Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

– А вы их не видите?

Руперт задумался.

– Пожалуй, вижу, – признался он. – Но нельзя же прекратить всякую коммерцию только потому, что вы подозреваете вашего партнера в каких-то тайных мотивах? Как тогда быть с немцами?

– В наши дни, если вы желаете делать большие дела, вам надо точно знать, на чьей вы стороне. Мир разделен на два лагеря.

– Не для меня, – пожал плечами Руперт. – Меня вполне устраивает позиция нейтралитета.

– Я так и думал, что вы это скажете. Вы просто-напросто не сможете его сохранить, Руперт.

– Ладно, согласен, суда – это стратегический товар. Но разве мировые нефтяные концерны гнушались продавать противнику свою продукцию? И разве политики им в этом не помогали? Вы снабжали Германию и Японию нефтью вплоть до самой войны.

– Это другое дело.

– Ничуть.

Они заспорили о принципах торговой политики, и у меня появилось чувство, что Руперту удалось кое в чем его убедить. Но тут вмешался Най.

– Почему вы лично так заинтересованы в этой сделке? – спросил он.

– Какое это имеет отношение к нашему разговору? – возмутился Руперт. – Речь идет о чисто коммерческой операции.

– Учитывая ваше недавнее прошлое, Ройс, мы считаем себя вправе задать такой вопрос. Ваше поведение было в высшей степени странным.

– Мое поведение касается только меня, – отрезал Руперт. Видно было, что он с трудом себя сдерживает. – Мы обсуждаем здесь деловые вопросы, а не мои личные склонности.

Бендиго задумчиво шагал по комнате.

– Поверьте, мы не собирались вмешиваться в ваши личные дела, Руперт, – медленно произнес он, – но поймите, что ваша роль в этом деле имеет первостепенное значение. В конце концов ведь это вы поставили вопрос о русской нефти на публичное обсуждение, так что если вы навлечете на себя неприятности, то и пеняйте па себя.

– Какие неприятности? Я вас не понимаю.

– Я знаю, тут есть другие заинтересованные стороны, – продолжал осторожно Пинк. – Но как только вы примешали к этому политику, вы поставили под вопрос ваши побуждения. Это было опрометчиво.

– Я не собираюсь обсуждать мои побуждения, – заявил Руперт. – А каковы, например, ваши побуждения? – саркастически осведомился он у Ная. – И ваши? – обернулся он к Бендиго. – Неужели они уж так непорочно чисты?

Пинк не обиделся, но Най продолжал атаку:

– У вас уже были неприятности и в собственной семье, и с Лиллом…

– Лилл! Оставьте в покое этого Лилла! – воскликнул Руперт. – Я пришел сюда не для того, чтобы разговаривать о Лилле.

– Ладно. Оставим, – согласился Пинк. – Мы хотим знать, что кроется за всей этой дурацкой затеей с нефтью. Вы же сами понимаете, что затея дурацкая.

– Нет, вы пытаетесь мне это внушить, – отпарировал Руперт.

– Фредди что-то задумал.

– Ничего он не задумал.

Тогда Най поднялся и сказал Бендиго:

– Зря тратим время. – Он повернулся к Руперту и посмотрел на него своими судачьими глазами – Это Фредди научил вас так себя вести?

– Дело затеял не Фреддиг а я, – решительно возразил ему Руперт.

– Ну что ж, – сказал Най. – Мне вас жаль. Прощайте, Ройс. – И даже не взглянув на меня, покинул комнату. Невидимая секретарша, точно угадав момент, распахнула перед ним дверь.

Руперт тоже поднялся, но Бендиго его задержал.

– Почему бы вам не отказаться от ваших нелепых симпатий к русским? – стал он внушать Руперту. – Вы тут ничего не выиграете.

Я видел, что Пинк нравится Руперту. Поэтому он только улыбнулся в ответ:

– Опять вы меня уговариваете?

– Зачем фирме Ройсов впутываться в какую-то темную политическую сделку с русскими? Для Верокио это не страшно, они итальянцы. – Он положил руку Руперту на плечо. – Если бы мы только знали, чего Фредди добивается, у нас было бы спокойнее на душе, и мы, возможно, сумели бы даже кое в чем помочь…

Руперт решительно направился к двери.

