Текст книги "Открытие Индии"
Автор книги: Джавахарлал Неру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 54 страниц)
В следующем и последнем письме председателя Конгресса говорилось: «Мы не заинтересованы в том, чтобы Конгресс как таковой получил власть, но мы заинтересованы, чтобы весь индийский народ в целом обладал свободой и властью... Мы убеждены в том, что, если бы английское правительство не проводило политику поощрения раскола, все мы, к какой бы партии или группе каждый из нас ни принадлежал, смогли бы прийти к соглашению и выработать общую линию поведения. Однако, к несчастью, английское правительство даже в этот час грозной опасности не может отказаться от своей раскольнической политики. Это приводит нас к заключению, что оно придает большее значение тому, чтобы как можно дольше сохранять свое господство над Индией и поощрять с этой целью разлад и раздоры в стране, нежели обеспечению надежной обороны Индии от угрозы агрессии и вторжения, которая нависла над нами. Для нас, как и для всех индийцев, важнейшим соображением является оборона и безопасность Индии. И именно это является для нас основным критерием».
В этом письме он определил также нашу позицию в отноше-нпи обороны. «Никто не предлагал как-либо ограничить законные полномочия главнокомандующего. Больше того, мы были готовы согласиться на предоставление ему все более широких полномочий как военному министру. Однако совершенно очевидно, что наши взгляды и взгляды английского правительства на оборону весьма различны. С нашей точки зрения, обороне должен быть придан национальный характер, нужно призвать каждого мужчину и каждую женщину в Индии принять участие в ней. Это означает оказать доверие нашему народу и заручиться его активным участием в этих великих усилиях. Точка зрения английского правительства, повидимому, основана на полном отсутствии доверия к индийскому народу и на лишении его подлинной власти. Вы ссылаетесь на высший долг и ответственность правительства Его Величества в отношении обороны. Этот долг и эта ответственность не могут быть должным образом выполнены, если индийский народ не будет сам нести и чувствовать свою ответственность, я это подтверждается событиями недавнего прошлого. Правительство Индии не отдает себе отчета в том, что война может вестись лишь на народной основе».
Почти немедленно по получении этого последнего письма председателя Конгресса сэр Стаффорд Криппс вылетел на самолете в Англию. Однако перед этим, а также по возвращении на родину он выступил с рядом публичных заявлений, которые противоречили фактам и вызвали сильнейшее возмущение в Индии. Несмотря на опровержения ответственных лиц в Индии, эти заявления были повторены Криппсом и другими.
Английские предложения были отвергнуты не только Национальным конгрессом, ио решительно всеми партиями и группами в Индии. Даже наиболее умеренные из индийских политических деятелей выразили им свое неодобрение. За исключением Мусульманской лиги, все остальные партии и группы выдвинули более или менее одинаковые причины неодобрения. Мусульманская лига, по своему обыкновению, выждала, чтобы другие высказали свое мнение, а затем отвергла предложения по своим собственным соображениям.
В английском парламенте и в других местах заявляли, что отклонение английских предложений Конгрессом явилось результатом непреклонной позиции Ганди. Это совершенно не соответствует действительности. Ганди, как и большинство других, решительно осуждал неопределенные и бесчисленные разделы, к которым повели бы английские предложения, а также тот факт, что девяностомиллиоиное население индийских княжеств лишено было права голоса в решении своего собственного будущего. Все последующие переговоры, касающиеся перемен, которые должны были быть осуществлены в настоящем, а не в будущем, происходили в его отсутствие, ибо ему пришлось уехать в связи с болезнью его жены, так что он не имел к ним никакого отношения. Рабочий комитет Конгресса в прошлом неоднократно расходился с ним во взглядах по вопросу о ненасилии и горячо желал создания национального правительства, которое сотрудничало бы в ведении войны и особенно в деле обороны Индии.
