Текст книги "Бестия. Том 1"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Джино, 1928
Джино исключительно тяжело воспринял известие о замужестве Леоноры.
Просто не мог поверить. Отчаянно сопротивлялся фактам, которые Коста раз за разом обрушивал на него, пока они не возымели действия.
Когда до него дошло, что это все-таки правда, он чуть не потерял рассудок. Коста еще не видел друга в таком состоянии. Джино диким зверем метался по комнате, сыпал проклятиями, стучал о стены кулаками и так отчаянно рыдал, что Коста готов был провалиться сквозь землю.
Может, лучше тихонько уйти? Джино явно не нуждается в нем, даже не замечает его присутствия.
В то же время интуиция подсказывала Косте, что он может понадобиться. Нужно понять Джино: ведь для него это равносильно известию о ее смерти. Да. Лучше бы она умерла. Джино не мог перенести, что Леонора оказалась предательницей. Его Леонора! Лучше бы угодила под трамвай, утонула или скоропостижно скончалась от болезни. Это еще можно было бы понять. Но измена? Уму непостижимо!
Джино потребовался целый час, чтобы начать соображать, на каком он свете. Он чувствовал себя опустошенным, выбитым из седла – как после удара в солнечное сплетение.
Коста скорбно смотрел на него из своего угла. Наконец настала очередь Джино сконфузиться.
– Эй, малыш, – выдавил он из себя, – ты проделал весь этот путь только затем, чтобы сообщить мне об этом?
Коста кивнул и вынул из кармана два письма, которые утаил от домашних.
– Я позволил себе вскрыть конверты и оставить их у себя. Эти письма пришли уже после свадьбы. Я подумал: в подобных обстоятельствах, может, ты предпочтешь, чтобы тебе их вернули? Надеюсь, это было правильное решение?
– Да, разумеется. Ты абсолютно прав. – Джино затолкал письма в ящик стола и, стоя к Косте спиной, глухо спросил: – Ты, конечно, прочел их?
– Нет.
Джино вздохнул.
– В сущности, мне наплевать. Лучше бы прочел. – В его голосе появились жесткие нотки. – Иисусе Христе! Каким же я был идиотом! – Он повернулся к Косте, глаза горели безумным огнем. – И кто же, черт возьми, оказался счастливчиком? Какой-нибудь ублюдок с солидным капитальцем, которого выбрал папочка?
– Да, – солгал Коста. – Он из богатой семьи. Мама и папа в восторге от этой партии.
– А Леонора?
– Делает, что велят.
– Скажи мне, как его фамилия! Я вышибу из него дух! Коста понял: нужно спасать положение.
– Кажется, она влюблена в него.
– Ах так, – силы совсем покинули Джино. – Ты уверен?
Коста нервно кивнул.
– Ну что ж… Если она его любит… Но почему она не поставила меня в известность? И ты?
Коста пожал плечами.
– Я понятия не имел о том, что делалось за спиной.
Джино угрюмо припомнил ее последнее письмо. Когда бишь оно пришло? Семь, восемь недель назад? Да, что-то около того. Письмо как письмо – никаких особых нежностей, но он уже привык: все ее письма были по-девчоночьи пустыми. Да, пустыми. Он не придавал этому значения, потому что знал: если бы не старый мистер Пуласки, его письма были бы точно такими же.
– Значит, ничего не поделаешь, – хрипло проговорил он.
Коста беспомощно развел руками.
– Мне очень жаль.
– Она знает о твоей поездке? Это она тебя послала?
Коста отрицательно покачал головой.
– Просто не знаю, что делать, – сокрушенно молвил Джино. – Должно пройти какое-то время. Понимаешь, я строил всю свою дальнейшую жизнь с расчетом на то, что мы поженимся. Все, что я делал, делалось ради Леоноры. Буквально все!
Коста понимающе кивнул.
Джино взволнованно кружил по комнате.
– Не могу сказать, что мне есть от чего задирать нос, но ведь начинать-то пришлось с нуля! – Он задрал рубашку и продемонстрировал Косте грудь, всю в шрамах и ссадинах. – У каждой из этих отметин своя история. – Он показал на небольшой бесцветный рубец. – Когда мне было шесть лет, отец пересчитал мне ребра. Вот это – следы от его побоев.
