Текст книги "Шотландская сага"

Автор книги: Джеймс Мунро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)

– Хорошо. Тогда я скажу Сэму, что ты и девочки останетесь с нами на некоторое время?

– Да, если вы согласитесь. Я понимаю, какую ответственность, Хью Маккримон, вы берете на себя, и все остальные тоже. Сопровождать шестерых женщин тысячу миль по реке, по стране, которая породила таких людей, как Гарфилд Феррис и дикарей, которые насилуют девушек. Я изо всех сил буду стараться, чтобы оправиться от того, что произошло, но мысли об Эйлин и Хелен никогда не оставят меня.

– И мы не забудем о них, и не беспокойся ни о чем, Молли. Вы будете в хороших руках. Сэм Чишолм и Джил Шерборн – два самых лучших человека, которых я когда-либо встречал. Джил знает, что такое пострадать от рук индейцев, а Сэм Чишолм происходит из доброго шотландского клана.

– Ты и твой мальчик – тоже хорошие люди, Хью Маккримон. Это сказал сам Хемиш, когда мы проплывали мимо вас по реке. Он был бы рад узнать, что вы заботитесь о нас.

Путешествие по реке до места, где река Огайо вытекает из реки Миссисипи и становится отличимой от нее, заняло почти два месяца.

Это путешествие изобиловало трудностями и событиями. Попадались покрытые грязью отмели, которые было трудно преодолеть, чтобы найти достаточно глубокое место. В других местах ужасным течением их проносило с большой скоростью между высоких отвесных берегов. Упала за борт десятилетняя Роза, и ее тут же отнесло к порогу реки. К счастью, она зацепилась за скользкую скалу, и им удалось выловить ее.

Как-то раз плот почти разбился в бурных потоках, а спустя два дня им пришлось отстреливаться от индейской засады на мелком и медленном отрезке реки. Именно там Роберт в первый раз застрелил человека – индейца, который подъехал на лошади к самому краю плота и собирался бросить свое копье в широкую спину Сэма Чишолма.

Отряд пережил и ловушку речных пиратов, которые начали в них стрелять, когда они отказались от соблазнов, которые они обещали, если плот пристанет к берегу.

Но бывали и светлые моменты. Однажды их нагнали два небольших плота. На их борту были шотландские семьи, которые прожили в Америке уже пять лет, но недавно соблазнились поменять спокойную жизнь на Восточном побережье на обещания дешевой земли на Западе.

В ту ночь все три плота стояли на якоре вместе, а лес на берегу реки Огайо наполнили звуки шарманок, на которых играли Хью и Роберт Маккримоны. Младший Маккримон поддерживал семейную традицию и был, по словам отца, «обещающим волынщиком».

Путешествие длилось достаточно долго, чтобы мужчины и женщины обеих семей смогли оценить характер друг друга.

Молли Брукс оказалась умной, трудолюбивой женщиной, она с готовностью бралась за все, будь то ее очередь управлять огромным плотом или готовить еду, доить корову или рассказывать сказку. Истории, которые она рассказывала своим детям, с вниманием слушали и Морна Росс и Анни Маккримон, а зачастую и мужчины. Видимо, она обладала природной веселостью, которую не истребили даже беды, во всяком случае она делала все, чтобы помочь своим трем дочерям оставить позади воспоминания о том, как обошлись с семьей Гарфилд Феррис и его люди.

Однако ей было нелегко поддерживать бодрость духа. Не один раз поздно вечером, когда девочки спали, Хью Маккримон видел, как она сидела в одиночестве на краю плота. Она обычно смотрела в обратную сторону по реке, как будто желая, чтобы время и течение реки обратились вспять, унесли бы ее назад, в Форт Питт, к мужу и двум дочерям, которых она потеряла. Хью обычно позволял ей только несколько минут таких грустных воспоминаний, прежде чем подходил к ней с капелькой виски, под мнимым предлогом прогнать ночной холод.

