Текст книги "Открытие Индии"

Автор книги: Джавахарлал Неру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 54 страниц)

Мы видели все эти трудности и препятствия, мы сознавали в глубине души, что не сможем многого сделать, пока условия не будут радикально изменены, эго порождало у нас страстное стремление к независимости,– и все же мы были охвачены жаждой прогресса и желанием следовать примеру других стран, так далеко ушедших вперед во многих отношениях. Ру1ы думали

о Соединенных Штатах Америки и даже о некоторых восточных странах, которые стремились вперед. Но главное, перед нами был пример Советского Союза, который за каких-нибудь два десятилетия, заполненных войнами и гражданской войной, и несмотря па, казалось бы, непреодолимые трудности, достиг колоссальных успехов. Одних коммунизм привлекал, других нет, но все были восхищены успехами Советского Союза в области образования, культуры, здравоохранения и физического воспитания, а также в области разрешения национальной проблемы – изумительными и грандиозными усилиями, направ-лонными к созданию нового мира на обломках старого. Даже Рабиндранат Тагор, этот крайний индивидуалист, которому не импонировали некоторые стороны коммунистической системы, стал поклонником этой новой цивилизации и сопоставлял ее с условиями, существовавшими на его родине. В своем предсмертном письме он говорил «о неистощимой энергии, с которой Россия пытается бороться с болезнями и неграмотностью и благодаря которой она уверенно ликвидирует невежество и нищету, стирает следы унижения с лица обширного континента. Ее цивилизация свободна от порождающих вражду различий между классами и сектами. Быстрые, поразительные успехи, достигнутые ею, вызывают у меня чувство радости и одновременно – зависти... Когда я вижу, что в другой стране около 200 национальностей, еще несколько лет назад находившихся на совершенно различных ступенях развития, двигаются вперед в мирном прогрессе и в дружбе и когда я смотрю на свою собственную страну и вижу, как высокоразвитые и мыслящие люди скатываются к хаосу варварства, я не могу не сопоставить эти две системы управления, из которых одна основана на сотрудничестве, а другая – на эксплуатации, что сделало возможным столь различные условия».

Если другие могут сделать это, то почему этого не можем сделать мы? Мы верили в свои способности, в свой разум, в свою волю, настойчивость п терпение, в способность достичь намеченной цели. Мы учитывали трудности, нашу нищету и отсталость, наши реакционные группы и классы, нашу рознь, но мы были готовы бороться с трудностями и преодолевать их. Мы знали, что за это придется заплатить дорогой ценой, но мы были готовы к этому, ибо никакая цена не могла быть выше той, которую мы платили изо дня в день при существовавшем положении. Но как было взяться за разрешение наших внутренних проблем, когда на каждом шагу мы сталкивались с внешней проблемой английского владычества и оккупации, которая сводила на нет все наши усилия?

Однако, поскольку эти правительства провинций давали нам некоторые возможности (хотя и ограниченные), мы хотели максимально использовать их. Но это оказалось чрезвычайно тяжелым делом для наших министров: на них навалилась масса работы и огромная ответственность, а постоянный административный аппарат не оказывал им помощи ввиду недостаточности контакта и отсутствия единства во взглядах. К сожалению, и численность министров была чрезвычайно мала. Они должны были подавать пример скромной жизни и экономии общественных средств. Их оклады были весьма низкими, и подчас получалась любопытная картина, когда секретарь министра или другой его подчиненный, являвшийся чиновником Индийской гражданской службы, получал в виде жалованья и дополнительных выплат вчетверо или даже в пять раз больше, чем министр. Мы не могли оказывать влияния на размеры жалованья адинистративного аппарата. Министру обычно приходилось ездить в вагоне второго и даже третьего класса, тогда как его подчиненные могли позволить себе путешествие в первом классе или даже в роскошном салон-вагоне того же самого поезда.

