Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)

– Значит, я не намерен смотреть на них так, как вам надо, – заявил Руперт.

– А знаешь, что говорят американцы?

– Опять американцы? Черт бы их побрал! Им-то какое до этого дело?

– Они предполагают, что миссис Водопьянова послана сюда для того, чтобы немножко тебя пришпорить…

Руперт расхохотался.

– Побойтесь бога, адмирал!..

– Нет, я говорю серьезно, – сказал адмирал без тени улыбки.

Они были так поглощены разговором, что совсем забыли обо мне.

– Неужели и вы в это верите? – с любопытством спросил Руперт.

Лилл задумчиво помолчал.

– У нас есть в таких делах опыт, и ничего смешного тут нет, все, как мы знаем, бывает. Поэтому я больше ни от чего не отмахиваюсь и не считаю никакие опасения смешными. В сущности, я пришел для того, чтобы попросить тебя о небольшом одолжении: обещай не видеться с этой женщиной нигде, кроме тех официальных встреч, на которые, так и быть, мы закроем глаза…

– Вы прекрасно знаете, что я и не подумаю дать вам такое обещание! – сердито перебил его Руперт.

Адмирал обождал, пока его собеседник успокоится.

– Не понимаю, – продолжал Руперт, – уж если вы ее так боитесь, зачем вы ее пустили? Вы могли помешать ей приехать.

– Я боюсь не этой женщины, Руперт. Я за тебя боюсь. Я ее видел, – сообщил адмирал. – Она довольно эффектна.

– Она довольно эффектна! – передразнил его Руперт. – Ну, что я могу вам на это сказать? Что я влюбился в Нину Водопьянову? И потерял голову?

Адмирал взял свой котелок.

– Не все будут так покладисты, как я, – сказал он. – Имей в виду: за последствия я не отвечаю.

Произнеся это, он молча вышел и вежливо простился с миссис Ингрэме, которая, можно не сомневаться, уж конечно, придерживала дверь.

Руперт отлично умел прятать свои чувства, и после ухода адмирала я не заметил в нем никакой перемены – выражение его лица было непроницаемо. Тем не менее я знал, что визит Лилла произвел на него впечатление. Вот только какое?

Вечером мы с Пепи поехали к нему в Хэмпстед, и он с раздражением отказал ей, когда она попросила пожертвовать пятьдесят фунтов Комитету ста, задумавшему устроить сидячую демонстрацию возле базы бомбардировщиков в Брайзнортоне.

– Я и пенса вам не пожертвую, – отрезал он угрюмо. – Дело кончится тем, что ты, Пепи, угодишь в тюрьму, как и все эти одержимые. Чего ради стану я поощрять ваш массовый психоз?

Пепи ничуть не смутилась.

– Неубедительные отговорки! – наступала она на Руперта. – Предрассудки!

– По-моему, у вас нет никаких шансов воздействовать на кого бы то ни было. Только зря время теряете.

– Зря? А вы предпочитаете, чтобы ваших детей испепелили заживо? – спокойно осведомилась Пепи.

– Что за безобразные разговоры за столом! – возмутилась Джо.

– Ничего, детям полезно это послушать, – отрезала Пепи.

Она сидела между Роландом и Тэсс: Джо намеренно посадила „всех детей вместе“.

Роланд внимательно слушал, передавая отцу еду и стараясь уберечь салфетку от спаниеля Фиджа, который втихомолку воровал салфетки с наших колен и подбирал с них крошки. Когда разговор на минуту смолк, Роланд сообщил Пепи, что кто-то из Комитета за ядерное разоружение тайком устроил у них в лицее сбор денег. Он, Роланд, внес полкроны.

– Да неужели! – с восторгом воскликнула Пепи и, нагнувшись, чмокнула его в щеку. – Молодец!

– А мне ты ничего не рассказывал! – упрекнула сына Джо.

Но Роланд уже снова замкнулся в своем недоступном для взрослых мире и прилежно принялся за сладкое. Никто больше не возвращался к этой теме, однако, когда в полночь мы от них уезжали, Джо вынула из сумочки пять фунтов и подала Пепи.

