Текст книги "Открытие Индии"

Автор книги: Джавахарлал Неру

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 54 страниц)

Даже многие из тех, кто относился к конгрессистским правительствам критически, взирали на происходящее с ужасом. Теперь они вспоминали многие достоинства этих правительств и выражали сильнейшее недовольство по поводу их отставки. По их мнению, эти правительства должны были при всех обстоятельствах оставаться на своих местах. Любопытно, что опасения высказывали даже члены Мусульманской лиги.

Если такова была реакция не-членов Конгресса и критиков конгрессистских правительств, легко себе представить реакцию конгрессистов и тех, кто сочувствовал Конгрессу, а также депутатов законодательных органов. Министры ушли со своих правительственных постов, но не отказались от своих мест в законодательных собраниях, не ушли в отставку и спикеры и другие депутаты этих законодательных органов. Тем не менее их оттеснили в сторону, игнорировали, а новые выборы не проводились. С таким положением трудно было мириться даже с чисто конституционной точки зрения, и оно в любой стране вызвало бы кризис. Такая могущественная полуреволюционная организация, как Национальный конгресс, олицетворявшая националистические чаяния страны и имевшая за своей спиной долгие годы борьбы за свободу, ие могла пассивно мириться с подобным деспотическим единоличным правлением. Она не могла оставаться простым свидетелем происходящего, тем более, что все это было направлено против нее. Неоднократно раздавались решительные требования активно выступить против подавления законодательных органов и всякой общественной деятельности вообще, а также против всей политики английского правительства в отношении Индии.

После того как английское правительство отказалось сформулировать цели, которые оно ставит перед собой в войне, или осуществить какие-либо прогрессивные мероприятия в Индии, Рабочий комитет Конгресса заявил: «Ответ на это требование [Конгресса] был совершенно неудовлетворителен, причем со стороны английского правительства предпринята попытка вызвать недоразумения и затемнить основной моральный аспект проблемы... Эту попытку уклониться от заявления о целях войны и освобождении Индии под различными несостоятельными предлогами Комитет может истолковать лишь как желание сохранить империалистическое господство в Индии в союзе с реакционными элементами страны. Конгресс рассматривает военный кризис и возникшие в результате этого кризиса проблемы в основном в их моральном аспекте и не стремится спекулировать на них. Необходимо удовлетворительно разрешить главную, моральную проблему, связанную с целями войны и освобождением Индии, прежде чем приступать к рассмотрению других, второстепенных вопросов. Конгресс ни в коем случае не может взять на себя ответственность за управление страной даже в течение переходного периода, если народным представителям не будет предоставлена действительная власть».

Далее Комитет указывал, что в связи с теми заявлениями, которые были сделаны от имени английского правительства, Конгресс счел себя вынужденным отмежеваться от английской политики и в качестве первого шага не-сотрудничества коигрес-систские правительства провинций подали в отставку. Эта общая политика не-сотрудничества продолжалась и должна была проводиться до тех пор, пока английское правительство не пересмотрит свою политику. «Однако Рабочий комитет напоминает членам Конгресса, что сатъяграха во всех его формах требует не щадить усилий для достижения достойного соглашения с английским правительством... Поэтому Рабочий комитет будет продолжать изыскивать способы достижения достойного соглашения, несмотря на то, что английское правительство захлопнуло дверь перед Конгрессом».

Учитывая возбуждение, охватившее страну, и возможность насильственных действий со стороны молодежи, Комитет напоминал народу об основных принципах политики пенасилия и предостерегал против их нарушения. Если даже где-нибудь и будет оказано гражданское сопротивление, оно должно быть абсолютно мирным. «Сатьяграха,– указывалось далее в заявлении, – означает доброжелательность по отношению ко всем, особенно же по отношению к оппонентам». Это упоминание о ненасилии не имело никакого отношения к войне или к обороне страны от агрессии, оно относилось лишь к тем действиям, которые могли быть предприняты в ходе борьбы за освобождение Индии от английского владычества.

