Текст книги "Шотландская сага"

Автор книги: Джеймс Мунро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Принимая во внимание количество и настроение масс, которые необходимо переселить, может случиться, что простая неосторожность – жестокие и грубые действия со стороны войск – могут привести к общей войне и кровавой резне. Этого нельзя допустить, ибо подобные события могут нанести урон престижу Америки. Таким образом, войскам следует проявлять заботу о переселяемых, если же будут обнаружены солдаты и офицеры, способные причинить оскорбление словом или действием любому индейцу племени чероки, будь то мужчина, женщина или ребенок, они будут поступать в распоряжение ближайшего офицера старшего по званию или чиновника, который обязан принять соответствующие меры и представить виновного к ответу в соответствии с самыми суровыми законами».

Бумага была подписана Уинфилдом Скоттом, генерал-майором. Когда Роберт взглянул на Скотта, генерал сказал:

– Это было началом кампании Вашингтона по борьбе с «шотландцами, которые слишком мягко обращаются с индейцами». Ее развернули сенаторы, которые даже и не нюхали индейцев и не могут отличить индейцев чероки от апачей.

– Вы полагаете, что именно это они нашли в вашем приказе?

– Я не имею привычки издавать приказы только из-за того, что мне нравится видеть собственную подпись в нижнем углу листа.

– Вы собираетесь наказать этих добровольцев из Теннесси?

– Я могу поступить так, как мне хочется, это же понятно. Они – ребята старины Хикори [2]2
  Имеется в виду бывший президент Э. Джексон.


[Закрыть]. Он хоть уж больше и не президент, однако правительство укомплектовано его приверженцами. И если бы я обвинил одного из добровольцев из Теннесси в убийстве индейца или просто арестовал бы его, все остальные добровольцы быстренько бы упаковали свои вещевые мешки и отправились домой, а рык из Вашингтона был бы слышен у канадской границы.

– Так как же вы намерены поступить после всего, что случилось?

– Я собираюсь сделать то, что следовало бы сделать правительству, прежде чем затевать все это, бросив меня в эту неразбериху: поговорить с вождями чероки. Они сейчас в Вашингтоне пытаются отстаивать дело своих людей. Я поеду туда и увижусь с ними. А тем временем пошлю капитана, которому я доверяю, с вами в Колхаун. Покажите ему сержанта и его людей и расскажите все подробности, а он отправит их домой с приказом предстать перед судом. Шума не будет, но другие должны узнать, почему с ними так поступили. Видите ли, индейцам чероки симпатизируют, но страна еще не достигла той стадии развития, когда гражданин Соединенных Штатов может предстать перед судом за преступление, совершенное против индейцев. Они ведь просто индейцы. И все это может закончиться лишь потерей симпатии тех, кто пока еще на их стороне. А мне они сейчас вот как нужны!

Роберт понимал, что генерал-майор прав, но на следующий день, когда он ехал назад с армейским капитаном, его не покидало чувство, что он не смог выполнить взятую на себя миссию.

Элайя Браун не согласился с мрачными выводами Роберта о своей поездке. Священник чероки был реалистом. Он хорошо представлял все трудности, которые встали перед генерал-майором Скоттом. Сержант и его люди, которые доставили Нэнси и ту партию индейцев, были отправлены домой и больше уж не будут принимать участия в переселении чероки на индейскую территорию. Это была очень маленькая победа – но все равно победа.

Однако в результате встречи генерала Скотта с вождями чероки в Вашингтоне были сделаны кое-какие уступки. На армейского офицера произвели такое большое впечатление согласованность действий и взаимопонимание индейских вождей, что он возложил на них контроль за переселением их людей. Одновременно согласившись расширить круг их полномочий в надежде, что это поможет им благополучно пережить надвигающуюся зиму.

Приняв такой курс действий, генерал Скотт навлек на себя гнев экс-президента Эндрю Джексона. Гневные письма шли из Эрмитажа, дома Джексона в Теннесси, в Вашингтон, но Скотт твердо стоял на своем. Вожди чероки поведут своих людей в новые земли, сопровождаемые, несомненно, армией.

