Текст книги "Шотландская сага"

Автор книги: Джеймс Мунро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Этот случай стал последней каплей, шахтеры вышли на поверхность, отказываясь спускаться под землю, пока не будут введены удовлетворительные меры безопасности. Они также требовали денежной компенсации для иждивенцев погибших шахтеров, чтобы продержаться до тех пор, пока те не смогут сами обеспечивать себе будущее.

Джереми Уильямс отказался вступить в переговоры с людьми до тех пор, пока они не вернутся на работу, и ситуация оставалась тупиковой в течение трех недель. Как-то утром Том Харди пришел к Тристраму домой, требуя и прося от имени рабочих, чтобы он нашел подход к владельцу шахты и поговорил с ним от их имени. Тристрам, помедлив, согласился, но он не думал, что шахтовладелец согласится с собранием, еще меньше было уверенности, что будет достигнуто какое-либо соглашение с бастующими шахтерами.

На счастье, они встретились в доме преподобного Джона Карра после воскресной службы. Тристрам и Сэди были вместе, и с ними был Сидни и их новорожденная дочка, которую вскоре окрестят, дав имя Мери. Джереми Уильямса сопровождала его жена Дженни и их дочь Стелла.

Тристрам и Джереми Уильямс обсудили проблемы, возникшие на шахте, и ее владелец повторил снова свое требование, чтобы люди приступили к работе, прежде чем они до чего-нибудь договорятся.

– Но люди боятся спускаться под землю, – Тристрам говорил спокойно и рассудительно. – Там произошло слишком много несчастных случаев.

– Тогда мне придется объявить набор горняков в Нью-Кестле. Они все в большинстве случаев из заключенных, – люди, без которых в этом месте лучше было бы обойтись, но я чувствую, что у меня не будет выбора.

– Однако несчастные случаи продолжаются, мистер Уильямс. Вы добьетесь только того, что число людей с жалобами на вас удвоится. Шахтеры поступают так не без причины. Они такие же люди, как Том Харди и я, семейные люди. Люди, которые не просто боятся работать в забое, а заботятся о том, что будет с их семьями, если они погибнут или покалечатся.

– Я думал, что для подобных случаев существует Фонд защиты горняков, так, кажется, он называется, или что-то в этом роде?

– Фонд защиты умер вместе с Эзрой Ханраханом, а денег, которые были положены в банк на имя фонда, оказалось всего тысяча сорок три фунта. Вряд ли хватит, чтобы прилично похоронить каждого погибшего.

Младенец начал плакать. Все женщины, которые были в комнате, собрались вокруг кроватки.

– У Билли Конрада и Альберта Пенфолда остались дети не старше Мери. – Голос Тристрама стал даже спокойней, чем до этого, но те, кто были в комнате, не пропустили ни одного слова. – Их должны были крестить всех вместе здесь, в этой церкви.

– И мы надеялись, что вы станете крестным отцом для Мери, – добавила Сэди.

Глаза всех в комнате, включая и Мери, устремились на Джереми Уильямса.

Владелец шахты почувствовал, как его гнев стихает, но он хотел выйти из положения, не уронив своего достоинства.

– Я не сдам своих позиций перед рабочими, но я не бесчувственный человек, Тристрам. Я встречусь с тобой, Томом Харди и еще двумя, которых изберут шахтеры, завтра в конторе. Но если нам удастся прийти к какому-нибудь соглашению, я надеюсь, что люди приступят к работе на следующий же день.

Через сутки угольная шахта Уильямса снова работала, со всеми мерами безопасности, которые потребовали шахтеры. Кроме того, каждая вдова шахтера, погибшего при несчастном случае, получила по двадцать пять фунтов с дополнительными пятью фунтами для каждого ребенка в семье. Это была небольшая сумма, но все же лучше, чем ничего.

Семь месяцев спустя Тристрам пришел домой с работы и нашел там двух мужчин, которые поджидали его. Они приехали из Сиднея и привезли с собой известие, которое переменило всю его жизнь. Создавался Национальный союз шахтеров, и в Сиднее в то время уже происходили собрания по выработке устава и выбору должностных лиц.

