Текст книги "Горы и оружие"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Было двенадцать, когда он вернулся домой, – время французского ленча. Кэти дома не оказалось, тетя Джосс не окликнула его. Она узнавала домашних и так, по шагам, по отзвуку камня и дерева, и он прошел через холл молча. Странно все-таки, что никто не встречает, если учесть, что утром он покинул их, увозимый французской полицией куда-то в неведомое будущее. Только записка лежит на обеденном столе, где приготовлен для него прибор. «Еда в холодильнике. Откупорь себе бутылку вина…»

Поев, он решил прогуляться на правый берег Сены, на площадь Согласия – к банку, куда он перевел из Тегерана всю свою валютную наличность. Банк был американский, и Мак-Грегор с удовольствием бывал там. Ему нравился американский банковский метод, в этом методе ощущалась уверенность в себе и своих деньгах. Поставив сейчас подпись на одном из пятисотдолларовых, голубых с изнанки чеков, он спрячет затем полученные франки во внутренний карман, чтобы оплатить часть домашних расходов на продукты, бензин, на приемы гостей – часть, какую только и позволяла Кэти ему оплачивать.

– Здравствуйте, мистер Мак-Грегор, – встретил его служащий банка, американец из ливанских греков, любивший обменяться с Мак-Грегором последними иранскими новостями, перекинуться словом о Бейруте или потолковать об альпинизме, которым он увлекался. Но сегодня, подняв указательный палец, грек потер свои густые черные брови, точно делая Мак-Грегору тайный знак. – Так и думал, что вы зайдете. Надеялся, что зайдете.

– А что? Случилось что-нибудь?

Не нагибаясь доверительно и не принимая чересчур загадочного вида, грек вполголоса сказал Мак-Грегору:

– Хоть не положено сообщать вам этого по службе, но скажу по дружбе. Кое-кто наводит справки относительно вашего счета у нас, и уже имел место обмен телекс-депешами с Тегераном, Вашингтоном и Лондоном. Я подумал, вам стоит об этом знать.

Мак-Грегор поблагодарил его.

– Это, видимо, обычная проверка платежеспособности в связи с одной намеченной мною операцией, – сказал он.

Грек кивнул в знак понимания, звучно кладя пачку пятидесятифранковых купюр. Отсчитал бумажками и мелочью остаток и, кончив, громко сказал:

– До свидания, мистер Мак-Грегор. Рад был вас видеть.

Обходя разлив автомобильного потока на площади Согласия, Мак-Грегор хмуро гадал, кому бы это понадобилось совать нос в его банковский счет. Он понимал, что это, вероятно, всего лишь очередной нажим на него, но на душе стало скверно и не хотелось возвращаться домой в таком настроении. Он пошел правым берегом, разглядывая витрины. Сел за столик в кафе напротив Лувра и стал прикидывать в уме процент загрязнения воздуха на парижских улицах. При нынешнем уровне закись азота, доставленная в нефти из Ирана и Аравии, убьет в конце концов все живое в Европе – взрослых и детей, деревья и цветы. Но в своем нынешнем настроении он только пожал плечами: и поделом, по справедливости…

Когда он пришел домой, Кэти, запершись в ванной, уже готовила себя к званому ужину у Жизи Марго. Она крикнула ему через дверь, что пора одеваться.

– Ты не забыл?

– Нет, нет, – солгал он.

Кэти явилась из ванной свежая и душистая. Она не стала спрашивать, куда его возили и зачем.

– Ты была где-нибудь? – спросил он ее.

– Я ведь говорила тебе вечером. Мы с Ги ездили на знаменитый здешний ипподром, катались там на лошадях. Нелепейшее место. Опилки, кривоногие конюхи-французы в английских картузиках и конюшенные собаки с кличками Боб и Джок.

Уезжая с Герэном, он оставил ее в беспокойстве и тревоге. Куда же теперь девалась вся тревога?

– А где я был, ты и не спросишь?