С отъездом сержанта и его людей из Теннесси для чероки наступили некоторые положительные перемены, но гораздо более весомые враги вступали в союз против них – время и погода.

В Вашингтоне вожди чероки надеялись вступить в союз со временем, ожидая что симпатии нации сослужат им хорошую службу. Откладывая отъезд своих людей как можно дольше, они надеялись, что настанет зима, и переселение станет невозможным до наступления весны. К тому времени они смогут привлечь внимание общественности и добиться отмены переселения. Но этому не суждено было случиться. Официальная политика ужесточалась, и время, вместо того чтобы стать потенциальным другом, превратилось во врага.

Уже был сентябрь, а чероки все еще не были готовы к переселению. Среди них было много больных, а по всей стране распространилась сильная засуха. Еду и корм для скота невозможно было собрать.

Только в октябре первая из тринадцати групп начала путешествие: тысяча индейцев чероки прощались со страной, которая дала им рождение их нации, дом для бесчисленных поколений их предков. Они отправились в путешествие в полном молчании, только дети поворачивались и смотрели назад.

Нэнси и ее семья были в седьмой группе. Священник Элайя Браун заботился об этой партии и попросил Роберта сопровождать их, надеясь, что шотландец сможет охотиться для них, поскольку собственные запасы истощились во время продолжительной стоянки к востоку от реки Теннесси. Но Роберт отказался. Он зашел так далеко только из-за Бена Каллони, потому что думал, что потребуются его услуги в качестве переводчика. Казалось, в них не было надобности, и поэтому он решил отправиться домой, в Миссури.

Однако мысль о доме, о том, что скоро он забудет всю эту неразбериху и увидит свою семью, больше не вызывала трепета ожидания. Конечно, он очень хотел встретиться со своим сыном. Ему бы следовало вернуться много лет назад… И в то же время он не мог отбросить чувство, что бросает людей, которые нуждались в помощи, и он мог бы ее им дать.

Роберт сидел у реки, куря тонкую коричневую сигарку. Последние чероки, отъезжающие в тот день, уже были на середине реки на своих плоскодонках. Те, кто переправился через реку раньше, образовали на другом берегу длинную цепь повозок, мулов, волов, медленно извивающуюся в направлении запада. Роберт почувствовал, что он является свидетелем исхода целого народа.

Вдоль всего берега реки тысяча чероки сидели в полном молчании, наблюдая своих переправляющихся соплеменников, зная, что в скором времени наступит и их черед. Многие старики индейцы были завернуты в одеяла. Погода становилась все холоднее, даже здесь.

Роберт почувствовал какое-то движение рядом, но не обратил на него внимания, пока не услышал спокойный голос:

– Вы так и будете сидеть тут, наблюдая, пока мы все не уйдем, мистер Маккримон?

Роберт посмотрел вверх и увидел Нэнси, индейскую девушку из племени чероки. В первый раз она захотела поговорить с ним, после их первого разговора в день ее прибытия, хотя он иногда случайно и встречался с ней в лагере пленников. Синяки на ее лице прошли, и он подумал, что она, возможно, была самой красивой девушкой, какую ему приходилось видеть когда-либо.

– Священник Браун сказал, что вы не будете сопровождать нас в нашу новую землю. Должно быть, это очень приятно – иметь выбор и делать то, что хочется, и идти туда, куда хочешь.

– Ваши люди могут спокойно обойтись и без меня. Я пойду туда, куда направлялся до того, как Бен Каллони настоял, чтобы я поехал сюда с ним.

– И куда же? – Нэнси присела на корточки рядом с ним и выдернула с усилием засохшую травинку, которую стала вертеть в руке.

– Миссури – Озарк.

– Кажется, мой отец говорил, что мы будем проходить близко от плато Озарк?

– Возможно. Вы можете выбрать несколько дорог, но я поеду несколько быстрее вас. Я хочу попасть домой до зимы. Меня там ждет десятилетний сын. Когда я видел его последний раз, он еще был в пеленках. Я хочу провести зиму вместе с ним и узнать его поближе.