– Фредди не открывает мне своих карт, – произнес он. – Я не знаю, каковы его планы, и поэтому ничего вам о них сказать не могу.

– Но тут даже догадка поможет. Он сейчас ведет переговоры в Амстердаме, и мы смутно, правда, но все же представляем себе, о чем.

– Тогда зачем вы меня спрашиваете?

– Вы можете оказать ему услугу. Вы-то знаете, что он пытается объединить свой капитал с голландским и итальянским. А если не знаете, то я могу вам сообщить по секрету эту новость. Боюсь, что не вся ваша семья одобрит подобный шаг.

– Что вы хотите у меня выпытать? – спросил Руперт.

– Кто тут замешан – голландский филиал «Кальтекса»?

Руперт рассмеялся.

– Честное слово, понятия не имею.

Он понимал, что Пинк, в сущности, и не ждет от него ответа, а просто следит за выражением его лица. Смех Руперта звучал вполне искренне.

Пинк, вздохнув, открыл перед нами дверь.

– Да, вы, как видно, оба ни о чем и понятия не имеете, – не мог не признать он. Все же Пинк проводил нас до подъезда и, уже стоя на ступеньках, добавил, что в ближайшие дни нам не мешало бы вместе пообедать. – Вы славный парень, – сказал он, глядя сверху вниз на Руперта. – Но я знаю Фредди всю жизнь, и у меня такое чувство, что он собирается всех вас надуть. И вы лично непременно попадетесь. Так или иначе, но вас проведут. Можете мне поверить, Руперт!

– Чего на свете не бывает! – отозвался Руперт, и мы вышли с ним на Сент-Джеймс-стрит.

Он молчал всю дорогу, а когда мы вернулись в наш кабинет, он спросил меня, записал ли я разговор. Я утвердительно кивнул.

– Хотя зачем? Рандольф замкнул вокруг нас кольцо. Дальше идти нам некуда.

Часть вторая

Глава двадцатая

Мы понимали, что отказ Бендиго означает крах нашего замысла. Глупо было обольщаться: русская нефть не попадет в Англию, условия, поставленные русскими, не могут быть выполнены, судов у нас они не купят, и мы бессильны что-либо тут изменить.

Но мы слишком размахнулись и уже не могли остановиться: события обладают своей инерцией. Главные же события в жизни Руперта только приближались. Нина Водопьянова вернулась после посещения делегацией Бирмингема, позвонила Руперту в его отсутствие и попросила ему передать, чтобы он на следующий день в 10 часов утра непременно зашел в торгпредство.

– Ее просьба может означать и хорошее и плохое, – сказал он. – Зря она меня звать не будет.

– Может, она хочет нам что-то посоветовать?

– Нет, не думаю, – сумрачно произнес он.

Руперт оказался прав. Когда на другое утро он вернулся от Нины, вид у него был совсем больной. Он рассказал, что Нина дожидалась его у подъезда торгпредства в Хайгейте и, хотя на улице моросило, повела его гулять по мокрому парку, где зябли под зимним дождем буки и араукарии.

– У меня, Руперт, неприятности, – сказала она. – Я не хотела вам говорить, но приходится.

– Не укрыться ли нам где-нибудь от дождя? – спросил он. Нина промочила ноги и забрызгала грязью чулки. – Вы же совсем промокнете.

– Неважно, – бросила она нетерпеливо, – я не хочу, чтобы нас видели вместе и слышали наш разговор. Кто-то из англичан…

– Вот до чего дошло! – пошутил он. – Кто же из англичан проявляет к вам такой интерес?

Но она даже не улыбнулась.

– Меня хотят выкрасть, – сказала она, с трудом выговаривая слова.

– Что?

– Понимаете, против меня что-то замышляют… – произнесла она с запинкой. – Мне сообщил об этом один человек.

– Англичанин?

– Да. Он все время пытается ко мне подойти, когда рядом никого нет. В Бирмингеме он меня совсем замучил. Раз даже по телефону…

– Но что он вам сказал? Почему вы решили, что он хочет вас выкрасть?

– Он говорит про вас, Руперт.

Их окатило водой с голых веток вяза; Нина прикрыла голову шарфом, а Руперт отер мокрое лицо носовым платком. И так холоден и бесприютен был зимний парк, и так мрачно у них на душе, что они даже не заметили потока воды, промочившего их насквозь.

