Текст книги "Шотландская сага"

Автор книги: Джеймс Мунро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Прибыв в землянку-штаб, он направил весь свой гнев на Генри Росса.

– Эти окопы – отвратительны. Может быть, они и хороши были для австралийцев, но для канадцев совсем не годны. Майор Фаулер, отправьте несколько человек, чтобы они очистили их от грязи и попытались откачать воду.

– Со всем моим к вам уважением, сэр, но это неразумно. Любое проявление какой-нибудь деятельности в окопах вызовет ураганный огонь из орудий немцев.

Сэр Луи Кэмерон взвешивал слова Генри Росса всего минуту.

– Ерунда! Им же будет ясно, чем мы занимаемся. Они, вероятно, делают то же самое со своими окопами, хотя я не могу представить, чтобы немцы устроили у себя подобный свинарник!

Оглядевшись вокруг, он взирал на землянку с выражением презрения на лице.

– Нам нужно и с этим что-нибудь сделать… Где мой ординарец?

Выйдя из землянки, Генри горячо обратился к майору Фаулеру:

– Я не преувеличиваю. Если немцы увидят какое-то шевеление в окопах, они могут подумать, что вы делаете подкоп, чтобы подложить мины. Если вы сочтете необходимым выполнять приказ, чистите окопы хотя бы подальше от мест большого скопления людей – и необходимо убедиться, что рядом нет ни одного важного объекта.

Все произошло точно так, как предсказал Генри. Он объяснил карту местности полковнику Кэмерону, когда немцы произвели первый орудийный залп. Снаряд упал в двухстах ярдах от землянки, но когда полковник повернулся к Генри Россу, вся кровь отлила с его лица.

– Что это?

– Немецкий снаряд, сэр. Просто единичный выстрел, чтобы пристрелиться. Они выстрелят еще пару раз, а потом начнется обстрел.

Оба мужчины вышли из землянки как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй снаряд упал за линией фронта с перелетом в двести ярдов. Это было как раз в том месте, где блестела жидкая грязь на валу укрепления, куда ее выбрасывала бригада канадцев, расчищающая окопы.

Пока они смотрели, еще один снаряд упал, на этот раз ближе к укреплению, а затем буквально град посыпался на этот участок – обстрел начался всерьез.

В окопах на передней линии был дан приказ всем встать. Канадские офицеры и сержантский состав имел больше опыта в сражениях на передней линии фронта, чем их командир. Немецкий обстрел часто предшествовал атаке, и они не должны были дать застать себя врасплох.

Британская артиллерия открыла ответный огонь, и санитары-носильщики торопливо бежали вдоль окопов.

– Надеюсь, что солдаты оценят заботу нашего благородного полковника: он только хотел сделать так, чтобы они умерли, не промочив ноги, – прошипел Иэн Фаулер на ухо Генри. – Быть новичком на фронте – это одно, а отказываться слушать дельные советы – это совсем другое.

Генри пожал плечами.

– Немцы и так бы начали обстрел приблизительно в это время. До конца дня будет еще несколько.

Чуть далее в окопе полковник Кэмерон неожиданно сказал:

– Я собираюсь пойти в землянку изучать карты. Мне будет нужна ваша помощь, майор Росс.

– Отсюда вы узнаете больше, полковник. При этом заградительном огне можно как раз рассмотреть немецкие позиции.

– Для этого еще будет достаточно времени. Я предпочитаю изучать карту и хорошо запомнить местность до того, как пойти проверить, что с ней сделал враг. – С этими словами полковник Кэмерон повернулся и поспешно пошел по окопу, низко наклоняясь перед входом в землянку. За спиной полковника Иэн Фаулер комично развел руками.

Генри надеялся, что спина канадского майора достаточно широкая. Ему ведь придется вкалывать за двоих.

