Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Но Руперт знал, что ничего не сможет объяснить Лиллу: и адмирал, и его начальство жили в постоянном, неразумном страхе предательства со стороны своих же людей. Прежде они питали простодушную веру в то, что выходцы из их класса, люди их породы не могут изменить своих взглядов, а теперь больше всего боялись, что их предаст кто-то из их же собственной среды, предаст «изнутри».

В тот день адмирал сообщил Руперту, что отныне не только он будет находиться под постоянным надзором, но и работа его будет подвергаться строжайшему контролю службы безопасности. Он не имеет права выезжать из страны без особого разрешения, не смеет поддерживать связь с русскими и с советским посольством, с коммунистами и с организациями, близкими к коммунистам, а также и со всякими комитетами борьбы за мир. Ему воспрещается принимать участие в политической жизни и поступать на работу, связанную с секретной документацией, что относится также к фамильной фирме «Ройс и Кº», поскольку она, во-первых, получает крупные правительственные заказы, а, во-вторых, Фредди и старый дядя Рандольф являются членами комитетов военного снабжения при английском правительстве и НАТО.

Не знаю, что ответил на это Руперт. Когда я как-то раз спросил его, чем кончился их разговор с адмиралом, Руперт отделался шуткой:

– Я сказал Лиллу, что уеду за границу, когда мне заблагорассудится.

Однако за шутливостью тона чувствовалась нешуточная злость. Выйдя из белого особняка, Руперт решил, что будет действовать наперекор всем адмиральским запретам. Первое, что он сделал в пику адмиралу, было предложение, с которым он обратился к Фредди: заключить с русскими крупную сделку на строительство судов.

– Не говоря уже о Лилле, – заметил он, – мне хотелось чем-нибудь искупить свое не очень приличное поведение в России.

Глава четвертая

Когда Руперт выступил с предложением строить суда для России, ему пришлось действовать сообразно этикету, принятому в их семейном деле. Мне удалось этого избежать по неведению: я прошел прямо к Фредди. Но Руперт, который всегда придерживался правил, раньше всего нанес визит дяде Рандольфу (лорду Бэркемстеду), который, будучи председателем правления, формально являлся главой судостроительной компании, хотя и явно проигрывал в жестокой борьбе, которую он вел за судьбы предприятия со своим племянником Фредди (директором-распорядителем и заместителем председателя правления фирмы).

Старик был очень вспыльчив, и первое, что, по словам Руперта, он ему сказал, звучало примерно так:

– Дела нашего ты не любишь. Пошел, видно, в отца – такой же выродок, как он.

– Скорей уж как вы, – отрезал Руперт, зная, что старику нельзя спускать. – А работать я люблю, и если к вашему делу я равнодушен, то, верно, потому, что ничего в нем не смыслю.

– Тогда зачем ты хочешь в него войти? Нам не нужны люди с завиральными идеями! – продолжал старик тоном громовержца.

Но Руперт был не робкого десятка.

– Не надо преувеличивать, дядя. Не такие уж они завиральные, мои идеи. Я просто хочу работать.

– В коммерческом деле авантюрами не проживешь.

– А почему вы думаете, что у меня страсть к авантюрам? – спросил Руперт. – Не надо верить всякой чепухе, которую пишут в газетах.

– Думаешь? А что ты смыслишь в выгодном помещении капитала?

– Ничего.

– А в управлении предприятием ты уж наверняка ничего не смыслишь, – съязвил Рандольф, – ты ведь никогда ничем не управлял.

– Это верно, не управлял.

– Кстати, как поживают твои? Давненько я не видел Джо. А детей и вовсе ни разу. На кого они похожи?

– Мальчик – на меня, а девочка – на Джо.