– Два раза, когда я ходила покупать чулки и яблоки в Бирмингеме, – рассказывала Нина, – он шел за мной и старался оттереть меня от других прохожих. Он сказал мне по-русски: «Мне надо с вами поговорить, Нина Сергеевна». Знает даже мое отчество. Но это – англичанин. Он сказал, что у вас неприятности с английским МВД и что вам нужна моя помощь. Это правда, Руперт?

– Конечно, это неправда!

– Он мне говорит, что тут все знают про нас с вами и что, когда я уеду в Москву, вас, наверно, арестуют.

– Какая чепуха! – воскликнул Руперт. – Неужели вы ему поверили? Не верьте ни одному его слову, слышите, Нина?

– Да, но это-то он все-таки знает. Знает! – воскликнула она. – Он говорит, что я вам испортила жизнь, что я причиняю вам только неприятности, но могу вам помочь, если объясню каким-то его друзьям, что меня с вами связывает.

– Да не слушайте вы его и не обращайте на него внимания!

– Я и не слушаю его, – возмутилась она, – но он меня преследует.

– В следующий раз позовите полицейского.

– Подумайте, что вы говорите! – воскликнула она по-русски. – Как же я могу это сделать? Ведь он сам вроде полицейского!

– Ну и что? Если он к вам пристанет, позовите самого обыкновенного постового. Будьте спокойны: этот тип сразу смоется.

– Да, но если я обращусь к постовому, мне придется давать объяснения… Выйдет еще хуже. Нет, это невозможно.

– Послушайте, – заговорил он горячо, взяв ее под руку. – Это просто шантаж, за ним ничего нет. Они ничего о нас не знают. Они вас пугают, надеясь, что вы начнете оправдываться или защищать меня. Вы ему что-нибудь говорили?

– Нет. Но, Руперт, какое это безобразие! – гневно воскликнула она. – Он приводит меня в такую ярость, что я готова его убить! – От волнения она закрыла глаза. – Нет, все-таки меня это тревожит. Ведь он, наверно, действует не по собственной инициативе. А что, если они выследят, когда я буду одна, и схватят меня? Что мне тогда делать? Нет, я себе этого никогда не простила бы… Я не хочу причинять неприятности своим. Вот что мне не дает покоя. О нас с вами я уже даже не думаю.

– Да, да, конечно, – ласково успокаивал он ее, крепко прижимая к себе ее руку. – Погодите, дайте-ка сообразить…

Они молча шагали по дорожке, посыпанной гравием.

– Вашим вы об этом ничего не говорили? – спросил он.

– Ну, что бы! Разве я могу им пожаловаться, не втянув их в эту историю? Повторяю вам, Руперт, я не хочу причинять неприятности своим. Сейчас это единственная моя забота. Он упоминал и про Джо…

– Про Джо? – Руперт почувствовал боль, словно его ударили. – А при чем тут Джо?

– Он говорил, что рано или поздно кто-нибудь откроет ей правду. Он произносит эти гадости таким приветливым, дружелюбным тоном. – Нину передернуло. – Я его ненавижу. Его приятный голос, его вежливость!

– Не волнуйтесь! – проговорил он твердо. – Ради бога, не волнуйтесь. Они метят в меня, а не в вас.

– Я сама так думала, – сдержанно заметила она. – Но что им от вас нужно?

– Тут замешано слишком много такого, о чем я не могу вам рассказать, – огорченно признался он. – Сам виноват. Но мне обидно, что вас втягивают в эту гнусную историю. И я даже не представляю себе, как вам помочь. Во всяком случае сейчас.

– Тогда я должна вам помочь.

– Каким образом? Вы решили поговорить с ними?

– Нет! Нет! Нет! – закричала она в испуге. – Поговорить? Ни за что! Если они попытаются меня увезти или задержать здесь, я им не дамся!

– Они не будут вас задерживать, – заверил он ее. – Так далеко они не пойдут.

– Почем вы знаете, что не пойдут? Но, клянусь, я им не позволю до меня дотронуться! – горячо воскликнула она:

– Надо же, чтобы случилась такая беда…

Она молча сделала еще несколько шагов, вдруг Руперт переплел ее пальцы со своими.

