Текст книги "Только позови"
Автор книги: Джеймс Джонс
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
– Конечно, нет, сэр! Никто и не просит вас вмешиваться. Я – тем более. Просто мы, кадровые военные, видим, что майор Хоган – замечательный гражданский специалист, всем это известно, но… как бы это получше выразиться… проявляет излишнее рвение.
До чего смешно, когда накрутишь себя и начинаешь говорить по-ихнему, на их языке. То же самое вроде скажешь, но – иначе, не впрямую. И гляди в оба, чтобы не переборщить, а то попадешься.
Стивенс улыбнулся, потом невольно засмеялся, но, спохватившись, даже покраснел немного и закашлялся.
– По всему видно, что майор Хоган – не из кадровых военных, – постепенно нажимал Уинч. – И подхода к кадровым у него нет.
– Ваш Лэндерс тоже ведь не из кадровых, не так ли? – возразил полковник.
– Так точно, сэр, не из кадровых. Зато три с половиной года в колледже проучился, и поэтому тоже жалко его гробить. Да и обстрелянный уже, не то что призывники. Сам, кстати, в армию записался, не по набору.
– Даже и не знаю, что с ним делать, – сдвинул брови полковник. – Из колледжа, доброволец… Тем более мог бы воздержаться от выходок. Особенно в такое время. – Он испытующе поглядел на Уинча.
– Да он, пожалуй, и не знает, что готовится что-то особенное, сэр.
– Знает, все знают. Даже моя жена. – Полковник закусил губу, но затем сдержанно рассмеялся. Однако глаза у него посерьезнели. – При мне в госпитале только два суда было, и оба дисциплинарные.
– Понимаю, сэр, но есть и другие способы. Вы могли бы, например, разжаловать его в рядовые.
Стивенс поставил пустой бокал на стойку. Уинч тут же сделал знак бармену-военнослужащему подать еще. Полковник приподнял руку и отрицательно помотал головой. Уинч тем не менее кивнул бармену: давай, мол, неси.
– Охотник найдется, если вы не хотите, сэр.
– Вы-то сами не употребляете?
– Нет, сэр, не могу, – сказал Уинч, расплывшись. – Врачи запретили. В таких случаях обычно говорят: не тянет. Не верьте. Тянет, еще как тянет!
Старик негромко фыркнул.
Бармен принес бокал, но Уинч отступил на шаг и сделал жест в сторону зала. Помещение уже заполнялось офицерами, становилось шумно и дымно.
– Я не задерживаю вас, сэр? Мне не хотелось бы отвлекать вас. – Уинч врал без зазрения совести.
– Нет, нет, продолжайте, – сказал полковник. – Я готов выслушать ваши доводы.
– Особых доводов и нет. Я просто думал, что вы можете разжаловать его – и дело с концом. Он – сержант, я сам его представлял. Был у меня ротным писарем… Пока батальонный не увел его и не сделал своим сержантом по связи. – Уинч осклабился и не то чтобы подмигнул полковнику, но едва заметно сощурил на миг глаз так, чтобы не понять, подмигивает он или нет. – Как раз за несколько дней до того, как его ранило. Батальонный даже не успел повысить его.
– Боюсь, что у меня нет такого права, – неуверенно произнес полковник. – Я не командир части, а начальник госпиталя. Раненые в моем подчинении временно. Надо обращаться в Вашингтон.
– И все-таки это лучше, чем военный суд, сэр.
– Да, пожалуй, – согласился Стивенс с улыбкой. – Но в чем идея? Я что-то не улавливаю идеи, мистер Уинч.
– Нет у меня идеи, сэр. Просто хочется спасти парня. – Уинч помолчал, рассматривая свой бокал с грейпфрутовым соком и кубиками льда. – По правде говоря, несколько странно, что первый лейтенант, который был втянут в драку, не счел нужным предъявить обвинение.
Стивенс пристально смотрел на него.