Часто утверждали, что Исполнительный комитет Конгресса постоянно вмешивался в работу правительств провинций, отдавая им распоряжения сверху. Это совершенно неверно; никакое вмешательство во внутреннее управление не имело места. Исполнительный комитет Конгресса хотел только, чтобы правительства провинций проводили общую политику по всем основным политическим вопросам и чтобы программа Конгресса, изложенная в избирательном манифесте, претворялась в жизнь постольку, поскольку это было возможно. В частности, надо было проводить единую политику по отношению к губернаторам и правительству Индии.

Введение провинциальной автономии в условиях, когда в центральном правительстве все сохранилось в прежнем виде и оно попрежнему не несло ответственности перед законодательным органом и оставалось авторитарным, могло привести к росту местнических настроений и розни и ослабить чувство единства индийского народа. Вероятно, английское правительство имело это в виду, поощряя подрывные элементы и тенденции. Правительство Индии, несменяемое, не ответственное перед законодательным органом и непреклонное, попрежнему представлявшее старые традиции английского империализма, стояло неподвижно, как скала, и, разумеется, проводило единую политику по отношению ко всем правительствам провинций. Точно так же поступали губернаторы, получавшие инструкции из Дели или Симлы. Если бы конгрессистские правительства провинций действовали разными методами, каждое по-своему, то с ними можно было бы расправляться поодиночке. Поэтому было необходимо, чтобы правительства провинций держались вместе и противопоставляли правительству Индии единый фронт. Со своей стороны правительство Индии было в такой же мере заинтересовано в том, чтобы воспрепятствовать такому сотрудничеству, и предпочитало иметь дело с правительством каждой провинции в отдельности, не затрагивая аналогичные проблемы в других провинциях.

В августе 1937 года, вскоре после сформирования конгрессистских правительств провинций, Исполнительный комитет Конгресса принял следующую резолюцию:

«Рабочий комитет рекомендует министрам-конгрессистам создать комитет экспертов для рассмотрения срочных и насущных проблем, разрешение которых необходимо для осуществления любой программы реконструкции страны и социального планирования. Разрешение этих проблем потребует проведения больших обследований и сбора материалов, а также четкого определения общественной цели. Многие из этих проблем нельзя разрешать в масштабах одной провинции, так как интересы соседних провинций взаимосвязаны. Необходимо было провести подробное обследование рек для разработки мер, направленных к предотвращению наводнений, использованию воды для орошения, для борьбы с эрозией почвы, к ликвидации очагов малярии, для разработки проектов гидроэлектростанций и других проектов. Для этой цели следует обследовать и изучить данную реку на всем ее протяжении, необходимо также широкое государственное планирование. Развитие промышленности и руководство ею также требуют совместных и согласованных действий нескольких провинций. Поэтому Рабочий комитет рекомендует, чтобы для начала был создан межпровинциальпый комитет экспертов для общего рассмотрения подлежащих разрешению проблем и для разработки рекомендаций относительно того, как и в каком порядке они должны разрешаться. Этот комитет экспертов может рекомендовать создание специальных комиссий или управлений для самостоятельного рассмотрения каждой такой проблемы и для консультации заинтересованных правительств провинций относительно необходимых совместных мер».

Из этой резолюции видно, какого рода указания получали временами правительства провинций. Она показывает также, как стремился Исполнительный комитет Конгресса поощрять сотрудничество между правительствами провинций в области экономики и промышленности. Это сотрудничество не ограничивалось конгрессистскими правительствами, хотя рекомендации, естественно, были обращены к ним. Работы по всестороннему изучению той или иной реки не могли быть ограничены рамками провинции: так, изучение долины Ганга и создание комиссии по реконструкции реки Ганга (чрезвычайно важная работа, которая до сих пор еще не проделана) могут быть произведены только при условии сотрудничества правительств трех провинций – Соединенных провинций, Бихара и Бенгалии.

