Текст книги "Священная война (ЛП)"

Автор книги: Джек Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Коннетабль поднял свиток и развернул его. Его лоб в замешательстве сморщился.

– Я никогда не видел этого документа.

Стоявший рядом с ним Ги побледнел.

– Мой господин, я никогда не желал быть королем. Я…

– Молчать! Не желаю слышать твоего хныканья. Я прекрасно знаю, что этот заговор вынашивал не ты, Ги. Ты и твой брат слишком простодушны для такого предательства.

Ги поклонился.

– Благодарю, ваша милость.

Рядом с Джоном хихикнул Балиан.

– Это дело рук Ираклия и моей сестры, – сказал Балдуин.

– Это все Сибилла! – взвизгнул Ираклий. – Она спросила моего совета, как составить такой документ. Я лишь дал его ей, не более. Я готов поклясться на самом Животворящем Кресте.

– Что ты на это скажешь, сестра?

Сибилла посмотрела на брата свысока, скривив свой тонкий нос.

– Я – принцесса и наследница престола. Я не потерплю этого судебного фарса. Делай со мной что хочешь и покончим с этим.

– Хорошо. – Балдуин кхыкнул. – Амальрик, я считаю тебя невиновным. Ты храбрый человек. Если ты поклянешься служить мне верой и правдой, то останешься на своем посту коннетабля.

– Клянусь, ваша милость.

Балдуин повернул свои незрячие глаза в сторону патриарха.

– Ираклий, ты занимаешь свой пост по воле Божьей; не мне противиться Ему. Но чтобы доказать свою верность, Церковь Гроба Господня внесет пятьдесят тысяч безантов в казну на защиту Королевства. Джон уверяет меня, что у тебя есть эта сумма.

Ираклию стало дурно.

– Да, ваша милость.

– Ги де Лузиньян, – объявил Балдуин, – ты больше не регент.

– И кто же будет править? – с ухмылкой спросила Сибилла. – Ты, брат? Ты не король. Ты калека.

Серебряная маска скрывала выражение лица Балдуина, но его молчание выдавало гнев. Когда он наконец заговорил, его голос скрежетал, словно два камня терлись друг о друга.

– С этого момента мой племянник Балдуин будет править вместе со мной. Когда я умру, именно он наследует мне, а не ты, Сибилла.

– Ты не можешь этого сделать, брат! Высокий совет…

– …уже утвердил мой приказ.

– Но, ваша милость, – рискнул заметить Ги, – юный Балдуин – всего лишь шестилетний ребенок.

– Раймунд из Триполи будет регентом до совершеннолетия мальчика. Ты же, Ги, заберешь свою жену-интриганку и вернешься в Аскалон. Если кто-либо из вас появится в Иерусалиме без моего разрешения, я велю отрубить вам головы.

Сибилла еще мгновение сверлила брата взглядом, а затем высокомерие покинуло ее. Она рухнула на пол и зарыдала.

– Брат, прошу! Ради любви, что я питаю к тебе, не делай этого!

– Прибереги свои лживые слезы, сестра. Они меня не тронут.

Сибилла поднялась, слезы ее высохли, а лицо побагровело от ярости. Она указала на Агнес.

– Это твоих рук дело! Ты всегда предпочитала мне этого больного калеку. Ты за это заплатишь!

Она вылетела из зала. Ги последовал за ней.

– Неплохо прошло, – пробормотал Балиан.

– Не стоит недооценивать гнев Сибиллы, Балиан, – предостерегла Агнес. – В ней много от меня. Она опасна, опаснее тысячи сарацин.

Глава 6

Ноябрь 1184 года. Иерусалим

– Ваша милость, – тихо позвал Джон из дверного проема.

Свеча догорела, и хотя в окно уже начал пробиваться рассветный свет, в комнате оставалось темно. Он едва мог разглядеть короля. Балдуин сидел у ложа, на котором было уложено тело Агнес. Он ссутулился, положив голову матери на грудь, отвернувшись от Джона. Он не шелохнулся на голос Джона. Джон пересек комнату и коснулся его плеча.

– Ваша милость, пора.

Балдуин поднял голову. Впервые с тех пор, как очнулся от болезни, Джон видел его без серебряной маски. Скулы его резко выделялись над впалыми щеками, покрытыми красными язвами. На правой брови бугрился нарост, похожий на корявый корень. Нос его съежился и деформировался, левая ноздря была изъедена болезнью. Незрячие глаза короля покраснели от слез. Он повернул голову в сторону Джона и заговорил хриплым голосом:

– Когда-то я молился, чтобы освободиться от нее, Джон. Теперь она мертва.