Это были месяцы, когда после разгрома Польши в ходе войны в Европе наступило затишье,– период так называемой «странной войны». В Индии война казалась особенно далекой как рядовому индийцу, так и – пожалуй, в еще большей мере – английским властям, если не считать того, что приходилось поставлять материалы. Коммунистическая партия Индии в то время и вплоть до дня нападения Германии на Россию в, июне 1941 года была решительно против какой бы то ни было поддержки военных усилий Англии. Партия находилась под запретом. Ее влияние было незначительным, оно сказывалось лишь на некоторых группах молодежи. Но так как партия выражала в весьма энергичной форме господствующие настроения, она стала своего рода источником брожения.

В этот период легко было провести выборы как в провинциях, так и в Центральное законодательное собрание. Война, конечно, ни в коей мере этому не мешала. Выборы прояснили бы атмосферу и дали бы ясное представление о действительном положении в стране. Но именно этого-то прояснения и боялись английские власти, ибо оно рассеяло бы постоянно выдвигавшиеся ими многочисленные несостоятельные доводы насчет влияния различных групп. Выборов избегали. Провинции попрежнему управлялись единолично, а Центральное законодательное собрание, избранное на основе крайне ограниченного избирательного закона на трехлетний срок, существовало уже десять лет. Уже в 1939 году, к моменту возникновения войны, оно на два года превысило срок своих полномочий. Год за годом жизнь его продлевается, депутаты становятся все старше и почтеннее, время от времени кто-нибудь из них умирает, и самое воспоминание о выборах изглаживается из памяти. Английское правительство не любит выборов. Они возмущают покой жизпи и нарушают привычное представление об Индии как о стране враждующих религий и партий. Без выборов гораздо легче выдвигать человека или группу, заслуживающих покровительства.

Положение в стране в целом и в особенности во многих провинциях, где теперь процветало единоличное правление, становилось все более напряженным. Отдельные члены Конгресса были брошены в тюрьму за обычную деятельность. Крестьяне громко требовали избавить их от возобновившегося гнета мелких чиновников и полиции, которые стремились заслужить расположение начальства путем всевозможных вымогательств, производившихся под предлогом войны. Требования предпринять какие-то действия в связи с создавшимся положением становились все более настойчивыми, и Конгресс на своей ежегодной сессии, состоявшейся в марте 1940 года в Рамгархе (провинция Бихар) под председательством маулана Абул Калам Азада, решил, что единственный оставшийся путь – это организация гражданского неповиновения. Однако в тот момент Конгресс не предпринял каких-либо конкретных шагов, а лишь призвал народ готовиться.

Создавалось ощущение все более углубляющегося внутреннего кризиса. Конфликт казался неизбежным. Закон об обороне Индии, принятый в качестве военной меры, широко использо-валсй для подавления самой обычной деятельности и для арестов и заключения в тюрьму людей, часто даже без суда.

Внезапное изменение в ходе войны, приведшее к вторжению немцев в Данию и Норвегию, а немногим позднее к неожиданному крушению Франции, произвело огромное впечатление. Реакция народа была, разумеется, различной, но тотчас же после Дюнкерка и в период воздушных бомбежек Англии наблюдалось глубокое сочувствие к Франции и Англии. Конгресс, готовый было начать кампанию гражданского неповиновения, не мог и думать о подобном движении, пока решалась судьба самого существования свободной Англии. Конечно, находились люди, которые считали, что затруднения и опасности для Англии создавали благоприятные возможности для Индии, однако руководители Конгресса решительно возражали против того, чтобы обстановка, чреватая такими опасностями для Англии, была использована подобным образом, и заявляли об этом публично. На время всякие разговоры о гражданском неповиновении были оставлены.

Конгресс предпринял новую попытку прийти к соглашению с английским правительством. Если в прошлый раз он выдвинул далеко идущие требования, предусматривавшие не только реформы в Индии, но и заявление Англии о ее целях в войне, то на этот раз его предложение было кратким, лаконичным и касалось одной только Индии. Конгресс требовал признания свободы Индии и учреждения центрального национального правительства, что предполагало сотрудничество различных партий. На этой стадии от английского парламента не требовали принимать каких-либо новых законов. Конгресс предлагал, чтобы национальное правительство было образовано вице-королем в рамках существующей конституции. Рекомендованные изменения, сколь бы важными они ни были, могли быть осуществлены на основе соглашения и договоренности. Конечно, за этим должны были последовать юридические и конституционные изменения, но их можно было обсудить впоследствии и они могли подождать более благоприятного момента, если за Индией будет признано право на полную свободу. При этих условиях Конгресс обещал оказать полную поддержку военным усилиям Англии.

