Текст книги "Бестия. Том 1"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Джино, 1921–1923
На протяжении трех недель брат Филиппе находился между жизнью и смертью. Джино об этом не зная. Он был уверен, что убил этого подонка, и, сказать по правде, не слишком беспокоился. Случай с ножницами сделал его героем.
Пока он сидел в следственном изоляторе, готовясь предстать перед судом, газеты раздули эту историю до небес. Заголовки кричали: «СТАРЫЙ РАЗВРАТНИК!», «ДЕТИ ЗАЩИЩАЮТ ДЕТЕЙ!» У жертв брата Филиппе не замедлили развязаться языки: теперь он был им не страшен.
На газетных фотографиях Коста таращил испуганные глазенки. Его история потрясла нацию, и вскоре его с помпой усыновил богатый адвокат из Сан-Франциско, Франклин Зеннокотти, собиравшийся увезти мальчика сразу после того, как он даст показания в суде.
Джино повезло: общественное мнение было на его стороне. И когда перед судьей встал вопрос, что с ним делать, он дал герою испытательный срок в шесть месяцев и отпустил на все четыре стороны.
В коридоре суда он столкнулся лицом к лицу с Костой, и тот, до сих пор не сказавший с ним и двух слов, вцепившись ему в рукав, с чувством проговорил: «Спасибо, Джино. Ты спас мне жизнь. Когда-нибудь я отплачу тебе».
Джино смутился, протянул руку и ухмыльнулся.
– Ерунда, малыш. Забудь об этом.
Он не без зависти смотрел, как Косту уводит приемный отец. Почему ему самому никто не предлагает новую жизнь? О нем тоже трещали газеты, однако никто почему-то не спешил усыновлять его.
Ах да, у него же есть отец. Сукин сын, который в настоящее время отбывает наказание. Джино бросил взгляд на клочок бумаги с нацарапанным на нем адресом отца. Тот снова был женат, и Джино предстояло жить с мачехой – он как-то видел ее в коридоре суда, тусклая блондинка с пышными титьками.
При мысли о титьках у парня началась эрекция. Он ровно девять месяцев просидел за решеткой и теперь чувствовал нестерпимый зуд. Самоудовлетворение было ему противно, особенно в тюрьме, где десятеро сокамерников на глазах друг у друга занимались тем же самым. Ему срочно требовалась бабенка.
Он подхватил свой задрипанный чемодан со всеми пожитками и отправился на поиски первоклассной телки.
Его воспламенившаяся плоть терлась о грубую материю штанов, но Джино не испытывал неудобств. Зато он на свободе! Сам себе хозяин! Сказочная удача!
* * *
Лежавший сверху мужчина попыхтел, покряхтел и кончил. Потом он слез и, старательно отводя взгляд от женщины, начал одеваться.
Женщину звали Вера. Это была та самая блондинка с роскошным бюстом, которая стала очередной женой Паоло. Она опустила подол юбки и в молчании наблюдала за тем, как клиент положил на стол деньги и ушел. Господи, как она устала! Слава Богу, для траханья не требуется особых усилий: раздвинь пошире ноги – и пусть он делает, что заблагорассудится.
У нее была трудная неделя. Свидание с Паоло в «Синг-Синге». Потом пришлось тащиться в суд и заявить, что она возьмет к себе его сына. Черта с два! Она пошла только потому, что Паоло настаивал. «Это не значит, что он будет с нами жить. Ты только пообещай, чтобы его снова не упекли в колонию. Если заявится, дай ему двадцать долларов, и пусть катится».
Вера скорчила гримасу. Двадцать долларов – как бы не так! Хватит с него и пятерки.
Она встала, убрала деньги и машинально ответила на стук в дверь.
Это явился один из ее постоянных клиентов, значит, можно не разговаривать. Она взобралась на кровать, задрала юбку и раздвинула ноги. Пока мужчина расстегивал брюки, она зевала.
* * *
Джино вприпрыжку бежал по улице. Он был так счастлив, что даже не обращал внимания на нестерпимый зной. Где-нибудь в районе сорока градусов – и ни ветерка. Он вспомнил своих приятелей. Там ли они еще? А Сюзи и все остальные девчонки, с которыми ему случалось перепихнуться? Какой-то из них повезет?
