Текст книги "Горы и оружие"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

На следующий день, 8 мая, Таха привел целую делегацию – четверых курдских парней, – чтобы предупредить Мак-Грегора о темных интригах вокруг. Они дожидались за воротами, пока Мак-Грегор не сошел во двор и не впустил их. Там стояли также двое посторонних, назвавшихся бельгийцами и торопливо обратившихся к Мак-Грегору по-французски:

– По телефону мы до вас не дозвонились… У нас семь швейцарских легких самолетов, еще и года нет, как выпущены, идеально подходят для горных условий. Можем их приспособить под ракеты. Можем даже и пилотов дать…

Полностью их игнорируя, Мак-Грегор впустил курдов в ворота. За ореховым столом в отделанной холодным камнем столовой парни сидели со стесненным видом, скованно, точно эта старая зала времен империи давила их чужестранным гнетом, угнетательской культурой. Лица у всех были типично курдские. (Привратник Марэн посчитал их алжирцами и потому не захотел впустить. Алжирцы в Париже – на положении уличных голубей.)

– Что вы могли бы нам сообщить? – начал Таха на курдском языке.

– Ничего, – ответил Мак-Грегор. – Не ожидаешь ли ты, что я стану отчитываться перед вами?

– Но вчера у вас была встреча с американцем. Чего он хотел?

– Это, Таха, тебя не касается, – сказал Мак-Грегор.

В разговор вмешался один из парней – студент-медик с дервишским именем Заид Джагиз.

– Мы хотим лишь объяснить, что происходит среди курдов в Париже, – сказал он по-французски, – поскольку вы, вероятно, не знаете, как серьезны наши разногласия.

– Сейчас начнете, значит, повторять мне взгляды Тахи: «Сперва революция, а единство потом».

– Речь о другом, – сказал студент, и хотя лицо у него было мягкое и скромное, а кожа нежная, но глаза поблескивали классически курдским, дервишским блеском. – В последнее время среди нас начали активно действовать американцы. А также французы и англичане, иранцы и турки. Все они вдруг заинтересовались парижскими курдами. А в чем дело? Все вдруг начали сулить нам золотые горы, пусть только мы согласимся быть им друзьями и повлиять на курдские дела в угодном для них направлении.

– Да кто поддастся на их посулы? Что вы так всполошились?

– Послушайте, дядя Айвр, – сказал Таха. – Среди курдов здесь есть тайная группа, которая сотрудничает с американцами. Вот почему нам надо знать, что предлагали вам американцы.

Мак-Грегор услышал шаги на мраморных полированных ступенях лестницы; в любую минуту теперь может войти кто-либо из домашних – взглянуть, что здесь происходит.

– Я брался единственно лишь за розыски денег, – сказал Мак-Грегор. – А сверх этого говорить не о чем и не о чем тревожиться.

– Мы уже знаем, что американцы заграбастали эти деньги, – сказал Таха. – Так о чем у вас теперь могут быть с ними разговоры?

– Есть возможности спасти деньги, – сказал Мак-Грегор. – И тут я должен действовать один и по-своему.

– Спасете вы их или нет, но мы не можем допустить, чтобы вы передали оружие Комитету. Вот это мы и пришли вам объявить.

– И как же вы намерены мне помешать? – спросил Мак-Грегор.

Молчание.

– Убить меня намерены?

– Пожалуйста, не надо шуток, дядя Айвр, – сказал Таха.

– Так не говори ты чепухи, – одернул его Мак-Грегор, как одергивает строптивого сына рассерженный отец. – Я поступлю лишь так, как обязан поступить. И запугивать меня – напрасный труд, Таха.

– Кто же вас запугивает? – спокойно спросил Таха, глядя своими бесстрастными глазами.

– Ты. Эта курдская манера мне давно знакома.

В дверь просунулась голова. Вошла Сеси, в руках у нее был студенческий плакат – на тонкой дешевой бумаге наведена по трафарету надпись: «Enragez-vous!» («Взъяритесь!»)

– Правда, здорово? – спросила Сеси. Всех этих курдов она знала, и Мак-Грегор заметил, как засмущались парни, увидев ее.