Канадцы начали атаку на рассвете, три дня спустя после того, как заняли позицию на передней линии фронта, сменив австралийцев. Генри Росс ожидал, что его отправят назад в свой полк до того, как начнется перестрелка, но ожидаемый приказ так и не пришел, а полковник Кэмерон дал понять, что он хочет, чтобы австралийский майор оставался с ним. Генри объяснил по карте, где расположены укрепления противника, но только он мог показать их прямо на местности – грязь и постоянно летящие снаряды изменили даже контуры земли.

Началась атака, крупномасштабная, как и все операции британцев, с массивным артобстрелом. Генри понимал, что этот артобстрел был большой глупостью, особенно в тот день. Немцы сосредоточили свою оборону в определенных огневых точках, от которых снаряды просто отскакивали. Артобстрел служил только для того, чтобы предупредить о последующей атаке, позволяя немцам сделать соответствующие приготовления, чтобы отразить ее.

Но при всем этом, прикрытие канадской артиллерией своих людей было выполнено на очень высоком уровне. Генри не доводилось видеть работу лучше. Смертельный дождь канадских орудий уносил жизни немцев в окопах, а снаряды падали в пятьдесяти ярдах от наступающей пехоты.

Канадцы заняли первый немецкий окоп и сражались с захваченными врасплох немцами при помощи штыков, не оставляя после себя никого в живых. Но скоро они поняли, что уничтожили не что иное, как передний пикет, которым немцы пожертвовали с целью задержать атаку канадцев.

Миновав первый немецкий окоп, пехота попала в поле обстрела, который производили почти неразрушенные огневые точки немцев, глубоко ушедшие в землю. К тому же еще и замаскированные грязью, они были почти неразличимы, однако очереди из пулеметов, которые можно было ясно видеть сквозь узкую щель в бетоне, были опустошительными.

Полковник Кэмерон был не из тех офицеров, которые ведут своих людей в атаку, и в этом он строго подчинялся приказам армейского главнокомандования. В начале войны старшие офицеры, продолжая вековые традиции, показывали пример своим подчиненным. К несчастью, при современном вооружении они неизбежно были первыми, кто отдавал свою жизнь. Армия союзников стала отчаянно нуждаться в офицерах с военным опытом. В результате генерал Хейг издал приказ, что они должны держаться позади наступающих. Многие, особенно колониальные офицеры, игнорировали этот приказ. Полковник же Кэмерон – нет.

Только тогда, когда первые окопы немцев были очищены, канадский офицер присоединился к своим подчиненным. Оттуда он махал первой линии канадских войск, посылая их вперед, к следующей цели.

Не успели канадцы добраться до следующего окопа, они попали под обстрел пулеметов немецких огневых точек – и в результате пролилось очень много крови. Генри смотрел в ужасе, как целая линия идущих в атаку упала на землю, как колоски, скошенные жестокой и безжалостной косой. За несколько минут не осталось ни одного человека, стоящего на ногах. Когда полковник подал сигнал выходить из окопов и предпринять следующую атаку, Генри запротестовал:

– Полковник, вы отправляете людей на верную смерть! По крайней мере прикажите, чтобы дали дымовую завесу, а еще лучше переместите атаку на левый фланг. Там не очень большой подъем, но его будет достаточно, чтобы он послужил укрытием для людей от мест основной концентрации пулеметов. При благоприятных обстоятельствах вы сможете захватить немецкие окопы с флангов – или даже отрезать их.

Некоторое время полковник Кэмерон колебался и, казалось, уже был готов прислушаться к предложению Генри, но потом неожиданно покачал головой.

– Мне дан приказ бросить мой батальон в атаку на одну линию с другими боевыми подразделениями и по мере продвижения вперед вытеснять противника, что мы и делаем. Генерал специально подчеркнул, что не следует оставлять в нашем тылу ни одного сильного «кармана» немцев.

Обращаясь к своему заместителю, он сказал:

– Майор Фаулер, если второй бросок окажется неудачным и не достигнет цели, пошлите людей в атаку в третий раз и в четвертый – если понадобится.

