Текст книги "Открытие Индии"
Автор книги: Джавахарлал Неру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 54 страниц)
Конгресс, так же как и другие организации, неоднократно пытался разрешить религиозно-общинную проблему согласованно с различными заинтересованными группами. Были достигнуты отдельные, частичные успехи, но на пути разрешения этой проблемы вечно стояло одно препятствие – английское правительство с его политикой. Разумеется, англичане не стремились к подлинному разрешению данной проблемы, ибо это усилило бы политическое движение, направленное против них и принявшее массовый характер. Создался своего рода треугольник, причем правительство могло сталкивать одну сторону с другой путем предоставления особых привилегий. Если бы другие стороны были достаточно разумны, они преодолели бы и это препятствие, но им нехватало мудрости и дальновидности. Всякий раз, когда вопрос приближался к разрешению, правительство принимало меры для нарушения равновесия.
Речь шла не об обычных мерах по охране интересов меньшинства, подобных тем, которые намечала Лига наций. По всем таким и многим другим вопросам уже имелась договоренность. Основные положения демократической конституции, распространяющейся в равной мере на всех, должны были защищать и охранять религию, культуру, язык, основные права личности и группы. Помимо этого, вся история Индии свидетельствовала не только о терпимости по отношению к меньшинствам и различным национальным группам, но даже и о поощрении их. В индийской истории мы не найдем ничего похожего на яростные религиозные распри и преследования, имевшие место в Европе. Поэтому нам не приходилось заимствовать за рубежом идеи религиозной и культурной терпимости: они были присущи индийскому образу жизни. Что же касается прав личности, политических прав и гражданских свобод, то мы находились под влиянием идей французской и американской революций, а также истории образования английского парламента. Социалистические идеи и влияние советской революции пришли позднее и дали нашему мышлению мощный толчок, направив его в сторону экономики.
Помимо полной защиты всех прав личности и группы, было общепризнано, что государство, а также частные организации должны приложить максимум усилий для устранения всех ненавистных социальных и основанных на обычаях преград, препятствующих полному развитию как личности, так и группы, и что классы, отсталые по образованию и материальному положению, должны получить помощь для скорейшего преодоления своей отсталости. Это особенно относится к угнетенным классам. Было также признано, что женщины должны пользоваться всеми гражданскими правами наравне с мужчинами.
Что же оставалось? Страх перед тем, что большинство может политически подавить меньшинство. Но, попросту говоря, этим большинством были крестьяне и рабочие массы, исповедующие различные религии, которые издавна подвергаются эксплуатации не только со стороны иностранцев, но и со стороны собственных высших классов. При условии обеспечения защиты религии, культуры и т. д. главными проблемами, естественно, становятся экономические проблемы, не имеющие ничего общего с религией, которую исповедует тот или иной человек. Следовательно, возможна классовая, но не религиозная борьба, если не считать, что религия сама представляет некую материально заинтересованную силу. Однако люди настолько привыкли в своих мыслях исходить из факта религиозных противоречий и их так долго приучали к этому общинные религиозные организации и действия властей, что многие мусульмане попрежнему боялись, как бы более многочисленная религиозная община, то есть индусская, не поглотила остальные. Было неясно, каким образом могло бы даже большинство нарушить интересы такого крупного меньшинства, как мусульманское, сконцентрированного в основном в определенных районах страны, которым была бы предоставлена автономия. По страху недоступен голос рассудка.
Была введена система отдельных религиозно-общинных избирательных курий для мусульман (а позднее и для других, меньших по численности групп) и им было предоставлено больше мест в законодательных собраниях, чем они получили бы на основе пропорциональных выборов. Но даже дополнительное представительство в законодательном собрании не могло превратить меньшинство в большинство. Введение отдельных избирательных курий несколько ухудшало положение группы, для которой вводились эти защитные меры, так как большинство избирателей теряло интерес к ней, и не оставалось оснований для взаимных переговоров и компромиссов.которые всегда имеют место при общих избирательных куриях, где кандидату приходится обращаться к каждой группе. Конгресс пошел еще дальше, заявив, что в случае возникновения разногласий между большинством и религиозным меньшинством по вопросу, затрагивающему специальные интересы этого меньшинства, вопрос не должен решаться большинством голосов, а должен быть передан на рассмотрение нейтрального арбитражного суда или даже международного трибунала, решение которого должно быть окончательным.