Притворяясь, что он не замечает слезы, которые поблескивали в ее глазах в темноте, Хью Маккримон обычно садился на корточки рядом с ней на грубо оструганные бревна плота. Болтая о прибрежных видах, о животных, которых они видели, погоде и других незначительных вещах, он немного отвлекал ее от грустных мыслей. Потом, когда она возвращалась в свою постель, он оставался на месте, куря свою трубку и думая свои одинокие думы, с которыми ему не с кем было поделиться.

Однажды утром, ближе к полудню, Сэм обратил внимание остальных на ряд хижин на северном берегу реки. Это было самое большое поселение, которое они видели со времени отъезда из Форта Питт, с высокой набережной и деревянным молом, который медленно обтекала вода.

– Это Каир, за этим молом. Только чертовски глупый человек мог построить здесь городок. Видимо, расчет был на то, что пароходы и грузовые суда, которые поднимутся вверх по реке, будут разгружаться здесь, и местные жители разбогатеют. Долго же им придется ждать.

– Почему? – задал вопрос Роберт Маккримон.

– Потому что в Каир заходить невыгодно, вот почему. Люди, которые держат путь на Запад, едут либо по реке, либо по южному берегу. Никто, кто держит путь на Запад, не поедет этим путем, а у речного транспорта, направляющегося на Север и на Юг, нет резона тут останавливаться.

– Тогда почему же город построили именно здесь?

– Место понравилось, я полагаю. Место, где встречаются две великие реки, такие как Огайо и Миссисипи.

– Миссисипи? – на этот раз – удивленно переспросил Хью Маккримон.

– Да. Видите, вода вон там меняет свой цвет… как будто кто-то провел линию посередине. Чистая вода – это Огайо; грязь – от Миссисипи. Самая легкая часть нашего путешествия закончилась, ребята. Мы подгоним плот к противоположному берегу Миссисипи и разгрузимся. Найдутся какие-нибудь поселенцы, кому мы сможем продать бревна. Если же никто не захочет их купить, один из речных пароходов, ходящих вверх по реке до Сент-Луиса, купит их у нас на топливо. Здесь не будет недостатка в покупателях – есть шанс, что мы получим от продажи какую-нибудь выгоду.

Пока говорил Сэм, Хью не сводил глаз с Молли: ее лицо стало смертельно бледным. Женщина, которая была столпом всей своей семьи во время путешествия и тяжких испытаний, которые выпали на их долго в лесу, понимала, что поддержка, которую оказывали ей, вот-вот кончится. Она должна будет взять на себя полную ответственность за благополучие трех молоденьких девушек снова, и Молли Брукс вдруг почувствовала себя более уязвимой, чем самая младшая из ее детей.

Ту ночь вся компания провела на твердой земле территории Миссури. Когда Джил Шерборн вернулся из короткого похода на охоту с оленем на плечах, приготовление еды началось немедленно. Принеся бутылку виски, Хью Маккримон настроил свою волынку, и вечеринка началась.

Потом волынку взял Роберт и заиграл рил и другие танцы, в которые тут же включились девушки и два первопроходца с энергией и энтузиазмом, которые вполне компенсировали отсутствие у них танцевальных навыков.

Когда танцы с гиканьем были в самом разгаре, Хью заметил, как Молли вышла из полоски света, отбрасываемого костром, направляясь вниз к берегу, где стоял на якоре плот. Когда она не вернулась через десять минут, он отправился на ее поиски. На небе балансировал только молодой месяц, а высокие облака закрывали почти все звезды, но Хью сразу отыскал шотландку.

Молли Брукс сидела на берегу, вглядываясь туда, где сливались в одну две великие реки. Его шагов не было слышно в мягкой траве, и пока он колебался, стоит ли ее тревожить, она спокойно заговорила, не поворачивая головы:

– Что случилось, Хью? Ты уже достаточно повеселился, или же тебе, как и мне, нужно что-то спокойно обдумать?

Хью Маккримон был поражен. Ведь он подошел к ней по берегу реки совершенно бесшумно.

Молли повернула к нему лицо, и он увидел белизну ее короткой улыбки и – неужели – следы слез на ее лице. Если это так, то это первые слезы, которые он видел у нее за последнее время.

