Текст книги "Свирепый (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)
Я погружаюсь глубоко в нее и замираю.
– Я люблю тебя.
Ее ленивая ухмылка и тяжелые веки заставляют гордость вспыхнуть в моей груди.
– Я люблю тебя.
Эти три слова высасывают из моего тела все силы быстрее, чем умопомрачительный оргазм, и я падаю на нее. Обхватив ее за плечи и полностью обняв, придавливаю ее своим весом.
Ванесса, кажется, не возражает и обнимает меня в ответ.
– Не могу поверить, что у меня есть второй шанс. – Не хотел произносить эти слова вслух, но когда она сжимает меня еще крепче, я рад, что сделал это. – Я не собираюсь снова все портить.
– По правде говоря... – Несс ворчит, словно мой вес слишком велик.
Я скатываюсь с нее, и мы оба задыхаемся от разрыва нашей интимной связи. Опираюсь на локоть и нежно откидываю волосы с ее глаз.
– Ты хотела что-то сказать?
– По правде говоря, последний промах был на моей совести.
– Я должен был рассказать тебе об Элли. – Наклоняюсь и прижимаюсь поцелуем к ее губам. Не хотел торопиться, но соблазн ее рта слишком велик, и я погружаюсь в поцелуй. – Думаю, нам нужно поработать над нашим общением, – говорю я у ее губ.
Она ухмыляется и снова целует меня.
– Я начну.
Я немного отстраняюсь, гадая, что она имеет в виду.
Ванесса прикусывает губу, потом пожимает плечами. Выдыхает. Закрывает глаза.
– Я беременна.
– Уже? – Нет, это невозможно. Так ведь?
За очень неженским фырканьем следует взрыв хохота, от которого сотрясается вся кровать.
– Прости. Просто ты сейчас выглядишь очень напуганным.
– И это тебя забавляет?
– Немного, – говорит она, и ее смех затихает со вздохом. – Да.
Я наклоняюсь к ней, наши тела соприкасаются, и хотя ощущение голой груди Ванессы на моей коже обычно вызывает у меня желание забраться внутрь ее тела, я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме этого слова. Беременна.
Я смотрю вниз по ее телу, на мягкую кожу под пупком, и представляю, как внутри нее растет крошечная жизнь.
– Я сделал тебе больно? Был слишком груб...
Несс прижимает тёплую ладонь к моей щеке, и я поднимаю свой взгляд к ее глазам.
– Нет, Хейс. Ты был идеален.
– Как это произошло? Мы каждый раз предохранялись.
Она поднимает бровь.
– Не каждый раз.
– Я вытащил... – Мои слова рассыпаются, когда я вспоминаю все уроки секса, которые мне когда-либо рассказывали.
– Ты хочешь этого, Хейс? – Серьезный тон ее голоса соответствует ее выражению лица. – Я не буду удерживать тебя от того, что мы обсуждали ранее, если ты...
Я закрываю ее рот своим и неистово целую.
Она начинает смеяться.
– Ладно, ладно!
– Это отвечает на твой вопрос? – Черт, я не могу перестать улыбаться. – У нас будет еще один ребенок.
– Да, – говорит она, и из ее глаза катится слеза. – Ну вот, я опять плачу.
Я смахиваю ее кончиком пальца и подношу к губам.
Ее взгляд вспыхивает.
– Я здесь. И хочу пережить каждую секунду этого с тобой. – Смахиваю поцелуем вторую слезу. – Я здесь с тобой, Ванесса. Ради нашей дочери и... – Я колеблюсь, потому что ничего не знаю о беременных женщинах и детях. Вместо этого провожу рукой по ее животу.
Она задерживает мою руку там, где растет наш ребенок.
– Я... – Мой голос срывается, а глаза горят. Черт возьми, я что, сейчас заплачу? Прочищаю горло, моргаю и пытаюсь взять себя в руки. – Я буду безумно любить вас всех троих.