Полковник Кэмерон отвернулся от Генри, когда вторая линия канадцев перебралась через заграждения окопов и послушно отправилась на верную смерть.

– Полковник, я вас умоляю. Прикажите идти вокруг огневых точек. Посмотрите! Нужно вывести из строя только одно огневое управление – то, что последнее слева. Получится пространство, где могут пройти войска…

Через бинокль полковник Кэмерон наблюдал, как вторую волну канадских войск постигла участь первой. Он выглядел совершенно спокойным и собранным, но это был его первый опыт в битве, и в первый раз он видел гибель множества людей.

Сэр Луи Кэмерон не был испуган. На самом деле, сознание того, что у него есть власть и полномочия отправлять людей на верную смерть или оставить им жизнь, вызывало в нем какое-то неопределенное возбуждение. Возможно, оно росло потому, что в грохоте орудийной пальбы он просто не мог сосредоточиться – не мог найти разумного решения. Единственное, что крепко застряло у него в мозгах, – приказ командирам полков на летучке у генерала. Канадцы должны продвигаться вперед по одной линии, по возможности сохраняя свои позиции и вытесняя противника перед собой. Сохранение постоянного и равномерного продвижения вперед было задачей первостепенной важности, от чего зависел исход всей атаки.

Сэр Луи получил свой чин в канадских войсках в мирное время. Он пошел служить в армию, потому что для джентльмена его ранга так было положено. Его мать была метиской, и, несмотря на свой титул баронета, сэру Луи немало пришлось потрудиться, чтобы остаться в избранном кругу общества, даже в сравнительно отдаленной провинции, где был его дом. Правда, его выбрали в парламент провинции на один срок, но его происхождение стоило ему места в Федеральном правительстве. А он страстно его желал.

С начала войны сэр Луи служил в интендантстве, в последнее время в пакгаузах, перемещенных во Францию. Он выполнял свои обязанности хорошо. И когда несколько боевых офицеров канадских войн получили раны в жестокой битве, отбивая решительную атаку немцев, главнокомандующий не колебался, когда давал под командование сэру Луи один из батальонов выходцев с Севера Шотландии. Главнокомандующий думал, что тем самым он оказывает честь баронету. В конце концов, в действующей армии повышение по службе осуществляется гораздо быстрее, особенно на полях сражения.

Майор Фаулер также видел, что участь шедших во вторую атаку была такой же, что и при первом выступлении. Быстро взглянув на своего австралийского товарища по оружию, он сказал:

– Я согласен с майором Россом, сэр. Посылать туда людей еще – все равно что совершать намеренное убийство…

– Выполняйте приказ, майор Фаулер.

Полковник Кэмерон с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос. Было ли причиной тому сдерживаемый страх или волнение – непонятно.

– Полковник, если вы будете продолжать в том же духе, то останетесь единственным человеком от всего батальона, выжившим в этом сражении. И командование британских войск потребует объяснений.

Пока полковник Кэмерон обдумывал тайный смысл его замечания, Генри сказал:

– Дайте мне одного из ваших людей и не предпринимайте никаких действий в течение десяти минут – это все равно ничего не переменит. Батальоны с правого фланга так же обстреливаются из огневых укреплений.

Не дождавшись ответа, Генри обратился к сержанту в килте, который слышал перепалку между своим полковником и австралийским майором.

– Сержант, мне нужен доброволец и запас гранат. Я хочу вывести из строя ближайшую огневую точку.

– Я буду вашим добровольцем, сэр, а вот здесь есть патронная сумка с гранатами…

Сержант поднял тяжелый мешок, и Генри показал ему знаком следовать за ним. Он прошел мимо канадского полковника, даже не взглянув на него, он не хотел давать Кэмерону возможности остановить его.