– Одно условие, – сказала она, и в голосе ее прозвучала тревога. – Возьми эти деньги, но, ради бога, оставь в покое Роланда. Пожалуйста, не старайся на него влиять!

– Может, ты делаешь и полезное дело, – проговорил Руперт, когда мы закрывали за собой тяжелую чугунную решетку. – Но берегись, Пепи, – мрачно предостерег он ее, – ты настроила против себя перепуганных насмерть людей, они уж постараются упрятать тебя подальше.

Пепи только засмеялась в ответ, и мы пошли вниз по холму. Но теперь я знал, что у Руперта на уме и чего он ждет от Лилла.

Глава тринадцатая

Я слышал имя сэра Перегрина Бендиго не только от де Кока, но и от разных приятелей Руперта; все твердили в один голос, что Пинк – единственный человек, который может нам помочь. Поэтому Руперт решил непременно повидать Бендиго и, когда мы поехали с Фредди обедать в клуб, сказал ему о своем намерении.

Фредди замахал на него руками.

– Ради Христа, не впутывайте Пинка Бендиго!

– Почему? – удивился Руперт.

– Потому что у меня заварены дела поважней, чем эта ваша русская нефть и постройка нескольких судов. Погодите немного и вы поймете, о чем я толкую.

Вместо Бендиго Фредди предложил свести нас с неким мороженым судаком, которого звали лорд Най. Подобно отпрыскам Галифаксов, Солсбери и других семейств из самой высшей знати, потомки рода Ная уже не одно столетие в точности походили на своих предков. Правда, глаза нашего Ная скорее напоминали глаза голодной форели, чем глаза голодного тигра, как это было у прочих почивших в бозе Наев. Он числился старшиной клана колониальных капиталистов (добыча и производство каучука, олова, меди, какао, сахара, спирта, фосфатов во всех уголках Британского содружества). А поскольку я был, как англичане до сих пор говорят, „колонистом“, мне хотелось познакомиться с этим Наем поближе; я вообще сгорал от желания посмотреть на подлинных владык Англии: несмотря на свое чисто австралийское предубеждение против них, я считал, что они, вероятно, все же люди умные, принципиальные и широкообразованные. Кое в ком из них я не ошибся, но большинство, как я обнаружил, хотя и были по-своему умны, особым глубокомыслием не отличались; меня поражала в них какая-то смесь ума и ограниченности. Не успел я провести с Наем и пяти минут, как выяснилось, что он беспросветно глуп во всем, что не касается его личных интересов, и я, помнится, спросил себя: неужели такие люди правят Британией вот уже пятьсот лет?

Тем не менее он был одним из тех немногих, кого боялся Фредди, а значит, в нем таилось нечто такое, чего я не мог ухватить, расценивая его с обычной, человеческой точки зрения.

Мы встретились с ним в игорном клубе „У Болдуина“, помещавшемся в старинном особнячке эпохи короля Георга. Дело было в пятницу вечером, и там происходила ежегодная встреча „Пятерки“ – общества, в котором состояло всего пять членов. Одним из них был Фредди. Они собирались „У Болдуина“ не для того, чтобы играть, им просто хотелось поужинать в этом роскошном погребке с женами и друзьями, а когда жены и друзья поднимались наверх к игорным столам, пятерка продолжала сидеть за столиками и заниматься переделом мира.

Мы пошли туда всей семьей – мать Руперта приехала из Оржеваля; с нами были Пегги и Джо, но Пепи отказалась составить нам компанию. Когда я ее пригласил, она скорчила гримасу и сказала:

– Ну, жизненный опыт подобного рода не так уж мне необходим. „У Болдуина“ я рискую встретить слишком много пьяных родственников. Еще успею, когда мне будет шестьдесят и я уже ни на что путное не буду годиться.

Мы отлично поужинали в отдельном кабинете и перед тем, как подняться наверх, в игорный зал, уединились в уголок с Наем – высоким, худым, как скелет, человеком, все время усмехавшимся какой-то угрюмой, неприятной усмешкой. Обменявшись с ним за ужином несколькими фразами, я решил, что он – отъявленный мерзавец. Руперт был с ним незнаком, и Фредди представил их друг другу.

– Это мой двоюродный брат Руперт, – объяснил он Наю. – Тот самый, с Северного полюса.

