Текст книги "Свирепый (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)
– Ты понимаешь, о чем я. – Кровная семья.
Я хочу этого для Хейван.
Когда я узнала, что беременна, мой отец баллотировался в сенаторы и отстаивал консервативные семейные ценности. Родители беспокоились, что моя беременность повредит папиной кампании. Будучи строгими сторонниками принципа «за жизнь», единственным очевидным вариантом было отправить меня подальше на девять месяцев, где я бы родила ребенка и отдала его на усыновление. Они бы рассказывали всему миру, что я занимаюсь миссионерской работой в какой-нибудь стране третьего мира, где нет электричества, и я смогу вернуться без ребенка и сохранить их предвыборную кампанию без единого пятнышка.
Я согласилась. Пока не почувствовала, как Хейван впервые толкнулась.
Я поняла, что никогда не смогу отпустить ее. Поэтому переехала из учреждения в Денвере, куда меня отправили родители, в Маниту-Спрингс.
Люди в Маниту-Спрингс стали для меня единственной семьей. И хотя я благодарна им за это, мне всегда хотелось большего для Хейван.
Я потеряла Хейса и свою семью в течение нескольких месяцев, и хотя это было больно, я превратила эту боль в огонь, который придал мне решимости построить жизнь для Хейван и для себя.
– Хватит о моей драме. Что происходит дома?
Тэг вводит меня в курс всех последних сплетен маленького городка. Я отвечаю в нужных местах, но мои мысли витают в прошлом, наблюдая за реакцией Хейван и семьи Норт на нее. В их глазах светились гордость, благоговение и юмор по поводу того, насколько она похожа на Хейса.
Когда Хейван впервые улыбнулась, я чуть не упала в обморок от того, как сильно она была похожа на Хейса. Ей было всего несколько недель от роду, а крошечный комочек розовой кожи и темных волос был способен одним взглядом сокрушить мое сердце. В тот день я разрыдалась. Потом ожесточилась и поклялась никогда больше не плакать из-за Хейса Норта.
– ...потому что доставка пива опоздала.
– Хм... – Грызу свои оливки – самое большое, что я съела после йогурта, который был на завтрак сегодня утром.
– Ванесса. – В голосе Тэга звучит беспокойство. – Возвращайся домой. Ты сама на себя не похожа.
– Мне жаль. Знаю. Но я в порядке. Обещаю.
– Я скучаю по тебе.
Черт.
– По вам обоим, – уточняет он.
И что мне на это ответить? Я скучаю по нему, наверное. В том смысле, что мне не хватает кого-то, с кем можно потусоваться, поужинать, выпить, пообщаться. Но я знаю, что не скучаю по нему так же, как он по мне.
– Я поговорю с Хейван завтра и посмотрю, сможем ли мы принять какое-то решение о том, когда вернемся домой.
– Ты скучаешь по мне?
Почему он так со мной поступает?
– Ты лучший друг, который у меня когда-либо был. – Я верчу зубочистку и две последние оливки в своем бокале. – Конечно, я скучаю по тебе...
– Несс.
Я подпрыгиваю от звука голоса Хейса, раздавшегося у меня за плечом. Разворачиваюсь на барном стуле, и да, мне это не показалось.
Хейс стоит там, засунув руки в карманы, с пугающим выражением на своем дурацком красивом лице.
– Тэг, – говорю в трубку, все еще глядя на Хейса. – Я тебе перезвоню .
– Все в порядке?
– Да, нормально. Пока.
– Ван...
Я кладу трубку и поворачиваюсь обратно к бару, где кладу телефон экраном вниз рядом со своим напитком.
Хейс занимает место рядом со мной, и его глубокий голос вибрирует в воздухе между нами, когда он заказывает скотч.
– Что ты здесь делаешь?
– Пришел поговорить с тобой.
– Как ты узнал, что я буду в баре?
Он принимает свой скотч с кивком.
– Удачная догадка. – Он делает глоток, и мой взгляд падает на его адамово яблоко.
Я целовала эту шею. Однажды в шутку поставила ему засос. На этой самой шее.
– Как твои родители? – Глупый вопрос, но это нейтральная тема. Я была единственным человеком, которому он рассказывал о сложных отношениях с отцом и о том, что его мама всегда ставила свой социальный календарь выше своих мальчиков.
Мы оба сидим лицом вперед, плечом к плечу, не глядя друг на друга.