– И в самом деле, странно, вы правы. Он действительно ничего не предпринял. М-да…
– Вы его не вызывали, сэр?
– Что? А-а, нет, не вызывал. Пожалуй, надо это сделать.
Уинч выпил до дна набивший оскомину сок и, поставив бокал, сказал, глубокомысленно уставившись в одну точку:
– При сложившихся обстоятельствах… это вы неплохо надумали, сэр.
На том они и покончили. Уинч в точности знал, когда надо закрыть тему. Полковник сам пообещал, что завтра же поговорит с лейтенантом. Потом сказал с хитроватой усмешкой:
– Знаете что, Март? Я хотел бы иметь такого командира, как вы. Одно время у меня был такой.
– Благодарю вас, сэр. Это очень великодушно с вашей стороны, – сказал Уинч и, по крохам собрав все свое смирение, которым в их глазах должны обладать такие, как он, вложил его в обаятельнейшую и почтительнейшую улыбку. Единственное, о чем он подумал в этот момент, – как бы поскорее выкатиться отсюда к чертям собачьим.
– Вы никогда не пробовали получить офицерское звание? – поинтересовался полковник.
– Нет, сэр, не пробовал. А сейчас, наверно, здоровье не позволит, – сказал он бодро. – Ну, получу второго лейтенанта, и будут меня шпынять кому не лень. А сейчас я шпыняю.
Стивенс засмеялся.
– Пожалуй, вы правы.
– Я тоже так думаю. – Уинч старательно держал лучезарную улыбку.
Выйдя из клуба, он побрел под моросящим зимним дождичком к своему малолитражному «доджу», затерявшемуся посреди большой заасфальтированной стоянки, только что разбитой у клуба. Он был измочален, как после футбольного матча. Колени у него дрожали. Он включил дворники и сидел, не двигаясь, счастливый, что не надо улыбаться и изображать жизнерадостность. Огни из окон клуба поблескивали на мокром асфальте и язвительно переливались в каплях на ветровом стекле, обещая покой и уют, от которых он только что сбежал. Уинч давно не чувствовал себя таким опустошенным. Чего бы он сейчас не дал за полпорции виски!
Идя к машине, он с удовольствием подставил лицо дождю, но внутри машины было промозгло и зябко, и он поежился от холода, хотя на нем была теплая офицерская куртка от портного за сто пятьдесят долларов, а на голове – пилотка, которая теперь была положена по уставу. Уинч с сожалением вспомнил о довоенных походных панамах с полями, такая очень пригодилась бы в дождливую погоду. Куртка была в меру длинная и, конечно же, модного зеленого цвета. «Додж» через своих знакомых устроил ему Джек Александер, в Люксоре он держал скромную, но приличную квартирку тоже благодаря старому махинатору, и скоро туда придет Кэрол Файербоу. Нечего тратиться на дерьмовую гостиничную роскошь, бурчал Джек Александер, денежки надо откладывать. Иначе разве поднимешь какое дело?
Уинч включил зажигание, печку и поехал к себе. В комнатке он сразу же выпил два стакана белого вина, остававшегося в бутылке, и, не раздеваясь, скинув только куртку, лег на кровать и моментально уснул.
Его разбудил резкий телефонный звонок. В голове у него все перепуталось: ему показалось, что звонит полевой телефон, что его вызывает с батальонного КП подполковник Беккер. Он залег со своей ротой на открытой местности, и по ним били вражеские минометы. За коим дьяволом он понадобился батальонному, чем тот им поможет? С КП рота даже не просматривается. Уинч видел, как впереди и позади лопаются мины. Он привстал на одно колено и, махая рукой, надрывно вопил и матюгался: «Выводи людей отсюда, мать твою так! Быстрее, быстрее! Ослеп, что ли? В вилку берут. Выводи!» Уинч стиснул зубы, чтобы не закричать, и, спустив ноги с кровати, огорошено глядел на обыкновенный телефон на тумбочке как на что-то непонятное и чужое, но видел залегшую, зарывшуюся в грязь роту и бойцов – они оглядывались и испуганно ворочали белками глаз, ожидая от него подмоги.