– Вы мне скажете правду, если я вас кое о чем спрошу, Нина?.. – негромко обратился он к ней.

– Конечно.

– Зачем вы приехали в Англию?

Она ответила не колеблясь.

– Чтобы увидеть вас, Руперт. Понять, что я не ошиблась. Мне было так плохо, когда вы уехали. Я столько о вас думала, а когда мне стало совсем тяжело, я поняла, что лишусь покоя на всю жизнь, если опять вас не увижу и не проверю, ошиблась я или нет. Ведь я вам так верила…

– А почему вы во мне начали сомневаться? Вот я всегда знал, что вы такая, какая есть.

– Да, да, конечно. Но вы ведь не верите в то, во что верю я…

– Зачем вы так говорите?

– Нет, не верите. И я боялась, что совершаю предательство не только по отношению к себе… Вот от чего мне было так тяжело.

– Вы ничего не предали! – сердито закричал он. – Не смейте так думать!

– Я старалась не думать. Но вот поэтому мне и надо было вас увидеть.

– Но вы мне ничего не сказали. Ни о чем не спросили!

– Я хотела спросить в тот день, когда была у вас. Но почувствовала, как я виновата перед Джо и как вы перед ней виноваты.

– Но хоть что-то вы могли мне сказать?

Теперь они забыли обо всем на свете, кроме этого ощущения близости, которое их соединяло.

– А зачем? Мне это было не нужно. Я всегда знала, что вы – человек честный и не можете фальшивить. И сейчас я это знаю наверняка. Мне только надо было в этом утвердиться. Вот и все.

– Но вы же ничего обо мне не знаете! Ничего не знаете даже теперь.

– Знаю. Знаю все, что мне нужно знать…

– А вы хоть раз подумали, что вы со мной сделали?

Она крепко сжала его руку. И только покачала головой.

– Вы перевернули всю мою жизнь, – сказал он ей.

– Я этого не хотела.

– Но я не жалею об этом.

– Тогда я рада, хотя мы поступили нехорошо.

Он рассмеялся.

– Вы замечательная женщина! И самый строгий моралист, каких я встречал…

– Я буду любить вас всю жизнь, Руперт. Вероятно, я не должна этого говорить. Но я ведь понимаю под этим совсем не то, что понимают обычно. Другое. Более высокое. Только вы и я знаем, что я хочу этим сказать.

– Я знаю…

По-моему, Лилл совершил большую оплошность, преследуя Нину, потому что Руперт теперь любил ее больше, чем когда бы то ни было. И больше, чем когда бы то ни было, думал о ней и о том, как уберечь ее от опасности. Вот почему он позвонил Лиллу и сказал, что хочет к нему зайти.

█

Адмирал был рад видеть Руперта.

– Я пришел попросить вас об одном одолжении, адмирал, – сказал Руперт, стараясь держать себя в руках и не злиться.

– Об одолжении? Каком же? – осведомился адмирал.

– Что вам надо от Нины Водопьяновой? – ответил вопросом на вопрос Руперт. – Чего вы хотите добиться?

– Минуточку, Руперт. Обожди, прежде чем ты зайдешь слишком далеко. А что, в сущности, случилось с мадам Водопьяновой?

– Какой-то человек преследует ее и пытается убедить, что я попал в беду. Единственный способ, каким она будто бы может меня спасти, – это рассказать, что у нас с ней было в России, или что-то в том же роде.

– Да, неприятная история.

– Грубая, топорная работа, и к тому же неумно придумано. Зачем вы этим занимаетесь?

Адмирал потер пальцем свой изящный нос.

– Почему ты считаешь, что в этом повинны мы?

– Ну, это ясно и младенцу. Видно по почерку.

– Пожалуй, ты прав. Но видишь ли, этой молодой дамой интересуются и другие.

– Возможно, – согласился Руперт. – Но большинство из них все равно связано с вами, так что это только отговорка.

Адмирал сохранял завидное благодушие.

– Ты льстишь нашему отделу, но, увы, это не совсем верно. Конечно, война нервов – штука безжалостная. Ты сам это понимаешь.

– Вы мне уже говорили о вашей войне нервов, но на этот раз вы перехватили через край. Зачем впутывать в нее женщину? Чем она это заслужила?

