Текст книги "Священная война (ЛП)"

Автор книги: Джек Хайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Саладин. Священная война

Джек Хайт

Книга третья трилогии о Саладине

Часть I
Иерусалим

Я не был с Саладином в годы после Монжизара, и слава Богу. Я знал его с детства, но человек, которым он стал после поражения, был мне чужд. Он поклялся взять Иерусалим и принялся за дело с беспощадной энергией, на которую страшно было смотреть даже издали. Он сплотил свой народ как никогда прежде, выковав из враждующих эмиров и недружественных племен единое, смертоносное оружие.

В Иерусалиме король и его придворные почти ничего об этом не знали. Они знали лишь, что Саладин обратил свой взор на другие земли и что впервые за много лет воцарился мир. Но они растратили это время в пустых престольных дрязгах, и когда наконец разглядели надвигающуюся угрозу, было уже слишком поздно...

Из хроник Яхьи ад-Димашки

Глава 1

Декабрь 1181 года. Каир

Юсуф плотнее закутался в плащ из шкуры пантеры. Пронизывающий северный ветер нес с собой колючий дождь и далекий стук молотков каменотесов. Зимняя непогода не остановила ни возведение цитадели на холмах к югу от Каира, ни ежемесячный смотр войск, который намеревался провести Юсуф. Флажки над армейскими рядами намокли и понуро обвисли, но воины под ними держались в седлах прямо, невзирая на дождь, промочивший их кафтаны и собиравшийся каплями на вороненых кольчугах.

– Ты славно потрудился, – сказал Юсуф младшему брату.

Именно Селиму он поручил восстановить армию после разгрома при Монжизаре. Четыре года назад войско Юсуфа дошло почти до самого Иерусалима, но было застигнуто врасплох и разбито христианами. Юсуф потерял тысячи воинов. После этого он дал брату пять лет на восстановление войска. Селим управился за четыре. Теперь перед ними стояла пятнадцатитысячная армия – больше, чем до Монжизара.

– Ты заслужил новое имя, брат: Сайф ад-Дин.

– Шукран Аллах. – Селим поклонился, не слезая с седла. – Меч Ислама. Доброе имя.

Юсуф пришпорил коня и поехал вдоль рядов. Он проехал мимо муштарават: четыре тысячи всадников в шафранно-желтых кафтанах поверх кольчуг – отличительном знаке его личной гвардии. У каждого в руке легкое бамбуковое копье, в другой – небольшой круглый щит. За спиной – изогнутый лук, у бедра – сабля. Дождь звонко барабанил по их стальным шлемам. Это были самые искусные воины Юсуфа, и среди них – его старейшие друзья. Он кивнул, проезжая мимо Хусама с его золотым зубом и Назама – худого, лысого воина, быстрого, как змея. Юсуф приветствовал и других, но в глаза бросалось отсутствие многих. Несравненные лучники Лиакат и Увайс, великан Кадир – все они пали при Монжизаре.

За его воинами в желтом следовали мамлюки его брата и эмира Каракуша. Одни носили джавшаны – жилеты из сотен крошечных, соединенных меж собой стальных пластинок. Другие были в кольчугах или стеганых хлопковых куртках, подбитых сталью. Затем шли пять тысяч воинов легкой конницы, все в стеганых жилетах, а из оружия у них были лишь луки и легкие копья. В самом конце Юсуф проехал сквозь ряды пехоты. Пять тысяч воинов держали высокие щиты и длинные копья, которые позволили бы им отразить натиск конницы.

Миновав последний ряд, Юсуф развернул коня и поскакал обратно к голове войска.

– Есть дела, которые мне надобно рассудить? – спросил он Каракуша.

Кряжистый эмир с седеющей бородой кивнул.

– Пленных! – крикнул он, и стража вытолкала вперед троих.