– В этом нет твоей вины, ваша милость. Агнес потеряла много волос, а ногти ее пожелтели. Ее отравили.

– Зирних, – прошептал Балдуин название яда. – Я слишком хорошо знаю эти признаки. Это дело рук Сибиллы, я не сомневаюсь. Она – дитя своей матери.

– Что ты будешь делать?

– Аннулирую ее брак с Ги и отправлю ее в Европу. Возможно, Филипп Фландрский все еще захочет ее руки.

– Будет трудно аннулировать брак без патриарха. – Вместо того чтобы заплатить пятьдесят тысяч безантов, которых потребовал Балдуин, Ираклий бежал во Францию. Люди в доках Акры говорили, что видели, как он грузил на свой корабль сундуки, полные золота.

– Тем не менее это нужно сделать. Я недолго проживу, Джон. Я не хочу, чтобы Сибилла и ее муж-дурак плели интриги за трон, когда меня не станет. Я хочу, чтобы она была далеко. И нам нужен мир. – Балдуин протянул руку и нашел руку Джона. Рука короля была изуродована и покрыта белыми узелками. – Я посылаю тебя в Дамаск на переговоры с Саладином.

– В последний раз мы встречались с мечами в руках. Тебе следует послать другого.

– Я больше никому не доверяю. Вильгельм все еще в Риме. Раймунд должен остаться в Иерусалиме на случай моей смерти. Это должен быть ты, Джон. Окажи мне эту последнюю услугу.

Джон кивнул.

– Я не подведу тебя, ваша милость.

– Хорошо. Хорошо. – Балдуин снова повернулся к матери и нашел ее руку.

Солнце поднялось выше, и свет хлынул в окно, осветив ее, отчего ее светлые волосы засияли золотом. Агнес была прекрасна даже в смерти. Глядя на нее такой, Джону было легко вспомнить, почему он когда-то ее любил. Часть его, как он понял, любила ее до сих пор.

– Нам нужно идти, – сказал он, и голос его дрогнул от волнения. – Бдение окончено. Ее нужно отнести в церковь для погребения.

Балдуин кивнул. Он поцеловал руку матери.

– Если бы она не оберегала меня во время моей болезни, я бы, возможно, уже был мертв. В конце концов, она была рядом со мной.

– Была, ваша милость.

Балдуин откинулся в кресле.

– Носильщики!

В комнату вошли четверо мужчин и вынесли его. Когда они ушли, Джон наклонился и поцеловал Агнес в щеку. Она была на удивление холодной. Он смахнул слезу и зашагал из комнаты.

***

Январь 1185 года. Дамаск

Солнце, висевшее над холмами к западу от Дамаска, пылало, как раскаленное железо из кузницы, и тень Джона неслась впереди него, пока он вел своего мула во двор одного из караван-сараев за городом. Конюхи уже ухаживали за верблюдами и лошадьми каравана, к которому он присоединился. Он предпочитал путешествовать с сарацинами, а не с эскортом франкских сержантов, от которых были бы одни неприятности. Хрупкий мальчик не старше семи лет подошел, чтобы забрать мула Джона. Глаза ребенка расширились, когда Джон протянул ему серебряный денарий.

– Позаботься, чтобы ее вычистили, расчистили копыта, хорошо накормили и напоили, и получишь еще один, – сказал ему Джон по-арабски.

– Да, господин. – Мальчик поклонился и увел мула.

– Джуан!

Он обернулся и увидел Дамира, купца, собравшего караван. Тот был одет в дорогие шелка, но широкие плечи и грубые, в шрамах, руки говорили о его солдатском прошлом. Он улыбнулся и протянул ладонь. Джон примкнул к каравану в Акре, где заплатил Дамиру три денария. Остальную часть платы он должен был внести теперь, по прибытии на место. Джон достал из кошеля на поясе золотой безант и положил его на ладонь Дамира.

Дамир хотел было вернуть монету.

– Я не вор. Это слишком много.

– Оставь себе. – Ни для кого не было секретом, что щедрых путников стража каравана охраняет лучше. – Считай это благодарностью за то, что благополучно доставил меня в Дамаск. Надеюсь, мне найдется место в твоем караване и на обратном пути?

– Конечно. Мы выступаем через неделю.

– Тогда до встречи. – Джон направился к воротам.