– Если ты хочешь овладеть умением подкрадываться бесшумно, как Джил Шерборн, тебе придется бросить курить трубку, Хью Маккримон. Но все равно, это успокаивающий запах. Мне его будет не хватать.

– А ты что, уже решила оставить нас? Ты уверена, что хочешь именно это?

– Дело не в том, Хью, что я хочу. Мне нужно решить, что будет лучше для девочек. Эта мысль не давала мне спать ночами на плоту. Нас всех в Америку привела мечта, мечта, которая стоила Хемишу жизни и привела к потере моих бедных дочерей: владеть землей и трудиться на ней. В моей бедной голове все перепуталось, но я почти уверена, что не смогу, Хью. Я не смогу одна устроить собственное домашнее хозяйство, я не могу связать девочек необходимостью мне помогать. Когда-нибудь они захотят выйти замуж и жить своей жизнью.

– Я ведь говорил тебе, что мы с Робертом поможем вам всем.

– Да, Хью, я знаю и очень благодарна тебе за такое предложение, но домашнее хозяйство так не ведут. И ты сам понимаешь это. У тебя, Роберта и у твоих девочек будет достаточно работы в своем хозяйстве, если вам удастся заиметь его. Нет, я буду тебе очень обязана, если ты останешься с нами до тех пор, пока не придет речной пароход. Тогда я с девочками куплю билет до этого Сент-Луиса, о котором говорит Сэм. Мы устроимся там. У меня не так уж много осталось денег, но их должно хватить, пока мы не найдем работу. Если верить Сэму, в Сент-Луисе всегда найдется что-то для честной работящей шотландки и ее дочерей.

Несколько минут слышалось только попыхивание трубки Маккримона. Потом он сказал задумчиво:

– У тебя есть другой выход, о котором тебе стоит подумать, Молли.

– Если это – возвращение в Шотландию, то я уже подумала – и ответ будет прежним: нет. Я не уеду из Америки, пока остается хоть малейшая надежда на то, что Эйлин и Хелен живы.

– Я не предлагаю тебе уезжать из Америки, Молли. А что касается обеих девушек… ни один из нас не перестанет их искать, пока мы живы. Нет, то, что я имел в виду, совсем другое, и, прежде чем отказаться, я бы хотел, чтобы ты все тщательно взвесила.

– Может, ты мне все-таки пояснишь, что я должна «взвесить», Хью Маккримон?

– А что бы ты подумала насчет того, чтобы выйти за меня замуж? Я понимаю, что это слишком быстро после потери мужа, и я не надеюсь занять его место в твоем сердце прямо сейчас… но мы сможем сделать наш брак удачным, Молли.

Молли Брукс подумала, что ее вздох, должно быть, слышен везде, несмотря на звуки волынки, играющей в лагере.

– Почему ты хочешь жениться именно на мне, Хью Маккримон?

– Тебе сейчас просто необходима поддержка мужчины, Молли. Такая дикая страна, как эта, – не место для женщины, которая пытается вырастить троих дочерей… а из того, что говорит Сэм Чишолм о Сент-Луисе, я почему-то думаю, что ни одна из вас там не приживется.

– Я не спрашиваю тебя, почему мне нужно выйти за тебя замуж. Можешь не сомневаться, я и сама могу обдумать все «за» и «против» не хуже тебя. Я спрашиваю, почему ты хочешь жениться на мне?

– Мы оба нуждаемся друг в друге, Молли. Твоим девочкам нужен отец, а Анни и Роберт уже почти забыли, что такое иметь мать. Вскоре, я полагаю, они с Морной станут жить своей жизнью, и дом на новой земле, возможно, станет пустым, если в нем не будет семьи.

– Значит, в этом все дело? Но ты можешь нанять женщину, которая наведет уют в доме, или, может быть, даже купить себе рабыню. Сэм говорил, что люди, живущие вдоль реки, имеют рабов и продают их, как скот. Ты так ничего и не сказал, что заставило бы меня сказать «да».

– Я пытаюсь убедить тебя, что эта идея имеет смысл, Молли. Если бы я сказал тебе сразу настоящую причину, почему я хочу на тебе жениться, ты, наверное, сказала бы, что у меня от жары размягчение мозга или что-то в этом роде.

