Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)

– Давайте не ссориться, – с неожиданным миролюбием предложил Хоуарт, как истинный государственный муж. – Вы думаете, что я болван, а я думаю, что болван – это вы. И дело тут вовсе не в ваших судах или нефтяных монополиях, интересы которых я представляю. Все дело в политике. Поэтому либо давайте поспорим о ней, либо вообще прекратим этот разговор.

– Вот это правильно, – согласился Руперт. К нему вернулось чувство юмора, но он был слишком мало подготовлен, чтобы вести политический спор, и поэтому замолчал, а Хоуарт обратился к фон Опфельну.

– Гуго! Вы мне так и не рассказали, что вы сделали с Уайтхедом, когда сняли его в сорок первом году с „Графа Шпее“?

– Минутку! – перебил Фредди Хоуарта. – Мы еще не кончили.

– Ну так поторопитесь. Я хочу поболтать с Пегги.

Он встал, взял из вазы апельсин, очистил его, бросил кожуру прямо на стол и стал, чавкая, есть, рассеянно поглядывая на Фредди. Он спросил меня, кто я такой и чем занимаюсь, но я слушал и отвечал невнимательно: меня интересовало, о чем разговаривает Руперт с Джули Джонсоном.

– Я вижу, вы, Джули, неплохо информировали обо мне министра.

Я не расслышал ответа Джонсона, но понял, что он предпочел бы скромно умолчать о своих заслугах.

– А эта книжка обо мне будет выражать официальную точку зрения? – допытывался Руперт.

– Весьма непристойное сочинение, – заметил Джули. – Вам, Руперт, не мешало бы принять какие-то меры, прежде чем они ее выпустят.

– Меры я приму, не беспокойтесь. Но если вы намерены использовать эту книгу, чтобы меня дискредитировать или вывести из равновесия, я вам не советую этим заниматься.

Хоуарт, услышав последнюю фразу, обернулся, а так как все мы, разгоряченные вином и слишком сытной едой, уже встали и собирались присоединиться к дамам, он по-дружески взял Руперта под руку:

– Спокойно, мой друг. Вы забыли, что в комиссии по стратегическому топливу заседает старик Рандольф, а он и слушать не желает о вашей затее обменять его суда на русскую нефть. Чем же в таком случае могу помочь я?

– Вы не Рандольф, вы правительство, – возразил Руперт. – Народ выбирал вас, а не его.

Хоуарт расхохотался.

– Если вам удастся убедить старика, вы, может быть, уговорите и меня рассмотреть этот вопрос. Но я-то знаю, Рандольфа ничем не проймешь.

– Посмотрим, – сквозь зубы процедил Руперт, и мы, наконец, присоединились к дамам.

█

Я был очень влюблен в ту ночь, провожая Пепи домой в ее чистенькую двухкомнатную квартиру в Челси (почему-то я думал, что застану там беспорядок, но я еще не знал, какая Пепи чистюля!).

Пепи была пафицисткой, и ее уже раз шесть таскали в суд за участие в демонстрациях Комитета за ядерное разоружение и Комитета ста. – однако мне казалось, что ее толкает на это только жажда сильных ощущений. Я спорил с нею, и дело доходило иной раз до ссоры.

– Для вас все это только забава, – утверждал я. – Вы ищете сильных ощущений. Демонстрации за мир для вас просто развлечение, вот и все.

– А если и так? – спокойно возражала она. – Я ищу сильных ощущений. Что тут плохого, раз они доставляют мне удовольствие? Только так человек и должен жить. Я хочу испытать все. – Она сбросила пальто: в ее жестах чувствовалась та же бравада, то же презрение к условностям, что и в словах.

Пепи села на диван, подобрала под себя ноги и не без язвительности принялась меня поучать, что надо жить чувствами. Правда, сказала она, для этого надо обладать смелостью, но вот она, например, ничего не боится, она хочет познать и лично испытать все.