– Ты куда? Оставайся с нами, Джуан. Сегодня мы празднуем благополучное прибытие.

– У меня дела в Дамаске.

– Тогда тебе стоит поторопиться. Городские ворота закрываются на закате.

Джон взглянул на солнце. Нижний край его уже касался холмов. Он покинул караван-сарай и быстро зашагал по тропе, что вела через сады. Апельсиновые деревья ломились от плодов, и их аромат наполнял прохладный вечерний воздух. Впереди виднелись Баб аль-Фарадис, или Врата Рая. Лишь верхушка их была освещена заходящим солнцем; нижняя часть тонула в тени. В тусклом свете, одетый в пыльный кафтан и куфию, Джон ничем не отличался от любого другого сарацина. Стражники у ворот даже не удостоили его взглядом. Едва он прошел, как услышал за спиной скрип закрывающихся створок. Муэдзины затянули призыв к молитве: «Аллаху акбар! Аллаху акбар! Аллаху акбар! Аллаху акбар! Ашхаду ан ля иляха илля-Ллах!»

Улицы наполнялись людьми, спешившими к великой мечети в сердце города. Джон смешался с толпой. Дворец находился рядом с мечетью. Он направился прямиком к стражникам, охранявшим мост через ров.

– Что тебе нужно? – потребовал ответа капитан стражи.

– Я посланник короля Иерусалима Балдуина. Я прибыл от его имени, чтобы говорить с аль-Маликом ан-Насиром Саладином.

– Король Балдуин, а? – Стражник резко хохотнул. – Следующий прием у Саладина во вторник. Тогда и приходи.

Джон сунул руку за пазуху кафтана, и стражники направили на него копья. Он медленно извлек свиток из тубуса, висевшего на шее, развернул его и протянул капитану. Свиток был исписан арабской вязью и скреплен королевской печатью. Лоб стражника сморщился, пока он, щурясь, разглядывал письмена. Джон догадался, что тот не умеет читать. Это было хорошо. Неграмотные часто питают почти суеверное уважение к писаному слову.

– Здесь сказано, что я – Джон из Тейтвика, настоятель аббатства на горе Сион, архидиакон Храма Гроба Господня и советник короля Балдуина. Я прибыл от его имени для переговоров с Саладином.

Капитан еще мгновение пялился на бумагу, прежде чем свернуть свиток и сунуть его за пояс.

– Проводите его внутрь. Я доложу малику.

Джона отвели в небольшую комнату рядом с дворцовой прихожей. Слуга принес ему воды и чашу с кубиками арбуза. После этого Джон долго никого не видел. Он мерил комнату шагами. Примет ли его Юсуф как друга или как врага? Наконец, чтобы успокоить нервы, Джон опустился на колени для молитвы. Единственная свеча, освещавшая комнату, уже оплывала в собственном воске, когда дверь наконец отворилась. Вошел Имад ад-Дин.

– Джон! Неужели это ты.

Джон обнял его. Он знал Имад ад-Дина с тех пор, как тот, еще молодым ученым, обучал Юсуфа истории и политике. Теперь у Имад ад-Дина были седые волосы и морщинистое лицо.

– Слишком долго мы не виделись, – сказал ему Джон. – Он примет меня?

– Я провожу тебя к нему.

Они пересекли дворец по залам, отделанным мрамором, и поднялись по лестнице в личные покои Юсуфа. У двери стоял на страже Сакр.

– Малик ждет, – сказал он Джону и распахнул дверь.

Юсуф сидел среди подушек в дальнем конце небольшой приемной. Джон едва узнал его. Щеки Юсуфа ввалились, волосы и борода были скорее седыми, чем черными. Под глазами залегли темные круги.

– Джон. – Голос его звучал устало. – Зачем ты пришел?

– Меня послал король Балдуин. Он желает мира между нашими королевствами.

– Но почему именно тебя? Он мог бы послать другого.

– Он выбрал меня, друг.

– Ты мне не друг. Ты выбрал свою сторону. Ты ясно дал это понять при Монжизаре.

– Я сохранил тебе жизнь.

– И спас Балдуина. Эта война могла бы уже закончиться. – Юсуф вздохнул. – Твой король и я – враги, Джон. Пока ты служишь ему, мы тоже враги.

– Но мы не обязаны ими быть.

– Ты ошибаешься.

– Возможно. – Джон решил зайти с другой стороны. – Вам нужен мир с нами, чтобы разобраться с Мосулом. – Он подождал ответа, но Юсуф молчал. – У меня приказ, Юсуф. Я не уеду без мира.