Когда Руперт сказал, что хотел бы с ним поговорить относительно обмена русской нефти на суда, он ответил, что уже слышал об этом.

– Думаю, однако, что вам вряд ли удастся убедить наших нефтяников, – откровенно заявил Най.

– А вы не можете как-нибудь на них повлиять? – спросил Руперт.

– Сомневаюсь, – ответил Най. – Да я и не знаток в этих русских делах.

Руперт поглядел на Фредди, молча прося его о помощи.

– Вы же знаете, Най, что тут все решает политика, – вмешался Фредди. – А в этой области вы кое-что можете сделать.

– Это только одна сторона вопроса, – равнодушно проронил Най, отходя от нас. – Но, по-моему, вам в этом деле скорее поможет Пинк Бендиго.

Фредди не стал настаивать и взглядом предостерег Руперта от подобного шага. Най ушел. Нам оставалось подняться наверх и принять участие в азартной игре богачей.

Я люблю играть, но даже у меня не было желания садиться за стол в этом уж слишком изысканном обществе, а Руперт и вовсе с отвращением отошел от игроков, оставив Джо чек на сто фунтов, который ей обменяли на фишки за белой с золотом конторкой в картинной галерее клуба, где висели полотна Рейнольдса и Зоффани. Я видел, как Джо минут за пять проиграла почти все деньги, и дал ей еще десять фунтов.

Потом мы с Рупертом пошли в бар, сели на красный плюшевый диванчик и стали читать вечерние газеты, которые дал нам бармен. Мы попивали приятно горчившее кампари с лимоном и ждали, когда наши дамы кончат игру. Руперт был молчалив, я чувствовал, что разговор с Наем его встревожил, этот тип и на него нагнал жуть.

Пришла Джо и попросила еще денег, Руперт ей отказал, и они начали ссориться; всем стало ясно, что пора домой. Пегги пожаловалась, что проиграла триста фунтов, посочувствовав ей, мы усадили ее в „роллс-ройс“ и отвезли домой. Руперт проводил Пегги до парадной двери, и я услышал, как она ему сказала:

– Я хотела бы с тобой поговорить. Мне нужен мужской совет.

– В любое время, Пег, – небрежно отозвался Руперт. – О чем разговор?

– Видишь ли… – Но она вдруг передумала. – В общем, неважно. Забудь.

– Сколько у нас семейных тайн! – посетовал Руперт, отвозя меня в мои меблирашки, где я ютился, экономя деньги, к вящему негодованию Пепи.

Джо дулась на Руперта – он же не дал ей пятьдесят фунтов и испортил так хорошо начавшийся вечер. Руперт тоже сидел насупившись – словом, наши развлечения кончились весьма печально.

– Надеюсь, что Фредди добьется от Ная большего, чем я, – сказал Руперт, прощаясь со мной, – не то мне придется отправиться к Пинку Бендиго, нравится это Фредди или нет.

– Вы ведь и не рассчитывали, что все пойдет как по маслу, правда?

– Да нет, – сказал он, включая мотор.

Я подождал, пока они не отъехали, а потом повернул на Кингсроуд и взял такси назад, в клуб. Настроение у меня было такое поганое, что даже это злачное место показалось мне более привлекательным, чем моя комната. Я разыскал в баре Фредди, сидевшего там с остальными членами „Пятерки“, – они уже сильно выпили, но не совсем опьянели. Я немножко поболтал с одним яхтсменом из их компании – у него была тридцатиметровая парусная шхуна, самое маленькое парусное судно, какое стоит иметь, – а потом сел рядом с Фредди. К нам подошел Най.

– Знаете, Фредди, – сказал он, – этот ваш кузен – странный тип.

– А что в нем странного? – осторожно осведомился Фредди.

– Одно время все были убеждены, что его завербовали русские.

– Слушайте, эго же курам на смех! – пренебрежительно бросил Фредди.

– Американцы до сих пор уверены, что никакого ледового похода и в помине не было, а что вашего кузена взяла на борт русская подводная лодка, и потом он вернулся вместе с их раненым летчиком на остров Мелвилл. Какой-то умник даже написал об этом книгу.