– У Августа член больше, чем когда-либо, а Лесли делает третью подтяжку тела.
– Ого, – говорю я, потягивая свой мартини. – Сколько раз можно подтягивать тело, прежде чем ее грудь превратится в подплечники?
Я чувствую, как он смотрит на меня, и ощущаю запах виски в его сладком дыхании, когда он хихикает.
– Я предполагал, что это личный тренер помог ей нарастить мышцы плеч, но твоя теория имеет больше смысла.
– Приятно видеть твоих братьев такими счастливыми.
Он хмыкает в свой напиток.
– А Александр?
– Его не узнать. Уже давно ничего не ломал. Его жена, Джордан, она... ну, она – его чудо.
– Я рада за него. – Да, но я не могу игнорировать приступ зависти. Сегодня я видела любовь между Кингстоном и Габби, между Хадсоном и Лиллиан, и мне стало интересно, каково это – быть чьим-то чудом.
Увлекаясь своей собственной маленькой вечеринкой жалости, вспоминаю о Хейван. Она – мое чудо. И я поклялась провести остаток жизни в одиночестве, если это будет означать, что та будет в безопасности и счастлива. Жертва собственным счастьем кажется ничтожной по сравнению с ее. Хейван всегда была на первом месте, и ни один мужчина никогда не займет его.
Из дальнего конца бара доносится громкий смех: там пара танцует под инструментальную музыку, звучащую из скрытых колонок.
– Похоже, им весело, – неуверенно говорю я.
– Помнишь, как мы так танцевали? – Хейс смотрит на меня, и я чувствую его взгляд, как теплое прикосновение к моей щеке.
– Выпускной?
– Не выпускной. На парковке закусочной «У Мэгги».
– О, боже, да. – Я смеюсь от нахлынувших воспоминаний. Тогда Хейс открыл двери своей машины, и мы закружились в медленном танце под Bewitched, Bothered, and Bewildered Эллы Фицджеральд, играющую на его автомобильной стереосистеме. Мы танцевали, как будто были единственными людьми в мире. Когда пошел дождь, он не отпустил меня, и мы вместе покачивались под ливнем. – Это было неловко.
Он прижимается своим плечом к моему.
– Тебе понравилось.
Мои легкие сжимаются от его прикосновения.
Он, должно быть, замечает, потому что бормочет извинения.
Мы были так молоды и беззаботны тогда, до того, как жизнь обнажила свои клыки. Любовь – это все, что имело значение, и у нас ее было так много, что мы чувствовали себя неприкасаемыми. Какими же глупцами мы были. Слепые, наивные глупцы. Невидимый груз давит на мои плечи. Я беспокоюсь за свою дочь. Боюсь, что ущерб, нанесенный нашим отношениям, никогда не будет восстановлен.
На меня наваливается удушающая усталость. Я подпираю голову рукой.
– У тебя есть планы повидаться со своей семьей, пока ты здесь?
Еще одна тема, на которую у меня нет сил.
– Чего ты хочешь, Хейс? Почему ты на самом деле здесь?
Он кивает и не отрицает, что приехал по определенной причине.
– У меня есть предложение для тебя и Хейван.
Услышав, как он произносит ее имя, я испытываю шок.
Далее он объясняет план, по которому мы вдвоем должны остаться в Нью-Йорке на месяц. Жить в Нью-Йорке. С ним.
– У Хейван летние каникулы. Если тебе придется вернуться домой по работе, сможешь прилетать по выходным или...
– Я работаю из дома. – Я потираю виски, жалея о двойной порции водки.
– Хейван сказала, что хотела бы остаться. Думаю, будет справедливо, если я получу возможность узнать свою дочь.
– Это удар ниже пояса.
Он не извиняется за это.
– Мне нужно подумать об этом. Сегодняшний день был... Я устала и голодна. – Я толкаю свой пустой бокал из-под мартини по барной стойке. – Мне не следовало его допивать.
Он достает черную кредитную карту и протягивает ее бармену, указывая на мой напиток.
– Нет. – Я достаю наличные и кладу их на барную стойку. – Я сама могу заплатить за свой напиток.
Бармен смотрит на Хейса в поисках разрешения взять мои деньги.
Это дерьмо толкает меня за грань.
– Почему вы смотрите на него? – Я показываю на Хейса большим пальцем. – Вы подали мне напиток, который я сама заказала, так?