Известие об удачных переговорах в конфликте на шахте Уильямса достигло Сиднея, и подробности не были опущены, несмотря на далекое расстояние. Два представителя приехали в Брисбен, чтобы спросить Тристрама, не согласится ли он представлять Квинсленд в создаваемой организации. Это назначение должно быть поддержано губернатором Квинсленда, и, если Тристрам согласится, губернатор встретится с ним, прежде чем он отправится в Сидней.

Тристрам Росс зажег факел, который однажды будет вручен одиннадцатому и последнему сыну от Сэди. Его имя будет Генри, Генри Мердо Росс.

Глава девятая

Америка, 1862 год

Капитан Энди Маккримон из Союзнической армии поднялся рано. Откинув полу палатки, он нагнулся, чтобы выйти, и теперь стоял, осматриваясь, в течение нескольких минут. Палаток среди деревьев было немного, зато всюду, куда хватало взгляда, спали люди, завернувшись в одеяла, утомленные после трехдневной жестокой схватки. Волнистые струйки дымка лениво поднимались в утреннее небо. На кострах готовилась еда – значит, другие тоже проснулись.

Направившись к одному из кашеваров, Энди Маккримон пробурчал приветствие, прежде чем зачерпнуть чашку кипящего в котелке кофе – очень горячего, чуть кисловатого.

Держа чашку в руке, Энди Маккримон пошел в направлении гребня гор, который был на расстоянии не более шестидесяти шагов. Оттуда он разглядывал узкий горбатый мост, перекинутый через ручей Антитам.

Неожиданно его стала бить дрожь. Она никак не была связана с холодным воздухом сентябрьского утра. Она была вызвана мыслью о кровавом сражении, которое разразится, как только солнце встанет в туманном небе Мериленда. Мост через Антитам – вот цель для корпуса Союзнической армии, к которому принадлежал его полк.

Тысяча восемьсот шестьдесят второй год, второй горький год с тех пор, как Конфедеративная армия южан и Северная Союзническая армия вступила в войну. На местах сражений гибли люди, которые говорили на одном языке и зачастую были соседями, прежде чем одни из них надели серую форму армии южан, а другие – голубые мундиры Союзнической армии.

Хотя Энди и принимал участие в нескольких сражениях, ему не приходилось быть очевидцем кровавого побоища, подобного тому, что происходило тут в последние трое суток, и он понимал, что сегодняшний день не будет сильно отличаться от тех трех.

Энди не волновала военная карьера, и в сражениях он не находил никакого удовольствия. Он был судьей в городе Седалия штат Миссури, когда противоречия между северными и южными штатами так обострились, что ни одной из сторон не удалось предотвратить начала войны.

Но все равно он вряд ли пошел бы в армию, если бы Главнокомандующий «союзников», старый друг отца, генерал Уинфилд Скотт, не попросил Роберта Маккримона принять чин полковника и вести полк штата Миссури в бой. Роберт Маккримон теперь имел чин бригадира, а Энди был капитаном в одном из полков Пенсильвании под командованием отца.

Где-то в рядах Союзнической армии трубач протрубил «подъем», и по всей холмистой местности начался поспешный сбор. Энди Маккримон вылил горький осадок кофе на землю и направился туда, где люди его полка все еще оставались под одеялами до самого последнего момента, не торопясь встретить новый день.

В течение двух с половиной часов Союзнические войска бросались на узкий мост через ручей только для того, чтобы быть отброшенными назад яростным градом пуль, оставив треть своих людей лежащими на земле позади. Мост имел ширину, достаточную, только чтобы пятеро человек плечом к плечу могли пройти по нему, и атакующим казалось, что все пушки конфедератов направлены на это пространство в двадцать пять футов шириной.