Он снова сверился с адресом. Да, это где-то здесь. Из открытого пожарного крана на асфальт вытекала вода; кругом приплясывали голые ребятишки. Какой-то старик ковырял в носу, сидя на крыльце многоквартирного дома. Номер шесть – на втором этаже. Он постучал раз, другой. Ответа не было. Тогда он открыл дверь.
Новоявленная мачеха трахалась на кровати. Ее не смутило его вторжение.
– Я занята.
Джино и сам видел. Он забросил в комнату чемодан.
– Ладно, зайду попозже, – и захлопнул за собой дверь. Какого черта?
Потом его осенило. Разумеется, она проститутка! Разве порядочная женщина вышла бы замуж за его отца?
Он доехал в метро до Кони-Айленда. Здесь было многолюдно, особенно на пляже. Джино пробирался между потными телами, высматривая знакомое лицо. Обычно они тусовались здесь в жаркую погоду. Так и не встретив ни одного знакомого, он разделся до трусов, нырнул и поплыл к деревянному плоту, на котором загорали две девчонки – очевидно, сестры. Увидев Джино, они захихикали.
Не прошло и часа, как они подружились, плавали и ныряли вместе. Джино прилагал бешеные усилия, чтобы не показать им свое вздыбленное сокровище. Это удавалось – до поры до времени.
Начало темнеть. Мамаши окликали детишек. Джино почувствовал, что больше не выдержит. Сестры засобирались домой.
– Сплаваем еще разок? – предложил Джино. – Потом я доставлю вас на берег.
Младшая настояла на том, чтобы ее высадили на берегу. Зато старшая проявила нерешительность. Ей было около восемнадцати, у нее были кудрявые, морковного цвета волосы и немного выступающие зубы.
Она стала толкать плот, брызгаясь и смеясь. Когда они отплыли довольно далеко от берега, Джино пропустил девушку вперед себя и, улучив мгновение, когда она налегла грудью на плот, схватил ее сзади. Она ахнула.
– Что ты делаешь?
Джино прекрасно знал, что делает. Стиснув в ладонях два упругих мячика, он действовал быстро и решительно. Главное – поскорее довести ее до такого состояния, когда ей уже не захочется его останавливать. Он энергично шевелил ногами в воде, а руками продолжал тискать ее груди. Девушка тихонько замурлыкала от удовольствия.
Готово. Он привлек ее к себе и впился поцелуем в соленые губы.
– Не надо, – пискнула она, когда он стал снимать с нее купальник.
– Надо, надо, – Джино нырнул и высвободил из купальника одну ее ногу. В воде было восхитительно. Как угодно будет восхитительно – после девяти месяцев тюряги!
Он снова нырнул с головой и поцеловал ее груди, а руками развел в стороны стройные девичьи ноги, стараясь отыскать волшебную кнопку.
– Джино! – ахнула она.
Он вынырнул, чтобы набрать в легкие побольше воздуху, и в тот же миг пропорол ее своим клинком. Давление воды несколько осложнило его задачу, но он дошел до такого состояния, когда ничто уже не могло удержать его.
Их тела переплелись в воде. Джино сообразил, что если он сейчас же не кончит, они рискуют утонуть. Выбор был за ним, и он предпочел кончить. Оба пробками выскочили на поверхность.
– Ты чуть-чуть не утопил меня, – пожаловалась она. – Я никогда прежде этого не делала.
– Делала, делала, – весело заверил он и вдруг заметил, что потерял в воде трусы. Он нырнул, но так и не нашел их.
Становилось прохладно. Кудрявая захныкала, что хочет домой.
– Я не могу найти трусы, – сказал Джино.
Девушка захихикала.
– Я посижу в воде, – предложил он, – а ты доставь мне одежду.
– Что я скажу сестре?
– Что их утащила акула. Что хочешь. Мне плевать.
Они приблизились к берегу. Кудрявая догнала сестру, и они, не оглядываясь, бросились бежать. Джино не верил своим глазам. Они бросили его одного – с голым задом и гусиной кожей. О Господи!
Он окинул пляж быстрым взглядом, глубоко втянул в себя воздух и совершил спринтерский бросок за своей одеждой.
* * *
– Кто там? – гаркнула Вера.
Для верности он постучал еще раз.
– Это я, Джино Сантанджело. Я могу войти?
Вера села на кровати. Она славно выспалась и совсем забыла об отпрыске своего мужа.
– Ага, можешь… наверное.
Он переступил через порог, и они уставились друг на друга.