Старик сделал пометку в своем блокноте. Они сидели за письменным столом красного дерева, друг против друга, как сердитые шахматные игроки. Старомодная контора Ройсов помещалась в отдельном доме, против церкви Сент-Мэри-Экс, почти рядом с Балтийским банком, тесно связанным финансовыми интересами с их фирмой. Кабинет Рандольфа был памятником викторианской эпохи, когда пароходы еще ходили на угле. Руперт отлично понимал, что главная движущая сила предприятия, с которой ему придется иметь дело, пребывает совсем в другом месте. Тут, у дяди Рандольфа, в апартаментах нижнего этажа под сенью старомодного портика, царство денежного мешка попахивало склепом. Наверху же, у Фредди, конференц-залы, оборудованные по последним требованиям современности, уходили в небеса, а небеса эти были разгорожены множеством тонких перегородок, за которыми колдовали операторы счетных машин, колотили по клавишам секретарши и трудились технические эксперты, работники рекламы и двадцать молодых исполнителей, запертых в стеклянные клетки. Впрочем, дядя Рандольф, хотя он и сидел внизу, тоже был на свой лад щеголем. Он носил белый крахмальный воротничок, туго завязанный галстук, держал носовой платок в рукаве пиджака, напоминавшего морской китель.

– Привези своих в будущую субботу к нам, в Уошберн, – приказал он Руперту.

– К чаю?

– Нет. На весь день. Если у тебя нет машины, приезжай поездом, который выходит в девять двадцать.

– Хорошо, мы поедем поездом, – сказал Руперт.

Машины у него не было.

– Самое лучшее занятие для такого человека, как ты, – неожиданно начал уговаривать его дядя Рандольф, – политика. Погляди на Артура и Поля…

– Но я не собираюсь заниматься политикой. Я намерен вступить в дело Ройсов, давайте поговорим лучше об этом.

– А ты, часом, не сторонник Общего рынка?

– Нет. Во всяком случае, пока.

– Что ж, тогда тебя можно использовать. Я кое с кем переговорю, и мы подыщем тебе местечко в парламенте. Ты еще не стар.

– Но я не консерватор, – заявил Руперт, догадываясь, о чем его сейчас спросят. – Сам еще толком не знаю, кто я, но, пожалуй, что-то вроде социалиста. Никак не решу, куда меня тянет.

– Ну, если ты социалист, проку от тебя для нас будет мало. Вашего брата нам с головой хватает. – В тоне Рандольфа прозвучала горечь. Его единственная дочь Кэти стала коммунисткой и ушла из семьи. – А насчет политики советую тебе серьезно подумать. Давай я поговорю с Криклвудом.

– Не надо! – твердо сказал Руперт. – Если позволите, я сначала сам разберусь в своих убеждениях.

Рандольф пожал плечами.

– Дело твое. Сходи пока наверх к Фредди. Вся наша сила там, – желчно заметил он. – Ведь ты туда и собирался идти с каким-то проектом, не так ли?

– Так.

– С Фредди ты быстро найдешь общий язык, можешь не сомневаться.

– Посмотрим.

Руперт спокойно отнесся к словам старика, несмотря на их резкий тон. Он берег себя для предстоящего свидания с Фредди, который теперь вел все дела фирмы. Это был человек, который мог помочь Руперту в осуществлении его замысла.

█

Руперт собирался предложить Фредди самый простой план действий. Не последнее место в его расчетах занимало открытие, которое он недавно сделал: прежние времена для всей Англии в целом и для одной из ее крупнейших судостроительных и судоходных компаний – фирмы Ройсов – безвозвратно миновали. Он съездил в Россию, понял, что глупо смотреть на то, как эта страна восстает из пепла, точно феникс, и делать вид, что ничего этого нет.

Фредди понимал положение дел не хуже Руперта, но по-своему. В то время как Руперт искал решения проблемы, Фредди обдумывал, как ее обойти и в то же время на ней нажиться. Он был почти ровесником Руперта; одевался и жил как человек сугубо современный, хотя тоже держал носовой платок в рукаве пиджака. Фредди был настоящим воротилой. На письменном столе у него не лежало ни бумаг, ни папок с делами, не видно было даже ручки или карандаша – стояли лишь пять разноцветных телефонов, по ним он мог в любую минуту связаться с верфями, биржевыми маклерами, техническими консультантами, банками, страховыми компаниями. Вместо пера и бумаги у него за спиной висела большая грифельная доска, и он мелком записывал на ней свои выкладки и расчеты. Фредди тут же предложил Руперту:

– Давайте пройдем в зал заседаний.