Мост был важен для выполнения планов командира Союзнической армии, и его возрастающее негодование проявлялось в количестве нарочных, бешено курсирующих между подразделениями, расположенными за милю от линии огня, и офицером, на котором лежала вся ответственность за взятие моста, чему вряд ли кто стал бы завидовать.

Наконец командир полка Энди Маккримон получил настойчивый приказ двигаться вперед и взять мост, «независимо от потерь».

Поддерживаемые полком из Нью-Йорка пенсильванцы с боем пробивались вперед, неся тяжелые потери, когда попали на линию опустошительного огня из вражеских пушек, расположенных на противоположном берегу ручья.

Неожиданно и непонятно почему, в лагере конфедератов наступило временное затишье, и с криками, которые были слышны в палаточном лагере полка, солдаты пенсильванского полка поднялись с прилаженными штыками и бросились на мост с такой яростью, против которой просто невозможно было устоять, – и мост был взят! Южане были теперь перед ними как на ладони, и их было совсем мало, горстка людей, что держала Союзническую армию в безвыходном положении все утро.

На некоторое время пехота армии конфедератов покинула поле боя, но артиллерия все еще продолжала вести огонь. И когда Энди поднялся во весь рост, чтобы подбодрить людей своего полка, ядро упало в нескольких шагах от него и разорвалось прямо под ногами. Он попытался встать, и ему это почти удалось, но затем снова упал. Только тогда он понял, что ранен.

Даже сейчас Энди Маккримон запротестовал, когда санитары подошли, чтобы унести его с поля боя. Там были люди, раненные более серьезно, чем он, – он нужен в полку…

В полевом госпитале хирург вытащил из ног Энди пять кусков шрапнели. Операция была гораздо более болезненной, чем сама рана. Явно разочарованный, что ампутации не потребуется, хирург оставил все санитару, чтобы он предпринял попытку унять сильное кровотечение, и пошел к следующему раненому.

С поля битвы были слышны звуки выстрелов из пушек – обе армии палили непрерывно, – сопровождающиеся ружейными выстрелами и криками людей по обоим берегам.

Энди чувствовал себя бесконечно усталым, но о том, чтобы заснуть, не было и речи. Повсюду слышались стоны раненых и умирающих людей, а также крики солдат, которым ампутировали конечности хирурги, действующие, как умелые мясники. По мере того как все больше и больше раненых прибывало в импровизированный госпиталь, становилось очевидным, что у хирургов и их помощников не хватало рук.

Энди чувствовал себя виноватым. Так много людей рядом с ним были ранены более серьезно, чем он. Поднявшись со своего одеяла – оказалось, что это сделать не так-то легко – он предложил свою помощь одному уставшему санитару. Несколько минут спустя, с чем-то вроде импровизированного костыля под мышкой, капитан из штата Миссури хромал вдоль рядов раненых, давая воду жаждущим солдатам и приходя в ужас от их все возрастающего количества.

Пока он выполнял эту задачу, которую сам возложил на себя, на другом конце полевого госпиталя внезапно началась какая-то суматоха. Офицер в синем мундире, держась за сильно покалеченную руку, был поспешно проведен через ряды ожидающих своей очереди солдат к хирургу. Потрясенный Энди узнал в нем полковника из штата корпуса своего отца.

Хромая за спешащими военными, Энди догнал их, когда хирург начал развязывать неумелую повязку с кровоточащей руки. Его пытались не пустить, но, несмотря на мешающий костыль, он оттеснил младшего офицера и заговорил с задыхающимся от боли полковником.

– Полковник Смарт, это я, капитан Маккримон. Мой отец – бригадир Маккримон, с ним все в порядке?

Полковник испытывал такую сильную боль, что было сомнительно, услышал ли он вообще его слова, и неожиданно тот офицер, которого оттеснил Энди, взял его за руку.

– Пожалуйста, пойдемте со мной. Я также служу в штабе корпуса.

Энди позволил, чтобы ему помогли сделать несколько шагов, которые причинили ему боль. Когда он остановился, нужно было только посмотреть на лицо лейтенанта, чтобы понять, какие слова за этим последуют.