– Что тут плохого? – настаивала Пепи. Раз она даже прожила три недели, переодевшись мужчиной (в наш век это не трудно сделать), и чего только за это время не наслушалась! – Мужчины трусы. А какие лицемеры! С женщинами сюсюкают, а между собой говорят такое – у меня волосы дыбом встали! Я-то ведь со всеми одинаково разговариваю – и с мужчинами и с женщинами, а у мужчин две совершенно разных жизни, разделенные сексом. Да, да, для мужчин все сводится к физиологии. Я-то против физиологии не возражаю, но нельзя же, чтобы она тебя порабощала. Ведь на вас, мужчин, смотреть жалко. Даже не хотят ни в чем разобраться, впрочем, и большинство женщин тоже.

Я снял пальто, кинул его на стул. Она меня злила: такая женственная – и столько цинизма! И вид у нее был опытной женщины, а не девочки, несмотря на ребячески тонкие брови, короткие юбки и длинные, небрежно вытянутые ноги в кружевных чулках. Я, правда, пытался обращаться с ней соответственно с ее возрастом, но мне это плохо удавалось, она сбивала меня с тона.

– Вы просто не понимаете женщин, – изрекла она с апломбом.

– А вы еще не женщина. В вас еще нечего понимать.

Она презрительно пожала плечами.

– А что, по-вашему, надо, чтобы стать женщиной? – спросила она. – Половая жизнь. Тогда я уже в шестнадцать лет стала женщиной. Но что это доказывает? Половая жизнь в наше время ничего не доказывает, хотя люди о ней слишком много говорят, в том числе и я. День и ночь ни о чем другом не слышишь. Не знаю, что надо для того, чтобы стать женщиной, но знаю, что я женщина. Я не девчонка.

– Почему же вы одеваетесь как девчонка?

– Так интереснее.

– Во всяком случае, вид у вас такой, будто вы целый месяц не мылись.

– Ну, а вы – Фома неверующий. Нев-верующий!

Тут только я впервые обратил внимание на то, что она заикается. Заикание было едва заметным, но по тому, как Пепи вдруг разозлилась, я понял, какого труда стоит ей говорить гладко.

– Видите, как вы меня злите! – вырвалось у нее.

Она замолчала и сидела, надувшись, глядя прямо перед собой, словно меня здесь не было. Я пытался ее развеселить, отпустив какую-то шутку насчет ее дурного характера, но мне показалось, что она даже не слышала моих слов, и только когда я встал, чтобы уйти, она сказала:

– Джек, я больше не сержусь.

– Тогда не делайте вид, будто меня здесь нет.

В ту ночь я возвращался домой, зная, что влюблен в нее, хотя это и тогда меня не радовало: я просто любил Пепи, и все тут. Незадачливый Пигмалион, я уже догадывался, что никогда не смогу превратить Пепи в ту женщину, о какой мечтал.

Глава десятая

В понедельник Руперта пригласил к себе мистер Осипенко. Тот вернулся из Хайгейта очень довольный: русские дали ему, прежде чем кому-либо другому, спецификации на постройку нужных им судов. Правда, Рандольф все еще представлял собой непреодолимое препятствие, а покупка русской нефти продолжала оставаться главным условием сделки, но мы почувствовали, что все же чего-то добились.

Судовая спецификация будит воображение, тем более когда видишь ее впервые, как это было в тот день со мной. Мы сидели в конторе, и Руперт читал мне один листок спецификации за другим, а я слушал его, глядя сквозь зимнюю мглу на грязные, засиженные голубями крыши лондонских автобусов, выстроившихся у церкви Сент-Мэри-Экс, и чувствовал себя Уилфридом Бишопом, который, нахохлившись на высокой конторской табуретке, мечтает о далеких экзотических странах. Я успел построить судно и даже поплавать на нем, пока Руперт дочитал пачку прозрачных листков до конца.

Две спецификации были на плавучие консервные заводы, одна – на рефрижератор, а четвертая – на рыбохолодильный транспортер. Все это были крупные суда довольно сложной конструкции, особенно плавучий рыбоконсервный завод.

Подробно обсудив спецификации, мы отправились с ними к Фредди, который не выказал по этому поводу никакого восторга.

