда. Именно такую сумму называл Фео. – Священник подал Катерине перо, обмакнутое в чернила, и уже написанное письмо, которое она быстро подписала.

Пока графиня дула на подпись, монсеньор Савелли продолжал:

– Что касается вашей встречи… Фео настаивал, чтобы она состоялась внутри крепости.

– Правда? – удивилась Катерина. – А вы не боитесь, что здесь кроется какой-то подвох?

Савелли откашлялся и кинул быстрый взгляд на набычившихся братьев Орси, которые ждали чуть поодаль, сидя на конях.

– Речь об этом шла. Вот почему мы вывели всех. Я согласился отдать братьям Орси ваших родных, пока вы будете находиться в Равальдино. Если вы не вернетесь через три часа, Орси, вероятно, убьют их. – Он понизил голос. – Очевидно, они не понимают, что такое материнская любовь. Я заверил их, что, оставив детей в заложниках, вы обязательно вернетесь.

Катерина взглянула на Орси и наших стражников, потом эхом откликнулась:

– Разумеется, я вернусь.

До крепости было недалеко. Когда повозка тронулась, я ощутила весь ужас и пронзительность момента, как будто бы мы целую вечность приближались в раскачивающейся повозке к крепости Равальдино и неведомой судьбе. Я взглянула на Катерину, но ее лицо было совершенно непроницаемо. Стражники сопровождали повозку и могли увидеть лишнее, поэтому госпожа не смотрела на меня.

Некоторые любопытные горожане прослышали о происходящем и собрались на почтительном расстоянии от крепости, чтобы увидеть развязку драмы. Когда мы подъехали, они не стали шуметь. Очевидно, это были не праздные зеваки, а люди, по-настоящему заинтересованные в окончании трагедии.

Мы остановились перед рвом крепости Равальдино, стражник помог Катерине выйти из повозки, а Савелли приказал Фео опустить мост. Кастелян на миг появился на зубчатой стене и снова исчез. Скоро мы услышали скрип колеса, звяканье цепей, и мост начал медленно опускаться.

Катерина, держа в руке письмо и кошелек, по очереди оглядела всех, кто был в повозке, а затем неожиданно обратилась к Савелли:

– Я боюсь. Фео был верен моему мужу, однако он солдат, а я всего лишь беспомощная женщина…

Монсеньор с сочувствием покивал и спросил:

– Вы хотите взять с собой стражника?

– Да, пожалуй. Лучше даже двоих. Ведь Фео человек хитроумный и очень сильный.

Савелли поглядел на троих наших охранников и приказал им:

– Проводите даму. Видите? Теперь она точно никуда не сбежит, – сказал он угрюмому Орси.

Стражники спешились и подошли к Катерине. Она поглядела на мост, который почти опустился, затем на повозку.

– Еще я возьму камеристку, – сказала графиня и пристально посмотрела на меня. – Не хочу оказаться единственной женщиной в крепости.

Терпеливый священник согласно кивнул, и мне помогли выйти из экипажа как раз в тот миг, когда подъемный мост с грохотом ударился о землю. Неожиданный порыв ветра подхватил пряди, выбившиеся из прически на шее, белая вуаль затрепетала, когда я двинулась вслед за Катериной и стражниками по длинному узкому мосту. Я так внимательно смотрела под ноги, что не сразу заметила, как стражники один за другим обогнали графиню и побежали в раскрытые ворота башни. Я ничего не понимала, пока Катерина не схватила меня за локоть и не зашептала что-то на ухо.

Я почти не различала слов, потому что толпа внезапно зашумела.

– Быстрее, быстрее! – торопила Катерина. – Бежим!

Я вздрогнула, исполнила приказ и буквально ворвалась в сырой крепостной двор. Наши стражники уже поднимались по лестнице на верхний ярус крепости, обливающийся потом Фео – маленький и жилистый, похожий на паука человечек – вертел колесо, поднимая мост. Когда тот оторвался от земли, Катерина задержалась на миг, прежде чем ступить во двор.

Она обернулась, затрясла кулаками в воздухе и прокричала:

– Смерть Орси! Да здравствует дом Риарио!

С этими словами она двинулась вслед за солдатами на стену, где стояли пушки, а я, задыхаясь, шла следом.

Когда я преодолела лестницу, Катерина уже стояла на стене и угрожала своим бывшим захватчикам:

– Убийцы! Предатели! Вспомните эту минуту, когда вас будут колесовать и четвертовать на площади! Я сотру дом Орси с лица земли!

Толпа восторженно вопила, подозреваю, не столько желая выказать верность Катерине, сколько радуясь новому повороту драмы, которая становилась все интереснее. Монсеньор Савелли сидел на коне, закрыв рот руками. Чекко Орси соскочил на землю, лицо его налилось кровью, он грозил кулаком. Людовико остался в седле и потерял дар речи от изумления.

– Я убью твоих детей! – выкрикнул Чекко, выхватывая кинжал. – Ты видишь меня? Я прикончу всех прямо сейчас, если ты не вернешься! – Он кинулся к повозке, схватил за руку Оттавиано, безуспешно пытаясь вытащить визжащего мальчика наружу. – Клянусь, я убью детей прямо сейчас!

Лицо Катерины исказилось от ненависти. Она наклонилась, взялась за подол платья и рубахи, одним быстрым резким движением задрала юбки до пояса и продемонстрировала рыжеватые волосы внизу живота.

Указывая себе между ног, что уже было оскорблением, Катерина прокричала врагам:

– Давайте! Вы глупцы!.. Неужели не видите, что у меня есть чем сделать новых?

С этими словами она опустила юбки и развернулась к братьям Орси спиной.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Я уже стояла рядом с Катериной и протягивала ей руку, чтобы помочь сойти со стены. Ее ладонь дрожала, когда она сделала широкий шаг к краю каменного выступа. Потом графиня спрыгнула вниз. На ее лице были написаны не гнев и презрение, а один лишь страх.

– Не высовывайся, чтобы тебя не заметили, но внимательно следи за Орси, – взмолилась она, сжимая мои запястья. – Я знаю, что они не посмеют убить детей, но все равно… – В глазах ее стояли слезы, и она нетерпеливым движением смахнула их. – Я должна помочь Фео с артиллерией. Если тебе хотя бы покажется, что Орси действительно собираются убить детей, сразу скажи, и я снова вступлю с ними в переговоры.

– Хорошо, – пообещала я.

Катерина поспешила к другой лестнице и привычно забралась на возвышение, где Фео со своими исхудавшими воинами уже загрузил порох в ствол пушки и только что закатил туда ядро из выбеленного камня.

Я услышала, как графиня спрашивала своего кастеляна, насколько точен прицел, в следующий миг сама шагнула на парапет и прижалась всем телом к грубой каменной кладке, чтобы следить за братьями Орси, как велела Катерина. На другой стороне рва слуги монсеньора Савелли выхватили длинные мечи, поставили своих коней между повозкой и Чекко Орси и вынудили того отпустить Оттавиано. Если Людовико Орси сидел верхом, ошеломленный и обескураженный, то Чекко стоял, размахивая кинжалом и проклиная святого отца за глупость. В экипаже заходился плачем маленький Джованни Ливио, Лючия качала его, пытаясь успокоить. Оттавиано казался таким же несчастным, как и младший брат, зато Бьянка сидела, прямая и гордая, и с легкой улыбкой поглядывала на крепостную стену, где только что появилась мать.