Резолюция показывает также, какое большое значение придавал Конгресс широкому государственному планированию. Подобное планирование было невозможным, пока центральное правительство находилось вне народного контроля и пока не были сняты цепи с правительств провинций. Однако мы считали, что можно выполнить существенные предварительные работы и заложить основы для будущего планирования. К сожалению, правительства провинций были так поглощены своими собственными делами, что претворение в жизнь этой резолюции задержалось. Национальный комитет по планированию был создан только в конце 1938 года, и я был назначен его председателем.

Я неоднократно подвергал критике работу конгрессистских правительств и выражал недовольство тем, что дело продвигается слишком медленно; однако теперь, оглядываясь назад, я поражаюсь, какие успехи были достигнуты ими за короткий срок в два года и три месяца, несмотря на бесчисленные трудности, которые окружали их. К сожалению, часть проделанной ими важной работы не успела принести плодов, поскольку в момент отставки конгрессистских правительств она находилась в стадии завершения и была приостановлена их преемником, то есть английским губернатором. Деятельность конгрессистских правительств принесла пользу крестьянам и промышленным рабочим и придала им силы. Одним из наиболее важных и крупных достижений было введение системы массового образования, получившего название начального образования. Эта система но только была основана на последних достижениях педагогической науки, но и специально приспособлена к индийским условиям.

Все силы, заинтересованные в сохранении существующего положения, препятствовали прогрессивным мероприятиям. Предприниматели (преимущественно европейцы, но частично также и индийцы) крайне грубо вели себя по отношению к членам комиссии, созданной правительством Соединенных провинций для обследования условий труда на текстильных предприятиях Канпура, и часто отказывались предоставлять комиссии фактический и цифровой материал. Рабочие давно уже стояли перед лицом объединенного фронта предпринимателей и правительства, а полиция всегда была к услугам фабрикантов. Поэтому эти последние резко отрицательно отнеслись к новой политике, проводившейся конгрессистскими правительствами. Вот что пишет о тактике предпринимателей Шива Рао, старый участник индийского рабочего движения, примыкающий к умеренному крылу этого движения: «Ухищрения и неразборчивость в средствах, характеризующие действия в подобных случаях (забастовки и др.) предпринимателей и полиции, показались бы невероятными человеку, незнакомому с индийскими условиями». Во многих странах правительства в их нынешнем составе становятся на сторону предпринимателей. В Индии, указывает Шива Рао, для этого имеются дополнительные причины: «Помимо личной враждебности, почти все индийские должностные лица охвачены страхом, что профессиональные союзы, если дать им возможность развиваться, поднимут сознательность масс. Поскольку в Индии политическая борьба время от времени выливается в форму таких движений, как несотрудничество и кампании гражданского неповиновения, они считают, что нельзя допускать, чтобы массы организовались»¹⁰².

Правительства определяют политику; законодательные учреждения принимают законы; но осуществление политики на деле и проведение в житзнь этих законов зависит в конечном счете от административных учреждений и их персонала. Поэтому правительствам провинций волей-неволей приходилось опираться на административный аппарат, в частности на индийский административный персонал и на полицию. Чиновники этих учреждений, проникнутые совсем иными, авторитарными традициями, не могли примириться с новой атмосферой, с требовательностью общественности, с тем, что их собственная роль стала менее значительной, ие хотели подчиняться людям, которых они привыклп арестовывать и заключать в тюрьмы. Первое время они проявляли тревогу в отношении будущих событий. Но никаких революционных перемен не произошло, и они постепенно успокоились и продолжали работать по-старому. Министрам нелегко вмешиваться в работу человека, находящегося на своем посту, это можно делать только в исключительных случаях. Персонал административных учреждений образовал круговую поруку, и все тесно держались друг за друга. В случае смещения одного из чиновников его преемник обычно продолжал ту же линию. Было невозможно внезапно изменить старую реакционную и автократическую психологию административного персонала в целом. Отдельные лица могли изменять свои взгляды, некоторые могли попытаться приспособиться к новым условиям, но подавляющее большинство людей мыслили иначе и всегда действовали иначе – могли ли они претерпеть метаморфозу и стать борцами за новый порядок? В лучшем случае они могли проявлять пассивную, неповоротливую лояльность; в силу самой природы вещей нельзя было ожидать пламенного энтузиазма к новой работе, в которую они но верили и которая противоречила их собственным корыстным интересам. К сожалению, даже такая пассивная лояльность не всегда проявлялась.