– Выйди, Сеси, минут на пять, – коротко сказал Мак-Грегор. – Мы должны тут прежде кончить.

Сеси удивилась и обиделась. Ушла, а через минуту во дворе заурчал ее «ситроен», и Мак-Грегор понял, что был с ней слишком резок. Все юнцы легко ранимы, даже эти, с горными обветренными лицами; что уж говорить о Сеси.

– Прошу вас понять, – сказал Мак-Грегор, – что и мне тоже приходится решать проблему выбора, стоящую перед курдами, – думать, какой избрать путь. От этого уйти я не могу.

Встали из-за стола, и Таха проговорил спокойно констатирующим тоном:

– Для курда вы чересчур практичны, а для хорошего революционера – чересчур прямолинейны.

– Я здесь не в качестве курда и не в качестве революционера, – сказал Мак-Грегор. – Я приехал сюда за деньгами. Или за тем, что уже на эти деньги куплено.

И напоследок еще прозвучало мягкое предостережение Джагиза:

– Пожалуйста, ага, не отдавайте ничего Комитету. Мы просим вас. На Комитет нельзя больше полагаться.

– Вы хотите, чтобы я нарушил слово, которое я дал кази?

На это они ничего не ответили; Мак-Грегор проводил их, выпустил за ворота, и Таха простился насмешливым полупоклоном. Когда Мак-Грегор вернулся в дом, там его ждал Эндрю.

– Пока ты был занят с Тахой, к нам гость явился. Он в кабинете.

– А кто он?

– Из французской службы безопасности.

– Ты уверен?

– Хочешь пари?

– Я сейчас, только вымою руки, – сказал Мак-Грегор. – Марэн щеколду чертовски намаслил.

– Да ты не спеши, – сказал сын. – Там с ним мама – проводит смягчающую обработку.

Нервам Мак-Грегора требовалась хотя бы краткая передышка, чтобы переключиться с Тахи на французского полицейского; но его озаботило также и то, что Эндрю считает себя вправе быть в курсе отцовских дел.

– Ты вот что, – говорил Эндрю, пока Мак-Грегор мыл руки в раковине за лестницей, – ты сыграй на их скрытом соперничестве.

– На чьем соперничестве?

– Французы ненавидят американцев…

– А при чем здесь это?

– Все-таки имей в виду.

Эндрю хотел войти в кабинет вслед за отцом, но тот сказал «Нет» – и закрыл за собой дверь.

– Здравствуйте… – Француз подал руку, почти не пожимая.

– Это мосье Герэн, – сказала Кэти, а взглядом прибавила: «Будь осторожен».

Герэн не стал тратить зря время.

– Я говорил уже мадам что мосье надо будет поехать со мной и дать нам кое-какие разъяснения, – сказал он. – Это недалеко.

– Какие разъяснения? – спросил Мак-Грегор. – Кому?

– Нам, – сказал Герэн с чисто французской улыбкой, слегка приосанясь. Он извлек белую, в пластиковой обертке, карточку с красно-синей полоской в углу. Там значилось, что предъявитель – сотрудник одного из политических отделов министерства внутренних дел.

– Служба безопасности? – прочел вслух Мак-Грегор.

– Да. Вам, конечно, известен круг наших обязанностей?

– Нет, – сказал Мак-Грегор.

Герэн слегка передернулся от такого беспросветного невежества.

– Вы хотите, чтобы я сейчас поехал с вами? – спросил Мак-Грегор.

– Так точно.

Мак-Грегор не стал препираться.

– Что ж, пойдемте, – сказал он.

– Я барберри твое достану, – сказала Кэти и первой вышла в холл. Подавая мужу непромокаемое пальто, она проговорила по-персидски: – Я позвоню Ги…

– Не надо, – сказал Мак-Грегор.

– Как же так не надо…

– Обойдемся, – твердо сказал Мак-Грегор.

Затем Кэти, уже по-французски – к сведению Герэна – сказала мужу, чтобы к шести он непременно вернулся: они ведь званы на коктейль к Жизи Марго, сестре Ги Мозеля, и там будет министр (она назвала фамилию).

– И американцы тоже будут ждать тебя там, – прибавила она.