Война была главным предметом, занимавшим умы людей. Вторжение в Индию казалось совсем близким. Однако достижению соглашения помешала ие война, ибо войной, естественно, должны были бы руководить военные специалисты, а не политики. Относительно ведения самой войны прийти к соглашению было бы нетрудно. Действительная проблема заключалась в передаче власти национальному правительству. Это был старый спор между индийским национализмом и английским империализмом, и в этом споре английский господствующий класс в Англии и Индии был полон решимости, не считаясь с войной, удержать то, что имел. За ним стояла внушительная фигура Уинстона Черчилля.
КРУШЕНИЕ НАДЕЖД
Внезапное прекращение переговоров, которые вел Криппс, и его неожиданный отъезд удивили нас. Неужели же член английского военного кабинета приезжал в Индию только за тем, чтобы сделать это жалкое предложение, которое оказалось, поскольку это касалось настоящего, всего лишь повторением того, о чем нам неоднократно заявляли в прошлом? Или же все это было лишь пропагандистской уловкой, предназначавшейся для американского народа? Наша реакция была сильной и болезненной. Надежды на соглашение с Англией не было. Индийскому народу не позволяли даже защищать свою страну от вторжения, как он того желал.
Между тем возможность такого вторжения усиливалась, и толпы голодных индийских беженцев непрерывно прибывали в Индию через ее восточные границы. В Восточной Бенгалии под влиянием паники, вызванной ожидаемым вторжением, были уничтожены десятки тысяч речных судов. (Впоследствии было заявлено, что причиной этого являлся неправильно понятый официальный приказ.) В этом обширном районе имелось множество водных путей, и единственным доступным средством транспорта являлись эти суда. Уничтожение их изолировало большие группы населения, лишало их средств к существованию и передвижению и явилось одной из дополнительных причин, способствовавших возникновению голода в Бенгалии. Были проведены приготовления к массовой эвакуации из Бенгалии, и можно было считать вероятным повторение того, что произошло в Рангуне и Нижней Бирме. В городе Мадрасе смутный и неподтвержденный слух (оказавшийся ложным) о приближении японского флота послужил причиной внезапного отъезда высших правительственных чиновников и даже частичного разрушения портовых сооружений. Создавалось впечатление, что гражданская администрация Индии находится в состоянии нервного потрясения. Она была сильна лишь в подавлении индийского национализма.
Что нам было делать? Мы не могли допустить, чтобы какая-либо часть Индии смиренно покорилась вторжению. Что касается вооруженного сопротивления, то это было делом армии и авиации. Американская помощь прибывала, особенно в виде поставок самолетов, и благодаря этому военная обстановка постепенно менялась. Единственный способ, каким мы могли бы оказать помощь, состоял в том, чтобы изменить всю атмосферу на внутреннем фронте, возбудить в народе энтузиазм и страстное желание сопротивляться любой ценой и создать с этой целью гражданское ополчение, отряды местной обороны и т. п. Однако из-за политики Англии нам крайне трудно бьи о это сделать. Даже накануне вторжения она не могла доверить оружие ни одному индийцу, не находящемуся в рядах регулярной армии, и даже наши попытки организовать невооруженные-отряды самообороны в деревнях осуждались и иногда пресекались. Английские власти не только не поощряли организацию народного сопротивления, но боялись его, ибо они издавна привыкли рассматривать всякую организацию народной самообороны как мятежную и опасную для английского господства. Им приходилось придерживаться своей старой политики, ибо единственной альтернативой было согласие на создание национального правительства, опирающегося на народ и организующего его для нужд обороны. Эта альтернатива была ими решительно отвергнута, а какой-либо средний путь или компромисс были невозможны. Неизбежным результатом было то, что они обращались с народом как с рабами, которым не положено обладать какой бы то ни было инициативой и которыми можно помыкать и распоряжаться по своему усмотрению. Исполнительный комитет Конгресса, собравшийся в конце апреля 1942 года, выразил свое глубокое негодование по поводу этой политики, а также по поводу подобного обращения и заявил, что он никогда не сможет согласиться с таким положением, при котором мы будем рабами чужеземных правителей.