Он повел своего посетителя через бесшумные, автоматически закрывающиеся двойные двери в белый конференц-зал с великолепным, голубым с золотом, потолком, расписанным Веджвудом, и голубыми с золотом колоннами, поддерживающими изящный купол. Посредине стоял массивный подковообразный стол, портреты одиннадцати уже покойных Ройсов заполняли ниши в стенах.

Самой примечательной частью комнаты был кофейный уголок – небольшая квадратная ниша, где перед окном стоял квадратный столик в окружении четырех плюшевых банкеток. Это было похоже на роскошный кабинет очень дорогого, старинного ресторана.

– Выпьем кофе, – предложил Фредди, усаживаясь за кофейный столик. – Ева! – окликнул он молодую официантку, появившуюся из скрытой в стене двери. За стеной помещалась вполне современная кухня и персонал из пяти человек. – Ну, так что же вас привело к нам? Вы хотите войти в дело?

– Да.

– Это нетрудно. У вас есть какие-нибудь конкретные планы?

– Планы-то есть, но беда в том, что я почти ничего не смыслю в судоходстве.

– Какое это имеет значение? Важна деловая жилка, предпринимательский нюх. Если у вас это есть, остальное приложится.

– Насчет жилки и нюха сомневаюсь… Послушайте, Фредди, Лилл подозревает, что русские меня завербовали. Он окружил меня целым частоколом запретов. В частности, запретил мне работать в фирме Ройсов. Я отнюдь не собираюсь ему подчиняться, но считаю нужным довести об этом до вашего сведения, чтобы вы знали, на что идете.

Фредди не выказал никакого испуга.

– Лилл – союзник Рандольфа и друг вашей матери, но мне он не может диктовать.

– Тут замешана контрразведка, – пояснил Руперт. – Я ведь в России работал на Лилла.

– А мне начхать. Если вы на него работали, а потом раздумали, я даже знать ничего об этом не должен. Это ваше личное дело. Лишь бы вы не вздумали использовать фирму, чтобы помогать русским.

– В каком-то смысле именно это я и собираюсь сделать, – сказал Руперт.

– Что?

Руперт изложил Фредди свой план постройки судов для Советского Союза. Через месяц ожидается приезд советской торговой делегации, которая, помимо всего прочего, предполагает договориться о закупке судов на сумму 13 миллионов фунтов, и он, Руперт, хочет им в этом практически помочь.

– А почему вас все это так волнует? – спросил его Фредди.

– Сам еще не пойму. Но мне кажется, что заказ на поставку судов – это нечто вполне реальное. Зачем же отказываться от выгодного контракта?

– Я объясню вам зачем. Во-первых, в настоящее время основная наша политическая линия в отношении России – не давать русским ничего, что может быть им полезно с военной точки зрения, – например, кораблей. Во-вторых, к тому моменту, когда вы обойдете все правительственные рогатки и разрешите вопрос о кредитах (русские стремятся получить долгосрочные кредиты, а наше правительство не хочет их давать), сделка разладится и вы только зря потеряете время. К тому же, вообще неизвестно, получите ли вы этот заказ от русских.

– А конкуренция большая?

– Суть не в этом. Обычно бывает так: работаешь, как черт, тратишь уйму денег на сметы и прочее и даже добиваешься каких-то кредитов, либо честным путем, либо с помощью уловок, а в это время кто-то другой получает заказ вместо тебя. Какая-нибудь другая страна. У нас в Англии слишком высокие цены и слишком долгие сроки поставки. Ну как, я не отбил у вас охоту?

– Если мне за месяц удастся заключить сделку с русскими, вы на нее пойдете? – спросил Руперт.

– А вы имеете на них какое-то влияние? – насторожился Фредди.

– Никакого. Но почему бы нам не попробовать? Неужели заказ на тринадцать миллионов повредит фирме Ройсов?

– Конечно, нет. Солидный договор с русскими даст работу нашим Бэркемстедским верфям. Они сейчас наполовину в простое, и около двух тысяч рабочих уволено. А первого числа мы уволили еще двести. Но старик будет против.

– Даже при том, что верфи в простое?

