Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

Тут стена, которой она себя окружила, сразу рухнула.

– Руперт, прошу вас…

Он вспомнил, как на Белорусском вокзале, когда отходил поезд, она прятала от него лицо, чтобы скрыть свои чувства. Теперь была его очередь скрывать от нее то, что у него на сердце. Грозившая им опасность вновь пробудила их тайное влечение друг к другу, и он понял, как любит эту простую и чистую душу, как преклоняется перед ее ясностью и прямотой.

Не знаю, как они простились, – этого Руперт мне не рассказал. Не знаю, говорили ли они о горечи утраты, о своем раскаянии, о той боли, которую невольно причинили друг другу. Думаю, что о себе они не сказали ни слова, потому что оба понимали, как непреодолимо разделяют их два враждебных мира, мира, где царят такие разные законы. Их привязанность была слишком безнадежной, поэтому они не хотели признаться в ней даже самим себе.

– Плохо дело, Джек, – горестно сказал мне Руперт. – Она не понимает, что ей грозит.

Он знал, что только от него зависит, сможет ли она вернуться на родину. В этом он был убежден.

█

И тем не менее Руперт, возможно, уступил бы Лиллу, если бы не еще одно обстоятельство, которое тоже сыграло свою роль, повлияло на его решение и заставило выбрать честный, прямой путь.

Через несколько дней, часов в пять, когда служащие толпой покидали здание фирмы, а по лестнице стучали каблучки-гвоздики и в лифтах хихикали девушки, с любопытством оглядываясь на Руперта, нас вызвал к себе дядя Рандольф. Мы направились по длинным коридорам в кабинет к старику, который ждал нас, всем своим видом напоминая, по обыкновению, морского волка.

У Рандольфа был сильный насморк, и в закупоренной комнате царила невыносимая духота.

Старик был совсем болен и беспрерывно сморкался в бумажные салфетки, которые он скатывал в комок и кидал возле себя на пол.

– Когда Фредди объявил о своей грязной махинации, я думал, у тебя хватит элементарной вежливости зайти и поговорить со мной, – обиженно обратился он к Руперту, как только мы вошли. – Но хорошие манеры теперь не в чести в нашей семье.

– Я ведь знал, как вы отнесетесь к проекту Фредди, – уклончиво ответил Руперт, – какой смысл было мне вам о нем рассказывать?

– Разумеется, я своей точки зрения ни от кого не скрывал, – с горечью произнес Рандольф. – Но это тебя не оправдывает.

Руперту, по-видимому, стало его жаль, и он извинился.

– Дайте мне слово, что до Фредди ни при каких обстоятельствах не дойдет то, что я скажу. Ни до Фредди, ни до кого-либо другого. Как бы дело ни повернулось. Даете?

Руперт обменялся со мной взглядом.

– Если вы на этом настаиваете, – нетерпеливо бросил он.

Старик мельком взглянул на меня, и я заметил:

– Почему нет? Обожаю всякие тайны.

Но Руперту не понравилось дядино предисловие, и он сухо спросил:

– А вы уверены, дядя Рандольф, что хотите посвятить нас в ваши секреты?

– Ты не очень зазнавайся, – буркнул Рандольф. – Я не собираюсь открывать свои секреты. Я хочу сделать вам предложение.

Это заставило нас насторожиться.

– Я намерен помешать Фредди, и вы это знаете, – начал Рандольф. – У меня есть союзники как в семье, так и вне ее. Фредди думает, что найдет большую поддержку у родни, чем я. Что ж, может, и так. С этих дураков станется! Но у меня припасены другие методы убеждения, к которым, поверьте, мне не хотелось бы прибегать без крайней необходимости. Ты унаследуешь все деньги твоей матери, то есть не только состояние твоего отца, но и ее собственный капитал – деньги Стонхэмов; это – не считая того, что вложено в нашу фирму на твое имя. Думаю, что сумма выйдет изрядная.

– Белее чем достаточная, – вставил Руперт. – Не могу сказать, что я так уж мечтаю об этих деньгах.