Трудно представить себе, возможна ли большая степень защиты интересов религиозного меньшинства или группы в условиях любой демократической системы. Следует также иметь в виду, что в некоторых провинциях мусульмане составляли большинство населения, и поскольку эти провинции получали автономию, мусульманское большинство имело возможность действовать в основном по своему усмотрению при условии соблюдения некоторых общеиндийских требований. В центральном правительстве мусульмане также были бы хорошо представлены. В провинциях с мусульманским большинством общинно-религиозная проблема имела обратное значение, так как здесь другие группы меньшинства (такие, как индусы или сикхи) требовали защитить их от мусульманского большинства. Так, в Пенджабе создался треугольник из мусульман, индусов и сикхов. Раз существовала отдельная избирательная курия для мусульман, то и представители других религий требовали охраны своих интересов. Поскольку были введены раздельные избирательные курии, то уже не было конца различным ответвлениям и делениям, а также возникавшим вследствие этого трудностям. Было очевидно, что обеспечение одной группе более широкого представительства могло быть достигнуто только за счет какой-то другой группы, представительство которой занижалось. Это приводило к нелепым результатам, особенно в Бенгалии, где, главным образом в связи с большим числом представителей европейцев, представительство общей массы избирателей было сокращено до абсурда. Таким образом, бенгальская интеллигенция, игравшая видную роль в индийской политической жизни и в борьбе за свободу, вдруг обнаружила, что из-за всех законодательных предписаний и ограничений она располагает весьма слабыми позициями в законодательном собрании провинции.
Конгресс допустил много ошибок, но эти ошибки совершались в сравнительно второстепенных вопросах метода и тактики. Было ясно, что даже по чисто политическим соображениям Конгресс стремится к разрешению религиозно-общинного вопроса, чтобы таким образом устранить это препятствие, стоявшее на пути к прогрессу. В чисто общинных организациях такого горячего стремления не наблюдалось, так как главная цель их существования заключалась в том, чтобы отстаивать специфические требования тех или иных групп, а это приводило к заинтересованности в сохранении существующего положения. Хотя в составе Конгресса преобладали индусы, в его списках числилось также много мусульман и членов других религиозных групп – сикхов, христиан и др. Поэтому он был вынужден мыслить в национальном масштабе. Главным для Конгресса было национальное освобождение и создание независимого демократического государства. Он понимал, что в такой обширной и разнородной стране, как Индия, простой тип демократии, предоставляющей большинству полное право ограничивать права меньшинства или верховенствовать над ним во всех вопросах, не является пи приемлемым, ни желательным, даже если бы такую демократию и можно было установить. Конгресс, конечно, хотел единства, это само собой разумелось, но он не видел оснований для того, чтобы подгонять под одну мерку все богатство и разнообразие индийской культурной жизни. Поэтому было решено, что необходима широкая степень автономии, а также обеспечение возможности культурного роста и свободы личности и группы.
Но по двум основным вопросам – о национальном единстве и демократии – Конгресс был непоколебим. Это был фундамент, на котором он был основан, и вся его история за полувековой период говорит об этом. Конгресс, безусловно, является одной из самых демократических организаций, как в своей
ЗАКОН ОБ УПРАВЛЕНИИ ИНДИЕЙ 1935 г.
Представительство в провинциальных правительствах
Рама (бронза). Провинция Мадрас. 14 век. (Музей Виктории и Альберта.)
теории, так и в практике, из всех известных мне подобных организаций. Через десятки тысяч местных комитетов, разбросанных по всей стране, он воспитывал людей в демократическом духе и достиг в этом отношении поразительных успехов. Тот факт, что такая влиятельная и чрезвычайно популярная личность, как Ганди, была связана с Конгрессом, не ослабил демократической сущности этой организации. В периоды кризисов и борьбы естественно возникало, как и в любой стране, стремление искать руководства у вождя; а такие кризисы были частым явлением. Не может быть ничего более нелепого, чем называть Конгресс авторитарной организацией. Интересно отметить, что такие обвинения обычно выдвигают высокопоставленные представители английской власти, которая является основой автократии и деспотизма в Индии.
