Текст книги "Сын земли чужой: Пленённый чужой страной, Большая игра"

Автор книги: Джеймс Олдридж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

– Дорогие друзья. – сказал он, – сегодня у меня счастливый день. Мне так хотелось, чтобы Руперт побывал у меня дома в Москве и я мог поблагодарить его за то, что он спас мне жизнь. Правильно я говорю, Нина? – обратился он к жене.

– Да, – очень серьезно ответила она. – Правильно.

– Вы мне Друг на всю жизнь, Руперт, что бы ни случилось! Я пью за вас, за вашу прекрасную семью и за нашу нерушимую дружбу.

Англичанин сидел молча с невозмутимым видом.

– Закусывайте, – распоряжался Алексей. – Нина, положи-ка Тэсс семги. Было время, мы с твоим папой отдали бы полжизни за какую-нибудь рыбку, правда, Руперт? Миссис Ройс, возьмите еще икры. Кушайте!

Все повеселели; Джо раскраснелась и стала подчеркнуто любезной с Ниной Водопьяновой, но та лишь еще больше замкнулась в себе.

Руперт и Алексей стали обмениваться тостами. Вежливость заставила Руперта подняться, и, поблагодарив Алексея, его жену и тетку за гостеприимство, он чинно предложил тост за их здоровье.

– За мир и дружбу! – провозгласил Алексей.

– Да, – ответил Руперт, чувствуя, как у него зашумело в голове. – За мир и дружбу.

Руперт догадывался, чего от него ждет Алексей. Но не хотел этого делать. Алексей надеялся, что он встанет, произнесет тост и выразит свои дружеские чувства к Советскому Союзу. Руперт не мог лицемерить. Он не имел права называть себя другом этой страны. Ведь по существу какой он ей друг? Такой тост был бы ложью. Он был другом Алексея и охотно пил за него, за его семью, за его друзей-летчиков, за их гостеприимство, но он не желал пить за тот прославленный новый мир, который был так дорог Алексею.

– За Лондон! – произнес Алексей.

– Хорошо! – мрачно буркнул Руперт и выпил за Лондон, но не ответил тостом за Москву. Он заупрямился и вдруг заметил, что Нина Водопьянова испытующе смотрит на него своими спокойными карими глазами – откровенно и чуточку грустно. Он понял, что в чем-то обманул ее ожидания. Неужели все русские женщины на нее похожи? Держатся на равной ноге с мужчинами и так не женственны? Эта мысль заставила его покраснеть. «Видно, я пуританин в душе», – сказал он себе, разглядывая ее и пытаясь обнаружить в ней хоть что-то, возбуждающее мужской интерес. Лицо у нее было прелестное, но впечатление портил прямой, уверенный взгляд. Женщина должна быть податливой, но загадочной, думал он. Как Джо. Ее глаза должны намекать на какую-то сокровенную тайну.

– За детей вашей и нашей страны! – провозгласил Алексей последний тост.

– Да, за детей! – с некоторым вызовом ответил Руперт и выпил снова.

И тут Алексей сдался. Слегка пожав плечами, он громко расхохотался.

– Руперт, ну, до чего же вы типичный англичанин, – сказал он. – И все такой же. Такой, как на льдине. Ничуть не изменился. Ах, до чего же он англичанин, – повернулся Алексей к Джо. – До мозга костей. А я до мозга костей русский. Ничего, так или иначе, мы друзья до гроба. – Пошатываясь на своих больных ногах, он подошел к Руперту, обнял его, поерошил волосы Роланду. – Люблю англичан, – закончил он. – Чудесный народ, хладнокровный. До чего же хладнокровный…

И снова рассмеявшись, он вернулся на свое место и опять произнес тост за детей, но на этот раз с легким оттенком грусти, словно в его на редкость цельном мире появилась какая-то трещинка. Обед подошел к концу. Руперт так и не принял сердечный и цельный, но чуждый ему мир Алексея.

«Нет! Это не для меня», – сказал он себе.

Глава двадцать пятая

Ройсы вернулись к себе в «Метрополь» часов в пять вечера. Там их ожидал молодой англичанин.

– Я друг Поля Пула, – сообщил он Руперту. – Не могли бы вы пойти прогуляться со мной?

– Сейчас?

– Да. Дело срочное.