– Неужели вы верите этому старому мерзавцу Лиллу? Кто станет слушать такую чепуху…

– Мне рассказывал об этом вовсе не Лилл, – сказал Най, – а Рандольф.

Фредди чертыхнулся.

– Будет очень глупо, Фредди, – увещевал его Най, – если вы впутаете фирму в эту затею. Надеюсь, вы меня понимаете.

Фредди зажмурился и не стал возражать. Теперь и у него вечер был испорчен. Мы отправились домой.

Я не знал, намерен ли Фредди передать этот разговор Руперту, и решил на другой день сделать это сам.

– Но для чего старику понадобилось впутывать в семейную свару посторонних? И подставлять меня под удар? – недоумевал Руперт.

Мы пошли к Фредди, чтобы узнать, как он на это смотрит.

– Он хочет нанести удар не только вам, но и мне. – объяснил Фредди. – Рандольф считает, что я затеваю против него заговор, и платит мне той же монетой. У него есть союзники, Най – один из них.

– Най меня не остановит, – решительно заявил Руперт.

– Тогда действуйте, – вздохнул Фредди. – Но, ради бога, Руперт, держитесь в рамках, остерегайтесь любого шага, к которому они могут придраться, не то вы еще больше осложните мое положение. А Най – опасная сволочь…

Глава четырнадцатая

День встречи Руперта с Ниной Водопьяновой приближался. Я заметил, что Руперт нервничает, меня же разбирало любопытство.

И вот наконец мы, то есть Руперт, Джо и я, едем на прием в советское посольство.

Машина остановилась у старинного особняка с парадной лестницей и портиком в готическом стиле. Входная дверь то и дело отворялась, и на короткий миг полоса яркого электрического света прорезала ненастную зимнюю мглу, вырывая из темноты у ворот силуэты высоких платанов, которые стряхивали с ветвей блестящие капли дождя.

Внутри, в гардеробной стояла очередь.

Мы тоже разделись, и церемониймейстер в красной ливрее с пышными усами громко объявил наши имена послу и его жене, миссис Солдатовой, приехавшему из России министру и его заместителю. Министр окинул Руперта пристальным, оценивающим взглядом, мы все обменялись рукопожатиями и несколько минут постояли с хозяевами возле пылающего мраморного камина.

Джо в таких торжественных случаях выглядела великолепно. Она была на редкость хороша собой: гладко зачесанные назад густые черные волосы, прекрасный выпуклый лоб, ясные синие глаза. Я подумал, что Водопьянова должна быть поистине необыкновенной женщиной, чтобы с ней соперничать. Я забыл о капризном и тяжелом характере Джо. А она так легко вошла в роль светской красавицы, словно была рождена блистать на дипломатических приемах.

Затем мы очутились в другом, продолговатом зале, где теснились гости и стоял многоголосый гул. Над заставленными едой столами плавал табачный дым.

Мы тоже подошли и взяли тарелки, а молодой темноволосый атташе посольства любезно принес нам кьянти. Он подвел к нам двух членов торговой делегации и стал в этой давке шутливо переводить наш глубокомысленный разговор на тему: 1) об английской погоде; 2) о московской погоде; 3) о черноморской погоде; 4) о путешествии наших гостей сюда; 5) об их первых английских впечатлениях. Оба зала переходили в изящный зимний сад с черно-белым кафельным полом и фонтаном посредине. Там мы потеряли своих новых знакомых из торговой делегации. Я заметил в толпе нескольких министров английского правительства. Две дамы из нашего высшего дипломатического круга подошли к Джо.

– Джо! Какими судьбами! – защебетали они. – Вот приятная встреча!

Одна из них была троюродной сестрой, а другая – приятельницей Джо, и они повели ее к жене еще одного двоюродного брата – члена парламента и консерватора, имевшего какое-то отношение к торговой палате.

Мы с Рупертом все еще разыскивали Нину Водопьянову. Толпа, теснившаяся вокруг столов, загнала нас в угол, но мы кое-как оттуда выбрались. Руперт поставил свою тарелку на стол, и мы с бокалами в руках пустились бродить по комнатам уютного старинного дома.

Внезапно рядом со мной раздался возглас, которого я все время ждал:

– Руперт! Это вы?