В прошлом английское правительство тоже стояло, по крайней мере теоретически, за единство и демократию в Индии. Оно гордилось тем, что его власть принесла Индии политическое единство, хотя это единство и сводилось к угнетению всей Индии. Англичане говорили нам также, что они обучают нас демократическим методам и порядкам. Но любопытно, что их политика привела как раз к отрицанию и единства и демократии. В августе 1940 года Исполнительный комитет Конгресса был вынужден заявить, что политика английского правительства в Индии «является прямым поощрением розни и междоусобной борьбы и подстрекательством к этому)). Ответственные представители английского правительства начали открыто говорить нам о том, что придется, возможно, пожертвовать единством Индии ради какого-то нового устройства и что демократия непригодна для Индии. Таков был единственный ответ на требование Индии о предоставлении ей независимости и установлении демократической формы правления. Этот ответ, кстати говоря, показывает нам, что англичане сами признали свою неспособность достичь двух главных целей, которые они поставили перед собой в Индии. Им понадобилось полтора столетия на то, чтобы признать это.
Нам не удалось найти разрешение религиозно-общинной проблемы, приемлемое для всех заинтересованных сторон. На нас ложится, конечно, вина за это, и нам приходится мириться с последствиями нашей несостоятельности. Но как можно добиться того, чтобы все пришли к согласию в отношении важного предложения или важного преобразования? Всегда имеются феодальные и реакционные элементы, противящиеся любым преобразованиям, и одновременно существуют элементы, стремящиеся к политическим, экономическим и социальным переменам; имеются также различные группы, занимающие промежуточное положение. Если малочисленная группа может наложить запрет на намечаемое преобразование, то, безусловно, ни о каких преобразованиях не может быть и речи. Когда верховная власть ведет политику создания и поощрения таких групп (хотя бы даже они представляли ничтожную часть населения), тогда преобразования могут быть осуществлены только в результате успешной революции. Несомненно, что в Индии имеется множество феодальных и реакционных групп, как местного происхождения, так и созданных и выращенных англичанами. Они малочисленны, но их поддерживает мощь Англии.
Кроме Мусульманской лиги, среди мусульман возникли различные другие организации. Наиболее старая и крупная из них – Джамиат-ул-улема, в которую входили духовные лица и старозаветные богословы со всей Индии. Эта организация с консервативным, основанным на старых традициях мировоззрением и неизбежно религиозная, была в то же время в политическом отношении передовой и антиимпериалистической. В политической области она часто сотрудничала с Конгрессом, и многие ее члены были одновременно и членами Конгресса, работавшими в его организациях. Позднее была создана организация Ахрар, которая была особенно сильна в Пенджабе. Она представляла в основном мусульман из мелкобуржуазной сроды; в отдельных районах она пользовалась большим влиянием на массы. Организация Моминов (в которую входили преимущественно ткачи) являлась многочисленной, по, представляя наиболее бедные и отсталые слои мусульман, была слаба и плохо организована. Момины сочувствовали Конгрессу и выступали против Мусульманской лиги. Вследствие своей слабости они избегали политических выступлений. В Бенгалии существовала крестьянская организация Кришак Сабха. Джамиат-ул-улема и Ахрар часто сотрудничали с Конгрессом в его повседневной деятельности и принимали участие в наиболее боевых кампаниях, проводившихся против английского правительства, подвергаясь за это репрессиям. Главной мусульманской организацией,никогда не вступавшей в конфликт с английскими властями, если не считать словесных споров, является Мусульманская лига, которая, несмотря на ряд перемен и событий и даже приобретя большое число новых членов, так и не избавилась от своего феодального руководства, состоящего из представителей высших классов.