Ванесса хихикает и вздыхает.
– Это все, что мне нужно было услышать.
ГЛАВА 35
Хейс
– Ванесса? – зову я, прислонившись к закрытой двери ванной, за которой она находится уже десять минут. – Все в порядке? Хейван должна быть здесь с минуты на минуту.
– В порядке, – говорит она, и эти два слова отдаются эхом, как будто произнесла их в пещере или, скорее, в унитаз.
Я разговаривал с Хейван каждый день с тех пор, как мы с Ванессой решили начать все сначала. Рассказал об Элли и сообщил, что официально являюсь жителем Колорадо. Мы пригласили ее домой на выходные, чтобы показать ей мой дом и рассказать о ребенке.
Мы с Несс были на кухне, и я помогал готовить ужин, когда она достала говяжий фарш для фрикаделек и убежала в ванную, прикрыв рот рукой.
В книге, которую я читаю о беременности, говорится, что женщины часто испытывают отвращение к еде в течение первого триместра. Мне хотелось выбить из мяса все дерьмо и поджечь его, потому что Ванессе стало плохо. И понял, что нужно поработать над своей злостью. Точно так же, как нельзя обвинять официантку в попытке убить моего ребенка, потому что она принесла Ванессе тунца, а не сэндвич с куриным салатом, который она заказала.
Ссоры с Ванессой стали гораздо более страстными. Гормоны беременности делают ее немного сумасшедшей. И чертовски возбужденной. Все это, в сочетании с моей чрезмерной заботой, заканчивается потрясающими оргазмами, на которые никто из нас не жалуется.
Дверь в ванную открывается, и оттуда выходит Ванесса, выглядящая немного бледной.
– Если тебе станет легче, – говорю я и прижимаю ее к груди, – я надеру задницу этому мясу за то, что оно так с тобой поступило.
Она хихикает, а потом отрыгивает.
– О, боже, только не говори слово на букву «м».
Я целую ее в макушку.
– Может, тебе стоит прилечь?
– Я в порядке. Но думаю, все же позволю тебе закончить готовить ужин. – Должно быть, она чувствует мою нерешительность, потому что смотрит на меня, подняв брови. —Я напишу тебе рецепт. Все будет хорошо.
– Ты напишешь мне рецепт?
– Я не собираюсь туда возвращаться. – Ее щеки надуваются. – Запах...
– Больше ни слова. – Я обхватываю ее рукой за талию и веду в гостиную.
Ванесса еще не решила, хочет ли сменить свой дом на то, что называет «особняком». Она вырастила Хейван в этом доме, и он полон воспоминаний, и я ее понимаю. У меня есть план превратить особняк в гостиницу типа «постель и завтрак», если та не захочет там жить, но пока еще не нажал на спусковой крючок, ожидая ее решения.
– Эй? – Голос Хейван доносится из передней части дома..
Мы с Ванессой встречаемся взглядами и улыбаемся. Как два родителя, которые рады услышать, что их ребенок вернулся домой.
Ванесса
Хейс уходит с моего пути, и я бросаюсь к двери. Хейван ставит сумку, а я быстро иду к ней, отчаянно желая обнять своего ребенка.
– Ты дома! – Я бросаюсь к ней и обнимаю ее так крепко, что она симулирует удушье. – Я скучала по тебе.
Я отстраняюсь, и взгляд Хейван устремляется к Хейсу.
Я отпускаю ее, и она прыгает в его объятия.
Она впервые видит его с тех пор, как мы уехали из Нью-Йорка. Хейс держит ее, оторвав ноги от пола, и мое сердце тает, когда я замечаю, что его глаза закрыты.
– Папа, – тихо говорит Хейван.
– Да, детка, – шепчет он.
– О, боже. – Я обмахиваю лицо рукой словно веером, когда новая волна эмоций обрушивается на меня, и слезы быстро следуют за ней.