– Ну, эти верфи нас Не так уж волнуют.

– А можем мы построить для русских те суда, которые им нужны?

– Все, что угодно, кроме океанских лайнеров. Мы строим любые суда вместимостью до двадцати пяти тысяч тонн – рефрижераторы, танкеры и сухогрузные: зерновозы, рудовозы. В строительстве более крупных судов нас бьют японцы – сейчас, например «Ишимицу» строит для нас самих рудовоз на сорок тысяч тонн. Но в Бэркемстеде мы в общем справляемся с чем угодно, если, конечно, суда не слишком велики или не слишком специального назначения и спецификация не слишком запутана. Но русские обычно дают сложные задания и очень придираются. Поэтому работать на них невыгодно.

– Позвольте мне все-таки попытаться, – настаивал Руперт.

Фредди рассмеялся:

– А почему бы вам просто не пойти и не раскроить Лиллу череп? Это гораздо проще.

– Вы думаете? Смешно сказать, но если бы он не стукнул меня по башке, я бы, наверно, так и не начал шевелить мозгами.

– А вы, случайно, не затеяли всей этой истории только ради того, чтобы ему насолить?

– Кто его знает? Но мне хочется попытать свои силы.

– Что ж, валяйте, – засмеялся Фредди. – Люблю хорошую драку, особенно когда такие противники. Я и сам ненавижу этих старых чертей… Ископаемые какие-то. Но помните уговор: вы будете заниматься только делом, и нашей фирме это должно быть выгодно. На таких условиях я против торговли с русскими не возражаю. Дайте срок, нам еще придется самим пойти к ним на поклон, чтобы они с нами торговали.

– Мне понадобится техническая консультация…

– За этим дело не станет. Я выделю вам кабинет и кого-нибудь в помощь. Ваша задача заключить сделку, об остальном не заботьтесь. Заключение контракта почти никогда не зависит от технических деталей, поэтому не забивайте себе ими голову. Действуйте, как найдете нужным.

Руперт допил кофе.

– Ладно. Значит, по рукам? г– спросил он.

– Да, но первое, что вам надо сделать, это – уломать Рандольфа. Если вы с ним заранее не договоритесь, он вам будет ставить палки в колеса на верфях. До сих пор хозяин в Бэркемстеде он, а не я.

– Но какие у него могут быть возражения?

– Политические. Как это ни глупо, он с удовольствием будет возить вам грузы для русских и даже страховать им поставки зерна по самым высоким тарифам, но ни за что не станет строить для них суда. Мы как-то пытались его уломать. Куда там! И слушать не желает. А еще хочет, старый дурень, заниматься судостроением, это при нынешней-то бешеной мировой конкуренции! Лично я изъял бы капитал из Бэркемстедских верфей. Продал бы все и вложил деньги в нефтеперегонку или в любое другое производство Нам надо перестать строить суда, пусть этим занимаются японцы. Все равно они строят их лучше и дешевле. Это один из предметов наших постоянных споров. Он пригласил вас в Уошберн?

– На субботу.

– Хороший признак. Он вам уши прожужжит о нашей семейной междоусобице. Выложит все как есть, и тогда решайте, на чьей вы стороне.

– Я уже кое-что знаю о ваших распрях, – сказал Руперт. – Но неужели мне непременно надо становиться на чью-то сторону?

– Безусловно. Вам всем, даже вашей милейшей матери. Рано или поздно дело дойдет до голосования, члены семьи сами должны будут решить судьбу фирмы, а точнее, решить вопрос о собственной жизни и смерти.

И вот Фредди привел ко мне Руперта и назначил его моим начальником. К тому времени я уже два месяца скитался по разным отделам, словно букашка, случайно попавшая в огромный и очень сложный механизм, которого ей никогда не понять. Ничего у меня не получалось. Но каждый раз при встрече Фредди уговаривал меня не терять терпения.

– Скоро подвернется что-нибудь интересное, – уверял он.

И вот, когда я совсем уже осатанел от скуки и с радостью все это бросил бы, появился Руперт со своей идеей и мы с ним засели в кабинете со стеклянными стенками и окном, выходящим на Сент-Мэри-Экс, на том же этаже, где сидел Фредди.