Джино увидел перед собой смертельно уставшую блондинку лет тридцати с потеками краски на лице и большущими титьками.
Вера видела крутого парня с черными вьющимися волосами, темной оливковой кожей и глубоко посаженными черными глазами, которые казались старше него самого. Он ни капельки не походил на отца.
– Ты чего такой мокрый? – равнодушно поинтересовалась она.
– Купался в море.
– В одежде?
– Нет. Просто не захватил полотенце.
Они еще некоторое время молча взирали друг на друга.
– Тебе нельзя здесь оставаться, – сказала Вера. – Мы согласились, только чтобы тебя снова не зацапали.
– А я думал…
– Мне плевать, что ты думал. Это моя квартира, а не твоего старикана.
– Ну да, – с горечью констатировал Джино. – Тебе ведь нужно работать.
– Ну так что? – вспыхнула она. – Я хорошо зарабатываю. И не стыжусь этого.
Он взялся за свой чемодан.
– Где ты собираешься ночевать?
– Понятия не имею.
– Ну… – Женщина заколебалась. – Сегодня я жду еще одного козла. Переждешь на улице, пока он будет получать удовольствие, а потом можешь переночевать на кушетке. Только одну ночь, запомни.
Джино кивнул. Он промок, выбился из сил и не горел желанием шляться по улицам. Верино предложение провести здесь ночь пришлось весьма кстати.
* * *
Он прожил у нее полгода. Днем работал автомехаником все в той же мастерской, а вечерами вместе с прежней компанией пробавлялся мелким воровством, от которого никому не было вреда. А еще заботился о Вере: отшивал нежелательных клиентов и гулял с ней по воскресеньям – в ее единственный выходной.
Время от времени она навещала Паоло в «Синг-Синге». Один раз Джино составил ей компанию.
Паоло встретил его резким: «Принес погудеть?»
Джино впервые за целый год видел отца.
– Нет, – пробормотал он, чувствуя себя не в своей тарелке. Ему вспоминались побои, которые он когда-то терпел от этого тщедушного человечка в тюремной робе.
– Брось, Паоло, – вмешалась Вера. – Ты же знаешь, что сюда не разрешается приносить спиртное. Нас обыскивают – ей-Богу. Ты же знаешь, если бы было можно, я бы принесла.
– Сука! – процедил Паоло и повернулся к ним спиной.
– Он сегодня не в настроении, – прошептала Вера пасынку. – Не обращай внимания. В следующий раз будет приветливее.
Но Джино не собирался приходить в следующий раз. Так твою мать! Он вышел из того возраста, чтобы сносить издевательства. Пусть только Паоло посмеет еще поднять на него руку!.. Да уж, одного похода в «Синг-Синг» вполне достаточно.
Каждую неделю он отмечался в полицейском участке. Там с ним проводили пятиминутную беседу и – чудеса в решете! – всякий раз передавали письмо из Калифорнии. Кажется, Коста Зеннокотти считал своим долгом шаг за шагом посвящать его в перипетии своей жизни. И хотя Джино ни разу не потрудился ответить, письма продолжали регулярно поступать.
Странный пацан. С чего он взял, будто Джино интересует его жизнь? И какая жизнь? Школа, уютный дом, сводная сестра… Этот парень существовал в каком-то нездешнем мире. Когда миновал шестимесячный испытательный срок, он нацарапал Косте полуграмотную писульку, в которой сообщил номер своего абонентного ящика. Если пацану нравится строчить письма, зачем лишать его удовольствия.
Вечером накануне освобождения Паоло из тюрьмы он повел Веру в кино. Она совсем расклеилась и, когда они пробирались домой сквозь снегопад, висла на его руке.
– Слушай, малыш, – проговорила она. – Когда вернется Паоло, так дальше не пойдет. Понимаешь, о чем я?
Джино кивнул.
– Можно было бы попробовать, но… ты же знаешь своего отца.
Да, Джино знал. Паоло – тот еще подонок! Он бьет женщин, смешивает их с грязью. Вера не ангел, но Джино успел проникнуться к ней симпатией. Обоим было ясно, что, если Паоло позволит себе грубость по отношению к ней, Джино не будет стоять в стороне.
– Утром слиняю, – пообещал он.