Глаза Хейса резко открываются и вспыхивают беспокойством за несколько секунд до того, как он расслабляется и улыбается. С какими бы гормонами беременности я ни сталкивалась, тот в равной степени имеет дело с гормонами неандертальца. Эта беременность сделала его очень участливым.
Он отпускает Хейван, и она поворачивается ко мне.
– Это безумие... мама? Ты плачешь?
– Да. – Я провожу рукой по щеке.
Улыбка Хейса теплая и нежная, когда он смотрит, как я расстраиваюсь. Если бы Хейван здесь не было, то затащила бы его на диван и занялась с ним сексом. Такой нежной стороны в нем я раньше не видела, и от этого люблю его еще больше.
– Что на ужин? – Она заходит на кухню. – Я уже целую вечность не ела домашней еды, и умираю с голоду.
– Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете. Ты ведь знаешь это, верно?
Я пожимаю плечами.
– Обычное дело.
– Что это должно быть? – Хейван протягивает мне миску с сырым мясом, от которого запах бьет мне в ноздри, как из пневматической пушки.
Совместное нападение тошноты и желудочной кислоты заставляет меня прикрыть рот.
– О, боже... – Я бегу в ванную и, к счастью, успеваю вовремя.
Хейс
Я, наконец, перевожу дыхание, когда слышу, как закрывается дверь ванной. Хейван стоит в коридоре с озабоченным выражением на лице.
– С ней все в порядке. – Я шагаю к острову на кухне, где передо мной разложены все ингредиенты для фрикаделек. – А вот со мной нет. Ты знаешь, как готовить фрикадельки?
Хейван присоединяется ко мне, но напряжение в ее теле каждый раз, когда она поворачивается к коридору, говорит, что она не уверена, что с ее мамой все в порядке.
– Она больна?
– Нет. – Я чешу челюсть, размышляя, стоит ли мне просто вывалить все это дерьмо в миску.
– Так странно видеть тебя здесь. – Хейван садится напротив меня у острова. Наклоняет голову. – Этот дом уменьшился? Потому что с тобой он кажется намного меньше.
– Он маленький. У меня синяки на ногах, подтверждающие это.
Она хихикает, а затем указывает на яйцо и предлагает мне разбить его в фарш.
– Не могу дождаться, когда увижу твое жилище. Мне всегда было интересно, как особняк выглядит внутри.
– Да? Твоя мама не уверена, что хочет там жить.
Ее глаза расширились.
– Она что, сумасшедшая? – Она насыпает панировочных сухарей в чашку и протягивает ее мне. – Тот дом офигенный.
Нормально ли чувствовать гордость, когда твой ребенок-подросток одобряет твой вкус в чем-то?
– Вы, ребята, собираетесь пожениться?
Я высыпаю сухари.
– Думаю, нам стоит подождать твою маму...
– Это «да». – Она протягивает мне сыр пармезан с хитрой ухмылкой.
– Эй, я вернулась, – говорит Ванесса, направляясь мимо кухни в гостиную.
– Ты заболела? – спрашивает Хейван, и я наблюдаю за Ванессой, чтобы увидеть ее реакцию.
Ее глаза расширяются.
– Эм...
– Стой, я знаю, что тебе поможет. – Хейвен подходит к шкафам и достает бокал, затем ищет бутылку вина. И не находит ни одной.
Я выбросил все запасы спиртного в доме и сам поклялся не пить. Пока Ванесса не сможет спокойно выпить, мое тело – зона, свободная от алкоголя.
Мы с Ванессой улыбаемся друг другу.
– Где вино?
Я прочищаю горло и начинаю резать лук.
– Вина нет, милая.
Хейван с опаской смотрит между нами и опускает бокал.
– Нет вина. – Я наблюдаю, как ее глаза медленно расширяются, а челюсть отвисает. Затем все ее лицо озаряется. – Ты беременна! – Визг, который вырывается из ее тела, может разрушить звуковые барьеры.
Она бросается к дивану и ныряет в мамины объятия.