Руперт нес на руках Тэсс – у нее снова болел животик; он поставил ее на пол и внимательно посмотрел злыми глазами на молодого англичанина. Тот был похож на прилежного студента – растрепанные волосы, очки, пиджак из твида. Таких молодых людей можно встретить на каждом шагу в коридорах английского политехнического института.

– Все ваши очень любят прогулки, – громко произнес Руперт.

– Что вы хотите этим сказать?

– Неважно. Пошли.

– Здесь есть садик…

– Опять в садик! – простонал Руперт и рассмеялся. Но этому серьезному молодому человеку было непонятно, что тут смешного. – Ладно. В садик лак в садик. Как вас зовут?

– Колмен. Майкл Колмен.

– Хорошо, Колмен. Я пойду с вами гулять, – сказал Руперт с наигранной серьезностью.

Он поручил Тэсс передать матери, что ненадолго уходит, и, осторожно переступая со ступеньки на ступеньку, двинулся с Колменом вниз по старой, покрытой ковром лестнице; у него было ощущение, что он родился в Москве и прожил в этой гостинице долгие годы.

– Вы здесь давно? – спросил он молодого человека, когда они вышли на людную улицу.

– Недавно.

– Вы студент?

– Вроде.

Они замолчали. Колмен не хотел говорить, пока они не придут в сад, и Руперт посмеивался в душе, вспоминая Олега Хансена, американского агента в Лондоне. Какая поразительная выучка! Да, не зря, видно, сажают в городах сады, у них есть свое предназначение.

Воскресный день еще не кончился. Московская толпа несла их по тротуару через широкую горловину Красной площади прямо в сад, где вилась очередь длиной в километр – к Мавзолею.

Колмен молча шел, подняв брови, чтобы очки меньше давили на переносицу.

Руперт подумал: ну, совсем как Хансен. Отчего все они такие напыщенные? Этот, кажется, моложе Хансена, а выглядит еще большим фанатиком и к тому же не умеет делать беспечный вид, как американец. Неужели это один из экспертов адмирала Лилла, стратег тайной дипломатии, умеющий безошибочно разбираться в самых сложных вопросах чужой психологии? Руперт даже улыбнулся. «Он слишком молод и наверняка слишком невежествен», – решил он про себя.

– Мне некогда, – сказал он. – Вечером мы уезжаем на Черное море.

– Знаю. Вот почему я и не хотел откладывать нашу встречу.

Они подошли к скамейке в дальнем конце сада. За спиной у них возвышалась массивная кирпичная стена Кремля. С одной стороны на куче песка играли дети в матросских шапочках, длинных чулках и черных ботинках; с другой – продавщица мороженого в белом халате и белой наколке устанавливала свой синий ящик и глядела на них во все глаза. Может, она следила за ними?

– Отсюда ей нас не услышать, – заверил Колмен, заметив, что Руперт пристально глядит на мороженщицу.

Руперт подумал, что на него все еще действует водка и поэтому он плохо соображает. Зачем он уставился на мороженщицу?

– Ладно, в чем депо? – Он хотел задать вопрос деловым тоном, но голос его прозвучал резко.

Теперь, когда они благополучно укрылись в саду, Колмен как будто немного оттаял.

– Вы обратили внимание, как много молодежи в очереди к Мавзолею? – спросил он Руперта.

– Нет.

– Обычно в очередях главным образом пожилые. Но теперь здесь повсюду видишь все больше и больше молодых лиц. Это подрастает поколение сорок пятого года. Вероятно, в тот год у них родилось особенно много детей, – глубокомысленно заметил Колмен.

– Как и везде, – сказал Руперт.

– Вероятно. Что касается меня, я родился в день, когда началась война.

– Да ну?

– Правда, – подтвердил Колмен, изучая Руперта внимательным взглядом. По-видимому, он остался доволен осмотром и, достав из кармана конверт, вынул из него маленькую карту. – Это Черное море, – пояснил он.

– Вижу.

– Понимаете, мистер Ройс, – сказал, переводя дух, Колмен, – мы хотели бы, чтобы вы понаблюдали вот в этих местах. – Он обвел карандашом несколько пунктов на карте.

Руперт вздохнул, он слушал рассеянно.

– Ну, и что же я должен для вас там высмотреть? – бросил он иронически.