– Да, мэм.
– Так зачем смотреть на него? Разве я не имею права говорить за себя, когда речь идет о том, кто платит за напиток, который я заказала и употребила? Вы даете этому человеку рядом со мной право голоса только потому, что у него есть член и яйца? – Я хватаю телефон и сумочку, затем встаю. – На дворе двадцать первый. – Я выбегаю из бара. – К черту патриархат!
Две женщины в баре кивают мне.
Я чувствую взгляд Хейса на своей спине, когда ухожу. В спешке убраться к чертовой матери, мой каблук скользит по отполированному до блеска полу, и я пошатываюсь. Проклинаю свою ужасную удачу, но держу голову высоко поднятой, пока не оказываюсь за закрытыми дверями лифта. Только после этого позволяю чувству стыда залить щеки огнем.
Я всегда представляла, что будет, если я снова увижу Хейса. Надеялась, что если это когда-нибудь случится, то я буду одета в сексуальное красное платье без бретелек с разрезом, идущим по бедру. Он бы увидел, что меня не волнует его присутствие, и ему было бы больно осознать, что я никогда о нем не вспоминала. Что то, что он оставил меня без ничего, кроме пачки денег и записки, было лучшим, что он мог для меня сделать. Я была бы очаровательной и забавной, а когда уходила, он смотрел бы мне вслед со слезами на глазах, думая о том, что упустил самое лучшее, что у него когда-либо было.
К сожалению, как и в большинстве случаев в жизни, наше воссоединение в реальной жизни оказалось сплошным разочарованием.
Я добираюсь до своей комнаты, переодеваюсь и умываю лицо, все еще разгоряченное унижением и покрасневшее от выпивки. Плюхнувшись на кровать, отправляю Хадсону смс с просьбой пожелать Хейван спокойной ночи и сказать, что я люблю ее. Затем набираю номер Тэга, но не успеваю нажать кнопку вызова, как в дверь стучат.
– Кто там? – говорю я, направляясь к глазку.
– Обслуживание номеров.
Что? Мужчина в гостиничной униформе с тележкой стоит и терпеливо ждет в коридоре.
Я открываю дверь.
– Простите. Я ничего не заказывала.
– Ванесса Осборн?
– Да. – Он протягивает мне сложенный лист бумаги с визитной карточкой внутри. Визитная карточка Хейса. На записке, написанной почерком, который умудряется быть красивым и мужественным одновременно, написано:
Ты сказала, что голодна.
-Хейс
PS: Подумай над моим предложением.
Дай мне знать, когда решишь.
Сервер вносит еду. Три серебряных купола и, похоже, чайный сервиз. Мой желудок урчит, когда воздух наполняется ароматом сладкой выпечки, бекона и жареного картофеля. Под куполами – бельгийские вафли, бекон, сосиски, омлет, жареный картофель и ассортимент выпечки. И горячий чай. Лавандово-ромашковый. С медом. Он помнит.
– Завтрак. – Я широко улыбаюсь. И говорю себе, что улыбаюсь только потому, что голодна, а вовсе не потому, что Хейс вспомнил. Или что он подумал обо мне.
Мое глупое, жалкое сердце сжимается.
Каменное сердце не должно быть на это способно.
Проклятье.
ГЛАВА 6
Хейс
Четыре миллиона человек на Манхэттене. Четыре миллиона чертовых людей. Я каждый день выглядываю из окна своего офиса и ни разу не остановился, чтобы по-настоящему посмотреть.
Океан зданий, каждое из которых усеяно окнами. Так много окон, и каждое олицетворяет, по крайней мере, одного человека. Но только два человека занимают мои мысли в последнее время. И как бы ни пытался сосредоточиться на работе, как бы ни старался заснуть или сколько бы ни пил, я не могу перестать думать о них.
Мой взгляд скользит по крышам исторических зданий, которые кажутся карликовыми на фоне новых зданий из стали, мерцающих в солнечном сиянии отражающего стекла, и думаю, не наступил ли у меня экзистенциальный кризис. Этот город был вокруг меня все это время, а я его почти не замечал, никогда не задумывался о его человечности, точно так же, как семнадцать лет имел дочь и не знал об этом. Она выросла, и у нее была жизнь с первыми словами, шагами, школой, может быть, влюбленностью. Я все это пропустил.