Мусульмане-шииты также были объединены, правда довольно непрочно, в самостоятельную организацию, преимущественно для выдвижения политических требований. В начальный период ислама в Аравии происходили ожесточенные споры в связи с наследованием халифата, в результате чего произошел раскол и возникли две группы или секты – суиниты и шииты. Этот раскол принял постоянный характер и сохранился до сих пор, хотя и не носит больше политического характера. В Индии и в мусульманских странах преобладают сунниты; исключение составляет Иран, где шииты составляют большинство. Временами между этими двумя группами возникали религиозные столкновения. Шиитская организация в Индии существовала особо, отдельно от Мусульманской лиги. Эта организация высказыва* лась за объединенные избирательные курии для всех. Однако много видных шиитов входит в состав Лиги.
Все эти, а также некоторые другие мусульманские организации (за исключением Мусульманской лиги) совместно организовали «Свободную мусульманскую конференцию», которая представляла собой своего рода единый фронт мусульман, противопоставленный Мусульманской лхгге. В 1940 году в Дели состоялась первая сессия этой конференции, носившая весьма представительный характер и прошедшая успешно.
Крупнейшая индусская общинная организация – это Хинду Махасабха, организация, аналогичная Мусульманской лиге, но относительно менее влиятельная. Она проникнута таким же воинствующим религиозно-общинным духом, как и Лига, но пытается прикрыть крайнюю узость своего мировоззрения туманной националистической фразеологией, хотя она стоит скорее за возврат к старому, чем за прогресс. У этой организации оказались чрезвычайно неудачные лидеры, склонные к безответственным и резким выступлениям, подобно некоторым лидерам Мусульманской лиги. Словесная война, ведущаяся обеими сторонами, постоянно обостряет их отношения. Слова заменяют действия.
В прошлом Мусульманская лига неоднократно занимала неразумную позицию в религиозно-общинном вопросе, но столь же неразумной была позиция Хинду Махасабха. Индусское меньшинство в Пенджабе и Синде и многочислзнная группа сикхов в Пенджабе часто вели себя агрессивно и препятствовали урегулированию разногласий. Политика англичан состояла в том, чтобы поощрять и разжигать эти разногласия и усиливать общинные организации в противовес Конгрессу.
Результаты выборов дают представление о значимости той пли иной группы или партии или, покрайней мере, о ее влиянии в массах. На общих выборах в Индии в 1937 году Хинду Махасабха полностью провалилась: она нигде не играла серьезной роли. Мусульманская лига оказалась в лучшем положении, но в общем ее успехи были довольно скромными, в особенности в провинциях, где преобладает мусульманское население. В Пенджабе и Синде она потерпела полный крах, а в Бенгалии достигла лишь частичного успеха. В Северо-западной пограничной провинции Конгресс образовал правительство позднее. В провинциях, где мусульмане составляют меньшинство, Лига в общем достигла большего успеха, но в законодательных собраниях были представлены и независимые мусульманские группы, а также отдельные мусульмане, избранные как представители Конгресса.
Тогда Мусульманская лига начала ожесточенную кампанию против конгрессистских правительств в провинциях и против самого Конгресса. Изо дня в день повторялись утверждения, что правительства совершают «зверства» по отношению к мусульманам. В состав правительств входили и мусульмане, но они не были членами Мусульманской лиги. В чем именно заключались «зверства»—об этом обычно умалчивали; иногда же искажали и преувеличивали некоторые мелкие местные инциденты, к которым правительства не имели никакого отношения. «Зверствами» были также объявлены некоторые мелкие ошибки, допущенные отдельными ведомствами и вскоре исправленные. Временами выдвигались совершенно ложные и необоснованные обвинения. Был даже опубликован некий отчет, совершенно фантастический по своему содержанию, не опиравшийся на какие-либо факты. Конгрессистские правительства предлагали тем, кто выдвигал эти обвинения, сообщить факты, чтобы можно было произвести расследование, либо же самим расследовать эти факты с помощью правительств. Никто не воспользовался этими предложениями, но кампания продолжалась попрежнему. В начале 1940 года, вскоре после отставки конгрессистских правительств, тогдашний председатель Конгресса Раджендра Прасад обратился с письмом к М. А. Джинне и, кроме того, сделал публичное заявление, предложив Мусульманской лиге изложить все обвинения в адрес конгрессистских правительств перед федеральным следственным трибуналом. Джинна отверг это предложение, упомянув о возможности создания для этой цели королевской комиссии. Вопрос о создании такой комиссии не поднимался, да и вообще это могло сделать только английское правительство. Некоторые английские губернаторы, занимавшие свои посты при конгрессистских правительствах, публично заявили, что они не находили ничего предосудительного в позиции этих правительств по отношению к меньшинствам. Закон 1935 года давал губернаторам специальные полномочия для защиты меньшинств в случае, если бы в этом возникла необходимость.