Солдаты из ближайшего батальона разделяли судьбу людей полковника Кэмерона, но их командир больше не собирался бросать на ветер жизни. Он поддержал план действий, который коротко объяснил ему Росс, но предложил подождать, пока придет ответ на его запрос о материале, с помощью которого можно будет сделать дымовую завесу между идущими в атаку войсками и огневыми точками противника.

Росс отказался ждать. Если даже и будет найден подходящий материал, чтобы сделать густую дымовую завесу, усиливающийся ветер, возможно, отнесет ее в сторону слишком быстро, чтобы получить хоть какой-то результат, а у полковника Кэмерона может кончиться терпение задолго до того, как этот план будет приведен в исполнение.

– Тогда я прикажу пулеметчику открыть огонь по огневой точке, пока вы будете к ней подходить. Конечно, это не выведет из строя бойцов генерала Хана, но сможет отвлечь на себя их огонь, пока вы будете продвигаться. Мне больше не остается ничего, как пожелать вам удачи.

Канадские пулеметчики успешно привлекли на себя внимание немцев, пока Генри и сержант ползком на животах продвигались по грязи не более чем в семидесяти ярдах от цементного укрепления. Затем из двух отверстий по бокам шестиугольной огневой точки начали вылетать расходящимися очередями пули, нацеленные на двоих солдат.

Оба укрылись в воронке, и немецкие пули царапали землю у них над головой. В неглубокой воронке рядом с ними лежали тела двоих австралийских солдат. Видимо, это были те, кому не повезло в патрульном обходе, который производили раньше. Во всяком случае, их тела успели остыть.

– А что же мы теперь будем делать? Оставаться здесь, пока не стемнеет? – задал вопрос канадский сержант.

– Полковник Камерон не станет ждать так долго. Мы пойдем вперед. Иди сюда и помоги мне копать.

Воронка, в которой они укрывались, была одной из многих в полосе отчуждения между двумя сторонами враждующих армий. Генри заметил, что земляная стенка между воронкой, которую они занимали, и следующей была толщиной не более фута.

Голыми руками два солдата, смогли прорыть землю достаточно для того, чтобы проскользнуть в следующую воронку незамеченными с огневой точки. Они передвинулись в следующую воронку таким же самым манером, и длинная очередь из пулемета, которая была нацелена в первую воронку, свидетельствовала о том, что их перемещение не было замечено.

Из третьей воронки они смогли выползти по месиву грязи, оставаясь вне поля зрения немцев, находящихся в укреплении. Теперь они были так близко, что если бы Генри был уверен в своей цели, он мог бы бросить гранату в одно из отверстий, из которых выдавались кончики стволов пулеметов. До этого места им сопутствовала удача, но последние несколько шагов будут самым жестоким испытанием их рискованного предприятия.

Осторожно раскопав несколько пригоршней земли с края воронки, где они теперь прятались, Генри смог увидеть огневую точку. Он подвергал себя огромному риску быть замеченным. К счастью, люди внутри укрепления все еще не сводили глаз и стволов пулеметов от воронки, где они видели последний раз двух солдат Объединенных войск. И пока Генри наблюдал, один из двух пулеметчиков открыл огонь еще раз. Пули месили грязь у края той, первой, воронки.

Пока раздавалась пулеметная очередь, Генри шепнул охрипшим от нервного напряжения голосом канадскому сержанту:

– Дай мне несколько гранат.

Когда огонь стих, Генри рассовал гранаты по карманам и снова шепнул – еще тише, ибо немцы были совсем близко:

– Когда немцы снова начнут палить, мы приготовимся бежать. Как только огонь смолкнет, беги изо всех сил в направлении укрепления, обходя его сзади. Если нам повезет, то там не должно быть никаких пулеметных гнезд. Метни пару гранат и бросайся на землю. Я постараюсь сделать то же самое с другой стороны. Если здесь у нас все получится, мы попробуем такой же маневр со следующим укреплением. Для вашего подразделения образуется узкий проход, и им удастся проскользнуть через него.

