Текст книги "Планета матери моей. Трилогия"

Автор книги: Джамиль Адил оглы Алибеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)

12

Машины с нашей автобазы уходили в рейс частенько плохо подготовленными. Автоинспекция то и дело присылала замечания, шоферам в пути прокалывали талоны.

Однажды утром перед началом рабочего дня мы ждали проверку, сидя уже в кабинах. Воспользовавшись свободной минутой, я раскрыл учебник.

Внимание привлек шум шагов. Между кузовов пригнувшись, словно крадучись, пробирался Галалы. Такое поведение немолодого солидного мужчины с обильной сединой в волосах показалось мне, по меньшей мере, странным. Не произнося ни слова, он делал выразительные знаки, шевелил губами, вскидывал брови. Я приоткрыл дверцу, собираясь спрыгнуть на землю, но он замахал руками и сам взобрался на подножку.

– Плохи наши дела, – сказал отдуваясь. – Есть слух, что будут отбирать права. Надо вовремя подмазать!

Я равнодушно пожал плечами:

– У кого следует, пусть отбирают.

– Чудак! Это обойдется потом впятеро дороже.

– Кому обойдется? Права возвратят в управление.

– Да? Ты так думаешь? Может, прямо на подносе доставят? Ей-богу, ты как с луны свалился, парень! Отберут у тебя права, тогда находишься.

– Но почему их у меня должны отобрать?

– Э, если пожелают, столько всего отыщут, что сам побоишься сесть за руль.

– Явные неисправности пропускать, конечно, нельзя.

– А ты считаешь, в них виноват водитель?

– Кто же еще?

– Больше всех твой задушевный дружок, товарищ Афрасияб Икрамов!

– На своих друзей никому пока не жалуюсь.

– Ну и глуп ты, Вагабзаде! Хотел тебе помочь. Сунь руку в карман – тогда дурить мозгов не станут.

– Взятка? А разве на фронте мы их раздавали? Или вы, товарищ Галалы, про фронт только из кино знаете и ваша нога дальше тыла не ступала? И почему просите денег именно у меня? Своя печатающая машина, что ли, сломалась?

– Издеваешься? – Он начал набухать краснотой, как боевой петух перед дракой. – По-твоему, у нас тут «банда-база»?

– Автобаза. Об этом знаю. А бандиты по другой части, я с ними не вожусь.

– Заявляю официально: машина в неисправности, рейс отменен.

– Машина в полном порядке.

Я столкнул его с подножки и хотел захлопнуть дверцу кабины. На его сухом лице с пергаментно-желтоватой кожей сменялись противоречивые чувства. Наконец он овладел собой и ощерил в усмешке прокуренные зубы.

– Чем ты так занят, что с тобой нельзя поговорить?

– Вы видите, я читаю.

– Нашел читальню! Наинужнейшая книга шофера – его водительское удостоверение. Остальное муть. Послушай, – его осенила новая мысль. – Если у тебя нет сейчас денег, мы сами за тебя положим. Птенцов положено опекать, пока не подрастут крылышки. О деньгах не заботься. Ты только скажи инспектору…

– Что именно?

– Да просто, что ремонтные мастерские работают халатно, а их начальник качество работ не проверяет.

– Свалить вину на Икрамова? Ловко вы ему капкан подставляете.

Но, как ни странно, уловка Галалы удалась! Было задержано с десяток машин, они простояли в гараже до вечера. К моему удивлению, мне тоже записали неисправность мотора.

Сохбатзаде собрал нас всех во дворе гаража.

– В позорной ситуации, которая сложилась на нашем предприятии, виноват каждый из вас, но еще более начальник ремонтных мастерских. Водителю, не умеющему следить за своей машиной, не место на автобазе! Я не держал бы такого и дня. Мы слишком долго проявляли покладистость. Товарищ Икрамов, видимо, по мягкости характера закрывал на все глаза. Говоря по правде, все ваши липовые премии надо передать инспектору в виде штрафа.

– Дождь в море льется, – ввернул Ахмед. – Может, от зарплаты тоже сделать инспектору отчисление? У них, бедолаг, кувшины, видать, еще не полные?