– Неужели? Скажи мне настоящую причину, Хью, и дай мне возможность самой судить об этом.

– Я прошу тебя выйти за меня замуж, потому что, наблюдая за тобой все эти недели на плоту, я чувствовал восхищение – ты добра и терпелива, и, кроме того, в тебе такая внутренняя сила и умение противостоять ударам судьбы. Я стал ловить себя на том, что постоянно думаю и начинаю испытывать чувства, забытые с тех пор, как я потерял мать Роберта и Анни. Мысль о том, что мне придется расстаться с тобой, делает меня несчастным. Ты вошла в мою жизнь, заполнила пустоту, ты… очень нравишься мне, Молли.

– Ага! Это-то и нужно было сказать с самого начала, Хью Маккримон. Именно это я хотела услышать. Женитьба, может быть, и торжественный союз, как говорят священники, но для меня она значит несколько больше. Гораздо больше. В этот союз не стоит вступать, если обе стороны не нравятся друг другу.

– Я знаю, Молли, но ты полюбишь меня со временем, я уверен, что так и будет…

– Ты – хороший человек, Хью. У тебя есть сила и смелость, но и доброта тоже. Надо быть очень странной женщиной, чтобы провести с тобой несколько недель на плоту и не влюбиться.

Хью едва успел подхватить свою трубку, потому что рот у него раскрылся сам собой.

– Это значит… ты выйдешь за меня замуж?

– Да, но потеря Хемиша – все еще живая рана. Ты должен дать мне время, чтобы я привыкла… носить фамилию Маккримон.

– Молли! У тебя будет сколько угодно времени. Я… я чувствую себя снова молодым! Мы… мы пойдем и скажем об этом остальным?

– Вряд ли нам удастся сохранить это в секрете от них… но… не забыли ли мы кое-что? Я не собираюсь выходить замуж за мужчину, который даже ни разу меня не поцеловал.

Глава четвертая

Канада, 1818 год

Выселение арендаторов не решило финансовых проблем Джеймса Кэмерона. Он все больше и больше увязал в долгах. Реконструкция огромного дома съела огромные средства. Работы велись под руководством архитектора Джона Нэша. Нэш в то время был в фаворе у принца-регента и, следовательно, был самым дорогим архитектором на британских островах.

Ко всему прочему, жена-англичанка Джеймса Кэмерона Ванесса тратила деньги быстрее, чем сборщики успевали собирать налоги с овцеводов.

Перестройка поместья в Ратагане и расточительные приемы Джеймса Кэмерона были безрассудной платой землевладельца с Высокогорья за то, чтобы получить официальную должность. Какую – ему в общем было совершенно безразлично, это нужно было только для престижа, чтобы упрочить пошатнувшееся положение дома Кэмеронов.

Джеймс Кэмерон ублажал многих влиятельных людей из Эдинбурга и Лондона, но дело о получении должности не двигалось с места.

Отец Ванессы, Катберт Ленсдаун, занимающий высший правительственный чин в Лондоне, тоже, казалось, не торопился пристроить своего зятя в какой-нибудь департамент.

Когда многочисленные кредиторы Джеймса Кэмерона начали давить на него, его вызвал в Лондон Катберт Ленсдаун, и шотландский землевладелец поверил, что спасение наконец близко. Он не стал терять времени. Десять дней спустя после получения долгожданного вызова, Джеймс и Ванесса Кэмероны уже были пассажирами на борту корабля, отправляющегося с приливом в город Лондон.

В Вулвиче их корабль прошел близко от тюремного судна «Ганимед». Ванесса, которая стояла в это время на палубе, поспешно отвернулась и прижала к носу платок, в тщетной попытке избавиться от зловонного запаха, распространяющегося над водой.

– Что за вонь!

Когда «Ганимед» был прямо перед ними, Ванесса побрызгала свою одежду духами и сказала мужу:

– Что подумают иностранцы, когда при приближении к столице Англии их встретит такая ужасная вонь? Надеюсь, ты получишь пост, который даст тебе полномочия убрать такие суда куда-нибудь подальше, где их запах не будет досаждать людям, которые привыкли жить в чистоте. Может, их отправят в Ирландию?