– Я очень сожалею, что именно мне придется сообщить вам, сэр: ваш отец убит тем же ядром, которое ранило полковника Смарта.

Известие ошеломило Энди Маккримона. Они так сблизились с отцом за последние годы. Когда он почувствовал, что справился с нахлынувшими на него чувствами, то спросил:

– Как это случилось?

– Войска были вовлечены в жестокий бой с легкой пехотой конфедератов, и пара вражьих пушек доставляла нашим людям много неприятностей. У нас не было людей, чтобы послать их уничтожить пушки, поэтому бригадир Маккримон сказал, что штабные офицеры должны пойти и выполнить эту задачу. Мы так и сделали, но это стоило вашему отцу жизни и, как я подозреваю, полковнику Смарту – руки. Мне очень жаль, капитан. Ваш отец был смелым человеком и прекрасным военным. Мы все очень горюем.

Энди молча кивнул.

– Где его… где он сейчас?

– На парапете пушки, на другой стороне моста. Главнокомандующий говорит, что его тело повезут на Восток для захоронения.

Энди покачал головой.

– Скажите генералу Уинфилду Скотту, что я повезу отца домой. Он будет похоронен в округе Маккримонов, откуда он. Откуда мы оба.

Бригадир Роберт Маккримон был похоронен рядом с его второй женой, Розой, в семейном склепе в Хьюгсвилле, сельской усадьбе в округе Маккримона. Оба места были названы в честь деда Энди, человека, который первым поселился в этой части Озарка. На похоронах Энди играл траурную мелодию на волынке, которую привез когда-то из Шотландии Хью Маккримон, и не было никого, кто бы не прослезился, придя на траурную церемонию.

Похороны положили конец военной карьере Энди. Он никогда не стремился к военной службе, а раненая нога, из-за которой ему теперь всю жизнь придется хромать, была достаточной причиной вернуться в Миссури и возобновить свои судейские обязанности.

Но ему недолго пришлось этим заниматься. Среди многих влиятельных гостей на похоронах Роберта Маккримона был Хамилтон Р. Гембл, назначенный в тысяча восемьсот шестьдесят первом году выполнять обязанности губернатора Миссури, когда избранный губернатор Клайборн Фокс Джексон удрал на Юг. Там Джексон безрезультатно пытался настоять, чтобы их южные соседи приняли штат Миссури в Конфедерацию силой оружия.

Хамилтон Гембл, став губернатором, встретился с трудноразрешимыми проблемами. Среди них не последними были банды нерегулярных войск конфедератов, которые разбойничали в штате почти повсюду, терроризируя население, грабя и разоряя целые города.

Не уступали в безжалостности и бессмысленной жестокости нерегулярным войскам конфедератов так называемые «джейкокеры». Пустив корни в Канзасе, они терроризировали мирное население к западу от Миссури, о котором было известно, что оно испытывает некоторые симпатии делу южан.

После одного из таких нападений, когда мятежники проскользнули через сердце Миссури, сжигая и грабя город полностью, возмущенное население обратилось к Гемблу, взывая о защите. Армия выставила патрули по всему штату, но если придется их увеличить, это сыграет на руку южным нерегулярным войскам, ведь из-за этого произойдет отток сил с основных полей сражения.

Энди Маккримон был погружен в одно спорное земельное дело в своем небольшом офисе в Хьюсвилле, когда отворилась дверь. Взглянув вверх, он замер от неожиданности, увидев губернатора Гембла.

– Губернатор Гембл!

– Не вставай, Энди, твоей ноге нужен покой. – Выглядевший усталым, губернатор опустился в полукруглое кресло с подушкой. Вынув носовой платок из кармана, он осмотрел комнату и болезненно поморщился.

– Все это напоминает мои юные годы, когда я начинал судебную практику. У меня была контора, похожая на эту. Прекрасные деньки, Энди, беззаботные деньки. Куда они ушли?

Губернатор Гембл вздохнул.