К разочарованию Юсуфа, одним из них оказался его двоюродный брат, Насир ад-Дин. Это был не первый раз, когда юношу приводили к нему на суд. Насир ад-Дину было всего семь, когда умер его отец Ширкух. Он вырос при дворе в Каире и крепко сдружился с племянником Юсуфа, Убадой. Юсуф пожаловал двоюродному брату в правление Хомс в надежде, что власть научит его порядку, но Насир ад-Дин еще ни разу не был в своих землях. Он предпочитал оставаться в Каире, живя на доходы от Хомса. Каракуш указал на него:

– Насир ад-Дин был застигнут в казармах пьяным, с двумя женщинами. Одна из них замужняя.

Насир ад-Дин, тонкий, как тростинка, дрожал, хотя скорее от страха или стыда, нежели от холодного ветра. Он уставился в землю у ног Юсуфа.

– Взгляни на меня, кузен, – приказал Юсуф. – Объясняйся.

– Я… я не хотел ничего дурного, – сбивчиво начал Насир ад-Дин, а затем слова полились торопливым потоком. – Трое моих людей в прошлом месяце достигли восемнадцати лет. Их освободили, и они стали полноправными мамлюками. Военачальник должен разделять с воинами не только горести, но и радости. Так учил меня отец. Я повел их отпраздновать к Чандре. Боюсь, я и впрямь сильно напился.

– А замужняя женщина? Кто она?

– Она не назвала своего имени, малик. И не сказала, что замужем. Клянусь! Я…

– Довольно.

Было время, когда Юсуф, возможно, и простил бы кузену его прегрешения. В конце концов, он и сам когда-то спал с чужой женой. Но то был другой Юсуф – Юсуф до Монжизара, до пустыни.

– Своим пьянством и распутством ты опозорил и себя, и нашу семью, – сурово произнес он. – Мало найдется преступлений более гнусных, чем спать с чужой женой, да еще и делать это прилюдно, в казарме, среди своих воинов… – Юсуф покачал головой. – Получишь десять ударов плетью и заплатишь сто динаров человеку, которого оскорбил. С завтрашнего дня ты изгнан из Каира. Отправляйся в свои земли в Хомсе и учись править мудро и справедливо. Молюсь ради твоего же блага, чтобы я больше не слышал о тебе дурных вестей.

Насир ад-Дин открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

– Слушаюсь, малик.

Следующим подвели лысого толстолицего мужчину. Мокрый кафтан облепил его круглое брюхо.

– Повар Шаад, – объявил Каракуш. – Уличен в воровстве.

– Малик, да никогда! Я повар уже двадцать лет, а то и больше! Я служил вашему дяде, Ширкуху! Я…

Юсуф обнажил меч, и повар умолк.

– Что он украл?

– Каждый месяц он утаивал часть денег, отпущенных на еду для воинов.

Шаад рухнул на колени в грязь.

– Всего один раз, малик! Клянусь! Смилуйся!

Юсуф спешился.

– Ты разжирел на еде, что предназначалась твоим товарищам. Лишишься своей должности и понесешь наказание для воров.

Он подал знак стражникам, и те схватили повара сзади. Один вытянул его правую руку. Другой взял полосу ткани и туго перетянул ее чуть ниже локтя, чтобы остановить кровь, которая вот-вот должна была хлынуть. Когда Юсуф занес меч, повар забился и задергался.

– Я отрублю тебе руку, – сказал ему Юсуф. – Стой смирно, если хочешь, чтобы удар был чистым.

Шаад перестал вырываться, и Юсуф опустил меч. Повар потерял сознание. Стражники оттащили его прочь, оставив отрубленную кисть лежать на плацу. У Юсуфа жгло в животе, но он почти не замечал этого. В последнее время боль была постоянной.

Он снова сел в седло, когда подвели последнего пленника. Это был очень красивый мужчина с ухоженной черной бородой и золотистыми глазами.

– А этот что натворил?

– Изнасилование, малик. Дочь торговца стеклом.