Эти предложения, выдвинутые по инициативе Раджагопала-чари, смягчали неоднократно повторявшиеся требования Конгресса. Они были гораздо скромнее тех требований, которые мы издавна отстаивали, и могли быть осуществлены немедленно, без каких бы то ни было юридических затруднений. В этих предложениях делалась попытка учесть требования других влиятельных групп и партий, ибо национальное правительство неизбежно должно было быть смешанным правительством. В них учитывалось даже своеобразное положение английского правительства в Индии. Сохранялся вице-король, хотя предполагалось, что он не будет налагать вето на решения национального правительства. Однако его положение главы правительства неизбежно означало, что он будет поддерживать с национальным правительством самый тесный контакт. Военный аппарат оставался под контролем главнокомандующего; вся сложная система гражданской службы, созданная англичанами, сохранялась. По существу, главным результатом реформы явилось бы то, что она вдохнула бы новый дух в администрацию, открыла бы перед ней новые перспективы, пробудила энергию, обеспечила растущее сотрудничество народа в военных усилиях и в разрешении серьезных проблем, стоявших перед страной. Эти перемены, вместе с ясным заверением о предоставлении Индии независимости после войны, создали бы в стране новую моральную атмосферу, которая обеспечила бы самое тесное сотрудничество в войне.

Конгрессу нелегко было выдвинуть это предложение после всех своих прошлых деклараций и после всего пережитого им. Существовало мнение, что национальное правительство, созданное на таких началах и ограниченное подобным образом, было бы недейственным и довольно беспомощным. В кругах Конгресса это предложение встретило значительную оппозицию, и я сам согласился с ним лишь после длительных и мучительных размышлений. Я согласился с ним исходя главным образом из более широких международных соображений, а также потому, что мне хотелось, чтобы мы, если только это было осуществимо без ущерба для нашей чести, полностью связали свою судьбу с борьбой против фашизма и нацизма.

Однако нас ожидали гораздо более серьезные трудности, а именно – оппозиция Ганди. Эта оппозиция была порождена почти исключительно его пацифизмом. Он не возражал против наших предыдущих предложений оказать поддержку военным усилиям, хотя, без сомнения, он не был согласен с ними. В самом начале войны он заявил вице-королю, что Конгресс может оказать Англии лишь полную моральную поддержку, однако это заявление не отражало политику Конгресса, которая была принята впоследствии и неоднократно провозглашалась. На этот раз Ганди определенно высказался против того, чтобы Конгресс согласился взять на себя ответственность за активные военные усилия. Его убеждение было настолько сильным, что из-за этого вопроса он порвал со своими коллегами и со всей организацией Конгресса. Это причинило большую боль всем тем, кто был с ним связан, ибо нынешний Конгресс был его детищем. Тем не менее Конгресс не мог согласиться с применением принципа ненасилия к войне, и в своем горячем стремлении прийти к соглашению с английским правительством он пошел на крайнюю меру – на разрыв со своим дорогим и любимым вождем.

Обстановка в стране во многпх отношениях ухудшалась. В политической сфере это было очевидно. Даже в экономическом отношении, хотя положение некоторой части крестьянства и рабочих в связи с войной несколько улучшилось, большинство народа сильно пострадало. Кто процветал, так это военные спекулянты, подрядчики и целая орда чиновников, главным образом английских, работавших на войну и получавших за это фантастические ставки. Правительство, очевидно, полагало, что, поощряя стремление к чрезмерному обогащению, оно наилучшим образом способствует развертыванию военных усилий. Продажность и кумовство царили повсюду, и не было никаких общественных рычагов, чтобы сдержать их. Всякая критика рассматривалась как подрыв военных усилий и, следовательно, подлежала запрету в соответствии с всеобъемлющим Законом об обороне Индии. От такого зрелища можно было впасть в уныние.