– Только и всего, только и всего? – сухо спросил он, проглядывая две первые спецификации. – Основные двигатели – дизели Бурмейстера и Уэйна, пятнадцать узлов, – он подсчитал, какое количество льда потребуется для хранения 800 тонн рыбы, – плюс емкости для готовых консервов. Чересчур большие суда, Руперт, они слишком дорого нам обойдутся, слишком многое придется заказывать на стороне, закупать оборудование и прочее. Нет, для нашей фирмы это не подойдет, да и сроки поставки невыгодные.

– А плавучий холодильник? – спросил Руперт. – Там ведь дело совсем простое– пустая посудина с холодильной установкой в трюме.

– И там есть свои сложности, но, мне кажется, такие суда мы сможем построить. Погоди, я сперва все как следует выясню.

Фредди взял трубку синего телефона на пустом письменном столе и нажал синий рычажок на доске коммутатора. Это, объяснил он, прямой провод, соединяющий его с Бейрингом в Бэркемстеде.

– Алан, мы получили от русских спецификации, – сказал он в трубку. – Да, от русских! Четыре. На рефрижератор – пять тысяч тонн брутто, рыбовоз – две тысячи шестьсот и два плавучих консервных завода.

Бейринг отвечал обстоятельно и задал множество вопросов.

– Все довольно разумно изложено, – начал объяснять Фредди. – Они хотят, чтобы мы изготовили все. Даже рыболовецкое снаряжение. Нет, этого я не знаю, – ответил он на следующий вопрос. – Мы не сможем вовремя получить оборудование, заказанное на стороне, и для нас это будет слишком дорого. Но насчет холодильников можно попробовать. Я вам, во всяком случае, перешлю сегодня эти спецификации. А вы мне поскорее сообщите свои соображения. Старику ни слова, а то Рандольф нам помешает. Да, я ему сам скажу…

Фредди повесил трубку.

– Так я и думал. Плавучие заводы – слишком специальные суда, чтобы с ними возиться, разве что мы сами надумаем их строить, а для всего остального – кратчайший срок поставки двадцать три месяца, хотя половина верфей сейчас простаивает. Нас задержат заказы, отданные на сторону, но все-таки начать переговоры вы можете. А цены мы назначим позднее.

– Я бы предпочел ничего не говорить русским, пока мы не сможем назвать цену, ведь денежная сторона будет интересовать их в первую очередь, – сказал Руперт.

– Сомневаюсь, – возразил Фредди. – Лично я предполагаю, что русских на этой стадии больше всего интересуют сроки поставки, а двадцать три месяца, поверьте, не такой уж долгий срок.

– А можно сделать быстрее, если они будут просить?

– Немного. Но основной камень преткновения для нас по-прежнему – нефть. На этом, Руперт, вы погорите!

– Да, с нефтью – дело дрянь.

Руперт извинился перед Фредди за то, что не сумел использовать встречу с Хоуартом, но Фредди только махнул рукой.

– Да что там! Хоуарт ведь, в сущности, болван. Да еще и мерзавец в придачу. Он просто первый пришел мне в голову, к тому же решать вопрос будут не министры, а люди, которые стоят в тени.

– Политики или хозяева нефтяных компаний? – поинтересовался Руперг. – С нефтяниками мне все-таки легче иметь дело. А при виде политиков я сразу зверею.

Фредди задумался.

– Знаете что? Через несколько дней мне надо съездить в Амстердам, на одно совещание. Там будет некий профессор Альфред де Кок, эксперт нефтяного консорциума, определяющий, что им выгодно и что невыгодно. Он играет большую роль в установлении европейских квот на нефть. Если вы сумеете его убедить, он, вероятно, убедит всех остальных. Поэтому давайте-ка вы с Джеком поезжайте со мной, постарайтесь обработать де Кока.

Мы согласились, понимая, что не продвинемся ни на шаг, пока не сломаем нефтяную преграду.

Глава одиннадцатая

В Амстердам мы летели в собственном самолете Фредди и по дороге расспрашивали его о предстоящем совещании.

– Там встретятся крупнейшие фрахтовщики и представители нефтяных компаний. Надо установить единые фрахтовые ставки на перевозку жидкого метана. Нефтяники требуют более дешевого фрахта, а мы хотим получить ставки повыше. Предстоит драка нефтяных компаний – голландских, английских и французских – с пароходными – голландскими, шведскими, немецкими, французскими и нашими.