– Свидетели есть?

Каракуш указал на четверых мужчин в шелковых кафтанах. С ними была женщина в никабе, скрывавшем все, кроме глаз.

– Четверо мужчин, как того требует закон, малик.

Пленник встретил взгляд Юсуфа не дрогнув.

– Не было никакого насилия. Она сама этого хотела, малик.

– Он лжет! – выкрикнул один из мужчин в шелках. – Взгляни, что он сделал с моей дочерью, малик.

Женщина откинула никаб. Щека ее была в синяках, губа – разбита и окровавлена.

– Он обесчестил ее. Какой выкуп за невесту я теперь за нее получу?

– Мамлюка забьют камнями, как велит закон, – объявил Юсуф. – А ты получишь возмещение за свою потерю. Сто динаров.

Отец еще отвешивал благодарные поклоны, а Юсуф уже развернул коня и в сопровождении стражи поскакал в Каир. Он продрог, промок и был мрачен, как это часто бывало с ним после свершения правосудия. Больше всего на свете ему хотелось горячей ванны и сытного ужина, но этому не суждено было сбыться. Едва он сбросил плащ в дворцовой прихожей, как к нему, прихрамывая, поспешил аль-Фадиль. Крохотный горбатый секретарь страдал подагрой.

– Птицы принесли вести, – сказал аль-Фадиль. Юсуф нахмурился. – Это важно, малик.

– Пойдем со мной, – бросил Юсуф и зашагал дальше, к своим покоям.

– У меня письмо из Барки. Говорят, султан Альмохадов готовит флот, чтобы двинуться на Триполи, что на африканском побережье.

Лоб Юсуфа прорезала складка. Больше года назад он отправил Убаду завоевывать побережье к западу от Египта, но победы племянника не принесли ничего, кроме хлопот.

– Сократи гарнизон. Иншаллах, пусть султан забирает у нас Триполи. Содержание этого города обходится мне дороже, чем та дань, что он платит.

– Будет исполнено, малик. – Аль-Фадиль извлек из одного из карманов, которыми были усеяны его шелковые одежды, еще одно послание. – Вести из Александрии. Еще два корабля спущены на воду и присоединились к вашему новому флоту.

Юсуф лишь кивнул. На миг он остановился и схватился за стену. На лбу выступил пот, а в животе будто провернулся нож.

– Вам дурно, малик?

– Легкое недомогание… – Юсуф выпрямился и пошел дальше по коридору.

Он не мог думать об Александрии, не вспоминая Турана. Юсуф отправил старшего брата править городом после его провала в походе на Монжизар. За несколько коротких месяцев Туран наделал долгов более чем на двести тысяч золотых динаров, а затем умер от того, что официально объявили чрезмерным употреблением гашиша. Юсуф знал правду. Это было правосудие, но память о смерти брата все еще причиняла ему боль.

Когда они дошли до кабинета Юсуфа, аль-Фадиль протянул ему клочок бумаги.

– Я счел, что вам лучше прочесть это наедине.

Юсуф пробежал глазами послание, написанное крошечным, как того требовала голубиная почта, почерком. Аль-Салих мертв. Юноша был правителем Алеппо и сыном Юсуфа – плодом его связи с Азимат, когда та еще была женой его господина, Нур ад-Дина. Юсуф уронил донесение и подошел к окну. Он так вцепился в подоконник, что костяшки пальцев побелели.

– Здесь не сказано, как он умер.

– Похоже, его убили, малик.

– И кто теперь правит в Алеппо?

– Двоюродный брат мальчика, Имад ад-Дин. Город ему отдал его брат, Изз ад-Дин, что правит в Мосуле.

Юсуф повернулся к аль-Фадилю.

– Этого нельзя так оставить. Начинай собирать казну для похода.

– На Алеппо?

– На Мосул. Настоящая угроза – Изз ад-Дин.