– Здравствуйте, Нина, – спокойно ответил Руперт и пожал ей руку.

Первым моим чувством было разочарование. Я лишний раз убедился, что человек с необычной репутацией редко обладает необычной внешностью. Сам не знаю почему, я ждал, что увижу красавицу – яркую, поражающую взгляд, похожую на Джо, но еще более красивую, чем она. А стояла передо мной маленькая, хрупкая, русоволосая женщина с милым, но простым лицом. Хороши у нее были, правда, глаза – живые, открытые.

Я сразу вспомнил старые групповые портреты русских революционеров, снятых так, как могут сниматься только русские и только революционеры. Среди них всегда была какая-нибудь прелестная женщина, и хотя мужчины, сфотографированные с ней рядом, прославились, как герои, ее бесследно поглотила история революции, которую делают мужчины. Лица этих женщин поражают удивительной целеустремленностью, женской строгостью, высокой нравственной чистотой, верностью, самоотверженной любовью к великому, благородному делу, которому они посвятили всю свою жизнь. То же выражение увидел я и на лице Нины Водопьяновой. Я, быть может, слишком идеализирую старые фотографии русских революционерок, но эти женщины всегда вызывали мое восхищение. Нина держалась очень спокойно, с большим чувством собственного достоинства и с каким-то мягким изяществом, однако нетрудно было заметить, что она чужая в этой дипломатической оранжерее. Как ни странно, и в Руперте тоже появилось что-то загадочное, словно и его место было не здесь, а неизвестно где.

Я, как зачарованный, не сводил с них глаз.

Они обменялись взглядом, который у счастливых супругов выражает духовную близость, к сожалению, далеко не всегда сопутствующую близости физической. Я уверен, что они не знали, как выдали себя этим взглядом, так же, как и не отдавали себе в эту минуту отчета, где они находятся.

– Как поживает Роланд? – застенчиво спросила Нина.

– Хорошо, – ответил Руперт. – Он теперь учится во французском лицее.

Мне сейчас смешно вспоминать всю банальность этого разговора, но почему-то тогда он мне вовсе не казался банальным. Я хотел было незаметно удалиться, чтобы дать им возможность побыть друг с другом без помехи, но словно по волшебству откуда-то появилась Джо. Руперт растерялся, явно не понимая, каким образом она вдруг очутилась рядом. А может быть, мы стояли там дольше, чем нам казалось?

Нина порывисто поцеловала Джо, и, увидев обеих женщин вместе, я понял, кто из них сильнее, у кого есть цель в жизни, а кто блуждает в мире мелких интересов. Мне стало жаль Джо.

Кругом стоял такой шум, что им приходилось кричать. Наконец Джо догадалась увести Нину в зимний сад, где росли пальмы и было тише. Руперт поплелся за ними, а следом пошел и я, спрашивая себя, что сейчас произойдет.

Но ничего не произошло. Джо пригласила Нину на обед в среду, а Нина ответила, что не уверена, сможет ли она приехать: ее, вероятно, не будет в этот день в Лондоне.

Потом ее позвали: она срочно понадобилась какому-то русскому как переводчица. Извинившись, Нина отошла от нас.

Но когда мы уже уходили, она торопливо приблизилась к нам и улыбнулась Джо:

– Да, я смогу быть у вас в среду. Заезжайте за мной, Руперт, в три часа.

– Хорошо, – ответил он.

Мне хотелось задать Руперту множество вопросов.

– Правда, у Нины очень элегантный вид? – спросила Джо у мужа, когда машина тронулась.

– Ничуть, – кратко возразил Руперт. – Ничего элегантного я в ней не заметил.

– Где твои глаза? Ручаюсь, что она купила этот костюм в Париже или в Лондоне.

Но Руперт не пожелал больше говорить на эту тему.

Глава пятнадцатая

Мы с Рупертом разделили наши обязанности, грубо говоря, так: я занимался всем, что касалось постройки судов, а он – сделкой на нефть. Поэтому я и отправился к эксперту по судостроению, приехавшему с советской торговой делегацией.