– О! Тогда конечно. Вы должны ехать. – Нэнси выбросила травинку. Она упала в реку, и ее подхватил маленький водоворот. – Ваша жена тоже ждет вас десять лет?

– Она умерла родами. Мальчика растит мой отец, а ему помогает мачеха и ее дочери.

– Мальчику нужен отец. Вы слишком долго вдали от него, но и моим людям вас будет тоже не хватать. Мы недолго были с вами знакомы, но вы показали себя хорошим другом чероки. Я так и не поблагодарила вас за то, что вы сделали для меня и моей семьи.

– Какая уж тут благодарность. Этих добровольцев нужно было бы отдать под суд и повесить за то, что они сделали. – Одно только напоминание о своей плохо удавшейся, как он считал, миссии разозлило Роберта.

– Месть ничего не изменит. Единственное, что имеет значение, – это то, что вы и генерал Скотт по крайней мере хоть что-то захотели предпринять.

– Бена это тоже волнует. Он позаботится о вас в дороге.

Но Бену Каллони больше не пришлось ни о ком заботиться. Следующим утром, когда Роберт укладывал свои походные мешки, готовясь к отъезду, он получил известие о смерти первопроходца.

Бен уехал с одной из первых партий, за десять дней до того. Он намеревался обследовать дорогу, чтобы обеспечить каждой группе индейцев достаточную скорость продвижения. К несчастью, рано наступившие холода губительно подействовали на легкое, которое было повреждено у него пулей мексиканского мушкета у Сан-Джасинто. У первопроходца началась пневмония, и через сутки он умер.

Индейцы и солдаты отдали ему последнюю дань уважения, похоронив у дороги, и каждая проходящая мимо партия чероки останавливалась у его могилы, чтобы воздать молитву за него.

Священник Элайя Браун в сопровождении Нэнси принес известие о его смерти Роберту. Он остолбенел от неожиданности на некоторое время, а потом до него потихоньку стало доходить, что будет значить для чероки смерть Бена.

– С уходом Бена некому будет охотиться для них и некому будет улаживать конфликты с солдатами, если они возникнут.

– Ко времени, когда последние из нас уйдут, охотиться будет не для кого. А что касается армии – мы будем слишком заняты борьбой с погодой, вряд ли у нас будет время на споры. – Элайя Браун рассуждал как всегда философски. – Нам всем будет сильно не хватать Бена, но никто не сможет защитить наш народ от всего мира.

Роберт подумал, что, возможно, священник прав. Тем не менее все знали, что Бен был другом генерал-майору Уинфилду Скотту, и этого было достаточно, чтобы сдерживать крайности немногих солдат, ненавидевших индейцев. Роберт также знал, что остальные верили, что он может все рассказать генерал-майору.

Потребность вернуться в Озарк и к сыну, который вырос без него, стала сильнее за последние несколько месяцев. Однако еще несколько недель не делали ни для кого большой разницы, кроме как для индейцев чероки.

Роберт был уверен, что массовый исход народа чероки ляжет тяжким бременем на души тех, кто был с этим связан. И, если уж быть до конца честным с самим собой, он подспудно хотел устраниться, быть подальше от этой трагедии. Он простил бы себе то, что оставляет чероки. Если уж Бен не смог ничего поделать, то он и подавно. Но теперь, после смерти Бена, такие отговорки ему были не к лицу.

– Я выезжаю завтра утром и поеду вперед, чтобы посмотреть, что произошло с другими партиями. Но сначала мне нужно переговорить с вождем: какие сделаны приготовления, что с припасами? Необходимо убедиться, что мы можем спокойно отправляться в путь.

– Вы собираетесь ехать с нами, пока мы не доберемся до индейской территории? – изумленно спросила Нэнси.

Когда она уходила, чтобы отыскать вождя чероки, Роберт подумал, что короткое выражение радости на лице Нэнси, когда он подтвердил свое намерение остаться с чероки, возможно, стоило этой его жертвы.