Марго, Мозели, министры и американцы – словно вязкой защитной пастой обволокли Мак-Грегора все эти аристократические предостережения и намеки. Он пошел с мосье Герэном со двора, и Марэн, склонясь перед начальственно-полицейской осанкой Герэна, распахнул ворота, как старый, преданный служака-солдат.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Не впервые было Мак-Грегору представать перед сотрудниками службы безопасности, но он знал, что здесь они иного толка: европейцы, а не бледные, болезненные люди, обратившие свою болезнь во благо тегеранских тюрем. Здесь это люди респектабельные, министерские чиновники, под стать той публике из министерства по делам Индии или из Форин офис, которую он помнил со времен молодости. Французские чины обычно смотрят на иностранцев, как на смешных, враждебных или просто неуместных субъектов. Мак-Грегор дожидался, сидя в проходной комнате, и шестеро французов за своими столами полностью его игнорировали. В следующей комнате три других чиновника игнорировали его в манере уже более дипломатичной, в манере Кэ-д'Орсе (На Кэ-д'Орсе находится министерство иностранных дел Франции). Эти молодые отпрыски хороших семейств занимались своим делом, белея нейлоновыми рубашками, и один даже улыбнулся Мак-Грегору. Затем человек с внешностью отставного жандарма провел его во французскую гостиную восемнадцатого века с превосходным ковром и красиво украшенными стенами. На золоченой, стиля Людовика XIV кушетке Мак-Грегор увидел двоих, сидевших, не касаясь спинки, чуть боком, и одного из них узнал.

– Мы с вами на прошлой неделе встречались на приеме у бельгийцев, – произнес тот. – Нас познакомил Ги Мозель. Помните? Я – Антуан Кюмон.

– Да помню.

Мозель специально подвел тогда Мак-Грегора к Кюмону и сказал потом, что на Кюмона можно положиться в вещах, «слегка выходящих за рамки»; он принадлежит к той фракции на Кэ-д'Орсе, которая хочет открытых контактов с освободительными движениями. «Он из тех, кого у вас в Англии немало, а у нас во Франции недостает», – сказал Мозель. А Кэти сообщила мужу, что Кюмоны – одно из шести монархистских семейств Франции. И вот мосье Кюмон сидел теперь на золоченой кушетке в министерстве внутренних дел. Ступни его были изящны, тонкие щиколотки туго обтянуты шелковыми черными носками, а сам Кюмон был восковой старик со стариковской авторитетной, неброско властной повадкой.

– Это мой коллега, майор Шрамм, – сказал Кюмон.

Шрамм резко контрастировал с Кюмоном. Это был крепенький французский солдат, выглядевший, несмотря на габардиновый костюм, как-то по-крестьянски. Где они – сухощавые высокие сенсирцы (Сен-Сир – военная академия во Франции) одной с Кюмоном породы в голубых военных кепи?.. Шрамм совсем иной складки. Пристальный взгляд; на жестком молодом лице напористо-бесцеремонная усмешка, готовая как будто перейти в улыбку, но так, по-видимому, никогда и не переходящая. Шрамм подался вперед – все с той же усмешкой – и снял парижскую пылинку с синего пиджака Мак-Грегора.

– Герэн, – позвал майор Шрамм.

Тотчас вошел привезший Мак-Грегора полицейский, внес серебряный поднос с напитками и стаканами, аккуратно поставил на столик и вышел.

– Как поживает мадам Мак-Грегор? – осведомился Кюмон на замедленном, но неплохом английском. – А дети ваши? Нравится ли вам в Париже?

Пока Мак-Грегор давал учтивые ответы, Шрамм налил ему вермута, подбавив кампари, но без льда.

– Так будет хорошо? – спросил он Мак-Грегора.

– Превосходно. – Откуда Шрамму известно, какой он любит коктейль?

– Вы, надеюсь, простите меня, – промолвил Кюмон, – если я скажу, что мы знаем, чем вы заняты здесь во Франции, и что мы не можем этого одобрить. Но, я думаю, вам и так ясно.

– Меня доставили сюда затем, чтобы сообщить мне это, мосье? – спросил Мак-Грегор.

