Текст книги "Только позови"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 31 страниц)

Стрейндж пристально посмотрел на Линду, но она упорно не поднимала глаз.

– Нет, – соврал он.

– Извини меня. Мне, правда, жаль, что все так получилось. Но это не меняет дела.

– Понимаю.

– Ты, наверно, захочешь взять развод?

– Наверно.

Считай, что это расплата или кара какая, так проще, говорил себе Стрейндж. Ему хотелось так думать, но он знал, что это не так. Как ни крути, он гулял с Фрэнсис в «Пибоди» уже после того, как у Линды появился ее подполковник. Правда, на Оаху, когда она уехала, он ходил с ребятами в бардак. И еще пару раз было, когда она приехала и он уже женился на ней. Связались по пьяной лавочке с какими-то дешевками, и он потом чуть не помер со страху, боялся, не подцепил ли чего. Все равно, никакая это не кара. Просто война, подлая.

– А деньги со счета я тебе отдам, – сказала вдруг Линда. – Это твои деньги. Там чуть побольше семи тысяч.

– Не нужны мне деньги.

– Как хочешь. Я лично к ним не притронусь. Отдам отцу, и все. Лучше возьми.

– Ладно.

В уши опять полезла какая-то чепуховая песенка. Оркестр играл «Как высока луна над нами». Он ее тоже по радио на островах слышал. В исполнении Тоукьо Роуз.

– Ты должен понять меня. Не имею я права на эти деньги.

Стрейндж не слышал ее.

– Ну вот, все вопросы разом и разрешились, – сказал он.

– Что ты собираешься делать? – спросила Линда.

– Операцию, вот что, будь она неладна.

Линда промолчала.

– Поздно уже, пора идти.

– Давай еще разок станцуем, а? Я теперь обожаю танцевать.

– Да нет, не хочется. Правда, – ответил он.

Линда потянулась к нему и погладила раненую руку. Он досадливо отодвинулся.

Но все обошлось, в общем-то, гладко. Они вернулись домой, в ее ситцевую спаленку под утро, когда уже занималась заря, и мирно обсудили как и что дальше – точно два старых, уважающих друг друга партнера, которые в силу некоторых обстоятельств решили разделить дело. Линда выписала на его имя чек, закрыв общий счет и сказав, что начнет новый, и стала укладываться. Стрейндж направился на кухню, чтобы выпить пивка с кем-нибудь, кто уже встал или еще не ложился. Когда он подошел к лестнице, Линда окликнула его.

– Если хочешь, можем лечь вместе.

– Ну уж нет! – в сердцах ответил Стрейндж.

Линда заплакала.

– Да не реви ты, бога ради! Чего ревешь? – сказал он и вышел. Потом, шагнув назад, распахнул дверь.

– Выходит, как я приехал, ты спала и с ним и со мной? Ты соображаешь, что ты делала?

– Я была тебе женой.

На кухне были Линдин двоюродный брат, который собирался в утро на работу, и жена другого двоюродного брата с вечерней смены. Они пили пиво. Стрейндж подсел к ним. Он ни словом не обмолвился о том, что уезжает, да и вряд ли их это интересовало. Стрейндж мельком подивился, почему это братнина жена так припозднилась.

Он был у дверей банка как раз к открытию. Получив чек, он аккуратно убрал его в бумажник. Возле автовокзала купил бутылку виски на обратную дорогу, хотя заранее догадывался, что где-нибудь в районе Нашвилла придется прикупить еще одну. Славненько использовал увольнительные, ничего не скажешь, невесело думал он, залезая в автобус.

От чека на 7140 долларов не сделался тяжелее бумажник и не полегчало на душе. Зато Стрейндж в точности знал, на что пустит денежки, когда приедет в Люксор.

Глава восемнадцатая

Стрейндж нашел Бобби Прелла на небольшой застекленной веранде, где днем отдыхали пациенты ортопедического отделения. Он сидел в инвалидной коляске и раскладывал пасьянс. Два дня назад ему сняли, наконец, гипс с обеих ног, и он целиком был поглощен собой. Однако когда появился Стрейндж, Прелл сразу заметил, что с ним что-то стряслось.

– Что с тобой?

– Со мной? Ничего. А что?

Прелл давно изучил приятеля и чуял неладное. Когда столько времени проваляешься вместе по госпиталям, куда как хорошо понимаешь друга.

