Текст книги "Поцелуй"

Автор книги: Джилл (Джил) Мэнселл (Мансел )

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Джилл Мэнселл
Поцелуй

Сайно и Лидии, с любовью

Глава 1

– Я всего лишь хочу знать, – медленно отчеканила Катерина, – благородны ли ваши намерения по отношению к моей матери.

На улице шел снег, Катерина стояла на пороге и не впускала Ральфа в дом.

– Ах ты, маленькая прелесть, – ухмыльнулся он и взъерошил ей волосы, зная, как сильно это ее раздражает. – Интересно, чем твоя бесстыдница матушка заслужила такую дочку? Будь ты на пару лет постарше, Кэт, – клянусь, я бы увез тебя в Гретна-Грин [1]1
  Деревня на шотландской границе, где влюбленные могли обвенчаться без соблюдения установленных английским законом формальностей. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть].

– Ну, я бы не купилась на такую глупость. И потом, речь не обо мне, – продолжала она сурово. – Я задала вопрос и жду ответа.

– Разумеется. Благородны ли мои намерения? – Ральф нахмурился. Снежинки таяли у него в волосах и леденили шею. Было очень холодно. – Нет, – наконец ответил он. – Исключено.

Катерина пожала плечами:

– Тогда все в порядке. – Она шагнула в сторону и жестом пригласила его войти. – Мама терпеть не может благородных намерений. Кстати, она сейчас на кухне, красит волосы.

– Выйди отсюда, – проговорила Иззи сдавленным голосом, наклонившись над раковиной. – Ты слишком рано.

– А вот и нет. – Ральф ущипнул ее за обтянутую комбинезоном соблазнительную попку. – Это ты запоздала. И какой цвет ты выбрала на этот раз?

Присмотревшись внимательнее к путанице курчавых мокрых волос, он увидел, что вода в тазу вызывающего цвета индиго. Иззи обрушила на себя последнюю порцию горячей воды, забрызгав пол. Выжав волосы и обернув голову огромным розовым полотенцем, наподобие тюрбана, она выпрямилась и мокрыми губами поцеловала Ральфа в щеку, прежде чем он успел увернуться.

– Это называется «Яркая ежевика». Ты не сможешь устоять, детка.

«Перед тобой и так невозможно устоять», – хмыкнул Ральф, шагая вслед за Иззи в загроможденную гостиную – неприбранную, но очаровательную.

Хотя они собирались на вечеринку в Хэмпстед, он уже готов был передумать, невзирая на то что, по слухам, там будет известный кинопродюсер. У Иззи уйдет минимум час на сборы, вдобавок на улице холодно, как на Северном полюсе. Перспектива спокойного вечера – вдвоем у камина – становилась все более притягательной.

– Ты никуда не собираешься? – посмотрел он на Катерину с надеждой.

Та лежала на кушетке, посреди подушек, и читала книгу. Девушка даже не удосужилась взглянуть на него.

– Нет.

«Почему она не как все нормальные подростки? – подумал Ральф с раздражением. – Неужели некуда пойти в пятницу вечером?»

Крепкая дружба матери и дочери имела свои маленькие плюсы: Катерина держала Иззи в рамках, – но ее абсолютное равнодушие к светским развлечениям не имело объяснения.

Ральф всерьез сомневался, что Катерина правильно понимает смысл слова «развлечения». В семнадцать лет у нее не было парня, она не любила дискотеки и вечеринки, презирала молодежные журналы и никогда не сплетничала. В ее представлении хорошо провести время значило устроиться на кушетке и прочесть несколько глав «Анатомии» Грея. Эта воспитанная, несомненно, красивая девочка могла быть обаятельной, веселой, когда хотела. Ральф не понимал, отчего Катерина не проводит вечера с друзьями и не извлекает из своей привлекательности и ума максимум пользы.

Катерина, судя по всему, не собиралась покидать кушетку, и Ральф смирился с мыслью о том, что им придется отправиться на вечеринку.