Тем не менее мы не могли оставаться безмолвными и пассивными свидетелями трагедии, которая, казалось, вот-вот должна была разразиться. Нам необходимо было сказать народу, огромным массам гражданского населения, как им следует вести себя в случае вторжения. Мы заявили им, что, несмотря на их возмущение политикой Англии, они не должны чинить никаких препятствий операциям английских или союзных вооруженных сил, ибо это явилось бы косвенной помощью вражеской агрессии. Ни при каких обстоятельствах они не должны покоряться захватчику, подчиняться его приказам или принимать от него какие бы то ни было милости. Если вторгшиеся войска попытаются завладеть домами и полями индийцев, им необходимо сопротивляться до конца. Это сопротивление должно было носить мирный характер и представлять собой полнейший бойкот противника.
Многие весьма саркастически критиковали эту нелепую, по их мнению, идею сопротивления вторгшейся в страну армии методами ненасильственного бойкота. Между тем в ней не только не было ничего нелепого, но это был единственный метод, остававшийся в распоряжении народа, и притом метод, требовавший очень большого мужества. Мы рекомендовали его не вооруженным силам, и мирное сопротивление предлагалось не в качестве альтернативы вооруженному сопротивлению. Наш совет относился только к невооруженному гражданскому населению, которое, почти как правило, покоряется захватчику в тех случаях, когда вооруженные силы терпят поражение или отступают. Помимо регулярных частей, можно создавать партизанские части, которые тревожили бы противника. Но мы лишены были этой возможности, ибо такие части нуждаются в обучении и оружии и в полной поддержке со стороны регулярной армии. К тому же, если бы даже удалось обучить какие-то партизанские части, надо было подумать и об остальном населении. Считается обычным, что гражданское население покоряется вражеской оккупации. Было известно, что английские власти в некоторых угрожаемых районах издали инструкции, рекомендующие населению и даже части мелких чиновников после ухода армии и отъезда высших чиновников покориться врагу.
Мы прекрасно понимали, что мирный бойкот не может остановить наступающую вражескую армию. Мы знали также, что для большинства мирных жителей сопротивляться противнику было бы трудно, даже если бы они этого хотели. И все же мы надеялись, что некоторые видные лица в городах и селениях, оккупированных противником, откажутся подчиняться ему, выполнять его приказы, содействовать в получении продовольствия или оказывать какую бы то ни было иную помощь. Это грозило им немедленным наказанием, вполне вероятно – даже смертью, а также могло вызвать репрессии. Мы рассчитывали, что такое неповиновение пусть даже ограниченного числа лиц, их сопротивление до конца произведут сильное впечатление на население не только данного района, но и всей Индии. Мы надеялись, что таким образом можно будет пробудить в народе дух сопротивления.
На протяжении нескольких предыдущих месяцев мы создавали в городах и селениях, часто вопреки противодействию властей, продовольственные комитеты и отряды самообороны. Продовольственная проблема сильно тревожила нас, и мы опасались возникновения кризиса в связи с усиливающимися транспортными затруднениями и другими обстоятельствами, связанными с войной. Правительство почти ничего не предпринимало в этой связи. Мы пытались организовать самоснабжение населения, особенно в сельских местностях, и поощрять использование примитивных средств транспорта, например телег, запряженных волами, в случае выхода из строя современных средств. Можно было также ожидать, что в случае вторжения противника с востока большое число беженцев и эвакуирующихся внезапно двинется в западном направлении, как это было в Китае. Мы пытались подготовиться к тому, чтобы принять и устроить их. Все это было чрезвычайно трудно и даже едва ли возможно без содействия правительства, и все же мы пытались сделать все, что могли. Задачей отрядов самообороны было помогать нам в этих начинаниях, предотвращать панику и поддерживать порядок в своих районах. Воздушные налеты и вести о вторжении противника хотя бы в отдаленный район могли вызвать панику среди гражданского населения, и чрезвычайно важно было это предотвратить. Меры, предпринимавшиеся с этой целью властями, были совершенно недостаточны и не внушали доверия общественности. В сельских районах усиливались грабежи и бандитизм.