– В сущности говоря, нет. Нам понятен ваш интерес к курдской проблеме, поскольку и у нас есть свой собственный интерес к ней. Мы хотели бы узнать несколько больше об этой проблеме и о причинах вашей к ней причастности.

Мак-Грегор взглянул на Кюмона, на Шрамма.

– Я с курдами в давней дружбе, – сказал он, – вот они и попросили меня помочь им.

– Да, естественно, – сказал Кюмон. – Поэтому мы и хотим побеседовать с вами.

Роль Кюмона была Мак-Грегору понятна. Но зачем здесь этот бдительный французский солдат? Мак-Грегор чувствовал, что всякий раз, когда он отводит глаза от Шрамма, тот так и впивается в него взглядом.

– Разрешите задать вам один вопрос о курдах, – промолвил Кюмон.

– Извольте, если вопрос не политический, – сказал Мак-Грегор.

Кюмон поднял бровь.

– Я не компетентен обсуждать политические курдские проблемы, – сказал Мак-Грегор.

– Вопрос мой, собственно, исторического порядка. Мне попросту хотелось бы узнать, почему все курдские восстания в прошлом кончались раздором и крахом. Что, эти вечные свары – неотъемлемая их черта? Или же курдов просто преследует невезение, связанное с тем, что они берутся за дело не так и не вовремя?

– Трудно ответить, – сказал Мак-Грегор. – Сами курды затрудняются объяснить. Стремления всех курдов совпадают, но им ни разу прежде не удавалось встать на путь согласованных действий.

– А теперь?

– Теперь будет иначе. – Мак-Грегор потер ладонями колени. – Во всяком случае, иным будет конечный результат.

– Но что именно входит в их намерения? – спросил Кюмон. – К нам поступает столько противоречивых сообщений.

Мак-Грегор помедлил. Вопросы Кюмона были просты и прямы, и Мак-Грегор не хотел, чтобы его ответы производили впечатление уклончивых.

– Они хотят создать независимую республику, – сказал он.

– Насильственным путем?

– Любым, каким смогут.

– А где создать?

Мак-Грегор пожал плечами.

– Где смогут, – сказал он. Ответ вышел туманным, но конкретизировать он не собирался.

– Понимаю… – Дверь приотворилась, тут же затворилась снова; Кюмон и бровью не повел. – Вы сказали, что не можете обсуждать политические проблемы за курдов, – продолжал он. – Но не скажете ли вы по крайней мере, каких международных союзников ищет кази и его Комитет?

– Вы хотите знать, каково их отношение к Франции?

– Да.

– Мне ни разу не приходилось даже слышать упоминание о Франции, – сказал Мак-Грегор.

– А как они относятся к русским? – спросил Шрамм.

– Так же, как и ко всем прочим, – ответил Мак-Грегор; Шрамм его начинал раздражать. – Тут никаких секретов.

Рядом с Кюмоном на кушетке появилась лиловая папка, завязанная блекло-розовой тесемкой. Надев большие золотые французские очки, Кюмон развязал папку фарфоровыми пальцами, взглянул на бумаги внимательными старыми глазами.

– У нас есть свои собственные источники информации – сказал он, – так что прошу вас не думать, будто я склоняю вас к выдаче тайн Иранской национальной нефтяной компании, в которой вы служите.

Мак-Грегор ждал, что дальше.

– Действительно ли в Курдских горах обнаружено весьма крупное промышленное месторождение газа и нефти? – спросил Кюмон. – Оно вами действительно разведано?

– А что говорит ваш собственный источник информации?

– Что там, вероятно, громадные запасы. Так ли это?

– Факта не скроешь, – сказал Мак-Грегор. – И я не добавляю ничего к тому, что вам уже известно.

– Но вы, конечно же, осведомлены в этом лучше, чем кто-либо другой, – продолжал Кюмон вкрадчиво. – Итак, в свете ваших изысканий, насколько эти залежи пригодны к эксплуатации – в плане ближайшего будущего?

– Природный газ глубокого залегания всегда бывает в той или иной мере насыщен серой, но современной технологии эта проблема под силу. Что же до нефти… – Мак-Грегор пожал плечами. – Она весьма глубоко, но это лишь вопрос соответствующих капиталовложений.

– А трубопроводы?