Не будь я крутым сукиным сыном, мне бы ни за что не выжить. Папаша обожал срывать на мне злость, а когда я вышел из детского возраста, принялся за своих женщин. – Он горько усмехнулся. – У меня было кресло в первом ряду. Он трахал их у меня на глазах – а потом посылал в нокаут. Вот когда я твердо решил: я буду жить по-другому. – Джино вздохнул. – Не знаю, поймешь ли ты – Леонора стала для меня символом лучшей жизни. Я сразу почувствовал, как только ее увидел. – Ему вдруг стало стыдно. – Иисусе Христе! Зачем тебе все эти излияния? С какой стати я тут перед тобой исповедуюсь?
Коста мягко коснулся его руки.
– Потому что я твой друг. Когда выговоришься, всегда становится легче.
– Пошли отсюда. – У Джино уже глаза лезли на лоб от беспрерывного кружения по комнате.
– Куда мы пойдем?
– Не знаю. Может, сходим, сыграем в биллиард… заскочим в кино… Просто мне нужно уйти отсюда. – Джино заправил рубашку в брюки. – Сегодня в полдень похороны. Пойдешь со мной?
– А кто умер?
– Один знакомый. Старик, который сделал мне много хорошего.
– Прими мои соболезнования.
– Так уж устроен мир. – С минуту Джино стоял, устремив невидящий взгляд мимо Косты, словно прощаясь и с мистером Пуласки, и с Леонорой. Для него они оба умерли. – Только что ты есть, и вдруг тебя нет, и никому нет дела. Ладно, малыш, пошли на улицу.
Как-то прошел день. Джино старался выбросить Леонору из головы и сосредоточиться на других вещах.
Очень помог биллиард. Он, как всегда, выиграл.
Еда оказалась менее эффективной. Кофе был слишком крепок, а пирожок комом осел в желудке.
Разговоры с Костой о его планах на будущее. Смертная скука. У парня одна учеба на уме.
Похороны мистера Пуласки. Тоска зеленая. За гробом шли только они с Костой. Задрипанный букет цветов, купленных у уличной торговки.
И наконец кино. «Багдадский вор». Старье, Джино смотрел его уже в четвертый раз, но ему нравился Дуглас Фербенкс. Коста смотался посреди сеанса.
– Ну, я побежал, а то миссис Ланца меня убьет.
Джино снова оказался предоставленным самому себе. Он досмотрел картину и выбросил второй пирожок в уборную. Леонора. В мыслях он то и дело возвращался к ней. Тут уж ничего не поделаешь. Джино добрался до парка, сел на скамейку и вперил взгляд в быстро темнеющее пространство перед собой. Сколько он так сидел – неизвестно.
Он потерял счет времени. Как могла она так поступить? Причинить ему такие ужасные страдания!
Неужели у нее нет сердца? Леонора. Светлые волосы, ласковые голубые глаза, спелое тело… Леонора. Бессердечная стерва. Неблагодарная тварь. То ли он плакал, то ли нет – Джино и сам толком не знал. Единственное, в чем он был уверен, это что он еще долго, очень долго не позволит себе так страдать из-за женщины. Если вообще когда-нибудь позволит. Всем им нельзя верить, даже таким, как Леонора. Впредь он будет обходиться без обязательств перед ними. И без любви.
Кто-то пнул его по ноге и сиплым голосом с ирландским акцентом произнес:
– Ты что здесь делаешь? А ну вали отсюда, или я арестую тебя за бродяжничество.
Джино вскинулся и уставился на полицейского.
– Бродяжничество? Это что, шутка?
– С чего ты взял? – коп угрожающе замахнулся дубинкой.
Джино поднялся на ноги. Дерьмовые копы! Гнусная шайка паразитов!
Банда Сантанджело регулярно платила отступные целому взводу. На всякий случай он убрался из парка. Кому нужны лишние неприятности?
* * *
Розовый Банан был в стельку пьян. Он терся о Синди на танцевальном пятачке и орал прямо ей в ухо какие-то песни.
– Пинки! – отбрыкивалась она.