– Вот вам и общеевропейский рынок в действии, – сухо заметил Руперт.

– Ну, в этих пределах он у нас действовал всегда, – улыбнулся Фредди. Самолет продирался сквозь густые облака, нас так тряхнуло, что Фредди даже крякнул. – Вы, значит, против того, чтобы мы присоединились к европейской шестерке? – удивился он.

– Да, против, – сказал Руперт.

– Не понимаю почему.

– Хотя бы потому, что немцы здорово нагреют на этом руки.

– Ну, это не довод, – отозвался Фредди. – В наши дни такие вещи в расчет не' принимаются.

Жалобно подвывая, самолет наконец пробился сквозь облака к семидесяти островкам и пятистам мостам старого богатого приморского торжища, плавающего на водах Зюйдер-Зее, укрощенных гигантской песчаной дамбой. Самолет прогудел над пригородами и, расставив плоские ноги, как утюг, плюхнулся на воду.

У Фредди была замечательная способность спокойно ждать, что все придет к нему само. Действительно, не прождал он возле своего самолета и минуты, как со всех сторон к нему устремились официальные лица, носильщики и машины.

– Вы – живой пример того, как правит правящий класс, – шутливо сказал ему Руперт.

– Все дело в голове, – Фредди постучал себя по лбу. – А вот Джек – как был матросня, так и останется.

Фредди пальцем не пошевелил, однако багаж мигом пропустили через таможню, паспорта проверили, вещи погрузили и выгрузили, а нас привезли в отель „Ройял Амстердам“, записали в книгу и отвели в номера, где Фредди был вручен десяток телеграмм и где его уже ждал секретарь.

Остаток дня Фредди провел на совещании, а нам с Рупертом было предложено покататься на велосипедах и поглазеть на картины Рембрандта в Рикс-музее, на пухлых девиц, подававших нам пиво в кафе, на белый зимний туман и загорелые лица амстердамцев. Я глядел и злился на этот голландский город, где я зря потратил еще один день своей жизни вдобавок к долгой череде других попусту растраченных дней – мне было двадцать восемь лет, а я еще и не приступал к тому, ради чего, как я считал, живу на свете.

Утром мы вместе с Фредди вошли в отделанный деревянными панелями зал заседаний Международной страховой компании торгового флота, где за подковообразным столом сидели тучные голландцы, тучные немцы, худой, жилистый француз, краснолицые скандинавы и два с иголочки одетых англичанина.

– Этих чертовых англичан узнаешь с первого взгляда, – шепнул мне Фредди. – Достаточно посмотреть хотя бы на вас с Рупертом…

Нас никто не представил, и заседание продолжалось.

– Вот это – де Кок, – Фредди покосил глазом на астматического голландца, который курил короткую сигару, смотрел на мир сквозь толстые стекла очков и, по-моему, не слишком много там видел.

Обсуждение велось на трех языках. Фредди почти не принимал участия в дебатах и лишь изредка отвечал на какой-нибудь вопрос. Правда, один раз он затеял короткий, но жаркий спор относительно демарража и простоев.

Мы долго слушали, как они торгуются; я видел, что Руперт удивился не меньше моего, когда все вдруг поднялись с мест и Фредди с удовлетворением произнес:

– Ну, вот и прекрасно, дело сделано.

На этом совещание закончилось.

Его участники, обмениваясь прощальными рукопожатиями, покидали зал, а нас с Рупертом Фредди подвел к профессору де Коку, представил как „своих двоюродных братьев и ближайших сотрудников“ и во всеуслышание сообщил:

– Профессор туговат на ухо, ему надо кричать.

Профессор де Кок молча улыбнулся, обнажив желтые зубы. Меня заинтриговало шутливое, но крайне уважительное обращение Фредди с этим странным человеком, который жестом предложил Руперту сесть. Фредди тоже сел, но несколько поодаль и скрылся за пеленой сигарного дыма, все еще висевшего над подковообразным столом заседаний.

– Я вовсе не глухой, – по-английски сказал профессор де Кок Руперу. – Фредди шутник, так что уж вы, пожалуйста, не кричите.