Погода постоянно ухудшалась со дня на день, и вот последняя партия индейцев чероки из тринадцати пересекла реку Теннесси, держа путь на Северо-Запад. Скорость, с которой двигалась колонна, была гораздо меньшей, чем ожидалось, а ледяные дожди и снег замедляли ход еще больше. В довершение ко всем несчастьям, на переселяемое племя обрушились беспрецедентные вспышки эпидемий. Дизентерия, оспа и коклюш наносили тяжелый урон, и партии, которые отправились в путь позже, следовали по дороге, вдоль которой тянулись свежие могилы.

К середине декабря пять тысяч чероки терпели бедствие на ничейной земле между покрытой льдом рекой Огайо и Миссисипи, под пронизывающими насквозь северными ветрами, которые проникали через их тонкие одежды. Другие расположились лагерем на восточном берегу реки Огайо. Еды не хватало, люди отчаянно нуждались в теплых одеялах и в одежде, пригодной для зимы.

В довершение ко всему, жена одного из упрямых вождей племени чероки сильно заболела, и он посчитал необходимым оставить медленно передвигающуюся колонну и перевезти ее через реку Огайо на лодке. Переход через Арканзас и Миссисипи был закончен из-за погоды, и им пришлось остановиться рядом с Литтл Рок на реке Арканзас. Там, в лагере, разбитом на отвесном берегу, больная жена вождя отдала свое одеяло страдающему от лихорадки ребенку. В результате она заработала воспаление легких – болезнь, от которой умер Бен Каллони – и тоже умерла.

Оставшиеся в живых чероки не имели даже возможности соблюсти положенный траур. Каждый час дня и ночи они вели отчаянную борьбу с безжалостной смертью.

В крайнем отчаянье Роберт отвез оставшихся вождей вверх по Миссисипи в Сент-Луис. Здесь, заняв денег, они смогли сделать кое-какие припасы, которые давали возможность выжить хоть некоторым.

По возвращении из Сент-Луиса, Роберт нашел Нэнси застывшей в ожидании у маленькой палатки, в которой он жил вместе со священником Элайей Брауном. Несмотря на множество неотложных дел, которые Роберт, как в бреду, пытался переделать, он все-таки нашел возможность провести некоторое время с девушкой из племени чероки, и она произвела на него еще большее впечатление.

Элайя отсутствовал, ведя службу в одной из вновь прибывших партий, и Нэнси, подавая Роберту горячую пищу, сказала:

– Вчера я ходила навестить еще одну группу прибывших и встретила женщину, которой, как я думаю, необходимо поговорить с вами.

Роберт только кивнул головой, потому что его рот был полон. Но, когда проглотил, спросил:

– А в чем дело?

– Вам, наверное, нужно ее порасспросить. Другим она известна как женщина из племени сиу, но я думаю, она – белая.

Роберт нахмурился.

– Она жена одного из индейцев?

– Нет. Похоже, ее муж был убит индейцами из племени кийовов, а ее взяли в плен. Ее продали моему племени в рабство, а потом освободили.

– Ты, должно быть, ошибаешься, Нэнси. Если бы она была белой, уж наверняка она рассказала бы об этом кому-нибудь раньше. Разве кто-нибудь станет терпеть такую жизнь, если не хочет?

– Я не знаю, но, мне кажется, вам следует с ней поговорить.

– Хорошо, отведи меня к ней попозже вечером. А сейчас мне хотелось бы добавки. Я продрог до костей, мне нужно оттаять.

Роберт был уверен, что Нэнси ошибается, но все же он пошел с ней, тем более ему хотелось еще хоть немного побыть в ее компании.

Пока Роберт был в Сент-Луисе, наступило и прошло Рождество. Было что-то несправедливое в том, что на улицах городка магазины были полны еды, гуляли счастливые дети, в воздухе витало ощущение праздника, а тысячи индейцев чероки в десяти милях отсюда умирали от болезней и истощения.