Все это побудило нас еще раз приложить максимальные усилия, чтобы прийти к соглашению с английским правительством. Каковы были шансы на это? Они были не слишком обнадеживающими. Вся система постоянного гражданского аппарата пользовалась такой свободой от всякого контроля и критики, какой она не знала уже на протяжении двух и даже более поколений. Эти учреждения могли упрятать в тюрьму по суду или без суда любого человека, который был им не по душе. Губернаторы пользовались неограниченной властью над огромными провинциями. Зачем им было соглашаться на какие-либо перемены, если их не вынуждали к этому обстоятельства? На вершине имперского здания восседал вице-король, лорд Линлитгоу, со всей помпой и торжественностью, подобающими его высокому положению. Человек с неповоротливым телом и медлительным умом, твердый, как скала, и почти так же, как скала, безразличный к окружающему, обладающий всеми достоинствами и недостатками старомодного английского аристократа, он искренне и честно стремился найти выход из создавшейся путаницы. Однако его слишком многое сковывало. Он мыслил старыми представлениями и чурался каких бы то ни было новшеств; его кругозор был ограничен традициями господствующего класса, из которого он вышел; он видел глазами и слышал ушами чиновников, которые его окружали; он не доверял людям, говорившим о необходимости коренных политических и социальных перемен; он не любил тех, кто не проявлял надлежащего уважения к высокой миссии Британской империи и ее главного представителя в Индии.

В черные дни германского «блицкрига» против Западной Европы в Англии произошли изменения. Невиль Чемберлен ушел, и это во многих отношениях принесло облегчение. Маркиз Зетланд, это украшение его благородного сословия, также покинул Департамент по делам Индии. Никто его не оплакивал. Его место занял Эмери, о котором не много было известно, но то немногое, что о нем знали, было весьма знаменательно. Он энергично защищал в палате общин японскую агрессию против Китая, выдвигая при этом тот довод, что если они осудят то, что Япония делала в Китае,им придется осудить точно так же и то, что Англия делала в Индии и Египте¹⁰⁸. Здравый довод, приведенный в обоснование ложного вывода.

Однако действительно крупной фигурой был Уинстон Черчилль, новый премьер-министр. Взгляды Черчилля по вопросу о свободе Индии были ясны и определенны. Он высказывал их неоднократно. Черчилль был непреклонным противником этой свободы. В январе 1930 года он заявил: «Рано или поздно вам придется сокрушить Ганди и Индийский Национальный конгресс и все то, что они отстаивают». В декабре того же года он сказал: «Английский народ отнюдь не намерен отказываться от контроля над жизнью и прогрессом Индии... Мы не намерены отказываться от этой самой блестящей и драгоценной жехмчу-жины королевской короны, которая в большей мере, чем все прочие наши доминионы и владения, составляет силу и славу Британской империи».

Несколько позже он разт>яснил, что в действительности означали в применении к Индии магические слова «статус доминиона», которыми нас так часто угощали. В январе 1931 года он заявил: «Мы всегда имели его (статус доминиона) в виду в качестве некой конечной цели, но никто не предполагал – разве лишь в чисто формальном смысле, подобно тому как представители Индии принимают участие в совещаниях во время войны,– что эти принципы и политика, относящиеся к Индии, будут претворены в такие сроки, предопределять которые было бы для нас разумно или целесообразно». В декабре 1931 года он сказал: «Большинство видных общественных деятелей, к числу коих в свое время принадлежал и я, выступали с речами – я, во всяком случае, выступал– насчет статуса доминиона, но я не имел в виду, что Индия когда-либо в обозримом будущем будет иметь такие же конституционные права и такую же систему, как Канада... Англия, потеряв Индию в качестве части своей империи, навсегда перестанет существовать как великая держава».

В этом и заключалась суть дела. Индия была основой империи; обладание ею, эксплуатация ее – вот что создавало силу и славу Англии, делало ее великой державой. Черчилль не мог мыслить себе Англию иначе, как центром и владычицей обширной империи, а потому он не мог представить себе Индию свободной. Что же касается статуса доминиона, которым нас столько времени пытались соблазнить как чем-то вполне для нас доступным, то, как выяснилось, все это сводилось к одним лишь фразам и формальностям и было весьма далеко от действительной свободы и власти. Впрочем, мы отвергали статус доминиона даже в его настоящем значении, настаивая на независимости, так что пропасть, разделявшая нас с г-ном Черчиллем, была поистине весьма глубокой.

