Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц)

Руперт встал и подошел к окну. Садовник в парке срезал блестящими ножницами невысокие тюльпаны. Чик-чик-чик – и цветы падают.

– Когда ты приедешь в Советский Союз, – продолжал адмирал, – ты должен посмотреть на все, что там увидишь, глазами стратега. Тут нужен двоякий подход. С одной стороны, ты должен думать о том, какой удар они могут нанести нам, а с другой стороны – мы должны знать, в чем они уязвимы.

– Разве вы этого еще не знаете? – спросил Руперт.

– Да, но только с узковоенной точки зрения. А нам надо нечто большее, чем военным. Понимаешь?

– Не совсем.

– Если ты сможешь свободно передвигаться по Советскому Союзу, – сказал адмирал, – да, впрочем, и по любой другой стране, ни на минуту не переставая прикидывать в уме, что собой представляет эта страна со стратегической и психологической точки зрения и что может тебе дать для понимания этой страны каждое замеченное тобой явление и каждый человек, с которым ты сталкиваешься, – ты будешь просто поражен тем, что тебе откроется. Понимаешь?

– Более или менее.

– Но тебе надо иметь особый подход ко всему, что ты видишь, Руперт. Тебе надо научиться смотреть на каждую сторону их жизни с особым прицелом – на все: на местность, людей, события, даже на детей! Ты должен спросить себя: «Если нам когда-нибудь придется воевать с этой страной, что нам следует о ней знать?» Больше того: «Что нам следует о ней знать, если мы решимся взять ее в союзники?»

– А вы-то сами что предпочитаете? – шутливо осведомился Руперт.

– Не смейся, – возразил адмирал. – Коммунизм, сам знаешь, штука в общем не очень приятная. Но надо остерегаться и узости взгляда. Ты должен на все смотреть глазами военного, дипломата, пропагандиста, десантника, разведчика и, в конечном счете, стратега, который разрабатывает военную операцию. Ты следишь за моей мыслью?

– Да, конечно.

– И тогда ты увидишь там все совсем в другом свете, по-новому. Через какое-то время это занятие покажется тебе очень увлекательным. Ты будешь вести подлинную разведку, и в нее войдет все, что ты будешь там делать и наблюдать, а это значит, что интерес к стране у тебя возрастет, знание ее станет куда полнее, а польза, которую ты нам принесешь, увеличится во сто крат. И поэтому, когда ты будешь писать нам свои донесения, это не будет работой узколобого военного наблюдателя, а всеобъемлющим анализом психологии народа, начиная с его отношения к правительству или с отношения учащихся к их учебным заведениям и кончая расположением телеграфных столбов в определенной местности, манерой носить рубашки и даже тем, как они балуют своих детей. Словом, ты будешь давать исчерпывающий анализ всего, что полезно знать. Это и есть всесторонняя разведка. Так бы, наверно, работали люди эпохи Возрождения, если бы им понадобилось высокоорганизованная разведывательная служба. Понимаешь?

– Великолепно понимаю. Задумано здорово, – подтвердил Руперт.

Адмирал подставил лицо солнцу и улыбнулся.

– Я знал, что ты это оценишь. Пока что мы не очень большая организация, хотя уже имеем кое-какие достижения. Тебе может показаться странным, что этим занимается морская разведка. А почему бы нет? Даже лучше – путает карты Однако теперь ты видишь, чем для нас ценен такой человек, как ты. И так же, как ты, мы не ортодоксы. Ты сразу можешь нам дать все, что представляет для нас интерес. Известно, что ты человек независимый, богатый, хотя я-то знаю, что ты отдал все свои деньги матери. Но мы будем платить тебе больше, чем ты сможешь истратить на жизнь. К тому же у тебя есть некоторые технические знания и довольно широкий кругозор. Археология – это, знаешь ли, просто прекрасно. И даже твоя стычка со службой безопасности нам полезна, потому что никто не заподозрит, что ты сам там работаешь. Словом, все складывается как нельзя лучше.

– Значит, вы предлагаете мне работу? – спросил Руперт.

– Конечно.

– Из-за моих несколько необычных качеств?