Борис Крылов встретил меня в вестибюле и провел в большую, пустую гостиную, которая, по-видимому, служила чем-то вроде клуба. Мы уселись. Крылов, как многие русские, был невысокого роста и очень широк в плечах. Во время обороны Ленинграда он служил моряком на Ладоге и потерял ногу. Говорил он с американским акцентом. Когда я рассказал ему, что проплавал десять лет, в основном простым матросом, на старых грузовых пароходах, он почему-то обрадовался, воскликнул: „Молодчина!“ – и послал за водкой и стаканами.

Фредди снабдил меня примерными ценами на каждое из судов, которые мы брались построить, а также предварительными данными о сроках. Я передал эти данные Крылову, который, сложив бумаги, небрежно сунул их во внутренний карман и спросил меня: может ли фирма Ройсов построить для Советского Союза лесовозы водоизмещением в триста тонн или для нас это слишком маленькие суда?

– Почему слишком маленькие? – удивился я.

– Нам может понадобиться штук пятьдесят таких судов, – добавил он. – Для нас они выгоднее, потому что осадка у них меньше и они смогут заходить во все английские порты, расположенные в мелководных устьях рек.

– А как насчет судов, которые мы готовы для вас построить? – спросил я. – Данные на них вы как раз положили к себе в карман. Разве два плавучих холодильника вам уже не нужны?

– Конечно, нужны, – спокойно возразил он, – но стоит ли ими заниматься, раз вы не берете нашу нефть? Мистер Бенсон из торговой палаты вчера заявил, что нефти вы у нас не возьмете.

Я знал, что рано или поздно речь зайдет о нефти, но не думал, что так быстро. Я сказал мистеру Крылову, что хлопоты о нефти взял на себя Руперт и что они, как мы надеемся, увенчаются успехом.

Мистер Крылов недоверчиво пожал плечами.

– Хорошо, – сказал он. – Дайте мне знать, как у вас подвигается дело.

Я снова попытался завести разговор о холодильниках, разговор явно бесцельный – это я уже сам понимал. Мы выпили еще водки, и мой собеседник сообщил мне, что русские издают книгу о Руперте и Водопьянове.

Руперт не удивился, выслушав мой рассказ, хотя и был огорчен, а я, чтобы поднять его настроение, рассказал ему, что русские собираются выпустить книгу о нем и Водопьянове.

– Это будет книга друзей о друге, – добавил я.

– Я бы предпочел, чтобы они дали кануть всей этой истории в Лету, – ответил Руперт.

Вчера, по его словам, он ходил к Парку, адвокату фирмы Ройсов, по поводу другой книги, выпускаемой в Англии (я тоже знал Парка: мы встречались с этим типом в очках с толстыми стеклами у Фредди, по его громкой, развязной речи я бы принял его за шофера такси).

– Глэдмен готов переделать главы о нашем ледовом походе, если я пообещаю рассказать, как русские меня обрабатывали. Когда я это сделаю, мне пойдут навстречу и книгу переименуют, она будет называться „За что русские наградили Руперта Ройса“.

– Как любезно с их стороны. И вы согласны на это предложение?

– Какая чепуха.

Я засмеялся.

– А мне, Джек, не до смеха, – заметил он.

– Но ведь вы можете привлечь их за клевету?

– Об этом я и спросил Парка. Он уверяет, что иск я, возможно, выиграю, но репутация моя и доброе имя будут навсегда опорочены.

– И все-таки подавайте в суд! – воинственно настаивал я.

Он покачал головой:

– Джо с ума сойдет.

– Но ведь это же грязная выдумка! Их надо привлечь за клевету! – возмущался я.

Холодные голубые глаза Руперта испытующе смотрели на меня, он даже не улыбнулся.

– Пусть издают свою книгу, – угрюмо произнес он.

– А как отнесется к этому Джо?

– Как-нибудь переживет.