– Ну, а почему, в сущности, ее не впутывать? – спросил адмирал. – Я уже говорил тебе, что мы все участвуем в этой войне. И уверяю тебя, Руперт: она участвует в ней ничуть не меньше, чем мы.

– Все это я слышал, и не раз. Но я прошу вас, адмирал, сделать мне одолжение и оставить Нину Водопьянову в покое.

Адмирал стукнул себя по коленкам.

– Об этом не может быть и речи! – воскликнул он с деланным негодованием. – Я никого не могу оставить в покое – ни себя, ни тебя, ни миссис Водопьянову!

– Даже если смотреть на людей с вашей точки зрения, она не Представляет для вас ни малейшей опасности.

– Откуда я знаю?

– Могу вас в этом заверить, – сказал Руперт, уже теряя терпение. – Да вы и сами в этом не сомневаетесь.

– Сомневаюсь, – раздумчиво произнес адмирал. – Вспомни, что ты делал в Советском Союзе. Разве они оставили тебя в покое?

– Нет, но ведь, если припомните, я искал радарные установки.

– А кто мне гарантирует, что Водопьянова не ищет радарных установок у нас?

– Вы сами знаете, как мало это вероятно.

– А ты хоть раз задумался над тем, о чем я тебе говорил? – спросил адмирал. – Может быть, ты – главная причина ее поездки в Англию.

Как потом Руперт рассказывал мне, он в эту минуту почувствовал себя оторванным от всего остального мира. В этом красивом зале с лепным, голубым с золотом, потолком он подумал о том, что стоит человеку поговорить о секретных делах вот в такой секретной комнате, и вся твоя жизнь становится призрачной, исчезает куда-то, словно ее и не было.

– Вы мне льстите, – заметил Ройс.

– Послушай, Руперт. Русские никогда не делают ничего из ряда вон выходящего или необычного без какой-либо специальной цели. И Водопьянова тоже находится здесь с определенной целью, мы это знаем. И вынуждены наиболее очевидной целью считать тебя.

– В таком случае, я – опасный человек, и меня пора упрятать за решетку, – с вызовом бросил Руперт. – Почему бы вам не посадить меня и не покончить с этим делом?

– Тс-с-с! – укоризненно произнес адмирал. – Мы ведь только стараемся уберечь тебя от непоправимой ошибки, помешать тебе совершить поступок, который обойдется и тебе и нам очень дорого.

– Какой только чепухи вы здесь не выдумываете!

– Давайте рассуждать так, – сдержанно сказал адмирал. – Она имеет на тебя безусловное влияние, не то ты не пришел бы сюда ее защищать. Значит, она такая же ценная добыча для нас, какой ты был для них. Даже больше…

Этого удара Руперт не ожидал. Мысль, что Нину могут принять за ценный трофей в этой профессиональной войне нервов и грязных проделок, была для него неожиданной. Стало быть, Нина и в самом деле в опасности!

– Тогда разрешите мне вам кое-что сказать, адмирал, – резко заявил он, застегивая пальто и думая только о том, как бы поскорее вырваться из этого гиблого места. – Если вы тронете Водопьянову, я охотно поделюсь с русскими всем, что мне известно о вашем учреждении. А не с русскими, так с кем-нибудь еще. Вам нужен я, адмирал, понимаю. Вы хотите, чтобы я покаялся и признал вашу правоту, тогда вы почувствуете себя в безопасности. Но я этого не сделаю и не допущу, чтобы вы отравляли жизнь ни в чем не повинной женщине.

Адмирал был ошеломлен и разгневан словами Руперта. Они расстались врагами. Никогда в жизни, рассказывал Руперт, он не чувствовал большего облегчения, чем тогда, когда вышел от адмирала Лилла на свет божий.

– На чистом воздухе не бывает тайн, – угрюмо заметил он. Но мне показалось, что этими словами Он только пытался себя подбодрить.

Ему хотелось подбодрить и Нину: он позвонил ей по телефону в отель, но ему сказали, что она уехала. Он позвонил в советское торгпредство. Там ему ответили, что Нина в посольстве. Он позвонил в посольство, и ему объяснили, что мадам Водопьянова к телефону не подходит: она больна и не может ни с кем разговаривать.