– Хорошо. – Юсуф возвысил голос. – Сакр!

Мамлюк тут же вошел.

– Отведи Джона в гостевые покои и позаботься, чтобы ему было удобно. Выставь стражу у его двери. Без моего позволения он никуда не выйдет. Он задержится у нас надолго.

***

Юсуф ехал через лагерь, раскинувшийся вдоль реки Барада к юго-востоку от города. Здесь стояли тысячи шатров: ровные ряды египетских мамлюков, яркие шатры эмиров, прибывших со своими воинами, и раскинувшиеся тут и там жилища из овечьих шкур, принадлежавшие бедуинам, которые присоединились к войску в надежде на добычу. Юсуф видел на горизонте еще одно племя бедуинов: они скакали к Дамаску, поднимая облако пыли. Сезон дождей закончился, и земли к востоку от города снова стали твердыми и сухими. Скоро настанет время выступать. В Алеппо Юсуф встретится с остальными своими людьми, включая эмиров Аль-Джазиры – Гёкбори, Нумана и Мухаммада.

Он осадил коня перед шатром из шафранно-желтого шелка. Навстречу вышел Эль Маштуб. Огромный воин широко улыбнулся, обнажив пожелтевшие от времени зубы. Он придержал стремя Юсуфа, помогая ему спешиться. Юсуф обнял его и поцеловал в обе щеки.

– Я рад, что ты приехал, друг.

– Я бы этого не пропустил. Жизнь в Баниясе скучна. Франки в Хунине месяцами не покидают свой замок. Боюсь, они растеряли весь свой боевой дух.

Разговор о Баниясе заставил Юсуфа подумать о Джоне. Они вместе брали этот город, еще во времена правления Нур ад-Дина. Джон все еще был заперт в своих покоях во дворце. Юсуф не видел его с тех пор, как тот прибыл более двух месяцев назад.

– Когда мы выступаем на Мосул? – спросил Эль Маштуб.

– Через две недели. Сегодня ты поужинаешь со мной во дворце.

– У тебя все еще тот повар, которого ты забрал из Алеппо? – Юсуф кивнул, и Эль Маштуб ухмыльнулся. – Тогда с превеликим удовольствием.

Юсуф поехал дальше, поприветствовав еще с полдюжины новоприбывших эмиров и шейхов, прежде чем вернуться во дворец. В прихожей его встретил Имад ад-Дин.

– Птица прилетела из Иерусалима, малик. – Секретарь понизил голос. – Король Балдуин мертв.

– Кто теперь правит в Иерусалиме?

– Юный племянник Балдуина коронован, регентом при нем Раймунд из Триполи. Что ты будешь делать, малик? Вторгнешься в Королевство?

– Я подумаю.

Юсуф вернулся в свои покои и застал там свою жену Шамсу. Она с детьми приехала к нему из Каира в прошлом месяце.

– Ты слышал? – спросила она.

Юсуф кивнул.

– В этом нет ничего удивительного. Балдуин болел много лет.

– Некоторые сочтут это знаком, раз он умер, когда у тебя наготове войско. Твои люди захотят напасть на Иерусалим.

Юсуф знал этот тон.

– Но?

– Если ты повернешь, чтобы напасть на Королевство, Изз ад-Дин вторгнется из Мосула. Он может взять Алеппо.

– Не с Селимом там.

– Даже твой брат не сможет победить превосходящие силы. Я знаю вести с севера не хуже тебя, муж мой. Изз ад-Дин заключил союз с сельджукским князем Джаханом Пехлеваном. Вместе они осадили твоего союзника, эмира Ирбиля. Если ты не выступишь против них, они двинутся дальше, чтобы взять Мардин и Нисибин, затем Сарудж и Эдессу. Эмиры Аль-Джазиры, что присягнули тебе на верность, присоединятся к ним. Следующим будет Алеппо.

Юсуф поцеловал ее в лоб.

– Я скучал по тебе, моя мудрая жена.

– Значит, ты пойдешь на Мосул?

– Возможно. Регент Раймунд жаждет начать свое правление с победы. Стоит мне пойти на Мосул, как франки ударят по Дамаску.

– Не ударят, если ты заключишь с ними мир.

Юсуф нахмурился.

– После Монжизара я поклялся изгнать франков со Святой земли.

– И ты это сделаешь, в свое время. Но нельзя сражаться на два фронта, любовь моя. Сначала нужно навести порядок в собственном доме, а уж потом браться за франков.