– Но в жизни ничего нельзя вернуть назад. Приходится переживать свои проблемы лицом к лицу – уж когда речь идет о заботах губернатора…

– Отец считал, что не было никого более достойного, чем вы, чтобы занять пост губернатора. Сомневаюсь, стал ли бы он оказывать поддержку кому-нибудь другому.

Энди налил два стакана виски и вручил один гостю. Ему было интересно, почему губернатор Гембл нанес ему визит. Это не был простой визит вежливости, он был совершенно в этом уверен.

– Твой отец был хорошим человеком. Его смерть – большая потеря для штата и для меня лично. Он помогал мне гораздо больше, чем кто-либо, Энди, и я надеюсь, что ты тоже будешь мне поддержкой.

Губернатор штата Миссури не стал тратить времени, ходя вокруг да около цели своего визита. Энди отпил виски и ждал.

– Ты слышал о неприятностях, которые возникли в западных пограничных округах?

Энди кивнул. Неприятности на границе штата Миссури с Канзасом были гораздо старше Гражданской войны. Там были довольно сильны симпатии к южанам, они-то и привели к приграничным столкновениям с жителями штата Канзас, те, напротив, яростно поддерживали «Союз» задолго до того, как вся Америка была втянута в войну. Совсем недавно нападения нерегулярных войск конфедератов по обе стороны границы привели к множеству людских потерь. Участники этих «нерегулярных войск» были в основном вне закона, но флаг Конфедерации, которому они присягнули, давал этой банде некоторое «идейное» обоснование.

В общем, граница между Канзасом и Миссури была постоянным взрывоопасным местом.

– Я должен положить конец тому, что там происходит, Энди. Если я не смогу этого сделать, штат будет все еще вести войну, когда вся остальная Америка будет читать о ней в исторических книгах.

– Я думал, что вы назначили генерала Ивинга, чтобы он разобрался с этой проблемой.

Губернатор Гембл быстро посмотрел на Энди.

– Я оказал поддержку Тому Ивингу в этом назначении, потому что генерал Шофилд сказал, что это самый подходящий человек для этой задачи. Ты знаешь его?

– Мы встречались. Он хороший солдат, но мне всегда казалось, что он принимал участие в сражениях с расчетом когда-нибудь сделать на этом политическую карьеру.

– Он, вероятно, имеет влиятельных друзей в правительственных кругах Вашингтона. – Губернатор Хамилтон Гембл испытующе посмотрел на Энди снова. – А теперь о том, ради чего я здесь, Энди. Мне нужен окружной прокурор в Вестпорте. Это будет не простой пост, но, я думаю, ты с ним справишься.

– Я? Губернатор, я только что вернулся к юриспруденции после двух лет в армии. Военное оружие и тактику ведения я сейчас знаю лучше, чем законы.

Хамилтон Гембл улыбнулся.

– И тем не менее я не сомневаюсь, что ты прекрасно подходишь для этой работы. Последнему окружному прокурору пришлось уехать из города от преследований родственника одного из сочувствующих южанам, дело которого он вел. Предыдущий был убит людьми Квонтрилла.

– Похоже, это чертовски трудное назначение, губернатор. Нужно ли мне быть благодарным за то, что вы оказали мне эту честь?

– Нет, Энди, и, в конце концов, я даже не могу соблазнить тебя должностью судьи. Я – больной человек, и сомневаюсь, что долго пробуду на своем посту и успею отблагодарить тех, кто служил мне верой и правдой. Все, что я могу обещать, это то, что штат Миссури однажды будет благодарен тем людям, которые пытались в эти трудные дни поддерживать власть закона. Именно об этом я часто разговаривал с твоим отцом.

– Отец – в качестве аргумента! Это уже тяжелая артиллерия, губернатор.

– Твой отец умер, борясь за то, во что верил, считая наше дело правым. Будущее штата Миссури поставлено на карту, а у меня остается очень мало времени. Ты примешь этот пост, ради памяти своего отца, ради штата Миссури?

– Да, губернатор, но у меня такое чувство, что мне придется сильно об этом пожалеть.