– Шлюха! – прошипел он и еще сильнее облапил ее, ухватив обеими руками за мягкое место.
Она украдкой поглядела на дверь. Где же Джино?
– Пошли домой, – пьяно пробормотал Банан. – Так уж и быть, доставлю тебе удовольствие.
– Мне от тебя ничего не нужно! – огрызнулась она.
– Да ну? – он грязно ухмыльнулся. – А тряпки? А побрякушки? А меха?
– Что-то я до сих пор не видела ни мехов, ни драгоценностей, – сварливо заявила Синди.
– Веди себя хорошо, куколка, ты только хорошо себя веди, – в этот момент Банан споткнулся и чуть не грохнулся на пол. Синди презрительно фыркнула.
– Я пошла, – и направилась к столику, где сидела свора его друзей. Как же она их всех ненавидит!
Розовый Банан поплелся за ней. Его она ненавидит больше всех. На искусно накрашенные глаза девушки навернулись слезы. Она угодила в собственный капкан, и единственным, кто мог ей помочь, был Джино. А он даже не удосужился прийти.
Банан потной рукой цапнул ее за колено. Она поспешила положить ногу на ногу, чтобы он не продвинулся дальше. Знает она его штучки. С него станется – у всех на глазах залезть ей под юбку. Ведь она его собственность!
– Вы посмотрите, кто пришел! – внезапно заорал Розовый Банан. – Джино Сантанджело собственной персоной!
Джино небрежно кивнул всей честной компании. От окружавших Банана головорезов трудно быть ждать чего-нибудь хорошего.
– Что новенького? – Банан рыгнул. – Когда наш следующий вояж?
Джино свирепо уставился на него. Банан слишком распускает язык.
Синди бросила на Джино благодарный взгляд.
– Не знаю, Пинки, когда твой следующий вояж, а я советовал бы тебе держать язык за зубами, не то жди неприятностей.
Банан загоготал и обвел взглядом своих прихлебателей.
– Мой босс, знаете ли! Важная шишка! Живет в выгребной яме и обожает наводить шорох на всю округу. Не замечает, что творится под самым носом.
Джино едва заметно усмехнулся. Все. С Бананом покончено. Он встал.
– Ты куда это? – осклабился Розовый Банан. – Домой, дрочить над письмом любимой?
Джино холодно посмотрел на него и неожиданно мирно произнес:
– Знаешь что? Подавишься ты своим длинным языком.
Глаза Синди беспомощно заметались между этими двоими. Она соскользнула со стула.
– Я в дамскую комнату, дорогой.
Банан не обратил на нее внимания.
– Ах, так?
– Да, так, – твердо ответил Джино.
Их взгляды встретились; оба пылали ненавистью. Наконец Розовый Банан опомнился и принужденно рассмеялся.
– Шучу, старина. – Что-то в глазах Джино заставило его отступить.
– Ясное дело.
– Оставайся, выпьем с нами.
– Не-а. Я ищу Альдо.
– Я его не видел.
Джино снова окинул взглядом сидящих за столом. Отбросы общества.
И Розовый Банан тоже. Одного поля ягода.
– Пока.
– До завтра, – теперь Банан рвался угодить.
– Ага, до завтра. – Джино пробрался к выходу. За дверью поджидала перепуганная Синди.
– Держи свои деньги.
– Я чуть не умерла со страху, – она в отчаянии повисла у него на руке.
– Завтра сядешь на поезд и умотаешь.
– Завтра может быть поздно, – с дрожью в голосе вымолвила она. – Пинки грозился убить меня. С него станется.
– С какой стати ему тебя убивать?
– Считает, будто я сплю со всей округой.
– А. Ну и что же ты – спишь?
– Конечно же, нет. Ох, Джино! – девушка обняла его. – Умоляю тебя, забери меня отсюда – прямо сейчас. – Все ее маленькое тело сотрясали рыдания.
Джино ощутил тепло ее бедер и грудей и моментально отреагировал.
Ему нужна женщина. Ох, как ему нужна женщина! И никакая Леонора больше его не остановит. Боль в паху становилась нестерпимой.
Синди почувствовала его растущее возбуждение и еще крепче прижалась к нему.