Преллу уже сняли гипс, и он был потрясен, в первый раз как следует разглядев свои жалкие, искалеченные до жути ноги. Сразу после ранения временную повязку быстро заменили новой, прочной, так что он лишь мельком видел, что творится с ногами, и это помогало ему меньше думать о том, что с ним будет. Теперь же он не мог не думать, и мысли отнюдь не вселяли радужных надежд.

Высохли как плети – иначе не скажешь. В буквальном смысле кожа да кости сверху донизу. Кожа – дряблая, нехорошая, в мелких струпьях – кое-как прикрывала сросшиеся голени и бедра. Вместо коленей – какие-то неподвижные багровые бугры, а над ними глубокие розоватые шрамы от пулеметной очереди. Представить, что он сможет ходить, – значит зло насмехаться над здравым смыслом. Вдобавок, как только врачи приступили к лечению, снова начались боли. Не такие, правда, сильные, как в поезде, они, тем не менее, мучили беспрестанно.

– Ну как, старик? – приветствовал приятеля Стрейндж, входя на веранду. На лице у него была незнакомая недобрая усмешечка. Она напомнила Преллу, как Стрейндж с треском выгнал из своей команды главного повара – сачка и симулянта.

– Вроде ничего, – ответил Прелл, гадая, заметит Стрейндж, что он без гипса, или нет, и скоро ли. – Опять в Цинциннати мотал?

– Угу, и недаром. Деньжатами вот разжился. – Стрейндж извлек из кармана халата бумажник и, вытащив оттуда большой банковский чек, показал его Преллу.

– Разжился, говоришь?

– Точно. Всласть погуляем теперь.

Прелл присвистнул, когда увидел сумму.

– Жена-то знает? – спросил он, изобразив любопытство. Нет, сам он ни за что не обратит внимание Стрейнджа на свои ноги.

– Жене что! Она дай боже заколачивает у себя на оборонном.

– Да ведь не пустяковина, семь кусков, – сказал Прелл просто для того, чтобы поддержать разговор.

– Еще бы! Вот и пора найти им применение. – Стрейндж помолчал, потом, выпятив грудь, заявил – Лэндерс тебе рассказывал о своих приятелях – морских летчиках, ну тех, которые шикарный люкс в «Пибоди» имеют? Я тоже решил снять такой. Для всех нас.

Прелл недоверчиво покачал головой. Он не узнавал Джонни-Страни. Скряга, каких свет не видывал, вся рота об этом знала. И вот – пожалуйста.

– Как ты считаешь, когда начнешь выбираться в город? – спросил Стрейндж. – Без тебя начинать неинтересно. – Случайно переведя взгляд, он увидел, наконец, что ноги у Прелла без гипса. – Сняли, значит? Совсем? – Он осторожно притронулся к изувеченной, высохшей Прелловой ноге. – Ну и как?

– Хуже некуда, – ответил Прелл, словно не о нем речь. – Говорят, в нашем отделении уже об заклад бьются. Семь на один ставят, что я не смогу ходить.

– Ну и выставят их за милую душу. Я и сам с такими на спор пойду.

– Факт, выставят. Они еще не знают меня, – с вызовом, как истый виргинец, сказал Прелл. – Но все равно лучше подождать пару недель. Да и ставки поднимутся. Девять, а то и десять будут давать.

– Слышь, а что, если подзаработать на этом? – предложил Стрейндж.

– Позаключать пари на выигрыш?

– Конечно. Ты погодишь вставать, будешь лечиться, процедуры там всякие. Сам на поправку, а виду не покажешь. Будто тебе еще хуже. Черт, до двадцати догоним! А я буду принимать пари.

Прелл испытующе смотрел на Стрейнджа.

– И Лэндерса можно подговорить, – сказал он. Его снова поразила перемена, происшедшая с приятелем. Такую махинацию придумать – это больше на Уинча похоже.

– А как насчет остальных наших?

– Да пошли они все, – отрубил Прелл. – Я тебе вот что скажу, Джонни-Странь. Не чувствую я к ним близости. К тем, которых раньше нас сюда привезли. Вроде и не из нашей роты они. Вдобавок чем больше народу, тем скорее проболтаются.

– Это точно, – подхватил Стрейндж. – У меня у самого нету к ним близости. Но с Уинчем-то как быть?

Лицо у Прелла сделалось каменным, а черные индейские зрачки сузились. При одном упоминании об Уинче он опять мысленно представил, как тот стоит, зловредно щурясь, у его койки и нагло заявляет, будто Прелл отделение под пули подвел, и все ради ордена.