– О, эм... будь осторожна.
– Я буду сестрой! – Хейван и Ванесса падают на диван, хихикая. И черт меня побери... моя грудь...
От невыносимого сдавливания трудно дышать.
– Надеюсь, это будет девочка, – говорит Хейван сквозь смех. – Нет, мальчик! Подожди... нет, девочка! Уф, мне все равно. Я буду сестрой!
Ванесса плачет. Снова.
Хейван хлопает.
А я... Я провожу рукой по щекам.
Этот гребаный лук.
ЭПИЛОГ
Ванесса
– Ай, ты бля... ой, глядь!
Я прикрываю рот, чтобы не рассмеяться, когда Хейс сгибается пополам и хватается за колено, которым только что ударился о наш сделанный на заказ итальянский комод для пеленания младенцев.
До срока родов остался месяц, и дом площадью 1500 квадратных футов превратился примерно в 500 квадратных футов свободного пространства.
Сказать, что Хейс сошел с ума, покупая детское оборудование, значит преуменьшить. Он превратил наш дом в детскую комнату для миллиардеров. От слюнявчика «Гуччи», сумки для подгузников «Прада» и пинеток «Бёрберри» до одеяла за восемь тысяч долларов и люльки за три тысячи долларов. И нельзя забыть о пустышке от «Армани». Кроме того, здесь есть импортная кроватка ручной работы, роскошный стульчик для кормления и детские качалки космической эры, по одной на каждую комнату.
– Знаешь, тебе пока не нужно следить за языком. – Я потираю свой очень беременный живот через комбинезон.
Страдальческое выражение лица Хейса проясняется, и его взгляд становится нежным.
– Она меня слышит.
– Она не знает, что значит «блядь».
Его глаза расширяются.
– Теперь ее первым словом будет слово на «б».
Хихикаю и пробираюсь через коробки с органическими, гипоаллергенными, экологичными подгузниками. Я даже не хочу знать, сколько они стоят.
– Ты слишком беспокоишься. – Я притягиваю его к себе, чтобы обнять.
Одной рукой он обнимает меня, а другую кладет мне на живот.
– Ничего подобного, когда речь идет о моих девочках, – рычит он мне в шею. Мягкая ткань его фланелевой рубашки и тепло его тела вызывают у меня желание забраться на него и вздремнуть. Хейс в деловом костюме – зрелище, которое заставило бы растаять любую женщину или мужчину, но в клетчатой фланели, джинсах и ботинках со шнуровкой – это мгновенный удар по либидо.
– Знаешь, я тут подумала, – говорю я, пока он целует дорожку от моей шеи до уха.
– Да? – горячо шепчет Хейс.
Беременность усилила нашу сексуальную жизнь до уровня, который я не считала возможным. Не проходит и дня, чтобы мы не изголодались друг по другу, и мы стараемся утолять этот голод как можно чаще.
– Нам стоит переехать в особняк.
Его губы замирают у моего горла, и Хейс поднимает голову, чтобы встретиться со мой взглядом.
– Ты серьезно?
Я ухмыляюсь, немного смущенная тем, как упорно настаивала на том, чтобы мы остались в этом доме. Хейс никогда не настаивал на этом и утверждал, что не имеет значения, где мы живем.
– В последние пару месяцев мне кажется, что мы уже переросли этот дом. И хотя люблю и лелею все воспоминания о том, как растила здесь Хейван, я готова двигаться дальше и создавать новые воспоминания. – Я ловлю его улыбку, прежде чем его губы оказываются на моих, и он целует меня, затаив дыхание.
Хейс поднимает меня, как будто я ничего не вешу, и несет так, будто я сделана из стекла. Мягко положив меня на диван, он накрывает меня своим телом, не давя своим весом на мой живот.
– Представь себе Рождество там. Мы могли бы пригласить моих братьев и их семьи погостить. У Хейван будет своя комната. – Его взгляд скользит по моему телу, затем возвращается к моим глазам. – И у Авианы.