Адмирал почему-то покраснел и снова застенчиво отвел глаза.

– Вот именно. А если говорить серьезно, Руперт, то я хорошо тебя знаю и уверен, что это дело тебя увлечет. И, по-моему, не только в Советском Союзе. Для тебя почти повсюду открыто неограниченное поле деятельности. Даже среди наших друзей и союзников приходится вести такую работу. Ты можешь поехать в какую-нибудь союзную страну с той же целью и тоже принесешь нам большую пользу. Мы выясним, что думают наши друзья и как нам себя с ними вести, чтобы большего от них добиться. Видишь, как это важно?

– Похоже на бывший отдел психологической войны.

– Нисколько! Ну, что ты говоришь! Абсолютно ничего похожего. Наша разведка– разведка вглубь. И если нас занимают вопросы национальной психологии, то это только одна из сторон нашей деятельности. Мы вовсе не хотим следовать рецептам Макиавелли. Мы хотим проникнуть в душу нации, обнаружить ее национальные слабости, уязвимые места. Но нам нужны и обычные, объективные сведения – куда ведут дороги, велики ли порты, где стоят радарные установки. Мы не выделяем этой информации, мы присовокупляем ее к остальной. То есть нам нужен максимум фактических сведений о портах плюс максимум понимания национального характера, такого понимания, какое необходимо, чтобы выяснить, скажем, отношение ребенка к родителям и учителям.

Теперь Руперт уже не удивлялся, зачем здесь столько книг и журналов и почему в отделе сотрудничают научные работники, а руководит ими Дж. Б. Лилл, владеющий несколькими языками и обширными познаниями в области культуры и жизни самых разных народов, стоящих на разных уровнях человеческого развития. Все это было необходимо для разведки.

– Видишь ли, Руперт, – произнес адмирал с неожиданно простодушной улыбкой, – ты будешь заниматься чем-то гораздо более значительным, чем простой шпионаж. Я ведь знаю, что у тебя на уме. Но ты должен преодолеть эти глупые предрассудки.

Руперт кивнул. Он оценил замысел адмирала и почувствовал его целесообразность. Руперт даже мог представить себя причастным к такому делу. Однако его не так-то легко было убедить в том, что он идеальный человек для подобной цели.

Но адмирал знал, с кем говорит.

– Ну что ж, – сказал он Руперту. – Я не требую, чтобы ты кидался в омут очертя голову. Если угодно, я пока все же зачислю тебя к нам в штат, а там видно будет.

– Не надо, – отказался Руперт. – Лучше я обдумаю свое решение, не состоя у вас в штате.

– Я ведь, в сущности, предлагаю тебе деньги. Ты же без работы?

– Да, но я как-нибудь обойдусь, – поспешно заверил его Руперт.

– Ну, смотри. Да это и не играет роли. Я ведь знаю: тебя интересуют не деньги. Да я и не хочу, чтобы ты относился к этому, как к службе. Надо, чтобы ты увлекся. Только тот, кто глубоко увлечен делом и видит всю важность нашей затеи, сможет быть нам полезен. Вот и все, что мне от тебя надо. Если ты такой, каким я тебя представляю, я уверен, что подобная работа придется тебе по душе. Ну, так как?

– Вы же знаете, адмирал, что у меня свои взгляды на работу.

– Мне они не помешают.

– Мне всегда казалось, что работа должна быть целесообразной. Человек должен приносить пользу.

– Конечно. А разве от того, что предлагаем мы, не будет пользы? На нашей работе тебе придется призвать на помощь все твои способности, все твои дарования. И пользоваться ими не от случая к случаю, а постоянно, все время, – подчеркнул он.

– Может быть, – с сомнением протянул Руперт. – Но какова все-таки конечная цель?

Адмирал Лилл смущенно опустил голову. Он понял, о чем его спрашивают, и задумчиво зашагал вдоль заставленных книгами стен.