– Буду готова через пять минут, – солгала Иззи, направляясь в спальню. Мокрое розовое полотенце развевалось у нее за спиной, точно плащ матадора.

– Мама, у тебя синие волосы. – Катерина отказывалась понимать, отчего люди вообще меняют цвет волос, не говоря уже о том, чтобы проделывать это ежемесячно, и поэтому смотрела на мать одновременно с недовольством и смирением.

– А вот и нет, – высокомерно возразила Иззи. – Это называется «Яркая ежевика». Будет потрясающе. Когда высохнет.

Иззи знала, что в жизни не так уж много удовольствий. Хроническая нехватка денег, разочарование оттого, что она безумно талантлива, но по-прежнему неизвестна, постоянная необходимость думать о том, сколько еще будет позволено прожить в этой далеко не роскошной квартирке… Но все проблемы кажутся незначительными, когда ты в постели с красивым мужчиной, гладишь его восхитительное тело и понимаешь, что рано вставать не придется. Это настоящий дар небес.

– Физический контакт, – промурлыкала Иззи, невероятно довольная собой.

– Э?..

– Три самых изысканных наслаждения, известных человеку, – улыбнулась она и придвинулась ближе, – это секс, чиханье и физический контакт. Нет, не так. Секс, физический контакт и чиханье. Прижиматься к мужчине – второе по величине удовольствие. Это куда приятнее, чем чихать.

Он ступней провел по ее ноге.

– Только если человек не забыл побрить ноги.

Иззи в знак протеста царапнула его.

– Я не забыла! Я побрила их вчера.

– Пока красила волосы? – уточнил Майк. – Только представь, по ошибке ты могла покрасить нога и побрить голову. Ничего себе.

– Как можно быть таким циничным в десять часов утра в воскресенье? – проворчала Иззи. Она поняла, что голодна, и задумалась, как отнесется Кэт к просьбе приготовить завтрак посытнее.

– У меня само собой получается.

– Это нечестно.

– Жизнь вообще, несправедлива. – Майк сел. – То, что мы с тобой видимся дважды в неделю, – тоже несправедливо. Иззи, если мы хотим нормальных отношений, то должны, наконец, собраться.

«В том-то и проблема», – подумала Иззи с улыбкой.

Только Майк мог надеяться на то, что она сумеет «собраться». Иззи считала их отношения идеальными. Каждую неделю она проводила две ночи с Майком, две с Ральфом и две – за работой. Среда предназначалась для отдыха. Разве не идеальный распорядок?

– Ты занят, я занята… – пробормотала она, прижимаясь к Майку. – И потом, ты заскучаешь. У меня такая неинтересная жизнь. Ты быстро бросишь меня, если тебе придется наблюдать, как я мою полы и убираюсь в комнатах.

«То, чем ты занимаешься, трудно назвать неинтересным, – подумал Майк. – Да и представляешь ли ты, как выглядит половая тряпка?»

– Ладно. – Майк обнял Иззи, с удовольствием вдыхая дурманящий аромат ее тела. – Сдаюсь. Я буду заниматься делами, а ты мой полы сколько вздумается – до тех пор пока не заскучаешь и не найдешь себе другого.

– У которого будет дочь, такая же болтливая, как моя Кэт? – Иззи улыбнулась. – Может быть…

Глава 2

– Не понимаю, – пролепетала Джина, – чушь какая-то. Давай принесу тебе выпить… А на ужин у нас жареный ягненок, будет готов через полчаса.

Порывисто двинувшись к бару в углу гостиной, она вдруг с ужасом поняла, что не знает, как быть с руками. Они казались огромными и неуклюжими, болтались вдоль тела. Джина с облегчением достала бутылку виски и сделала Эндрю его любимый коктейль – на полдюйма виски, на три дюйма тоника. Именно то, что ему всегда нравилось, когда он возвращался с работы домой.