Мы разработали обширные планы и кое-что сделали для претворения их в жизнь, однако было совершенно очевидно, что мы не затрагиваем существа стоящей перед нами гигантской проблемы. Ее действительное разрешение мыслимо было лишь при полном сотрудничестве между правительственным аппаратом и народом, а это оказалось невозможным. Создалась надрывающая сердце ситуация: в то самое время, когда кризис громко напоминал нам о себе и мы были преисполнены кипучим стремлением к действию, всякая возможность действительно полезной деятельности была у нас отнята. Бедствие, катастрофа гигантскими шагами приближались к нам, а Индия лежала беспомощная и инертная, ожесточенная и угрюмая – поле сражения для соперничающих и чужеземных сил.
При всей моей ненависти к войне перспектива японского вторжения в Индию ничуть меня не пугала. В глубине души я даже в некотором смысле радовался этому приходу в Индию войны, сколь бы ужасной она ни была. Ибо я хотел, чтобы миллионы людей лично испытали мощную встряску, которая вывела бы их из состояния могильного покоя, навязанного нам Англией. Нужно было что-то такое, что заставило бы их взглянуть в лицо сегодняшней действительности и освободиться от прошлого, которое с таким упорством цеплялось за них, подняться над поглощавшими их мелкими политическими дрязгами и временными проблемами, которые приобретали в их представлении преувеличенные масштабы. Не порывать с прошлым, но и не жить в нем; понимать настоящее и обратить свои взоры к будущему. Изменить ритм жизни и привести его в соответствие с настоящим и будущим. Бремя войны было тяжелым, и возможные последствия ее еще совершенно неясны. Мы этой войны не хотели, но коль скоро она пришла, можно было воспользоваться ею, чтобы закалить народ, чтобы приобрести тот необходимый опыт, из которого може*г произрасти новая жизнь. Множество людей умрет, это неизбежно, но лучше умереть на войне, чем от голода, лучше умереть, чем влачить жалкую жизнь, лишенную всякой надежды. Из смерти рождается новая жизнь; люди и нации, не умеющие умирать, не умеют и жить. «Только там, где есть могилы, там есть и воскресение».
Но хотя война пришла в Индию, она не вызвала у нас духовного подъема, не открыла перед нами возможности излить свою энергию в некоем радостном порыве, когда забываешь о боли, о смерти и о собственном я и когда значение имеет лишь свобода и видение будущего. Нашим уделом были лишь скорбь и страдания да сознание надвигающейся катастрофы, обострявшее наши чувства и усугублявшее боль,– катастрофы, которую мы не могли отвратить. Нас все более угнетало тягостное сознание неизбежной и неотвратимой трагедии – трагедии в одно и то же время личной и общенациональной.
Это не имело никакого отношения к победе или поражению в войне, к тому, кто выйдет победителем pi кто окажется побежденным. Мы не хотелрг, чтобы войну выиграли державы оси, ибо это, несомненно, повело бы к катастрофе. Мы не хотели, чтобы японцы вторглргсь в какой-либо район Индии ртли оккупировали его. Этому необходимо было сопротивляться всеми силами, и мы постоянно внушали народу эту мысль, однако все это был негативный подход. Какая же позитивная цель содержалась в этой войне, какое будущее должно было возникнуть из нее? Была ли она всего лишь повторением прошлых безумств и катастроф, игрой слепых сил природы, не считающихся с желаниями pi идеалами человека? Какая судьба ожидает Индию?
Мы вспоминали о завещанрш Тагора, о его предсмертном обращении, написанном год назад: «...Демон варварства отбросил прочь всякое притворство и уже не скрывает своих когтей, готовый предаться оргии разрушения и растерзать человечество. Все небо над миром затянуто ядовитым дымом ненависти. Дух насилия, повидимому пребывавший в скрытом состоянии в психике Запада, в конце концов пробудился и осквернил дух человека.
Наступит день, когда волею судьбы англичане будут вынуждены отказаться от своей индийской колонии. Но какую Индию оставят они после себя, какую вопиющую нищету! Когда поток веков господства Англии наконец высохнет, сколько грязи и тины останется в его русле! Когда-то я верил, что из сердца Европы забьют родники цивилизации. Но сегодня, когда я готовлюсь покинуть мир, от этой веры но осталось и следа.