Я хотела, чтобы Хейс назвал нашу дочь, так как я сама назвала Хейван. Ему понравилась идея соединить два имени, поэтому он объединил два имени людей, которых любит больше всего на свете, а также подарил ей что-то, что будет принадлежать только ей.
Хейван и Ванесса.
Авиана.
Он целует меня снова, глубже, крепче, пока я не впадаю в отчаяние и не хватаюсь за пуговицу его ширинки.
Мрачный, хриплый смешок, вырывающийся из его горла, усиливает мое желание.
– Мне будет не хватать тебя, такой жаждущей, после рождения Авианы. – Он позволяет мне освободить его от джинсов, и когда я крепко сжимаю его эрекцию в кулаке, с шипением опускает лоб на мое плечо.
– Тогда тебе лучше насытиться, пока есть возможность.
Хейс расстегивает застежки на моем комбинезоне, отбрасывает нагрудник и задирает вверх термофутболку, обнажая мою голую грудь. Изменения, которые претерпевает мое тело с каждой стадией беременности, похоже, возбуждают его. Руками, языком, зубами и губами он поклоняется моему растущему и меняющемуся телу, словно это алтарь.
Он раздевает меня, а я срываю с него одежду, пока мы оба не остаемся голыми. Хейс ложится на спину и притягивает меня к себе. Я устраиваюсь поудобнее, оседлав его бедра.
– Ты такая чертовски сексуальная. – Большими ладонями скользит по моему животу, перекатывая и пощипывая соски.
Я выгибаю спину, чувствительность пронзает меня стрелами удовольствия.
– Я люблю тебя.
– Я знаю.
Я смотрю на него сверху вниз.
Хейс прикусывает губу, чтобы я не увидела его ухмылку, и терпит неудачу. Затем толкается бедрами вверх.
– Ты знаешь?
Он пожимает плечами.
– Ага.
Я отталкиваю его руку от своей груди.
– Ты пытаешься со мной поссориться?
Его руки теперь на моих бедрах, и он двигается так, что мне приходится заставлять себя не застонать от удовольствия.
– Я не затеваю ссор, Несс. Это делаешь ты.
– Я не затеваю!
– Затеваешь прямо сейчас.
– Это ты начал... О, боже! – Хлопаю ладонями о его грудную клетку, и стону, когда он входит в меня одним сильным толчком.
– Так что ты говорила? – спрашивает Хейс, его голос тяжел от вожделения, но с оттенком юмора.
Откидываю голову и вдыхаю воздух, чувствуя, как Хейс полностью заполняет меня. Я чувствую его так глубоко, так полно, и мне хочется большего. Намного большего. И начинаю двигаться.
– Да, вот так, – шепчет он. – Боже, посмотри на себя. Такая чертовски красивая.
Всю жизнь считала, что меня недостаточно. Что я недостойна любви, если не вписываюсь в рамки, установленные передо мной. Хейс был прав, когда обвинил меня в бегстве. Я бежала, чтобы избежать боли. Боль была меньше, если я уходила первой. Именно поэтому избегала сближения с его семьей в Нью-Йорке, и именно поэтому избегала сближения с ним. Если бы я позволила себе снова влюбиться в него, это могло бы закончиться только разбитым сердцем.
Но таков риск в жизни. Чтобы в полной мере ощутить свою человечность, мы должны быть готовы к тому, что нам причинят боль.
И я прыгнула. Двумя ногами, всем сердцем, прыгнула в возможность.
И Хейс был рядом, чтобы подхватить меня.
Хейс
– Хочешь подержать ее? – Я держу крошечный сверток с завернутой в него малышкой.
Авиана родилась три недели назад. И столько же времени мне потребовалось, чтобы смириться с мыслью о том, что кто-то другой может прикоснуться к ней, но теперь вся моя семья прилетела, чтобы остаться с нами на выходные и познакомиться с нашей новой дочерью. Мы все собрались вокруг нее в просторной гостиной, заставленной столами из восстановленного дерева, диванами с мягкой обивкой и толстыми коврами.