Но потом она столкнулась с новой проблемой: куда смотреть? Джина понимала – Эндрю наблюдает за ней. Хотя супруг, разумеется, оговорился, она боялась встретиться с ним взглядом. Ориентация в пространстве тоже отказала; Джина не знала – сесть или остаться стоять. Отчего тело плохо слушается, если дело всего лишь в небольшом недоразумении? Через минуту, несомненно, они будут смеяться над нелепой ошибкой, а руки снова начнут повиноваться.

Но Эндрю не смеялся. Он покачал головой, когда жена подала бокал, и указал на кресло:

– Сядь. Лучше выпей сама. Господи, мне очень жаль, Джина, прости… Ты, наверное, думаешь, я мерзавец, но я действительно не ожидал, что такое случится… Не хотел причинять тебе боль…

Джина напряглась, ожидая, что сейчас Эндрю ухмыльнется и скажет: «Ну конечно, я пошутил». И тогда можно расслабиться и смотреть, как там ужин. Надо выложить на противень пастернак и помешать луковый соус.

– А я думал, ты начнешь бить посуду, – продолжал Эндрю. Он ненавидел себя за эти слова, но ему очень хотелось вызвать хоть какую-то реакцию.

Когда Джина, наконец, взглянула на него, он увидел в ее глазах страх и смущение.

– Ты шутишь? – прошептала она.

Эндрю собрался с силами, сделал глубокий вздох и приготовился повторить то, что надеялся сказать только один раз.

– Джина, это не шутка. Я ухожу от тебя и прошу развод. Я люблю другую… Мы встречаемся почти полгода… и оставаться здесь нечестно по отношению к тебе. Я снял квартиру в Барбикане [2]2
  Район в историческом центре Лондона.


[Закрыть]и сегодня перебираюсь туда. Прости. Я действительно не хотел причинять тебе боль, просто так получилось…

– Но ты мой муж, – прошептала Джина. Колени у нее задрожали – Эндрю всегда говорил, как ему нравятся ее коленки, – и вдруг стало трудно глотать. Осторожно поставив бокал с напитком на стол, чтобы не разлить, Джина встала и тут же повалилась обратно в кресло. – Мы женаты, – в ужасе забормотала она. – У нас счастливый брак. Все подтвердят.

«Сочувствие пополам с гневом. Почему, во имя всего святого, она не запустит в меня чем-нибудь? Почему не кричит, не плачет, не ругается, не закатывает скандал? Тогда было бы проще рассказать остальное», – мрачно размышлял Эндрю.

– Я был счастлив с тобой, – сказал он, надеясь, что Джина, наконец, отреагирует. – Но теперь я полюбил другую.

– Ты сказал, что не хочешь причинять мне боль! – Костяшки пальцев побелели, когда она стиснула кулаки. – Я бы простила тебе измену. Нам не обязательно разводиться… Если ты действительно не хочешь причинять мне боль, скажи ей, что все кончено, и давай жить дальше, будто ничего не было. У тебя всего лишь интрижка, – задыхаясь, закончила Джина. Из ее глаз наконец-то покатились жгучие слезы. – Это ведь ничего не значит, честное слово. Так бывает у большинства мужчин… Зачем же разводиться?

– Я хочу на ней жениться, – безучастно отозвался Эндрю. Джина непонимающе уставилась на мужа. «Разве я не предоставила ему отличную возможность? Разве не проявила редкое понимание?»

– Но почему?

Эндрю взял бокал и осушил одним глотком.

– Потому что она беременна.

Размахивая щеточкой для туши и накладывая на ресницы второй слой, Иззи громко напевала «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

– Кэт, подвезти тебя в библиотеку? Я буду готова через пять минут.

В следующее мгновение отражение Катерины появилось в зеркале. Иззи переполняла любовь к умной дочери. Она повернулась и обняла ее.

– Что бы я без тебя делала, а?

– Развела бы тут страшный бардак, – ответила практичная Катерина. – Кто-то будет сегодня звонить?

– Возможно, Ральф. Он хочет, чтобы я завтра с ним поужинала… Передай, что я встречусь с ним в «Вампирах» в половине девятого. Майк звонить вроде не собирался, но если вдруг, то скажи…

– Что ты пошла на прослушивание, – закончила дочь. – Не волнуйся, не забуду.