Ванесса должна была связаться со мной и сообщить, что оставила ребенка.
Может быть, она пыталась.
Послушал бы я ее тогда? Разве девятнадцатилетнему мне было бы не наплевать на ребенка?
– Мистер Норт, сэр, э-э-э...
– Боже правый, Ньютон. – Я поворачиваюсь в кресле, чтобы посмотреть в лицо своей секретарше, которая застыла в дверях, как испуганный зверь. – Слова. Пожалуйста.
– О, ну, просто...
Я стону от нетерпения.
– Мистер Норт, ваш брат сказал, что вы не отвечаете на звонки.
Я поднимаю брови, ожидая, когда она перейдет к тому пункту своей истории, который действительно имеет для меня чертовски важное значение.
– Вы должны были встретиться с ним в его офисе тридцать минут назад, чтобы обсудить...
– Черт. – Я встаю с кресла и хватаю пиджак. – Вы могли бы напомнить мне, Ньютон. Это часть вашей работы.
Она отступает назад из дверного проема, чтобы дать мне пройти.
– Я напомнила, сэр. Дважды.
Правда? Полагаю, я помню, что пару раз слышал ее голос и рассеянно проворчал, что запомнил все, что она сказала. Хотя был так занят, гадая, обсуждают ли Хейван и Ванесса мое предложение, и прикидывая, есть ли способ подсластить сделку. В мире бизнеса все поставлено на карту, если цена правильная. Если награда оправдывает риск. Я сделал предложение. Мне нужно подготовиться к их контрпредложению. Что я могу предложить такого, от чего они не смогут отказаться? Какой возврат инвестиций оправдает время, которое я прошу?
Когда прихожу в офис Александра, он сидит за своим столом и листает страницы журнала так, будто каждая из них его оскорбляет.
– Я опоздал, знаю. Не начинай. Это были долгие, чертовы, несколько дней.
Он закрывает журнал и отталкивает его от себя, словно тот заразен.
– Зачем ты их покупаешь, если так их ненавидишь?
У Александра аллергия на архитектурные журналы. Его самолюбие, хотя и вполне заслуженное, задевает то, что большинство людей превозносит как передовой архитектурный дизайн.
– Я не покупаю. Мне их приносит миссис Джонс.
– Скажи ей, чтобы прекратила. – Его секретарша всегда относилась к Алексу так, будто он один из ее детей.
– Я пытался. Она настаивает.
– Ну, ты не обязан их смотреть.
– Будет невежливо, если я этого не сделаю.
Неважно. У меня нет времени на то, чтобы пытаться решить проблемы брата, когда мои собственные бурлят на задворках.
– Давай покончим с этим. Расскажи мне об изменениях в контракте...
– Ты отец.
Я давлюсь своими словами. В буквальном смысле. Сгибаюсь пополам, кашляя и пытаясь избавиться от жжения в горле, вдыхая слюну и глотая воздух.
В поле моего зрения попадает стакан с водой. Я выхватываю его у Алекса с излишней силой, оставляя темные пятна от воды на штанах. Отлично, я задыхаюсь, и теперь кажется, что с моего члена капает вода.
Вода помогает успокоить боль в горле.
– Как ее зовут? – Александр сразу же переходит к делу. – Я помню Ванессу. Она мне всегда нравилась.
Я молчу, позволяя ему и его странному мозгу разобраться с тем, по какому следу он идет, чтобы мы могли оставить это в прошлом и приступить к работе.
– Хейван.
Он смотрит на пустое пространство прямо за мной.
– Хейс и Ванесса. Интересно.
Вот дерьмо. Неужели Ванесса, женщина, которая, как я полагаю, ненавидит меня до глубины души, назвала нашу дочь в честь меня? Или, скорее, в честь нас?
Я обязательно спрошу ее об этом, когда увижу в следующий раз.
– Хадсон сказал мне, что она умная.
Поправляю галстук и ерзаю, пытаясь поудобнее устроиться в кресле, которое, кажется, становится все горячее с каждой секундой.
– Мило со стороны Хадсона делиться моей личной жизнью со всей чертовой семьей. – Надеюсь, мой близнец достаточно умен, чтобы скрыть это дерьмо от Августа. Последнее, что мне нужно, это его мнение о моих ошибках.
Ошибках. Вот что такое Хейван?
Все мое тело восстает против этой идеи.