– Это будет популярное решение, – согласился с ней Кэмерон. Он наблюдал за другими пасажирами, чья реакция была такой же, как и у Ванессы. Он непременно скажет об этом Катберту Ленсдауну, и это произведет хорошее впечатление, подтвердит серьезность его намерений и деловых качеств.

Джеймс Кэмерон поднял этот вопрос тем же вечером, когда он и Ванесса обедали с Катбертом Ленсдауном и другими членами семьи, но не получил одобрения. Вместо этого раздались возгласы возмущения женщин и невнятные протесты мужчин. Пристально посмотрев на своего зятя, Катберт Ленсдаун бросил коротко, что это «неподходящая тема для разговора за обеденным столом».

Шотландский землевладелец решил, что у англичан просто слабые желудки, но он был разочарован, что ему не дали возможности развить идею о тюремных судах вообще. И вообще все складывалось как-то странно: обед закончился, а Катберт Ленсдаун даже не упомянул о причине, по которой Джеймса призвали в Лондон. Да и родственники Ванессы отнеслись к нему без должного почтения.

Ее сестры удачно вышли замуж. Одна – за старшего сына барона, другая – за честолюбивого кавалерийского полковника, третья – за состоятельного судовладельца и торговца. Все всегда относились к «помещику» – владельцу неизвестного шотландского имения, с некоторой насмешкой. Джеймс чувствовал, что отец Ванессы смотрел на него менее благосклонно, чем на своих других зятьев.

Когда женщины покинули столовую, Катберт Ленсдаун предложил Джеймсу пройти в библиотеку на «дружескую беседу». Казалось, момент, которого так долго ждал Джеймс, наступил. Одарив лучезарной улыбкой своих шуринов, Джеймс последовал за тестем.

– Присаживайся, Джеймс.

Катберт Ленсдаун указал на большое кожаное кресло у отделанного мрамором камина, в котором весело горели дрова. Вместо того чтобы разместиться в точно таком же кресле по другую сторону камина, отец Ванессы встал спиной к огню.

Катберт Ленсдаун отхлебнул портвейна из высокого стакана и стал молча рассматривать его на свет, затем сделал еще глоток, и все это не произнеся ни слова. Джеймс пожалел, что оставил свой стакан в столовой.

Пламя угасало в сердце камина, полено внезапно развалилось, послав в трубу стайку искр, головешка опасно выпала из камина. Катберт Ленсдаун отодвинулся, когда его зять взял медную кочергу и подтолкнул головешку снова в камин. Поставив кочергу на место, он снова сел в кресло и посмотрел вверх, заметив, что старик хмурится.

– Джеймс… Как ты думаешь, почему я вызвал тебя в Лондон?

– Почему?.. Чтобы предложить мне какую-нибудь официальную дожность. Разве не так?

Катберт Ленсдаун нахмурился еще сильнее.

– В некотором роде… Как глубоко ты завяз в долгах, Джеймс?

Вопрос удивил Кэмерона, но он попытался смехом прогнать тревогу, которую неожиданно почувствовал.

– Не думаю, что больше, чем любой шотландский землевладелец. Сейчас трудные времена. Нужно просто переждать, пока все не переменится к лучшему.

Катберт Ленсдаун покачал головой, выражение его лица стало еще серьезнее.

– У меня другие сведения, Джеймс. Некоторые из твоих кредиторов намереваются отдать тебя под суд за долги.

Изумление Джеймса Кэмерона было неподдельным.

– Торговец не может возбудить дело против дворянина! Это… оскорбительно! Они получат свои деньги…

– Ты на грани долговой тюрьмы, – мрачно сказал Ленсдаун, – я не могу рисковать своим положением и репутацией семьи, ведь ты – мой зять. Но никто из нас не сможет заплатить такие огромные долги.

Оставив свое место перед камином, Катберт Ленсдаун начал мерять шагами комнату. Джеймс не отрываясь следил за ним смущенным взглядом.

Внезапно Ленсдаун остановился прямо против него.

– У меня был долгий разговор со всеми, и мы пришли к решению.