– Ты мой ангел. – Иззи снова ее обняла, потом отступила и взглянула на Катерину с притворной серьезностью. – Что, я действительно такая бесстыжая?

Семнадцатилетняя Катерина полагалась исключительно на свой разум. У Иззи были недостатки, и ее вечная неопрятность временами раздражала, но как мать она не имела равных. Кто посмел бы назвать бесстыжей такую добрую, щедрую, жизнерадостную и любящую женщину?

– Ты встречаешься с Майком уже больше года, – мягко ответила Катерина. – А с Ральфом? Почти два? Ты верна им, но ни одному из них не обещала выйти замуж. Все счастливы. Какие могут быть проблемы? Когда я вырасту, – добавила она, – непременно заведу себе нескольких любовников.

– И пусть у них у всех слюнки текут, – радостно подхватила Иззи, восхищенная безукоризненной логикой дочери. Она взглянула на часы. – Боже, я опаздываю! Тебя подвезти?

Катерина покачала головой:

– Слишком холодно. Забегу в библиотеку завтра, по дороге в школу. А сегодня займусь рефератом.

– Ладно. – Иззи натянула коричневую кожаную куртку и повязала шею шерстяным шарфом. Прихватив ключи и шлем, поцеловала дочь. – Вернусь в полвторого в окружении толпы поклонников.

– Вернешься гораздо раньше, если не возьмешь вещи, – сухо заметила Катерина, вынося сумку, о которой мать забыла.

Иззи напевала про себя, слишком сильно стучали зубы, чтобы петь вслух, – можно остаться без языка. Ездить на любимом мотоцикле – черном блестящем «Сузуки-250» – было истинным удовольствием летом, и вдобавок экономично, но мотаться на работу и домой при нулевой температуре… Иззи даже не могла придумать подходящего словечка. Короче говоря, это было адски неприятно.

«По крайней мере, дорога сегодня не слишком скользкая, – размышляла Иззи. – Если не попадется какой-нибудь маньяк, буду в клубе через двадцать минут. Кто знает, возможно, сегодняшний вечер изменит мою жизнь».

Убрав со стола, сменив школьную форму на черный свитер и лосины и удобства ради пересыпав лакричные леденцы из пакета в миску, Катерина устроилась у камина и задумалась о том, как живется людям, которые ненавидят одиночество.

Катерина его обожала – точно так же как обожала маленькую уютную квартиру, расположенную над скобяной лавкой на тихой улочке неподалеку от Клапам-Хай-стрит. Они ее всего лишь снимали, но Иззи с обычным энтузиазмом и страстью к драматизму кинулась украшать новое жилище сразу, как они сюда въехали – полтора года назад. Иззи не могла позволить себе такую роскошь, как обои, но компенсировала этот недостаток яркими красками, богатыми оттенками и удивительным чувством стиля. Проведя много часов за покраской стен, развешиванием фотографий, она получила потрясающий результат.

Таков был один из многих талантов Иззи. Если бы Катерина так сильно не любила мать, она пожелала бы, чтобы та избрала карьеру дизайнера или хотя бы маляра. Разумеется, подобное занятие не принесло бы Иззи славу и сказочное богатство, но это была бы достойная и выгодная работа, которая, по слухам, щедро оплачивается.