Высшие чины гражданской службы, издавна привыкшие к диктаторским методам и неограниченной власти, отнеслись к новым министрам и членам законодательных учреждений как к самозванцам, ворвавшимся в чужие владения. Трудно было отказаться от привычной уверенности в том, что именно они, постоянно действующий аппарат, и в особенности английские сотрудники этого аппарата, представляют Индию, а все остальное – малозначащие придатки. Нелегко было мириться с пришельцами, а еще труднее —выполнять их приказания. Эти люди чувствовали себя примерно так, как чувствовал бы себя правоверный индус, если бы неприкасаемый ворвался в святилище его храма. Заколебалось здание престижа и расового превосходства, построенное с таким старанием и ставшее для них почти религией. Считается, что китайцы придают большое значение внешнему достоинству, но я думаю, что вряд ли найдется китаец, так страстно стремящийся сохранить «внешнее достоинство», как англичане в Индии. Для этих последних речь идет не только о своем личном, расовом или национальном престиже; это тесно связано также с их властью и с их частными интересами.

Однако с пришельцами приходилось мириться, хотя эта терпимость убывала по мере того, как ослабевало чувство страха. Такими настроениями были проникнуты все административные ведомства, но особенно они проявлялись за пределами центральных канцелярий, на местах, а также в вопросах, связанных с тем, что именуется «правопорядком», и считавшихся прерогативой местного судьи и полиции. Требования конгрессистских правительств о соблюдении гражданских свобод использовались местными чиновниками и полицией как оправдание для того, чтобы допускать вещи, которые обычно не потерпело бы ни одно правительство. Я убежден в том, что в ряде случаев эти нежелательные инциденты происходили по инициативе местных чиновников или полиции. Столкновения на религиозной почве вызывались рядом причин, но судебные власти и полиция тоже были в этом повинны. Опыт показывает, что быстрые и решительные меры могут положить конец беспорядкам, а мы неоднократно были свидетелями необыкновенной медлительности и сознательного уклонения от выполнения своих обязанностей. Совершенно очевидно, что это делалось с целью дискредитировать конгрессистские правительства. В промышленном городе Канпур, находящемся в Соединенных провинциях, местные власти проявили такую вопиющую беспомощность и неуклюжесть, которые могли быть только умышленными. Религиозно-общинные трения, которые иногда доходили до местных столкновений, были более частым явлением в конце двадцатых и в начале тридцатых годов. После создания конгрессистских правительств количество столкновений значительно сократилось. Нои характер этих трений изменился, они приняли открыто политический характер и сознательно поощрялись и организовывались.

Гражданская служба создала себе, главным образом путем саморекламы, репутацию деловитости. Но стало очевидным, что за пределами узкой сферы деятельности, с которой они освоились, эти чиновники оказывались беспомощными и неумелыми. Они не усвоили демократические методы и не умели завоевать доброжелательного к себе отношения и добиться сотрудничества со стороны народа, которого они боялись и который презирали. У них не было никакого представления относительно обширных, осуществляемых быстрыми темпами программ социального прогресса, и они могли только препятствовать их осуществлению своим бюрократизмом и узостью кругозора. За исключением некоторых отдельных лиц, это относится ко всем чиновникам высшей администрации, как англичанам, так и индийцам. Удивительно, насколько они были непригодны для разрешения новых задач, стоявших перед ними.