– Хм. – Юсуф подошел к окну и встал, скрестив руки на груди.

Шамса подошла и встала рядом. Она коснулась его подбородка и мягко повернула его лицо к себе.

– Я знаю, что ты зол на Джона, хабиби, но не позволяй гневу затуманить твой разум. Ты бы так же противился миру, если бы франки прислали другого посланника?

Юсуф открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. Она была права.

– Ты знаешь меня лучше, чем я сам. – Он поцеловал ее, затем отстранился и возвысил голос: – Сакр! Приведи ко мне Джона.

***

У Джона вспотели ладони, пока он шел за стражником по дворцовым залам. Впервые за несколько месяцев он покинул свою комнату. Все эти дни он провел за чтением, глядя в окно и репетируя доводы в пользу мира. Надежда уже начала угасать, но теперь Юсуф вызвал его.

Они подошли к тронному залу. Стражник постучал и распахнул дверь. Юсуф сидел в той же позе, что и в прошлый раз.

– Твой король мертв, – сказал он, когда Джон сел.

Джон моргнул.

– Что? Когда?

– Вчера.

И его там не было. Джон почувствовал, как на грудь навалилась тяжесть. Ему следовало вернуться после первого отказа Юсуфа. Возможно, он мог бы что-то сделать.

– Однажды ты уже выбрал его, а не меня, Джон. – Юсуф посмотрел ему в глаза. – Я прошу тебя выбрать снова. Поступай ко мне на службу.

Джон покачал головой.

– Я дал клятву.

– Балдуину. Балдуин мертв.

– Я священник. Я давал клятву и Богу.

– Бог один, Джон. Я служу ему. Я веду его битвы.

– Война – не Божье дело. Я должен вернуться в Иерусалим. Да хранит тебя Аллах, друг. – Он встал.

– Ты сказал, что не уйдешь без мира.

Джон замер у двери.

– Мира? – Почему сейчас, когда Королевство наиболее уязвимо? Он вгляделся в лицо Юсуфа, но не нашел ответа. Лоб Джона прорезала складка. Когда Ги стал регентом, он отправил Рено в набег на Хиджаз. Возможно, Юсуф опасался подобного нападения и от Раймунда. Но зачем бояться франкской армии, если только… – Ты собираешься идти на Мосул.

– Возможно. Расскажи мне о новом короле. Правду, Джон.

– Юный Балдуин – болезненный ребенок. Вряд ли он доживет до совершеннолетия.

– А регент, Раймунд?

– Ты встречался с ним. Ты знаешь, что он достойный человек.

– Но хороший ли он воин?

– Ты не найдешь Королевство легкой добычей, пока он правит, если ты это имеешь в виду.

Юсуф посмотрел Джону в глаза.

– Еще один вопрос, Джон. Ответь мне правду; от этого зависит твой мир. Смогу ли я взять Иерусалим?

Джон открыл было рот, готовый солгать, но передумал. Он не мог обмануть Юсуфа. Они слишком хорошо знали друг друга.

– Да, ты можешь его взять. Но это будет стоить тебе очень дорого, и ты не сможешь его удержать, если тебе придется посылать людей на защиту Алеппо от эмира Мосула.

Юсуф кивнул. Он протянул лист бумаги.

– Что это?

– Перемирие, Джон. На четыре года.

Джон взял договор, прижал его к сердцу и поклонился.

– Шукран Аллах.

Юсуф покачал головой.

– Не благодари меня. Как только Мосул будет в моей власти, ничто не помешает мне обрушиться на Королевство. Когда четыре года истекут, я приду за Иерусалимом.

Глава 7

Ноябрь 1185 года. Мосул

У Юсуфа внутри все горело. На лбу выступил пот, и он стиснул зубы, присев над ночным горшком. Когда он закончил, то вышел из отгороженной части шатра, и слуга вошел, чтобы забрать горшок. Когда его выносили, Сакр заглянул внутрь и нахмурился.

– Малик…

Юсуф отмахнулся от его беспокойства. Мосул был почти его. Он не мог позволить себе слабость.

– Это ничего. Принеси воды и помоги мне с доспехами.

Сакр помог ему натянуть тяжелую кольчужную рубаху, а затем зашнуровал жилет из золоченой чешуи, который Юсуф носил поверх. Юсуф застегнул пояс с мечом, натянул шлем и вышел наружу. Утреннее солнце сверкнуло на его золоченом доспехе и позолоченном венце шлема. Важно было выглядеть по-царски, как бы скверно он себя ни чувствовал.