– Видишь ли, – сказал он наконец, – я могу признать со всей откровенностью, что конечная цель такой разведки – подготовка одной страны к уничтожению другой. В наше время, в наш век война может привести только к этому. Ладно, допустим, что это так. Наверно, об этом ты и думаешь. Но я тебя спрашиваю: разве любой человек в нашей стране – все равно, работает ли он на заводе, учится ли в университете или обучает физике талантливую молодежь – не способствует в конечном счете достижению той же цели? Давай смотреть правде в лицо: мир в наши дни – это поединок разных общественных укладов и систем. Что бы мы ни делали, мы все равно участвуем в этом поединке. Мы против них; наш образ жизни против их образа жизни. Поединок социальных систем захлестывает не только жизнь всего человечества, но и жизнь отдельной личности. Следовательно, наша работа только выражение неизбежного раскола, происходящего в человеческом обществе. С этим, надеюсь, ты согласишься?

Руперт неуверенно молчал.

– Пожалуй… «Холодная война» ведь и в самом деле идет, что тут спорить!

– Возьми, например, твою работу. Почти все метеорологические исследования имеют военное значение, особенно твоя последняя работа в Арктике. Изучение верхних слоев атмосферы вблизи от полюса дает ключ к проблеме радиоактивных осадков.

– Верно.

– Тебя это смущало? Ты это считал нецелесообразным?

– Ничуть. Быть может, все это и в самом деле неотъемлемая часть общественного процесса. С такой постановкой вопроса я могу согласиться. Я не идиот, не пацифист и не политический недоумок. Я знаю, борьба идет острая.

– Значит, ты должен со мной согласиться, когда я говорю, что мы просто придаток нашего общества и пытаемся сделать то же, что и оно: выжить.

– Я не опровергаю общественной ценности работы разведчика, – сказал Руперт. – Она необходима. Но это не значит, что я хочу принимать в ней участие.

– А почему нет?

– Сам толком не знаю. Никому не хочется быть шпионом. Это естественное занятие во время войны, но оно дурно пахнет в мирное время.

– Какое же сейчас мирное время? Неужели ты этого не видишь? И к тому же тебе эта работа даст все, чего ты ищешь. Если ты к нам пойдешь, ты будешь жить, как человек совершенно независимый. Я знаю, что могу на тебя положиться, а ты сможешь до конца использовать все, что тебе дано от бога. И даже развить свои способности. Ведь говоря серьезно, ты, может быть, первый раз в жизни станешь полезным, активным членом общества.

Руперт рассмеялся.

– Послушать вас, все это звучит крайне соблазнительно! Но не надо преувеличивать.

– Нет. Я не преувеличиваю. Это самое увлекательное занятие, о котором может мечтать человек. Почти неограниченное поле деятельности: область, которую предстоит изучить, беспредельна, работе нет конца. Поверь, Руперт, как только ты научишься смотреть на людей и на страну глазами истинного разведчика, каким мы его себе мыслим, прощупывать ее кончиками стратегических нервов, ты никогда уже не бросишь этой работы. Все остальное покажется тебе скучным. Ты увидишь каждую страну, даже свою собственную, совсем в другом свете. Твоя восприимчивость необычайно возрастет. Уверяю тебя, это изумительная, высокоинтеллектуальная и очень нужная работа.

– Я вам верю, – сказал Руперт. – Но не думаю, чтобы из меня вышел ловкий шпион.

– Откуда гы знаешь, пока не попробовал?

– Дайте мне подумать.

– Тогда будем считать, что предварительно мы договорились, – сказал адмирал.

– Не ловите меня на слове, – возразил Руперт. – Позвольте сперва оглядеться, а потом я дам ответ. Я хочу посмотреть на все это своими глазами.

– Ну, а в принципе ты согласен?

– Что ж. Предположим…

– И если кто-нибудь из наших людей обратится к тебе в Москве с какой-нибудь просьбой, ты уж ему помоги. Тут ведь все важно, каждая мелочь.

– Постараюсь, – не раздумывая, бросил Руперт.

– Отлично. Я рад, что ты теперь с нами, Руперт.

Руперт не был уверен, что он так уж целиком с ними. И тем не менее, когда после чая, за которым разговор перешел на семейные дела, Руперт вышел в парк, он вдруг, к своему удивлению, почувствовал: то, о чем говорил ему адмирал, занимает его мысли и щекочет воображение.