– Что за разговорчики? – вскинулся Галалы, который на правах телохранителя ни на шаг не отставал от начальника автобазы. – Ты, Будильник, раньше времени не звони.

Джамал сказал спокойно:

– Зачем сюда припутывать инспекцию? Отдавать так уж прямо вам, в ваши карманы.

– Но! Не заговаривайся, старик. Никто не нуждается в твоих копейках!

Ахмед-Будильник выступил из общего ряда, приблизился к Сохбатзаде вплотную.

– Пусть мои товарищи скажут: кто из присутствующих получал за последних три года новую машину? – Он повернулся к нам: – Что воды в рот набрали? Дула на вас навели, что-ли? Если мы, работяги, будем молчать, кто вернет на землю справедливость? У нас на хорошем счету только подхалимы, начальник. Им и идет вся новая техника. Вы скажете, они хорошие водители? А разве среди нас нет шоферов первого класса? Или что, они бывшие фронтовики? Мы тоже провели в окопах почти четыре года. Когда я тонул под Керчью, интересно, не в моей ли тени прятались ваши любимчики? Мы возвратились, рассчитывая на уважение к себе. На внимание к нашим нуждам. А вам весь свет заслонила нажива. Хочешь получить исправную машину, дай взятку – вот какой закон установился на нашей автобазе. Кто ему не подчиняется, тот остается в дураках.

Галалы в нетерпении переступал с ноги на ногу. Наконец не выдержал:

– Постыдился бы собственных медалей, Будильник! Вон сколько на пиджаке планок. Это к тебе-то не проявили уважения? О тебе не позаботилась Советская власть?.. Или ты думаешь, пока сражался, здесь люди только и делали, что жирный плов жевали?

Товарищи потянули Ахмеда обратно в свой ряд. Раздались негромкие возгласы: «Ты их не переспоришь», «Не утруждай понапрасну языка, друг!»

Уловив общее настроение, Сохбатзаде переменил тон и продолжал уже совсем в другом духе:

– Товарищ, спокойно. Здесь не судилище. В нашей работе имеются отдельные недостатки… Давайте будем устранять их сообща. Ведь мы до этой поры работали дружно? Так будет и впредь. Ну а насчет придирчивого инспектора… Беру это на себя… Найдем способ его утихомирить.

– Хоть бы так в открытую-то не говорили! – почти простонал Икрамов. – Ведь здесь не частная лавочка, а государственное учреждение… Я, конечно, виноват, что машины выходят на линию в неисправном виде. Не отпираюсь. Ремонт малокачественный. А почему? На сто машин всего три ремонтные ямы. Запасных частей за год не получаем и на десять машин. Мог бы из собственных пальцев сделать оси, сунул бы и их в колеса. Шины, как макушка плешивого, стерлись, облысели… Где мне взять новые шины?

Галалы просверлил его сурово-насмешливым взглядом.

– Считаешь, это заботы начальника автобазы, да? А ты для чего на своем месте? Еще называется партиец! Так и без партбилета недолго остаться, учти.

Икрамов хотел возразить, но ему не хватило воздуха. Он почернел, глаза выпучились еще больше. Лишь после мучительного приступа кашля с натугой проговорил осипшим голосом:

– Не касайся партбилета, Галалы. Мне его вручали не такие, как ты. За чинами я не гонюсь. Хоть сейчас положу заявление на стол… Но коммунистом буду пожизненно. Эта должность не переходит из рук в руки. И свой долг коммуниста тоже не переложу ни на кого! Смотрел бы на это по-другому, мог раньше вернуться с фронта, после второго, после третьего ранения… Кадров тогда было мало, можно было занять неплохой пост. Но я считал, что место коммуниста, пока идет Отечественная война, на фронте. Едва залечив раны в госпитале, возвращался в строй. Здесь тоже мой фронт! Не думайте, что я отступлю, пока жив. Гвардейцы не отступают!

Икрамов ударил себя кулаком в грудь. Он все еще тяжело дышал, словно одолел гору; его плечи подымались и опускались. Я сделал шаг вперед, чтобы помочь ему, отвести в сторону, поскорее усадить.