– Ни фига этот сукин сын от меня не получит. Я бы ему и в адовом пекле местечка не дал.

– Да брось ты! – передернул плечами Стрейндж.

– Я вообще не знаю, выгорит ли это дельце, – равнодушно продолжал Прелл. Предложение привлечь Уинча испортило ему настроение. Он разом охладел к затее. – Знаешь, лечение ведь долго протянется, месяца три. За это время ребята, с которыми заключишь пари, повыпишутся. Как ты с них получишь?

– Можно ручательство какое придумать или залог. Запечатать его в конверте и хранить у сестры, а то и врача.

– У меня и денег-то нет, – упрямился Прелл, не в силах перебороть недовольство. – Пока ехали, все просадил. А жалованье еще не получил.

– О чем речь, я тебе в долг дам. – Стрейндж помахал чеком и убрал его в бумажник. – Сколько нужно? Я за нас обоих поставлю.

– Могу на тысячу пойти, – согласился, наконец, Прелл. – Это самое малое, что мне выплатят по денежному довольствию.

– Порядок! Я, стало быть, ищу желающих.

– Подожди пару недель. Посмотрим, как у меня пойдет.

– Не-е, я за тебя не волнуюсь. Ну, а когда ты все-таки получишь «добро» на увольнительные?

– Но чтоб без Уинча, – еще раз предупредил Прелл. Потом, помолчав, добавил упрямо: – Если хочешь знать, он даже против меня может играть. Ей-ей, с него станется. Тогда ты принимай, чего бы это ни стоило. А денег я как-нибудь наскребу.

– Вот над Уинчем мне этого не хотелось бы проделывать. Но раз ты хочешь…

Преллу показалось, что глаза у Стрейнджа сделались задумчивыми.

– Смотри не хитри! – сказал он резко. – Если что выкинешь, я все свалю на тебя. Не я буду.

– Да нет, зачем? Так как насчет вылазки в город? Когда сумеешь?

– Откуда я знаю? Лично я хоть сейчас готов, достать бы только складную коляску.

– Ты обязательно должен быть, когда будем обмывать номер. – Он распрямился и добавил, ухмыльнувшись – Знаешь, баб там – навалом. Бери – не хочу!

– Да я охотно, но какие мне сейчас бабы. Что с гипсом, что без, не гожусь ни на что.

– Да, придется потерпеть пока, – сочувственно сказал Стрейндж. – Как у тебя с твоей малолеткой?

– Идет как надо! – оживился Прелл. – Рассказал бы я тебе… Но сопротивление еще не сломлено.

Стрейндж фыркнул и махнул ему рукой.

– Пойду разузнаю насчет пари, а потом гостиницей займусь. Я еще загляну. А ты постарайся раздобыть складную коляску.

Двигая руками колеса, Прелл развернул кресло, чтобы посмотреть вслед Стрейнджу. Как научишься управляться с этой штукой, руки сами работают, и думать не надо. Стрейндж молодчина, что зашел. Но что-то с ним стряслось на этот раз в Цинциннати. Он, Прелл, готов об заклад биться. Но раз Стрейндж не хочет говорить, не надо.

С самим Преллом тоже стряслось, не приведи бог. Не каждый день человеку снимают гипс. А ведь до чего ему хотелось встать на ноги. Особенно хотелось, когда Стрейндж был тут.

Однажды Прелл случайно подслушал, как один калека, которому после высадки в Сицилии отхватили руку и ногу, ставил семь против одного, что к моменту его выписки Прелл не начнет ходить. Бедняга собирался домой месяца через три. Никто не пошел с ним на спор.

В первые дни лечения Прелл был готов втайне согласиться с ним: за три месяца ему не подняться. Кроме того, еще не миновала опасность, что он вообще останется лежачим. Поэтому он и велел Стрейнджу подождать, прежде чем расходовать деньги, хотя внешне храбрился.

Насчет девчонки он тоже не был вполне откровенен со Стрейнджем. Не то чтобы он врал без зазрения совести, однако и хвастать особенно было нечем. Да, она лизалась с ним до умопомрачения, пока он не распалялся. Позволяла Преллу тискать себя, это правда, но больше – ни – ни, а он не очень-то уговаривал ее, так как боялся, что она рассердится и больше не придет.