Ну что ж, может быть, дело это и в самом деле увлекательное.

Часть третья

Глава двадцать третья

Они отплыли из лондонского порта на белом русском турбоэлектроходе «Балтика», и пока он отходил от пристани, Маевский, под аккомпанемент веселых маршей судового радио, кричал им снизу длинные напутствия. Джо, держа в руках большой букет, преподнесенный Маевским, косилась на русских матросов, русского капитана и русских стюардесс с опаской и подозрением, сомневаясь, сумеют ли они управиться с таким судном. Матросы глядели молодцами – все матросы всегда глядят молодцами, – но командный состав был совсем не похож на английский. Капитан и его помощники держались слишком просто – и не на английский манер просто, а на свой собственный, то есть как-то даже небрежно. Стюардессы опекали пассажиров по-родственному.

Джо заранее знала, что все здесь будет не по ней.

– Фу, как это старомодно! – сказала она, увидев, что койки завешены зелеными плюшевыми занавесками.

Им отвели три смежных каюты, и все на судне относились к Руперту с вниманием и интересом. Они взяли с собой Анджелину, без которой Джо не могла обойтись, и она спала с детьми в трехместной каюте. У Джо и Рупера была своя каюта, а кроме того, в их распоряжение предоставили еще одну, про запас.

– На случай, если мистер Ройс захочет отдохнуть, – сказал помощник капитана.

Как они не похожи на французских, итальянских, американских или английских моряков, думала Джо. Хотя на судне не было никакой суеты, и когда они вышли в море, могло показаться, что турбоэлектроход управляется сам собой. Джо никак не могла успокоиться.

– Ты лучше посмотри, какое красивое судно, – утешал ее Руперт. – Построили его в Голландии, но они хорошо его содержат.

– Чего-то здесь не хватает, – ворчала Джо.

Они миновали Копенгаген в воскресенье; зеленые шпили, пологие пляжи, красные крыши, маленькие яхты, бензохранилища компании «Эссо» – все дышало таким европейским комфортом, что Джо чуть не расплакалась: ведь это было их прощание с Европой. Ночью мимо них проплывали красные огоньки кораблей, бороздивших Балтику: советских траулеров, маленьких лесовозов с обрубленной кормой, турбоэлектрохода, точно такого, на каком находились они. Море было тихое, серое, северное. Но когда Джо увидела ленинградский порт – четко работающий, чистый, в то же время какой-то суровый, неприветливый, со зданиями, явно нуждающимися в покраске, – она вцепилась в рукав Руперта.

– Как все здесь мрачно, – шепнула она.

Русские женщины на палубе принялись махать платочками и перекликаться с теми, кто стоял на берегу; их счастливые звонкие голоса словно выражали радость избавления от непривычного, чуждого мира. Наконец-то они дома! Джо глядела вниз и, несмотря на веселую музыку маршей, твердо знала, что ей здесь не понравится.

– Мне это почему-то напоминает войну, – сказала она Руперту.

█

Алексей Водопьянов, его жена и четверо мужчин в длинных широких серых плащах встретили их в Москве, на Ленинградском вокзале. Руперт успел убедиться, что все его представления о России подтверждаются и одновременно опровергаются: легче всего было относиться к ней так, как требовал адмирал Лилл. Но Руперт почувствовал, что его уже влечет к этой стране.

Он очень обрадовался, увидев Алексея, – тот громогласно его приветствовал, с трудом ковыляя навстречу на негнущихся и все еще непослушных ногах. Он обнял Руперта, прижимаясь к нему шершавыми щеками и заливаясь смехом, словно это был самый счастливый день его жизни. Руперт слегка отстранился. Алексей снова сжал его в объятиях, приговаривая:

– Руперт, а, Руперт!.. Ну-ну-ну!

– Здравствуйте, Алексей, – сказал, наконец, Руперт.

Они стояли, разглядывая друг друга, и Руперт был поражен тем, что Алексей такой коренастый и приземистый. Потом он вспомнил, что никогда еще не видел Алексея на ногах. Его большое широкое лицо и копна черных непокорных волос, его могучие объятия свидетельствовали о том, что Алексей поправился, жизнь и дружелюбие били в нем ключом. На лацкане пиджака сверкали две Золотые Звезды, и Руперт удивился, что их две.