– Мне будет не хватать тебя, – сквозь слезы произнесла Вера. – Если когда-нибудь я тебе понадоблюсь…
Он снова кивнул. За шесть месяцев Вера дала ему больше любви и ласки, чем отец за всю жизнь.
Утром он собрал свой чемодан и ушел, пока она еще спала. Новый механик, Зеко, сказал, что в доме, где он живет, есть свободная комната. Зеко был парень лет девятнадцати, очень смуглый и неряшливый. Никто не питал к нему особой симпатии, но комната есть комната, так что после работы Джино отправился вместе с ним в обветшалый дом на Сто девятой улице.
– Не дом, а помойка, – предупредил Зеко. – Ни центрального отопления, ни горячей воды, ни ванны…
– Так какого черта ты там живешь?
– Временно, пока не получу новую работу. Я вообще-то водитель дальних перевозок. Занимаюсь поставкой… Ну, ты знаешь чего.
– Сидел когда-нибудь? – поинтересовался Джино.
– Я-то? – загоготал Зеко. – Ну нет, меня голыми руками не возьмешь. – Он высморкался в рукав пиджака. – Слушай, давай обмоем твой переезд. Зайдем куда-нибудь, прихватим пару банок пива да пару девочек.
– У меня свидание, – солгал Джино.
– У нее есть подруга?
– Не спрашивал.
– Так спроси.
– Э… Ясное дело. В другой раз.
Комната оказалась хуже, чем он ожидал. Но Джино взял ее. Он не привык к хоромам. И, разумеется, не собирался ни на какое свидание – просто ему не улыбалось провести вечер с Зеко. Слизняк Зеко – так прозвали его на работе.
Каких-нибудь пять минут – и Джино освоился в новом жилище. Здесь были кровать, потертый ковер и облупившийся комод. Вот и все. Зато это принадлежало ему.
* * *
Местом встречи служила аптека Жирного Ларри на Сто десятой улице. Там Джино тусовался с приятелями.
– Куда запропастился слизняк Зеко? – спросил Розовый Банан.
Джино пожал плечами.
– Я живу с ним в одном доме. Но это не означает, что нас теперь водой не разольешь.
– Видал своего предка?
– Не-а. Пусть погуляет несколько деньков.
– За это время он успеет снова загреметь, – Розовый Банан загоготал, очень довольный своей шуткой; при этом он с шумом выпустил газ.
– Черт! – Джино зажал нос. – Не хватает мне Катто – теперь ты еще!
Розовый Банан снова заржал и вдруг заприметил хорошенькую маленькую блондиночку, чинно пившую лимонад. Он приосанился, однако Джино прочитал его мысли.
– А ну, осади. У меня самого встал на эту крошку.
Розовый Банан и Катто обменялись завистливыми взглядами. Еще одна добыча Джино. В чем его секрет?
Девушка допила лимонад и встала из-за стойки бара. Она была красива и знала это. Она с высоко вздернутой головой прошла мимо Джино и его корешей.
– Такая девочка – и без провожатых; быть беде! – сладким голосом пропел Джино.
Она притворилась, что не слышит.
– Эй! – резко окликнул он. – Ты что это проходишь мимо, будто я – куча дерьма на дороге?
Девушка покраснела и ускорила шаги. Розовый Банан загоготал. Джино хлопнул в ладоши.
– Ша! Сегодня я не в настроении гоняться за всякими соплячками. – Через пару минут до них донесся пронзительный визг с улицы. Джино выскочил первым, Катто и Розовый Банан следовали по пятам. Слизняк Зеко пригвоздил мисс Зазнайку к стене и шарил грязными лапами по всему ее телу. Девушка верещала, точно насмерть перепуганный кролик. Белая блузка порвалась; обнажились груди.
– Ты что делаешь, Зеко? – ласково спросил Джино.
– Не твое дело, гад! – прорычал тот.
– Да? Ну так будет мое.
Зеко сильнее прижал девушку к стене.
– Я не жадный. Сам позабавлюсь, потом твоя очередь.
– Оставь ее в покое, гнусный слизняк!
– Мать твою, Джино!
Никто не успел глазом моргнуть, как эти двое уже сцепились. В ход пошли кулаки, ногти, ноги; они повалились на землю.
Джино моложе и меньше ростом, зато сильнее. Одним хорошим ударом он рассек Зеко губу. Хлынула кровь.
– Ах ты, вонючий крысенок! – рычал Зеко. Ему удалось нагнуться и выхватить из-за голенища нож.