Звали ее Делла Мей Кинкейд, и было ей семнадцать годков. Отец у нее служил в Австралии в войсках связи, мать работала, потому что денег по аттестату не хватало. Делла Мей готова была переспать с ним, она не скрывала, что давно не девушка. Мешало то, что из-за ног не мог Прелл. Теперь же, без надежных гипсовых повязок, стало еще хуже.

Между тем Прелл понемногу узнавал, до чего удобно, когда ты удостоен Почетной медали конгресса. Каждый, так или иначе, старался тебе угодить. Когда Делла Мей собиралась «почитать» Преллу, санитар отпирал им одну из двух комнатушек у входа в отделение. Он не задавал лишних вопросов, отпирал и уходил. Однако и там она ничего не позволяла.

Ни Стрейнджу, ни кому другому Прелл не хотел признаваться в том, что чем дальше, тем сильнее он начинал тосковать, когда Делла Мей не появлялась в отделении, и с нетерпением ждал ее днем. А последнее время она все чаще и чаще заговаривала о замужестве.

Прелл отдавал себе отчет в том, что главная причина – опять-таки ПМК – Орден ослеплял и околдовывал ее, как и всех остальных. Благодаря ордену и начались их отношения, благодаря ему они и зашли так далеко.

Орден – Прелл представлял себе это слово не иначе как с большой буквы, – так вот, орден творил чудеса. Младший обслуживающий персонал не отказывал Преллу в лишней услуге. Ему приносили особые блюда из госпитального пищеблока, если ему чего-нибудь хотелось. Когда бы он ни попросил, старшая медсестра разрешала ему отлучиться из отделения. Ему даже дозволялось держать у ночного дежурного бутылку виски. Единственным человеком, на которого, судя по всему, орден не действовал, был майор Хоган. Он еще больше невзлюбил Прелла – надо думать, за то, что благодаря ордену Прелл попал в ту категорию людей, на которых не распространялась его, Хогана, власть.

Зато на всех остальных орден действовал. Действовал даже на вспыльчивого, раздражительного подполковника Бейкера. Не боясь уронить себя, главный хирург к этому времени публично признал, что допустил ошибку в прогнозе состояния Прелла. Единственную в своем роде за всю врачебную практику, непременно добавлял он всякий раз. К нему-то и решил обратиться Прелл за разрешением выдать ему складную коляску, потому что идти к майору Хогану – пустой номер.

Прелл знал, что в госпитале есть такие коляски. Незадолго до снятия гипса его уже возили на такой.

Дело было так. Хоган передал Преллу просьбу секретариата полковника Стивенса выступить с небольшой речью на собрании, устраиваемом городской Торговой палатой по случаю выпуска военного займа. Это была именно просьба, не приказ, однако такая, которую не исполнить нельзя. Прелл согласился выступить, и не пожалел об этом – нет ничего проще. Все было сделано за него. За ним прислали машину «скорой помощи» со складной коляской. Какой-то писака из секретариата Стивенса сочинил для него речь. Ему оставалось только разок прочитать ее, а затем выкатиться на сцену зала, где собралась чиновная публика, и наговорить ее в микрофон. Собрание завершилось вечеринкой с коктейлями, и люди подходили пожать ему руку.

После этого торжества у Прелла появилось ощущение, что есть два Люксора, которые существуют бок о бок или, скорее, один над другим. Один – это Люксор его дружков и бесконечных пьяных сборищ в гостиничных номерах и барах. Другой – Люксор благопристойных семейств и бизнесменов, которые ходят в офис и возвращаются домой, к своим женам, покупают облигации военных займов и не подозревают о существовании первого Люксора, а тот в свою очередь ничего не хочет знать о втором.

Теперь, побывав в другом Люксоре и произнеся там речь со складной коляски, Прелл знал оба Люксора. Другой Люксор населяли люди, которые платили налоги, и на эти средства приобретались коляски для инвалидов войны.

Так Прелл узнал, что в госпитале есть, по меньшей мере, одна складная коляска. На другое же утро во время обхода он обратился к подполковнику Бейкеру.

Сначала у подполковника округлились глаза и на худом, в морщинах лице появилось сердитое выражение.

– Увольнительную? Вы хотите увольнительную? Только потому, что кто-то из роты надумал снять в «Пибоди» номер?

– Так точно, сэр! Чтобы отпраздновать.

Позади Бейкера фыркал и кипел от возмущения Хоган.