Алексей, позабыв обо всем, глядел Руперту в глаза и ожидал ответного изъявления чувств; но Руперт вдруг спохватился, что пора всех перезнакомить. Джо, дети, Анджелина, жена Алексея и его друзья молча стояли рядом.

– Джо, – поспешно сказал Руперт, беря ее за руку, – это Алексей Водопьянов.

Алексей с трудом сделал шаг вперед. Руперт заметил, что Джо в испуге отшатнулась, боясь, что ей грозят эти медвежьи объятия, но Алексей протянул ей руку.

– Здравствуйте! – воскликнул он. – Ах вот и они, ваши дети, Руперт! – Повернувшись к жене, он окликнул ее: – Нина!

Руперт только теперь разглядел хрупкую, привлекательную, но, как ему показалось, чересчур строгую и старомодно одетую молодую женщину, которая смотрела на него с таким откровенным любопытством, что он смутился. Она твердо, не по-женски пожала ему руку, да и в лице у нее не было и тени женского кокетства.

– Я рада с вами познакомиться, – серьезно сказала она, сдерживая волнение.

Она как-то неловко поцеловала детей и протянула Джо большой букет хризантем.

– Ну, – закричал Алексей и повернулся, словно вдруг вспомнив о своих обязанностях, – а это мои друзья. Саша! – позвал он, и вперед вышел самый рослый из его спутников. Алексей что-то произнес по-русски, потом, обняв одной рукой Сашу, добавил по-английски: – Это мой друг. Старый летчик нашего министерства, Александр Сергеевич Некрасов. Борис! – окликнул он и обнял второго. – Это тоже старый летчик, правда, не из нашего министерства, но все равно летчик, Борис Леонтьевич Горский. А вот тоже мой большой друг, знаменитый в Арктике человек: побывал со Шмидтом но льдине, да где только его не было! Тоже Борис – Борис Аполлонович Оржиноковский…

Руперт пожимал руки, чувствуя себя неловко оттого, что все на него смотрят. Сняв шляпы, русские поклонились Джо, и Руперт резко приказал сыну, словно мальчик пренебрег каким-то обрядом:

– Роланд, поздоровайся!

– Ну. вот, – сказал Алексей. – Пошли!..

– А багаж?.. – начал было Руперт.

– Он позаботится, – Алексей показал на худощавого человека с зажатой в зубах папиросой. – Идемте же!

Водопьянов медленно двинулся вперед на своих негнущихся ногах, крепко взяв Руперта под руку; другой рукой он держался не то за одного из Борисов, не то за Сашу.

– Как вы себя чувствуете, Алексей? – вежливо спросил Руперт.

– Я приехал с самого Черного моря, чтобы вас встретить, – сообщил Водопьянов, сжимая ему руку.

– Неужели?

– Да, да! А теперь мы там будем с вами вместе, – радостно сообщил ему Алексей.

– Очень приятно, – пробормотал Руперт.

Они прошли еще несколько шагов, и у Водопьянова от напряжения лицо покрылось потом, на широких скулах отчетливо заходили желваки. Пришлось остановиться.

– Алексей! – вполголоса заботливо сказала Нина. – Ты бы здесь обождал. Можно подогнать машину поближе…

– Нет, – возразил Водопьянов. – Давайте пойдем.

Глава двадцать четвертая

Руперт без конца спорил с Джо о Москве, которая не понравилась им обоим, но по-разному. Их первое впечатление с Советской России было совсем не таким, какого ждал Руперт, но он считал, что непривлекательность чужой для них страны легко объяснить. Он чувствовал какое-то раздражение, что-то вроде желания поскорей отсюда сбежать. Джо, с самого начала настроенная недоброжелательно, утверждала, будто действительность превзошла ее худшие ожидания.

Они провели в Москве два дня. Гостиница «Метрополь» оказалась точь-в-точь такой, какой ее описывал Поль Пул; здесь еще царил дух прежней России. Потрепанная временем, пришедшая в ветхость, она казалась осколком старого мира.