Глава двадцать первая

Мы несколько дней ничего не слышали о Фредди, но однажды он вдруг появился у Руперта. Мы уже кончали обедать. В последнее время я обычно обедал у Руперта, если ни у него, ни у меня не было в эти часы деловых встреч. Иногда он меня приглашал специально, в качестве амортизатора между ним и несдержанной Джо. Он меня даже раз спросил, какой характер у Пепи, и когда я ответил: «Невыносимый», – зло захохотал.

– Невыносимый характер, – сказал он, – это еще полбеды. Если бы у них была при этом хоть капля логики! Настроение у них меняется пять раз в день, то у них одна фантазия, то другая… А ты живешь, как под электрическим током.

В тот день я должен был изображать изоляцию для тока высокого напряжения, однако, к счастью, Джо была весела.

У дверей раздался звонок. Спаниель Фидж залаял и понесся встречать гостя. Анджелина ввела Фредди, который, подхватив спаниеля на руки, ласково потрепал ему уши и морду:

– Привет! – воскликнул он с порога преувеличенно весело. – Как раз подоспел к кофе.

Мы были рады видеть его, а он нас. Сняв пальто, он швырнул его в угол. Мы тоже сразу повеселели. Он сказал, что приехал самолично пригласить Джо составить компанию Пегги, которая улетает в Кортина д’Ампеццо, и объяснить, почему он так заинтересован в их совместной поездке.

– Завтра тут начнется столпотворение. У меня и у вас оборвут телефоны и не будет житья от непрошеных визитеров. Поверьте, Джо, при этой кутерьме вам лучше не присутствовать.

– А в чем дело? Что завтра произойдет?

Но Фредди только разжег наше любопытство и ничего не стал объяснять, отделываясь шуточками. Он был явно возбужден, а может быть, просто слишком много выпил перед обедом? У него был вид человека, затаившего дыхание перед прыжком.

– При всем моем расположении, моя радость, – сказал он Джо, – сообщить я вам пока ничего не могу. Завтра узнаете. – И он мельком взглянул в окно, словно проверяя, не поджидает ли его кто-нибудь на улице. – Руперт, налейте, пожалуйста, рюмочку коньяку. За последние десять суток у меня мозги высохли, а мне еще надо держаться и сегодня и завтра.

Руперт налил ему щедрую порцию коньяку.

– Выпейте со мной, – предложил нам обоим Фредди. – И вы, Джо, тоже. Сегодня особенный день.

Никому из нас не хотелось портить ему настроение, поэтому мы выпили, сами не зная за что.

Фредди глубоко вздохнул, надел пальто, поцеловал на прощанье Джо и вывел нас с Рупертом на улицу к ожидавшему его такси.

– Послушайте, Руперт, – тихо сказал он. – Так как с завтрашнего дня мне понадобится в нашей семье хотя бы один друг, я рассчитываю на вас. Вы – единственный, на кого я могу положиться. Я не говорю о вас, Джек, потому что вы – не член нашего правления.

– Понятно, – кивнул я, хотя ничего не понимал.

Руперт почти все время молчал, занятый мыслями о Водопьяновой, но тут он шутливо заверил Фредди:

– Ладно, Фредди, я буду стоять за вас как стена. Но что вы затеяли?

– Пусть и вас и всех остальных это поразит, как гром среди ясного неба, – засмеялся Фредди. – Я и так из всей нашей родни предупреждаю об этом только вас, ребята; мне нужно чувствовать хоть какую-то моральную поддержку. Поняли?

– Ни черта не поняли, – отозвался Руперт, – но мы с вами, не сомневайтесь.

– Я вас сегодня днем больше не увижу, – сказал Фредди. – Мне пришлось отказаться от своей машины. Слишком много любопытных глаз. Вечером встретимся на приеме НАТО. Ну, а завтра поглядим…

– А почему вы не спрашиваете, как прошел разговор с Пинком Бендиго?

– Я про него слышал. Идиоты. Послезавтра это уже не будет иметь значения, Руперт.

Фредди сел в такси, и шофер взял с места, не спрашивая, куда нужно его пассажиру. Видно, у Фредди было так много разъездов и секретных встреч, что он нанял его на целый день.

– До вечера! – крикнул Фредди, когда машина тронулась.