Оглядываясь вокруг, я вижу разбитые осколки гордой цивилизации, разбросанные как какой-нибудь ненужный хлам. И все же я не впаду в тяжкий грех и не утрачу веры в человека. Я буду надеяться, что наступит момент, когда в истории его откроется новая глава, после того как катаклизм завершится и атмосфера очистится духом служения и жертвенности. Быть может, заря эта займется на нашем горизонте, на востоке, там, где восходит солнце. Наступит день, когда непокоренный человек, преодолевая все преграды, снова вступит на свой победоносный путь, чтобы отвоевать свое утраченное человеческое наследие.
Сегодня мы являемся свидетелями тех опасностей, какие таит в себе наглая сила. Когда-нибудь станет ясно, как правы были мудрецы, когда они говорили: «Прибегая к нечестивым средствам, человек преуспевает, добивается того, что кажется ему желанным, побеждает своих врагов, но при этом сам он внутренне гибнет».
Нет, потерять веру в человека нельзя. Бога мы можем отрицать, но на что нам останется надеяться, если мы будем отрицать человека и тем самым все низведем к тщетности? И все же трудно было во что бы то ни было верить и считать, что справедливость неизбежно восторжествует.
Усталый физически и обеспокоенный душевно, я стремился вырваться из своего окружения и предпринял путешествие в Кулу, находящийся в одной из внутренних долин Гималаев.
ВЫЗОВ. РЕЗОЛЮЦИЯ «ВОН ИЗ ИНДИИ!»
Вернувшись после двухнедельного отсутствия из Кулу, я убедился, что внутренняя обстановка в стране быстро меняется. Реакция на провал последней попытки добиться соглашения все усиливалась. Создалось впечатление, что с этой стороны ни на что уже надеяться но приходится. Официальные анг-лршские заявления в парламенте и других местах подтверждали это мнение и вызывали возмущение у народа. Официальная политика властей в Индии была явно направлена на подавление нашей законной политической и общественной деятельности, и давление повсюду усиливалось. Многие из наших работников пребывали в тюрьме на всем протяжении переговоров с Криппсом. Теперь же, на основании Закона об обороне Индии, было арестовано и заключено в тюрьму несколько моих ближайших и наиболее выдающихся сотоварищей и коллег. В начале мая был арестован Рафи Ахмад Кидваи. Вскоре после этого были арестованы председатель комитета Конгресса в Соединенных провинциях Шри Кришнадата Палливала и многие другие. Походило на то, что большинство из нас будет схвачено подобным же образом и отстранено от активной деятельности и в результате наше национальное движение не сможет более развиваться и постепенно придет в упадок. Могли ли мы пассивно примириться со всем этим? Мы были воспитаны не в таких традициях, и вся наша гордость – и личная и национальная – восставала против подобного обращения.
Но что могли мы сделать в условиях серьезного военного кризиса и возможного вторжения? И все же бездействие и в данных условиях не могло быть оправдано, ибо под влиянием его усиливались настроения, внушавшие нам опасения и тревогу. В общественном мнении Индии существовало множество различных направлений, что было естественно для такой огромной страны и к тому же еще в период кризиса. Прояпонские настроения – в собственном смысле слова – практически отсутствовали, ибо иикто не желал менять хозяев, прокитайские же настроения были сильны и широко распространены. Однако имелась небольшая группа людей, позиция которых была косвенно прояпонской – в том смысле, что они рассчитывали воспользоваться японским вторжением в интересах освобождения Индии. Они находились под впечатлением выступлений по радио Субхаса Чандры Боса, который за год до этого тайно бежал из Индии. Большинство было, конечно, попросту пассивным, молча выжидая дальнейшего развития событий. Если бы, к несчастью, обстоятельства сложились таким образом, что какая-то часть Индии оказал’ась.