– Дело не только в деньгах. Я не вечен, а Кэти я лишил наследства. Она кое-что получит от матери, которая тайком от меня сделает глупость и оставит ей порядочный куш, но основное мое состояние, так сказать, повисло в воздухе, а я против того, чтобы завещать свои деньги приюту для бродячих собак, лабораториям или клубу, где старушек учат вязать. Я хочу оставить капитал тому, кто толково использует его для фирмы Ройсов. – Тут он поглядел на меня, словно наконец заметил, что я тут, и сказал: – Я завещаю крупную сумму Пепи, и так как ты, очевидно, единственный серьезный претендент на ее руку, я согласен оказать значительную помощь и тебе лично, если ты примешь мое условие.

Не могу сказать, чтобы меня удивило его предложение, но меня искренне поразила грубая прямота, с какою оно было сделано.

– Вы предлагаете мне Пепи, дядя Рандольф? – осведомился я.

– Сейчас увидишь.

– А что, если Пели меня не захочет?

Руперт клялся потом, что я вел себя не очень достойно, но мне в ту минуту хотелось только слегка осадить старика, и не больше.

– Это уж твоя беда, – съязвил дядя Рандольф. – Но если ты с ней живешь, почему бы тебе на ней не жениться? А что касается тебя, – повернулся он к Руперту, – я согласен завещать тебе Уошберн и свою долю в фирме Ройсов, если ты возьмешься за ум, пока не поздно.

Руперт очень правильно отнесся к этому великодушному предложению. Он помолчал, а потом медленно и весьма наставительно произнес:

– Вам же вовсе не хочется делать меня своим наследником, дядя Рандольф.

– Правда, не хочется, – жалобно признался старик. – Но я согласен и на это. Больше того, я пойду на это охотно, если ты выступишь против Фредди и его подлой сделки с «ЮСО» и немцами. Она и тебе самому вряд ли нравится. Ты ведь не такой дурак.

– Да, она мне не нравится, – подтвердил Руперт, – но я не вижу лучшего выхода, а что-то в этом роде все равно неизбежно.

– У фирмы найдется другой выход! – горячо воскликнул Рандольф. – Фредди намерен прикончить нашу фирму, любой здравомыслящий человек это понимает! Ведь и ты это понимаешь.

– Да, но наша фирма как семейный концерн доживает свои дни. Это тоже очевидно. Ее время прошло.

– Что за малодушие! – возмутился старик.

– Конечно, никому не хочется ликвидировать все под корень, – возразил Руперт. – Ну, а есть другой способ сохранить дело при теперешнем порядке вещей? Скажите сами!

– Если семья узнает, что ты мой наследник, – убеждал Рандольф, – и ты ищешь других путей, тогда все пойдут за тобой, а не за Фредди. Клянусь, это будет так.

– Ничего подобного, – отрезал Руперт. – Я ни черта не смыслю в ваших делах. Чего ради они будут меня слушаться?

– Ты разбираешься во всем не хуже их, – буркнул Рандольф, – хоть еще и очень мало. А набравшись опыта, ты справишься, кое-как, но справишься. Да и у меня осталось еще несколько лет, чтобы тебя поучить.

Руперт молчал, и я видел, что он не знает, что ответить и как ответить. Почувствовал ли он в этот момент соблазн принять предложение Рандольфа? Мне казалось, что искушение было очень велико.

– Зря вы делаете на меня ставку. Мне Фредди не одолеть.

– Знаю. Однако ему на эту аферу надо иметь не только согласие семьи, но и разрешение правительства и казначейства, только разрешения этого он еще не получил, и ряд весьма влиятельных лиц приложит все силы, чтобы его не дали.

– Вы имеете в виду Ная и Бендиго?

– Да, и себя самого. Я помогаю им, чем могу. Раз Фредди пошел на открытый скандал без грязи не обойдется. Что ж, пусть сидит в ней по горло.

– Не думаю, чтобы им удалось остановить Фредди, – возразил Руперт. – У него тоже есть союзники. Разве правительство при его теперешней политике выступит против «ЮСО» и «Фарбверке»?

– Ничего, у меня есть возможность опорочить Фредди, – произнес старик с угрозой.

– Он и к этому готов.

– Нет, не готов, – заявил Рандольф. Он выдвинул средний ящик стола, достал какую-то папку и положил перед собой. – Знаешь, что это? – спросил он.