– Я и так знаю, – сказала Кэти. – Тебя увезли, я тут же позвонила Ги. Я не могла иначе. Он сказал, что все в порядке, что с тобой хочет поговорить один его приятель. Кюмон, не так ли?

– Я сказала Ги, что решила уж – тебя забрали, так зловеще все выглядело. Но он только рассмеялся и сказал, что это просто идиотская французская манера вести дела. Чего хотел от тебя Кюмон? Чтобы ты помог им столковаться с курдами?

– Что-то в этом роде.

– И ты согласился?

– Прямого согласия я не дал, – ответил Мак-Грегор. – Речь об этом еще впереди.

Кэти стала надевать новое, цвета ржавчины, платье – подняла осторожно над головой, чтобы облиться им от плеч донизу. Сшила не иначе как в одном из дорогих домов мод VIII округа – и снова, как всегда, он был озадачен непростотой ее характера. С какой-то неистовой рьяностью возвращалась теперь Кэти к прежней своей европейской жизни, обновляя даже линии тела, шеи, лица – стирая следы всего знакомого ему в ней прежде.

– Застегни мне сзади «молнию», – сказала она.

Раньше это был бы предлог для ласки; Кэти прильнула бы к нему пусть кратко, но радостно. Но не теперь и, возможно, уже никогда…

– По-моему, нам пора уехать из Парижа, – проговорила она, и он не понял, вполне ли серьезно. Она и раньше это говорила. Непочтительными английскими пальцами ероша свою французскую прическу, Кэти сказала: – Я же знаю, чем занимается ведомство Кюмона. Дела эти будут тебе совершенно не по зубам.

– Мозель так считает?

Кэти обернулась, взглянула.

– Я и без Ги понимаю. Он тебя не знает, но я-то знаю.

– Не вижу, из-за чего тебе так тревожиться.

– Ты вовлекаешься в сферу политической разведки, – сказала Кэти. – И будешь раздавлен профессионалами.

– Возможно… – сказал он, чувствуя, что Кэти права.

Она аккуратно намазала губы помадой.

– Сюда прибыл для встречи с тобой Гарольд Эссекс. Я видела его утром.

– Э-эссекс?

– Э-эссекс, – передразнила она. – Невольный и недовольный патрон нашего счастливого брака. Подумай только, уже двадцать два года прошло с тех пор, как вы с ним ездили в Москву с вашей нелепой миссией. – Она бросила на мужа взгляд из рамки старого зеркала. – И ты думаешь, что сможешь теперь сколько-нибудь успешней, чем тогда, тягаться с Эссексом в вопросах политики?

– Но он уже старик ведь…

– Для Гарольда старость – не помеха, – возразила она. – С годами он, возможно, становится лишь хитроумней, компенсирует этим старение.

– А что ему нужно? – спросил Мак-Грегор, заранее чувствуя неловкость, которую он вечно испытывал в обществе Эссекса.

– Ему нужно то же, что и всем им сейчас. Нужен ты.

Мак-Грегор нагнулся к туфлям, пряча от Кэти расстроенное лицо.

– Эссекс мне хлопот не причинит, – сказал он, адресуясь к полу.

– Надень пиджак, – мягко сказала Кэти, – и пойдем.

Он повиновался. На лестнице Кэти одернула ему манжеты.

– Эссекс либо обратится к тебе с одной из своих хитро рассчитанных просьб об услуге, либо же применит форинофисовский нажим.

– То есть? – буркнул Мак-Грегор.

Кэти насмешливо поморщилась.

– Все они, включая Эссекса, возлагают на тебя такие надежды. Будут тебя соблазнять всякого рода приманками. Эссекса учить не надо, и любопытно, как ты по прошествии стольких лет снова станешь с ним мериться силами.

Они задержались на минуту в холле, где Кэти – безупречная сама – завершающе коснулась его волос, галстука, воротника.

– Вот видишь. Все, о чем я тебя предупреждала, теперь сбывается, – сказала она, глядя в упор своими ясными, холодными английскими глазами. – Но только будет куда хуже, чем я думала.