Сохбатзаде истолковал мое движение совершенно иначе. Он подумал, что я хочу что-то добавить, и с улыбкой слегка приподнял ладонь:

– Все, все. Я не провожу здесь собрания, товарищ Вагабзаде. Догадываюсь, о чем вы хотите сказать. Но давайте в следующий раз. Расходитесь, товарищи.

– Куда расходиться? – с досадой спросил я. От медоточивого голоса начальника мне стало не по себе. Он словно намекал на какую-то особую нашу с ним тайную дружественность. – Рабочий день еще не кончился. Мы зарплату за него получаем.

– Но сегодня никто из вас в рейс не выйдет. Сами знаете, запрещение инспектора.

– Тогда предлагаю провести заседание месткома. Благо, все члены налицо. Продолжим обсуждение наболевших вопросов. Потоптались на морозе, покричали – и все? Так дело не пойдет. Ни расходиться, ни разбегаться в разные стороны мы не станем!.

Галалы спросил, кривя губы:

– Что именно вы намерились обсуждать, Вагабзаде?

– Вы не у меня, вы у всех спрашивайте. – И решительно обернулся к толпе водителей: – Товарищи, до каких пор мы будем лишь за спиной шептаться о безобразиях и неполадках? Ведь это наше народное предприятие, хозяева в нем – мы. Неужели станем бегать с жалобами в министерство? Там без нас тысячу дел и забот. Самим сил не хватает, чтобы навести порядок? На одной-единственной автобазе? Пусть товарищ Икрамов пригласит на наше заседание представителей районного комитета партии…

Из толпы водителей раздался чей-то угрюмый голос:

– Собрание машину не заведет. От собрания она быстрей не поедет.

– Как это понимать?

– А так. Рука руку моет: у начальства везде сидят покровители. Их собраньем не проймешь.

Я разглядел говорившего. Обратился к нему через головы других:

– Покажись, Фаик, не бойся, погоны с плеч за острое слово тебе не снимут. Ты ведь только вчера говорил, что наше управление сидит в прорыве. Мол, далеко мы от глаз правительства, потому и творятся всякие художества. Новая техника минует базы и путем махинаций уходит на сторону.

– Ну говорил. Могу еще сказать: наживаются на этом десяток человек. Остальные молча страдают. Тряпки нет, чтобы руки от мазута вытереть. Горячей воды не бывает, умыться нечем. Свертки съестного в карманах приносим: ни столовой, ни буфета! В ресторан каждый день не находишься. Если будем проедать заработок на месте, что домой отнесем?

Сохбатзаде снова примиряюще поднял руку:

– Правильно, правильно! С критикой руководства полностью согласен. В чем виноваты, в том виноваты. Но к чему горячиться? Товарищ Вагабзаде прав, не стоит беспокоить вышестоящие организации, бить напрасную тревогу. Я согласен с его мнением: не нужно выносить домашние ссоры за ворота.

– Нет, я совсем не то имел в виду. Я предложил, чтобы представитель райкома…

– Минутку. Дослушайте меня до конца. Как вы это себе представляете? Вот, значит, явимся мы в районный комитет партии и потребуем: накройте нам стол и тарелки на него поставьте? Может, еще ложку ко рту поднести? Нет, товарищи, в райком идут с крупными вопросами, а не из-за тряпок или по поводу воды для умывания. Например, мы доложили райкому об интересной инициативе товарища Вагабзаде…

– А кто на базе последовал этой инициативе? – спросил Ахмед.

– Как же… есть некоторые. Подхватывают. Мы разъясняем… – промямлил Галалы.

– О каком попутном грузе, о каких прицепах толковать, если свою поклажу и ту еле тянем? Мы же на прялках работаем, на керосинках! Это не техника, а металлолом. А когда приходит хорошая машина, чем она занимается? Развозит начальство по домам и дачам. Катает на рыбалку…

Все закричали разом, замахали руками. Водители сбились в беспорядочную толпу. Никто не заметил, как исчез Сохбатзаде. Увидав вокруг себя недовольные лица, он счел за лучшее прекратить всякие объяснения.