На столе лежала пресловутая розовая папка Лилла, и хотя я и сам об этом догадался, мне мгновенно подтвердил это Руперт. Он на глазах превратился из спокойного человека, который вежливо беседовал со стариком, во врага, готового пырнуть ножом дядю Рандольфа.

– Да, знаю, – произнес он после секундной паузы, и меня поразил ледяной холод его взгляда. – А что вы намерены с этим делать?

– Я предлагаю тебе выкуп. Возможно, по-твоему, это недозволенный прием, но ничего не поделаешь.

– Спрячьте вашу папку. Даже у Лилла ничего не вышло, – процедил Руперт.

– При чем тут Берти Лилл? – высокомерно произнес старик. – У него свои дела, у меня свои. И мне наплевать на то, что тут есть. – Он похлопал ладонью по папке.

– И мне тоже, – прервал его Руперт. – Ничуть не меньше, чем вам.

Я уже достаточно близко знал Ройсов и имел представление о том, как беспардонно может вести себя старик Рандольф: он никогда не считался с тем, кого хотел обездолить, и не выбирал для этого средства, он шел на любую подлость – лишь бы сохранить то, что, по его мнению, надо было сохранить.

– Возможно, у тебя и хватит храбрости послать Лилла ко всем чертям, – сказал он, пристально вглядываясь в Руперта, – а вот у Фредди кишка тонка.

– Вы собираетесь шантажировать меня, чтобы запугать Фредди?

– В скандал, который поднимут вокруг тебя, будут замешаны русские, их нефть, их шпионки. А это вряд ли понравится американцам, нашей родне, газетам, да и вообще всем. И, как только скандал разразится, я от тебя отрекусь. По уставу я могу даже аннулировать твою долю в капитале фирмы. Вот тогда ты посмотришь, что будет вытворять Фредди, как он постарается избавиться от тебя.

– У вас нет ни совести, ни чести, – тон у Руперта был невозмутимый, – но в этом деле их нет и у меня.

Рандольф одернул свой синий китель.

– Не могу сказать, чтобы ты мне слишком нравился, – признался он. – Но это не играет роли. Тебе можно доверять, и если ты дашь слово, что выступишь против затеи Фредди и будешь меня слушаться, я охотно оставлю тебе нашу фирму в наследство и помогу очиститься от всей этой мути в твоей жизни. – Он швырнул папку на стол.

– Уберите ее, – спокойно приказал Руперт.

– Не забудь вот о чем, – не слушая его, продолжал Рандольф. – Главное в твоей жизни – это долг перед женой и детьми. Они для тебя важнее всего – важнее и меня, и Фредди. Подумай, что будет с Джо, если эта история выйдет наружу. – Он снова презрительно щелкнул по розовой папке. – Что будет с твоими детьми?

Руперт молча встал, и я с радостью последовал его примеру. Я ждал, что он сейчас схватит папку и ударит ею старика, но, видно, недостаточно его знал. Голубые глаза Руперта были холодны, как лед.

– Вы всерьез верите тому, что тут написано? – спросил он Рандольфа, показывая на папку.

– Верю я или нет – какая разница. Меня это не занимает. Я пекусь только о фирме Ройсов и хочу получить обещание, что ты пойдешь против Фредди. Тогда со всей этой историей будет покончено раз и навсегда.

Старик ждал ответа, но Руперт глядел на него, не произнося ни слова.

– Ну?

– Я думаю, как бы повежливее послать вас к черту, хотя вы даже этого не стоите, – выговорил наконец Руперт; голос его был по-прежнему ровен.

– Зря ты так, – неожиданно смягчился старик, поняв, что нажим получился слишком прямой и слишком грубый. – Ты лучше подумай. Фредди не спешит собирать семейный совет, время у тебя еще есть.

Руперт направился к двери, и я покорно пошел следом за ним. Он ни слова больше не сказал дяде Рандольфу. Старое, самоуверенное лицо выражало обиду, злость, горечь, недоумение – сознание своего поражения и одновременно желание перегрызть противнику глотку. Он высморкался, скатал салфетку в комок и кинул на пол.

– А ты? – рявкнул он мне.

– Отложим этот разговор, дядя Рандольф, – возможно спокойнее сказал я.