Шатер Юсуфа был разбит на невысоком хребте в двух милях к западу от Мосула. Шатры его хаскийи покрывали склон холма перед ним, а за ними лагерь простирался до самого города, до которого было не более полумили. По ту сторону города протекал Тигр, его воды отливали красноватым золотом. Отсюда высокие стены Мосула – того же пыльно-бурого цвета, что и земля вокруг – казались такими низкими, что их можно было перешагнуть. Эмир Изз ад-Дин был заперт за этими стенами. Его союзник, сельджукский князь Пехлеван, бежал, когда Юсуф переправился через Евфрат. После его отступления многие эмиры к востоку от Мосула перешли на сторону Юсуфа. Город был изолирован. В нем было вдвое меньше воинов, чем в войске Юсуфа. И все же после пяти месяцев осады он все еще стоял.

Слуга принес чашу с водой. Юсуф заставил себя выпить, хотя желудок все еще горел. Возможно, вода поможет погасить огонь. Отпивая, он наблюдал за работой катапульт, метавших обломки скал, взятые из развалин на холмах за Тигром. Катапульты били днем и ночью, но наносили мало вреда. Изз ад-Дин посылал вылазки, чтобы отогнать саперов Юсуфа, прежде чем те успевали подобраться достаточно близко, чтобы сделать подкоп под стены. Юсуфу придется морить город голодом. Он хорошо представлял, как, должно быть, страдают люди. Будучи молодым эмиром, Юсуф провел четыре месяца в осаде в Александрии. Он все еще помнил сосущий голод в животе. Со временем он стал такой неотъемлемой частью его самого, что он почти перестал его замечать.

Юсуф опустил чашу, заметив суету на вершине ближайших ворот. Вспыхнули на солнце шлемы – к стражникам присоединялись новые воины. Из рядов людей, которых Юсуф выставил наблюдать за воротами, донесся звук рога. Мгновение спустя ворота отворились. Воины Юсуфа быстро выстроились в линию, чтобы отразить натиск возможной вылазки. Внизу, у подножия холма, лагерь ожил: воины бросали завтрак, хватаясь за мечи и копья. Эль Маштуб галопом взлетел на хребет и соскользнул с седла перед Юсуфом.

– Малик, ворота!

– Вижу, – спокойно ответил Юсуф. – Иншаллах, Изз ад-Дин окажется настолько глуп, чтобы напасть. Ты поведешь против него египетские полки. Когда враг бросится в атаку, держи центр и пошли фланги, чтобы отрезать их от города.

– Слушаюсь, малик.

– И проследи, чтобы стража у других ворот была начеку. Это может быть лишь обманный маневр перед основной атакой в другом месте.

Эль Маштуб вскочил в седло и, выкрикивая приказы, ускакал прочь. Юсуф снова обратил свой взор на ворота. Если это и была вылазка, то люди Изз ад-Дина не торопились. Элемент внезапности был давно упущен. Наконец, выехало два десятка всадников. Даже с такого расстояния Юсуф видел, что трое в центре – не солдаты. На них не было доспехов, которые бы отражали утреннее солнце. Посланники. Ворота за ними захлопнулись.

Юсуф повернулся к одному из дюжины гонцов, состоявших при нем. Это были молодые мамлюки, отобранные за быстроту скачки и способность точно запоминать его приказы.

– Передай Эль Маштубу, чтобы был начеку, – сказал ему Юсуф. – Это может быть какая-то уловка.

Гонец кивнул и бросился к своему коню.

– Вы четверо, позовите Гёкбори, Нумана, Мухаммада и Имад ад-Дина ко мне в шатер. А ты, проследи, чтобы посланников Изз ад-Дина проводили сюда. Сакр, приготовь еду и питье для наших гостей.

Юсуф вошел в свой шатер и сел на походный стул. Первым вошел Имад ад-Дин, а вскоре за ним прибыли и эмиры. Гёкбори все еще грыз жареную куриную ножку. Мухаммад был безупречно одет в шелковые одежды изумрудно-зеленого цвета, украшенные цветочным узором из серебра. Нуман вперевалку вошел последним, в той самой одежде из грубой кожи и запятнанной кольчуге, которую, казалось, никогда не снимал. Все трое присоединились к Имад ад-Дину, встав по обе стороны от стула Юсуфа.

– Думаешь, с них хватит, малик? – спросил Гёкбори.

– Иншаллах, – сказал Мухаммад. – Осады – дело утомительное.