– Возьми меня к себе, Джино, – прошептала она. – Пусть нам обоим будет хорошо. Завтра я сяду на поезд до Калифорнии. А сегодня хочу быть с тобой.
Он решился.
– Давай выбираться отсюда, пока он не спохватился и не вздумал тебя искать.
– Ты не пожалеешь, – выдохнула Синди.
* * *
Теплая, ласковая, сладкая… Все, о чем он мечтал.
У нее было влажно под очаровательным треугольником светлых волос, и она мурлыкала, как котенок.
Идеальная грудь с набухшими, медовыми сосками! Острые зубки, слегка покусывавшие его плоть, когда она взяла ее в рот.
Он вытворял, что хотел, с ее покорным телом.
Да, Джино перепробовал много женщин, но эта оказалась слаще всех. Кульминация длилась добрых пару минут – во всяком случае ему так показалось. Наконец хлынула лава и затопила благодарные недра женщины.
Синди ахнула и застонала от блаженства. А когда он ткнулся головой у нее между ног и высосал свой собственный нектар, она не удержалась и закричала от восторга.
Она переменила позу, чтобы ласкать его горячим языком. Он очутился над ней на карачках и без конца входил и выходил из ее умелого рта. А когда снова кончил, она благодарно проглотила все до капли, словно это был божественный напиток.
Джино лежал без движения и пытался угадать, сколько же прошло времени. Потом встрепенулся, по очереди взял в рот ее соски и засунул ей пальцы между ног, а она лежала тихо, наслаждаясь каждым мгновением, пока не забилась в сладких судорогах.
Но ему показалось недостаточно. Синди не возражала. Джино перевернул ее на живот и вошел в нее сзади, по-собачьи. Третий оргазм заставил обоих содрогнуться. Только после этого Джино почувствовал себя удовлетворенным. Он скатился с Синди и лег на спину. Напряжение покинуло его тело.
Он с глубокой грустью подумал о Леоноре. Потом погладил Синди по голове.
– Это действительно было что-то!
Она похотливо захихикала.
– Я же тебе говорила, разве нет?
– Что именно?
– Что ты не пожалеешь!
Кэрри, 1928
Опиум. Это вам не марихуана. Уносишься в заоблачную высь и паришь легким облачком надо всем и всеми.
Кэрри никогда еще не была такой счастливой. А все Уайтджек. Это он дал ей попробовать на одной вечеринке – как когда-то марихуану. «Твоя премия, детка!» – пробормотал он на гулянке в Чайнатауне.
Сначала она испугалась: какая-то непонятная трубка, чаша с огнем и кругом люди, возлежащие на кушетках.
– Что-то не хочется.
– Брось, женщина. У тебя был трудный вечер. Это поможет запомнить одно хорошее. Можешь мне поверить.
Она поверила и затянулась – раз, другой. Все вокруг стало просто замечательным! Ее охватила сладкая истома.
Что сталось с ее мечтой о том, чтобы стать хозяйкой собственной судьбы?
Ее заменила любовь.
К сутенеру.
И кто же он ей теперь? Уайтджек по-прежнему оставался ее мужчиной.
Взял в свои руки их совместное дело. И пичкает ее наркотиками, к которым она прямо-таки пристрастилась. Но эта страсть начала пугать ее.
Наркотики сделались существенной частью ее жизни. Накурившейся, ей было море по колено.
Но бывало и такое: Кэрри просыпалась по утрам с мыслью о самоубийстве – довольно часто за эти годы. Уайтджек мгновенно чуял неладное и глушил ее тоску новыми, более сильными дозами.
Тогда она с легкостью забывала плохое и вновь отдавалась блаженству.
Вокруг милые, улыбающиеся лица… ее все любят…
И Уайтджек. Ее мужчина. Высокий, сильный и властный. Для него она горы свернет.
Однажды ее растолкала Люсиль.
– Кэрри, ты знаешь, я люблю вас обоих: и тебя, и Уайтджека. Но этот человек тебя погубит. Тебе нужно лечь в клинику.
Кэрри спросонок уставилась на подругу.
– В клинику? О чем ты говоришь?
– О твоей жизни.