Оба были уже на ногах и бдительно кружили друг вокруг друга. К Катто и Розовому Банану присоединились другие зрители – толпа жаждала крови. Кто-то болел за Джино, кто-то за Зеко.
Джино ничего не слышал. Одним глазом он следил за ножом, а другим – за каждым движением противника. Внезапно Зеко сделал выпад, и лезвие пропороло Джино щеку. Хлынула кровь – больше, чем можно было ожидать от неглубокой раны.
– Мерзкий ублюдок! – взвыл Джино, весь во власти слепой ярости – как тогда, когда набросился на брата Филиппе. Перед ним снова был Паоло. Силы Джино удвоились. Он схватил руку Зеко с ножом и начал выкручивать – не обращая внимания на хруст, не слыша чьих-то воплей. Наконец Розовый Банан и Катто оттащили его от воющего Зеко.
– Ты наверняка сломал ему руку, – без особого сожаления заявил Катто.
С глаз Джино постепенно спадала черная пелена. Он помотал головой, чтобы скорее стряхнуть наваждение и вспомнить, кто он и где находится. Возле его ног корчился Зеко.
– В следующий раз башку оторву, – пообещал Джино и оглянулся, ища маленькую блондиночку, из-за которой разгорелся сыр-бор. Она удалилась – точно великосветская дама.
– Пошли в больницу, – предложил Розовый Банан. – Нужно привести харю в порядок.
Джино дотронулся до кровоточащей ссадины на щеке. Только шрама ему и не хватало.
– Пошли.
В больнице ему зашили рану. Джино не стал отвечать на вопросы.
Когда они уже собрались уходить, туда привели Зеко. Парни обменялись злобными взглядами, но не проронили ни слова. Закон улицы гласил: держи рот на замке. Ни один не решился его нарушить.
* * *
Прошло дней десять. Джино работал в мастерской. Когда он валялся под «паккардом», к нему пришли. Сначала Джино увидел ботинки. Двухцветные, из патентованной кожи. Очень прочные.
– Ты Джино Сантанджело?
– А кто его спрашивает? – он вылез из-под машины.
– Не имеет значения. Это ты?
У Джино сердце ушло в пятки. Над ним возвышался Эдди-Зверь, правая рука знаменитого Чарли Лючании.
Он сглотнул, пытаясь скрыть волнение, и поднялся, вытирая замасленные ладони о грязные штаны.
– Да, я – Джино Сантанджело.
Эдди-Зверь не стал терять время понапрасну. Резкий удар в солнечное сплетение согнул Джино пополам.
– Это за Зеко, – хладнокровно объяснил Эдди. – Он шлет тебе привет из госпиталя. Жалеет, что из-за сломанной руки не может лично засвидетельствовать свое почтение.
Джино выпрямился. Инстинкт самосохранения подсказал ему, что нельзя давать сдачи. Так что он просто стоял и пялился на Эдди. Потом сказал:
– Зеко не повезло. Он сам напросился.
Эдди захохотал.
– Мы слышали, что ты крутой парень. Пошли, мистер Лючани хочет с тобой потолковать.
У Розового Банана глаза вылезли из орбит.
– Я скоро вернусь, – нарочито беспечным тоном сказал Джино. – Уладь тут с боссом. Скажи, что я заболел или что-нибудь в этом роде.
– Возможно, ты не погрешишь против истины, – посулил Эдди.
Однако Джино больше не испытывал страха. Ничего с ним не случится. Наоборот, он предчувствовал большую удачу.
* * *
Чарли Лючания ждал на заднем сиденье черного «седана», припаркованного неподалеку. Он оглядел Джино с головы до ног и усмехнулся.
– Я много слышал о тебе, малыш. И хорошего, и плохого.
Джино молчал.
– У тебя есть характер – это хорошо. У меня у самого есть характер. Но тебе нужно научиться вовремя его проявлять. Понимаешь, что я имею в виду?
Джино кивнул.
– Я люблю, когда меня окружают друзья. Они приходят ко мне молодыми, я учу их и всячески поддерживаю. Они платят мне преданностью. Понимаешь, что я хочу сказать?
Джино снова наклонил голову.
– Сколько тебе?
– Семнадцать. – На самом деле ему оставался месяц до семнадцати.