– Прежде всего нам надо знать, какие районы считаются закрытыми. Великолепная идея – интерес к древнегреческим поселениям! Жаль, что она не пришла в голову кому-нибудь из наших ребят. Но, пожалуй, справитесь и вы.

– Вы думаете? – сонно спросил его Руперт, но тут же встряхнулся – Чего же вы от меня хотите?

– О деталях потом, – произнес Колмен, искоса наблюдая за мороженщицей. – Главное, что вы побываете на Черном море в таких местах, куда с самой войны не пускали ни одного иностранца. Греческие колонии были рассеяны по всему побережью. – Он ткнул карандашом в карту. – Я выяснил это в справочниках.

– Ну и что?

– Нас интересуют там три вещи, которые, в общем, сводятся к одному и тому же. Во-первых, закрытые районы, где всегда расположено что-то секретное. Во-вторых, радиолокационные станции. В-третьих, и это важнее всего, их система раннего предупреждения. Мы знаем, что радиолокационные станции разбросаны по всему Крыму, но нам надо уточнить, в каких пунктах они находятся, и, в частности, выяснить все, что касается системы раннего предупреждения.

– Знаете, – начал Руперт, – я ведь здесь гость…

– Подумаешь! – прервал его Колмен. – Пусть это вас не беспокоит, мистер Ройс. Не забудьте, что они делают то же самое. Это в порядке вещей. Все отлично знают, что разведкой занимаются по мере сил обе стороны.

На миг Руперт почувствовал возмущение, но, взглянув на сосредоточенное лицо молодого англичанина, решил, что тот, наверно, прав. Так же, как и адмирал Лилл. Конечно же, занимаются все, под любой маской. Это игра без правил. И разве она не является логическим продолжением соперничества капитализма с коммунизмом?

– Значит и вы тоже этим занимаетесь? – поинтересовался он, глядя на Колмена с возрастающим интересом.

– О таких вещах не следует спрашивать. Но зачем бы иначе я стал вести с вами подобный разговор?

– Ладно, ладно. Понимаю.

– Пускай вас этот вопрос не мучает, – ласково продолжал Колмен. – Каждому из нас сперва бывает не по себе. Но вы находитесь в выгодном положении. Все дело в том, чтобы добыть самые полные сведения или, вернее, как можно более полные. Все, что вы заметите, вы должны очень точно привязать к местности. Лучше ничего не наносить на карту или наносить так, чтобы они не могли вас уличить, если обыщут ваши вещи. Однако точность прежде всего.

– Постойте, – прервал его Руперт, – но ведь я не специалист по части шпионажа.

Молодой человек усмехнулся.

– Это вообще не специальность. Лучше всего заниматься таким делом в порядке импровизации. Хватаешь, что можно и где можно. Вот и все уменье. Пусть вас не беспокоит, что вы не специалист, мистер Ройс, у вас такой опыт, что вы будете полезнее многих других; только не волнуйтесь.

– А я и не волнуюсь, – с раздражением сказал Руперт; он начинал терять чувство юмора, и у него появилось подозрение, что все это в конце концов вовсе не шутка.

– Тогда в чем же дело? Вы вообще не хотите этим заниматься? – спросил Колмен без особого удивления.

– Может, и не хочу, – задумчиво произнес Руперт. – Не понимаю, почему вы рассчитываете на меня.

– Нам крайне нужны эти сведения, – пожал плечами Колмен. – А у вас отличная возможность побывать в тех местах, куда не может попасть никто другой. Не станете же вы отказываться?

Руперт молча изучал Колмена, стараясь понять, что он собой представляет. Так ничего и не поняв, он оставил это намерение, подумал о себе, подумал о Лилле, посмотрел на мороженщицу и на людей, стоявших между цветочными клумбами в очереди к Мавзолею, спросил себя, что они для него значат, и пришел к выводу: «Ничего не значат». Это убедило его, что Колмен прав. И адмирал Лилл тоже прав. Конечно, ему не следует отказываться, но хотелось бы, чтобы в голове у него было яснее, а на душе спокойнее. Надо взять себе за правило никогда больше не пить водки…

– Нет, я не отказываюсь, – сказал он. – Продолжайте. Я сделаю все, что смогу.