Икрамов тоже направился к воротам, сердито нахлобучив меховую шапку. Он подозвал меня:

– Скажи, чтобы те, чьи машины не вышли на линию, до конца рабочего дня не расходились. Я скоро вернусь.

До самого вечера гараж гудел, будто растревоженный улей. Языки развязались. Каждый спешил выплеснуть накопившиеся обиды. Словно рухнула плотина, так откровенны были речи. Кому не удавалось завладеть общим вниманием, тот кричал в ухо соседу.

Расходились полные надежд: «Тройка Икрамов – Ахмед – Вагабзаде положит начальника на обе лопатки», – шутила шоферня.

Медведь-Гуси тоже оказался крикуном не из последних. Свое появление он объяснял сбивчиво:

– Подъемник испортился. Пришлось вернуться с полдороги. Дома больных оставил. Ну я не стал ждать…

Правда, о болящих он больше ни разу не вспомнил. Ввинчиваясь в самую глушь спорщиков, он уводил водителей поодиночке за угол, о чем-то шептался с ними. Стали раздаваться иные голоса: «Ну скинем этого начальника, другой лучше будет?», «В новом кувшине вода слаще, что ли?», «Ждите, новый сразу медали навесит!», «Эх, братцы, получит дурак хорошую машину, а толку? Дураком останется», «Не зря ли мы языки распустили?..»

Со мною Медведь-Гуси держался запанибрата.

– Ты уж постой за нас, малограмотных, Замин! У тебя язык ловко подвешен. Лично я обеими руками за тебя. В людях разбираюсь, будь спокоен. Только сам не будь лопухом; вижу, хотят все на тебя одного свалить. Людишки вокруг подлые, поверь. Горланить мастера, а как до дела дойдет, отступятся, ни один не поддержит. Говорю тебе, как родному брату.

– Но ты-то, Гуси, от меня не откачнешься? На тебя можно надеяться?

– Жизнью клянусь!

Понемногу сборище приняло более организованный характер. Дождались райкомовского работника и перешли в контору. За стол президиума снова сел Сохбатзаде. Но он больше слушал, чем направлял выступления.

Когда подошла моя очередь, я поискал глазами Икрамова. Тот сидел на отшибе, на табурете, навалившись локтями на передний пустой стул. На краешке стола ближе к нему стоял стакан с водой и аптечный пузырек с лекарством. Тут же раскрытая тетрадь дневника. Вид у Икрамова был утомленный и подавленный.

Сохбатзаде обхватил массивные щеки ладонями. Перед ним пирамидкой красовалась стопка книг. Представителя райкома я знал, он работал в промышленном отделе и, когда возник впервые разговор о тонно-километрах, беседовал со мною. Рассказал, что сам закончил индустриальный институт, сперва работал оператором на нефтеразработках, стал начальником участка, потом секретарем партийной организации промысла. Слушая выступающих, он все время делал записи, прикидывал какие-то цифры, складывал их и умножал.

Представитель профсоюзного горкома транспортников был грузный немолодой мужчина, который почти не раскрывал рта.

– Почему вы хотели выйти в рейс на неисправной машине? – строго спросил меня райкомовец, не поднимая глаз от исчерченной бумаги.

– Она была в полной исправности.

– Однако осталась в гараже?

– Товарищ Галалы не подписал путевого листа.

– Где ваш объект?

– На Боздаге. Осваиваем горную трассу, выполняем особое задание.

– Чем объяснить, что послали туда именно вас?

– У Вагабзаде есть уже подобный опыт, – проговорил начальник, не глядя в мою сторону. – Работа трудная.

Поскольку он сказал истинную правду, я не счел нужным что-то добавлять.

– Хорошо. А почему ваша машина уже десять дней возвращается в Баку порожняком? Инициатор позабыл о собственной инициативе?

– Расстояние слишком близкое, транспорта много и без меня.

– Можете не продолжать. Значит, вы считаете, что, кроме вас, на всей базе некому взяться за это серьезное задание?

– Нет, почему же? – опять вмешался Сохбатзаде, уловив, к чему клонит гость. – Хороших водителей у нас много. Но если посылаешь в особо трудный рейс, некоторые предпочитают уволиться. Найти новую работу в Баку не проблема.