Кэрри захихикала было – и вдруг разразилась слезами. Люсиль прижала ее к своей груди.
– Я увезу тебя отсюда. Давай-ка быстренько одевайся, пока Уайтджек с Долли спят. Правда, милочка, тебе нужно уехать.
– Вот как? – в дверях стоял Уайтджек. – Никуда она не денется. Я напущу на нее копов. Они живо водворят ее обратно на остров – стоит мне рассказать, что я знаю.
– Мне плохо, – захныкала Кэрри. – Дай мне чего-нибудь…
Уайтджек метнул свирепый взгляд на Люсиль.
– Выметайся.
Та испуганной мышью прошмыгнула мимо него.
– В чем, собственно, дело? – участливо спросил Уайтджек. – Что беспокоит мою малышку?
Кэрри наморщила лоб. Что-то было не так, но она не могла вспомнить, что именно. Клиника… Люсиль собиралась в клинику. Да. Наверное, Люсиль заболела.
– Я тут кое-что припас для тебя, – утешал Уайтджек. – Кое-что за-меча-тельное! Давай свою милую ручку. Мигом очутишься в раю.
Кэрри вздохнула. Рай. Звучит великолепно. Она протянула руку. Уайтджек туго обмотал ее шелковым шнуром, чтобы проступили вены. Достал из кармана халата шприц для подкожного впрыскивания. Наполнил его героином. Теперь не нужно мотаться в Чайнатаун всякий раз, когда ей требовалась доза опиума, или швырять деньги на чудодейственный белый порошок – кокаин. Героин – вот что ей нужно. Он, Уайтджек, имеет доступ, и, стало быть, теперь она полностью зависит от него.
И потом, ведь он делает ее счастливой. Помогает отправиться в волшебное небытие, где всем легко и приятно.
Кэрри улыбнулась. Она сидела перед ним в чем мать родила, и это начало действовать на Уайтджека, но они только что вернулись с вечеринки, где Кэрри танцевала, занималась стриптизом, а потом любовью – с Люсиль, Долли, кем-то из зрителей. А чуть позже они вчетвером сцепились в единый клубок. Если сейчас он предастся с ней любви, она не заметит разницы.
В комнату вошла Долли и недовольно посмотрела на обоих.
– Ты идешь спать?
Взгляд Уайтджека заметался от одной женщины к другой. Не так уж трудно сделать выбор. Ему всегда нравились крупные, сильные женщины, а у Долли хватит сил на двоих.
Кэрри проводила их мутным взглядом. Ей не хотелось оставаться одной. Она выползла из-под одеяла и поплелась к окну. Оно оказалось открытым, и ей не составило труда спуститься на улицу по пожарной лестнице. От холода по всему телу побежали мурашки, но Кэрри не обратила внимания. Один раз она оступилась и чуть не грохнулась с лестницы. На земле она тотчас наступила на стекло. Хлынула кровь, но Кэрри только захихикала.
Между двумя контейнерами для мусора устроил себе убежище какой-то бродяга. Прижимая к груди бутылку с драгоценным зельем, он тупо смотрел, как мимо ковыляет голая девушка, и думал, что это действие алкоголя.
Кэрри вышла из скверика на улицу и начала пританцовывать. Ее заметили двое парней, стоявшие в подворотне.
– Ни фига себе! – воскликнул один. – Ты ее тоже видишь или это обман зрения?
– Ясно, вижу.
Они обменялись многозначительными взглядами, а затем посмотрели по сторонам. Улица была пустынна.
– Кажется, нам повезло на халяву. Бежим!
Догнав Кэрри, они встали по бокам от нее.
– Привет, мальчики! – обрадовалась она.
Парни снова оттеснили ее в сквер и повалили на землю. Старший расстегнул штаны и принялся за дело.
Кэрри испустила глубокий вздох.
– Ты такой краси-и-вый!
Младшему стало не по себе. Он привык к тому, что девушки кусались, царапались и только потом уступали.
Старший ухмыльнулся.
– Твоя очередь, Терри.
– Что-то не хочется.
– А, брось. Это же бесплатно, и потом, она такая горячая.