Глава пятая

В то время я не совсем понимал, почему Руперт решил снова вступить во владение своими деньгами, но думаю, что сделал он это главным образом из-за Джо.

Как-то раз Руперт пригласил меня к себе обедать. Мы поехали в метро, а потом поднялись по Хэмпстедскому холму к старому дому Руперта. Я лично взял бы такси, но Руперт всегда старался жить так, как живет большинство людей (иногда он в этом отношении даже перебарщивал), на что у него уходило много времени и сил.

Мать Руперта приехала из Оржеваля, возле Парижа, чтобы переписать на него все отцовские акции, доходы, страховые полисы, текущие счета и прочее наследственное имущество, которое Руперт передал ей пятнадцать лет назад. Дело было узкосемейное, деликатное, но они открыто его обсуждали за обедом, и мне поначалу даже было неловко – казалось что я здесь вроде и не присутствую. На самом же деле мной, наверно, не пренебрегали, а наоборот, показывали, что я свой, проявляли доверие, но австралийцы склонны подозревать англичан в высокомерии. Руперт принялся расспрашивать мать о своем отце. Каким тот был в молодости?

– Твой отец? – с удивлением переспросила она.

– Ну конечно, а чей же еще?

– Не раздражайся. Ты меня о нем никогда не спрашивал.

– Мне просто интересно, – успокоил он ее.

– Он был похож на тебя и привычками, и упрямством, и красивыми голубыми глазами, он был таким же порядочным и честным, как ты; но вот в легкомыслии он тебе уступал.

– Ну и слава богу, – сказал Руперт. – К сожалению, молодым я его не помню.

– Да, ты помнишь его в последние годы жизни, когда он стал жертвой семейных неурядиц среди Ройсов, – загадочно проговорила Кристина Ройс. – Но почему ты вдруг так этим заинтересовался? Прошло столько лет…

– Я никогда толком не знал, что ему сделали Ройсы и в чем он был виноват сам.

– Какое теперь это имеет значение?

– Я собираюсь работать у Ройсов, и мне надо знать правду.

– Зачем тебе идти к Ройсам? Ты же не делец.

– Откуда ты знаешь, что я не делец?

– Не болтай глупостей. Ты с твоей щепетильностью в денежных делах… Какой из тебя коммерсант? Да и к тому же зачем тебе зарабатывать деньги? Я вот никогда этого не делала… Впрочем, войти в дело к Ройсам все-таки лучше, чем отказываться от денег вообще. Тебе надо подумать о Джо.

– Да, о Джо ему уже давно надо подумать, – твердо сказала жена Руперта. С этими словами она встала и вышла на кухню.

– А у тебя теперь гораздо больше денег, чем раньше, – продолжала Кристина. – Знаешь, сколько я для тебя их нажила за последние десять лет?

– Уйму…

– Пятьдесят восемь тысяч!

– Пятьдесят восемь тысяч чего? – спросила, возвращаясь, Джо.

– Фунтов, – ответила Кристина. – У Руперта теперь около трехсот тысяч фунтов, даже больше, а когда я умру, у него будет огромное состояние.

– Господи! – воскликнула Джо, ставя на стол горячую сковородку. – Я и не знала, что у него так много денег. Руперт, почему ты мне не сказал, что ты такой богач? Вот негодяй! – Она подошла к нему и обхватила руками за шею.

– Это капитал, Джо, – предостерегла ее Кристина. – Его нельзя трогать. Ни при каких обстоятельствах!

– Да я и не собираюсь ничего трогать! – весело отозвалась Джо. – Пусть бы только у нас, наконец, хватало денег и еще оставалось, чтобы их не считать!

– Ну, особенно ты их никогда не считала, – возразил Руперт.

– Ладно, не обижайся, – примирительно произнесла Джо. – Я хочу быть богатой!

– Тебе никогда не приходилось всерьез заботиться о деньгах, – стоял он на своем.

– Но ты вечно жаловался, что мы слишком много платим за центральное отопление, за телефон и что налоги скоро нас разорят.