Гуляя по улицам Сент-Луиса, Роберт остановился у магазина, где продавалось оружие. В освещенной витрине он увидел охотничье ружье марки Шарпа. Для мальчика оно бы идеально подошло. Роберт не имел представления об интересах собственного сына, но любому мальчишке понравился бы такой подарок. Покупка ружья доставила ему большое удовольствие. Находясь все еще в приподнятом настроении и следуя неожиданному порыву, он купил серебряную цепочку и распятие для Нэнси. В жизни девушки теперь было мало радости, и он подумал, что она будет рада его подарку.

Роберт вручил распятие Нэнси, когда они шли к лагерю на встречу с женщиной из племени сиу. Он был совершенно не готов к реакции девушки из племени чероки. Ее первоначальное недоверие, что он купил подарок именно ей, сменилось потоками слез, а потом Нэнси обняла его, сказав, что это самый великолепный подарок из тех, что ей когда-либо дарили. Она заставила его застегнуть цепочку с распятием у нее на шее и, пока они шли, каждый раз счастливо улыбалась, ловя его взгляд.

Когда они пришли в лагерь. Нэнси нашла женщину из племени сиу неподалеку. Она сидела в одиночестве на траве под навесом, укрепленным на дереве, с которого опала вся листва, а нижние сучья были ободраны.

Когда они приблизились, Роберт еще раз убедился, что Нэнси, должно быть, ошибалась. Женщина из племени сиу выглядела точно так же, как любая другая индейская женщина, вот только она была несколько более хрупкой, чем остальные. Но большинство женщин чероки сильно похудели за последние два месяца тяжелого перехода.

Когда женщина посмотрела вверх и увидела, что они подходят к ней, на ее лице появилось совершенно неожиданное выражение. Страх, но одновременно что-то еще… Лицо показалось Роберту чем-то знакомым, но он никак не мог вспомнить, на кого она была похожа. Память на лица у него была отменная, и он был почти уверен, что прежде никогда не видел эту женщину, но все же…

До того, как они подошли, женщина опустила глаза. Прижав подбородок к груди, она уставилась вниз на изношенное в лохмотья одеяло, на котором сидела. Похоже, ей хотелось, чтобы они прошли мимо.

– Женщина из племени сиу, – спокойно сказала Нэнси. – Я привела тебе человека, с которым ты можешь поговорить.

Женщина ничего не ответила, по-прежнему уставившись вниз.

– Я привела человека, чтобы ты с ним поговорила. Я хочу, чтобы ты рассказала ему о себе.

– Мне не о чем рассказывать. – Женщина говорила по-английски с трудом, как будто плохо знала этот язык, и все же в ней было что-то… странное.

Присев на корточки, он протянул руку и поднял ее подбородок, тем самым заставив посмотреть на него. Нэнси была права. Глаза женщины из племени сиу были слишком светлыми для настоящей индейской женщины. Полукровка, похоже… А потом внезапная дрожь волнения прокатилась по нему: он понял, что ее лицо было ему действительно знакомо. Но он должен быть уверен в этом.

– Расскажи мне о себе. Чероки называют тебя женщиной из племени сиу, но ты не из этого племени.

– Сиу люди моего племени.

– Нет, ты не из племени сиу. До них были шоуни, а до шоуни… посмотри на меня!

Женщина из племени сиу отчаянно пыталась отвернуться от Роберта, но он не позволил ей.

– До этого была Шотландия и корабль в Америку. Путешествие по реке с человеком по имени Феррис – и убийство твоего отца. Ты – девушка из семьи Бруксов, дочь Молли Брукс. Которая из них, Эйлин или Хелен? Ты можешь сказать мне, потому что если ты хорошенько подумаешь, то вспомнишь меня тоже – я Роберт Маккримон, сын волынщика, который развлекал вас на корабле, когда мы пересекали Атлантику…

Вопль, который издала женщина, был скорее похож на крик животного, чем человека, и все в лагере повернулись в их сторону. Женщина начала раскачиваться на одеяле взад-вперед, не переставая издавать вой, от которого у Роберта волосы на голове стали дыбом.