под контролем вторгшегося противника, появилось бы, без сомнения, много коллаборационистов, особенно из числа тех, кто получает высокие доходы и превыше всего печется о спасении своей жизни и собственности. Эта порода коллаборационистов с их специфической психологией в прошлом заботливо выращивалась и поощрялась английским правительством в Индии в своих собственных целях. Они умели приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам, никогда не упуская из виду своих личных интересов. Мы наблюдали широкое распространение коллаборационизма даже во Франции, Бельгии, Норвегии и многих других оккупированных странах Европы, несмотря на рост движений сопротивления. Мы видели, как вишисты, говоря словами Пертииакса, «ломали себе головы, пытаясь выдать позор за честь,трусость за мужество, малодушие и невежество за мудрость, унижение за доблесть, а полное одобрение германской победы за моральное возрождение». Если так было во Франции, этой стране революции и пламенного патриотизма, то само собой разумеется, что аналогичным образом могли повести себя подобные же классы и в Индии, где психология коллаборационизма так долго процветала под английским покровительством и так щедро вознаграждалась. Следовало ожидать,что именно те, кто сотрудничал с английскими властителями и во всеуслышание заявлял о своей верности им, первыми стали бы сотрудничать с вторгшимся в страну противником. Они довели искусство коллаборационизма до совершенства, и для них не представило бы никакой трудности удержаться на прежнем фундаменте, даже если бы покоящаяся на нем надстройка изменилась. Если же впоследствии вновь произошла бы смена этой надстройки, они приспособились бы и к ней, так же как это проделывали им подобные в Европе. В случае необходимости они могли бы оправдать это ростом антианглийских настроений, которые после провала переговоров Криппса усилились, как никогда. Так же поступили бы и другие, не из личных и оппортунистических соображений, но движимые различными мотивами, утратив всякие надежды и позабыв о более широких проблемах. Все это наполняло наши сердца тревогой, и мы чувствовали, что рост вынужденной угрюмой покорности английской политике в Индии мог привести к всевозможным опасным последствиям и к полной деморализации народа.
Довольно распространенным было мнение, что в случае попытки вторжения и оккупации противником некоторых восточных районов произойдет развал гражданской администрации и в других, более обширных районах страны и в результате возникнет хаос. Мы видели, что произошло в Малайе и в Бирме. Едва ли кто-либо ожидал, чтобы сколько-нибудь значительная часть страны была оккупирована противником, даже в случае благоприятного для него хода войны. Индия – обширная страна, а на примере Китая мы убедились в том, что пространство играет важную роль. Правда, пространство играет важную роль лишь в том случае, если имеется решимость использовать его в целях сопротивления врагу, не падать духом и не сдаваться. Весьма достоверные сообщения указывали на то, что войска союзников, по всей вероятности, отойдут на внутренние линии обороны, предоставив противнику оккупировать обширные районы. Однако, так же как это было в Китае, противник, вероятно, не оккупировал бы все эти районы. Возникал вопрос, что нам надлежит предпринять в этом случае как в оккупированных районах, так и в других, если гражданская администрация перестанет функционировать. Мы старались по мере возможности подготовиться в моральном и других отношениях к такого рода критическим обстоятельствам, поощряя местные организации, которые могли бы поддерживать порядок, и в то же время настаивая на необходимости любой ценой сопротивляться захватчику.
Почему китайцы так стойко сражались на протяжении многих лет? Почему русский и другие народы Советского Союза сражались с таким непревзойденным мужеством, упорством и воодушевлением? В других странах народы также сражались храбро, движимые любовью к родине, страхом перед агрессией и стремлением сохранить свой уклад жизни. И все же военные усилия России были проникнуты большим воодушевлением, чем это имело место в других странах. Другие великолепно сражались, как, например, в дни Дюнкерка и после, но как только непосредственный кризис проходил, наблюдалось некоторое ослабление духа; казалось, существовали некоторые сомнения относительно будущего, хотя войну так или иначе необходимо было выиграть. В Советском Союзе, насколько можно было судить по имеющимся материалам, не было ни сомнений, ни споров (хотя, правда, споры там и не поощрялись) и существовала полная уверенность как в настоящем, так и в будущем.