Будучи правителем Аль-Джазиры, плодородных земель между Тигром и Евфратом, Изз ад-Дин был богат и людьми, и деньгами. Юсуф встречал его еще юношей при дворе Нур ад-Дина. Даже тогда Изз ад-Дин был честолюбив.

– Я не смогу взять Иерусалим, если мне придется еще и защищать Дамаск от Изз ад-Дина и его брата. Мы выступим весной, когда кончатся зимние дожди. А теперь иди и скажи моему брату Сайф ад-Дину, чтобы начинал собирать оружие и припасы.

– Будет исполнено, малик. – Аль-Фадиль направился к двери, но в пороге помедлил. – Еще одно. Я получил известие, что ваша жена Азимат едет сюда из Алеппо.

Юсуф не видел Азимат много лет. После свадьбы она осталась в Алеппо с их сыном. Ему не хотелось встречаться с ней сейчас, но отказать он не мог.

– Когда она прибудет, устрой ее со всеми удобствами.

Аль-Фадиль поклонился и вышел. Юсуф вернулся к окну. Он вспомнил те далекие ночи в Алеппо, когда он пробирался к Азимат в покои через окно. Они рисковали всем. Они зачали дитя. И вот теперь это дитя мертво.

Дверь за спиной Юсуфа со скрипом отворилась, и он, обернувшись, увидел Шамсу. Его первая жена уже не была той красавицей, какой он ее встретил. Годы оставили тонкие морщинки в уголках ее глаз и губ и заострили черты лица, отчего скулы стали заметнее. Но в ее темных глазах он по-прежнему видел ту самую дразнящую смесь вызова и обещания. Она улыбнулась, сверкнув ровными белыми зубами. Затем улыбка ее угасла.

– Тебе нездоровится, хабиби.

– Я в порядке.

Она подошла и обняла его за талию.

– Ты слишком много работаешь. Пойдем. Надо снять с тебя эту мокрую одежду. – Она принялась развязывать шнуровку, крепившую его золоченый джавшан.

Юсуф мягко отстранил ее.

– Есть дела, жена. Нас ждет война на севере. – Он сел и положил на колени походный столик. Он потянулся было за пером, но Шамса выхватила его из его руки.

– Это уж точно может подождать, пока ты не примешь ванну. Дороги еще несколько месяцев будут непроходимы.

Юсуф взял другое перо. Он не хотел в ванну. Он хотел с головой уйти в работу, чтобы прогнать мысли о Туране, об аль-Салихе и о человеке, которого он сегодня приказал забить камнями.

– А мы должны быть готовы выступить, как только они станут проходимы. Я не могу дать Имад ад-Дину время укрепиться в Алеппо. – Юсуф взял лист бумаги. Сосредоточенно нахмурившись, он начал составлять послание аль-Мукаддаму, своему наместнику в Дамаске.

Шамса мгновение смотрела на него.

– Ты не один, хабиби, – тихо сказала она. – Раздели свою ношу со мной.

– Нет. – Юсуф боялся, что она перестанет называть его любимым, если узнает обо всем, что он совершил. – Я – правитель, Шамса. Это не твоя ноша.

***

Февраль 1182 года. Каир

Юсуф с непроницаемым лицом ждал в приемном зале дворца. Азимат должна была прибыть с минуты на минуту, и, несмотря на внешнее спокойствие, Юсуф чувствовал, как по спине струится пот. Он облачился в царские одежды: одеяние из тяжелой золотой парчи, высокий белый тюрбан и усыпанный драгоценностями меч у пояса. Чуть позади стояли Селим и Шамса, а также его дети. Аль-Афдалю и его брату аль-Азизу было уже десять и девять лет – почти достаточно, чтобы получить в правление собственные земли. Оба ерзали, не в силах унять мальчишескую энергию. Аз-Захир, который был на два года младше аль-Азиза, стоял недвижно, точная копия отца. Младшие дети – Исхак, Масуд, Якуб и Дауд – стояли в стороне с кормилицами и шестью дочерьми Юсуфа. Юсуф заметил набухшую грудь своей старшей дочери, Халимы, рожденной от рабыни. Скоро ей придется подыскивать мужа.