Кашлянув, чтобы не сипело в горле, Уинч взял трубку и отозвался. Это был Джек Александер.
Уинч все-таки не закричал, совершенно точно не закричал. Раз он сдержался и не закричал, раз эти слова не вырвались у него, он не выдал себя, раз он никому не скажет об этом и никто ничего не узнает – значит, все будет в норме, абсолютно в норме, уверял себя Уинч.
– Ну? – спросил он отрывисто, резче, чем хотел.
– Чего на людей кидаешься? – прохрипел голос. – Звоню, чтобы поздравить. Не знаю, что ты там наплел Старику, но он купился.
– Вытянул из него обещание поговорить с тем лейтенантом. Только и всего.
– Да, знаю, но я не о Лэндерсе – о тебе. Звонит мне домой – мы с ним все время на проводе, – прямо заливается. – Голос Александера звучал суховато. – Такого парня поискать, говорит.
– О себе я не говорил, – возразил Уинч.
– Само собой, я не стал его разуверять, – неуклюже подначивая, проскрипел голос.
Уинч едва сдерживался.
– Молодец, что не продал. Ценю.
Александер, однако, не стал терять время на шуточки.
– Завтра же вызову лейтенанта. Будем с ним говорить. Похоже, твоему Лэндерсу поблажка выйдет.
– Главное, чтоб Хоган взял назад обвинения.
– Майор не в счет, не волнуйся. Он из шкуры вылезет, чтоб только угодить Старику. Если Стивенсу вдруг дерьмо понадобится, он первым штаны спустит.
– Тогда, значит, обойдется?
– Похоже на то. Слышь, ты сегодня в городе будешь? У меня, понимаешь…
– Вообще-то я не собирался… – протянул Уинч.
– У меня тут двое штатских будут, – сказал Александер. – Важные шишки. Тебе полезно бы познакомиться с ними.
– Не знаю, смогу ли. Но я постараюсь.
– Постарайся. Перекинемся в покеришко в «Клэридже». У обоих крупные связи – сенаторы и прочие шишки. – Александер, видимо, догадывался, что Уинч не приедет, но считал своей обязанностью изложить все как есть. – В любом разе завтра поговорим.
Трубка замолчала.
Уинч сидел, уставившись на телефон. Мучительные картины во сне, уже знакомые до мельчайших подробностей, были так же реальны, как и только что состоявшийся разговор. У него не было никакого желания ехать в «Клэридж» и видеться с Александером. Его снова охватило чувство опустошения, оставляя во рту кисловатую горечь, как от старого медяка, который пробуешь на зуб. В такие моменты ему хотелось быть только с Кэрол.
Рубашка и брюки помялись от спанья, но он не стал переодеваться и надел только китель. На улице по-прежнему лил дождь.
До Люксора было миль тридцать пять. По скользкой старой бетонке около часу езды, потому что ехать надо осторожно, всматриваясь сквозь мерное качание дворников в белеющую ленту дороги. Параллельно довоенному по господряду прокладывали новое, асфальтовое шоссе. Вместе они образуют четырехполосную магистраль для переброски людей и техники из Кэмп О'Брайер на железнодорожную станцию в Люксоре. Уинч вел машину, стараясь ни о чем не думать – ни об Александере, ни даже о Кэрол.
Верно он подсказывает, чего и говорить. Денежки они загребают вроде обыкновенно, без обмана и мошенничества. Точно так же, как любой деляга средней руки, орудующий по федеральному заказу. Главное тут – связи, знакомства с нужными людьми. Иметь блат и в нужный момент располагать нужной информацией. Быть в курсе того, где и что покупать, куда вкладывать капитал. Иногда, совсем не часто, приходится и дать кому-то, не без этого. Чтобы маневрировать, всегда нужно иметь наличные. Один поставляет кока – колу для окружных военных магазинов, другой пиво «будвейзер», третий занимается транспортировкой того и этого.