Сержант кивнул головой, не сказав ни слова. Секунду спустя пулеметы опять начали стрелять из немецких укреплений.

Все время, пока раздавался треск пулеметов, мужчины ждали. Потом неожиданно опустилась тишина, и оба, не проронив ни звука, встали и бросились из укрытия в воронке.

Они добежали до огневой точки за несколько больших шагов, но в эти моменты Генри чувствовал, что каждый солдат германской армии, должно быть, всматривался в него через прицел ружья. Но ему не нужно было волноваться. До конца даже не понимая этого, он и канадский сержант выбрали правильный момент. Как и предполагал Генри, немцы не установили сзади ни одного пулемета, которые бы брали под прицел заднюю стену укрепления, охраняя тем самым подход к тяжелой входной двери, встроенной в толстую бетонную стену. Кроме того, пулемет, который был нацелен непосредственно на двоих людей, когда они выбрались из своего укрытия, перезаряжали, а другой не мог сразить их очередью на таком близком расстоянии.

Низко нагнувшись к отверстию для ствола пулемета, Генри быстро вытащил чеки из двух гранат и бросил их одну за другой вовнутрь укрепления, а с другой стороны сержант сделал то же самое.

Крики ужаса раздались изнутри огневой точки, но они продлились только несколько секунд, прежде чем сильный взрыв четырех гранат сотряс землю там, где согнувшись лежал Генри, а из узких щелей для пулеметов с обеих сторон укрепления повалил дым.

После этого сражения армейские статистики подсчитают, что один пулемет германской армии стоил двадцать тысяч потерь в рядах войск союзников, но на этот раз смерть была обращена на команду немецких пулеметчиков.

– Славно сработано, сержант. Теперь разберемся вот с этой точкой. – Генри показал пальцем в направлении следующего укрепления, спрятанного среди развалин стены, которая когда-то определяла границы полей какого-то фермера из Фландрии.

– Зачем на этом останавливаться? – Канадский сержант чувствовал радостное возбуждение от их успеха. – Если так пойдет и дальше, мы сможем многих вывести из строя.

Это были его последние слова. Меньше чем через минуту он лежал убитым в вязкой вонючей грязи. Генри Росс лежал рядом с ним, задыхаясь от боли.

Майор Росс тщательно отметил точное положение каждого немецкого огневого укрепления, нацеленного на тот рубеж, который недавно удерживали австралийские войска. Единственное, чего он не знал, что совсем недавно были проложены новые окопы, соединяющие многие укрепления. Их соорудило новое пополнение новобранцев, которые недавно были переброшены из Германии. Выстрелы, которые уложили австралийца и канадца, произвели в первый раз в порыве гнева молодые немцы, которые пристально вглядывались через укрепления за ходом этой хитроумной операции.

Глава тринадцатая

Великобритания, 1916 год

На столе большого офиса в здании Верховного суда в Джефферсон-Сити, штат Миссури, несколько минут звонил телефон, но никто не обращал на него внимания. После некоторых раздумий трубку снял, хмурясь, судья Родерик Маккримон. Судья работал над запутанным делом о правах на землю, на которую претендовали две стороны со времен Гражданской войны, в нем фигурировали бывшие рабы и рабовладельцы, и исход дела получит широкую огласку. Все нужно было тщательно проверить, а Маккримон славился как дотошный судья, и сейчас он был недоволен тем, что его прервали. Он ведь сказал секретарю, чтобы его не беспокоили ни по какой бы то ни было причине.

– Алло! – Резкий ответ Родерика Маккримона на звонок выдавал его раздражение.

– Я позвонил не вовремя, Род?

Голос в телефонной трубке заставил судью автоматически вытянуться, и все его раздражение было позабыто.

– Господин президент! Простите, сэр. Я просто работаю над судебным разбирательством, которое мне поручено, и должен подготовить все до понедельника, а сегодня – уже четверг.