– Ну, знаете… – раздраженно произнес Бейкер. – И вам, конечно же, нужна складная коляска, верно?

– Совершенно верно, сэр! Такая же, как в тот раз, когда меня возили на собрание по случаю займа.

– И что же вы собираетесь делать, когда вас втащат на лифте в номер? Накачаетесь, и все?

Прелл продумал и такой поворот. Он почему-то решил, что зловредного Бейкера можно пронять, если выложить ему напрямик правду-матку.

– Говоря откровенно, сэр, хочется заволочь какую-нибудь цыпочку.

– Что?!

Хоган прямо-таки побагровел от такой наглости, но Бейкер начал скалиться.

– Я, понятно, не очень в форме. Без гипса не привык еще. Но попробовать можно. Сколько уж валяюсь голодным.

– В вашем состоянии заниматься любовью – все равно, что с шестом прыгать, – заявил Бейкер.

– А я и без шеста. Побаловаться и так можно.

Бейкер против воли оскалился во весь рот.

– А что? Может, парень действительно… заслужил? Пусть себе встряхнется. Ей-ей, заслужил! Майор, распорядитесь, пожалуйста, – заключил Бейкер.

Прелл все еще упивался одержанной победой, когда заявился, притащив с собой Лэндерса, Стрейндж. Он похвастался новенькой чековой книжкой и толстой пачкой денег. Но вот с «Пибоди» пока не вышло. Номер будет только через четыре дня. Там, оказывается, наперед надо бронировать. Стрейндж сначала был страшно раздосадован. Ему хотелось закатить выпивку сразу же, не откладывая. Не только ради Прелла, но и самому хотелось. Хуже нет, когда хочется, да не можется, сказал Стрейндж. Но потом он покумекал, и вышло, что так оно даже и лучше. Для Прелла лучше. За четыре дня он еще силенок поднаберется. А уж с коляской и машиной они с Лэндерсом подсобят.

– Да, и еще одно, – сказал Стрейндж. – Надо позвать Уинча.

– Обязательно, – подтвердил Лэндерс. – Просто не можем не позвать. Все из роты будут.

Прелл догадался, что Стрейндж взял Лэндерса на подмогу. Он чувствовал, как застучала в ушах кровь и побелело лицо. Стрейндж сыграл на том, что Прелл всегда прислушивался к Лэндерсу и уважал его мнение.

– Ладно, – выдавил он. – Только пусть держится от меня подальше. На другом конце комнаты. А то ненароком пристукну его стулом.

– Да не будет он к тебе лезть, – с облегчением заверил Стрейндж. – Мало ли что он болтает. Никто и не слушает.

– Будут слушать такого, – прошипел Прелл. Он яростно задвигал коляску, вперед и назад, вперед и назад.

Усадить Прелла в такси оказалось куда труднее, чем в машину «скорой помощи» – там его укладывали на каталку и задвигали внутрь через большую дверцу сзади. Он понял это у входа, еще до того, как его сняли со складной коляски, которую неохотно распорядился выдать для него майор Хоган.

Лэндерс и Стрейндж без особого труда подняли его на руки, но кто-то должен был сложить коляску. Увидев заминку, шофер выскочил из кабины и поспешил на помощь, пыхтя и выставив вперед пузо, точно решетку на паровозе. Втроем они втиснули Прелла на переднее сиденье рядом со счетчиком, а коляску засунули сзади между Лэндерсом и Стрейнджем. Сев за руль, взмокший шофер отдувался и качал головой:

– И чего ради? Чтобы надраться?

Прелла тоже бросило в пот от боли. Прав шофер, и Бейкер прав: нужны ему эти игры, как прыжки с шестом! После четырех дополнительных дней процедур коленные суставы стали лучше, но все равно рановато ему выбираться. Не будь тут Лэндерса и Стрейнджа, он махнул бы на все рукой и попросил бы вытащить его из кабины обратно в коляску.

Но друзья были рядом, и он терпел, стиснув зубы. Ныли бедра, и особенно болело в согнутых коленях, потому что сиденье было глубокое, да еще мешал торчащий счетчик. Как после часового упражнения у физиотерапевта. Шофер беспокойно поглядывал на него. Прелл впервые видел люксорские улицы. В тот единственный раз, когда его вывезли в город, он всю дорогу лежал.