█

Я постарался, чтобы и меня в среду пригласили к Руперту на обед. Хэмпстедский дом никогда еще не выглядел таким нарядным, никогда еще не дышал таким теплом и комфортом. Что может быть уютнее в зимние дни, чем старый лондонский особняк, о котором хозяева проявляют заботу! Толстый ворс новых дорожек на лестнице пружинил под ногой; старинная мебель была красивой, удобной и, казалось, вечной; оконные стекла сияли чистотой, огонь в камине пылал, на стенах яркими красками горели картины современных художников (в последнее время Руперт незаметно для себя пристрастился к модной живописи), а недавно купленные Джо элегантные люстры и бра лили мягкий, приятный свет, и горка с фамильным фарфором, стоившим целое состояние, придавала комнате богатый, изящный вид. На столе стоял наготове дорогой чайный сервиз, блюдо с тонкими, как бумага, сандвичами, вазы со швейцарским шоколадом, пирамида южноафриканских фруктов, персиков, винограда и букеты цветов – словом, все вокруг было богато, прочно, сделано со вкусом и носило неистребимую печать старой Англии.

Нина позвонила, что задержится на совещании по аэронавигации и поэтому Руперту не стоит за ней заезжать, она возьмет такси. Но привезли ее на машине русского посольства; мы с Рупертом увидели это из окна верхнего этажа, где пили коктейли.

█

Мне трудно последовательно описать, что происходило в тот вечер, но Джо явно решила поразить гостью великолепием западного мира.

Когда мы сидели у камина, дожидаясь дам, Руперт грустно произнес, глядя в потолок:

– Огромные спальни, в ванной стена зеркальная, а на полочках – целая выставка ароматических солей для купанья, духов, пудры…

Я засмеялся, а он только вздохнул.

Вошла Нина, весело помахала Руперту, словно стараясь заглушить в себе чувство, предательски светившееся в ее глазах. Но держалась она, благодаря врожденному самообладанию, превосходно – обратясь к Руперту, она любезно похвалила его красивое английское жилье.

– Ну, это все благодаря Джо, – довольно пренебрежительно отозвался он. – Это ведь ее дом.

В комнату влетела Тэсс со спаниелем Фиджем.

– Тэ-эсс! – воскликнула Нина.

Тэсс постепенно внушали правила хорошего тона, но она тут же о них забывала. Она подбежала к Нине, словно рассталась с ней пять минут назад.

– Фидж совсем спятил, – сообщила она. – Сделал пис-пис на новый Анджелинин стул…

Как раз в эту минуту Анджелина входила в комнату, держа в руках большой серебряный поднос с чаем; грохнув его на стол, она бросилась наверх.

– Quel porco di сапе![12]12
  Свинья, а не собака (итал.).


[Закрыть] – донесся до гостей ее вопль.

Хозяйка сердито окликнула ее, а потом сама устремилась следом. Суматоха длилась добрых пять минут. Перекрывая шум какой-то возни, сверху доносился громкий голос Джо; она властным тоном отдавала приказания, которых, по-видимому, ни собака, ни Анджелина не желали выполнять. Даже я стал немножко нервничать. А Нина, как я заметил, совсем растерялась из-за всей этой неразберихи со служанкой, собакой и ребенком.

Руперт, наконец, нашелся и спросил Нину, как поживает Алексей.

– То есть как его здоровье? – быстро пояснил он.

– Гораздо лучше, – ответила Нина, – хотя сгибать ноги он еще не может и походка у него нескладная. Однако он опять летает.

Нина держала Тэсс за руки и ласково в нее вглядывалась. Она сказала девочке, что привезла ей подарок: отдать его сразу или когда Роланд придет из школы?

– Лучше потом, – сказала Тэсс. – А то Роланд будет завидовать. Что ты мне подаришь?

– Это секрет, – ответила Нина. – Если хочешь, я могу отдать тебе подарок сейчас?

– Нет, я подожду, – решительно заявила Тэсс.

Роланд приехал из школы на автобусе. Мы услышали, как он в кухне швырнул на пол школьную сумку и громко воскликнул: „А вот и я!“ Возглас был адресован не нам, а Анджелине, которая должна была накормить его обедом.

Роланд уже носил длинные брюки и, несмотря на природную скромность, любил иногда покрасоваться. Войдя в комнату, где сидели взрослые, он церемонно протянул Нине руку, в легком поклоне склонил голову – ни дать ни взять французский дипломат – и с достоинством произнес:

– Как поживаете, тетя Нина?

– Здравствуй, Роланд. А ты как живешь?