Джеймс разозлился, что его проблемы стали предметом семейного обсуждения, но проявил осторожность и не показал своих чувств. Это было бы неразумно, надо попридержать свой гнев.

– Первое, что тебе нужно сделать, – это продать земли в Шотландии.

Джеймс уставился на своего собеседника в недоумении.

– Продать земли! Они веками принадлежали Кэмеронам. К тому же сейчас действительно трудные времена. За землю нельзя получить больше того, что она стоит. Этого может хватить лишь на оплату неотложных долгов, но что потом? Я останусь совсем без дохода. Разве такое положение подойдет вашей дочери? Это совсем ей не понравится!

Болезненное выражение промелькнуло на лице Катберта Ленсдауна, и он поднял руку, чтобы прервать своего зятя.

– Выслушай меня, Джеймс. Я и все остальные хорошо все обдумали и не принимали поспешных решений. Мы нашли потенциального покупателя – шотландца, сэра Аласдэйра Маккиннона. Он хочет заплатить действительную стоимость за твои земли, достаточную, чтобы оплатить твои долги, после чего еще останется приличная сумма. Сэр Аласдэйр намеревается заняться политикой и, следовательно, вскоре сложит с себя обязанности директора торговой компании, которую он основал в Канаде.

Джеймс Кэмерон открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но Катберт Ленсдаун сделал знак рукой, призывая к молчанию.

– Позволь мне закончить, Джеймс. Я приказал разузнать все о компании, которую он основал, это дело надежное и с перспективами, я сам вложил туда некоторую сумму денег. Сэр Аласдэйр готов передать тебе управление компанией. Он также хочет подарить тебе шесть тысяч акров первоклассной раскорчеванной земли в Канаде.

– Вы хотите отправить меня и вашу дочь в Канаду? – Джеймс покачал головой. – Не получится. Просто не выйдет. Даже если бы я чувствовал, что мое будущее там – а я этого совсем не чувствую – Ванесса никогда не согласится жить в какой-то дикой далекой стране. Сегодня мои дела идут туго, но все-таки я могу предложить вашей дочери удобный дом в моем поместье в Гленелге.

– Надолго ли? – Катберт Ленсдаун сделал определенное усилие, чтобы сдержать раздражение. – Стоит только одному кредитору подать на тебя в суд, остальные последуют за ним. Ты потеряешь свой дом, обстановку и, более того, лишишься земли – и тебе больше нечего будет отдать. Более того, от меня помощи не жди. Чтобы сохранить мое положение, мне придется публично отречься от тебя. К сожалению, я понимаю, что это заставит кредиторов буквально ломиться в твои двери, но у меня нет выбора.

Подойдя к шкафу в углу комнаты, Катберт взял бутылку и снова наполнил стакан, не предлагая Джеймсу выпить.

– Итак, ты видишь, Джеймс, у тебя действительно нет другого выбора как принять представившуюся великолепную возможность. Молодой человек, находящийся в таком трудном финансовом положении, как твое, не должен быть особо привередлив. Я допускаю, что экстравагантные привычки Ванессы не будут способствовать упрочению вашего нового положения. Однако решительный мужчина может, по всей вероятности, основательно сдерживать ее пристрастия. Тем не менее, поскольку моя дочь тоже частично повинна в вашем разорении, я кое-что сделаю для вас, и, надеюсь, это поможет в будущих деловых операциях в Канаде. К тому же это несколько утихомирит Ванессу. Когда ты примешь мое предложение и будут сделаны все приготовления к отъезду, тебе пожалуют титул баронета. Вы с Ванессой прибудете в Канаду, обладая довольно большими землями и титулом – как сэр Джеймс и леди Кэмерон.

Сэр Джеймс и леди Кэмерон отправились из Глазго в Канаду на борту корабля «Леди Эйлин», полного иммигрантов. Это путешествие не было ни приятным, ни комфортабельным.