В Люксоре наступила осень, понемногу начинали краснеть листья кленов. В просторном городском парке на площадках для гольфа помахивали клюшками мужчины, по аллеям прохаживалась молодежь. Потом пошли кварталы победнее – белые и негритянские. То тут, то там на покосившемся крыльце, а то и прямо на траве сидели, отдыхая, люди. Дома, даже самые неказистые, утопали в зелени. Они проехали обсаженное деревьями футбольное поле. По нему с воплями носились, гоняя мяч, школьники в форме.

Прелл переглядывался с шофером и, не разжимая губ, пытался изобразить улыбку.

– Трясет? – спросил тот и, нагнувшись, достал из-под сиденья бутылку виски. – Хлебни.

Прелл сидел, подсунув под себя кулаки, и ему пришлось выпростать одну руку, чтобы взять бутылку. Глоток обжег ему горло, заслезились глаза, но прошел он прекрасно. Он уже опасался, что вся затея выльется для него в сплошной кошмар.

Преллу досталось, когда его вытаскивали из машины, но лифт едва не доконал его окончательно. Кабина была маленькая, в ней могли поместиться только он и негр – лифтер. Чтобы закрыть дверцы, пришлось опустить на коляске подставку для ног. Пока лифт дополз до восьмого этажа, Преллу показалось, что его колени находятся в согнутом состоянии целую вечность.

Наверху неприятности кончились. Вытянув ноги, он ждал в коридоре, пока поднимутся Стрейндж и Лэндерс. Боль постепенно утихла. К нему подошли два захмелевших солдата с девицами и настояли, чтобы он глотнул с ними за компанию. Потом из лифта вылезли его приятели, и они втроем направились в номер.

Веселились там вовсю, хотя было всего половина третьего. Стрейндж дал Корелло ключи, чтобы ребята пришли пораньше.

Прелл сразу же оглядел комнату. Уинча не было. Он появился позднее – Прелл и не видел, когда именно, – и скромно устроился в углу со стаканом воды. Он посидел совсем недолго и незаметно ушел.

Как только Прелла вкатили в номер, капитан – лейтенант Ян Митчелл, которого вместе с его компанией позвал Лэндерс, громко затянул «Он парень замечательный». К нему сразу же присоединились его приятели-летчики, а затем мало – помалу и все остальные. Песня окончилась, и Митчелл со стаканом в руке жестом попросил тишины.

– Я предлагаю тост за кавалера Почетной медали конгресса – первого, с которым я имею честь пить!

– Тише! Слушайте! – раздались голоса.

Потом все поочередно подходили к Преллу чокнуться, и он первым выпил за самого себя. Месяц назад он, может, и не сделал бы этого, но Лэндерс заранее предупредил, что Митчелл – свой парень, за Гуадалканал Военно-морской крест имеет.

Когда Прелл как следует набрался, Митчелл объявил среди девиц аукцион, выставив его, так сказать, на продажу. В другое время Прелл воспринял бы это как кровную обиду, но он был пьян и верил, что мужик, заработавший ВМК за Гуадалканал, не сподличает. В награду он заполучил самую роскошную красавицу, какой не видывал со времен прогулок по гонолульской Ривер-стрит.

Она весь вечер не отходила от Прелла, то и дело поглаживала его по руке. Ему было хорошо и не хотелось, чтобы она флиртовала с другими.

Однако из головы не выходила Делла Мей Кинкейд. Он все думал, как замечательно, если бы вместо Энни Уотерфилд с ними очутилась Делла Мей Кинкейд и была бы такой же нежной и обходительной. Но потом его мысли приняли другой оборот. Чхать он хотел на Деллу Мей Кинкейд и ее разговорчики о замужестве. Пудрит ему мозги! Если хочет замуж, пусть ищет себе другого с Почетной медалью.

Откуда-то сзади подошел Стрейндж и положил на плечо Преллу руку. Прелл обернулся и, улыбаясь, посмотрел на стоящего рядом приятеля. Стрейндж, пьяный, раскрасневшийся, тоже улыбался, и Преллу вроде даже послышался щелчок, когда тот, подмигивая, опустил набухшее веко.

– Ну как, порядок?

– Полный!

– Ну и замечательно.

Слегка покачиваясь, Стрейндж нагнулся к самому уху Прелла.

– Слышь, все к матери просадим, а? До последнего никеля! Никому ни в чем отказа, пока есть хоть одна вшивая монета.