Но Руперт приехал сюда не из-за Москвы и не ради Алексея Водопьянова.

Алексей радостно сообщил, что будет проводить с ними целые дни. Руперт догадался, что это русская манера проявлять гостеприимство. Когда он попробовал запротестовать, Алексей решил, что гость боится его утомить.

– Нет, нет, Руперт, – сказал он. – Я вас не оставлю.

Руперт чувствовал, что общество Алексея тяготит его не меньше, чем оно тяготит Джо. Их утомляла его безудержная жизнерадостность. Он ковылял на своих негнущихся ногах, и его Золотые Звезды мелодично позвякивали на лацкане пиджака. Стоило им остановиться на темной, отсвечивающей брусчатке и полюбоваться простором Красной площади, которая текла у кирпичных стен Кремля, исчезая внизу у реки, позади невероятной, фантастической церкви, как Водопьянова окружала толпа восхищенных зевак, которые сразу узнавали и его и Руперта.

– Английский герой, – говорили одни.

– Руперт Ройс, – поясняли другие. – Английский летчик, который спас Водопьянова на полюсе.

– Видите, – смеялся Водопьянов. – Вы настоящий советский герой. Вас тут каждый знает.

Алексей с его общительной натурой не только охотно вступал в разговоры, когда к нему обращались – он здесь был знаменитостью, – но радовался, что может втянуть в беседу и Руперта. Люди хлопали его по плечу и трясли ему руку, приговаривая:

– Желаю счастья, товарищ Ройс!

– Позвольте пожать руку нашему доброму другу и настоящему английскому джентльмену!

Уже через несколько часов, проведенных в обществе Алексея, Руперт содрогался при виде каждого нового человека; и хотя он был достаточно вежлив чтобы спокойно отвечать на рукопожатия и выражения дружеских чувств, к концу дня он сказал Джо:

– Мне, видно, будет здесь нелегко. Уж очень серьезно они относятся к своим героям.

Джо, со своей стороны, пожаловалась, что все это просто ужасно. Она провела день с Ниной Водопьяновой, и та ей действует на нервы. Между ними уже произошли стычки: Нина с чисто русским пылом пыталась увлечь Джо красотами Москвы, но они не произвели на англичанку никакого впечатления. Нина непременно хотела показать Джо картинную галерею, музей или сельскохозяйственную выставку.

– Ненавижу музеи, – заявила ей Джо.

– Но нашу Третьяковку знают во всем мире, – убеждала ее Нина.

– Никогда о ней не слыхала, – отрезала Джо.

Нина была поражена и перестала спорить.

Когда им понадобилось пересечь одну из главных улиц, Нина предупредила Джо, что надо обождать, пока не включат зеленый свет.

– Зачем вы мне это говорите! – воскликнула Джо. – Неужели вы думаете, что у нас в Англии нет светофоров?

– Я просто не знала, такие ли у вас порядки, как у нас, – ответила Чина.

Потом они поспорили о том, как одеты прохожие, о дворничихах подметавших улицы («Но у нас женщины работают», – возражала Нина), и об автоматах с газированной водой, где стоял один стакан для общего пользования, – этого Нина Водопьянова защищать не стала. Она вообще потеряла способность вежливо отвечать на замечания Джо, настолько они казались ей пристрастными. Джо не собиралась ни оскорблять, ни убеждать собеседницу. Но критические суждения англичанки, видимо, задевали Нину за живое, и она все больше и больше замыкалась в себе. К концу дня она стала держаться подчеркнуто сухо, избегала говорить о Москве, о своем народе и о советском общественном устройстве. Джо явно ее угнетала.

– Дело не только в том, что толпа какая-то серая, – жаловалась Джо Руперту, устало раздеваясь перед сном. – Но серость тут на редкость однообразная. Не удивительно, что мы ненавидим коммунизм. Интересно, как все это выглядело до их революции? Не верю, что было хуже. Ты видел, как все женщины куда-то торопятся?