Мы помнили его заявления и знали, что он человек решительный и непреклонный. От Англии, руководимой Черчиллем, нахМ не приходилось ждать многог о. При всем его мужестве и выдающихся способностях руководителя он олицетворял консервативную империалистическую Англию 19 века и был, видимо, неспособен понять новый мир с его сложными проблемами и силами и в еще меньшей мере – будущее, очертания которого начинали вырисовываться. И все же он был большим человеком, способным на большие дела. Его предложение о союзе с Францией, хотя и сделанное в момент страшной опасности, свидетельствовало о проницательности и об умении применяться к обстоятельствам. Оно произвело в Индии огромное впечатление. Быть может, занимаемый им ныне новый пост с его огромной ответственностью расширил его поле зрения и заставил его подняться выше былых предрассудков и представлений. Быть мо^: жет, сами нужды войны, имевшие для него решающее значение, заставят его осознать, что освобождение Индии не только неизбежно, но и желательно с точки зрения интересов войны. Я вспоминал о том, как в августе 1939 года, когда я собирался в Китай, он передал мне через одного общего нашего друга пожелания успеха в моей поездке в эту страну, терзаемую войной.

Учитывая все это, мы выступили со своим предложением не без некоторой надежды, хотя и не рассчитывая на слишком многое. Ответ английского правительства не заставил себя долго ждать. Это был категорический отказ, более того, он был изложен в такой форме, которая ясно показала нам, что англичане отнюдь не намереваются отказаться от своего господства над Индией; они намерены были поощрять внутренние раздоры и поддерживать любые средневековые и реакционные элементы. Они, видимо, предпочитали гражданскую войну и гибель Индии ослаблению своего империалистического контроля.

Как ни привыкли мы к подобному обращению, это явилось для нас ударом. Уныние овладевало нами все сильнее. Помню, я в то время писал статью, которую озаглавил: «Пути расходятся». Я долгое время стоял за независимость Индии, будучи убежден, что мы как народ ни при каких иных условиях не сможем развиваться и преуспевать, а также поддерживать нормальные дружественные отношения с Англией и сотрудничать с нею. И все же я желал этих дружественных отношений. Однако теперь я внезапно почувствовал, что, если только Англия не изменится коренным образом, нам с нею не по пути. Нам придется идти разными путями.

ИНДИВИДУАЛЬНОЕ ГРАЖДАНСКОЕ НЕПОВИНОВЕНИЕ

Итак, вместо того чтобы воодушевиться мечтой о свободе, которая развязала бы нашу энергию и побудила бы наш народ с энтузиазмом включиться во всемирную борьбу, мы испытывали боль разочарования, ибо нам было отказано в свободе. Этот отказ был сформулирован в самых надменных выражениях и сопровождался прославлением английского господства и английской политики, а также перечислением ряда условий, которые требовалось соблюсти, прежде чем Индия могла претендовать на свободу,—условий, из которых некоторые казались совершенно невыполнимыми. Для нас стало совершенно очевидным, что все эти разговоры, весь ритуал парламентских дебатов в Англии с их высокопарными фразами и торжественным стилем были не более как политическим надувательством, весьма плохо прикрывавшим твердое намерение до последней возможности цепляться за Индию как за владение и собственность империи; империализм не желал разжимать своих когтей, которые он глубоко запустил в живое тело Индии.Чего же стоил тот международный свободный и демократический порядок, за который Англия, по ее утверждению, вела борьбу?