– Какие трубопроводы?

– Будут ли они в безопасности?

– От кого? И куда проложенные?

– Независимо от направления прокладки. Будут ли они в безопасности от самих же курдов? – жестко спросил Шрамм, снова вызвав у Мак-Грегора раздражение.

– Они будут в безопасности, если курдам будет от них польза, – сказал Мак-Грегор. – В противном случае курды будут, разумеется, взрывать их так часто, как только смогут. Да и какие трубопроводы вы имеете в виду? Там сейчас нет никаких, и, насколько мне известно, никакой прокладки не планируется.

– Это был всего лишь вопрос общего порядка. – Кюмон закрыл папку, повернулся к Шрамму: – Прежде чем перейдем к главному пункту, нет ли у вас еще вопросов?

Шрамм кивнул и обратился к Мак-Грегору по-французски:

– Мы полностью в курсе курдских партизанских методов.

– Полностью? – подчеркнуто усомнился Мак-Грегор, чувствуя в Шрамме противника.

– В достаточной мере, – сказал Шрамм уже осторожнее. – Но мы не знаем, какие у курдов планы. В смысле стратегии. Ставят ли они целью создание большой мобильной военной силы? Или же намерены действовать мелкими подразделениями, применяя обычную тактику кратких ударов и быстрых отходов?

– Этого я не знаю. А и знал бы, все равно не сказал бы вам.

Шрамм принял эти слова, наклонив слегка голову, как принимает боксер финт противника.

– Это мне понятно, – сказал он. – Но я, собственно, хочу выяснить вот что: степень их военной дееспособности. Высока ли она?

– Затрудняюсь сказать точно, – ответил Мак-Грегор. – Но она значительно выше, чем полагают многие.

– Где они, к примеру, хотят начать?

Мак-Грегор не ответил.

– В Иране, в Ираке, в Турции? – усмехаясь, перечислял Шрамм.

– Если бы я и знал, то не сказал бы. Вы, майор Шрамм, задаете вопросы, на которые невозможно отвечать.

Профессионализм пересилил в Шрамме природную жесткость, и он продолжал с любезным смешком:

– Но вот вопрос, на который вы, пожалуй, сможете ответить, мосье Мак-Грегор. В списках закупленного курдами оружия я вижу некоторое количество британских боевых винтовок семимиллиметрового калибра. Какой смысл их приобретать?

Мак-Грегор поколебался – продолжать ли отговариваться незнанием или же просто отказаться отвечать. Но по тому, как относился Кюмон к Шрамму и как по-птичьи внимательно, с сигаретой в точеных пальцах, вслушивался в разговор, Мак-Грегор понял: чем нелживее держаться с этими людьми, тем безопасней и верней.

– Курды ценят в винтовке дальность, точность боя, долговечность, – сказал он. – Вот все, что я в этом вопросе знаю.

– Но разве хуже в этом смысле американская винтовка «М-6»? Их у торговцев оружием сколько угодно…

– Приходилось ли вам, майор Шрамм, бывать в Курдских горах?

– Нет. Но я надеюсь побывать там в самом скором времени. Я даже знаю немного по-курдски.

Кюмон прервал их разговор, протянув руку за стаканом Мак-Грегора, и тот понял, что не убедил французов в своей военной некомпетентности.

– Спасибо, больше не наливайте, – сказал он, отдавая Кюмону пустой стакан.

Кюмон прислушался на момент к какому-то пению, шуму за окном. Затем спросил Мак-Грегора:

– Знаете ли вы, где сейчас все купленное курдами военное имущество?

Мак-Грегор ответил, что не знает.

– Оно стоит, груженное в швейцарские товарные вагоны, на сортировочных путях в Лионе, – сказал Кюмон, – и этот простой обходится Стронгу и Сеелигу тысяч в десять франков еженедельно. Не мудрено, что им не терпится завершить сделку с вами.

– Не терпится получить деньги, – уточнил Мак-Грегор.

– Вот именно, – сказал Кюмон. – Но в этом аспекте ситуация весьма щекотлива.

– Что вы имеете в виду? – спросил Мак-Грегор.