Мой брат Алекс так крепко скрестил руки на груди, что к ним никак не может притекать кровь.
– Я боюсь ее трогать.
– Это вызовет некоторые проблемы, когда появится наш ребенок, – говорит Джордан, глядя на своего мужа. Она на втором месяце беременности, и Алексу трудно свыкнуться с мыслью о том, что под его опекой находится такой хрупкий человек.
– Она выглядит такой хрупкой, – ворчит Алекс.
– Дай мне эту маленькую диву. – Кингстон протягивает руки. – Думаю, ей пора узнать, чем отличается высокая мода от прет-а-порте.
Со взглядом, говорящим о том, что ему лучше быть чертовски осторожным, я кладу свою малышку ему на руки.
– Она похожа на Ванессу, – говорит Хадсон, глупо улыбаясь маленькому розовому личику Авианы, поскольку это единственная открытая часть ее тела под плотно завернутыми одеялами.
Кингстон наклоняет голову.
– А мне кажется, она похожа на меня.
Габби прижимается к его руке и смотрит на ребенка.
– Я хочу такую же.
Взгляд моего младшего брата устремляется на его невесту.
– Сейчас?
Она пожимает плечами.
– Да, почему бы и нет?
Кингстон передает Авиану обратно мне и хватает Габби за руку. Она со смехом отстраняется.
– Ну не прямо сейчас же.
– Ты сказала «почему бы и нет». Я не могу придумать причину, чтобы не начать немедленно. – Он подхватывает ее на руки и несет к главной лестнице, ведущей в комнату, в которой они остановились. Которая, к счастью, находится в дальней части дома.
Хейван отпрыгивает с дороги моего нетерпеливого брата, когда спускается по ступенькам.
– Мама спит.
– Хорошо.
Ванесса не спала всю ночь, кормила малышку грудью. Педиатр сказала, что это потому, что у Авианы скачок роста. Я связался с этой женщиной и предложил ей неприличную сумму денег, чтобы она оставалась на связи в любое время суток. Думаю, медицинские работники обычно так не поступают.
Хейван протягивает две бутылочки с грудным молоком.
– Она сцедила, так что, надеюсь, сможет проспать следующее кормление Ави. Привет, сестренка, – говорит она, подходя ко мне.
Я беру бутылочки с молоком, а она – ребенка.
Наблюдать за Хейван с ее младшей сестрой – это пытка в лучшем смысле этого слова. Еще ни разу я не видел их вместе, чтобы у меня не защипало глаза от нахлынувших эмоций.
Я всегда считал, что высшая честь и похвала, которую может получить мужчина – это профессиональный успех. В конце концов, мир уважает деньги и власть превыше всего остального.
Недавно я узнал, что это гребаная ложь
Потому что я покорил мир бизнеса. У меня достаточно денег, чтобы безбедно прожить четыре жизни. И ничто из этого не сравнится с той гордостью, которую я испытываю, когда вижу своих дочерей вместе или когда смотрю, как женщина, которую я люблю больше всего на свете, сворачивается калачиком на кровати с обеими нашими дочерями.
Настоящее наследие – это не тот след, который вы оставляете в этом мире.
Настоящее наследие – это след, который вы оставляете в сердцах тех, кого любите.
– Ты что... плачешь? – Глаза Алекса стали такими большими, какими я их никогда не видел.
– Что? – Я вытираю глаза. – Нет.
– Он точно плачет, – говорит Хадсон, переводя взгляд с меня на моих дочерей.
– Я не плачу!
Хейван качает головой.
– Он делает это постоянно.
Мой рот открывается, чтобы защититься, но правда в том, что она не лжет. Поэтому я захлопываю его.
– Я не знала, что у демонов бывают слезы, – говорит Джордан.
Лиллиан кашляет, но я слышу смешок, который она пыталась скрыть.