– Какие же вы принимаете меры? Как работали с кадрами, товарищ Сохбатзаде?

Тот с легкой усмешкой развел руками:

– Да всякие. Одному пригрозишь, что будет плохая запись в трудовой книжке. Другого пообещаешь вскоре пересадить на новый грузовик.

– Вот как? – Обличающий тон райкомовца не оставлял сомнений относительно того, что он думает по поводу подобных методов. – Посулы и угрозы порочный стиль руководства, товарищ Сохбатзаде.

Тот отозвался с некоторой обидой, выходя из своего обычного полусонного состояния:

– Вы, значит, не работали с шоферами. Они нечто среднее между рабочими и интеллигенцией. У них, знаете ли, весьма высокие требования!

– Очень хорошо! Высокая требовательность стимулирует прогресс, наше вечное движение вперед. Под лежачий камень вода не потечет.

Услыхав привычное слово «требования», профсоюзник тоже счел необходимым подать голос:

– Все требования автобазы мы выполняем своевременно. Даем путевки на курорт, отправляем детишек в пионерлагерь… Согласно заявкам.

Я резко обернулся к нему:

– А вы когда-нибудь интересовались, где переодеваются наши шофера, механики и подсобные рабочие?

Профсоюзник решил обратить вопрос в шутку:

– Переодеваются обычно в бане.

– На базе имеется соответствующее помещение? – спросил райкомовец у начальника.

– Это мелочь.

– Нет, не мелочь, – возразил я. – По крайней мере для нас, работников гаража и водителей. Приходишь на смену, переодеваешься в комбинезон, а пиджак повесить некуда. Приходится идти на работу через весь город в спецодежде. В трамвае все от тебя шарахаются, боятся замараться. Раздаются упреки, прямая брань. Знакомые делают вид, будто не заметили тебя… Кончается смена, и опять все повторяется сначала… Пока человек вернется домой, помоется, приведет себя в порядок, уже поздний вечер. Ни в кино, ни в вечернюю школу не успел. Почему у нас не выделена машина, чтобы развозить с работы? Ведь база находится на отшибе, в пригороде.

Раздался густой бас Икрамова:

– Машину выделили.

– Какую машину? – вскинулся начальник.

– Обыкновенную. Только она возит главного инженера и заведующего плановым отделом центральной конторы. Ну и их жен, разумеется. Зачем это скрывать?

Наступила тишина. То, о чем сказал вслух Икрамов, не было ни для кого тайной. Райкомовец что-то записал у себя в блокнот. Икрамов помедлил несколько секунд, дожидаясь реплик с мест, и закончил все в той же тишине:

– Корни многих неполадок кроются в служебных злоупотреблениях. Рука руку моет, а обе руки – лицо.

– Вы всегда преувеличиваете, товарищ Икрамов. – Начальник хотел разрядить атмосферу. Он снова улыбался, льстиво поглядывая на представителя райкома. – Наши работники в массе честны, они патриоты, передовики… Вина за некоторый недосмотр на руководстве, признаю.

– Если на автобазе ко всем передовикам относятся как к товарищу Вагабзаде, то вы недалеко уйдете. – Райкомовец покончил с записями и теперь смотрел прямо на Сохбатзаде.

– Простите, не понял?

– Чего же непонятного? – подхватил Икрамов. – Вы отправили Вагабзаде на Боздаг не потому, что он опытный водитель.

– А почему же?

– Чтобы похоронить все его начинания. С тех пор, как его бригада на Боздаге, план по тонно-километрам снова летит вниз. Но у вас готов довод: машины старые, они не выдерживают двухсторонней нагрузки. Разве я не прав?

– Существуют объективные обстоятельства, товарищ Икрамов. Если вы их отрицаете…

– Я отрицаю только одно. Что вы способны прислушаться к голосу рабочей массы.

Профсоюзник солидно откашлялся.

– Мы непременно обсудим поднятые вопросы в горкоме профсоюза. Инициативу Вагабзаде рассмотрим снова. Мы уже одобрили ее, но можно вернуться к этому еще раз. Как говорится, повторение мать учения!