Все это с предельной четкостью изложил Уинчу Д. К. Хоггенбек. Покупай пивную или бар, настоятельно советовал он. Пить будут всегда. Хоть бум, хоть депрессия, хоть геенна огненная, хоть потоп. Все равно будут. Но чтобы купить бар, нужны большие деньги. Джек Александер – тот человек, который умеет добывать такие деньги, поэтому Дока и определил Уинча в Килрейни. У Джека связи, он знает, кто есть кто, и что к чему, тоже знает. И Уинч понимал, что советы Джека – верняк.
Советы его сводились преимущественно к тому, что надо откладывать каждый никель, который попадает в руки. Если у тебя есть наличные, их можно пустить в оборот, как только подвернется случай. Там одно купишь, там войдешь в долю, там ссуда, там акция – глядишь, и наберется на бар, потом на другой, и будет что чиновнику сунуть, который устраивает тебе лицензию на продажу спиртного, и за саму лицензию заплатить хватит, хотя недешево она стоит, ох, недешево. Вот, в сущности, и все. Ничего сверхъестественного. Но Уинчу не хотелось этим заниматься.
Александер, видно, догадывался, что причина – женщина. Он ничего не знал о Кэрол и не хотел знать. Он ни о чем не расспрашивал Уинча. Ему было достаточно самого факта. Отчего бы еще Уинч стал просаживать денежки ну точно матрос – забулдыга, сошедший на берег после плаванья. А кто она – Александера не интересовало.
– Пожалеешь, – скрипуче предупреждал он. – Сейчас самое время вкладывать. Подходящие операции подворачиваются. Скоро таких не будет.
Уинч обыкновенно разводил руками и божился, что в следующий раз он наверняка будет при деньгах. Наступал следующий раз, Александер добросовестно сообщал, что открылось выгодное дельце, а Уинч так же чистосердечно признавался, что денег нет.
– Юбка того не стоит, – флегматично комментировал Александер.
Уинч и сам знал, что не стоит. Ни одна женщина того не стоит.
– Если б не Дока, давно бы махнул на тебя рукой, – брюзжал Александер. – Как хочешь, так и крутись.
Уинч знал, что Александер так бы и сделал, если б, очевидно, не старый должок Доке за какую-то услугу. Долг платежом красен.
Уинч не покупал Кэрол ни мехов, ни бриллиантов. Ему и в голову не приходило делать дорогие подарки, да и не был он без ума от нее. Он уже предвидел, чем у них кончится.
Чего он не знал – так это куда расходятся деньги. Вернее, знал, потому что сам и тратил их. Он не шиковал, ему просто хотелось, чтобы все было на уровне, легко и удобно для обоих. На таком уровне, когда сходятся по-людски, пристойно, хотя сам Уинч ни за что не употребил бы это слово, потому что никогда не думал об их отношениях в таком разрезе.
Если копнуть поглубже, то вырисовывалось еще одно обстоятельство, а именно: Уинчу было и правда наплевать на Александеровы предложения. В глубине души он радовался, когда мог чистосердечно сказать тому, что у него нет денег для проворачивания того или иного дельца. Радовался, что у него нет такой суммы. А раз так – почему бы не потратить то, что есть, на Кэрол и все остальное, даже не ожидая ничего взамен?
Привлекательная она девушка, Кэрол, очень даже привлекательная в своем роде, думал Уинч, всматриваясь поверх руля в дождливую темень за качающимися дворниками. Думал помимо воли, потому что, садясь в машину, твердо решил ни о чем не думать.