Корабль вез двести иммигрантов с Высокогорья. Помещение, которое занимала чета Кэмеронов, было на уровень выше по сравнению с теми, в которых размещались их обнищавшие соотечественники – мужчины и женщины, но даже в каютах чувствовалось присутствие иммигрантов. Шум, производимый их детьми, запах из переполненных трюмов, в которых они размещались, служили постоянным напоминанием об условиях, в которых они ехали.

Через семнадцать дней после выхода из Глазго корабельный хирург, хмурясь, сообщил специально созванным для этого пассажирам кают, что среди несчастных обитателей трюмов разразилась холера.

Перспектива заразиться холерой преследовала каждого путешественника, который пересекал океан в девятнадцатом веке. С этого дня ход времени измерялся не днями, а количеством трупов, которые спускали по наклонной доске в последнее прибежище в безымянной могиле на дне Атлантического океана.

Двадцать семь шотландских иммигрантов умерли от болезни – семнадцать из них – маленькие дети, пока низкий, покрытый лесами берег Канады появился на горизонте.

Те, кто остался жив, опустились на колени, чтобы возблагодарить Господа, и, как только корабль подошел ближе к берегу, команда начала приготовления для швартовки. Но суровые испытания еще не закончились.

В течение семи дней корабль стоял на якоре, так близко к берегу, что два молодых человека, уставшие от ожидания, не выдержали и спрыгнули за борт, чтобы плыть к новым землям. Ни одного после не видели. Тем временем корабль мыли и дезинфицировали от трюма до мачты. Канадские официальные власти не позволяли оставшимся пассажирам сойти на берег, пока не закончится объявленный карантин.

Хотя сэр Джеймс и леди Кэмерон и приехали в новую страну, до их нового дома в Северной Канаде было еще далеко. Пунктом назначения был городок Йорк на северном берегу озера Онтарио, расположенный у Форта Галифакс в Новой Шотландии.

Путешествие до Йорка длилось долго, почти так же долго, как через океан. Почти весь путь был проделан по воде – причем порой на океанских кораблях, а порой – на каноэ.

В Йорке они нашли процветающее общество. Этот городок был удачно расположен – через него проходили пути в просторные и неизведанные земли Северной Канады. Здесь, в первый раз после прибытия, Ванессе и Кэмерону оказали надлежащее уважение, соответствующее, по их представлению, баронету и его жене. В Йорке к тому времени сформировался местный высший свет, и Джеймсу Кэмерону было приятно узнать, что каждое серьезное учреждение в городке возглавлялось его соотечественником – шотландцем.

Они пробыли в Йорке целый месяц и могли бы счастливо поселиться там навсегда в доме, где располагалась контора Торговой компании Северной Канады. Но, хотя английский король и даровал Джеймсу Кэмерону титул баронета, он был только младшим директором компании. Ему нужно было осмотреться, прежде чем извлечь какую-нибудь реальную пользу из своего нового положения, и он согласился двинуться с инспекционной поездкой от компании на Север, в фактории.

Короткое лето близилось к концу, когда сэр Джеймс и леди Кэмерон снова отправились в дорогу. На этот раз они держали путь в Муррейтон, более чем за сто миль в сторону озера Куарта. Названный в честь генерального директора компании, Муррейтон был ее самой крупной факторией. Здесь можно было многому научиться в деле торговли мехом, случалось встретить тут и самого Генри Муррея.

Отряд отправился в путь в двух огромных каноэ из березовой коры, тяжело нагруженных товарами для фактории. В отряде было восемнадцать мужчин, все охотники, руководил ими франкоговорящий канадец по имени Рене Лежуа.

Два новичка в отряде наслаждались новизной путешествия, изумляясь бесконечному лабиринту рек и лесов, через которые шел их путь. На третий день путешествия каноэ вытащили на берег, а их содержимое было взвалено на плечи охотников. Потом, подняв каноэ на плечи, они отправились в глубь страны, осуществляя то, что Лежуа назвал не переход, а «перенос».

Сразу же стало очевидно, что, несмотря на свою тяжелую ношу, охотники задали такой темп, который был явно не по силам неопытной в таких делах паре шотландцев. Когда отряд прошел уже две мили, Кэмероны остались далеко позади и догнали охотников, лишь когда те остановились на короткий привал.