Разумеется, и в народных правительствах было немало неумения и некомпетентности. Но это компенсировалось энергией и энтузиазмом, тесным контактом с массами, желанием и способностью учиться на собственных ошибках. Здесь проявлялась жизненная энергия, жизнь била ключом, чувствовался напряженный пульс, горячее стремление добиться результатов; все это представляло разительный контраст с апатией и консерватизмом английского правящего класса и его сторонников. Таким образом, Индия, эта страна традиций, являла странную картину: роли переменились. Англичане, которые пришли сюда как представители динамического общества, стали теперь главной опорой неподвижной, устарелой традиции; среди индийцев же было много сторонников нового, динамического порядка, горячо стремившихся к преобразованиям не только политического, но также социального и экономического характера. Эти индийцы представляли (возможно, и не сознавая этого) новые крупные действующие силы. Такая перемена ролей показывала, что если в прошлом англичане и играли в Индии созидательную или прогрессивную роль, то теперь этого давно уже нет и они превратились в помеху и препятствие какому бы то ни было прогрессу. Темп работы их ведомств был медленный, и они не в состоянии были разрешить насущные проблемы, стоявшие перед Индией. Даже их публичные высказывания, в которых прежде была известная ясность и сила, стали нелепыми, напыщенными, лишенными какого-либо реального содержания.

В течение долгого времени английские власти распространяли легенду, будто английское правительство через свои высшие органы в Индии обучает нас трудному и сложному искусству самоуправления. Мы сами вели свои дела, и вели довольно успешно в течение нескольких тысяч лет до прихода англичан, милостиво взявшихся обучать нас. Нет сомнения в том, что нам нехватает многих качеств, которые следовало бы иметь; некоторые вольнодумцы даже утверждают, что эта несостоятельность возникла при господстве англичан. Но каковы бы ни были наши слабости, было очевидно, что существующая администрация совершенно неспособна вести Индию к прогрессу. Сам характер этой администрации лишал ее этой возможности, ибо качества, необходимые в полицейском государстве, радикально отличаются от тех качеств, которые требуются в прогрессивном демократическом обществе. Прежде чем браться обучать других, им следовало бы переучиться самим и испить воды Леты, чтобы забыть, чем они были.

Своеобразное положение, в котором оказались народные правительства провинций, имевшие над собой автократическое центральное правительство, порождало много странных контрастов. Конгрессистские правительства стремились защитить гражданские свободы и ограничивали деятельность провинциальных управлений уголовного розыска, главная обязанность которых заключалась в том, чтобы вести слежку за политическими деятелями и всеми, кто был заподозрен в антиправительственных настроениях. Но хотя в провинциях деятельность этих учреждений была поставлена в известные рамки, имперское УУР продолжало свою работу, вероятно, с еще большей энергией, чем прежде. Не только наши письма подвергались цензуре; порой просматривалась даже переписка министров, правда, это делалось втихомолку и официально не признавалось. За последние четверть века пли больше, отправляя письмо индийскому или иностранному адресату, я всегда сознавал, что оно будет прочитано, а быть может, даже скопировано каким-нибудь цензором секретной службы. Говоря по телефону, я постоянно должен был помнить, что мой разговор, по всей вероятности, подслушивается. Письма, которые я получал, тоже проходили через какого-нибудь цензора. Я не хочу сказать, что обязательно просматривается каждое письмо; иногда это делается выборочно. Все это относится к мирному времени, а в военное время устанавливается двойная цензура.

К счастью, мы действовали в открытую, и нам нечего было скрывать в нашей политической деятельности. Тем не менее чувство, что ты находишься под постоянным надзором, что за тобой следят и твои разговоры подслушивают,– неприятное чувство. Это раздражает, угнетает и даже мешает поддержанию личных знакомств. Нелегко писать так, как хотелось бы, если цензор заглядывает через ваше плечо.