– Ну что ж, если ты решил пойти к Ройсам, – прервала ее мать, – они должны тебя назначить одним из директоров, это твое наследственное право. Тогда ты сможешь месяцев по шесть в году жить на представительские и сэкономишь не одну тысячу фунтов.

– Когда ты повзрослеешь? – спросил Руперт.

– Но ведь в этом же и есть смысл богатства! – возмутилась Кристина. – Избегать уплаты налогов и не давать другим отнимать у тебя деньги. Люди такие мошенники. А как же тогда сохранить состояние? Вот чему тебе надо научиться, Руперт, а не коммерции.

Но он ее уже не слушал.

Джо и Кристина продолжали щебетать о деньгах, а Руперт все более и более замыкался в себе, словно выключил слух.

Тогда мне казалось, что о «поступает умно, но потом я понял, что это вредная привычка – она отгораживала его от Джо в трудную минуту, когда он особенно нуждался в поддержке. А такая минута настала, и я понял, что он сам не дал жене возможности прийти к нему на помощь.

Глава шестая

Лично меня история с продажей судов русским не интересовала до тех пор, пока мы не отправились к мистеру Осипенко, возглавлявшему постоянную торговую миссию СССР в Великобритании.

Надо сказать, что в этот день, на который был назначен визит к Осипенко, Руперта вывело из себя одно небольшое происшествие. Он пришел мрачный и, не сняв пальто, схватил телефонную книгу, отыскал там номер, позвонил в полицейский участок Хэмпстеда и пожаловался, что как раз напротив его ворот стоит машина, откуда двое людей ведут наблюдение за его домом. Они сидят там уже три дня и либо собираются его ограбить, либо замышляют похитить его детей. Он сообщил номер машины и потребовал, чтобы полиция позаботилась убрать соглядатаев куда-нибудь подальше.

– Не может быть, чтобы они что-то замышляли против вас или против ваших детей, – недоверчиво заметил я, когда он повесил трубку. – Они бы не вели себя так нагло.

– В том-то и дело, – сказал он. – Но мои приятели из службы безопасности хотят внушить мне, что я в опасности.

Поэтому, когда мы в то утро пришли к Осипенко, вид у Руперта был довольно хмурый.

Осипенко жил – словно в отгороженном советском мирке – на сыром Хайгейтском холме, в старомодном готическом здании, к которому примыкал обширный парк с дорожками, посыпанными гравием. Красные ковровые дорожки, скрипучие ступеньки старого дома и русские лица переносили нас в Москву, где бьют кремлевские куранты. Забавно, но первое, что мы услышали, поднимаясь по лестнице, был как раз бой курантов – в передаче по радио.

Осипенко оказался тучным человеком с золотым зубом, и хотя я встречал немало англичан с золотыми зубами, мне это почему-то показалось чисто русской особенностью. Я допустил ошибку, в которую впадают многие западные люди: я ждал, что мистер Осипенко обрадуется или хотя бы взволнуется тем, что к нему пришли англичане. Но мистер Осипенко не проявил ни удовольствия, ни неудовольствия. Он вел себя как обычный деловой человек, и если бы не русская мебель в его кабинете и не русские шоколадные конфеты в голубых обертках, не русское печенье в вазе и русская водка в синих рюмках, все было бы такое же, как в любой другой стране.

Руперт представил меня, сказав, что мы компаньоны, и деловито объяснил цель нашего прихода. Он слышал, что в Англию приезжает советская торговая миссия, которая, помимо прочих закупок, собирается приобрести суда на сумму в тринадцать миллионов фунтов стерлингов. Фирма Ройсов желала бы, если возможно, взять на себя постройку некоторого количества этих судов.

– Я уверен, что это возможно, если условия будут подходящие, – сказал мистер Осипенко.

– А каковы ваши условия? – довольно сухо осведомился Руперт. – Мы пришли, чтобы это выяснить.

Осипенко на секунду задумался.

– Затрудняюсь сказать, мистер Ройс, потому что не знаю пока, чего там у нас хотят. Наш министр приедет в Англию во главе миссии недели через три.

– Я об этом слышал, – отозвался Руперт. – И потому спешу уведомить вас еще до его приезда, что фирма Ройсов может построить для России почти все суда, какие вы пожелаете. Мне хотелось бы, чтобы вы сразу же дали ход делу.