– А по-моему, дело как раз начинает распутываться, – возразил было он.

Но Кэти вскинула руки в перчатках, отмахиваясь от объяснений.

– Ладно, ладно, – сказала она. – Спорить я не собираюсь. Поступай по-своему. – Затем прокричала: – Тетя Джосс! Мы едем на коктейль и ужин к Жизи Марго. Вернемся, наверное, поздно.

– Хорошо, Кэти, милочка. Но где же дети?

– Отвоевывают, вероятно, у полиции Сорбонну. Не знаю я, где они.

– И мне нужно звонить и разыскивать их? – спросила тетя Джосс.

– Нет. Через час я позвоню сюда, проверю, вернулись ли.

– Хорошо, Кэти, душенька. Ни пуха вам, ни пера… «Ни пуха, ни пера». Это что-то новое! И, рука об руку спускаясь по улице Барбе-де-Жуи в поисках такси, они отвлеклись на минуту от тревог, переглянулись уже улыбчивей, внезапно заразив друг друга изяществом и свежестью одежды, запахом духов, блеском нарядных новых туфель. Что ни говори, а чуточка шику способна превозмочь почти что все на свете.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Но у Жизи Марго он – не прошло и десяти минут – затосковал по пустынным горам своей молодости. Он был не на месте среди генералов, министров, дипломатов, дам, экспортеров коньяка, сановников и банкиров, улаживавших здесь свои дела над бокалами и закусками.

Дом пробуравила по центру витая лестница примечательной и элегантной конструкции, нанизала на себя все пять этажей, как на коловорот. Гостей принимали на верхнем этаже, где стены были затянуты шелком, разрисованным под японский сад. В перистой бамбуковой листве, на верхних веерообразных стеклах, порхали рисованные экзотические птицы. Позже Мак-Грегору подумалось, что красавица Жизи и ее дом схожи, как сиамские близнецы.

Встав в стороне, он понаблюдал за гостьями, сравнивая их с Кэти и недоумевая, что привело сюда всех этих женщин. Минуты через две он обнаружил, что они в свою очередь следят за ним, словно знают про него что-то, неизвестное ему самому. Француженки, голландки, немки, англичанки, американки, испанки, индийки, латиноамериканки, и одна молодая бирманка, изысканным цветком произрастающая из мохнатого зеленого ковра. Всем, кто заговаривал с бирманкой, стоило явных усилий не пялить на нее глаза, поражаясь ее неподвижности. Она и слушала их, как слушает растение – ничего, по-видимому, не слыша, не воспринимая и ничего не говоря.

– Поистине дальше уж некуда – не так ли, Мак-Грегор? – произнес кто-то рядом. – А проистекает это, думаю, из экзотической истомы и неги, которую бирманские брамины навязывают своим женщинам. Ну, не прелестна ли?

Мак-Грегор, не оборачиваясь, по голосу узнал лорда Эссекса и счел за благо остеречься от проявления чувств.

– А кто она? – спросил он ровным тоном, словно расстался с Эссексом только вчера, а не двадцать два года назад.

– Жена бирманского генерала, качинка. Зовут генерала У Та, если мне не изменяет память. Прежде был важной шишкой в партии У Ну, в «Чистом крыле», а ныне – один из заправил антикоммунистической коалиции. Про нее же говорят, что насквозь продажна. Общество определенно не в вашем вкусе, Мак-Грегор.

Мак-Грегор почувствовал, что происходит уже узурпация власти: Эссекс приступает к утверждению своего верховенства над ним.

– Вот не ожидал, что вы общаетесь с подобной публикой, – продолжал Эссекс. – Мне давно уже не приходилось видеть такое скопище реакционеров, как на этом зеленом ковре. Чего ради Кэти привела вас сюда?

– Она в давней дружбе с семейством Мозелей.

– Я отлично знаю круг ее знакомств, – сказал Эссекс. – Но Кэти зря не включилась бы в парижскую великосветскую игру. Что у нее на уме?

– Аллах ее ведает, – сказал Мак-Грегор.