Двери зала распахнулись, и Юсуф сощурился от яркого солнечного света. Из потока света выступила Азимат, сопровождаемая свитой из стражников и придворных. Они преклонили колени, а Азимат продолжила свой путь к Юсуфу. За те пять лет, что он ее не видел, она, казалось, сильно постарела. Кожа ее все еще была молочно-белой и гладкой, но щеки ввалились, а под глазами залегли темные круги. Ее длинные черные волосы были тронуты сединой.

– Жена, – приветствовал ее Юсуф.

– Муж. – Она поклонилась. Ее взгляд скользнул с него на Шамсу, а затем на детей. Она смахнула слезы. – Я хочу поговорить с тобой наедине.

– Конечно. Я провожу тебя в твои покои. Селим, позаботься, чтобы ее свиту разместили со всеми удобствами.

Они шли молча, пока Юсуф вел ее через весь дворец в гарем.

– Вот твои покои, – сказал Юсуф, когда они вошли в уютные комнаты, где полы были устланы толстыми коврами из козьей шерсти, а стены украшены шелками. Окна выходили во двор, благоухающий розами.

Азимат едва взглянула на свое новое жилище.

– Сойдет. – Она посмотрела ему в глаза. – Кажется, ты не рад меня видеть, муж.

– Зачем ты приехала? Могла бы остаться в Алеппо.

– Чтобы жить с убийцами моего сына? Он умер не своей смертью. Его отравили.

– Я знаю.

Ее глаза расширились.

– Ты знаешь? – Она схватила его за руку. – Кто это сделал? Скажи мне.

– Изз ад-Дин.

– Но он же двоюродный брат аль-Салиха.

– Он честолюбив. Теперь он правит из Мосула, а его брат сидит на троне Алеппо. После смерти аль-Салиха они – наследники царства Нур ад-Дина. Следующим их шагом будет Дамаск.

– Изз ад-Дин, – прошептала Азимат. – Я так и знала.

Силы, казалось, разом оставили ее, и она рухнула на груду подушек на полу. Мгновение она сидела, обхватив голову руками, затем встретилась взглядом с Юсуфом.

– Это я нашла его. Он был один в своих покоях, когда умер. Чаша с вином выпала у него из руки. Лицо его посинело, словно его задушили, но следов борьбы не было. Я должна была быть там. Я должна была его защитить.

Юсуф опустился рядом с ней на колени и взял ее ладони в свои.

– Ты сделала все, что могла.

– Нет. Есть еще одно, последнее, что я должна сделать для своего сына. Я должна принести ему отмщение. – Она вцепилась в его руки. – Если ты хоть когда-нибудь любил меня, Юсуф, отомсти за меня. Отомсти за нашего сына. Иди на Мосул. Убей тех, кто отнял у меня дитя. Убей этого ублюдка Изз ад-Дина.

Юсуф отвернулся, не в силах вынести ее горя. В животе у него жгло, а к горлу подкатила желчь.

– Те, кто убил аль-Салиха, понесут кару, – сказал он ей. – Даю тебе слово.

***

Ноябрь 1182 года. Мосул

Длинный участок внушительной стены Мосула, сложенной из песчаника, был объят пламенем, языки которого взметались от зубцов к грозящему дождем небу. Огонь был последним следом горящей нафты, которую защитники вылили на воинов Юсуфа, заставив его отменить приступ. Ветер доносил до Юсуфа смрад горящей плоти. Теперь же до него доносились издевательские выкрики защитников города, которые потешались над его воинами, пока те, хромая, брели обратно в лагерь, неся убитых и раненых. Вскоре к оскорблениям присоединились камни и прочие предметы, метаемые из катапульт. Юсуф сжал кулаки так крепко, что ногти впились в ладони.