– И дорогое, – добавил Имад ад-Дин. – Каждый день обходится в тысячи динаров на еду и жалованье твоим мамлюкам, малик. Даже казна Египта когда-нибудь опустеет.

– Казна Изз ад-Дина полна золота, – сказал Нуман. – Когда город падет, у нас будет все, что нужно.

– Малик. – В шатер вошел Сакр. – Изз ад-Дин прислал свою жену, хатун Асму умм Арслан, и двух ее старших дочерей.

Сакр откинул полог шатра, и женщины вошли. Обе дочери были одеты в белые кафтаны – символ чистоты, указывающий на их девственность, – и носили никабы, скрывавшие все, кроме глаз. Жена Изз ад-Дина, Асма, была в одеждах из желтого шелка, и лицо ее было открыто. Это была привлекательная женщина с сияющими золотистыми глазами, в уголках которых наметились «гусиные лапки». В ее волосах не было ни единой седой пряди, а лицо было круглым. Она, по крайней мере, не страдала от нехватки еды во время осады. Она смело встретила взгляд Юсуфа.

– Ахлян ва-сахлян, – приветствовал их Юсуф. Он указал на расставленную еду. Таково было гостеприимство, подобающее любым гостям. – Садитесь. Ешьте и пейте.

– Шукран Аллах, малик, – сказала Асма. – Твой прием – честь для нас.

Она села первой, за ней последовали дочери. Каждая откусила по маленькому кусочку хлеба и сделала глоток воды, затем отставила еду в сторону.

– После месяцев в окружении одних лишь воинов, – сказал Юсуф Асме, – радостно взирать на такую красоту, какой обладаете вы и ваши дочери. Это все равно что найти оазис в пустыне.

Юсуфа больше заботило их послание, чем их внешность, но определенные формальности нужно было соблюсти.

– Я вижу, твоя слава учтивого человека так же заслуженна, как и твоя слава воина, малик. Надеюсь, твоя слава милосердного правителя столь же обоснованна.

Это было хорошо сказано. Эта Асма была умна.

– Те, кто признает свои ошибки и принимает мой суд, всегда найдут во мне милосердие, – сказал он ей.

– Тогда я молю о милости для народа Мосула. Они ничем тебя не оскорбили, но именно они страдают от этой осады больше всех. Зерно на вес золота. Людей убивают за каравай хлеба. Сотни голодающих детей просят милостыню на улицах. Будь милосерден, малик. Если не снимешь осаду, то хотя бы пришли еды для нашего народа.

Еды, которая, без сомнения, пойдет на прокорм солдат Изз ад-Дина.

– Если твои люди хотят еды, им нужно лишь открыть мне ворота.

Асма покачала головой.

– Наш народ прежде всего предан. Они никогда не предадут Изз ад-Дина.

– Посмотрим, хатун. Говорят, голодное брюхо не знает преданности.

Глаза Асмы сузились. Когда она заговорила снова, в ее голосе прорезались гневные нотки.

– Ты называешь себя слугой ислама, малик. Почему же тогда ты здесь, на востоке, сражаешься со своими братьями, когда враг далеко на западе, в Иерусалиме?

– Ты прекрасно знаешь, почему я здесь. Я не могу сражаться с франками, пока боюсь ножа в спину, стоит мне повернуться.

– Ты прикрываешь свои амбиции красивыми словами. Если все, чего ты ищешь, – это обезопасить свои границы, то заключи мир с Мосулом. Не разрушай его.

Наконец, они подошли к сути дела. Юсуф кивнул, предлагая ей продолжать.

– Изз ад-Дин предлагает десятилетнее перемирие. Мои дочери выйдут замуж за твоих сыновей. Ты освободишь эмиров к востоку от Мосула от их клятв тебе. Взамен Изз ад-Дин позволит тебе сохранить земли на западе.

Юсуф изогнул бровь.

– Он позволит мне? Он не может мне помешать. Я не ищу перемирия, хатун. Я пришел за Мосулом, и он будет моим.

Одна из дочерей всхлипнула. Она начала громко плакать. Другая присоединилась. Юсуф едва сдержал улыбку, настолько прозрачной была уловка. Сама Асма сделала вид, что утирает слезу.

– Ты оставишь нас ни с чем? – потребовала она ответа, и голос ее задрожал. – Ты убьешь своих братьев-мусульман? Ты обречешь моих дочерей на жизнь в нищете, сделаешь их шлюхами своих солдат? Я вижу, что легенда о твоем благочестии – ложь. Ты не человек Божий.