Интересно, есть хоть одна женщина, у которой на крючке не было бы мужчины, своего собственного мужчины? Наверняка нет. А если есть – единицы. Бабы – они такие же, как мужики. Им страшно остаться одним, без никого. Вот и цепляются за любого, кто под рукой, пока не подвернется другой, более подходящий. Поэтому самый верный способ отбить женщину – угадать момент, когда она разочаруется в своем возлюбленном, которому она, может, больше не нужна (так же, как и он ей), но он не знает этого и спохватывается, лишь потеряв ее. Однако разочарованные попадаются редко. Такие, чтобы порвали с кем-то и были действительно свободны и одиноки на какое-то время. У разочарованности, как правило, короткий срок – месяца три самое большее. Потом женщина обязательно находит нового. Главное – угадать этот момент, точно выйти на цель и не терять времени. Тогда попадание обеспечено. В свое время, когда женщины на самом деле что-то значили для него, Уинч был мастак по части попадания.
Однажды Кэрол призналась, что у нее есть друг. Они были в номере «Клэриджа» – Уинч еще не устроился с квартирой. Она лежала на постели и глядела в потолок.
У Кэрол было восхитительное, юное, не изношенное годами тело: маленькие груди, упругие бедра, гладкий живот.
Уинч почувствовал напряженность в ее молчании.
– У меня есть жених, вернее, друг… ну, знакомый еще по школе… – проговорила она запинаясь.
Чутье подсказало Уинчу, что она ждет, как он отнесется к ее признанию. Пробный шар. Опершись на локоть, он смотрел на нее. Кэрол бросила на него мимолетный взгляд и снова принялась старательно изучать потолок, никак не попадая косящим глазом в точку.
– Скажи, ты когда-нибудь в публичном доме был?
Уинчу стало смешно.
– Я? Конечно, был. Много раз.
– Он тоже часто ходит.
Уинч задумался. Он никак не мог сообразить, почему он не испытывает ни ревности, ни досады, а, напротив, получает от разговора своеобразное удовольствие.
– Может, он больше говорит, чем делает.
– Зачем?
– Рисуется.
– Хочешь, я тебе расскажу о нем? – спросила она.
– Давай, рассказывай.
В тот раз и потом Уинч многое узнал о «друге» Кэрол. Она встречалась с ним еще со школы. Он у нее второй. Кто был первым – это тайна, пусть так и останется тайной. А с ним она притворилась, будто она девушка, и он, кажется, ни о чем не догадался. Один раз, еще в школе, она его бросила – увлеклась одним студентом, он гораздо старше был. Потом они возобновили отношения. На Западную территорию ей посоветовал поехать этот студент, он сам на актера учился, только в другом месте. Через некоторое время к ней туда приехал ее друг. Сначала он хотел поступить в Миссисипский университет, в Оксфорде, но потом узнал, что может изучать управленческое дело и на Территории. Все уверял, что не может без нее жить. На Территории они дважды серьезно ссорились, и она уходила от него, но затем снова возвращалась.
У него вообще масса проблем. По традиции в их семье все учились в «Старой Мисси» – в Миссисипском университете. Когда он решил поехать к ней, ему пришлось выдержать настоящий бой: родители были против. Но он такой самостоятельный и упрямый, правда, немного ограниченный, есть в нем что-то провинциальное. То самое, что она вообще в Люксоре терпеть не может.
Оба раза, когда они ссорились, у нее были романы. На втором курсе она втюрилась в одного выпускника, а недавно, на предпоследнем, одно время встречалась с женатым преподавателем английского языка и литературы. Это, конечно, не могло долго продолжаться, и она возвращалась к старому другу. И оба раза он прощал ее, даже не расспрашивал ни о чем – как настоящий джентльмен. Ей даже обидно было, даже отчасти хотелось, чтобы он не прощал. Он настаивал, чтобы они поженились, как только окончат колледжи и он поступит на службу в какую-нибудь фирму. А ей пока не хочется. Они даже формально не помолвлены. Она отказалась: очень уж он грубый, особенно когда выпьет. Тогда вот и начинает свои россказни о хождениях к проституткам.