– Очень хорошо, спасибо, – вежливо ответил он.

Нина открыла свою черную сумочку.

– Теперь я могу отдать вам обоим подарки. Можно, Джо?

– Пожалуйста.

Она вручила каждому из детей по небольшому свертку. Тэсс получила украшенный узорной эмалью ящичек, который открывался с четырех сторон и при этом играл четыре разные мелодии из балетов, а Роланду – золотые часы с календарем. Мальчик торжествующе поглядел на мать.

Но я знал, что Джо на чем-нибудь отыграется.

Мать велела Тэсс поцеловать Нину. А Роланд, крепко пожав гостье руку, признался, что он мечтал о русских часах-календаре. „Огромное спасибо!“ – добавил он.

Нина спросила Роланда, не забыл ли он русский язык. Мальчик ответил, что не только не забыл, но учит его теперь в лицее. Однако не успел он договорить, как Джо решила показать свои материнские права: она отослала обоих детей, приказав Тэсс отправиться в ванную, а Роланду сесть за уроки. Словом, Джо отыгралась.

Она повела свое наступление против гостьи по всем правилам, а Нина ничем не могла ей ответить, хотя Джо вела себя вызывающе. Нина оказалась безоружной против чисто женской атаки Джо, она все больше и больше замыкалась в себе, боясь унизить свое достоинство какой-либо женской колкостью или проявить недостаток воспитания. Пока что она не допустила ни одной оплошности – только по русскому обычаю оставила ложечку в чашке, но тут же спохватилась и вынула ее, как принято в Англии.

Руперт с грустью наблюдал за тем, как его дом превращается а поле битвы. Ему не дали даже тайно порадоваться тому, что обе любимые женщины теперь с ним рядом. Хозяйкой его жизни оставалась Джо. Она обеими ногами стояла на земле. И побеждала без труда.

Последним ее ударом было появление Фредди и Пегги, которых она не без умысла пригласила на этот обед. Ей хотелось продемонстрировать Нине, что Фредди хоть и капиталист, но вовсе не чудовище, а милый, очаровательный человек. Джо не преминула сразу же сообщить гостье, что он двоюродный брат Руперта, владыка международной финансовой державы Ройсов, в общем – один из тех, кого должны ненавидеть все коммунисты.

Фредди уже слегка порозовел от выпивки, но, видимо, вино привело его в отличное настроение. Он так и сиял добродушием, словом, был само обаяние. С Ниной он обходился подчеркнуто учтиво. А она чувствовала себя все более чужой в этом доме и держалась все настороженнее. И тем прелестнее становилось ее строгое, целомудренное лицо.

Руперт приготовил всем коктейли, и я заметил, как осторожно, даже робко пригубил свой коктейль Фредди, расспрашивая Нину, что она думает о Лондоне, английских домах и англичанах.

После обеда Фредди продолжал свои расспросы, однако Нина теперь отвечала односложно, а когда требуемое приличиями время истекло, поднялась и сказала, что ей пора, и попросила вызвать такси.

– Подождите, мы вас отвезем домой, – предложил Фредди. – Где вы живете?

– В отеле „Глостер“.

– Где это?

– Возле нашего посольства.

– Нам по дороге.

– Мне неловко вас затруднять, – отнекивалась Нина.

Ей стало изменять даже знание английского языка.

– Хорошо, тогда я отвезу вас домой, – сказал Руперт.

– Нет, нет, – заупрямилась она. – Это совершенно лишнее, Руперт.

– Я вас отвезу, – настаивал он. – А вы, Фредди, меня обождите, ладно?

Чопорно попрощавшись со всеми, Нина пошла вниз, следом за Джо.

Я стоял на верхней площадке и видел, как Джо вдруг поцеловала Нину, словно в знак того, что она великодушно прощает поверженную противницу. Но Руперт молча прошел мимо, даже не взглянув на нее, и сел вместе с Ниной в свою малолитражку.

На другой день он спросил меня, что говорили о Нине после их ухода. Я ответил, что не говорили ничего, и это была правда. В самом деле, Джо так воинственно защищала свой очаг и своего мужа, что атмосфера за обедом накалилась до предела, и мы все с облегчением вздохнули, когда все это кончилось.