– Как бы то ни было, игра ей явно по душе, – сказал Эссекс со смешком. – Кэти ведет ее с видом хозяйки.

Кэти сидела на белой кушетке, слева сидел Ги Мозель, справа – какой-то итальянец. Прямо же перед ней, на низеньком кофейном столике, уселись два американца в шелковистых костюмах, рискуя продавить стеклянный верх столика. Внешность и наряд Кэти были великолепны, осанкой она превосходила всех женщин в салоне.

– Она нисколько не переменилась, – залюбовался Эссекс, – не считая того, что сухой горный воздух придал ее коже оттенок Colorado (румянца (исп.)). Вы оба выглядите горделивыми орлами среди этой публики.

Успев уже оглядеть старика, Мак-Грегор был поражен, до чего мало переменился сам Эссекс за двадцать два года; разве что в одежде – в ногу со временем. Шире воротничок яркой рубашки, шире галстук, и волосы носит теперь длиннее, точно демонстрируя их наличие. На лице загар – тоже не без расчета, поскольку этот солнечный лак скрывает морщины, неровности, складки. Только вглядевшись пристальней, Мак-Грегор увидел, что кожа Эссекса напоминает змеиную. Она гладка, но вот-вот растрескается. Шея сухая, рот начинает слегка западать, и глаза уже утрачивают живость. Но с расстояния пяти футов все это почти не заметно. И, уходя от неожиданного осмотра, Эссекс инстинктивно подался назад.

– Это Мозель там, не так ли, – сказал он, кивнув на кушетку.

– Да.

– Забавно, что я ни разу с ним не встречался. Не он ли ваш нынешний соперник?

Захваченный врасплох, Мак-Грегор покраснел, переспросил с запинкой:

– Соперник?

– Именно. Не станете же вы уверять меня, что все эти годы супружества с Кэти протекли без проблем и соперников?

– Кэти знает Мозеля много лет.

– Вы мне это уже говорили, – сказал Эссекс, по-прежнему улыбаясь. – Но не унывайте! Кэти не может не видеть, что все обитательницы этих японских мини-джунглей не сводят с вас взора.

Шагах в десяти стояли три молодые женщины, две из них парижанки, безупречные от макушки до каблучка. Они внимательно смотрели на Мак-Грегора, он явно был предметом их разговора. Удивленный таким вниманием, Мак-Грегор еле удержался, чтобы не проверить взглядом на себе одежду.

– А знаете, Мак-Грегор, что их пленяет? – сказал Эссекс.

– Нет…

– Ваша репутация борца и воина.

– Бред какой-то, – сказал Мак-Грегор.

– Они трепещут и лучатся женским очарованием, услышав, что в диких горах вы убивали турок, – продолжал с наслаждением Эссекс. – Им поведали, что вы, одетый курдом, скачете по горам, подобно мятежному рифу. И вот вы предстаете перед ними, необычный, чужой здесь, как и подобает герою. Прелестно.

Понимая, что его дурачат, Мак-Грегор теперь уже отводил взгляд от всех этих длинношеих, хорошеньких, жестколицых, ибо знал, что и они одурачены. Глядя поверх их голов куда-то в стену, он чувствовал, что Эссекс наблюдает за ним и внутренне смеется над каждой его мыслью.

– Завтра мы с вами увидимся, – сказал Эссекс. – Кэти пригласила меня к ленчу.

И тут же их с Эссексом энергично разлучили: стоявшая неподалеку тройка давно ждала удобного момента. Но лишь только те две парижанки хотели заговорить с Мак-Грегором, как его взяла под руку сама Жизи Марго.

– Вы ведь и не помните, кто я, – сказала она. – Вы познакомились со мной у входа и за эти полчаса уже меня, конечно, забыли.

Никто, хоть раз повидавший Жизель Марго, не смог бы забыть ее лицо. Мак-Грегору не приходилось встречать красоты непринужденнее и поразительнее. Жизи была немолода, ей минуло уже сорок, но возраст не касался этой мягкой, щедрой французской красоты, точно барьером отгороженной. Мак-Грегор вспомнил, как Мозель озабоченно говорил Кэти, что у его сестры не было и нет духовного контакта ни с кем – даже с мужем.