Но для человека с хорошим слухом тучный профессор говорил чересчур громко. Поэтому Руперт все же повысил голос:

– Фредди сказал мне, господин де Кок, что вы – тот человек, который мог бы мне помочь.

Профессор протестующе воздел руки.

Руперт сжато и понятно рассказал о предложении русских поставлять нефть в Англию в обмен на английские суда.

– Русские любят обменные операции, – кивнул профессор. – Крестьянская манера торговать.

– Трудность не в самой сделке, – пояснил Руперт, взглянув на Фредди, который пожал плечами и отвел глаза, чтобы подчеркнуть свою непричастность к этому делу. – Вся загвоздка в импорте нефти. На это требуется разрешение английского правительства.

– Чье разрешение? – переспросил профессор.

Руперт забыл, что надо говорить громко.

– Разрешение английского правительства!.. – прокричал он.

– Я не даю разрешений вместо вашего правительства, – сказал де Кок.

– Знаю, – отозвался Руперт, – но мой двоюродный брат Фредди говорит, что вы готовите решения нефтяного консорциума о квотах на импорт нефти, на основании чего наше правительство выносит свое решение. Таким образом, ваше слово будет иметь большой вес.

– Не очень, – закричал в ответ голландец. – Я ведь непосредственно не связан с вашим правительством и не консультирую его по таким вопросам.

– А кто же это делает? – спросил Руперт.

– Десяток смешанных комиссий в Лондоне.

– Но вы же эксперт по вопросам импорта нефти!

Профессор снова воздел свои пухлые руки.

– Никакой эксперт тут не поможет. Никто не потрудится даже спросить меня. Однако сколько нефти русские хотят вывезти в Англию? Наверно, не очень много…

– Около трех миллионов тонн.

Профессор пожал плечами.

– Капля в море. Так что дело, как видно, не в количестве, правда?

– А в чем же? – крикнул Руперт.

– Вам известно, как обстоят в мире дела с нефтью?

– Очень мало.

– Но вы, я надеюсь, слыхали, что все великие державы, за исключением Китая, контролируют огромные запасы нефти: Америка, Россия, Англия, Франция, а также Голландия. Потребление нефти, – продолжал де Кок, – показатель экономического могущества страны. Это, надеюсь, вам ясно?

– По-моему, всем это ясно, профессор. Впрочем, не только потребление нефти, но и мощь торгового флота. Однако к чему вы клоните?

Руперт явно заинтересовал де Кока.

– Вы знаете, какая страна лет через восемь будет самым крупным добытчиком нефти?

– Вез сомнения, Россия. И вы не хотите, чтобы русские совали нос на западные рынки?

– Вот именно. Вы отлично все поняли.

– Разрешите задать вам нескромный вопрос? – обратился к нему Руперт.

– Не сомневаюсь, что вы его зададите.

– Может ли политика в области нефти осуществляться отдельно от той, другой политики?

– Не всегда. Часто они взаимозависимы.

– Вот-вот. Вам в решении вопросов, связанных с импортом, вероятно, часто приходится идти на серьезные уступки, продиктованные международной обстановкой?

– Беспрестанно, – признался де Кок. – Политическое положение в странах с нефтяными месторождениями всегда влияет на нашу политику.

– Но английские судостроительные и судоходные компании, как вы знаете, профессор, тоже проводят свою политику. Их тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Профессор слегка приподнял брови.

– В наши дни судостроение повсюду приходит в упадок. Между компаниями идет жестокая конкуренция, – продолжал Руперт. – А так как в других странах судостроительные фирмы получают более крупные правительственные субсидии, нам трудно с ними тягаться. Поэтому, если нам удастся получить такой крупный заказ, какой сулят русские, от него вряд ли стоит отказываться, не правда ли?

– Да. Но судостроители должны сами заботиться о себе, – возразил профессор. – Нефтяные компании и так самые крупные ваши заказчики на суда и на фрахт…

– Это я знаю.

– …следовательно, не много ли вы требуете, мистер Ройс, добиваясь от нас разрешения на то, чтобы мы открыли русским запретный вход в наше нефтяное святая святых только потому, что вы хотите строить суда для русских?