Министры работали очень напряженно, и многие из них не выдержали нагрузки. Их здоровье пошатнулось, цвет лица поблек, вид был измученный и крайне утомленный. Но их поддерживало чувство долга, и они заставляли так же напряженно работать своих секретарей – индийцев, числившихся на государственной службе, и весь свой штат; до поздней ночи горели огни в окнах их кабинетов. Когда в начале ноября 1939 года конгрессистские правительства вышли в отставку, многие вздохнули с облегчением: правительственные учреждения теперь оканчивали работу ровно в четыре часа дня и снова вернули свой прежний вид уединенных помещений, где царит тишина и куда народ допускается неохотно. Жизнь вошла в прежнюю колею, темпы снова замедлились, послеобеденные часы и вечера опять освободились для игры в поло, теннис и бридж и для удовольствий клубной жизни. Дурной сон кончился, можно было снова заниматься делами и развлекаться, как в прежние времена. Правда, шла война (пока что только в Европе) и Польша была разгромлена легионами Гитлера. Но все это было очень далеко, к тому же это была почти фиктивная война. В то время как солдаты исполняли свой долг, сражались и умирали, здесь тоже должен был выполняться долг, заключавшийся в том, чтобы солидно и с чувством собственного достоинства нести бремя белого человека.

За короткий период деятельности конгрессистских правительств укрепилась наша уверенность в том, что главньш препятствием прогрессу в Индии была навязанная англичанами политическая и экономическая система. Нельзя отрицать, что многие освященные традицией обычаи, социальные формы и порядки также препятствовали прогрессу и их необходимо было устранить. Однако присущую индийской экономике тенденцию к развитию ограничивали не столько эти формы и обычаи, сколько то, что англичане душили нас политически и экономически. Если бы не эти стальные тиски, экономика неизбежно развивалась бы, вызыпая социальные сдвиги и уничтожая отжившие обычаи и церемониалы. Следовательно, необходимо было сосредоточить все усилия на том, чтобы вырваться из этих тисков; расходование энергии на другие цели не давало существенных результатов, как если бы мы пахали песок. Сама эта система базировалась на полуфеодальном способе землевладения и на многих других пережитках прошлого и охраняла их. Любая форма демократии в Индии была несовместима с английской политической и экономической системой, и столкновение между ними было неизбежно. Поэтому в период частичной демократии 1937—1939 годов всегда существовала непосредственная угроза конфликта. Отсюда возникла официальная британская точка зрения, сводящаяся к тому, что из демократии в Индии ничего не вышло,так как англичане способны рассматривать демократию только с позиций защиты системы, ценностей и частных интересов, которые они создали в Индии. Поскольку не удавалось создать покорную и раболепствующую демократию, которую они могли бы одобрить, и поскольку обнаружилось стремление к осуществлению всякого рода радикальных преобразований, английским властям оставалось только вернуться к чисто деспотическому режиму и положить конец всякой игре в демократию. В развитии этой концепции можно видеть явное сходство с зарождением и ростом фашизма в Европе. Даже господство законности, которым так гордились англичане в Индии, уступило место чему-то вроде осадного положения и управления посредством приказов и декретов.

ПРОБЛЕМА МЕНЬШИНСТВ. МУСУЛЬМАНСКАЯ ЛИГА.

М. А. ДЖИННА

Развитие и численный рост Мусульманской лиги за последние семь лет представляют необычайное явление. Созданная в 1906 году при поддержке англичан с целью отвлечь новое поколение мусульман от Национального конгресса, она оставалась немногочисленной организацией представителей высшего класса, возглавляемой феодальными элементами. Она не имела влияния на мусульманские массы и почти не была известна среди них. По своему уставу она представляла собой небольшую группу с постоянным руководством. Нои при этих условиях развитие событий и рост среднего класса в мусульманской среде толкали Мусульманскую лигу к Конгрессу. Первая мировая война, судьба турецкого халифата и мусульманских святых мест произвели огромное впечатление на индийских мусульман и вызвали у них резкие антианглийские настроения. Мусульманская лига в тогдашнем виде не могла руководить пробудившимися и возбужденными массами и указывать им путь. Внутрн Лиги происходила острая борьба, и она практически сошла со сцены. Возникла новая мусульманская организация, тесно сотрудничавшая с Конгрессом – Халифатистский комитет. Многие мусульмане присоединялись также к Конгрессу и работали под его руководством. После первого движения несотрудничества 1920—1923 годов Халифатистский комитет тоже начал сходить па нет, поскольку исчез самый смысл его существования – турецкий халифат. Мусульманские массы, а в несколько меньшей мере также и индусские массы ослабили свою политическую активность. Однако очень большое количество мусульман, главным образом представителей средних классов, продолжали свою деятельность через Конгресс.