Я внимательно проанализировал методы пропаганды, которыми пользовались нацисты после прихода Гитлера к власти, и был поражен, обнаружив, что нечто весьма похожее происходит в Индии. Годом позднее, в 1938 году, когда Чехословакия стояла перед лицом судетского кризиса, официальные представители Мусульманской лиги изучали нацистские методы, применявшиеся при этом, и одобрительно отзывались о них. Они находили аналогию между положением судетских немцев и индийских мусульман. Устные выступления и статьи некоторых газет носили чрезвычайно резкий, провокационный характер. Один из конгрессистских министров, мусульманин, был заколот кинжалом, и ни один из лидеров Мусульманской лиги не осудил этот факт; ему даже нашли оправдание. Неоднократно имели место и другие акты насилия.
Я был страшно подавлен этими событиями и общим снижением уровня общественной жизни. Насилие, грубость и безответственность все нарастали, и это, видимо, встречало одобрение видных лидеров Мусульманской лиги. Я обратился с письмами к некоторым из этих лидеров и просил их сдержать указанные тенденции, но безуспешно. Что касается конгрессистских правительств, то они явно были заинтересованы в том, чтобы привлечь на свою сторону любое религиозное меньшинство и любую группу, и настойчиво добивались этого. В некоторых кругах высказывалось даже недовольство тем, что они оказывают чрезмерное предпочтение мусульманам за счет других групп. Но дело сводилось не к каким-либо конкретным жалобам, которые можно было бы удовлетворить, или к разумному обсуждению какого-нибудь вопроса. Это была регулярная кампания, которую вели члены и сторонники Мусульманской лиги, чтобы внушить мусульманским массам, что происходит нечто ужасное и что виновен в этом Конгресс. В чем заключалось это ужасное – никто, видимо, не знал, но считалось, что вопли и проклятья не могут быть беспричинными и если причина не здесь, то она в другом месте. Во время дополнительных выборов был поднят вопль: «Ислам в опасности»,– и избирателей заставляли клясться на Коране, что они будут голосовать за кандидатов Мусульманской лиги.
Все это, несомненно, оказывало воздействие на мусульманские массы; тем не менее удивительно, как много людей не поддалось этой пропаганде. На дополнительных выборах Лига в большинстве случаев одержала победу, но в некоторых местах потерпела поражение. Даже тогда, когда победа оказывалась на стороне Лиги, против нее голосовало значительное количество мусульман, отдававших предпочтение аграрной программе Конгресса. Но на этих выборах Мусульманская лига впервые в своей истории приобрела поддержку масс и начала превращаться в массовую организацию. Хотя я и был огорчен происходившими событиями, в некотором смысле я приветствовал это явление, полагая, что в конечном счете феодальное руководство Лиги будет устранено и выдвинутся более прогрессивные элементы. Главную трудность до сих пор составляла крайняя политическая и социальная отсталость мусульман, в силу чего реакционные лидеры могли легко эксплуатировать их.