– Когда мы с ней познакомимся?
Я провожу рукой по волосам до затылка, где каждый мускул зажат так сильно, что кажется, будто у меня под кожей шарики для гольфа.
– Я пытаюсь убедить их согласиться остаться в Нью-Йорке на некоторое время.
– Почему?
Я смотрю на него. Что это за вопрос? Почему?
– Чтобы узнать ее получше. Хейван, – уточняю я, чтобы у Алекса не возникло неверного представления, будто я пытаюсь возобновить отношения с Ванессой.
– Почему?
– Ты что, блядь, тупой? – В моем нутре закипает жар. – Потому что я ее не знаю. Ей семнадцать лет, и у Хадсона и Кингстона с ней отношения лучше, чем у меня.
Он хмурится.
– Почему?
Мой нрав взрывается.
– Потому что! Она моя дочь! Моя плоть и кровь. Я заслуживаю того, чтобы знать ее, не так ли?
Уголки его губ приподнимаются.
– Да.
Подвинув задницу на край сиденья, как будто планировал броситься на него через весь стол, я тяжело вздыхаю.
– Ты сделал это специально.
Выражение его лица пустое.
Я хихикаю и расслабляюсь, хотя моя кровь все еще немного кипит.
– Я сказал это. Теперь счастлив?
– У тебя есть дочь. – Губы Алекса подергиваются в том, что для него является улыбкой. – Поздравляю.
Я хмыкаю и потираю виски.
– Не слишком радуйся. Есть шанс, что я все испорчу, и она больше не захочет иметь со мной ничего общего.
– Так не делай этого.
– Постараюсь. Я склонен портить все хорошее в своей жизни.
– Это правда.
Я смотрю на этого засранца.
– Мы можем вернуться к работе, пожалуйста? Твои мотивационные разговоры доведут меня до самоубийства.
Он не отвечает, но с благодарностью тянется к папке на своем столе.
У меня есть дочь. У меня есть дочь. У меня есть дочь.
Я повторяю короткую фразу, давая ей впитаться.
Теперь мне нужно сделать все, чтобы она осталась со мной достаточно долго, чтобы убедить ее, что я не бессердечный мудак, хотя именно таковым и являюсь.
Поговорим о проигрышной ситуации.
Черт.
Ванесса
Мой телефон звонит, кажется, посреди ночи, но солнце, пробивающееся сквозь занавески, говорит о том, что уже утро. Я спала как убитая. Набив желудок сытной, вкусной свининой на завтрак и сладким тестом с сиропом, я впала в пищевую кому. Как раз то, что нужно моей разрушенной нервной системе после вчерашнего дня.
– Алло? – отвечаю я, надеясь, что это Хейван, готовая вернуться домой.
– Ванесса, привет, – говорит Тэг. – Я тебя разбудил?
– М-м-м... – Я переворачиваюсь на спину и разминаю затекшие мышцы шеи и плеч. – Я проснулась.
– Ты не перезвонила вчера вечером. Я забеспокоился.
– Прости. В итоге я заказала еду в номер и вырубилась. – Я потираю липкое пятно сиропа на щеке.
– Ничего страшного. Я рад, что ты в порядке. Мне не нравится мысль о том, что ты бродишь по Нью-Йорку одна.
– Ты забываешь, что я здесь выросла. Все не так страшно, как ты думаешь.
– Какие планы на сегодня?
Мои мысли возвращаются к предложению Хейса. Затем последовал его грандиозный жест с обслуживанием номера. Этот человек – мастер манипуляций. Хотя я заметила, что он не использует свое обаяние, чтобы получить желаемое, как это было в старших классах. Вместо этого побеждает с помощью запугивания и хитрости. И уговаривает углеводами. Злой гений.
Безумная волна стыда заставляет меня сесть в постели. Мой взгляд падает на вчерашнюю тележку с едой. Чай. Я такая лохушка! Я поглощала его попытку склонить меня на свою сторону. Каждый кусочек.
Он надеется, что я соглашусь остаться в Нью-Йорке на месяц. И действительно рассчитывает, что я откажусь от своей жизни на целый месяц только потому, что он меня об этом попросит.
– Я так не думаю, – бормочу я себе под нос.
– Чего не думаешь? – спрашивает Тэг.