О том же свидетельствовал и другой знаменательный факт. Бирма выдвинула скромное требование, чтобы ей гарантировали предоставление статуса доминиона после войны. Это было задолго до начала войны на Тихом океане, и ее требование никоим образом не могло помешать ведению войны, ибо осуществление его мыслилось лишь после окончания военных действий. Бирма просила не независимости, а всего лишь предоставления ей статуса доминиона. Ей, так же как и Индии, неоднократно заявляли, что статус доминиона составляет цель английской политики. В отличие от Индии она была гораздо более однородной по составу населения страной, и все те возражения, действительные или надуманные, которые выдвигались англичанами применительно к Индии, были к ней неприложимы. И, тем не менее, единодушное требование бирманцев было отклонено и никакого заверения им дано не было. Статус доминиона предназначался для какого-то отдаленного будущего, это была некая расплывчатая и призрачная метафизическая идея, имевшая отношение к какому-то иному миру и к какой-то иной, не нашей эпохе. Это было, как заявлял Уинстон Черчилль, пустым разглагольствованием, формальностью, не имевшей никакого касательства к настоящему или к ближайшему будущему. Но и все возражения против независимости Индии, все выдвинутые Англией нелепые условия также были пустым разглагольствованием, лишенным, как это всем было известно, всякого реального содержания и смысла. Единственное, что было реальным, это решимость Англии любой ценой удержать Индию и решимость Индии вырваться из се рук. Все прочее было софистикой, юридическим краснобайством или дипломатической казуистикой. Только будущее могло решить исход этого непримиримого конфликта.

Будущее довольно скоро продемонстрировало нам плоды английской политики в Бирме. В Индии это будущее вскоре также стало постепенно открываться нашим взорам, неся с собой борьбу, горечь и страдания.

Оставаться пассивными зрителями того, что происходило в Индии, после последнего оскорбительного отказа английского правительства стало невозможным. Если такова была позиция этого правительства в разгар опасной войны, когда миллионы людей во всем мире верили в необходимость огромных жертв во имя свободы и шли на них, то какою же она будет, когда кризис минует и этот общественный подъем ослабнет? Между тем по всей стране наших людей хватали и бросали в тюрьмы. Наша обычная деятельность ограничивалась, и ей чинились всевозможные препятствия. Ибо следует помнить, что английское правительство в Индии ведет непрерывную войну против националистического и рабочего движений – оно не ждет, когда начнется кампания гражданского неповиновения, чтобы действовать. Время от времени эта война разгорается, превращаясь в наступление на всех фронтах, иногда она несколько затихает, но никогда не прекращается¹⁰⁹. В течение

Торжественный выезд раджпугского раджи. Раджастан. 18 век. (Музей Виктории и Альберта.)

Рлдха и Кришна, Картина школы Кангра. Начало 19 века. (Музей Виктории и Альберта.)

короткого периода существования конгрессистских правительств провинций эта война вступила в полосу затишья, однако вскоре после их ухода в отставку возобновилась с новой силой, и административным чиновникам доставляло особое удовольствие отдавать всевозможные приказания видным конгресси-стам и депутатам законодательных собраний я затем сажать их в тюрьмы.

Решительные действия стали неизбежны, ибо иногда единственной причиной неудачи является именно бездействие. Согласно нашей установленной политике, эти действия могли проводиться лишь в форме гражданского неповиновения. Однако мы позаботились о том, чтобы не допустить народных волнений, и гражданское неповиновение было ограничено специально избранными лицами. Это было так называемое индивидуальное гражданское неповиновение в противоположность массовой разновидности этого движения. Г1о существу, оно носило характер широкого морального протеста. Политику может показаться странным, что мы сознательно избегали всяких попыток расстроить нормальную деятельность администрации и позволяли ей легко упрятывать в тюрьму нарушителей порядка. Подобные методы ие применялись в ходе наступательных политических действий или революций в других странах. Но именно таков был метод Ганди, сочетавший этику с революционной политикой, а Ганди был неизменным руководителем такого движения всякий раз, когда оно возникало. Таким путем он хотел показать, что хотя мы и отказываемся подчиниться английской политике и выражаем наше возмущение и решимость бороться против нее, добровольно идя па страдания, однако цель наша состоит не в том, чтобы вызвать беспорядки.