– Видите ли, мистер Ройс, самое существенное условие мне известно.

– Какое?

– Мы закупим в Англии суда на сумму в тринадцать миллионов фунтов, если Англия на ту же сумму взамен возьмет у нас нефть.

– Но ведь это сильно затруднит заключение сделки?

– Знаю. Хотя не по нашей вине. Начнем с того, что ваше правительство не дает нам долгосрочных кредитов, которые оно предоставляет другим странам. А это означает, что производить оплату мы можем лишь путем обменных операций. Следовательно, если вы хотите иметь с нами дело, вам придется с нами торговать, потому что платить наличными мы вам не будем.

– Но, вероятно, существуют и другие способы расчетов.

– Да, золотом. – Тон Осипенко вдруг стал резким. – Вам хочется, чтобы мы тратили свое золото даже на покупку шурупов! Никакого обмена, платите золотом! Несмотря на то что у нас в торговле с вами активный баланс, вы все равно не желаете продавать нам то, что нам нужно. Почему? Ведь вы поддерживаете взаимовыгодную торговлю со всеми остальными странами. Мы хотим торговать, но мы не желаем получать женские платья в обмен на наши золотые и стерлинговые запасы, а вы добиваетесь именно этого. Плохая коммерция. Она ставит нас в неравное положение с другими. Вы же сами понимаете, что так дела не делают!

– Допустим, – признался Руперт. – Но, вероятно, те же трудности возникают у вас и в других странах.

– Теперь уже нет. И не при покупке судов. Японцы и шведы дают нам лучшие кредиты, чем вы, и более долгосрочные, поэтому, если нам не удастся заключить сейчас сделку в Англии, мы подпишем договор с другой страной.

Завязался спор, и Осипенко повторил, что на этот раз главным условием будет: нефть за суда, в противном случае сделка не состоится. Разве что Руперт сумеет убедить правительство снять запрет на предоставление долгосрочных кредитов, что весьма сомнительно, ибо запрет этот продиктован политикой НАТО.

Обменявшись любезными замечаниями насчет погоды и выпив по второй рюмке водки, мы расстались с Осипенко и сообщили о нашем разговоре Фредди.

– Я пока напролом не лезу, – заверил его Руперт. – Ну, а как все-таки насчет долгосрочных кредитов?

Фредди пожал плечами:

– Политика! Американцы утверждают, что кредиты на десять или пятнадцать лет – это скрытая форма экономической помощи. Янки плевать на то, что с нами будет, они провели запрет на предоставление кредитов через НАТО, а мы согласились, потому что у нас не было выбора. Остаться в одиночестве слишком рискованно.

– Но русские все равно получают у нас кредиты! – возразил Руперт.

– Не больше, чем на четыре-пять лет. При покупке таких крупных объектов, как суда, это все равно что платить наличными. Игра для них не стоит свеч.

– А как-нибудь обойти запрет нельзя?

– Вы можете попытаться получить частный кредит от торгового банка, но вам придется добиваться утверждения его правительством через департамент обеспечения экспортных кредитов, а они все равно не дадут больше чем на пять лет, да и то небольшую сумму.

– А нефть?

Фредди притворно застонал.

– Нефть? В каком-то смысле это еще труднее. Но, видимо, другой реальной возможности у вас нет. Проклятые нефтяные компании сами себе хозяева, а мы должны плясать под их дудку: без их согласия никто не может ввезти хотя бы каплю нефти. Вы сразу же с ними столкнетесь.

– Что ж, попробуем провести товарообменную операцию, несмотря на их противодействие.

Фредди расхохотался.

– Раз у вас нет надежды изменить кредитную политику правительства, остается лишь попытаться ввезти нефть в Англию в порядке товарообмена. Валяйте! На этом деле мы узнаем вам цену, будьте спокойны!

– Вся трудность в том, с какой стороны подступиться, – сказал Руперт. – С кого начать? С правительства, которое, как я понял, должно дать согласие на импорт русской нефти, или с нефтяных компаний?