Метафора насчет „святая святых“ показалась мне чересчур пышной, но смысл ее во всяком случае был ясен.

– И все же, – настаивал Руперт, – где-то должно быть найдено равновесие между тем, что выгодно вам, и тем, что выгодно нам, тем, что вредно вам и вред;~> нам…

Тут я заметил, с каким удовлетворением Фредди потягивает свою трубку.

– Вы, пожалуй, правы, – признал профессор. – Вы нащупали главное, вокруг чего вертятся все проблемы международной торговли. Вот для этого у нас и существуют правительства: они должны отстаивать наши торговые интересы.

– В таком случае, – поспешно вставил Руперт, – будете ли возражать вы или нефтяные компании, если мы ввезем русскую нефть?

– Ну как, Фредди? Что мне ответить вашему кузену?

Фредди засмеялся:

– Понятия не имею, профессор. По-моему, он загнал вас в угол.

– Что ж, попробуем решить этот вопрос при помощи логики.

– Логики? – переспросил Руперт.

– Да, логики. В нынешнее время ввоз Англией русской нефти противоречит всякой логике. Вот и весь сказ.

– Таков и будет ваш совет?

– Я не даю никаких советов. Наверху у меня их не спрашивают, мистер Ройс. Поговорите с вашими политическими деятелями. Ну, например, с Грешэмом-Брауни или с сэром Перегрином Бендиго из Атлантического комитета. Пусть этим вопросом займутся они. Повидайтесь с сэром Бендиго. Вот он – нужный вам человек, единственный нужный вам человек, дорогие друзья.

В машине Фредди откинулся на сиденье и с облегчением вздохнул.

– Ох, уж эти нефтяники! – недовольно воскликнул он. – Они себя ведут, как люди с чертовски запятнанной совестью, которые боятся, что их выведут на чистую воду.

– У профессора я этого, пожалуй, не заметил, – не согласился Руперт. – Я даже не понял, на чем мы с ним расстались.

– На его обещании хранить нейтралитет, – сказал Фредди.

– А что мне это даст?

– Это уже неплохо. Он ведь мог вас с ходу раздолбать. А теперь, по крайней мере, не будет вмешиваться, если вы пойдете к нашим политикам. Нет, вы добились гораздо большего, чем думаете.

– У меня нет такого ощущения. Неужели все ваши деловые переговоры кончаются так же неопределенно, как эти?

– Важны оттенки, Руперт. Только в контрактах уточняется каждая буква. По-настоящему же большие дела чаще всего не заносятся на бумагу. Вы держались отлично.

– Все, по-моему, знают великого Бендиго, – сказал Руперт. – Но кто такой Грешэм-Брауни?

– Рождественский пудинг, в котором даже не запечена монетка, – объяснил Фредди. – Плевать нам на него. Найдем кого-нибудь получше этого маразматика.

Машина остановилась у подъезда гостиницы, но Фредди продолжал спокойно сидеть. Шофер-голландец вылез, обежал машину и, сняв фуражку, открыл Фредди дверцу. Да и в подъезде, едва мы подошли, двери перед нами распахнулись как по волшебству.

Меня злила четкая работа лакейского механизма, обслуживавшего Фредди. И я был удивлен, когда, обедая с ним и еще четырьмя голландцами, заметил, что Руперт относится к этому совершенно иначе.

– Странная вещь, – произнес Руперт в тот блаженный час, когда обед уже съеден, жизнь кажется прекрасной и на сердце царит покой, – со мной это редко случается, но сегодня я снова почувствовал себя настоящим Ройсом.

– Вас на это настроил Фредди с его „сезам, откройся“?

– Не только Фредди. Вообще все, что я сегодня видел. Я начинаю их понимать, – сказал он. – Они превосходно правят миром с минимальной затратой сил…

– И перебрасывают недра целых континентов из одного полушария в другой, никого не спросив, – ядовито добавил я.

Глава двенадцатая

В войне между Рупертом и Лиллом, как это бывает и в настоящих войнах, наступило затишье. Какое-то время даже казалось, что схватку выиграл Руперт – так открыто пренебрегал он всеми наложенными на него запретами.