– Дело очень важное?

– Оно не внесет изменений в историю Соединенных Штатов, но для обеих сторон, вовлеченных в него, оно важное.

– Понятно, но имей в виду, мне нужно видеть тебя здесь, в Вашингтоне. То, что я намерен поручить тебе, может внести перемены в историю нашей страны. А что, если ты передашь это дело кому-нибудь?

– Я мог бы… – Родерик Маккримон был заинтригован: что могло произойти столь важное, что президент Вилсон хочет, чтобы он все бросил и поехал в Вашингтон. Он знал президента много лет. Вилсон был его наставником в юриспруденции, когда он изучал закон в Принстоне. Родерик Маккримон также помогал Вудро Вилсону в последней предвыборной кампании. – Вы не могли бы сказать, в чем дело?

– Только не по телефону, но, уверяю тебя, важность этого дела для Америки трудно переоценить, во всяком случае за последние десять лет, и ты или кто-то другой можете оказать стране неоценимую услугу.

У президента Вилсона не было привычки преувеличивать. Скорее он был склонен хватать быка за рога. Если он сказал, что дело важное, у Родерика Маккримона не возникло сомнений, что это действительно так.

– Я передам дело судье Хенвуду и буду у вас завтра, господин президент.

Неделю спустя судья Родерик Маккримон находился на борту трансатлантического лайнера «Мавритания», следовавшего маршрутом Нью-Йорк – Лондон. Его миссия носила личный характер поручения от имени президента США, цель – не что иное, как попытаться убедить правительство Британии снять блокаду с портов Германии и стран, поддерживающих немцев.

Президент Вудро Вилсон по воспитанию и убеждению был англофилом, но он собственными глазами видел ужасы войны, пока жил на Юге во время Гражданской войны. Он был твердо намерен держать Соединенные Штаты в стороне от пожарища в Европе, если это только было в человеческих силах.

Несмотря на эти соображения, американский президент позволил Великобритании и ее союзникам получать жизненно необходимые предметы потребления из Америки и хотел, чтобы его соотечественники добровольно поддерживали сторону Британии. Однако блокада германских портов целила прямо в карман хлопководов из южных штатов, и они жаловались. Если они поднимут шум, ненадежная волна американского общественного мнения, возможно, повернется против союзников. Президент Вилсон очень хотел не допустить этого.

Это дело не могло идти по официальным каналам, нужно было думать о том, чтобы не оскорбить чувства немцев и жителей Соединенных Штатов немецкого происхождения. В тысяча девятьсот шестнадцатом году намечались перевыборы президента, и все говорило о том, что это будет соревнование соперников с равными силами. Вудро Вилсон не мог допустить, чтобы от него отвернулась хоть одна группа многонациональных соотечественников. Родерик Маккримон был облечен высокой степенью доверия – он ехал в Лондон, чтобы попытаться найти удовлетворяющее обе стороны решение проблемы, хотя и не очевидной для непосвященных.

Прошло почти сто лет с тех пор, как Хью и Роберт Маккримоны, прадед и дед Родерика, уехали с берегов Великобритании, и Родерик Маккримон был первым представителем семьи, вернувшимся туда. Он с большим интересом рассматривал многолюдный порт Саутхемптон, наблюдая, как буксиры вели огромное судно «Мавритания» вдоль мола. Он знал историю отъезда своего деда из Гленелга, потому что сын основателя американской ветви семейства Маккримонов вел дневник до дня своей смерти в бою во время Гражданской войны. В переплете из прекрасной кожи дневник теперь занимал почетное место на книжной полке в доме Родерика Маккримона в Озарке, на ранчо, в Миссури, где когда-то поселился Хью Маккримон.

Когда вдоль мола подкатили закрытые сходни, чтобы соединить корабль с берегом, безупречно одетый молодой человек был препровожден на борт и его проводили до каюты Родерика Маккримона. Это был Ричард Кобхем, личный секретарь британского премьер-министра Герберта Асквита.