– Ничего, – отвечаю я, подталкивая тележку с едой к двери. С телефоном, зажатым между плечом и ухом, мне удается открыть дверь и удержать ее одной ногой, пока выталкиваю тележку в коридор. – Я решила. – Ворчу, отпихивая оскорбительное доказательство манипуляций Хейса и моей последующей слабости как можно дальше. – Мы возвращаемся домой.
– Это здорово! – В голосе Тэга звучит улыбка. – Я встречу вас в аэропорту. Во сколько?
Я дышу так, будто поднялась по лестнице. Мне действительно нужно больше двигаться.
– Пока не знаю. Я закажу билеты и дам тебе знать. – Беру свою одежду из шкафа и бросаю ее на кровать. Мне придется купить чемодан, чтобы перевезти все это домой.
– Ванесса, если уж на то пошло, я думаю, ты поступаешь правильно.
– Да, я тоже. – Я не буду мешать Хейван поддерживать отношения с семьей Норт, если она этого хочет, но будь я проклята, если откажусь от чего-то еще в своей жизни ради Хейса.
– Ура! Мои девочки возвращаются домой! – кричит Тэг с такой радостью, что я снова задаюсь вопросом, почему любовь так жестока.
Если бы я могла просто полюбить его, все было бы намного проще.
Пообещав прислать информацию о рейсе, как только она у меня появится, я кладу трубку и начинаю строить планы по доставке нас домой.
Оставляю сумки в такси и бегу к Хадсону, чтобы забрать Хейван. Я позвонила ему и сказала, что приеду за ней и попросила собрать все, что она повезет домой. И поблагодарила его за то, что он так хорошо о ней заботится – я не полное чудовище. Но мне не терпится оставить все это позади и продолжить жить там, где мы остановились.
Когда выхожу из лифта, Хадсон уже ждет у входной двери.
– Ванесса, привет, – грустно здоровается он.
Для меня имеет значение, что он не рад видеть, как уходит Хейван. Если из всего этого ничего не выйдет, то Хейван хотя бы познакомилась со своим биологическим дядей и получила положительный опыт.
– Извини, что так быстро, – говорю я и вижу три больших чемодана у его ног. Она определенно возвращается домой с большим багажом, чем приехала. – Спасибо, что подготовил ее. И я хотела бы вернуть деньги, которые ты потратил...
– Нет, пожалуйста. Нам было так весело ее баловать. Я не возьму у тебя ни доллара.
– Если ты уверен...
– Я уверен. – Он опускает подбородок, и в его взгляде появляется беспокойство. – Ванесса, есть кое-что...
– Он здесь? – кричит Хейван откуда-то из глубины дома.
Хадсон хмурится и смотрит себе под ноги.
– Я здесь, милая! – отвечаю я. – Нам нужно идти, если хотим успеть...
Хейван выходит в коридор, выглядя еще более разочарованной, чем когда я сделала пожертвование от ее имени в фонд дикой природы в качестве одного из ее рождественских подарков. Она всегда заботилась о белках и енотах на нашем участке, и я действительно думала, что ей понравится этот жест. Но сильно ошибалась.
Судя по ее лицу, то, что я сделала на этот раз, еще хуже.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает она с неприятным акцентом на «ты».
Я смотрю на Хадсона, который отказывается встречаться со мной взглядом.
– Я здесь, чтобы забрать тебя. Мы едем домой.
– Я не поеду домой.
– Конечно, поедешь. Слушай, я не говорю, что ты не можешь оставаться на связи...
Двери лифта пикают, и все взгляды устремляются на человека, появляющегося из раздвижных двойных дверей.
Хейс.
Какого черта он здесь делает? Хадсон позвонил ему и сказал, что мы уезжаем? Он приехал, чтобы сделать последнюю попытку, чтобы мы остались?
Я собираю в кулак каждую унцию отточенной силы, и расправляю плечи. Непоколебимая. Хладнокровная. Неподдающаяся манипуляциям.
– Несс, что... – В его выражении мелькает нечто, очень похожее на надежду.
– Мы едем домой, – твердо заявляю я.
– Я готова, – говорит Хейван, но обращается не ко мне. Она говорит с Хейсом.
Я перевожу взгляд с дочери на своего бывшего.
– Кто-нибудь, пожалуйста, объяснит мне, что, черт возьми, происходит?
Хадсон делает шаг вперед.
– Я должен был позвонить, но не был уверен, что она...