Нэнси опустилась рядом с ней на колени. Обняв ее, она начала раскачиваться вместе с ней. Посмотрев на Роберта, Нэнси сказала:

– Оставь нас на некоторое время. Она скоро придет в себя.

Наступил уже поздний вечер, когда Нэнси вернулась в лагерь, идя рука об руку с женщиной из племени сиу. Улыбнувшись немного устало Роберту, она сказала:

– Теперь она будет говорить. Вы были правы. Ее действительно зовут Брукс. Хелен Брукс. Ее история ужасна, но, я думаю, ей лучше самой рассказать это вам.

– Проходите и садитесь в палатке. Я зажгу свечу…

– Я останусь снаружи. Мне будет легче, если не будет яркого света. – И снова женщина говорила так, как будто английский был для нее чужим, и во время своего повествования она несколько раз переходила на язык сиу, хотя достаточно быстро исправляла свои ошибки.

Она рассказывала свою историю просто, без прикрас, но от этого она не стала менее ужасной. Захваченная Феррисом и его людьми, она была продана вождю индейцев шоуни по имени Разбивающий Камни, но через короткое время он продал ее Горбуну из племени сиу. Хотя она была только рабыня, ее новый хозяин обращался с ней как с младшей женой. Другим женам это не нравилось, но Хелен опустила эти двадцать несчастливых лет, просто сказав:

– Не всегда были тяжелые времена, особенно когда родилась моя дочь. Мне повезло: если бы это был сын, они бы отняли его у меня. А девочка могла оставаться со мной – во всяком случае довольно долго. Даже когда мой муж умер и меня отдали в племя чероки, они позволили мне взять ее с собой, но теперь она уже молодая женщина, и у нее свои виды на жизнь. Она не будет счастлива вдали от племени сиу.

– А где же она сейчас?

– Ушла. Не пробыли мы у чероки и четырех дней, как она сбежала. Там был молодой воин – человек, который однажды станет великим вождем – несмотря на то, что у него был белый отец.

Хелен Брукс прервала свой рассказ, сказав:

– Я ее больше никогда не увижу, она для меня все равно что умерла…

Хелен Брукс снова начала причитать и раскачиваться, как индейская женщина, но в этот раз как-то поспокойней.

– Если она еще жива, всегда есть надежда, – просто сказал Роберт, стараясь изо всех сил, чтобы она прекратила свои причитания. – Твоя мать никогда не переставала надеяться найти тебя и Эйлин, и я и все мои друзья всегда расспрашивали о тебе, если встречали северные племена индейцев. Кто мог знать, что тебя продали в племя сиу…

– Моя мать все еще жива? Ей удалось сбежать от Ферриса?

– Разве ты не знала? Все эти годы ты не знала, жива она или мертва?

Прошло двадцать лет с тех пор, как Феррис и его люди убили отца Хелен и забрали двух его дочерей.

– Она была жива, когда я последний раз получил весточку из дома. Молли Брукс вышла замуж за моего отца – Хью Маккримона. Они живут вместе с твоими тремя сестрами неподалеку отсюда, в Миссури.

Хелен теперь просто плакала, как будто простой разговор о ее белой семье помог ей вернуться к своим истокам.

– Они с ума сойдут от радости, когда ты будешь с ними. Если бы только Эйлин нашлась тоже.

– Эйлин – мертва, – яростно сказала Хелен. – Она пыталась бежать при каждом удобном случае, и в конце концов они ее пристрелили. Мне хотелось, чтобы меня застрелили тоже. Да и сейчас мне не лучше. Я никогда не смогу вернуться в свою семью. Никогда после того, что со мной случилось.

– Но ведь это не твоя вина, – ответил Роберт, – и ты еще молода, перед тобой вся жизнь, которую ты можешь прожить заново.

– Оставь ее со мной, – неожиданно сказала Нэнси. – Пусть она побудет в моей семье для начала, у нас еще будет время, чтобы поговорить по дороге.