– Нам необходимо знать их систему предупреждения. Мы совершенно уверены, что она существует где-то на побережье Черного моря, скорее всего в Крыму. Вы ведь знаете, как выглядят радиолокационные антенны… – Руперт кивнул: ему вспомнилось Туле, там он их видел. – Если вы заметите оживление на дорогах, ведущих к закрытым районам, будьте начеку. О многом, например, говорят грузовики с баллонами жидкого кислорода. В горах возле Севастополя могут находиться и ракетные установки, но скорее всего там станция раннего предупреждения. Район Севастополя подходит для этого больше всего, так что понаблюдайте там повнимательнее за всем, что вам покажется подозрительным, а также за закрытыми районами в окрестностях города.

– Не знаю, попаду ли я в Севастополь.

– Уверен, что попадете, стоит вам только захотеть. Будьте очень осторожны, – предостерег его Колмен. – Мне, конечно, нечего вас об этом предупреждать. Но в своих пограничных районах они шутить не любят. Там у них прожекторы, посты и так далее. Черное море – плохое море, слишком мелкое для ближней разведки с подводных лодок или кораблей. Хорошо, если бы вы смогли прокатиться на катере. Вам, быть может, удастся засечь радиолокационные маяки.

– А что мне делать со всеми этими ценными сведениями, если я их раздобуду? – все еще слегка насмешливо спросил Руперт.

– Когда вернетесь домой, передадите их Полю Пулу.

– Идет, – покорился Руперт, – сделаю, что смогу.

Они поднялись со скамейки, и юный Колмен ободряюще взял его под руку.

– Вот и прекрасно. Вы здесь знаменитость, и они вам ни в чем не откажут. Пользуйтесь этим вовсю.

Руперт взглянул на мороженщицу, которая снова смотрела на них в упор.

– Значит, я могу на вас положиться? – серьезно спросил студент.

– Я же сказал: сделаю, что смогу…

– Хотите мороженого? – Колмен позволил себе, наконец, улыбнуться.

– Нет, спасибо.

Он почувствовал отвращение при одной мысли о еде.

– А я хочу, – заявил Колмен.

Молодой человек подошел к продавщице и, пристально поглядев на нее, купил порцию мороженого. Он уже собирался отойти, но женщина ему что-то сказала, а затем обратилась по-русски к Руперту. Однако затуманенный мозг Руперта совсем не воспринимал сейчас русской речи.

– Что она говорит? – обратился он к Колмену.

– Она говорит, что узнала английского героя, который спас в Арктике русского летчика Водопьянова. Предлагает вам порцию мороженого бесплатно.

Женщина протягивала кирпичик мороженого и улыбнулась, показав золотые зубы, блеснувшие в лучах вечернего солнца, – женщина из другого мира.

– Большое спасибо, – сказал Руперт и взял мороженое.

Он понял, что она узнала его по Звезде на лацкане пиджака, и поспешил отойти, а она все что-то говорила ему вслед.

– Что за странный народ! – вздохнул Колмен. – Пожалуй, я не буду вас провожать. Мне надо в другую сторону. Попрощаемся.

Минуту они постояли возле очереди в Мавзолей, кивнули друг другу и разошлись. Проходивший мимо милиционер в синей форме внимательно посмотрел на Руперта, и тот опять вспомнил про свою Звезду. На ходу он нащупал ее свободной рукой, снял и положил в карман. Ему стало чуточку легче на душе. Не его вина, что его наградили Золотой Звездой.

«На кой черт мне это сдалось?» – спрашивал он себя, держа таявшее мороженое подальше от брюк.

Он уже пересекал широкую улицу, которая вела на Красную площадь, когда кто-то схватил его за плечо. Руперт вздрогнул.

– Простите! – Это был Колмен. – Я забыл вам кое-что передать.

– Боже, ну и напугали вы меня, – вырвалось у Руперта; мороженое он уронил.

Колмен сунул что-то Руперту в карман.

– Что это?

– Ручка с симпатическими чернилами.

Руперт уже потерял способность удивляться или шутить.

– Зачем она мне? – спросил он.

– Пригодится. Ею можно писать и рисовать на чем угодно, кроме пластмассы. Такие чернила невозможно обнаружить.

– Как же их потом проявить?

– Сам не знаю. И никто не знает, кроме одного человека, там, у нас. В этом-то и фокус. Все, что зарисуете и запишете, отдадите Полю Пулу. Он передаст дальше. Ну, всего…

Глава двадцать шестая

Водопьянов упорно держался на ногах двое суток, которые заняло их путешествие к Черному морю, а когда они приехали, свалился без сознания.