Но тут произошло событие, которое снова обострило конфликт, подведя под него реальную почву, чего раньше недоставало.

Однажды утром Лилл приехал объясняться к Руперту в Сент-Мэри-Экс, и я оказался втянутым в их борьбу уже хотя бы потому, что при ней присутствовал. Мы с Рупертом сидели в нашей стеклянной клетке, погруженные в кипы журналов, книг и материалов, полученных нами из Балтийской библиотеки: Руперт хотел изучить все насчет нефти, и притом возможно поскорее, поэтому мы и читали о нефтяных месторождениях, о тех, кто ими владеет, о добыче и торговле нефтью, о ее сбыте, капиталовложениях, о соперничестве и политике нефтяных магнатов.

Мы уже несколько дней не давали передохнуть нашей секретарше, старательной миссис Ингрэме, которая переняла у Руперта его манеру работать, состоявшую в необычайно тщательной подготовке материалов. Миссис Ингрэме – англо-индианка средних лет с голубовато-серебристыми волосами – получила работу в правлении фирмы.

Ройсов после того, как ее пост в калькуттском филиале фирмы был передан чистокровному индусу. „Бедняги!“ – пожалел нас Фредди, передавая миссис Ингрэме под начало Руперту: она была опытным и надежным работником, но с таким обидчивым характером, что никто не мог ее вынести. Однако у Руперта была на редкость приветливая, открытая и ровная манера обращения с женщинами, которых он сразу к себе располагал. Во всяком случае, миссис Ингрэме редко срывала на нас свое дурное настроение.

– Мы пользовались услугами этих полукровок в Индии, – сказал Фредди, – потому что они были рангом повыше простых кули, и в то же время достаточно угодливы, и выполняли любое распоряжение любого англичанина. Но я понимаю, почему Неру захотел от них избавиться. Подобные нравы годились во времена Рандольфа, а мы живем в другую эпоху. Пусть Индия принадлежит индийцам. Так лучше. Теперь нам легче обделывать там свои дела и безопаснее вкладывать деньги, а наше влияние на них сильнее, чем когда-либо за последние тридцать лет. Почему? Потому, что им больше не приходится драться с нами, и мы могшем разговаривать друг с другом спокойно. В Африке будет то же самое, хоть и не сразу.

Фредди был вообще человеком широких взглядов. У него не было предрассудков ни по отношению к англо-индийцам, ни к евреям, грекам или армянам, потерявшим работу в египетском филиале фирмы, когда Насер пришел к власти.

– Некоторые компании, – говорил он, – особенно крупные нефтяные тресты, обошлись со своими местными служащими по-свински, хотя кое-кто из этих бедняг спас им миллионы, а иной раз и помог сколотить состояние на тамошних биржевых операциях, утайке налогов и умелой торговле. У этих нефтяных компаний нет ни стыда, ни совести, – с презрением заключил Фредди.

Внезапно дверь в нашу стеклянную клетку распахнулась, и на пороге появилась миссис Ингрэме. Я ожидал, что следом за ней посыльный внесет очередную кипу книг и журналов, но она сказала:

– Тут один джентльмен..

– Здравствуй, Руперт! – Отстранив ее и улыбаясь, как добрый дядюшка, в комнату вошел адмирал Лилл.

Руперт положил раскрытую книгу на стол переплетом кверху. Он застыл от удивления.

– Не ожидал! – протянул он. – Что вас сюда привело?

– Решил взглянуть, как ты тут живешь, – ответил адмирал, кладя свернутый зонтик на край письменного стола, котелок – на маленький столик и отдавая теплое синее пальто миссис Ингрэме, которая услужливо дожидалась, чтобы принять у неге это пальто.

– Минуточку, – попросил ее адмирал и вынул из кармана пальто какую-то бумажку. – Как поживает мама?

– Прекрасно. Уехала к себе в Оржеваль.

– Знаю. Я там на прошлой неделе был.