Он видел то же, что и она, но его коробил не внешний вид людей, его раздражала огромность этого чересчур просторно раскинувшегося города. Тут были зеленые скверы, прелестные, усаженные деревьями проспекты и бульвары, но широкие, похожие на горные долины улицы и тяжеловесные в своей помпезности здания выглядели непривычно и непривлекательно. Он понимал, что требовать от незнакомого города уюта было слишком по-английски. Он понимал также, что массивность построек продиктована суровым северным климатом и характером этого северного народа.

– Вам нравится? – с гордостью спросил Алексей, когда они разглядывали высокие уступчатые башни нового университета.

– Очень красиво, – вежливо ответил Руперт.

– Там тридцать тысяч студентов! – сообщил Алексей.

– Могу себе представить.

– Хотите зайти посмотреть?

– Нет, нет, – поспешил отказаться Руперт.

Он напомнил себе, что приехал сюда осматривать развалины древних греческих поселений на Черном море, а не новый гигантский университет. Он приехал в Россию не для того, чтобы его ошеломляли чем бы то ни было – даже в интересах адмирала Лилла, – хотя и чувствовал, что поддается искушению.

– Тогда пойдем, – сказал Алексей, снова ухватив его под руку.

Руперт поморщился. Очень уж властной была железная хватка Водопьянова.

█

На следующее утро, не успели они опомниться после того, что было вчера, как Алексей уже снова явился к ним в ресторан «Метрополь», где они целый час прождали, пока подадут яйца всмятку. Тем временем Алексей занимал Джо рассказами, преимущественно об их с Рупертом совместной жизни на льдине, где Алексея ждала смерть, если бы Руперт не был таким решительным и храбрым.

– Хорошо жить на свете, – говорил он, дружелюбно обращаясь к Руперту за подтверждением. – Как видите, стоило пострадать, правда? Вот здорово, что все мы собрались здесь, в Москве.

Джо едва его слушала: она злилась, что приходится долго ждать завтрака, и больно шлепнула Тэсс, когда та захныкала. Тэсс, понимая, что с ней поступили несправедливо, с обидой посмотрела на отца. Руперт ласково покачал головой и сказал: «Ничего». Вчера вечером Тэсс пожаловалась, что у нее болит животик, но он болел у нее всегда, когда ей хотелось привлечь к себе внимание.

Не замечая, что тучи за столом сгущаются, Алексей объявил:

– Сегодня, Руперт, вам вручат Звезду. В двенадцать часов надо быть в Кремле.

– А где ваша жена? – поспешно спросил Руперт, боясь, как бы Джо не сказала какой-нибудь колкости.

– Она в институте. А тетка готовит дома обед. Сегодня вы обедаете у нас. Отпразднуем вашу Звезду.

– А как же дети? – спросила Джо: ей явно хотелось найти предлог, чтобы уклониться от приглашения.

– Детей мы, конечно, тоже возьмем.

█

В полдень Руперту вручили Золотую Звезду в одном из кремлевских залов, отделанном в белых и бледно-голубых тонах. Председатель Президиума Верховного Совета, имени которого Руперт не знал, сказал ему по-русски, что он смельчак и что советская страна чтит мужественных людей.

– Людям свойственно вести себя героически, – сказал он Руперту, сосредоточенно пришпиливая Звезду на лацкан его серого пиджака. – И не только ради своих близких, но и во имя человечества.

Он улыбнулся, пристально поглядел на Руперта своими темно-карими глазами и пожал ему руку.

Потом они чинно прошли по бледно-желтым коридорам и очутились на залитой солнцем площади, где светило летнее русское солнце, озаряя золотые луковицы кремлевских церквей.

█

Водопьяновы жили возле старого аэропорта, и министерская машина остановилась на посыпанном песком дворе, где какие-то мужчины без пиджаков играли в домино на деревянном столе под большим жестяным грибом Начал накрапывать дождик, и они торопливо застучали костяшками, а когда дождь припустил, поднялись с веселыми криками, сгребли кости и побежали в дом.

– Трусы! – крикнул им вдогонку Алексей.

Шумная ватага игроков присоединилась в подъезде к Алексею, Руперту и его семье.