В дороге он спускался с высоких ступенек вагона чуть не на каждой станции; почти все пассажиры длинного поезда вылезали на остановках. Алексей возвращался с русскими лакомствами: неведомыми ягодами, солеными огурцами, крутыми яйцами, жареной курицей, раками, бутылками лимонада и пирожками с повидлом. По мнению Джо, все это было совершенно несъедобно. Непривычная пища вызывала у нее отвращение.

Руперт слушал Водопьянова и смотрел в окно на бесконечные дали, на проносившиеся мимо длинные бурые вереницы товарных вагонов, телефонные провода, крестьянские телеги, на женщин, работавших в поле, девчонок с веселыми и смышлеными лицами, собиравших землянику вдоль железнодорожного полотна, мальчишек, пасших белых гусей, на глиняные деревни, глиняные поселки, на темные небеса.

Он еще ни в чем не мог разобраться, но после двухдневного путешествия уже понимал, что имел в виду Лилл, уверяя, будто в России есть какая-то волнующая сила. Да, эта страна завораживает.

– Вам нравится Россия, Руперт? – чуть не каждый час спрашивал Водопьянов.

– Здесь очень интересно, – без особой убежденности отвечал Руперт.

█

На третий день утром они прибыли на станцию Гагра, поезд остановился у самой кромки молочно-белого черноморского прибоя; в десять часов уже было жарко. Они поспешили выбраться на перрон и вынести чемоданы, так как поезд стоял всего несколько минут. Их встретила Нина Водопьянова – она вылетела из Москвы самолетом, чтобы успеть все подготовить, – и еще какие-то люди. В этот момент, Алексей, благополучно доставивший своих гостей к месту назначения, вдруг пошатнулся и медленно повалился набок, словно корабль, идущий ко дну в просторах синего моря.

– Алексей! – в ужасе закричала Нина.

К ним бросились люди, которые пришли вместе с ней. Нина мгновенно взяла себя в руки. Одного из своих спутников она послала позвонить в санаторий.

– Алеша! – крикнула она другому. – Вызови «скорую помощь»!

– Сейчас позвоню, – сказал он.

– Нет. Садись в машину и поезжай за ними. Скажи, что вызывают к Водопьянову. – Кругом собрались люди, и она на них прикрикнула – Товарищи, разойдитесь. Не толпитесь, пожалуйста. – Джо, Анджелине и детям она приказала – Вам надо стать в тень. Пожалуйста, пройдите вон туда. Вы тоже, мистер Ройс. Я обо всем позабочусь сама. Пожалуйста…

Руперт пытался возражать – он считал себя виноватым в том, что произошло с Алексеем. Тот лежал желтый, обмякший, безжизненный. Силы явно покидали его, дыхание становилось все медленнее…

– Я так и знала, что это случится, – с горечью приговаривала по-русски Нина, подкладывая ему под голову чемоданчик, в то время как Руперт укладывал поудобней ему ноги, – так и знала, – страдальчески повторяла она.

– Я ужасно огорчен… – сетовал Руперт.

– Вы не виноваты, – прервала его Нина, сердито сверкнув глазами. – Это наша вина, моя и его. Вам незачем здесь ждать. Вы наши гости. Поезжайте с женой к себе. Анатолий Леонтьевич!.. – позвала она одного из спутников. – Отвезите их на дачу. Прошу вас, мистер Ройс! Не ждите нас. Мы отправим его в санаторий.

Но Руперт, продолжая колебаться, не трогался с места.

– Вы все равно ничем не можете помочь, – настаивала Нина.

Он понял, что видит сейчас какую-то другую Нину Водопьянову. Вся ее хрупкость была мнимой, и если она позволяла Джо помыкать собою в Москве, сейчас в это трудно было поверить. Она смотрела на него твердым, ясным взглядом, в котором ему чудилось недоверие, а может быть, и неприязнь.

– Прошу, вас, ступайте с Анатолием Леонтьевичем, – повторила она.

Это была просьба, но Руперт услышал в звонком русском голосе Нины властную нотку.