Катерина просто не могла себе представить мать не поющей. Сколько она себя помнила, Иззи переживала один финансовый кризис за другим, но уверенности, что успех не за горами, не теряла. В раннем детстве Катерине доводилось сидеть на пустых ящиках из-под пива в грязных прокуренных пабах и дешевых клубах, прихлебывая колу, и слушать, как мать поет для посетителей, поглощенных традиционной субботней выпивкой. Иногда даже раздавались одобрительные аплодисменты – ради этого Иззи и жила. Порой завсегдатаи затевали драку, и тогда о песнях Иззи забывали. Иной раз какие-нибудь идиоты начинали подпевать, вставляя в текст непристойности, или оскорбляли Иззи, или смеялись собственным дурацким шуткам. В таких случаях глаза семилетней Катерины наполнялись слезами и желание разбить хулигану нос было таким сильным, что приходилось держаться за сиденье, чтобы совладать с собой. Для Катерины Иззи была Жанной д'Арк, героиней, которую травят невежественные мужланы. Потом Иззи смеялась и говорила, что все это ерунда, потому что она заработала три фунта сорок пенсов. Втискивала сорокапенсовую монетку в детскую ручонку и обнимала дочь. «Это все ерунда, – бодро объясняла она. – Нужно же с чего-то начинать – таков закон жизни. Тот, кто переживет вечер в рабочем клубе на окраинах Блэкпула, легко покорит Лас-Вегас».

Однажды учительница увидела, как тщательно Катерина изучает географический атлас. На вопрос: «Что такое Лас-Вегас?» – мисс Брент неодобрительно фыркнула: «Город, где все играют». Катерина успокоилась. Играть – это здорово. Девочка представила себе огромную игровую площадку, где все скачут, бегают и улыбаются друг другу.

– Мама возьмет меня в Лас-Вегас, – радостно призналась она. – И там я буду играть каждый день.

В Лас-Вегас они так и не поехали. Большая удача отчего-то упрямо обходила их стороной, и в жизни, хаотичной и бедной, случилась всего лишь одна перемена: рабочие клубы остались в прошлом. «Платформа», где уже полтора года работала Иззи, конечно, не «Ронни Скотт», но клуб располагался в Сохо и клиенты по большей части были вполне пристойные. «Здесь, в Лондоне, – неустанно твердила Иззи, – всегда есть шанс… Одному Богу известно, кто однажды войдет в клуб, услышит мое пение и поймет, что именно я должна получить главную роль в приличном спектакле».

Ничего этого не произошло, но Иззи не уставала мечтать. Пение было ее страстью, и лучше всего на свете она умела именно петь. Иззи делала то, что могла, и Катерина ни разу в ней не усомнилась. Да и кто стал бы дуться на мать, которая охотно тратит деньги на дорогущий ярко-желтый мохеровый свитер для дочери, а потом целую неделю питается исключительно бутербродами, чтобы свести концы с концами? Безрассудная щедрость Иззи тревожила Майка, который нервничал каждый раз, когда счета за электричество оставались неоплаченными, но Катерина восхищалась благословенным материнским безразличием в том, что касалось таких прозаических вопросов, как финансовая стабильность. Если бы завтра наступил кризис, она бы предпочла надеть восхитительно мягкий мохеровый свитер и согреться, а не бродить по улицам и размышлять о том, как все это отразится на ее пенсии.

Миска с лакричными леденцами опустела на треть, когда зазвонил телефон. Было две минуты девятого. Улыбнувшись – несмотря на напускную важность, Ральф не в состоянии был пропустить «Улицу Коронации» [3]3
  Популярный сериал о повседневной жизни нескольких семей в рабочем районе на севере Англии.


[Закрыть], – Катерина взяла трубку.

– Матери, как всегда, нет дома? – резко поинтересовался Лестер Маркхэм.

– Боюсь, что так, – любезно ответила Катерина. – Как поживаете, мистер Маркхэм? Как…

– Хватит, – грубо перебил он. – Мне чертовски полегчает, когда я, наконец, получу с твоей матери плату за два месяца. Передай, что завтра в девять утра я приду за деньгами.

Катерина сунула в рот еще один леденец – свой любимый, черно-коричневый – и задумалась. Лестер Маркхэм смахивал на Джима из «Семейки Ройл». И чувство юмора у него тоже отсутствовало.

– А я думала, мы задолжали всего за месяц, – осторожно проговорила она.

– Плюс деньги за декабрь, – огрызнулся Лестер Маркхэм, – которые она истратила и, разумеется, «позабыла» об этом.

«Ого! Вот каким образом мама раздобыла денег на роскошный рождественский ужин в «Нико»».