Удобно развалившись на кожаной обивке заднего сиденья «ролс-ройса», по дороге в Лондон Ричард Кобхем ввел американца в курс дела относительно военных действий в Европе. Рассказывать было особенно нечего. Твердо окопавшись на своих сильных линиях защиты, две великие армии стояли лицом к лицу и наблюдали друг за другом через нейтральную полосу, свидетельницу беспрецедентного кровопролития, всю изрытую воронками от снарядов.

Когда повествование Ричарда Кобхема было закончено, у Маккримона сложилось впечатление, что война оборачивалась тяжелыми последствиями для некомпетентных британских генералов и их до абсурда самоуверенных французских союзников. Обе эти армии, казалось, несли потери, равные целому поколению британцев и французов.

Когда он позднее попытался выразить это мнение премьер-министру Асквиту, британский лидер согласился, что потери были чрезвычайно большие, но он решительно отверг обвинение в некомпетентности военного командования.

– К сожалению, мы с немцами равны по силе друг другу, и что касается военного флота – тоже. Однако, если страна с огромными ресурсами как в производстве вооружения, так и в военной силе выступит на нашей стороне, будет перевес, и в этом случае война подойдет к концу, многие сотни тысяч жизней будут спасены.

– Под «страной с огромными ресурсами», я полагаю, вы подразумеваете Соединенные Штаты Америки?

Британский премьер-министр позволил себе бледную улыбку.

– Во всяком случае, это довольно точное ее описание, не так ли?

– Президент Вилсон видел ужасы войны собственными глазами, еще ребенком в Джорджии и Южной Каролине. У него нет ни малейшего желания войти в историю как президент, который посылал свою молодежь умирать в чужой стране. Это ваша война, а не наша, премьер-министр.

– С грустью не могу согласиться с вами, мистер Маккримон. Мы сражаемся в этой войне от имени всех, кто ценит целостность государств, соблюдение приличий, правовых норм и принципов, на которых основана наша цивилизация. И мы платим очень высокую цену за эти принципы. Я уверен, что мы вправе ожидать и от других некоторых жертв.

– Вы просто выражаете свою точку зрения, премьер-министр. Многим людям в моей стране – большому количеству избирателей, – чужды подобные эмоции. Они выдвигают равнозначные аргументы относительно вступления в эту войну Германии.

– Такие аргументы потерпят крушение в любой стране, которая не поддерживает германскую агрессию с каждой проходящей неделей. Хан проявляет все больше и больше свой настоящий характер. Ну, вы ведь сами знаете, что, если бы ваш президент не выразил очень сильный протест, немцы бы до сих пор топили гражданские пассажирские суда, неся смерть невинным женщинам и детям. Эти акции недостойны честной нации.

– Пулеметы вычеркнули слово «рыцарство» из словаря войны, премьер-министр, но, поскольку вы заговорили о войне на море, я должен сказать вам, что нахожусь здесь по просьбе президента Вилсона для обсуждения именно этого вопроса. Опасаюсь, что действия именно вашей страны причиняют ему большое беспокойство.

Премьер-министр Герберт Асквит молча кивнул головой. Он догадался, что эта неофициальная встреча потребовалась для того, чтобы обсудить блокаду Великобританией портов, контролируемых Германией. Америка традиционно чутко откликалась на вмешательство Британии во все, что касалось морской торговли. В прошлом столетии это было одной из главных причин войны между ними. Он также понимал, как важно было держать Германию на голодном пайке, это очень сильно может повлиять на то, победят или проиграют страны, вовлеченные в войну.

– Ваша морская блокада европейских портов вызывает большое недовольство наших хлопководов. Я думаю, не будет преувеличением сказать, что, если вы не отмените эмбарго, экономика Юга рухнет, вызвав тем самым большие трудности для десятков тысяч людей, как белых, так и черных, что повлечет за собой очень серьезные последствия для правительства Соединенных Штатов.