█

Им предоставили небольшую белую дачу с дощатым крашеным полом, просторной низкой верандой и садом, где росли деревья, цветы и овощи, а вдоль деревянного забора выстроились в ряд кипарисы. Высокая раскидистая ива почти закрывала одну сторону дачи и по утрам загораживала ее от солнца. Она шелестела на вечернем ветру, а под ней приютилась белая сторожка, где жила кривая сторожиха тетя Марфуша.

Чтобы добраться до белого, покрытого галькой пляжа, им надо было пересечь железнодорожную линию, спуститься по короткой извилистой тропке, перебраться через шоссе – и тогда открывалось море.

Алексей пришел в сознание; он находился наверху, на горе, в санатории, откуда приезжал их встречать; теперь он был снова прикован к постели и лежал на спине, не двигаясь. Ему лучше, сообщила Нина, но его еще нельзя навещать. Больше она ничего не рассказывала. Сейчас, когда Алексей опять слег, Нина уже не робела и. не отступала в тень – оказалось, что она женщина решительная, с твердым характером; она свято выполняла свои обязанности по отношению к гостям, но, как подметил Руперт, относилась к ним с легким оттенком разочарования и недоверия.

Он это понял, когда чуть-чуть виновато попытался наладить с ней отношения. Он доложил ей, что Роланд чувствует себя как дома. В первый день пяток наголо остриженных ребятишек разного возраста, детей местных жителей, подглядывали за его сыном с той стороны забора; потом они перемахнули в сад. Увидев это своим единственным свирепым оком, тетя Марфуша хотела их прогнать, но Руперт ей не позволил. Теперь Роланд куда-то с ними исчез, а время подходило к обеду.

– Он быстро нашел себе приятелей, – примирительно подытожил Руперт свой рассказ. – Это хорошо.

– Да, у детей нет предрассудков, – с ударением произнесла Нина.

Отношения между ними складывались натянутые, обостряясь взаимными обидами.

– Надо посадить Тэсс на диету, – сказала Нина Джо, узнав, что у ребенка болит животик. – Я вызову врача.

– Я сама знаю, что ей нужно, – резко возразила Джо. – И не желаю никакого врача.

– А все-таки будьте осторожны, – настаивала Нина.

– Неужели вы думаете, что я не буду осторожна, когда речь идет о моих детях, – оборвала ее Джо.

Нина покраснела, а Руперт, поняв, что между женщинами назревает конфликт, попытался разрядить атмосферу.

Джо заявила Нине, что никогда не полюбит Россию и что все здесь плохо. Но у Джо было необыкновенное умение видеть все в плохом свете.

Руперт спрашивал себя, долго ли еще жена будет капризничать; он предчувствовал, что, если так пойдет дальше, они не проживут в Советском Союзе не только месяца, но даже и недели.

Вдобавок Тэсс стало хуже. Вечером у нее сделался жар, она жаловалась, что болит в левом боку и она не может стоять. Нина Водопьянова в темноте бросилась бегом через железнодорожное полотно за санаторным врачом. Врач – молодая женщина– пришла, с трудом переводя дыхание: видно, тоже бежала. Она осмотрела Тэсс и сказала, что у нее, вероятно, легкий колит и что надо посадить ее на строгую диету: рис и чай. Джо выслушала врача недоверчиво, а когда она ушла, заявила:

– Это вовсе не колит. Это дизентерия. Я в этом уверена.

– Что вы! – испугалась Нина. – Не может быть.

– Ну да, еще как может. Едим бог знает что. А мух сколько!

Действительно, мух на веранде было много.

– Завтра вечером нас ожидают в Тбилиси, – вполголоса сообщила Нина Водопьянова Руперту, когда в конце этого томительного дня они на минутку остались одни на веранде. – Но если Тэсс больна…

– Кто сказал, что мы поедем в Тбилиси? – изумился Руперт.

– Вас и вашу семью приглашают ученые, специалисты по древней Греции.

– Но я ничего об этом не знал, – воскликнул он с возмущением. – Ведь я же предупреждал, что не желаю встречаться с вашими учеными.

– Но вас приглашают!

– А когда же я увижу греческие поселения, ради которых приехал? – спросил он.

Его раздражало, что она гак носится со своим чувством долга и навязывает его другим. По-видимому, посещение Тбилиси было его долгом как туриста и гостя этой страны.

– Но это замечательные люди. И они так вами восхищаются!