Это индивидуальное гражданское неповиновение проводилось вначале в весьма ограниченных масштабах. Каждый должен был пройти своего рода испытание и получить соответствующее разрешение, прежде чем он или она могли принять участие в этом движении. Избранные для этой цели лица нарушали какое-нибудь официальное установление, подвергались аресту и приговаривались к тюремному заключению. Как это обычно у нас практикуется, в первых рядах шли руководящие лица – руководители Исполнительного комитета Конгресса, бывшие члены правительств провинций, депутаты законодательных собраний, члены центрального и провинциальных комитетов Конгресса. Постепенно круг расширялся, пока от 25 до 30 тысяч мужчин и женщин не очутилось в тюрьме. Среди них были спикеры и большое число депутатов наших провинциальных законодательных собраний, деятельность которых была временно приостановлена правительством. Тем самым мы показывали, что депутаты наших выборных законодательных собраний не подчинятся деспотическому режиму, воспрещающему деятельность этих собраний, и предпочитают тюрьму.

Помимо тех, кто оказывал действительное гражданское неповиновение, несколько тысяч человек было арестовано и осуждено за публичные выступления или какую-либо иную деятельность или же содержалось под стражей без суда. Я был арестован в самом начале кампании и приговорен к четырем годам тюрьмы за произнесенную мною речь.

С октября 1940 года и на протяжении года с лишним все эти лица пребывали в тюрьмах. Мы пытались следить по доступным нам источникам за ходом войны и за развитием событий в Индии и во всем мире. Мы слышали о «Четырех свободах» президента Рузвельта, мы слышали об Атлантической хартии, а вскоре после этого услышали об оговорке Черчилля насчет того, что на Индию эта хартия не распространяется.

В июне 1941 года мы были взволнованы внезапным нападением Гитлера на Советскую Россию и с горячим интересом следили за драматическими изменениями в ходе войны.

4 декабря 1941 года многие из нас были освобождены. Тремя днями позже произошло нападение на Пирл Харбор и началась война на Тихом океане.

ПОСЛЕ ПИРЛ ХАРБОР А*

ГАНДИ И НЕНАСИЛИЕ

К тому времени, когда мы вышли из тюрьмы, задачи, стоявшие перед нашим националистическим движением ничуть не изменились. Проблема взаимоотношений Индии с Англией оставалась прежней. Тюрьма сказывается на людях по-разному: у одних дух оказывается совершенно сломленным или ослабленным, другие закаляются и еще больше укрепляются в своих убеждениях, и обычно именно последние оказывают наибольшее влияние на народные массы. Однако, несмотря на то, что в нашем положении как нации не произошло никаких изменений, события в Пирл Харборе и то, что за ними последовало, внезапно создали новую напряженность и открыли новые перспективы. Рабочий комитет Конгресса немедленно собрался в атмосфере этой новой напряженности. Японцы еще не успели к этому времени далеко продвинуться, но нанесли уже ряд серьезных и ошеломляющих поражений. Война перестала быть каким-то далеким зрелищем, она начала приближаться к Индии, затрагивать се непосредственно. Конгрессисты прониклись горячим желанием активно участвовать в этих опасных событиях, и в этой новой обстановке вся эта затея – сознательно подвергать себя тюремному заключению – казалась уже бессмысленной. Но что мы могли сделать, не получив хоть какой-нибудь возможности для почетного сотрудничества, не дав народу какого-то позитивного стимула для действия?

Одного лишь негативного страха перед грозящей опасностью было недостаточно.

Несмотря на историю прошлого и на все то, что произошло, мы были готовы предложить свое сотрудничество в войне, и в особенности в деле обороны Индии, при том обязательном условии, что будет создано национальное правительство, которое позволит нам действовать в сотрудничестве с другими силами страны и даст народу почувствовать, что это действительно национальная война, а не война, навязанная нам чужеземцами, поработившими нас. Что касается этого общего подхода к вопросу, среди коигрессистов и большинства народа не существовало разногласий. Однако довольно неожиданно вознлкли серьезные расхождения принципиального характера. Ганди оказался не в силах отбросить свой основной принцип ненасилия даже по отношению к внешней войне. Сама близость этой войны как бы явилась вызовом ему, испытанием его убеждений. Если бы он отказался от своего принципа в этот критический момент, это означало бы одно из двух: либо ненасилие не является всеобъемлющим и основополагающим принципом и образом действий, каковым он его считал, либо он неправ, отказываясь от него или идя накомпромисс. Он не мог отказаться от того, во что верил всю свою жизнь и на чем построил всю свою деятельность, и он чувствовал, что ему надо примириться с неизбежными последствиями этого принципа ненасилия.