Прелл почувствовал, как Стрейндж оперся на его плечо, выпрямился и отошел. Он развернул коляску и незаметно посмотрел на приятеля. Тот стоял со сложенными на груди руками, прислонившись плечом к стене. Сколько раз Прелл видел его в такой позе – как он стоит, прислонившись к косяку в дверном проеме пищеблока на Оаху, к стойке у входа в кухонную палатку на Гуадалканале, к пальме рядом с походной кухней на Нью-Джорджии. И у него разом словно включился весь механизм памяти, а не просто выплыло то или иное воспоминание.

На покрасневшем от спиртного лице Стрейнджа с опухшими, осоловелыми глазами было разлито блаженство. Но Прелл видел, что под этим выражением залегли какая-то обида и ожесточение, залегли так плотно, что, казалось, не проткнешь и штыком.

Прелл не знал причину и не хотел знать. Но только сейчас он сообразил, что всякий раз, когда его взгляд натыкался на Стрейнджа, тот стоял в той же позе и с тем же непонятным выражением на лице. И он не заметил, чтобы Стрейндж уединился с кем-нибудь из девиц.

Теперь Прелл только и делал, что поглядывал на своего дружка. Стрейндж все так же стоял у стены и наблюдал, что творится посередине комнаты. Там заводной Митчелл откалывал на потеху собравшимся очередной номер, усвоенный, очевидно, со студенческих времен. И вдруг, как на киноэкране, Прелл увидел перед собой в полном составе свое отделение: усталые грязные бойцы шагали один за другим, мертвые вместе с живыми. Картина буквально потрясла его, потому что он уже начал забывать про это видение. И каждый медленно поворачивался, смотрел на него запавшими глазами, печально улыбался, шел дальше и пропадал в кромешной тьме. Боже ж ты мой, думал Прелл, чего бы они не дали, чтобы быть здесь!

Стрейндж разбудил в нем память, и теперь она работала сама по себе, не спрашивая разрешения, и, чтобы не сойти с ума, он должен был твердо, раз и навсегда сказать самому себе, что он живой, а они нет.

Хотя Прелл опирался на металлический подлокотник, рука у него задрожала, и в стакане раз, другой, третий, звякнул ледок. Энни Уотерфилд положила руку поверх его руки, и звяканье прекратилось, она потянулась к нему губами, будто целуя его. Прелл благодарно подмигнул ей.

К двум часам ночи Прелл так окосел, что не чувствовал никакой боли, когда Лэндерс и Стрейндж втискивали его в такси, а потом вытаскивали и усаживали в коляску. Водитель на этот раз им попался неразговорчивый и равнодушный, не то что первый. Но это не испортило настроения. – Вечерок, я вам доложу, – уезжать неохота, – снова и снова бормотал Прелл. – У меня такого и не было.

Повесив трость на спинку коляски, Лэндерс катил Прелла к нему в ортопедическое отделение. Тогда-то спьяну он и сболтнул, что через пару дней Уинча выписывают из госпиталя. Ограниченно годным признали. Получил назначение в командование Второй армии начальником отделения личного состава. Может, повысят, младшего уорент-офицера дадут.

Как ни пьян был Прелл, эта новость была для него как глухой удар колокола, мрачно возвестивший начало конца. В отделении он стянул с помощью дежурного новенькую форму. Прежде чем уснуть, он долго ворочался в постели.

Вот они разъедутся, и что же тогда будет с ним? Первым, значит, выходит Уинч. За ним Лэндерс, потом Стрейндж. Он останется один. Опять и опять эти изматывающие процедуры и упражнения. И еще неизвестно, сможет ли он ходить. И так каждый божий день. Учиться передвигать эти проклятые ноги?

Что же ему делать? Единственное, чего он хотел, – это остаться в армии. Но кому он нужен без ног?

На другое утро, словно ответ на мучительные вопросы, ему передали от полковника Стивенса напечатанное на машинке приглашение еще раз выступить в городе с речью. На этот раз к нему обращался люксорский Объединенный женский клуб. Первое его выступление прошло настолько успешно, что дамы убедительно просили его выступить и у них. Собрание было назначено на полдень.

Самочувствие после перепоя у Прелла было отвратительнейшее, но он согласился. Вынужден был согласиться. Он подумал, что, может, ему ничего не светит, кроме как говорить речи, но зато тогда есть надежда остаться в армии. Ему никто пока ничего не предлагал. Но, как зверь, чующий приближение бури, он чувствовал, что так оно и будет.