– Операция, проделанная банками для удержания денег, противоречит французским законам, – произнес Кюмон с брезгливым жестом. – Собственно говоря, мы можем принять меры к возврату этих денег вашему Комитету.

Сказав это, Кюмон встал и подошел к окну взглянуть, что там за шум внизу на улице. Затем кивком пригласил к окну Мак-Грегора и Шрамма. Около сотни школьников в коротких плащиках и туристских куртках шли маршем по улице с флагами и плакатами. Судя по надписям на флагах, они собрались из лицеев Бюффона, Кондорсе, Поля Валери и Карла Великого, а судя по скандированию, по крикам, они бастовали, протестуя против занятия полицией Сорбонны.

– К этому ли звал Андре Жид! – горько сказал Кюмон вслед лицеистам, удалявшимся по улице Константина. – Если так будет продолжаться, то молодое поколение окажется сплошь состоящим из интеллектуальных уродов.

Они вернулись к золоченой кушетке.

– Итак, вы можете обеспечить возврат денег Комитету? – спросил Мак-Грегор Кюмона, понимая, что разговор коснулся уже главного.

– При определенных условиях, – ответил Кюмон.

– Каких именно?

– Нам нужно прежде установить, кто в действительности представляет курдов в этом деле…

– Курдов представляю я, – решительно сказал Мак-Грегор.

Такая неожиданная folie (безрассудная выходка (франц.)) вызвала у Кюмона улыбку.

– Я в этом не сомневаюсь, – сказал Кюмон. – Но нам важны надлежащие документы.

– Думаю, что мои документы вас удовлетворят, – сказал Мак-Грегор.

– Они при вас? – спросил Кюмон, сведя вместе большие пальцы своих изящных желтых рук.

– Нет.

– Где же они?

– У меня дома.

Шрамм с Кюмоном переглянулись.

– Вам не мешает быть поосторожнее с курдскими документами любого рода, – сказал Кюмон. – Вы ведь знаете, что случилось с тем курдским юношей.

– Знаю, но не в деталях.

– Он заболел брюшным тифом, однако обнаружить источник заражения нам так и не удалось.

– Я знаю, что он умер в Лионе и что французская служба безопасности передала его документы туркам.

– Неправда, – сказал Кюмон неожиданно сердито. – Этот турок Сероглу твердит, что документы были отданы ему полицией. На деле же они были похищены. И к сожалению, мы не можем принудить полковника Сероглу вернуть их нам, если не хотим вызвать дипломатический инцидент.

– Понятно, – произнес Мак-Грегор ироничнее, чем сам того хотел.

– Но мы, собственно, не нуждаемся в тех бумагах, коль скоро вы располагаете надлежащими документами, – сказал Кюмон и встал, завершая этим разговор.

– И что же в том случае, если они вас удовлетворят?.. – спросил напоследок Мак-Грегор.

– Франция осуществляет свою собственную средиземноморскую политику, мосье. Это важнейшая зона, включающая и наши интересы по периферии – в Иране, Ираке, в Турции и в Персидском заливе. Конечно же, сюда относятся и курдские районы.

– Вы имеете в виду нефть? – сказал Мак-Грегор, провожаемый уже к дверям.

– Мы сможем обсудить все это, когда рассмотрим ваши полномочия…

Обмен рукопожатиями, и теперь уже сам Шрамм провел его наружу через передние комнаты, мимо чиновников к полицейскому «ситроену». Во дворике Шрамм сказал Мак-Грегору по-курдски: «Мир – это сад роз. Не проходи его один, без друга». Мак-Грегор невольно рассмеялся.

– Кто вас этому научил? – спросил он.

– Курд один… – И, цепким взглядом оценивая производимый эффект, Шрамм продолжал выкладывать весь свой курдский запас познаний. – Поганый гриб, грязный подол, козодой, утроба, бычий пузырь, хахаль, хныкса, – перечислял он. – Вам, я думаю, знакомы все эти слова.

– Да. Так ругаются курды.

– Забавный язык, – сказал Шрамм, захлопнул дверцу, помахал сидевшему в машине Мак-Грегору, и шофер выкатил из ворот так уверенно, словно не могло тут оказаться никого ни спереди, ни по сторонам, ни сзади машины.