– Прекрасно, прекрасно. – Лючания наклонился к нему. – Я поручил Зеко одну работу. Ты вывел его из строя. Я не стану тебя наказывать. Ты сам сделаешь для меня эту работу. В следующую среду. В восемь часов вечера. Эдди подробно тебе обо всем расскажет.
Лючания откинулся на спинку сиденья. Разговор был окончен.
Джино прочистил горло.
– Э… Послушайте. Я рад получить работу, но не хотелось бы снова очутиться за решеткой.
Чарли скользнул по нему ленивым взглядом.
– Хорошо водишь машину?
– Лучше всех.
– Значит, тебя не поймают.
– Давай-давай, гаденыш.
Вот когда Джино понял, что у него нет выбора.
Кэрри, 1927–1928
Мужчина воззрился на Кэрри, а она – на него огромными испуганными глазами.
Это был настоящий черный великан, ростом никак не менее шести футов. Но ее пугал не рост или вес, а размеры его пениса.
Ей уже пару раз приходилось «развлекать» его, и он разрывал ей промежность. Она жаловалась Лерою, плакала, истекала кровью, но он лишь смеялся над ней, как над малым ребенком. Кэрри не была ребенком. Она была узницей.
– Я плохо себя чувствую, – сказала она негру, часто-часто мигая, чтобы удержать слезы.
– Не может быть, – заявил он, снимая брюки. – Все леди превосходно себя чувствуют, стоит им увидеть, что у меня для них припасено.
Боже милосердный! За что ей такая жизнь? С той роковой ночи, когда Лерой изнасиловал ее, Кэрри держали под замком, ни на минуту не выпуская на улицу. Ее уделом стал нескончаемый поток мужчин. Лерой собирал деньги, а бабушка Элла приносила еду, свежие простыни и полотенца – когда не забывала это сделать.
Лерой снял соседнюю комнату, чтобы надежнее охранять ее. Кэрри превратилась в робота, чьей обязанностью было ублажать постоянно сменяющих друг друга мужчин.
Вначале она пыталась протестовать – тогда Лерой зверски избивал ее.
Негр снял брюки и длинные шерстяные подштанники и стоял над ней в одной рубашке, не прикрывавшей его огромную дубинку.
– В прошлый раз мне было больно, – отважилась она произнести. – Нет ли какого-нибудь другого способа?
Клиент немного подумал. Затем его тупая физиономия озарилась улыбкой.
– Могу потереться о твои маленькие титьки, а потом в рот, – предложил он.
Все лучше, чем между ног. Кэрри кивнула и сняла комбинацию. Она похудела, на теле выделялись синяки от побоев; руки и ноги превратились в палки. Остались только пышные груди; негр жадно сграбастал их и сунул между ними свое устрашающее орудие.
Кэрри закрыла глаза и жалела лишь о том, что нельзя заткнуть уши. Кряхтенье черного исполина было не совсем тем, что ей хотелось слышать. Лучше вспоминать прошлое, все хорошее, что было в ее жизни. Мама Сонни, Филадельфия, работала в доме мистера Даймса на Парк-авеню…
Теперь негр совал свою игрушку ей в рот. У той был вкус мочи и пота. Кэрри хотела воспротивиться, но было уже поздно: ей заткнули рот. Он толкал эту штуку взад и вперед, скребся о зубы, вызывая желание укусить.
Кэрри делала это впервые в жизни. Неужели он залезет ей еще дальше в горло и задушит ее?
Она захлебнулась, и он немного вытащил пенис, перенося все внимание на груди, которые тискал так, словно проверял на спелость две большие дыни. При этом он громко стонал и бормотал слова какой-то молитвы.
И вдруг ей в горло хлынула густая соленая влага. Кэрри подумала, что ее сейчас вырвет. Но ей удалось проглотить эту гадость. Негр вытащил пенис, и все было кончено.
Зато он не разорвал ей промежность. Это уже кое-что. Она должна радоваться, тем более что сегодня у нее день рождения. Ей исполнилось четырнадцать лет.
* * *
Через восемь месяцев скончалась бабушка Элла. Лерой потрудился сообщить об этом Кэрри только через три дня, когда она чуть не умерла от голода.
– Одевайся, – он швырнул ей старое замызганное платье.
– Я хочу есть, – взмолилась она. – Как ты мог запереть меня без пищи? Я же могла умереть.
– Заткнись, дура, – рявкнул Лерой. – Маму забрали на небеса, а ты только и думаешь, что о себе.