В тот первый вечер, рассказывая в постели Уинчу свою любовную историю, Кэрол вдруг закраснелась до плеч. Однажды на вечеринке, когда ее друг напился, начал ревновать ее, придирался ко всем и кончил тем, что завалился где-то спать, она назло ему флиртовала с одним мужчиной, он без дамы пришел, а потом они потихоньку вышли из дому и она отдалась ему в машине.
– Я об этом никому еще не говорила.
– Не волнуйся, дальше меня не пойдет, – успокоил ее Уинч.
– Не хочу я быть стандартной красавицей-южанкой, не по душе мне это, – вздохнула Кэрол. – Но, наверно, такая я и есть.
– Ты самая прелестная красавица-южанка, – сказал Уинч, выделив эпитет.
Она подняла с подушки голову и критически оглядела свое обнаженное тело.
– Но не такая, как женщины на литографиях времен Мятежа, отнюдь.
Это происходило в середине ноября. Вскоре после этого жених написал Кэрол, что на День благодаренья он приедет домой. Несколько дней она не сможет встречаться с Уинчем, может целую неделю не сможет. Пусть он только не сердится и не обижается. И ревновать не нужно: это не повлияет на их отношения.
Уинч улыбался.
– Хорошо, не буду. У меня как раз сейчас до черта работы.
– А ты не будешь скучать без меня?
– Нет, не буду.
– Ты порядочная дрянь, Март Уинч, – засмеялась Кэрол.
– Ну, может, буду. Немножко.
– То-то! Забыл, что имеешь дело с красавицей-южанкой.
Когда они встретились после праздника, Кэрол первым делом сообщила Уинчу новость. Ее жених сказал, что у нее появился любовник.
– Откуда же он узнал? – весело справился Уинч.
– Сказал, что догадывается по моему поведению. Мне было так хорошо! Ну, я, конечно, все отрицала.
То же самое повторилось через месяц. Жених приезжал домой на рождественские каникулы. Она долго не сможет с ним встречаться, недели три. К этому времени Уинч уже снял квартиру.
– Я, конечно, попытаюсь сбежать к тебе разок – другой, – обещала Кэрол.
– Если не получится, не беда, – успокоил ее Уинч. Он уже приступил к своим обязанностям в Кэмп О'Брайере и действительно был занят.
Определенного мнения о Кэроловом женихе он так и не составил. Скорее всего, он типичный молодой человек из богатой южной семьи, воспитанный и незлобивый, хотя и бабник. Уинч не завидовал тому, что он женится на Кэрол – если она пойдет за него. Впрочем, Уинч был убежден, что рано или поздно пойдет. Чем-то парень был даже симпатичен ему.
– Он надеется, что я заменю ему мать, – обронила как-то Кэрол. – А с другой стороны, ему хочется иметь собственную проститутку.
– Одно из двух: или мать, или проститутка.
– Вот и я говорю!
Странное дело: Уинч не испытывал ни капли ревности. Он не думал о том, чем они занимаются в праздники. Ему не досаждали картины их постельных утех. Он был рад, что получил передышку. Как неожиданный отпуск.
Может, просто сказывался возраст и его физическое состояние. Да нет, не то… Он ни с кем давно уже не переживал такого подъема, такой полноты ощущений, как с Кэрол. Она была способной и активной ученицей. Им было замечательно вместе.
Чего еще нужно мужчине в его-то годы?
Вдруг перед глазами Уинча взрывом расцвело видение: незнакомая местность и его бойцы, тяжело и испуганно ворочающие белками глаз, и тут же видение безгласно пронзил его истошный вопль: «Выводи людей, мать твою так! Людей выводи!»Уинч закусил губу, руки, лежащие на руле, дергались.
Квартира, которую нашел для него Александер, составляла самую большую статью расходов. Уинчу пришлось дать за нее порядочную сумму, да и квартирная плата была не низкой. Затем шел автомобиль, опять-таки купленный через Александера, и блатной бензин по спекулятивным ценам.