Его войско прибыло неделю назад. Юсуф развернул отряды вокруг города и начал обстрел, но с приближением зимы у него не было времени на долгую осаду. Он надеялся, что демонстрация силы ускорит решение халифа в Багдаде. Юсуф отправил ему письмо с просьбой передать ему власть над Мосулом. После сегодняшнего дня он боялся ответа, который мог получить. Юсуф все еще смотрел, как его армия ковыляет обратно в лагерь, когда к нему подскакал Каракуш и спешился. Лицо его было забрызгано кровью, а часть кафтана обгорела. В мозолистых руках он бережно держал сапог.

– Потери? – спросил Юсуф.

– Сотня воинов, плюс-минус. Больше всего досталось людям Убады. Это на них попал огонь. – Каракуш покачал головой. – Это бесполезно, малик. У Изз ад-Дина слишком много воинов, чтобы мы могли взять город штурмом. Они дерутся как дьяволы. Взгляни на это. – Он протянул сапог.

Юсуф осторожно взял его. Сапог был набит гвоздями, некоторые из них торчали наружу. Все они были мокрыми от крови.

– Они швыряют их целыми ведрами из своих проклятых катапульт, – покачивая головой, объяснил Каракуш. – Этот угодил в лицо воину рядом со мной.

Юсуф мгновение изучал сапог, прежде чем отбросить его в сторону.

– Скоро они перестанут, иначе у них кончится вся обувь.

– Тут не до смеха. Боюсь и подумать, что они пришлют нам в следующий раз. – Каракуш почесал бороду. – Наши катапульты почти не оставили вмятин на их стенах, малик, а сырая погода не дает вести подкоп. Прости за прямоту, но мы зря тратим здесь время.

Юсуф знал, что Каракуш говорит от имени всех его воинов, и, без сомнения, еще щадит его, умалчивая о худшем. Он заставил себя улыбнуться.

– Скоро мы будем греться у огня во дворце Мосула, старый друг. Я жду посланника халифа со дня на день. Как только ан-Насир дарует мне власть над Мосулом, Изз ад-Дин будет вынужден признать мое господство и впустить нас в город.

– А если халиф не сделает того, на что ты надеешься?

– Сделает. Я послал ему дары стоимостью в многие тысячи динаров: драгоценный Коран, мускус, янтарные ожерелья, алоэ, иудейский бальзам, сотню луков, семьсот стрел лучшего качества и двадцать коней с прекрасными седлами.

– Изз ад-Дин, без сомнения, тоже послал ему дары.

Юсуф нахмурился.

– Я не могу взять Иерусалим, пока воины Мосула, словно кинжал, занесены у меня за спиной. Даже халиф должен это понимать.

– Иншаллах.

– Мне нужно проведать раненых. Поговори с эмирами, Каракуш. Передай им то, что я сказал тебе.

Когда Юсуф в сопровождении идущего по пятам Сакра начал спускаться с холма, заморосил легкий дождь. Юсуф сделал этого юношу главой своей личной стражи много лет назад, после того как Сакр спас ему жизнь при осаде Александрии, и ему ни разу не пришлось пожалеть об этом решении. Воины звали Сакра «Тенью Саладина», потому что он всегда был рядом с Юсуфом. Они миновали ровные ряды шатров мамлюков и подошли к огромному шатру, раскинувшемуся в центре лагеря. Внутри под потолком висели затененные фонари, тускло освещая десятки раненых. Это была изнанка славы – та, о которой молчат поэты. Раненые сидели тесно, одни стонали от боли, другие молча смотрели перед собой с суровыми лицами. Большинство из этих воинов выживут. У них были неглубокие порезы или небольшие ожоги. Тех, кому досталось сильнее, держали в центре шатра, в отгороженной от остальных части. Юсуф направился сразу туда.