– Я разберусь, Хадсон. – Свирепый взгляд Хейса отправляет Хадсона обратно в дом, где Хейван ждет с сумочкой, перекинутой через плечо, и в солнечных очках. – Минутку. Пожалуйста.
– Конечно, – говорит Хадсон и закрывает дверь, оставляя нас с Хейсом в маленьком коридоре между лифтом и дверью.
– Я везу ее домой...
– Она не поедет, – твердо говорит он.
– Поедет. Я заставлю ее. Она еще не взрослая.
Он засовывает руки в карманы и кивает, как бы успокаивая меня.
– И как ты думаешь, Несс, чем это обернется для тебя?
Я закрываю глаза.
– Не называй меня...
– Как скоро она снова вернется сюда? Ты знаешь ее лучше, чем кто-либо другой. Думаешь, она вернется в какой-то захолустный городок и будет довольна своей жизнью?
Его слова звучат как нападение на мой выбор, а не как реальный вопрос.
– Да, думаю. Потому что быть любимой, поддерживаемой и чертовски желанной в захолустном городке лучше, чем быть нежеланной и отвергнутой здесь.
– Она желанна здесь.
Я сильно смеюсь, хотя на глаза наворачиваются слезы.
– О, как удобно. Теперь она тебе нужна.
Его брови сходятся на переносице.
– Я не знал о ее существовании до этого момента!
– И что, Хейс? Ты собираешься перевезти ее к себе и изображать заботливого отца? Ты хоть представляешь, каково это – воспитывать человека? Девочку-подростка? У тебя есть хоть малейшее представление о том, что она может чувствовать по поводу своей истории? Как она сюда попала? Готов ли ты в одиночку ответить на все эти вопросы?
– Нет. Именно поэтому мне нужно, чтобы ты осталась.
– Ни за что на свете.
Его челюсть двигается вперед-назад под щетиной, хотя сейчас только десять утра.
– Пожалуйста, Ванесса.
Я качаю головой и чувствую, как моя решимость рассыпается.
– Это произойдет с тобой или без тебя. Для Хейван будет лучше, если это произойдет с тобой. Ей сейчас нужна твоя поддержка. – Он умоляюще смотрит на меня, словно говоря, что они оба нуждаются в этом.
Я качаю головой, пытаясь уговорить свое сердце не поддаваться на это дерьмо. Я ее мама. Я имею право говорить, что ей делать или не делать.
Но Хейс прав. Она просто снова сбежит в Нью-Йорк.
Черт побери.
Смотря в глаза Хейса, я выпячиваю подбородок.
– Давай проясним одну вещь. Если бы на кону не стояло сердце моей дочери, я бы уже уехала.
Он кивает один раз. Коротко и быстро.
– Я останусь ради Хейван. Не ради тебя.
– Принято к сведению.
Не могу поверить, что я это делаю.
Хейс уходит внутрь, чтобы помочь Хейван с вещами, а я стою на месте оцепеневшая и бесполезная. Лиллиан обнимает Хейван, и я слышу что-то об обещании устроить вечер кино в эти выходные.
Мы все втискиваемся в лифт, и я чувствую удушающее напряжение.
– Когда я смогу получить новый телефон?
– К концу дня он будет у меня, – беззаботно отвечает Хейс.
– Класс! Я уже целую вечность не разговаривала с друзьями. У тебя дома есть еда? Я умираю с голоду. Или мы можем перекусить по дороге? Погоди, у тебя есть личный повар? Лиллиан говорит, что ты не стал бы подтирать себе задницу, если бы мог заплатить кому-то за это.
– Хейван. – Я качаю головой, даже когда Хадсон истерически смеется.
Выражение лица Хейса на удивление спокойное.
Лифт звякает, и я выхожу вслед за двумя мужчинами и дочерью на улицу, где мой таксист курит и разговаривает с парковщиком, размахивая руками. Близнецы направляются к черному внедорожнику Хейса, окна которого затонированы настолько, что в нем может находиться целая клоунская семья, и никто об этом не узнает.
– Встретимся там. – У меня нет адреса, но я скажу таксисту, чтобы он следовал за внедорожником.
Хейс ничего не отвечает, но подходит к таксисту и протягивает ему деньги, а затем требует открыть багажник.
– Что ты делаешь?
– Забираю твои вещи.