В ожидании приезда жениха на рождество Кэрол начала приставать к Уинчу, прося совета то в одном, то в другом. Это каким-то ненормальным образом будило в нем отцовские чувства. В первую очередь ее вопросы касались положения ее жениха как военнообязанного. До окончания колледжа весной он имел отсрочку от призыва. Его отец договорился с местными властями, что ему выдадут какую-то липовую справку, освобождающую от воинской повинности. А он, ее друг, прямо-таки рвется в армию. Не окончив колледж, хочет идти добровольцем. В рождественские праздники предстояли крупные разговоры.
Уинч посоветовал сказать ее парню, чтобы не рыпался. Чтобы сделал все, чтобы не загреметь в армию. Если же ему очень хочется, пусть папаша пробьет ему офицерское свидетельство, желательно с работенкой в Вашингтоне.
Вдруг на ветровом стекле посреди растекавшихся дождевых капель начала проступать какая-то белая фигура, как на гравюрах у Штейнбена или других знаменитых стеклорезчиков. Она делалась отчетливой, объемной, загораживая Уинча от дороги, тускло освещаемой коротким светом фар. Он, кажется, узнал ее.
Точно, Джеклин, рядовой первого класса Фрэдди Джеклин, числившийся в списках убитых его роты, которая навсегда взяла в осаду его память. Изображение на стекле в точности воспроизводило тот момент, когда Уинч видел его в последний раз. Скользя по реденькой траве, Уинч сбегал с холма по отлогому склону. Прежде чем нырнуть в заросли, перешагнувшие подножие, он обернулся.
Фрэдди упал навзничь, откинув одну руку и изломанно подвернув под себя другую. Голова его запрокинулась, на лице с разодранным ртом и остекленевшими зрачками застыла гримаса нечеловеческого усилия, грудь горбилась, как будто еще хотела набрать воздуха. Уинч не знал, куда его ударило.
Он лежал, выцарапанный на ветровике штрихами, бороздками, насечками, и загораживал Уинчу обзор. Как он ни двигал головой, стараясь заглянуть сбоку, Фрэдди Джеклин двигался вместе с ним. Чего он торчит, проклятый!
Боковым зрением Уинч видел, что машину сносит к краю шоссе. Он попытался вывернуть руль, но не успел: переднее колесо, а за ним и заднее съехало на глинистую, размокшую от дождя обочину. Потом пронзительно заскребли шины, послышался металлический скрежет, машину занесло, и, сползая вниз, она ткнулась бампером в кювет. В наступившей тишине мерно урчал незаглохший мотор.
Машинально протянув руку, Уинч выключил зажигание и откинулся на сиденье, чтобы успокоиться. В первый раз за все время преследующий его кошмар оказал на него физическое воздействие. Призадумаешься.
Потом до него дошло, что он совершенно один, что кругом ни души. По счастью, колеса не увязли, и он, газанув, вытолкнул машину назад. Повреждения оказались незначительными: раскололась одна фара, погнуло крыло и бампер. Можно ехать. До Люксора оставалось пять миль.
Остаток пути он проехал спокойно. Фигура Джеклина больше не появлялась, как будто удовлетворясь содеянным. В центре, неподалеку от «Пибоди», Уинч поставил машину у частного дома, где снимал квартиру, и по наружной лестнице быстро поднялся под дождем к себе на второй этаж.
Когда он вошел, Кэрол отложила книгу и встала с места. Повсюду был зажжен свет: он не терпел полутьмы. Кэрол была одета, потому что не любила ходить неглиже и ей нравилось, когда он раздевает ее. Она протянула ему руки навстречу – свежая, юная, как в сказке.
– Что-нибудь случилось? – спросила она, тревожно вглядываясь в его лицо.
Он ничего не ответил и жадно ткнулся лицом в ее теплое гладкое плечо.
Ничего, – едва-едва выговорил он. – Не надо ничего говорить. Пожалуйста, не надо.