Положение дел в Канзас-Сити не обмануло предчувствий Энди Маккримона, к тому же ему не нравилось жить в городе, не в этом именно, а вообще. Канзас-Сити представлял собой суетливое, растянувшееся по берегу реки поселение. От места слияния рек Миссури и Канзас шли широкие, грязные дороги. Раскисшие от проливных дождей, разбитые копытами нескончаемых кавалькад всадников.

Современные кирпичные здания соперничали с лачугами с пристроенными фасадами. Гирляндами вывесок и рекламными щитами они предлагали все – от оружия до комфортабельных гостиниц. Объявление «Салон с танцовщицами» висело рядом с «Баптистский молельный дом. Жилище Господа».

В Канзас-Сити было полным-полно синих мундиров. Кавалеристы, артиллеристы, военные инженерных войск, пехотинцы. Они ходили парами, по десять человек и ехали верхом сотнями. Однако Энди видел мало «янкинизма» или гордости, которые можно было бы ожидать от людей, которые носили форму своей страны и ходили по родной земле. Некоторые солдаты выглядели такими усталыми, как будто только сейчас вернулись с полей сражений. Все ходили так, как будто они захватили вражескую территорию.

Это были первые впечатления Энди, но они подтвердились в первый же вечер в Канзас-Сити, когда он упомянул о них шерифу Конраду Фелпманну, главному представителю закона в пограничном городе.

– Ничего удивительного! Вне города они часто попадают в недружелюбное окружение. В этих местах ведь много тех, кто симпатизирует южанам. Всем известно, что если Бил Квонтрилл въезжает в округ с пятьюдесятью человеками позади, то покидает его со ста пятьюдесятью.

Бил Квонтрилл был человеком, который всю свою жизнь посвятил Гражданской войне. Школьный учитель в штате Огайо, он переехал в Канзас, чтобы попробовать себя в фермерском хозяйстве. Когда эта затея провалилась, он вернулся к педагогической деятельности, но скоро взор его обратился к менее мирному занятию, которое не поощрялось законом. Заклейменный юнионистами как нарушитель правопорядка, он получил чин капитана в армии конфедератов, которые дали официальное благословение своей незаконной армии. Эта банда сделала штаты Канзас и Миссури постоянным полем сражения, совершая рейды по всей местности, грабя, сжигая и убивая.

– Настанут времена, когда ты в округе будешь чувствовать себя таким же чужим, как и солдаты. Мы выбрали союз, Энди, но это было чертовски непросто, потому что народ в округе еще долго не признает Эйба Линкольна своим президентом.

Шериф Канзас-Сити растянулся во весь свой шестифутовый рост в кресле и улыбнулся Энди.

– Ты еще узнаешь, что такое бессилие и разочарование, когда на скамью подсудимых усадят человека, который, как ты будешь совершенно уверен, убил целую семью, но все твои свидетели неожиданно «потеряют память», потому что он хороший парень – южанин, а ты – проклятый янки.

Шериф Конрад Фелпманн был назначен, как и Энди, на свой пост губернатором штата Миссури. Ему потребовалось только несколько минут поговорить с Энди, чтобы понять причину, почему Гембл выбрал именно этого парня. Конрад Фелпманн был большим человеком во всех отношениях.

– Однако человеку с фамилией Маккримон вряд ли нужно объяснять, что тут происходит, ты должен прекрасно знать, что такое «клановая» система. Разве в Шотландии не то же самое?

– Что-то похожее. Я-то родился тут, в Миссури, но отец не раз рассказывал, как он и его отец были выселены из Шотландии главой их клана. Вот почему мы так неравнодушно относились к вопросу о рабстве. Он говорил, что ни один человек не имеет права владеть другим, будь то мужчина или женщина, ни его телом, ни его душой. Но все равно, он гордился тем, что был шотландцем, а я горжусь быть сыном шотландца. Не сомневаюсь, что южане такие же.