Войдя, он перешагнул через воина, который стискивал руку с отрубленной кистью. Рядом на боку лежал другой, пытаясь удержать вываливающиеся из рваной раны в животе внутренности. Его глаза остекленели, и он что-то бормотал себе под нос.

– Вы славно сражались, – сказал Юсуф воинам. – Аллах вознаградит вас.

Человек с отрубленной рукой кивнул. Другой не подал виду, что услышал. Юсуф прошел вглубь, мимо десятков воинов, получивших страшные ожоги. Одни вцеплялись в свою окровавленную, покрытую волдырями плоть и стонали от боли. У других кожа почернела и обуглилась. Они не издавали ни звука. Юсуф находил для них слова утешения, какие мог. Он остановился у человека, чье лицо превратилось в одну сплошную кровоточащую рану. Рядом с ним на коленях стоял Ибн Джумэй. Лекарь заметил страдальческое выражение на лице Юсуфа.

– Лицо – это не самое страшное, – сказал Ибн Джумэй. – У него сожжены легкие. Надежды нет. Я дал ему настойку мака, чтобы унять боль.

Человек шевельнулся и моргнул. Огонь ослепил его, и он невидяще смотрел прямо перед собой. Он прошептал что-то скрежещущим голосом. Юсуф опустился рядом с ним на колени. Ему пришлось наклонить ухо к самым губам воина, чтобы расслышать.

– Малик.

– Да, воин.

– Помнишь… когда… – Каждое слово было хрипом, от которого лицо воина искажалось болью. – …с тобой… сражались. – Юсуф нахмурился. Он снова вгляделся в лицо воина, но черты его были сожжены огнем. – Телль...Башир...

– Назам. – Воин кивнул. Юсуф взял его за руку. – Я помню, друг.

– Жена. – Назам сделал долгий, судорожный вдох. – Моя жена!

– О ней позаботятся.

Назам откинулся назад с улыбкой на изуродованных губах. Ибн Джумэй дал ему еще ложку маковой настойки, и глаза Назама закрылись. Через мгновение его скрежещущее дыхание прекратилось.

– Малик!

Юсуф обернулся и увидел, как в отгороженную часть шатра входят Убада и Насир ад-Дин. Кольчуга его племянника была красна от крови, а волосы опалены. В свои двадцать четыре, худой и сильный, Убада как никогда походил на своего отца, Джона. Туника Насир ад-Дина тоже была красной, но, похоже, от пролитого вина, а не от крови. Челюсти Юсуфа сжались. Он указал на тунику Насир ад-Дина.

– Как ты смеешь являться ко мне в таком виде? Я надеялся, что в Хомсе ты научишься порядку, но вижу, надежды мои были напрасны. Если бы не любовь, что я питал к твоему дяде, Ширкуху, я бы велел вырвать тебе язык для примера. Вместо этого я заберу твои земли. Ты больше не эмир Хомса.

Щеки Насир ад-Дина вспыхнули алым.

– Но, малик…

– Прочь, или я все-таки велю вырвать тебе язык!

Юноша поклонился и попятился из шатра.

Юсуф повернулся к Убаде.

– А ты! Где ты был? Твое место здесь. Эти люди сражались за тебя. Они умирают за тебя.

Убада брезгливо сморщил нос, глядя на раненых.

– Ну и что? Они мамлюки, купленные и выращенные как рабы. Их долг – умирать.

Юсуф дал ему пощечину.

– Я когда-то был таким же, как ты, племянник, – сказал он, и голос его был остер, как лезвие меча. – Когда я получил свое первое командование, я думал, что смогу заставить людей повиноваться угрозами и побоями. Мне повезло, что они не свернули мне шею. Мой дядя Ширкух научил меня тому, что я сейчас скажу тебе: каждый раз, вступая в бой, ты вверяешь свою жизнь в руки своих воинов. Те, кто тебя презирает, дадут тебе умереть; те, кто уважает, даже любит, отдадут свои жизни, чтобы защитить тебя. Но уважение воинов не завоевать, держась от них в стороне. Ты должен разделять с ними и радости, и горести.