У нее округлились глаза.
– Бабушка Элла умерла?
– «Бабушка Элла умерла?» – передразнил он. – И мне здесь больше нечего делать. Я еду в Калифорнию. Солнце и сладкая жизнь – как раз для Лероя!
Кэрри по-прежнему не спускала с него глаз.
– Значит, я теперь свободна?
Лерой ухмыльнулся.
– Девочка, ты – мой билет в Калифорнию. Я тебя продам.
Кэрри отшатнулась.
– Ты не можешь этого сделать!
– Очень даже могу! И смотри у меня: будешь плохо себя вести, живо сверну твою тоненькую шейку!
Лерой и не думал шутить. Он одел Кэрри, скормил ей цыпленка, а потом схватил за руку и повел в один из близлежащих домов. Там дородная женщина ощупывала и тыкала в нее пальцем, словно выбирала мясо для ростбифа.
– Лисси, ты не пожалеешь об этом приобретении, – убеждал Лерой. Он сорвал с Кэрри платье. – Только взгляни на эти сиськи, эти ножки, эту сладкую штучку…
Кэрри съежилась.
– Откуда мне знать, как она будет себя вести? – подозрительно проговорила Лисси.
– Будет вести себя, как положено! – зло буркнул Лерой. – Она ничего больше не умеет делать. Просто давай ей есть и держи под замком. У тебя с ней не будет никаких хлопот.
– Ну, не знаю…
– Знаешь, знаешь. Девчонка совсем молоденькая. Ты на ней заработаешь целое состояние.
– Сколько ты хочешь?
– Мы же договорились – сотню долларов. Через несколько недель вернешь себе эти деньги – и даже с прибылью.
Лисси сузила холодные глазки.
– Пятьдесят, Лерой, это все, что я могу тебе предложить.
– Ч-черт!
– Бери или выметайся.
– Ну, хоть семьдесят пять.
– Полсотни.
– Шестьдесят! – взывал он.
Лисси сжалилась над ним.
– Пятьдесят пять – и по рукам.
Деньги перешли из рук в руки. После этого Лерой, даже не простившись, исчез за дверью.
Лисси смерила цепким взглядом фигуру девушки.
– Ты слишком тощая. Надо будет тебя откормить. Идем, покажу тебе твою комнату, да и ванна не помешает.
* * *
У Лисси ей жилось значительно лучше, чем у бабушки Эллы. Еда здесь была сытнее, клиенты респектабельнее, а комната, в которой Кэрри держали взаперти, удобнее прежней.
Здесь жили и другие девушки. Сначала ей не разрешалось с ними видеться, но через пару месяцев, когда затраты на ее приобретение с лихвой окупились, Лисси подобрела и предоставила Кэрри относительную свободу.
Отсюда можно было сбежать. Но Лерой был прав: ей некуда было идти. Она стала проституткой, этого клейма ничем не смоешь. С ним не поедешь в Калифорнию, не поступишь на работу к мистеру Бернарду Даймсу. Проституция стала ее жизнью, а раз так, сказала одна из девушек, почему бы не попытаться на этом заработать? Вскоре после этого Кэрри подступилась к Лисси.
– Я хочу иметь свою долю заработка.
Та рассмеялась.
– Долго же ты думала, девочка моя.
* * *
К пятнадцати годам Кэрри скопила изрядную сумму денег. Со своей аппетитной грудью, длинными черными волосами и восточным разрезом глаз она пользовалась успехом.
Когда она заявила Лисси, что уходит, та отнеслась к этому с пониманием. Грустно, но ничего не поделаешь.
Кэрри навестила Флоренс Уильямс, одну из популярнейших «мадам» Гарлема. Флоренс жила в благоустроенной квартире на Сто сорок первой улице вместе с тремя великолепными девушками. Едва взглянув на Кэрри, Флоренс тотчас предоставила в ее распоряжение отдельную комнату. Они условились, что Кэрри станет брать двадцать долларов за визит и выплачивать пять из них Флоренс в качестве квартирной платы.
Это была сказочная комната! Удобная кровать с белым покрывалом. Телефон. В углу – умывальник из китайского фарфора и кипа чистых полотенец. Горничная меняла их после каждого клиента.
Горничная! Кэрри не нравилась ее работа, но в последнее время она стала относительно терпимой.