Нэнси согласилась с Робертом, что уговорить Хелен Брукс вернуться в семью будет тяжело. Иногда Хелен вела себя, как и подобает белой женщине, и тогда Нэнси думала, что она побеждает. Но на следующее утро, когда Хелен просыпалась, у нее были все повадки женщины из племени сиу.

Погода несколько переменилась к лучшему, и племя чероки снова начало свой долгий путь. Они пересекли Миссисипи и шли по дороге на Миссури, которая вела их гораздо ближе к Озарку, чем ожидал Роберт.

– Может быть, она переменит свое решение, когда снова увидит свою мать, – сказал Роберт с надеждой. – Может, она поэтому и не убегает от меня всю дорогу.

– Ваш сын ждет встречи с вами. Наверное, вы скоро увидитесь? – Нэнси задала вопрос как бы случайно, но они оба знали, как много зависит от его ответа. За последние недели они очень сблизились и понимали, что все, что с ними происходит, важно и серьезно. И все в племени тоже понимали это: их романтическая история смягчала сердца несчастных людей.

– Я еще не решил, – сказал Роберт.

– Ты должен, Роберт. Он ведь твой сын, вы слишком долго не виделись. Ты должен поехать к нему.

– Мне бы хотелось, – честно признался Роберт. – Но я чувствую, что не могу пока бросить тебя и твоих людей. Не сейчас. Плохая погода еще не кончилась, и впереди долгий путь. Я могу отвезти Хелен домой, когда мы достигнем цели.

Роберт колебался, говорить ли ему дальше, подходящий ли для этого момент.

– Есть еще кое-что – ты и я.

– Это может подождать, Роберт. Найди сначала своего сына. Узнай его получше… Если ты все же захочешь вернуться, ты найдешь меня.

– Ты будешь меня ждать?

– Если ты действительно хочешь этого. Я – индейская женщина из племени чероки. Поезжай домой, побудь со своей семьей некоторое время, подумай, пока придешь к какому-нибудь решению.

– Мне не нужно ничего обдумывать, Нэнси. Все уже решено, но сначала я хотел бы поговорить об этом с сыном.

– Конечно… я рада, что и ты так думаешь.

Суровая погода вернулась, как будто в отместку, когда до дома Маккримонов было не более сорока-пятидесяти миль. В течение девяти дней люди пережидали в укрытиях. Ледяной северный ветер нес снег, который засыпал шаткие палатки индейцев чероки. К тому времени, когда погода улучшилась, они съели все запасы до крошки.

Вопрос, возвращаться ли Роберту домой до того, как индейцы прибудут на место назначения, решился сам собой. Он возьмет с собой Хелен, найдет отца и организует доставку продовольствия для индейцев.

К удивлению Роберта, Хелен посопротивлялась только для видимости. Погода и надвигающийся голод сыграли немалую роль в ее согласии. Угроза нависла над самим существованием, а Хелен еще не дошла до такой степени, чтобы отказаться хоть от малейшего шанса выжить.

Роберт с Хелен, ехавший рядом на индейской лошадке, долго пробирались через холмистую местность Озарка. Попадалось много снежных «карманов», которые нужно было обходить с максимальной осторожностью, частично замерзшие ручейки представляли собой не меньшую опасность. Однако наконец им посчастливилось добраться до расчищенных земель Хью Маккримона. Когда они подъезжали к ферме, Роберт узнал звуки волынки, которые невозможно спутать ни с чем.

Взобравшись по узкой тропинке, Роберт увидел маленькую фигурку с волынкой под мышкой, которая шла в направлении хижины Маккримона – ему показалось, что она стала несколько больше, чем десять лет назад. И тут Роберт понял, что он смотрит на Энди, сына, которого он видел последний раз, когда тот был совсем крохой, только что отнятым от груди умершей матери. На некоторое время он забыл обо всем на свете, в том числе и о Хелен. И она поняла его чувства, когда Роберт рванулся навстречу своему сыну. Ему было не до нее.

Осадив лошадь перед мальчиком, Роберт посмотрел на своего сына сверху: хорошенький, худой и слишком высокий для своего возраста. Роберт предполагал, что он будет похож на него, но в нежных чертах его лица было больше от матери.