– Хорошо бы ты это не забыл, Энди. Это поможет тебе найти объяснение тому, что на первый взгляд может показаться совершенно бессмысленным.

Так получилось, что первый случай в практике Энди имел отношение к рабству. Хотя рабство на Севере и рабство на Юге – две разные вещи, оно все еще было законным в штате Миссури, и законы были соответствующими. Один раб, который принадлежал человеку, которого подозревали в сильных симпатиях к южанам, убежал от него и вступил в Союзническую армию. Вместо того чтобы отправить его из Миссури в негритянский батальон другого штата, как это обычно делалось, раба, известного под именем «Билли», отправили в негритянский батальон, который нес службу непосредственно в штате Миссури.

Билли не повезло; его назначили в дежурный обход за пятьдесят миль от его родного места, там-то он и был опознан двумя друзьями своего бывшего владельца. Они просто-напросто схватили его и вернули прежнему хозяину.

Один из друзей Билли видел все это и попытался помочь ему спастись. Негры, независимо от того, свободные они или рабы, не могут поднять руку на белого человека, и его друг был сильно избит по лицу, чтоб впредь неповадно было вступаться за своего собрата. Когда он пришел в контору шерифа и пожаловался Конраду Фелпманну, великан-шериф просто арестовал обоих белых за нанесение телесных повреждений. Он также посадил и Билли под стражу, чтобы как-то защитить до выяснения, стал ли он свободным человеком из-за добровольной службы в союзнической армии.

Оба этих дела вел судья Роупер, окружной судья, с которым Энди не пришлось встречаться прежде. Ни один из случаев не требовал рассмотрения судом присяжных, и вообще они, на взгляд Энди, не представляли сложности. Но быстрота, с которой расправился с ними судья, потрясла Энди. Оба белых, которые осуждались в нанесении телесных повреждений, были признаны им невиновными, Энди с трудом начал свою обвинительную речь против этих двоих, и его тут же прервал судья Роупер.

– Потерпевший негр – свободный человек?

Энди был удивлен.

– Он – солдат Союзнической армии, судья. Считается, что они все – свободные люди…

– Мой суд не основывается на предположениях, мистер Маккримон. У вас есть документ, удостоверяющий, что негр, в избиении которого обвиняются эти люди – свободный человек?

– У меня есть заверенные копии его документов о вербовке на военную службу…

– Это совсем не то, что я прошу, мистер Маккримон, и вы это прекрасно знаете. Я еще раз прошу вас представить удостоверение. У вас есть свидетельство, что этот человек был освобожден законным путем?

– Нет…

– Тогда мне ничего не остается как отклонить обвинения против этих двоих.

Кивнув в направлении подзащитных, судья Роупер сказал:

– Дело против вас отозвано. Вы можете идти.

Повысив свой голос настолько, что он мог быть слышен сквозь радостные крики и вопли друзей парочки обвиняемых, судья Роупер холодно посмотрел в сторону Энди.

– А теперь, мистер Маккримон, какое дело следующее по списку?

В списке было еще только одно дело, и Энди был уверен, что судья прекрасно знал, о чем оно. Он также понимал, что вопрос, является ли Билли свободным человеком или рабом, уже был предрешен заранее.

– Я прошу, чтобы рассмотрение этого дела было отложено, судья.

– Я не имею привычки откладывать дела в моем округе, мистер Маккримон. Если требуется судебное разбирательство, нет смысла заставлять людей ждать. Что там у вас?

– Дело Джедидайи Армстронга против Билли. Армстронг считает Билли своим рабом, Билли заявляет, что он получил свободу, вступив в армию – но, ваша честь, приняв решение по предыдущему делу, вы предрешили и это. Я вынужден просить отсрочку в рассмотрении.

– Я вам уже сказал, в моем суде отсрочек не будет. Однако я – справедливый человек, мистер Маккримон. Мне не хотелось бы, чтобы обо мне говорили иначе, к тому же вы в первый раз участвуете в заседании нашего суда. Зачитывайте дело, мистер Маккримон.