– Я могу сама о себе позаботиться, большое спасибо. – Я закрываю багажник и обращаюсь к таксисту. – Можешь вернуть ему деньги. Я заплачу тебе, чтобы ты отвез меня...
Таксист смеется.
– Леди, он дал мне три штуки. У меня выходной.
– Отлично. – Багажник снова открывается. Чертовы мужики.
Я хватаю свои сумки, и когда Хейс наклоняется, чтобы помочь, бросаю на него такой свирепый взгляд, что он отдергивает руки. К сожалению, его губы тоже подергиваются.
Я подкатываю две сумки к темному внедорожнику и отказываюсь, чтобы Хадсон помог мне засунуть их в багажник. Мелочно? Возможно. Но единственный способ не сойти с ума – это контролировать то немногое, что могу.
Направляюсь к заднему сиденью внедорожника, но Хейван закрывает дверь перед моим носом.
Остается переднее сиденье.
Дверь открывается для меня. Хейс отводит глаза, ожидая, пока я заберусь внутрь.
– Я умею открывать двери, знаешь ли.
Он жует внутреннюю сторону щеки, словно пытаясь не рассмеяться.
Какого черта ему надо?
Я сердито забираюсь на сиденье и смотрю прямо перед собой, отказываясь уделять ему внимание.
Теперь мне остается только сохранять ледяную отстраненность в течение месяца.
ГЛАВА 7
Хейс
Хейван не перестает задавать вопросы, пока мы едем к моему зданию. Бесконечное болтание обычно действует мне на нервы, но в этот раз я благодарен за отвлечение.
Ванесса излучает серьезные флюиды «не связывайся со мной». Понимаю. Она расстроена и не хочет оставаться со мной в Нью-Йорке, но я не вижу другого выхода. Мне нужна ее помощь с Хейван, а девочке нужна мама. Мы в дерьмовом положении, но, по крайней мере, мы в нем все вместе.
– У тебя есть Netflix? HBO? У нас будет горничная? – Хейван даже не ждет моего ответа, поэтому я молчу. Позволяю ей болтать без умолку и задаюсь вопросом, настоящие ли это вопросы или для нее это способ разрядить нервную обстановку.
Джо, швейцар, вытягивается по стойке смирно, как только мы подъезжаем к моему зданию. Он открывает двери для Ванессы и Хейван. Я открываю заднюю дверцу своего внедорожника, и парни в униформе выбегают, чтобы помочь с сумками. Бросив ключи парковщику, направляюсь к задней части машины и вижу, что Ванесса требует свои сумки и настаивает, чтобы нести их самой.
Я сжимаю кулаки, чтобы не поддаться порыву вырвать сумки из ее рук и заставить ее позволить мужчинам, мать их, делать свою работу, но вместо этого слегка качаю головой, чтобы сказать парням отвалить. Если женщина настаивает на том, чтобы нести свои сумки самой, пусть несет.
Хейван идет рядом со мной по вестибюлю, а Ванесса тащит свои сумки за нами.
– Вау, здесь даже лучше, чем у Хадсона. – Хейван откидывает голову назад, осматривая трехэтажный вестибюль, наполненный современными светильниками размером с седан.
Мы направляемся к лифтам, которых здесь по два с каждой стороны, но я прохожу дальше к единственной двери лифта на дальней стороне. Нажимаю кончиком пальца на панель, которая тут же открывает дверь.
Обе женщины не решаются последовать за мной, но, в конце концов, делают это. Ванесса с трудом затаскивает свои сумки внутрь, и срабатывает сигнализация, когда двери задевают ее сумку при попытке закрыться.
– Черт побери! – Она отступает еще дальше в кабину, затаскивая свои сумки. Колеса одной из них застревают. – Черт.
Я протягиваю руку, чтобы помочь ей и затащить эту дурацкую штуку внутрь.
– Я сама, – рявкает она и подается всем телом назад, увлекая за собой чемодан.
Ванесса падает мне на грудь, а потом быстро выпрямляется. Вдыхаю аромат ее волос, которые, как я говорю себе, пахнут так же, как волосы любой другой женщины. И сопротивляюсь желанию наклониться и понюхать ее.
Хейван закатывает глаза, как будто ее мама – самый неловкий человек на планете. Иррациональное желание встать на защиту Ванессы заставляет меня открыть рот, но я быстро захлопываю его. Кто я такой, черт возьми, чтобы вмешиваться в их сложные взаимоотношения?