– Летчики! – с гордостью представил их Алексей. Он указал Руперту на маленького седого человека. – Вот этот облетел всю Антарктику. Встречался там с англичанами. Мы с ним большие друзья.

Руперт уже понимал, что он попал в общество арктических летчиков, где Алексея отлично знают и любят. Кто-то пожал Руперту руку, кто-то отпустил шутку; все смотрели на него с откровенным интересом и уважением, как люди, которые умеют ценить героизм.

Поднявшись по лестнице, они втиснулись в маленькую, тесную квартиру и расселись в небольшой комнате, которая служила одновременно кабинетом, гостиной и спальней. Нина Водопьянова в коричневом шелковом платье поздоровалась с ними с таким же радушием, как и с летчиками. Одетая непривычно для английского глаза, она казалась необычно хрупкой, но в ней чувствовался твердый характер, что как будто даже лишало ее женственности. Держалась она как-то настороженно. Это смущало Руперта, он пожалел Нину и решил предупредить Джо, чтобы та ее не задевала хотя бы преднамеренно.

Нина сообщила, что они пригласили десятилетнего племянника Сережу, чтобы составить компанию Роланду и Тэсс.

– Маша! – попросила Нина домработницу. – Пожалуйста, принесите вино.

Нина хотела представить гостям тетку Алексея, но тот, обняв старушку, прижал ее к себе и объяснил:

– Когда-то я от нее удирал, а она меня порола…

Он перевел ей свои слова, и ее морщинистое лицо расплылось в улыбке.

– Чего это ты срамишь меня перед гостями? Смотри, они еще тебе поверят!

Она заторопилась обратно на кухню, и Алексей закричал ей вслед:

– Но это ведь правда. Сама знаешь, что правда!..

Алексей поднимался по лестнице с трудом, а теперь с не меньшими усилиями передвигался по комнате, разливая водку и вино. Тэсс прижалась на диване к Джо и Анджелине, а Роланд удалился с Сережей на балкон, где они принялись фотографировать друг друга. Маша принесла горячие пирожки. Джо предложили на выбор мускат, портвейн или лимонад.

– Нет, нет, я хочу водки, – сказала Джо.

Алексей чокнулся с Рупертом, и все осушили рюмки со светлым, обжигающим рот напитком.

– Х-х-а! – вырвалось у них.

– Еще одну? – предложил Алексей Джо.

– Нет, спасибо.

Алексей ей все равно налил, но тут Тэсс шепнула матери, что хочет в уборную. На лице у Джо отразилось беспокойство: она усомнилась, есть ли в этой квартире уборная.

– Ты не можешь подождать? – спросила она шепотом.

Тэсс помотала головой, и Джо беспомощно взглянула на Руперта. Но Нина Водопьянова заметила эту немую сцену.

– Тэсс, пойдем со мной, – обратилась она к девочке и вместе с ней и Анджелиной вышла из комнаты.

– Вам нравится Россия, Руперт? – спросил Алексей, будто они не были все это время вместе.

– Да, – ответил Руперт. – Здесь очень интересно…

– Вы еще многое, многое увидите. Все, что захотите.

Заглянула тетка Алексея и что-то сказала ему по-русски. Алексей объявил:

– Ну, а теперь пойдем обедать. – Поднимаясь на ноги, он застонал' – Эх. Руперт, помните наши последние дни на льду? Я не забыл, как мы ели сырой ту птицу и я кашлял, давясь перьями.

█

Они уселись в соседней комнате вокруг накрытого стола, заставленного пирожками, фруктами, вином, тортами, всевозможными приправами, банками с икрой, блюдами с рыбой и холодным мясом, помидорами и огурцами, красным перцем и винегретом. Руперта поразило обилие еды. Тетка Алексея обвела руками стол.

– Дорогие гости! Милости просим, – сказала она.

Руперт любил икру и не стал возражать, когда тетка Алексея положила ему на тарелку целую ложку, а потом и другую, но когда она попыталась положить третью, он отвел ее руку. Джо от икры отказалась, но Нина все-таки положила ей икры, а также семги и осетрины с хреном. Алексей разлил водку, встал и провозгласил тост.