Энди подумал, что чаша весов правосудия так накренилась, что никогда уже больше не придет в равновесие, но когда он посмотрел в сторону шерифа Конрада Фелпманна, великан нетерпеливо кивнул ему головой.

– Благодарю вас, судья. Я попробую представить дело как можно короче. Я хотел бы вызвать мистера Армстронга.

Стоя на месте для дачи свидетельских показаний, Джедидайя Армстронг рассказал судье всю правду и посмотрел на Энди сверху вниз почти с насмешкой.

– Мистер Армстронг, вы заявляете, что Билли – ваш раб?

– Я не требую ничего, что мне бы не принадлежало. Но Билли – действительно мой раб. У меня есть на него официальные бумаги.

– Такое может быть. Вы можете присягнуть суду в своей лояльности штату Миссури и Союзу?

Армстронг, казалось, на минуту замешкался, и его глаза блеснули в сторону судьи.

– Какое это имеет отношение к делу, мистер Маккримон?

Вмешательство судьи Роупера вне всяких сомнений показало его приверженности, и Энди понял: что бы он ни сказал, это не повлияет на исход дела. Симпатии судьи Роупера были явно на стороне южан. И нечего было ждать в этом суде справедливости.

Однако Энди был прокурором штата. И защищать законы штата – его долг.

– Губернатор Гембл издал указ, что, если раб, принадлежавший лояльному гражданину, вступит в армию, его владелец получит триста долларов в качестве компенсации. Если же владелец симпатизирует южанам, он не получит ничего, а свобода его раба получает официальное подтверждение…

Молоток судьи Роупера опустился с такой силой, что прервал и объяснения Энди, и злой шепоток в зале.

– Достаточно, мистер Маккримон. Разговоры об освобождении рабов вызывают недовольство и обнищание людей этой земли – и в частности этой части штата Миссури. Изменники по другую сторону Канзасской границы используют это как причину смертей и разорения в нашем округе, и я не позволю слышать разговоры об освобождении негров в моем суде.

– Указ пришел от самого губернатора, судья.

– Это мой суд, мистер Маккримон, и вам стоит это запомнить на будущее. Раб – это собственность. Если собственность украдена, неважно, человеком или штатом, это все равно воровство. Я не собираюсь смотреть на это сквозь пальцы. Раб Билли – собственность мистера Армстронга. У него есть документы, подтверждающие его собственность. Раб будет ему возвращен – и на этом я ставлю точку. Если больше нет других дел, я объявляю перерыв в заседании суда.

Протесты Энди Маккримона утонули в возгласах одобрения с мест слушателей. Собрав свои бумаги, судья Роупер покинул здание суда через служебную дверь.

Стоя в быстро опустевшей зале, уничтоженный смехом сторонников Джедидайи Армстронга, Энди чувствовал разочарование и гнев, видя, как Билли надели наручники и грубо вытолкали из здания суда. Когда к нему подошел шериф Конрад Фелпманн, Энди сказал в ярости:

– И это правосудие Канзас-Сити? Все судьи тут такие же, как судья Роупер?

Шериф Фелпманн покачал головой.

– Он такой – последний. Его бы тоже уволили, если бы не связи с влиятельными людьми в департаменте правосудия. Не волнуйся слишком об этом, Энди. Я уже привык к стилю судьи Роупера, но ведь есть еще один вид правосудия.

– Что ты имеешь в виду?

– Пойдем, увидишь сам.

Раздумывая над словами великана, Энди вслед за шерифом вышел из здания суда.

На улице люди, которые одобрительно приветствовали криками решение судьи, были согнаны во взволнованную, рассерженную группу в нескольких ярдах от тротуара. Их охраняла дюжина солдат – негритянских солдат. Образуя полукруг у парадного входа в здание суда, стояли семьдесят или восемьдесят солдат. Все были верхом, и каждый держал наготове карабин.

Билли тоже сидел на лошади среди солдат, застегивая темно-синий мундир кавалериста. Он улыбнулся шерифу Фелпманну и Энди.