«Здесь тот же разрыв, что между человеком и его собакой, – говорил Мозель. – Между ними может существовать привязанность, даже глубокая, пожалуй. Но чего-то недостает в конечном счете. В чем бы ни заключался этот разрыв, но для Жизи он непреодолим. Вот так и мать ее прожила жизнь за барьером. И Жизи, по-моему, всегда ищет втайне кого-то, кто бы разрушил барьер».

У Жизи было, в сущности, два лица. Одно было наложено рукой парижского мастера-косметолога и являлось само по себе произведением искусства, а другое, подлинное, ощущалось где-то под первым, как скрытое, но нерушимое основание.

– Меня зовут… – начала Жизи.

– Не надо, – смущенно перебил Мак-Грегор. – Я помню.

Жизи почти огорчилась, словно предпочла бы, чтобы он не помнил. Затем сказала:

– Вам ведь не место здесь…

– Да-да, – пробормотал он, не поняв. – Я сейчас туда перейду. – И наобум указал в направлении окна.

– А вы просто домой уйдите. Я не обижусь.

Напряженно-ищущий взгляд Жизи был неотрывен, и Мак-Грегору хотелось уйти от этих глаз – ярких, но точно пленкой подернутых, видящих все вчуже, как видят мир животные.

– Я дождусь Кэти, – сказал он. – Мы вместе уйдем.

– А вы спуститесь в библиотеку мужа, – предложила она, безнадежно завязая французскими губами в английских словах. – Я не знала, – проговорила она по-французски. – Напрасно Кэти не сказала мне.

Не сказала – чего? Он взглянул туда, где сидела Кэти. До сих пор Кэти дарила его полным невниманием, но теперь смотрела на него в упор. Сделала ему знак глазами Покосилась на часики. Затем встала, извинилась перед собеседниками. Он понял, что она хочет позвонить тете Джосс, справиться о Сеси и об Эндрю.

– Простите, я на секунду, – сказал он Жизи Марго. – Надо выяснить, как там мои сын и дочь.

– А где они?

– Не знаю точно. Кэти пошла звонить. Они участвовали в демонстрации в Сорбонне.

– Ах, да-да… Пойдемте, телефон в обсерватории. – Жизи повела его, крепко держа под руку, и Мак-Грегор ощутил какое-то успокоение, точно уверясь, что Жизи не подпустит к нему никого, не даст затеребить расспросами. Она провела Мак-Грегора через дверь, ничем не обозначенную в стене, и он очутился в круглой комнатке под стеклянным куполом. – Кэти, вручаю его вам, – сказала Жизи, странными своими глазами по-прежнему ловя взгляд Мак-Грегора. Но он глядел мимо; он знал, что, вернувшись в салон, прикрыв за собой дверь, Жизи тут же изменит выражение глаз на совершенно другое, салонное.

Кэти уже набрала номер. Не прерывая разговора с тетей Джосс, она указала мужу на другую трубку.

– Где же они? – спрашивала Кэти.

– У Сеси машина сломалась неподалеку от ее Beaux Arts (школа изящных искусств (франц.)), – отвечала тетя Джосс. – Она приходила за Марэном, чтобы тот помог.

– С ней все в порядке?

– Конечно. Просила передать вам, что преподаватели устраивают вечером большую манифестацию. Это столь уж важно? И что кто-то по имени Таха или Джаха уехал в Лион.

– Когда?

– Откуда мне знать, душенька? Она не сказала. А это столь уж важно? Сеси сказала, что если не вернется, то через час позвонит.

– Вот что, тетя Джосс. Она позвонит – передайте ей, чтобы к двенадцати непременно вернулась домой.

– Но, Кэти, душенька, она говорит, что в полночь все здесь только начинается. И по-моему, она права. Все это так им интересно…

– К двенадцати, не позже, – твердо повторила Кэти.