И он резко повернулся в своем вертящемся кресле к нам спиной. Как только мы вышли в облицованный красным деревом коридор, я спросил Руперта:

– А папка?

– Если Фредди победит, старик с благословения Лилла ею воспользуется.

– Вы собираетесь все бросить и выйти из игры? – спросил я, понимая, что для Руперта это сейчас, пожалуй, единственное спасение: надо выходить из дела, пока цел.

– Нет, – сказал он. – Я не отступлю ни на шаг.

Глава двадцать пятая

К моему огорчению, Фредди держал сейчас Руперта в руках крепче прежнего. Когда Фредди вдруг созвал семейный совет (застав Рандольфа врасплох), казалось, что дело ограничится утверждением его проекта и выбором людей, которые, с общего согласия семьи, будут осуществлять слияние фирмы с немцами. Нас с Рупертом тоже должны были выбрать, и хотя мне это льстило, а чуждый мир, которого я не строил и не получал в наследство, манил меня, я уговаривал себя, что занимаюсь всем этим только ради Руперта. Мое будущее теперь связано с ним, мне суждено разделить его судьбу. И это меня только радовало.

Семейный совет представлял собой внушительное зрелище, несмотря на то что это было скопление разношерстной публики, вроде той, что видишь в кино. Все болтали, смеялись, курили. Тут были мужчины и женщины разного возраста и облика: все они были Ройсы, или частично Ройсы по боковой линии, но не те, кто вершил судьбами ройсовской компании. Просто собрались все члены семьи, извлекавшие деньги из предприятий фамильной фирмы, однако, когда я оглядел моих родственников – мою плоть и кровь, – я почувствовал себя среди них чужаком.

Наконец, все расселись. Мы с Рупертом поместились рядом с Фредди, во главе стола.

– Что ж, приступим, – начал Фредди, мрачно поглядывая на родичей. Перед заседанием он основательно зарядился коньяком.

Гул голосов утих.

– Это официальное собрание, Фредди? – послышался чей-то вопрос.

– Давайте не будем вдаваться в такие детали, – оборвал Фредди.

– Вот это правильно! – восторженно выкрикнула какая-то молодая особа.

Поначалу все шло довольно вяло. Фредди изложил выгоды предлагаемого слияния и ликвидации самостоятельной фирмы Ройсов, при этом он особенно напирал на то, какие громадные доходы извлекут присутствующие от объединения с «ЮСО» и «Фарбверке». Я уже видел, с кем мы имеем дело, и когда энергичные молодые дамы с железной хваткой стали пускать к потолку облака крепкого табачного дыма, мне стало ясно, что Фредди не придется долго их уламывать. Они, правда, задавали кое-какие вопросы, но в общем проекта почти не оспаривали, только немножко повздорили между собой, перебивая друг друга: «Да замолчи же, Мози, дай сказать Другим!», – словом, они сразу же согласились с идеей Фредди сделать их намного богаче.

Но вдруг дверь распахнулась, и в зал заседаний с криком ворвался дядя Рандольф.

– Это противозаконное собрание! – орал он.

Мы оторопели. На какой-то миг растерялся даже Фредди, но он тут же овладел собой и отбил первый натиск Рандольфа.

– Ерунда, дядя Рандольф. Это не заседание правления.

– Но большинство членов правления – здесь! – заявил дядя Рандольф.

– Это собрание акционеров. Мы вовсе не пытаемся подменить правление.

Дядя Рандольф подошел к нам вплотную. Он бесцеремонно ткнул меня в плечо, и я освободил ему место, пересев на другой стул, а Руперт и Фредди потеснились.