– Двадцать заседаний меньше одного дела! – Икрамов метнул в его сторону сердитый взгляд. – Нас партия призывает покончить с заседательской суетой, повернуться лицом к конкретному делу. А вы возлагаете надежды на болтовню.

Райкомовец снова обратился ко мне:

– Почему после техникума вы пошли работать шофером?

– Меня так распределили. Я имею диплом механика. Думал, что это пригодится на крупной автобазе.

Следующий вопрос райкомовец задал Сохбатзаде:

– Сколько у вас водителей со средним специальным образованием? А служащих в конторе, окончивших высшие учебные заведения? Молчите? Не знаете? Так я вам скажу. Товарищ Галалы имеет лишь практический стаж, он ничего не окончил. Место главного инженера замещается временно. Да и товарищу Икрамову не грех позаботиться хоть о каком-то дипломе.

– Ваша правда. У меня диссертация тоже застряла на полпути, – скромно вставил Сохбатзаде.

– Какие темы затрагиваются в вашей диссертации?

– Э-э… целый комплекс. Одна из глав, та, над которой сейчас работаю, посвящена вопросу отрицательного влияния выхлопных газов на гигиену города.

– Серьезная тема, – согласился райкомовец.

Апломб Сохбатзаде произвел на него известное впечатление.

Я не удержался, чтобы не повторить то, о чем постоянно твердит моя мудрая мать:

– Знаете, почему в селах много долгожителей, а у детей щеки будто красные яблочки? Там чистый воздух. Даже сейчас, стоит переночевать где-нибудь в глубинке, просыпаешься на рассвете вместе с птицами, голова свежая, сам весел, полон бодрости. А в городе встаешь с больной головой, дышишь дымом заводов.

– Прибавьте еще угарный газ от своего грузовика, – подхватил райкомовец. – Особенно когда выезжаешь на нем с неисправным мотором, как зафиксировано сегодня.

– Вот именно, – хихикнул Сохбатзаде.

Райкомовец проворно повернулся к нему:

– Скажите, а какая у вас, собственно, специальность?

– Критика в мой адрес, вижу, смутила вас? Появились сомнения в моей компетентности?

– Нет, почему же? Вопрос чисто деловой.

– Затрудняюсь ответить однозначно. У меня было несколько профессий. Работал заместителем главного врача на санэпидстанции. Инспектором в райисполкоме.

– Что вы кончали?

– Медицинский. Видите ли…

– Тогда понятно направление вашей диссертации. Только мне кажется, что мало констатировать сам факт пагубного явления. Важнее попытаться предотвратить его. У вас теперь появляются на автобазе образованные люди, они вполне могут поломать голову над усовершенствованием эксплуатации машин. А то мы похожи на наивного рыбака из сказки, который сначала выпустил злого джинна из бутылки, а став его пленником, принялся ахать.

– Вы совершенно правы. Думаю, такую работу мог бы возглавить товарищ Икрамов. Он рекомендован райкомом. К тому же непосредственно отвечает за исправность машин. Ему, как говорится, и карты в руки.

– Последний вопрос к Вагабзаде, – сказал райкомовец, складывая бумажки и показывая этим, что собрание подошло к концу. – Мне передали, что именно вы, ну… как бы сказать? Подтолкнули ваших товарищей выразить недоверие инспектору?..

– Не стесняйтесь, договаривайте до конца. Да, я сказал, что пора перестать откупаться взятками. Деньги, сунутые пройдохе, можно употребить с большей пользой в семейном бюджете.

– Так это опять ты? – не сдержавшись, вскричал Галалы. – Ну как я сам не догадался? Раньше подобных штучек у нас не было.

– Каких штучек? – вцепился Икрамов.

– Может, шофера сами, узнав о предстоящей инспекции, испортили машины? – огрызнулся Галалы. – Захотели день прогулять. Им ведь наплевать на срыв плана!

– Лучше не выполнить план, чем постоянно откупаться взятками, – гнул свое Икрамов. – Зараза двинется от нас дальше, если ее не пресечь.

– Что мы, одни такие?