– Ну, конечно, – примирительно сказала Катерина. – Я передам ей, как только она вернется, мистер Маркхэм. Не беспокойтесь.

– Я-то не беспокоюсь. Это вам лучше побеспокоиться. Если не получу денег, всей суммы, завтра утром, вы обе вылетите из квартиры. – Он фыркнул. – И я не шучу.

Глава 3

Джина не знала, почему делает это, даже не понимала, где находится, но она не могла вернуться домой. Лучше здесь, лишь бы не сидеть в пустой квартире и не переживать, в который раз, этот кошмар – уход Эндрю.

Джина судорожно вцепилась в руль, на мгновение она даже засомневалась, сможет ли когда-нибудь его выпустить. Она окончательно заблудилась, но, поскольку все равно ехать некуда, это не имело значения.

Уложив с виноватым видом два чемодана, Эндрю быстро ушел. Джина, не зная, чем заняться, выключила плиту и набрала ванну. А потом, не в силах раздеться – она и так чувствовала себя чересчур беззащитной, – выключила кран, посмотрела, как сливается в отверстие благоухающая сиренью вода, и пошла за пальто и ключами от машины.

Кататься сорок минут по Барбикану глупо и бессмысленно, Джина это знала. Но где-то здесь, в одном из многоэтажных домов, находится ее муж. Она убедила себя, что если сумеет его найти, то он непременно вернется. Джина поймала себя на том, что смотрит на освещенные окна, умоляя Эндрю появиться в одном из них. Глядя из окна на улицу, он непременно узнает ее машину и, охваченный раскаянием, бросится вниз по лестнице, обнимет Джину и будет умолять о прощении. Ничего подобного не случилось: в домах было слишком много квартир, а к этому часу его серебристо-серый «БМВ» уже стоял на одной из дорогих парковок. Да и у Эндрю наверняка имелись более интересные дела, чем глазеть в окно. Скорее всего, беременная любовница сейчас сидит рядом с ним, наслаждаясь победой, и с удовольствием слушает рассказ о событиях минувшего дня.

«Наверное, с любовницей обсуждает, как избавиться от надоевшей жены, – подумала Джина, объезжая неудачно припаркованную машину. К горлу подступил комок. – Что такое бывшая жена, в конце концов?.. Вероятно, они лежат в постели, страстно занимаются любовью и смеются, потому что Эндрю такой умный и все оказалось на удивление просто…»

Ослепнув от слез, Джина не заметила перекресток, и… машина содрогнулась от сильного удара. Джина с воплем нажала на тормоз. В ушах эхом отозвался еще один удар. Дрожа так, что с трудом удалось отстегнуть ремень безопасности, она справилась с подступающей тошнотой и открыла дверцу. Страх и паника погнали Джину к мотоциклисту, неподвижно лежащему в круге ярко-синего света, падающего из ближайшего бара.

«О Господи, – думала она, плача от ужаса, – я его убила! Он умер! Не допусти, Господи…»

Иззи была жива, но ошеломлена, поражена вспышкой боли в ноге и… абсолютно спокойна. Она лежала, свернувшись клубочком, на обочине и прислушивалась к истерическим женским воплям:

– Я убила его!.. Кто-нибудь, помогите!.. Я его убила!..

Приоткрыв один глаз, Иззи поняла, что ей очень плохо.

Буквально все вдруг заболело, ледяная сырость асфальта проникла сквозь одежду. Но, по крайней мере, она видела свой мотоцикл, и это приятно, пусть даже переднее колесо было чудовищно искривлено, а руль свернут.

Потом она заметила ноги женщины, которая создавала весь этот шум, худые ноги в светлых колготках и забрызганных грязью туфлях.

– Он не умер! – воскликнула она.

Иззи начала терять терпение. Она попыталась поднять голову, чтобы увидеть потерпевшего, шепча: «Господи, сколько же народу пострадало в этой аварии?» – но отчего-то не сумела это сделать. Раздосадованная собственной слабостью, она вновь уставилась на дурацкие тощие ноги.