– Слушаюсь, дядя, – пробормотал Убада, потупив взгляд. Он кхыкнул. – Я пришел сказать, что прибыли посланники от халифа. Они ждут тебя в шатре.

– А ты оставайся. Поговори с воинами. Подбодри их. А я сам поговорю с посланниками халифа.

Снаружи дождь уже лил как из ведра. Пока Юсуф добрался до своего шатра, он успел продрогнуть до костей и перепачкаться в грязи. Войдя внутрь, он увидел троих бородатых мужчин в одеждах из черного шелка, которые наслаждались едой и питьем в компании Каракуша и секретаря Юсуфа, седовласого ученого Имад ад-Дина. Юсуф прошел к своему походному стулу. Он сел и жестом велел посланникам подойти.

– Слуги халифа ан-Насира всегда желанные гости в моем шатре. Какие вести вы принесли?

Самый низкорослый из посланников шагнул вперед и слегка поклонился.

– Халиф молится о твоем успехе и процветании твоего царства. И он посылает вот это… – Мужчина извлек из-под одежд свиток.

Юсуф взял его и сломал печать. Ему стоило огромных усилий сохранять бесстрастное выражение лица, пока он пробегал глазами текст. Это была совсем не та грамота на правление, на которую он рассчитывал. «Я утверждаю тебя правителем Сирии и Алеппо, – писал халиф, – но не могу отвернуться от моего верного слуги Изз ад-Дина. Мне больно видеть распрю между двумя великими мужами веры. Я настоятельно призываю вас заключить мир и обратить взоры на франков на западе». Он перестал читать. Дальше шли одни любезности и показное благочестие – пустые слова.

Юсуф отложил свиток. Трое посланников нервно переминались с ноги на ногу. Без сомнения, они знали содержание письма и боялись его гнева. Юсуф улыбнулся им. Халиф подвел его на этот раз, но он еще мог понадобиться ему в будущем. Ласковые слова помогут делу лучше, чем угрозы и проклятия.

– Благодарю, что доставили это послание, – сказал им Юсуф. – Мои слуги проводят вас в шатер, пока я подготовлю ответ.

Когда они ушли, Юсуф поднялся и бросил письмо в жаровню. Оно мгновение дымилось, а затем вспыхнуло.

– Слепой глупец! – прорычал он. – Принимает мои дары и плюет мне в лицо. Еще и советует заключить мир с Изз ад-Дином.

– Возможно, тебе стоит, – рискнул заметить Имад ад-Дин. – Мосул…

– Должен стать моим, если я хочу взять Иерусалим. Я не могу повернуть на запад, пока Изз ад-Дин сидит у моих границ, готовый наброситься.

– Стены Мосула толсты, а защитников его много, – предостерег Каракуш. – Сегодняшнее поражение – лишь малая толика того, что нас ждет, малик. Ты потеряешь тысячи, если попытаешься взять город штурмом.

– И столько же воинов я обрету, когда город падет.

– Воинов, что были твоими врагами; воинов, которым нельзя доверять.

– Мы могли бы заморить их голодом, – предложил Имад ад-Дин.

– Мы не готовы к долгой осаде, – возразил Каракуш. – Кто будет кормить нас, пока мы ждем, когда они начнут голодать? Мосул – это добыча на другой день, малик. Сперва изолируй Изз ад-Дина. Забери его земли на западе. Алеппо – вот та добыча, к которой ты должен стремиться сейчас.

Юсуф нахмурился, глядя на тлеющие угли в жаровне. Ему было больно отступать, но Каракуш был прав.

– Пусть Изз ад-Дин оставляет себе Мосул. Мы отберем у него все остальное. Как только Алеппо будет нашим, он сдастся. Или умрет.