Терри неохотно расстегнул брюки. Эрекции не было, но ему было стыдно перед приятелем. Он распростерся над девушкой и сделал вид, будто получает удовольствие.
– Все? – спросил Джейкоб.
– Секундочку! – Терри сымитировал оргазм и слез с Кэрри. Оба поглядели вниз, на бессмысленно ухмылявшуюся девушку.
– Сбежала из психушки, – решил Джейкоб. – Давай рвать когти.
И они ринулись прочь. Тем временем приковылял старый пьяница – посмотреть, что за шум. Кэрри лежала возле кучи мусора.
– Привет, – пробормотала она, простирая к нему руки. – Хочешь позабавиться с маленькой Кэрри?
Бродяга не верил своему счастью. Он бережно поставил бутылку на землю и стащил грязные штаны. Кэрри радостно приняла его.
– У, какой ты большой! Просто чу-у-удо!
* * *
Ее разбудил утренний шум – крики детей, звон молочных бутылок, собачий лай. Потом она ощутила неудобство от долгого лежания на земле. Она вся дрожала.
Какое-то время Кэрри думала, что видит это во сне. Она лежит в сквере… совсем голая… и совсем светло… Потом она вдруг встрепенулась и села. Ее охватил ужас. Где Уайтджек? Долли? Люсиль? Как она здесь очутилась? Что происходит?
Кэрри подтянула колени к груди, чтобы скрыть наготу, и откатилась к стене. У нее раскалывалась голова. Болело сердце. В горле пересохло. На глаза навернулись слезы. Она изо всех сил заморгала, чтобы удержать их. Что она здесь делает? Думай, Кэрри, думай!
В памяти смутно всплыла вечеринка. Все было как в тумане. Уайтджек сделал ей укол, и она добросовестно исполнила свой номер. Кэрри лихорадочно вскочила и тотчас прислонилась к стене. Только теперь до нее дошло, что это стена ее дома.
Рядом послышался шум. Это храпел бродяга, развалившись на спине рядом с контейнером для мусора. Кэрри содрогнулась.
Он повернулся во сне; бутылка выскользнула из рук и разбилась. Кэрри вскочила на ноги и тотчас почувствовала острую боль в ступне. Все же она сообразила подняться вверх тем же путем, каким спустилась. К счастью, окно так и осталось открытым.
Только очутившись в своей спальне, она позволила себе разрыдаться. Ей стало по-настоящему страшно. Она потеряла контроль над собой. Наркотики помутили ее рассудок. Это начало распада личности. И гибели.
Даже не прикрывшись, Кэрри вихрем ворвалась в комнату Долли.
Они спали рядышком – пышная белая блондинка и чернокожий верзила Уайтджек. Ее мужчина. Теперь он каждую ночь проводит с Долли.
– Просыпайтесь, вы! – заорала Кэрри. – Слышите? Подъем!
– Ч-черт! – пробормотал Уайтджек, с трудом разлепляя веки. – Заткнись, женщина! Ч-черт!
– В чем дело? – Долли заворочалась в постели, словно белый кит, выброшенный на сушу. – Что еще случилось?
– Я провела ночь на улице! – вопила Кэрри. – Прямо на улице!
– О чем ты говоришь? – проворчал Уайтджек. – Совсем спятила?
– Вышвырни ее отсюда! – потребовала Долли. Вбежала Люсиль.
– Что происходит?
– Откуда я знаю? – прорычал Уайтджек. – Она совсем рехнулась.
– Ничего я не рехнулась, – выла Кэрри. – Ты день и ночь накачиваешь меня наркотиками, так что я уже не знаю, на каком я свете. Я спала на улице, голая. Слышишь ты? Голая, голая, голая! – она яростно выплевывала слова.
Уайтджек выбрался из постели и заключил Кэрри в объятия.
– Тебе приснилось. С тобой все в порядке. Просто приснилось, вот и все.
Кэрри растерялась.
– Правда?
– Ну конечно. Идем со мной, я сделаю так, что все плохие сны забудутся. – И он увел ее из спальни Долли.
Та повернулась на бок и продолжала дрыхнуть. Люсиль покачала головой. Она много чего повидала на своем веку, и ей было ясно: Кэрри плохо кончит.
Ничего не поделаешь.