– Успокойтесь, – с раздражением произнесла Иззи. – И пожалуйста, перестаньте орать. Лучше вызовите «Скорую помощь», черт возьми, умер он там или нет.

– Она еще не вполне пришла в себя, но, пожалуйста, не беспокойтесь, – произнес молодой врач. Он не упомянул о том, как Иззи, к восторгу сиделок, заявила, что у него шикарное тело. – Это все результат шока в сочетании с успокоительным, которое пришлось ей дать. Слава Богу, сотрясения мозга нет.

В половине четвертого утра больничный коридор тонул в темноте. Врач проводил Катерину в палату неподалеку от своего кабинета. С пересохшим от волнения ртом девушка встала в изножье постели. Мать полулежала на подушках и, кажется, спала. С рассыпавшимися по плечам темными волосами и размазанным макияжем Иззи казалась маленькой и беспомощной. Катерине трудно было поверить, что мама отделалась синяками, ссадинами и сломанной ногой.

Иззи, будто почувствовав, что не одна, открыла глаза.

– Милая! – воскликнула она, протягивая руки. – Иди сюда и покрепче обними свою бедную пострадавшую маму!

– Как ты себя чувствуешь? – Катерина поцеловала Иззи в щеку и мысленно вознесла молитву за того, кто изобрел мотоциклетные шлемы.

– Прекрасно, но это исключительно из-за таблеток, которыми меня накормили. Завтра, не сомневаюсь, все будет адски болеть. Тебе сказали, что в меня врезалась какая-то ненормальная? Я взмыла в воздух, как акробатка, а потом плюхнулась на асфальт!

– По крайней мере, ты жива. – Глаза у Катерины защипало от слез.

– А ты выглядишь непристойно, – сурово заметила Иззи, застегивая верхние пуговицы на белой блузе дочери. – Приведи себя в приличный вид, девочка, прежде чем этому юному Адонису начнут приходить в голову всякие идеи.

– Мама! – шикнула Катерина, не смея обернуться.

– И не смейся. Я-то знаю, что за люди врачи. Вы меня слышите, молодой человек? – Иззи погрозила пальцем медику. – Это моя дочь. Ей семнадцать лет, и она настолько же невинна, насколько красива, поэтому держите себя в руках.

– За меня не беспокойтесь, миссис Ван Эш. – Врач, занятый заполнением бумаг, явно удивился. – Я женат.

– Это хуже всего, – мрачно отозвалась Иззи и прищурилась, а Катерина попыталась зажать ей рот. – Вам должно быть стыдно от того, что вы обманываете супругу. Подумать только, она сейчас ждет дома и думает, будто муж по уши в работе, а вы, мерзавец такой, сидите здесь и пускаете слюни, точно извращенец, глядя на мою невинную маленькую…

– Мама! – в ужасе прошептала Катерина. Она привыкла, что Иззи заставляет краснеть людей, которые не смущались прежде никогда в жизни, но тут мама явно хватила через край.

– Честное слово, все в порядке, – с улыбкой заверил врач, и тут дверь снова открылась. – Кажется, к вам еще один посетитель. Но только на пять минут. Миссис Ван Эш нужен отдых.

Запаниковав после звонка из больницы и не веря, что Иззи получила лишь «незначительные повреждения», Катерина позвонила Ральфу и, к счастью, застала его дома. Он привез ее в больницу и остался ждать в тусклом коридоре у дверей палаты.

Ральф, светловолосый красавец, вошел в комнату и приблизился к Иззи, с любовью и тревогой в глазах.

– Милая, мы так о тебе беспокоились…

– Все в порядке, – бодро отозвалась Иззи, потянувшись за поцелуем, а потом указала на металлический каркас на ноге и грустно взглянула на Ральфа. – Точнее, я в порядке, а моя нога – нет. Мы несколько недель не сможем заниматься сексом. Ох, Майк, – жалобно вздохнула она, – разве это не самая печальная вещь на свете?