Мальчик вынул рожок волынки изо рта и, пока она издавала последние звуки грустной мелодии, прежде чем замолчать, посмотрел на всадника в изумлении. Звуки волынки помешали услышать ему приближающихся всадников.

– Ты играешь на волынке, как настоящий Маккримон, мой мальчик.

– Это потому, что мой дед заставляет меня играть каждый день по дороге к его дому. Он – действительно Маккримон и был лучшим волынщиком во всей Шотландии, так говорят.

– Они говорят правду. Он действительно самый лучший волынщик во всем мире. – Голос Роберта стал хриплым от волнения. Это был его сын.

Энди Маккримон посмотрел на Роберта в некотором замешательстве.

– Вы тоже играете на волынке?

Соскочив с лошади, Роберт взял волынку, вдохнул в нее воздух и начал играть. Это была мелодия джиги, которую придумал Хью Маккримон на корабле, плывущем в Америку, – так шотландцы коротали долгие скучные дни путешествия.

Пока звучала музыка, мальчик смотрел на Роберта глазами, которые открывались все шире и шире от удивления. Когда мелодия прекратилась, он сказал:

– Вы… ты – мой отец!

Не осмеливаясь что-то сказать, Роберт кивнул и протянул ему руки, сын обнял его. Позади рядом с лошадью стояла Хелен Брукс, и по лицу ее текли слезы. И не только воссоединение отца и сына произвело на нее впечатление. Она узнала мелодию, которую играл Роберт. Она напомнила ей о дальних временах, когда она путешествовала со своей счастливой семьей, чтобы начать новую жизнь в новой стране.

В тот вечер в доме Маккримонов было много радости. И не только одна, две семьи пополнились новыми членами, о которых все, кроме Молли Брукс, думали уже как о мертвых. И немало было пролито слез о другой дочери, которая уже никогда не вернется.

Но празднование встречи отложили до других времен. Когда Роберт рассказал об ужасном положении индейцев чероки, по всему Озарку были посланы люди, чтобы собрать продовольствие для голодающих индейцев.

Хью сам пожертвовал сотню овец, и когда они начали гнать их на следующее утро, к стаду подсоединялись все больше и больше других животных – и овец, и коров, которые гнали в южном направлении через Озарк.

Некоторые мужчины ехали вперед с тушами убитых животных, перекинутыми через седла лошадей. Еще больше туш было отправлено в повозках, которые двигались с небывалой скоростью по едва различимым тропкам.

В этих местах было много шотландцев, а уж они помнили, что такое голод. Но не только шотландцы оказывали помощь. Немцы, скандинавы, корнуольцы и американцы, приехавшие на Запад в поисках лучшей жизни для своих семей. В Миссури не было таких столкновений с индейцами, какие были в других штатах, и симпатии были на стороне выселяемых людей, которые оказывали отчаянное, но мирное сопротивление в борьбе за свою родину.

Даже те, кто был против индейцев вообще, независимо от племени, к которому они принадлежали, хотели продать съестные припасы индейцам чероки, когда Роберт твердо пообещал за них заплатить.

Роберт оставался в поселке Озарк три дня, следя, чтобы поток съестных припасов не иссяк. Все эти дни Энди не отходил от него. Мальчик как будто опасался, что после стольких лет разлуки отец снова исчезнет из его жизни.

Когда Роберт почувствовал необходимость вернуться к чероки, страх Энди был так очевиден, что Роберт решил взять сына с собой. Хью сказал, что он не настолько стар, чтобы не мог отправиться в дорогу, и таким образом три поколения Маккримонов поехали в южном направлении по пути следования переселяемых индейцев.

Роберт уже рассказал своему отцу о Нэнси, и старший Маккримон уверил своего сына, что в его доме с радостью примут женщину из племени чероки. У Хью возникло много сомнений, как воспримет его индейскую жену все расширяющееся общество землевладельцев, но он держал пока эти мысли при себе.