– В этом вопросе они заодно. Все же попытайтесь сначала обломать ребят из министерства. У них там есть какие-то комиссии, которым ничего не стоит оказать нужное давление. Я и сам – член нескольких комиссий. Наверху, среди нефтяных магнатов, идет соперничество, и мы можем использовать его в своих интересах. А русский сказал вам, какие суда им нужны?

– Нет, но он мимоходом упомянул землечерпалки.

– Боюсь, что землечерпалки относятся к стратегическим товарам.

– Даже обыкновенная лодка и та в нужном месте может служить для военных целей, – заметил я.

– Еще бы! – воскликнул Фредди. – Но я во всяком случае подготовлю почву: приглашу на ужин какого-нибудь министра, Хоуарта, что ли…

– Ас чем он связан? С судостроением или нефтью? – осведомился Руперт.

– Он по уши в нефти, но вы с ним поосторожнее. В сущности говоря, это наш конкурент, потому что нефтяные компании – наши крупнейшие потребители и в то же время соперники на морских путях. Имейте это в виду, Руперт.

Мы вернулись в свою стеклянную клетушку. Руперт стоял у окна, наблюдая, как серая пелена тумана ползет грязным шлейфом из узкой горловины Чипсайда. Я сказал:

– Похоже, что, пока суть да дело, мы с вами погрязнем в непролазных нефтяных интригах.

– Да, – согласился Руперт, – все идет совсем не так, как я предполагал.

Тон у него был удрученный, это удивило меня – меня как раз привлекала перспектива жестокой схватки с нефтяными компаниями, и теперь вся наша затея казалась мне куда более заманчивой. Но Руперта предстоящая борьба явно не радовала.

– В чем дело? – спросил я. – Вас огорчает, что придется вступить в драку?

– Нет, – ответил он. – Меня огорчает то, что придется идти обходными путями. Кому интересно связываться с нефтяными компаниями? Я хочу одного – заключить сделку на наши суда. Давайте действовать.

Я почувствовал, что он закусил удила, но думаю, что его решимость подогревали еще и два джентльмена, наблюдавшие из машины за его домом.

Глава седьмая

Тут мне придется сделать маленькое отступление: прежде чем перейти к описанию дальнейших событий, я должен кое-что рассказать о самом себе. Во-первых, я вынужден признаться в своем увлечении Пепи Ройс-Кэмпбелл, единственной внучкой старика Рандольфа и дочерью Кэти Ройс, которую семейство отвергло, не дав ей ни пенса (видимо, Ройсы обожали такую расправу с непокорными родичами).

Познакомился с Пепи Ройс-Кэмпбелл я у Фредди. Боюсь, как бы меня не осудили за то, что в двадцать восемь лет я увлекся девятнадцатилетней девушкой. Впрочем, девятнадцатилетняя англичанка в наши дни уже не ребенок. А Пепи и вовсе не была похожа на девочку – очаровательнейшее существо в кружевных чулках, с египетским разрезом глаз, одетое по самой последней моде своего экстравагантного поколения. Мне это нравилось. Я шагал по улицам Челси, где тогда жил, размышляя о том, что еще не погибла добрая старая Англия, во всяком случае если судить по ее девушкам. В калейдоскопе уличных впечатлений меня всегда привлекало все необычное, своеобразное, будь то лицо, покрой костюма и обуви, чей-то мимолетный жест. Какое увлекательное зрелище, сколько фантазии, молодости, красоты! Правда, зачастую, стоило какому-нибудь из этих оригинальных созданий, особенно если это была девушка из богатой семьи, открыть рот, и очарование пропадало: на вас извергался поток слащавой и глупейшей болтовни. Но к большинству молодых англичанок это не относится, и прежде всего это не относится к Пепи. Следование причудам моды не мешало ей иметь твердый, непокладистый характер. Она слегка заикалась (как и дядя Рандольф, – видно, у них и это было семейное) и, досадуя на себя, хмурила густые брови, стараясь говорить раздельно, внушительно. Словом, она была человеком решительного нрава и непреклонных, хотя подчас и вопиюще неверных, суждений, которые она отстаивала упорно и до конца. И уж, во всяком случае, жила она своим, а не чужим умом.