Другие девушки были дружелюбно настроены, и, главное, две из них были белыми! Вскоре Кэрри убедилась, что и половина клиентов принадлежит к высшей расе. Это ее потрясло. Вот уж не думала, что и белым приходится за это платить. Такие солидные господа с уважаемыми профессиями, женами и всевозможными привилегиями! Когда Кэрри поделилась с товарками своими ощущениями, те расхохотались.
– Милочка, белые мужчины – свиньи почище похотливых ниггеров, – заверила ее Сесилия, высокая, надменная девушка, о которой вы ни за что бы не подумали, что она торгует собой. – Негры, по крайней мере, стараются, чтобы тебе было хорошо, хвастаются своим искусством трахаться. Тогда как белые… Они просто чокнутые. Свяжи их, поколоти хорошенько – вот тогда они довольны.
У Сесилии была кожа цвета сливочного масла, рыжие волосы и длиннющие ноги. Она говорила, слегка растягивая слова. Вторая белая девушка славилась огромными глазищами и привычкой лгать по любому поводу.
И наконец Билли – черная девушка, которую Кэрри втайне считала своей ровесницей, хотя обе заявляли, что им восемнадцать.
Кэрри восхищалась красотой и другими качествами подруги. Билли приехала сюда из Балтимора вместе с матерью и поступила в горничные. Потом она возненавидела свою работу; кончилось тем, что она оказалась у Флоренс Уильямс. «Еще чего – убирать за всякими белыми свиньями!» – возмущалась Билли. У нее был приятный и по-настоящему красивый голос – особенно когда она подпевала модным джазовым пластинкам. «Из тебя бы вышла отличная певица», – убеждала ее Кэрри.
– Ага, – соглашалась Билли. – Я могла бы достичь многого. Вот увидишь, я еще всех удивлю!
– Конечно. И я тоже. – Только Кэрри не знала, чем именно. У нее не было особых талантов. Она привыкла отдавать за деньги свое тело и чувствовала себя в безопасности. У нее не было желания выходить в чуждый мир, к чужим людям. Все равно одного взгляда на нее достаточно, чтобы догадаться, кто она такая.
Иногда Кэрри просыпалась среди ночи, проклиная бабушку и Лероя.
Но чаще запрещала себе даже думать об этом.
День сменялся ночью, а ночь – новым днем. Для Кэрри они ничем не отличались друг от друга. Она постоянно была погружена в полудремотное состояние. Деньги – и те не имели особого значения. Все клиенты были на одно лицо. Черные, белые, молодые, старые – безразлично.
Однажды Флоренс Уильямс вызвала ее для разговора.
– Малышка, тебе нужно переменить манеру поведения. Эти коты приходят, чтобы приятно провести время. Ты слишком равнодушна. Это их обижает.
Однажды вечером, когда у Кэрри был клиент, она услышала шум. Сердитые голоса Билли и кого-то из гостей. И медоточивый голос Флоренс, стремящейся все уладить.
Позднее Кэрри узнала, что Билли отказала клиенту, громадному негру по фамилии Рейниер. Рейниер был человек со связями. Накоротке с Бабом Хьюлеттом – фактически хозяином Гарлема.
Флоренс ужасно рассердилась.
– Эти парни на короткой ноге со всеми копами, – бушевала она. – Научитесь различать, кому можно сказать «нет», а кому нельзя.
Билли упорно не желала раскаиваться.
На другое утро, когда девушки сели завтракать, нагрянула облава. Копы вломились в дом и арестовали всех до одной. Через несколько часов Флоренс Уильямс и две белые девушки были отпущены, а Билли и Кэрри – нет. Им предъявили обвинение в занятиях проституцией и после жуткой ночи в изоляторе доставили в суд.
Когда Билли увидела судью, ей стало дурно.
– Мы с тобой попались, – шепнула она Кэрри. – Видишь эту старую выдру? Это судья Джин Норрис – настоящая сука!
По сравнению с Кэрри, Билли легко отделалась. Мать поклялась, будто ей восемнадцать лет. Судья заглянула в какой-то листок и объявила, что, согласно медицинскому заключению, подсудимую следует поместить в городскую больницу Бруклина.
Когда настала очередь Кэрри, судья смерила ее ненавидящим взглядом и обрушила на нее шквал вопросов. Кэрри ответила только на один, о возрасте: она упрямо твердила, что ей восемнадцать лет.