В течение этого периода множество мелких мусульманских организаций вели эпизодическую деятельность, часто вступая в столкновение между собой. Они не имели связей с массами и не играли важной политической роли, за исключением той, которую отводило им английское правительство. Главное их занятие заключалось в том, чтобы требовать предоставления мусульманам особых привилегий и преимуществ в законодательных собраниях и государственном аппарате. В этом смысле они действительно представляли определенную мусульманскую точку зрения, поскольку мусульмане испытывали возмущение и страх в связи с численным превосходством, более высоким образовательным уровнем и лучшим положением индусов на государственной службе и в промышленности. М. А. Джинна отошел от индийской политической жизни, выехал из Индии и поселился в Англии.

Во втором движении гражданского неповиновения 1930 года мусульмане приняли очень активное участие, хотя и меньшее, чем в 1920—1923 годах. Среди заключенных в тюрьмы участников этого движения б~шо не меньше десяти тысяч мусульман. Северо-западная пограничная провинция, население которой на 95 процентов состоит из мусульман, играла в этом движении весьма крупную, ведущую роль. В значительной мере это объяснялось деятельностью и личными качествами Абдул Гаф-фар-хана, общепризнанного и любимого вождя патанов этой провинции. Из всех замечательных событий последнего времени в Индии особенно поражает то, в какой мере удалось Абдул Гаффар-хану убедить свой беспокойный и воинственный народ принять мирные методы политической борьбы, сопряженной с огромными страданиями. Этим людям действительно пришлось перенести ужасающие страдания, оставившие самые тяжелые воспоминания. И все же дисциплина и выдержка были так велики, что патаны не прибегали к каким-либо насильственным действиям против правительственных войск и других своих противников. Если вспомнить, что патан любит свое ружье больше, чем брата, что он легко возбудим и издавна пользуется репутацией человека, способного на убийство по малейшему поводу, эта выдержка представляется прямо-таки чудом.

Под руководством Абдул Гаффар-хана Пограничная провинция твердо поддерживала Национальный конгресс; такую же позицию занимали многие политически сознательные мусульмане из средних классов в других районах. Влияние Конгресса па крестьян и рабочих, особенно в таких районах, как Соединенные провинции, где Конгресс выработал широкую программу по аграрному и рабочему вопросам, было значительным. Но верно и то, что в целом мусульманские массы постепенно снова попадали под влияние своих старых местных феодальных вождей, которые выступали перед ними в качестве защитников интересов мусульман против индусов и других.

Так называемая религиозно-общинная проблема заключалась в урегулировании отношений между меньшинствами и обеспечении достаточной защиты их от действий большинства. Следует помнить, что в Индии меньшинства являются не расовыми и не национальными, как в Европе, а религиозными. В расовом отношении Индия представляет пеструю картину, своеобразное смешение, но в Индии никогда не возникала и не может возникнуть расовая проблема. Религиозные чувства значительно сильнее национальных противоречий, которые стираются и часто трудно различимы. Религиозные барьеры, конечно, не являются непреодолимыми, ибо возможен переход из одной религии в другую, и человек, меняющий религию, не лишается своего национального окружения или своего культурного наследия и языка. За последнее время религия в подлинном смысле этого слова не играла в Индии значительной роли в политической борьбе, хотя само слово «религия» часто применяется и используется. Различия в религии как таковые не имеют значения, так как проявляется большая взаимная терпимость. В политических вопросах место религии заняла так называемая общинность – узкогрупповая психология, опирающаяся на религиозную общину, но в действительности заинтересованная в том, чтобы получить политическую власть и привилегии для заинтересованных групп.