█

Прием, о котором говорил Фредди, должен был состояться в здании Одли-Мейризон-хауз в Мейфейре. Его давали в честь западногерманских генералов и адмиралов, каких-то немецких промышленников, судовладельцев и политических деятелей. Официально банкет устраивал секретариат НАТО по северных странам, но, как объяснил Фредди, это был еще один шаг, предпринятый английским правительством (оно тогда собиралось войти в общий рынок и в дальнейшем создать многосторонние ядерные силы) с целью смягчить неприязненное отношение англичан к немцам.

– Плохо относиться к немцам сегодня глупо – хотя бы с деловой точки зрения. Вот почему вам там надо быть, – сказал Фредди Руперту, который отнекивался, несмотря на уговоры Джо.

Мне хотелось увидеть, что собой представляет дипломатический прием НАТО, а так как я был в ссоре с Пепи – выдерживал характер и с ней не виделся, – я мог свободно располагать собой. Джо и Руперт собирались приехать попозже, поэтому я отправился с Фредди и Пегги; я – в белоснежной крахмальной рубашке и в черном галстуке бабочкой, а Фредди – разукрашенный ленточками всех орденов, какие положено иметь порядочному человеку. Вид у него был бравый и очень внушительный.

В Одли-Мейризон-хауз сияли огни, и, несмотря на дождь, у мраморной лестницы толпилось с полсотни зевак, которых отгоняли полицейские. Зеваки образовали проход для гостей, появлявшихся из машин в роскошных туалетах и сверкающих золотом мундирах, увешанных медалями и средневековыми орденами. Швейцар в ливрее с шиком отворял дверцу лимузина, провожал гостей под большим зонтом до подъезда, а потом захлопывал дверцу, и машина отъезжала.

Наверху перед нами распахнулись двери из орехового дерева, мы вошли, и нашим глазам открылось ослепительное зрелище: мы очутились в огромном золотом, залитом огнями зале с мраморным полом. Лакеи в шелковых чулках величественно провели нас в гардероб со множеством зеркал. Мы сдали пальто и встали в блистающую вереницу изысканнейших дам и изысканнейших господ, увешанных орденами и лентами и представлявших здесь воинства всех западных стран: Англии, Франции, Греции, Турции, Америки, Дании, даже герцогства Лихтенштейн и еще невесть каких других держав. Они явились сюда как на парад, эти верные слуги своих королев, королей и республик, представители сухопутных и воздушных вооруженных сил, флотов, посольств, концернов, церквей и НАТО. Наши имена были объявлены хозяевам приема, а их было пятеро, и рядом с ними стояли их жены, и когда я увидел лица этих солдафонов и подкрашенные глаза их жен, я внутренне содрогнулся и сказал себе: «Нет, друг, это не для тебя!»

Сахарно-белая, словно глазурью облитая приемная напоминала мне раззолоченный, как бомбоньерка, бальный зал какого-нибудь венского дворца, а все эти парадные мундиры, шелка, драгоценные ожерелья, бриллиантовые диадемы – пестрые обертки находящихся в бомбоньерке конфет.

– Ах, как я все это люблю! – воскликнула Пегги. – Красиво, да?

– Прямо дух захватывает, – съязвил Фредди, думая о чем-то своем.

У меня тоже захватило дух от всего этого зрелища, и я скоро потерял Пегги и Фредди из виду: их увел какой-то военный, похожий на рыцаря в сверкающих доспехах. Подойдя к одному из буфетов с закусками, я положил себе на тарелку лососины и кусок утки, лежавших на серебряных блюдах, а потом выпил бокал шампанского. Тут я заметил, как вошли Руперт и Джо, вид у них был какой-то встревоженный. Мне показалось, что они ссорятся. Джо выглядела такой красавицей в своем белом атласном платье, что я чуть не ахнул. Черные волосы, яркий цвет лица, свежая, как утренняя роса, прозрачная кожа и настороженный взгляд колдовских глаз – все это придавало ей какую-то экзотическую прелесть.

Руперт жестом подозвал меня и сказал, что он только что видел, как полисмены волокли Пепи к полицейской машине. Надо бы мне попробовать ее вызволить.

– Почему? Что она сделала?

– Да тут у подъезда они пытались устроить демонстрацию. А вы не знали?

– Понятия не имел. Она мне про это ни слова не сказала, когда мы в последний раз виделись.