А в Индии? Здесь налицо было глубокое отвращение к настоящему и будущее представлялось столь же темным. Не патриотический порыв к действию двигал людьми, а лишь желание оградить себя от вторжения и еще худшей участи. Малокто.руко-водствовался международными соображениями. Ко всем этим чувствам примешивалось возмущение тем, что иностранная империалистическая держава помыкала нами, эксплуатировала и подавляла нас. Система, при которой все зависело от желаний и капризов самодержца, была порочна в самой своей основе. Свобода дорога всем, но больше всего она дорога тем, кто лишен ее или кому грозит опасность ее потерять. В современном мире свобода во многом стеснена и ограничена, но те, кто ею не обладает, не видят этих ограничений и идеализируют идею свободы, превращая ее в предмет своего страстного стремления, непреодолимого, всепоглощающего желания. Все, чю не согласуется с этим стремлением или кажется противоречащим ему, неизбежно отвергается. Стремлению к свободе, во имя которой трудилось и страдало столько людей в Индии, не только был нанесен удар, но казалось, что все перспективы на этот счет отодвинулись в какое-то туманное и отдаленное будущее. Вместо того чтобы соединить этот порыв с происходящей всемирной битвой и использовать этот огромный резервуар энергии в интересах свободы Индии и всего мира, а также для нужд обороны Индии, война была изолирована от всех этих стремлений, и с исходом ее не связывалось никаких надежд. Никогда не следует оставлять любой народ, даже врагов, без надежды.
Конечно, в Индии были люди, видевшие в войне нечто гораздо большее и более значительное, нежели игру мелких честолюбий государственных деятелей различных стран, принимающих в ней участие, люди, сознававшие ее революционное значение и понимавшие, что воздействие ее конечного исхода и последствий на мир выйдет далеко за рамки военных побед, пактов и разглагольствований политиков. Однако число таких людей было, разумеется, ограничено, подавляющее же большинство, как и в других странах, придерживалось более узких взглядов, которые оно именовало реалистическими, и руководствовалось соображениями момента. Некоторые, склонные к оппортунизму, приспособились к английской политике и нашли в ее рамках место для себя, точно так же, как они стали бы сотрудничать с любой другой властью и поддерживать любую другую политику. Другие решительно восставали против этой политики, находя, что подчинение ей является предательством не только интересов Индии, но и всего мира. Большинство же стало просто пассивным, инертным, неподвижным. Это был давнишний недостаток индийского народа, с которым мы так долго вели борьбу.
В то самое время, когда в сознании Индии происходила эта борьба и все более усиливались настроения отчаяния, Ганди написал несколько статей, которые внезапно придали новое направление мыслям людей, или, как это часто случается, облекли в определенную форму их смутные идеи. Бездействие в столь критический момент и покорность всему происходящему стали для него непереносимы. Единственно правильным образом действий в данных условиях было признание свободы Индии, с тем чтобы свободная Индия могла отразить агрессию и вторжение в сотрудничестве с союзными странами. Если такого признания пе последует, необходимо будет предпринять какие-то действия, дабы бросить вызов существующей системе и пробудить народ от летаргии, парализующей его и делающей его легкой добычей любой агрессии.
В этом требовании не было ничего нового. Оно бьиго повторением того, что мы говорили всегда, но в его речах и статьях звучала новая настойчивость и страстность. В них заключался также намек на необходимость действия. Не было никаких сомнений в том, что он выражал в тот момент господствующие настроения в Индии. В столкновении национализма с интернационализмом одержал победу национализм, и новые статьи Ганди взволновали всю Индию. И все же этот национализм никогда не был враждебен интернационализму и даже всячески пытался найти какие-то способы ужиться с этим последним, если бы ему позволили сделать это, не роняя достоинства и с пользой для дела. Конфликт между ними вовсе не был неизбежным, ибо в отличие от агрессивного европейского национализма индийский национализм не стремился к вмешательству в дела других народов, а скорее к сотрудничеству с ними в интересах общего блага. Национальная свобода рассматривалась как важнейший базис истинного интернационализма и, следовательно, как путь к последнему, а также как подлинная основа сотрудничества в общей борьбе против фашизма и нацизма. Между тем интернационализм, о котором так много говорили, начинал подозрительно походить на старую политику империалистических держав в новом, хотя и не совсем новом, облачении. По существу он представлял собой тот же агрессивный национализм, стремившийся под видом империи, содружества наций или опеки навязать свою волю другим.