Сам М. А. Джинна был более образованным человеком, чем большинство его коллег по Мусульманской лиге. Безусловно, он был на голову выше их и поэтому стал незаменимым руководителем. В своих публичных выступлениях он неоднократно резко осуждал оппортунизм, а временами и более серьезные слабости своих коллег. Он хорошо знал, что значительная часть передовых, мужественных и самоотверженных элементов из среды мусульман вступила в ряды Конгресса и сотрудничала с ним. И, однако, то ли судьба, то ли обстоятельства толкали его именно к тем людям, которых он не уважал. Он был их лидером, однако удержать их вместе он мог, лишь став пленником их реакционной идеологии. Впрочем, нельзя сказать, что в том, что касалось идеологии, он был пленником против воли; при всем своем внешнем модернизме он принадлежал к старому поколению, которое плохо разбиралось в современных течениях политической мысли и в современных событиях. В экономике, играющей главенствующую роль в современном мире, он, видимо, был совершенно невежественен. Необычайные события, происшедшие во всем мире после первой мировой войны, вероятно, не оказали на него никакого влияния. Когда Конгресс в политическом отношении совершил скачок вперед, он вышел из его состава. Пропасть между ним и Конгрессом выросла, когда Конгресс повернулся в сторону экономических проблем и в сторону масс. В области идеологии Джинна, видимо, оставался на том же уровне, на каком находился четверть века раньше, более того, он сделал шаг назад, так как теперь выступал уже как против единства, так и против демократии в Индии. «Они не могут существовать,– заявлял он, —при системе правления, основанной на нелепых понятиях западной демократии». Про-шло много времени, прежде чем он понял нелепость того, что он отстаивал в течение всей своей долгой жизни.
Джинна одинок даже в самой Мусульманской лиге; он чуждается самых близких своих сотрудников. Его уважают, но держатся на расстоянии, его больше боятся, чем любят. Нет сомнений в его одаренности как политического деятеля, но эта одаренность в какой-то мере связана со специфическими условиями английского господства в современной Индии. Он известен как адвокат-политик, как тактик, считающий, что использует противоречия между индийским национализмом и английской властью. Если бы условия были иные и ему пришлось бы столкнуться с реальными политическими и экономическими проблемами, трудно сказать, насколько помогли бы ему его способности. Он, пожалуй, и сам сомневается в этом, хотя и не страдает отсутствием самомнения. Этим, повидимому, объясняется его инстинктивная враждебность к переменам, стремление сохранить существующее положение вещей, избегать переговоров и спокойного обсуждения проблем с людьми, которые не согласны с ним полностью. В нынешних условиях он чувствует себя на месте, но трудно сказать, будет ли он или кто-либо другой соответствовать новым условиям. Какая страсть владеет им, к каким целям он стремится? Или, может быть, им не владеет никакая страсть и ему просто доставляет удовольствие разыгрывать острую политическую шахматную партию, в которой часто представляется возможность объявлять «шах»? Он, видимо, ненавидит Конгресс, и эта ненависть с годами растет. Предметы его отвращения и антипатии ясны, но к чему он питает симпатии? При всей своей силе и твердости воли он представляет какую-то странную, негативную фигуру; характеризующим его символом могло бы быть слово «нет». Поэтому все попытки понять его позитивную сторону оказываются безуспешными, и к этому трудно подступиться.
Со времени установления в Индии власти англичан из мусульманской среды выдвинулось мало выдающихся деятелей современного типа. Мусульмане дали несколько замечательных людей, но, как правило, они были носителями старой культуры и старых традиций и им трудно было поспевать за современными событиями. Эта неспособность идти в ногу с временем и приспособиться в культурном и других отношениях к новой обстановке вовсе не объяснялась, разумеется, каким-то врожденным недостатком. Это было результатом определенных исторических причин, запоздалого развития нового промышленного среднего класса и сугубо феодальной среды, в которой жили мусульмане, препятствовавшей развитию и проявлению способностей. Особенно велика была отсталость мусульман в Бенгалии, но это, вероятно, вызывалось двумя причинами: истреблением их высших классов в первое время британского владычества и тем фактом, что подавляющее их большинство до обращения в ислам принадлежало к самому низшему классу индусов, издавна лишенному возможностей роста и развития. В Северной Индии образованные мусульмане, принадлежавшие к высшим классам, были привержены к старому традиционному образу жизни, а также к старой системе землевладения. В последние годы происходят заметные сдвиги, и среди индийских мусульман сравнительно быстро развивается новый средний класс, но и теперь они значительно отстают от индусов и других групп в области науки и производства. Индусы тоже являются отсталыми и порой еще более, чем мусульмане, ограничены и скованы традиционным мышлением и образом жизни, но, тем не менее, из их среды выдвинулось много выдающихся людей, проявивших себя в науке, промышленности и в других областях. Немногочисленная община парсов также дала крупных руководителей современной промышленности. Интересно отметить, что семья, из которой происходит Джинна, исповедовала раньше индуизм.