Я видел, что у Руперта чуть было не сорвалось с языка „зачем?“, но он, должно быть, тут же раздумал и, спокойно глядя на адмирала, выжидал, что будет дальше. Умение выжидать было воспитано в нем с детства, за границей. Англичане нетерпеливо перебрасываются ничего не значащими фразами, а там, за Кале, умеют молчать, пока собеседник себя чем-нибудь не выдаст.

– Ну, как тебе нравится роль делового магната? – спросил адмирал, взяв дружеский тон.

– Магнат из меня пока что не вылупился, – сухо ответил Руперт; его худощавое лицо казалось еще более худым, чем обычно. Он показал пальцем на книги. – Вы, наверно, хорошо разбираетесь в этих делах, адмирал. В одной из книжек сказано, что капитал нефтяных компаний всего мира составляет около двухсот миллиардов фунтов стерлингов. Я думаю, что цифра несколько занижена. А вы как считаете?

Адмирал снисходительно улыбнулся.

– С тем же успехом можно сказать, что европейские правительства, вместе взятые, располагают двумястами миллиардами фунтов, и спросить, как мы на это смотрим. За определенным пределом деньги перестают быть мерилом чего бы то ни было.

– Но между правительствами и нефтяными компаниями все же есть некоторая разница, – настаивал Руперт – Иначе непонятно, кто нами правит.

– Верно, – согласился адмирал, – но к этому вопросу можно подойти и с другой стороны. Возьми, например, твою русскую нефть. Ты понимаешь, что русские выиграют вдвойне, если твоя затея удастся? Они приобретут суда и получат рынок сбыта для своей нефти. Ты когда-нибудь думал о нашей нефтяной политике с этой точки зрения?

– Зато мы получим возможность продать свою продукцию, – возразил Руперт.

– Возможно, это и так, – вздохнул адмирал. – Но давай лучше оставим экономику. Ты в ней не силен, да и я, боюсь, не очень. Не хочу быть невежливым, Руперт, но не могли бы мы поговорить где-нибудь с глазу на глаз?

Я встал, намереваясь выйти, однако Руперт резко повернулся ко мне и повелительно сказал:

– Останьтесь, Джек. Простите, адмирал, но говорить с глазу на глаз я не хочу. Пусть все будет в открытую, иначе я вообще не согласен разговаривать.

Адмирал бросил на меня просительный взгляд, и я почувствовал себя мячиком для игры в пинг-понг. Я снова встал.

– Сидите! – рассердился Руперт. – Вы останетесь здесь. Джек и так все знает, – обратился он к Лиллу, – нам нечего прятаться по углам.

Адмирал был явно оскорблен, но сдержался.

– Вот что я хотел тебе сказать, – начал он. – Ты знаешь, что среди участников прибывшей вчера советской торговой делегации находится твоя приятельница Нина Водопьянова?

– Нина? – поразился Руперт. – Что она здесь делает?

– Это я хотел у тебя спросить.

– А я, черт возьми, откуда могу знать?

– Они прибыли вчера утром в Глазго, но ты, несомненно, с ней встретишься на будущей неделе. Советское посольство устраивает в честь торговой делегации прием.

– Нине давно хотелось посмотреть Лондон, – сказал Руперт.

Он был заметно смущен и не сразу овладел собой.

– Что ж, вот она, наконец, этого и добилась.

– Прекрасно! – твердо произнес Руперт.

– А я-то думал, что она служит в комитете по делам Северного морского пути, – продолжал адмирал. – Так, во всяком случае, ты мне когда-то говорил.

– Да, когда я находился в России, она там служила.

– А в заявке на визу, которую они нам послали две недели назад, она значилась техническим сотрудником министерства внешней торговли.

– Нина превосходно говорит по-английски, – объяснил Руперт. – Не понимаю, почему это вас беспокоит?

– Русские несомненно послали ее сюда с каким-то специальным заданием, – продолжал адмирал.

– Я же вам сказал, что она прекрасно говорит по-английски.

– Конечно, она говорит по-английски, но в наше время половина Советского Союза говорит по-английски. Я лично думаю, Руперт, что скорее всего приезд ее связан с тобой.

– Это ваши домыслы, адмирал.

– Это не домыслы, а вполне обоснованное предположение, если смотреть на вещи как надо.