– Тем хуже, если не одни! Но у нас подобных, как вы сказали, штучек больше не будет, клянусь. Вырвем заразу с корнем!

Райкомовец веско вставил:

– Товарищ Икрамов прав. Это единственно верный путь.

Икрамов торопливо перелистывал дневник, пока не остановился на нужной странице. Освежив запись в памяти, он начал так:

– Один моряк рассказал мне историю об океанских хищниках. Самый кровожадный и неумолимый среди них это акула. Она движется с огромной скоростью, моментально нападает на добычу и тут же на ходу разрывает ее на части. Секрет акул в том, что они не могут находиться в покое. Есть моряцкое поверье: если акула прекратит движение, когда ей преградят путь, хоть на короткое время, ее внутренности лопаются, будто начиненные порохом. Так и наши акулы: перекроем дорогу, и они погибнут. Обязательно погибнут! Алчные существа – рыбы или люди – не живут в одиночку, они ходят стаей. Но нас, охотников на акул, больше!

Икрамов сел, пытаясь побороть волнение. Упер в ладонь трясущийся подбородок.

Рассовав по карманам записи, райкомовец пообещал:

– Я доложу обо всем руководству районного комитета. Работайте, товарищи, спокойно. Поскорее устраните неисправности задержанных машин. А насчет акул… Мы преграду возведем, не сомневайтесь.

В дверях Икрамов положил мне на плечо руку.

– Не расходитесь. Позови нескольких ребят, зайдите ко мне.

Нас набилось в служебную комнатенку Икрамова больше дюжины. В который уже раз он накапал себе лекарства. Проглотил и почмокал губами, как ребенок после ложки каши. Потом порылся в кошельке.

– Пусть кто-нибудь сходит за хлебом, прихватит колбасы или рыбных консервов. За ночь надо привести в порядок все машины, которые идут на Боздаг. Утром отправим их в рейс.

В течение ночи у Икрамова дважды начинался сердечный приступ. Но он не позволял вызывать «скорую». Слабо взмахивал рукой. Отдышавшись, усмехался синеватыми губами:

– Ничего страшного. Просто вздремнул, хотел увидать продолжение старого сна. Жаль, что не приснился.

Его лицо стало понемногу розоветь, и он уже не был похож на того распростертого страдальца, который бессильно царапал ногтями край стола.

Джамал-киши одобрительно кивал головой:

– Про умников-коротышек в народе говорят, что половина их роста хранится под землей. Ты, Афрасияб, сам как слон, но сил у тебя припрятано вдвое больше!

– Только не в земле, дядя Джамал. Туда не тороплюсь. А к тебе у меня просьба: ступай-ка домой, отдохни. Ребята сами управятся. Они молодые, ночь не доспят – ничего. Я тоже оклемался. Не стану скрывать, земляки, очень мне было худо ночью. Словно воздух иссяк в родном Азербайджане, не осталось его для меня, и точка! А потом подумал: если помру, это же на руку акулам. Не могу оставлять дело незавершенным.

Я попробовал схитрить:

– Еще не рассвело как следует. Проводите дядю Джамала до трамвая, найдется о чем поговорить дорогой. Да вам, кажется, и ехать с ним по пути? Работы почти не осталось.

– Нет, побуду с вами до конца. А Джамала проводим все вместе. Захотелось мне вдохнуть свежего морского воздуха! Это лучшее лекарство, ребята.

Когда мы вышли, последние звезды на зимнем небосклоне исчезали под напором наступающего дня. Над Каспием еще светились разноцветные маячные огни; отражения их, будто яркие ленточки, колыхались на воде.

По мере того как мы взбирались на холм, словно кто-то на наших глазах распускал узел этих зыбких лент и развешивал на тугих струях ветра. Они разлетались в разные стороны, бледнели и понемногу гасли. Голубел редкий туман, растекаясь над гладью моря. На волнах заиграли золотистые отблески, заструились румяные световые потоки. Наполнив собою до краев море, они хлынули на берег, смыли начисто ночные тени, не пропустив на своем пути ни малой ямки, ни поникшего куста, и наконец перелились через гребень, заполняя светом низину. Взошло солнце.