– Теперь послушайте меня, – зарычал дядя Рандольф; он был в бешенстве, кровь ударила ему в голову, и речь его стала почти нечленораздельной. – Что это за бессмысленная затея превратить фирму Ройсов в придаток «ЮСО» и «Фарбверке»? Вы что, с ума сошли? Почему вы решили, что такая фирма, как наша, не может стоять на собственных ногах? Разве вы недостаточно богаты? Да и какой смысл в деньгах, если мы потеряем право решать свои дела и продадим свое первородство шайке иностранцев! Вы получаете сейчас восемь процентов…

– Тебе хорошо говорить, – сказал какой-то старик из первого ряда. – У тебя денег куры не клюют, да и пожил ты в свое удовольствие…

– И ты не хуже, Стовер, – оборвал Рандольф старика, который, как я потом узнал| доводился ему сводным братом. – Бездельничал, стреляя буйволов и воображая себя великим охотником, пока мы зарабатывали для тебя деньги. Лучше ты помолчи. А как зарабатывали деньги все остальные? Никогда в жизни палец о палец не ударили. Во всяком случае, в нашей фирме. Я даже толком не знаю, кто вы такие. Вот, например, вы… и вы… и вы! – Рандольф тыкал пальцами в чьих-то жен и в молодых людей приятной наружности, а они ежились под его указующим перстом. – Приходите сюда пенки снимать! А чем вы это заслужили? – Рандольф захлебывался от презрения. – Не вы создавали фирму Ройсов, а готовы пустить ее с молотка, лишь бы сунуть в карман еще несколько тысяч. Восьми процентов им мало! Глядеть на вас тошно.

– Но, дядя Рандольф… – отважился какой-то храбрец.

– Молчать! – взревел старик. – Я знаю, что вы скажете, Фредди – деловой человек, делец до мозга костей! Умен. Чересчур умен! Нс раз он пошел к немцам и американцам на поклон за деньгами, значит, у него ум за разум зашел, какие бы золотые горы он вам тут ни сулил.

Его речь была как струя горячего воздуха, которая плавит глыбу льда; от общего самодовольства и следа не осталось. Акционеры заерзали на своих местах, как дети, а я поневоле залюбовался стариком: уж очень эффектно рассчитал он свое появление и все перевернул.

Но Фредди прервал его и вступил с ним в спор. Он сказал, что мир меняется, и притом не к лучшему, с точки зрения интересов Ройсов. Англия не только теряет колонии, она теряет контроль над колониальными рынками, вот почему такой фирме, как фирма Ройсов, приходится искать новые методы работы.

– А мировая конкуренция грозит стереть нас с лица земли, – убеждал Фредди, он был багровый и размахивал руками. – Вы сами знаете: Ройсы загребают большие деньги только во время войны – тогда поднимаются фрахтовые и страховые тарифы, а правительства и крупные подрядчики так нуждаются в судах, что конкуренция никому не страшна. В годы мировой войны и войны в Корее вы утроили и учетверили свои капиталы; все вы зарабатываете теперь на пятьдесят, а то и на восемьдесят процентов больше, чем до войны…

– Вряд ли это твоя заслуга, – с издевкой заметил дядя Рандольф.

– Напротив, – отпарировал Фредди, – я хочу подчеркнуть, что нельзя всегда рассчитывать на войну.

– Но теперь нет войны, а торговля идет лучше, – настаивал Рандольф. – Где логика? Ты просто врешь.

– Но конкуренция сейчас сильнее. В мирное время она стала проклятием для коммерции. Денег мы вкладываем все больше, а прибылей извлекаем все меньше. Вы получаете свои восемь процентов только потому, что я провел рационализацию и модернизировал все наши предприятия сверху донизу.

– Ты что же, хочешь сказать, что нам грозит крах? – не унимался Рандольф. – Если так, ты опять врешь. Хочешь обмануть этих идиотов.

– Нет, дядя Рандольф, – стараясь не горячиться, ответил Фредди. – Я только утверждаю: главное – выжить, сохранив масштабы фирмы. Как ни смешно, чем ты крупнее, тем легче другим тебя проглотить или спихнуть под гору. В этом – ирония современного капитализма.

– И поэтому ты сам лезешь в пасть немецким торгашам и нефтяным мошенникам из Балтиморы? Чего ради? У тебя гигантомания от трусости – вот ты и предаешь все, чего мы добились.

– Предаю?! – взорвался Фредди – Нет, не предаю! Размах операций сам по себе еще ничего не значит, он даже опасен. Но если вы укрупняетесь, чтобы контролировать большой рынок сбыта, и получаете средства для расширения этого рынка – вы выживете. Ваши методы, дядя Рандольф, отжили свой век. Британская империя мертва и уже не воскреснет. У нас остался один-единственный выход…

– А-а-а… – простонал с отвращением Рандольф.