Юсуф мягко улыбнулся. Он тоже умел играть в эту игру.

– Я не желаю вреда твоим добрым дочерям, хатун.

– Тогда ты заключишь мир?

– Если Изз ад-Дин преклонит передо мной колени как мой подданный, я дарую ему жизнь и пощажу его воинов и народ Мосула. Я отдам твоему мужу в правление провинцию Синджар.

– Синджар? – Асма произнесла это слово так, будто оно оставило во рту дурной привкус. Она поднялась, и ее дочери последовали ее примеру. – Изз ад-Дин – потомок великого Имад ад-Дина Занги. Он никогда не склонится перед таким курдом, как ты.

– Тогда он умрет, и Мосул падет. Когда этот день настанет, даже слезы твоих дочерей тебя не спасут. Иди и скажи это своему мужу.

***

Юсуф сгорбился под плащом, выезжая из лагеря для вечернего осмотра стражи. Осада длилась уже семь месяцев, и пришла зима. Тяжелый мокрый снег скапливался на капюшоне его плаща, а конь взбивал грязь, забрызгивая ноги Юсуфа. «Может, в Мосуле и голодают, – размышлял Юсуф, – но у них хотя бы есть крыша над головой». Он едва помнил, когда в последний раз был в тепле. Казалось, зимний холод проник в самые кости. А боль в животе стала хуже, чем когда-либо. Сегодня был последний день Рамадана; возможно, когда ежедневный пост закончится, ему станет лучше. Он взглянул на Сакра, который сидел прямо, с непокрытой головой. Казалось, он не замечал холода. Эх, снова стать бы молодым.

Сквозь снежную пелену впереди Юсуф разглядел ряды мамлюков. Стража, выставленная у самых северных ворот Мосула, вытянулась по стойке «смирно» при его приближении. Он знал, что воинам приходится хуже, чем ему. Некоторые дрожали от холода, сжимая копья. Они опустились на колени в грязь, когда он проезжал мимо.

– Сакр, – позвал Юсуф, – пошли гонца в лагерь. Пусть повара приготовят горячий суп и принесут его страже.

– Слушаюсь, малик.

Юсуф поехал дальше, к следующему дозору. Огонь в животе разгорался все сильнее. Он почувствовал внезапный, острый укол боли, словно в живот вонзили раскаленную кочергу. Он спешился и упал на четвереньки в грязь, и его сильно вырвало. Рвота была красной от крови.

Сакр тут же оказался рядом.

– Вам дурно, малик? Я позову лекарей.

Юсуф отмахнулся.

– Оставь меня. – Он попытался встать, но голова его кружилась, а ноги ослабли. Он рухнул и перекатился на спину. Последнее, что он помнил, было прикосновение мокрого снега к его горячим щекам. А потом мир померк…

Он не знал, как долго был без сознания, но через какое-то время к нему пришли видения. Он увидел своего сына, аль-Салиха, еще младенцем, ползущим к нему из темноты. Младенец превратился в мужчину, державшего золотой меч с широким, изогнутым клинком. Когда он заговорил, голос аль-Салиха был глухим и холодным, голосом мертвеца. «Мести, отец. Я жажду мести». Он взмахнул клинком, и Юсуф отпрыгнул в сторону. Теперь он был в доспехах, с мечом в руке. Он встретил следующий удар сына и отразил его. Юсуф нанес ответный удар, и его клинок распорол живот аль-Салиха. Крови не было.

Аль-Салих снова напал, рубя сверху вниз. Юсуф уклонился от удара и пронзил сына мечом. Аль-Салих рассмеялся глухим смехом, похожим на стук костей. «Ты не можешь убить меня, отец. Я уже мертв». Он протянул к Юсуфу руки, и когда они сомкнулись на его горле, аль-Салих превратился в свою мать, Азимат. Юсуф оттолкнул ее, но она снова набросилась, царапая его лицо длинными ногтями. Ее рука снова сомкнулась на его горле и начала сжиматься. Юсуф схватил ее за руки и попытался их оттащить, но хватка ее была железной. Он отчаянно задыхался.

– Я знаю, – прохрипела она. – Я знаю, что ты сделал.

Плоть на ее руках начала разлагаться в его ладонях. Лицо ее стало серым, кожа сползала, обнажая белую кость.

– Я знаю!

Ее пальцы сжимались все сильнее и сильнее, выжимая из него последний воздух. Он снова погрузился во тьму.