– Я понимаю, мистер Маккримон, и отношусь с глубочайшей симпатией к вашему народу. К сожалению, мы ведем самую жестокую войну, какую только знал мир. Мы должны победить в этой войне, иначе жизнь наших народов, ваша и моя изменятся решительно и бесповоротно. Те неудобства, которые испытывают ваши производители хлопка, – ничто по сравнению с тем, что может произойти, если победят Германия и ее союзники.

– Производителям хлопка совсем не интересно то, что может произойти. Они беспокоятся о сегодняшнем дне. Они несут денежные потери, премьер-министр, огромные денежные потери. Именно это для них сейчас важнее всего.

– Позволю напомнить вам о положении, в котором Британия и вся остальная Европа находились во время Гражданской войны, о которой вы упомянули. Соединенные Штаты установили блокаду в портах конфедератов и прекратили поставки хлопка в Англию. В результате люди, занятые на хлопкоперерабатывающих фабриках – сотни тысяч людей, – оказались без работы в течение всей войны, которую не они вели. Великобритания не стала создавать политический прецедент из-за такой блокады, мистер Маккримон.

– Я не сомневаюсь в правильности ваших аргументов, премьер-министр. Просто я не могу не указать на то, что люди, которые пострадают от вашей блокады, в моей стране имеют большое влияние, настолько большое, что это может сказаться на результатах выборов президента в будущем году. И если какой-нибудь кандидат объявит о своем намерении прекратить весь экспорт в Великобританию до тех пор, пока вы не снимете свою морскую блокаду, это может оказаться достаточно популярным ходом, чтобы обеспечить пост президента. Президент, выбранный на волне таких обещаний, наверняка будет представлять опасность для вашей страны.

– Вы выдвинули аргумент, который стоит обдумать, мистер Маккримон. Я очень благодарен президенту Вилсону за то, что он именно вас отправил в Лондон. Мне необходимо обсудить вопрос о блокаде с моим кабинетом, и у меня нет сомнений, что мы сможем придти к решению, которое удовлетворило бы ваших производителей хлопка и поставило в тупик наших врагов.

Неожиданно улыбка Герберта Асквита наполнилась теплотой.

– Мой личный секретарь сообщил мне, что ваша семья имеет корни на Западном побережье Шотландии, в Гленелге, вы там были когда-нибудь?

Родерик Маккримон покачал головой.

– Это мой первый визит в Великобританию.

– Гленелг – прекрасная часть Британии, мистер Маккримон, возможно, самая прекрасная. Я устроил так, что Ричард отвезет вас туда, просто на пару дней. Вы не будете жалеть об этом, уверяю вас. К вашему возвращению, надеюсь, у меня будет, что передать президенту Вилсону, и, полагаю, ответ удовлетворит нас всех.

Гарантия минимальной цены, которую давала Великобритания за небывалый урожай в этом сезоне, показалась американским производителям хлопка приемлемой. Соглашение было встречено с большим облегчением всеми теми, кто был заинтересован в американских отношениях. Более того, доказательства важности поддержания близких отношений с Америкой не заставили себя долго ждать.

Германия, все еще уверенная в том, что выиграет войну, вела себя по отношению к Соединенным Штатам с тевтонской надменностью. Несмотря на чувство протеста, которое вызывал у американцев тот факт, что в начале войны Германия топила гражданские торговые суда, немцы возобновили свою компанию использования оружия в виде дистанционно управляемых подводных лодок, начиненных взрывчаткой.

В апреле тысяча девятьсот семнадцатого года такая политика пожинала неминуемые плоды. Соединенные Штаты Америки объявили войну Германии. И с этого времени исход войны больше не вызывал сомнений. Выиграет или нет Германия войну, вопроса уже не было, вопрос был в том, когда она потерпит поражение.