Когда Джеймс Кэмерон от имени жены попытался протестовать, Рене Лежуа сказал без обиняков:

– Если вы слишком отстанете, вас схватят индейцы. И уж они-то заставят вас передвигать ноги гораздо быстрее, а между переходами вашей жене будет не до наслаждений отдыхом. Я настоятельно рекомендую вам держаться как можно ближе к нам.

Охотник говорил с таким сильным французским прононсом, что Джеймсу Кэмерону потребовалось несколько минут, чтобы уяснить смысл его слов. Когда он наконец понял, то вспыхнул от злости.

– Я не позволю разговаривать в подобном тоне в присутствии моей жены, Лежуа.

Канадец пожал плечами.

– Может быть, тогда индейцы придутся вам больше по вкусу. Они немногословны, если вас интересуют их привычки.

С этим загадочным замечанием охотник закинул лямки своего вьюка за плечи и махнул рукой другим. Баронет пробурчал им вслед:

– Когда мы придем в Муррейтон, я уволю Лежуа из компании за его дерзость. – Однако он и его жена поторопились, чтобы не отстать от остальных.

– Не думаю, что он намеревался нас обидеть. – Ванесса была на удивление благоразумна. – Возможно, он просто хотел нам помочь.

– Хорошие намерения – еще не оправдание плохим манерам. И дело не только в том, как он говорил. Я не позволю такому отребью, как Лежуа, смотреть на тебя так смело. Он намеренно хотел шокировать тебя. Если бы мы были дома – в Шотландии, – я бы выпорол его на конюшне.

– Это не Шотландия, Джеймс, и, я надеюсь, Рене Лежуа не слышал твоих слов.

Ванесса смотрела туда, где шагал Рене Лежуа во главе отряда. Огромный мужчина – на голову выше всех остальных, – он тяжело ступал под грузом тяжелого вьюка. Ванессе никогда прежде не приходилось так близко сталкиваться с такими мужчинами. У этого француза-охотника грубые манеры, что говорить, но они волновали ее странным образом. Рене Лежуа был таким же прямым и неотесанным, как и его приятели, однако в нем было что-то, выделяющее его среди других, он был безусловным лидером по натуре. Джеймс, может быть, и директор Торговой компании Северной Канады, а Рене Лежуа – один из его подчиненных, но похоже, что при малейших разногласиях между ними, Джеймс не выйдет победителем.

Когда три дня спустя они достигли Муррейтона, самые худшие предположения Ванессы Кэмерон стали сбываться. Женщины в Йорке говорили, что бытовые условия в Муррейтоне несколько примитивны, но то, что она увидела, превзошло все ее опасения.

Маленькое, обнесенное частоколом поселение занимало выгодное положение на небольшом холме. У окраины городка широкая река впадала в окруженное деревьями озеро, которое простиралось насколько хватало взгляда. Но вся идиллия на этом кончалась. Муррейтон представлял из себя не что иное, как кучку хижин, построенных вокруг открытой площадки, именуемой «площадью». Забор, окружающий поселение, был сделан из стволов сосен высотой в десять футов, и хотя деревянные ворота и были открыты настежь, с первого взгляда было ясно, что фактория построена таким образом, чтобы держать оборону.

Как только путешественники вошли в городок, их поразил вид вызывающего беспорядка. Головешки давно отгоревших костров были разбросаны как попало по всему городку, каноэ, которым больше не придется бороздить реки и озера Северной Канады, были оставлены у стен хижин или брошены там, куда ветра прошлой зимы пригнали их. Выброшенный мусор и хлам валялся там, где был оставлен забывчивыми владельцами, на него не польстились даже худые, с торчащими ребрами собаки, которые рыскали по фактории, опустив нос в землю.

За воротами было много индейцев – не тех высоких, одетых в одежды из оленьей шкуры, с правильными чертами лица, каких изображали на картинках британских журналов. Индейцы из Муррейтона были одеты в изношенную в лохмотья одежду европейского стиля, явно с чужого плеча. Большинство из них сидело на корточках около самого большого выстроенного из бревен здания. Это, как следовало из покоробившейся от непогоды вывески, и было «Торговым домом».