– Повторяю: ставка на Британию – владычицу морей – устарела, – с жаром настаивал Фредди. – Мы можем удержаться на поверхности, только маневрируя международными капиталами.

– Ладно, ладно! Я и сам знаю, что ставка на Британию – владычицу морей – устарела… – неожиданно согласился Рандольф.

– Мы не можем больше справляться одни, – наступал Фредди. Все присутствующие обратились в зрение и слух, в прокуренном зале слышно было, как муха пролетит, нервы были у всех напряжены до предела. – Взгляните на проблему с другой стороны. Что в наши дни составляет добрую половину морских грузоперевозок?

– Нефть, – пробурчал Руперт.

– Совершенно верно. А попробуйте конкурировать с нефтяной монополией – прогорите в два счета. Они строят свои танкеры. Вот почему любое слияние лучше конкуренции.

Дядя Рандольф вскочил с места:

– А что будет с судоходством? Мы же судоходная компания, а не дерьмовая маклерская контора.

Фредди осмелился на дерзость.

– Садитесь, дядя Рандольф, – сказал он, положив руку на плечо старику. Я ждал, что Рандольф отшвырнет его руку, но он только насупился и сел. – Мы вовсе не отказываемся от судоходства, мы расширяем его еще больше. Но британское судоходство – гиблое дело, если мы не объединимся с теми, кто может в собственных интересах гарантировать нам перевозки…

– Почему же в таком случае не соединиться с «Ай-Си-Ай»[17]17
  ICI – начальные буквы английского концерна «Импириэл кемикл индастриз» («Имперская химическая промышленность»).


[Закрыть] или с Бендиго? – спросил дядя Рандольф.

– Потому, что они-то как раз и постараются нас проглотить с потрохами. Для «ЮСО» и для «Фарбверке» мы хороши именно тем, что остаемся английской фирмой. А для Бендиго – нет.

– Ты предаешь национальные интересы. Это тебе скажут другие британские судовладельцы, если вместо того, чтобы призывать их к борьбе с американцами, как ты делал всего неделю назад, ты пойдешь на грязную сделку с теми же американцами, чтобы обойти их протекционистские таможенные ограничения, направленные против британской морской торговли.

– Любая наша судоходная фирма поступила бы так же, если бы смогла.

– Тогда остается бросить все к черту и поднять на мачты звездно-полосатые флаги или немецкого орла!

Они продолжали ссориться, но все мы уже понимали, что Рандольф проиграл; да он и сам это понял, и, оборвав свою речь на полуслове, ушел, проклиная нашу тупость, наше невежество и наш эгоизм.

Тогда Фредди оповестил родичей, что каждый может заказать напиток по своему вкусу. Из потайной двери вынырнули четыре девицы; курьеры унесли стулья, взамен появились на столиках подносы с сандвичами, пирожными и бокалами шампанского.

Мы с Рупертом уже собирались дать тягу, но увидели Кэти. Она сидела где-то в задних рядах, и ее присутствие сразу опровергло мои поверхностные обобщения насчет того, что все Ройсы на одно лицо.

– Вот не ожидал вас здесь встретить, Кэти, – обрадовался Руперт.

– Почему же? – удивилась она.

– Не думал, что вы интересуетесь такими делами.

– А я ими вовсе не интересуюсь. Мне наплевать, что станет с фирмой.

– Нет, все-таки любопытно.

– Людоеды вы, вот что, – пожала она плечами. – Рандольф сожрал пяток людей, включая твоего отца, прежде чем добился своего, а теперь Фредди пытается съесть Рандольфа, и, наверно, кто-нибудь вроде Джека в один прекрасный день проглотит Фредди.

Я засмеялся, хотя Кэти говорила совершенно серьезно.

– С людоедством у Ройсов теперь кончено, – возразил Руперт. – Фредди отдал эту привилегию другим Кэти посмотрела на него, как на дурака или на сумасшедшего.

– Да ну? – протянула она. – Впрочем, какое мне дело? Я пришла поговорить с вами о другом. – Мы взяли у одной из девушек по бокалу шампанского и удалились подальше от сутолоки в кабинет Фредди. – Я узнала, что назначен день суда над Пепи.