– Ладно, хорошо, да, я плачу. – Слезы счастья. Только счастливые слезы.
– Не могу поверить, – говорит Лиллиан, прислонившись к Хадсону. – У него все-таки есть сердце.
– Есть. – Я смотрю, как Хейван покрывает мягкими поцелуями голову Авианы, и моя грудь сжимается от этого зрелища. – Но оно принадлежало Ванессе, и она наконец-то вернула его мне.
В комнате воцаряется тишина, и никто не двигается, кроме Хейван, которая медленно укачивает свою младшую сестру.
Хадсон моргает.
– Это слишком странно, – бормочет он.
– Что странно?
Поворачиваюсь на звук голоса Ванессы, когда она входит в комнату. Мышцы моих ног дергаются, чтобы как-то помочь ей, но я заставляю их оставаться на месте, потому что она ненавидит, когда я суечусь вокруг нее. О, это одна вещь, которая, как я понял, у меня отлично получается. Чрезмерная забота.
– Все подкалывают папу из-за того, что он плачет, – говорит Хейван, и, черт возьми, у меня снова слезятся глаза от того, что она называет меня папой.
Уголки идеальных губ Ванессы в форме бантика приподнимаются, когда она прижимается ко мне. Нежные пальчики касаются места у меня под глазом.
– Это восхитительно. – Она приподнимается на носочках, и я опускаю голову, чтобы дотянуться до ее губ.
Я мог бы целовать ее часами. Всю оставшуюся жизнь.
– Хватит, вы двое. – В голосе Хейван звучит улыбка. – Боже.
Я отстраняюсь от губ Ванессы и заправляю прядь ее темных волос за ухо.
– Я надеялся, что ты подольше поспишь.
– У нас гости. Я не хочу ничего пропустить. – Она оглядывает гостиную, обставленную мебелью нейтральных тонов, которая располагает к тому, чтобы устроиться поудобнее и остаться на некоторое время. – А где Кингстон и Габби?
– Тебе лучше не знать. – Я украдкой целую ее еще раз, прежде чем она, Лиллиан, Джордан, Хейван и ребенок исчезают в библиотеке, чтобы посидеть у огня.
– Никогда не считал тебя семейным человеком, – говорит мой близнец и отводит взгляд от комнаты, в которую ушли женщины. – Но вот ты здесь.
Я пожимаю плечами.
– Все, что мне нужно делать – это любить их.
Александр хмыкает.
– Вы собираетесь пожениться?
– Со временем, но я не тороплюсь. Я знаю, где мое место, и оно здесь, с ними. Если и когда Ванесса захочет узаконить отношения, мы это сделаем. Я никуда не уйду.
Кингстон возвращается в комнату, его рубашка на пуговицах осталась расстегнутой.
– Это было быстро, – с усмешкой говорит Хадсон.
Брови нашего младшего брата поднимаются.
– Вы видели мою женщину?
Мы все киваем в знак согласия, осознавая одну очень реальную истину. Мы все привязаны и преданы женщинам в наших жизнях. Тем, которых мы совсем не ожидали. Тем, которые ворвались и украли наши сердца.
Тем, которые показали нам, что жизнь мало что значит без любви великой женщины.
Notes
[
←1
]
Библейский пояс – регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм.
[
←2
]
Список 500 крупнейших компаний США по размеру выручки, составляемый журналом Fortune.
[
←3
]
DILF (рус. дилф) – сленговая аббревиатура от англ. «Dad I'd Like to Fuck» («папа, которого я хотела бы трахнуть»). Это образ взрослого красивого, сексуального и в тоже время надежного мужчины.
[
←4
]
Нохо (район Нью-Йорка в нижнем Манхэттене, известный как центр авангардистского искусства, музыки, фильмов и мод; США)
[
←5
]
Моральное большинство – это американская политическая организация и движение, связанные с христианскими правыми и Республиканской партией в Соединенных Штатах.