– Слишком многим они восхищаются – впрочем, как и все тут у вас, – воскликнул он в сердцах и сразу же пожалел о сказанном, потому что прозвучало это грубо. Но она сама вызвала его на грубость. – А что, собственно, представляет собой Тбилиси? – попытался он загладить неловкость.

– Красивый город, столица Грузии. Неужели вам не интересно посмотреть Тбилиси? На весь Союз славится.

– Ладно, – сухо сказал он. – Но когда я все-таки увижу греческие поселения? Могу я это узнать?

– Как только вернемся, – твердо заявила она. – Это входит в нашу программу. Только бы Тэсс не расхворалась…

█

Тэсс поправилась, и Руперт, несмотря на дурные предчувствия, убедил Джо поехать в Тбилиси – ему все же захотелось посмотреть этот прославленный город. Он думал и о Роланде; мальчику полезно повидать как можно больше. К его удивлению, Джо согласилась. Ей не сиделось на месте.

Они снова ехали поездом целую ночь, а утром, в жару, на тбилисском вокзале их встретила группа смуглых мужчин, в белых просторных костюмах, и чернобровых, черноглазых женщин с букетами цветов. В группе встречающих выделялся крупный человек с копной черных волос, напоминавший тигра на привязи; его представили Руперту, как знаменитого антрополога. Англичан отвезли в крытых машинах в большое здание на горе, где женщины в белых накрахмаленных халатах отвели им красивые комнаты с просторными деревянными верандами, откуда открывался ошеломляющий вид на сумрачные предгорья Кавказа.

– Какая красота! Просто рай земной, – воскликнула Джо, выходя на веранду и глядя вниз на большой фруктовый сад, где росли яблони и персиковые деревья.

Нина объяснила, что это дом отдыха для гостей грузинского правительства.

– Слава богу, что мы гости правительства, – весело сказала Джо. – Мне здесь нравится.

Руперт спросил, как долго они здесь пробудут.

– Если вы не против – неделю, – ответила Нина.

– Неделю! Вы меня просто удивляете, – возмутился Руперт. – Вам отлично известно, что я не могу задержаться здесь на целую неделю. – Он едва владел собой. – Я не для этого приехал в Россию.

– Они будут очень огорчены, если вы уедете раньше, – упрямо возразила Нина.

– Значит, придется их огорчить. Неделю!..

Нина была обижена и отказывалась его понимать.

– Разве вам здесь не нравится? Ваша жена…

– Нравится, но я приехал в Россию не для этого. Мы можем пробыть здесь до завтрашнего вечера. Это крайний срок.

– Не понимаю. – Нина взглянула на Руперта, но увидев, что он непреклонен, слегка пожала плечами. – Ну что же, тогда я им позвоню. Они будут расстроены, – повторила она и пошла к телефону.

Детей оставили внизу с Анджелиной. Они звали Джо в сад: шеф-повар в накрахмаленном белом колпаке достал им из ящика под кухней целый выводок щенят.

– Какие они миленькие! – восхищалась Тэсс.

Внезапно она вскрикнула от боли. Руперт и Джо сбежали по лестнице в сад. Анджелина уже держала Тэсс на руках. Лицо девочки было искажено от боли, она схватилась ручкою за бок.

█

Случилось то, чего так боялся Руперт: Джо заявила, что Тэсс надо везти домой.

– Ты уверена, что это необходимо? – спросил он жену. – Зачем такие крайние меры?

– Она подцепила здесь какую-то гадость, – отчаивалась Джо. – Неужели ты хочешь положить ее в русскую больницу?

Они стояли на широкой веранде. Грузинское солнце пекло им спины, а внизу Роланд и Анджелина играли со щенками. Шофер стирал мягкую серую пыль со сверкающей черной машины. Нина Водопьянова, подавленная тем, что произошло, тоскливо бродила среди яблонь, не обращая внимания на тучки пыли, оседавшие ей на туфли. Под яблонями кое-где росли желтые полевые цветы, она наклонилась, сорвала цветок и замерла, держа его в руке. Руперту захотелось увидеть ее лицо. Что она, замечталась? Или, стиснув зубы, готовится к исполнению своих теперь уже неприятных обязанностей?

– Если ты считаешь, что надо ехать домой, ничего не поделаешь, – покорился Руперт. – Поедем.

– Тебе ехать незачем, – резко возразила она. – Я отлично вижу, что тебе не хочется уезжать.

– Я приехал сюда с определенной целью и хотел бы довести дело до конца.