В прошлом многие одаренные люди как из индусов, так и из мусульман шли на государственную службу, поскольку она сулила наиболее заманчивые перспективы. С ростом политического движения за свободу эти соображения стали играть меньшую роль, и одаренные, искренние и мужественные люди примкнули к Конгрессу. Таким образом в его состав вошли многие передовые мусульмане. В более позднее время мусульманская молодежь стала примыкать также к социалистической и коммунистической партиям. Но если не считать этих самоотверженных и прогрессивных людей, мусульмане дали очень мало выдающихся руководящих деятелей, и в государственной службе они видели единственный путь для личного продвижения. Джинна был человеком иного склада. Одаренный, волевой, он не прельщался государственными постами, перед которыми не устояли многие другие. Поэтому он занял совершенно исключительное положение в Мусульманской лиге и сумел завоевать уважение, которым не пользуются многие видные деятели Лиги. К сожалению, его упорство не позволяет ему прислушиваться к новым идеям, и безоговорочная власть над своей организацией выработала в нем нетерпимость как к инакомыслящим в своей среде, так и к другим организациям. Он стал олицетворением Мусульманской лиги. Но возникает вопрос: в условиях, когда Лига становится массовой организацией, как долго может продержаться такого рода феодальное руководство с его отжившими взглядами?
Когда я был председателем Конгресса, я неоднократно обращался к Джинне с письмами и просил его ясно сказать, что, по его мнению, мы должны делать. Я спрашивал его, чего хочет Лига и каковы ее конкретные цели. Я хотел также знать, какие претензии предъявляет Лига к конгрессистским правительствам. Я полагал, что путем переписки можно внести ясность в эти вопросы, а затем, уже при личной встрече,обсудить основные моменты, которые при этом выявятся. Джинна отвечал мне пространными письмами, но не внес никакой ясности в вопрос. Просто поразительно, как старательно он избегал ясного ответа мне или кому-либо другому о том, чего он хочет и в чем состоят претензии Лиги. Мы неоднократно обменивались письмами, но все так и оставалось туманным и неясным, и я не мог добиться ничего определенного. Это очень удивляло меня, и я испытывал чувство какой-то беспомощности. Создавалось впечатление, что Джинна не хочет связывать себя какими-либо обязательствами и отнюдь не стремится к урегулированию разногласий.
В дальнейшем Ганди и другие лица из нашей среды неоднократно встречались с Джинной. Они беседовали часами, но так и не вышли из стадии предварительных переговоров. Мы предлагали созвать совещание представителей Конгресса и Лиг.и для обсуждения общих проблем. Джинна заявил, что это может быть сделано лишь после того, как мы публично признаем Мусульманскую лигу единственной организацией, представляющей индийских мусульман, и что Конгресс должен рассматривать себя как чисто индусскую организацию. Это создавало явные трудности. Мы, разумеется, признавали крупное значение Лиги и именно поэтому обращались к ней. Но как могли мы игнорировать многие другие существовавшие в стране мусульманские организации, часть которых была тесно с нами связана? Кроме того, и в самом Конгрессе было много мусульман, они входили и в состав наших руководящих органов. Если бы мы приняли требование Джинны, это означало бы, что нужно изгнать из Конгресса наших старых товарищей – мусульман и объявить, что им не место в Конгрессе. Это значило бы изменить самую сущность Конгресса и превратить его из открытой для всех общенациональной организации в религиозно-общинную организацию. Это было неприемлемо для нас. Если бы Конгресс вообще еще не существовал, мы все равно должны были бы создать новую общенациональную организацию, открытую для каждого индийца.