– Хорошо. Хорошо.

– А где Эндрю?

– Он записку вам оставил. Погоди минуточку. – И тетя Джосс прочла: – «Еду с Тахой в Лион. Пожалуйста, не беспокойтесь». Вот и вся записка.

Кэти метнула взгляд на мужа.

– Спасибо, тетя Джосс. До свидания, – сказала она и положила трубку.

Минуту оба хранили молчание.

– А именно в Лионе стоят те вагоны с оружием, – процедила Кэти.

– Откуда тебе известно, что оружие в Лионе? – спросил Мак-Грегор, сам лишь сегодня утром узнавший об этом от Кюмона.

– Ах, ради бога…

– Мозель тебя, я вижу, всесторонне информирует, – сердито сказал он.

– Оставь, пожалуйста. – Хуже вспышки гнева была эта тихая, деловитая, холодная ярость, это врожденное уменье обдать аристократическим презрением. – Теперь, когда ты вовлек в беду родного сына, теперь-то, надеюсь, ты осознаешь глупость своего поведения.

– Я старался держать всех вас в стороне.

– Много же ты настарался.

– Эндрю не станет ввязываться, – убеждающе сказал Мак-Грегор. – Зачем бы ни поехал он в Лион, но голова у него на плечах есть. Он не отправился бы с Тахой без веской на то причины.

– Причина такая же веская, как и твои веские причины.

– Ничего с ним не случится, Кэти. А когда вернется, я с ним строго поговорю.

– Отправляйся-ка сейчас же, сию же минуту, следом за ними, – не предложила, а приказала Кэти.

– Впадать в панику незачем, – сказал Мак-Грегор.

– Я не впадаю в панику. Я говорю тебе, что надо делать. Поезжай.

– Нет, – сказал Мак-Грегор. – Они не совершат там ничего безрассудного. Таха не рискнет, пока с ним Эндрю.

– Что ж, – сказала она вставая. – Раз ты так уверен. Но объявляю тебе: вернется Эндрю, и я тут же увезу его и Сеси в Лондон.

– Но ничего ведь не случилось. Послушай, Кэти. Не спеши, пусть он прежде вернется. Если они натворят там что-нибудь, тогда я согласен: вернемся в Англию все вместе. А пока не настаивай на отъезде. Я не могу уехать. Просто не могу. Еще нельзя мне.

– Что ж, – снова сказала Кэти, пожав плечами, отрешаясь как бы от всего, словно исчерпав наконец свои силы. – К чему мне все эти хлопоты? Оставайся. Пожалуйста. Пусть все у нас будет по-твоему. Мне лично уже все равно. Но если Эндрю попадет в беду, я никогда тебе не прощу.

– Не попадет он в беду.

Они стояли, по щиколотку утопая в ковре и споря громким шепотом. Подошел раскормленный, роскошный рыжий кот, стал тереться об ноги, и тут дверь открылась и явился турок – полковник Сероглу.

– Прошу вас, мистер Мак-Грегор, представьте меня вашей жене, – сказал Сероглу. – Мы с ней знакомы лишь по телефону. Здравствуйте! – поклонился он Кэти, поцеловал ей руку и продолжал: – Прошу вас, давайте назначим твердую дату нашей семейной встречи. Как досадно, что наши дети не имеют случая сдружиться. Я мечтаю послать своих в Англию. Давайте-ка выберем день на будущей неделе. – Сероглу вынул и залистал тоненькую кожаную книжку-календарь, но Кэти остановила его.

– Мы на днях, видимо, уедем из Парижа, – сказала она. – Быть может, когда вернемся…

– Пусть так, пусть так, – вздохнул Сероглу, закрывая книжицу. – Но мы с вами должны поговорить не откладывая, – сказал он Мак-Грегору. – Важное дело, – прибавил он таинственно.

– М-м… Давайте созвонимся завтра, – сказал Мак-Грегор.

Кэти оставила их с Сероглу договариваться, а сама вернулась в салон, к белой кушетке, где дожидался Мозель.