– Когда?

– В будущую пятницу. – Она присела на письменный стол Фредди. – Полицейские уверяют, будто она ударила одного из них плакатом по голове, а Пепи клянется, что этого не было. Она говорит, что вы все видели, Руперт. Это правда?

– Я не видел, чтобы она ударила полицейского. Они ее с кем-то путают.

– Ее уже приговорили условно за участие в прошлой демонстрации. Вот я и хотела спросить, не согласитесь ли вы выступить в качестве свидетеля?

– Разумеется, – ответил Руперт. – Готов поклясться, что она никого не била. Я сделаю все, что нужно. Как мне поступить? Заявить об этом в суд?

– Нет. Я настояла, чтобы она пошла к Парку. Он вам позвонит.

На прощание Кэти вдруг мне сказала (она уже стояла в лифте):

– Джек, поосторожнее с Пепи. Она сложнее, чем вы думаете. Да и с ее пацифизмом все не так просто.

Я лишь отчасти понял, что она имела в виду, и только потом сообразил, от чего она меня остерегала, но тогда уже было поздно что-либо изменить.

Глава двадцать шестая

Даже если Лилл и не собирался приводить свою угрозу в исполнение, ему все равно рано или поздно пришлось бы оказать прямое давление на Руперта. Я часто гадал, как тогда поступит Фредди, но так и не мог себе это представить.

До сих пор Лилл вел себя достаточно корректно. Правда, он уже не первый раз угрожал Руперту, но всегда уклонялся от решительных действий. Я никогда не узнаю, что Лилл говорил Фредди, – могу только об этом догадываться на основании того, что произошло затем с Рупертом. Но Лилл безусловно предупредил Фредди, что будет, если Нина через несколько дней попытается покинуть страну. Он показал Фредди свою розовую папку – теперь она превратилась чуть ли не в пружину всей интриги, наподобие уличающего письма из комедии Оскара Уайльда или ловко скроенной пьесы Сарду, – и заявил, что Фредди надо отделаться от Руперта, и не просто похоронить его сделку с русскими, а выдворить его из фирмы совсем. На меньшее Лилл не соглашался, грозя, что иначе компания Ройсов попадет в грязную историю.

Я тогда не знал, что Лилл нажимает на Фредди, не знал об этом и Руперт. (Он был в отъезде: после семейного совета Руперт полетел в Геную, чтобы объяснить Верокио, какие последствия будет иметь реорганизация фирмы для сделки между Верокио и Ройсами. Надо было заверить итальянца, что их отношения от реорганизации не пострадают. По существу, Руперт отправился в Геную, чтобы лично извиниться перед Верокио, который теперь уже знал, что Фредди использовал его для отвода глаз.) Но прежде чем пойти к Фредди, Лилл обратился ко мне. Он позвонил мне, когда Руперт был еще в Генуе, и попросил зайти в его резиденцию в Сенг-Джеймсском парке.

– Боюсь, что мне понадобится ваша помощь, – доверительно сообщил мне Лилл. – Приходите, Джек, и как можно скорее.

Переступая порог старого здания в парке, я призвал на помощь все свое австралийское упрямство.

– Кажется, вы очень сблизились с Рупертом? – осведомился у меня адмирал.

Он принял меня не в той комнате, которую описывал Руперт, а в маленькой гостиной, обставленной французской мебелью, со старинным французским ковром на полу и двумя французскими картинами девятнадцатого века на стенах.

– Я сдружился со всей его семьей, – осторожно заметил я.

– Так я и думал, – кивнул он. – Поэтому я и прошу вашей помощи. Все идет к тому, что Джо и дети могут пострадать из-за очередной дурацкой выходки Руперта.

– Вряд ли вам стоит говорить о судьбе Джо и детей со мною, – возразил я адмиралу. – Лучше предупредите самого Руперта.

– А я ведь и в самом деле искренне тревожусь за его семью, – спокойно произнес Лилл. – Я слишком давно с ними связан, чтобы не принимать к сердцу их интересы.

Он говорил правду, и я извинился.

– Не будем касаться ваших мотивов, – сухо сказал я. – Давайте говорить прямо: чего вы от меня хотите?