– А как мы поступим с Роландом?

– Пусть он останется, Джо. Ему полезно посмотреть новые места.

Со смешанным чувством тревоги и досады на самое себя Джо взяла его под руку.

– Прости меня. Руперт, – сказала она. – Я хотела, чтобы мне здесь понравилось. Правда хотела. Но ничего не могу с собой поделать. А Тэсс меня действительно беспокоит.

– Понимаю, – ласково произнес он. – Постараюсь сократить поездку насколько возможно и поскорее вернуться домой.

– Не надо. В этом нет никакой необходимости.

– Я и сам не скажу, что мне здесь нравится, – заметил он. – Но мне все же хотелось бы посмотреть эти греческие раскопки. А потом я вернусь.

– Ты ей скажешь? Ты с ней ладишь лучше, чем я.

– Хорошо, – согласился он. – Надеюсь, что она не воспримет это как личное оскорбление. И почему, черт возьми, русские все принимают на свой счет?

█

Сперва Нина Водопьянова промолчала. Потом, кивнула. Да, ей все понятно.

– Что ж, – пробормотала она примирительно, но тут же добавила с огорчением – Ах, как это обидно. Ваша поездка только началась. Наши врачи вылечили бы Тэсс. У нас отличные врачи. Мы приставили бы к ней сестру.

– Знаете, с больным ребенком всегда столько волнений, – мягко возразил Руперт. – Да и детям лучше хворать у себя дома.

– А вы не могли бы уговорить жену задержаться хотя бы на недельку?

– Вряд ли. Если мы завтра вернемся в Гагру, Джо сразу же сможет сесть на московский самолет. Может быть, вам удастся устроить так, чтобы в Москве ей не пришлось долго ждать лондонского самолета.

– Конечно, но…

– Значит, вы все устроите?

Нина Водопьянова печально кивнула.

– Как обидно, – удрученно повторила она, и Руперт снова почувствовал к ней жалость.

Чтобы сгладить неприятное впечатление, он согласился пойти на ужин, который устраивали в его честь грузинские ученые. Остаток дня он осматривал город, который грузины называли вторым Парижем.

Парижем, как ему показалось, здесь и не пахло. Правда, были усаженные деревьями бульвары, но все они вели в гору; текла река, но это был мутный стремительный горный поток. У Тбилиси было свое очарование, но это было очарование южного города, раскинувшегося среди высоких гор и просторных сумеречных долин под блекло-голубым небом. Здешние черноглазые люди с сочными губами ничем не походили на усталых обитателей Парижа. Не было в них ничего и от деловитых парижских коммерсантов. В грузинах чувствовалась беспечная легкость, даже ветреность и горячий темперамент, которого не в силах охладить даже старческая немощь.

Руперт обратил внимание на то, как его новые грузинские знакомые относятся к Нине. Она была среди них единственной русской; они держались с ней неизменно вежливо, некоторые – галантно, но все же иначе, чем со своими соотечественницами.

Руперт вспомнил адмирала Лилла и полученное от него задание. Такие наблюдения представляли интерес и для самого Руперта. Но сейчас, подметив неуловимую отчужденность между грузинами и своей спутницей, он вдруг понял, что с самого приезда внутренне сопротивляется адмиралу, не желая становиться его соглядатаем.

Ему вовсе не хотелось смотреть на эту страну чужими глазами. Он пытался сохранить независимость и цельность собственных суждений, и до сих пор ему это удавалось. Но поручение Лилла оказалось куда более коварным, чем Руперт предполагал. Ему уже нелегко было смотреть на русских иначе, чем этого хотел адмирал, – слежка исподтишка и ее зловещая цель щекотали нервы. Любопытно было определять двигательные пружины, направляющие жизнь этой незнакомой страны, уяснить себе, в чем ее люди черпают силу и в чем их уязвимые места, каковы их слабости. Все, что он здесь подметит, могло стать ценнейшим подтверждением или опровержением надежды выиграть величайшее соревнование в мировой истории. И все же, как бы ни увлекательны были подобные наблюдения сами по себе, они неизбежно подводили к вопросу: смеет ли человек самоустраниться от борьбы двух враждебных миров, сталкивающихся друг с другом с такой грозной силой? Ответ явно гласил: «Нет». Разве можно укрыться от грядущего взрыва?