Случилось то, что я должен был предвидеть, если бы мной руководила не обида, а здравый смысл. Когда Руперт и Джо, выйдя из такси, стали подниматься по ступенькам, они услышали за своей спиной крики и улюлюканье. Они остановились и обернулись. Из толпы зевак вдруг выделилась плотная кучка демонстрантов. С криком: «Долой немецких фашистов!», «Фашистские генералы, вон!» – молодые люди выхватили из-под пальто спрятанные плакаты. Одно полотнище обличало фашистское прошлое кого-то из немецких гостей; на другом был изображен генерал Шпейдель рядом с Гитлером. Все это произошло в считанные секунды. Полиция накинулась на демонстрантов. Замелькали дубинки, какая-то женщина упала, мужчина прорвался сквозь полицейский заслон, его повалили чуть ли не под ноги выходивших из машины немцев, а он кричал; «Убирайтесь домой! Вон отсюда, убийцы!»

В руках у него была громадная желтая звезда из бумаги; полицейский смял ее, швырнул в окно подвала Одли-Мейризон-хауз и ринулся на демонстранта. Тот упал, и полицейский придавил его к земле коленями.

– Это был такой ужас! – воскликнула Джо: она все еще не могла прийти в себя.

Руперт рассказывал, что они просто застыли от неожиданности, но вдруг кто-то крепко взял его под руку и подтолкнул вперед. Полицейский инспектор сказал ему:

– Уйдите-ка лучше с дороги, сэр. Видите, что здесь творится.

Полисмены разгоняли толпу. Руперт увидел высокую девушку с копной мокрых белокурых волос, что-то яростно кричавшую полицейским. Ее лицо было искажено гневом, но Руперту показалось, что он узнал Пепи. Он сбежал по ступенькам вниз. Девушка стояла рядом с четырьмя или пятью парнями; они держались цепочкой, крепко схватившись за руки, и полицейские не могли оторвать их друг от друга.

– Руперт! – донесся до него сверху крик Джо. – Вернись!

– По-моему, это Пепи, – крикнул он ей.

– Не может быть! – ответила Джо. («Я уверена, что это была не она!» – и сейчас настаивала Джо.)

Полицейский обхватил девушку за шею, накинул ей дождевик на голову, и, как она ни отбивалась, трое или четверо полицейских потащили ее в фургон. У подъезда разгорелось настоящее побоище, и инспектор снова погнал Руперта наверх.

– Настоятельно советую вам, сэр, войти в дом, пока мы тут не наведем порядка, – сказал он.

– Я почти уверен, что это была Пепи, – повторял Руперт, стоя посреди бального зала.

– Ну ее к черту, эту Пепи, – сердито бросила Джо. – Да и чем ты можешь ей помочь? Она привыкла к таким похождениям.

– Мы должны выяснить, не ранена ли она, – настаивал Руперт.

Джо отошла от нас в ярости и направилась к двум дамам, которые издали здоровались с ней. Руперт поглядел ей вслед.

– Неужели Пепи ничего вам не говорила? – удивился он снова. – Сцена была безобразная. Какой-то полицейский подталкивал девушку коленом…

– Что я могу сказать… – развел я руками, – мы с ней в ссоре.

– По-моему, вам надо сходить в полицейский участок и выяснить, Пепи это или нет, – убеждал он меня с той упрямой настойчивостью, которая только злит.

– Зачем? – уперся я, решив по-прежнему проявлять характер. – Джо права: Пепи привыкла к таким переделкам.

Руперт, как истый джентльмен, не мог принять мою точку зрения, впрочем, мне и самому она была не по душе. Взяв пальто, я вышел и спросил полицейского, куда отвезли демонстрантов. Я сел в такси и доехал до полицейского участка Мейфейр, где еще продолжали составлять протоколы на арестованных. Когда я спросил, не было ли среди них Пепи Ройс-Кэмпбелл, двое задержанных отозвались: «Да, да, она здесь!» Но сержант заявил, что повидать Пепи мне не разрешат, а увезти ее – тем более. Ей придется провести ночь в камере до утреннего заседания суда.

Тогда я снова поймал такси и вернулся на прием, где мое имя объявили вторично. Разыскав Руперта, я сказал ему, что Пепи сидит в полицейском участке, где ей придется провести ночь.