– Вы в курсе личных дел Руперта?

– Не очень.

– Вы видели эту русскую, госпожу Водопьянову?

– Конечно.

Адмирал на минуту задумался.

– Придется мне вам довериться, Джек, – произнес он наконец. – Никто не даст мне такого совета, как вы. Я не буду просить вас хранить наш разговор в тайне – думаю, это подразумевается само собой. – Пока что он меня явно прощупывал, и я решил помолчать. – Вам известно, что мы собираемся задержать госпожу Водопьянову, если она попытается покинуть Англию?

Я сделал свое невыразительное лицо еще более невыразительным, но я вел поединок с сильным противником, и он сразу догадался, что мне все известно.

– Вижу, что это для вас не секрет, – проронил Лилл с кислой миной. – Все же мне хотелось бы выяснить, как поступит в этом случае Руперт. Вы его знаете. Какова, по-вашему, будет его реакция?

– Он очень рассердится, – сказал я. – Не можете же вы рассчитывать, что ему это будет по душе.

Лилл не улыбнулся.

– Понятно. Но, как вы думаете, что он предпримет?

Лиллу явно хотелось узнать, выполнит ли Руперт свою угрозу – сообщить русским все, что ему известно об учреждении адмирала, – однако что я мог ему сказать? Я тоже задавал себе этот вопрос, а Руперту, наверно, и самому было неясно, как далеко он пойдет. Но что ему оставалось делать? Он был человек упрямый, с нелегким характером, его на моих глазах постепенно загоняли в угол – можно было предвидеть, что он будет драться, как раненый лев, если его принудит к этому арест Нины. С другой стороны, я не был до конца в этом уверен. Руперт был сыт по горло неприятностями, и кто знает, что скрывалось под маской его чисто английской невозмутимости. В тот день, когда он улетал в Геную, ему позвонил Парк, снова предложив встречу с Глэдменом и с автором «Загадочного путешествия Руперта Ройса». Они соглашались теперь на более выгодные для Руперта условия, хотя я так и не узнал какие, – он был слишком раздражен, чтобы о них рассказывать. Руперт кричал в телефон Парку: «Я не желаю с ними разговаривать. Это мое последнее слово, что бы они там ни предлагали».

Я понял, что он доведен до отчаяния и цепляется за свою непримиримость, как за якорь спасения, хотя уже теряет надежду. Так или иначе, он не последует старому доброму обычаю англичан и не даст себя усадить вместе с противником за обеденный стол, где всегда легче пойти на мировую.

Все это промелькнуло у меня в голове, пока я отвечал на вопросы Лилла, который старался обвести меня вокруг пальца. Адмирал, словно в открытой книге, читал мои мысли, угадывая их по взгляду, по выражению лица, по моему неприязненному молчанию.

– Руперт совсем запутался, – с расстановкой сказал он, чтобы прервать молчание.

– Вот почему я и не могу предсказать, что он сделает, – решительно заявил я. – Вы же, надеюсь, не думаете, что я стану шпионить за Рупертом?

– Никто и не требует, чтобы вы шпионили, – мягко заметил адмирал. – Я просто хочу, чтобы вы помогли Руперту: уверяю вас, он нуждается з вашей помощи.

– Но не в той, какую вы хотите, чтобы я ему оказал.

– Вы, видимо, не подозреваете, какие неприятности ему угрожают.

– Может быть, – согласился я. – Чем же, по-вашему, я могу ему помочь?

– Вы могли бы оказать на него благотворное влияние.

– В каком смысле?

Адмирал чувствовал мою враждебность и не знал, в чем ее причина – в моей ли привязанности к Руперту или в том, что я разделяю его «ошибочные» взгляды; ему и в голову не приходило, что эти взгляды пока что были еще не осознаны даже самим Рупертом.

– Нет сомнения, – заявил адмирал, – что через день-другой дело может принять для Руперта очень скверный оборот. Если его не убедят вести себя как следует, Попробуйте на него повлиять, пока беда еще не пришла.

– Ничего я вам не скажу о Руперте, – заявил я адмиралу на прощание. – И ничего бы не сказал, даже если бы знал.

– Ладно, – беззлобно отозвался он. – Я вас понимаю.