Текст книги "Свирепый (ЛП)"
Автор книги: Дж. Б. Солсбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Чтобы заставить эту штуку двигаться, мне приходится наклониться над Ванессой и прижать кончик пальца к электронной панели. Мое тело мгновенно распознает прикосновение ее тела к моему. То, как Ванесса отпрыгивает, чтобы увеличить расстояние между нами, заставляет меня задуматься, распознает ли это и ее тело.
Дверь закрывается, и лифт быстро поднимается, набирая скорость.
В этом лифте нет кнопок этажей, потому что это мой личный лифт, который ведет прямо в мой дом.
Дверь открывается в круглое фойе с полированным мраморным полом, темно-серыми стенами и черно-белыми картинами.
Хейван и Ванесса словно застыли на месте. Ждут приглашения войти внутрь?
– Срань господня, – шепчет Хейван.
Ванесса не ругает ее за выражения, и теперь я задаюсь вопросом, была ли она крутой мамой в их городе. Той, которая позволяла своему ребенку ругаться, смотреть фильмы с рейтингом R и пить пиво из бутылки в подростковом возрасте.
Хотя, судя по тому, как Ванесса вертит головой, возможно, она слишком увлечена осмотром обстановки, чтобы заметить реакцию Хейван. Я говорю себе, что не замечаю длинную шею Несс или то, как ее узкие джинсы обтягивают каждый изгиб. И совершенно не задерживаюсь на ее белой блузке и кусочке кружева, прикрывающем ее грудь, которая видна с высоты моего роста.
Я заставляю себя смотреть на менее возбуждающие виды и пытаюсь представить свой дом их глазами. У меня так редко бывают новые люди. Здесь темно. Таинственно. Возможно, даже угнетающе. Мой профиль в дизайне интерьера – минимализм «мне все по барабану» с акцентами утилитарного шика. Если эта чертова вещь не служит какой-то цели, я не хочу, чтобы она находилась у меня дома.
Раньше я никогда не беспокоился о том, что кто-то подумает о моем доме. У меня не бывает гостей. Я никогда не устраиваю ужины или коктейльные вечеринки. Мое пространство – это логово одинокого волка. И оно должно выглядеть именно так.
– Вы двое будете здесь. – Я открываю стеклянные двери со стальной рамой, ведущие в гостевые комнаты моего дома площадью почти пятьсот квадратных метров. Жестом показываю на три спальни с ванными комнатами, собственными гостиными и видом на город от пола до потолка. – Выбирайте.
Хейван забегает в каждую комнату и выходит из нее, пока наконец не кричит:
– Эта моя.
Ванесса молча затаскивает свои сумки в ближайшую дверь.
– Я там. – Я указываю в том направлении, откуда мы пришли. – На другой стороне дома. Моя спальня и кабинет там. Кухня, столовая и медиа-комната – в центре.
– Это так круто! – раздается голос Хейван из ее ванной.
Не знаю, что такого интересного может быть в ванне и туалете, но, опять же, я не был в этих комнатах с тех пор, как впервые осмотрел дом перед покупкой. Там может быть целый бар, а я и не знаю. Хмурюсь. Может, мне стоит проверить. Кажется, подростка не стоит оставлять наедине с доступной выпивкой.
Хейван выходит из комнаты и возвращается в коридор с огромными глазами.
– У ванны стоит телевизор!
Ванесса выходит из своей комнаты без сумок, но выглядит... смущенной.
Ее руки сжаты в кулаки. Она переминается с ноги на ногу, заставляя меня задуматься, не передумала ли она.
– Мне нужно в офис. Вы обе устраивайтесь. Если вам что-то понадобится, наберите ноль на любом телефоне, и Дэвид вам поможет.
Не говоря больше ни слова, я оставляю дочь и бывшую в своем доме. В одиночестве.
Чтоб меня. Как так получилось, что это моя жизнь?
Ванесса
Плюс в том, что мы с Хейван живем в Нью-Йорке и под одной крышей. Из минусов – мы живем с моим школьным бывшим парнем, он же биологический отец Хейван.
Не так я представляла себе свою спасательную миссию в Нью-Йорке.
Комната, в которой я буду жить, в два раза больше моей комнаты в Маниту-Спрингс. В ней есть кровать королевского размера на низкой платформе, небольшой диван и книжная полка с книгами, обложки которых только синие, черные и коричневые – книги, явно выбранные из эстетических соображений. У панорамных окон с видом на город стоит письменный стол, а телевизор с плоским экраном прикреплен к стене таким образом, что кажется, будто он парит. Я перетаскиваю свои вещи в гардеробную, пахнущую свежим кедром. Ванная комната напоминает пещеру своей темной плиткой, слабым освещением и декором, напоминающим камень. Грот на высоте семидесяти восьми этажей в небе.
Я нахожу Хейван в выбранной ею комнате. Она лежит на спине с пультом от телевизора в руке. Ее комната почти идентична моей.
– Не хочешь перекусить?
– Не голодна. – Она даже не смотрит на меня.
Я опускаюсь, чтобы сесть на край ее кровати, но платформа настолько низкая, что я неуклюже плюхаюсь на нее.
– Хочешь о чем-нибудь поговорить?
– Нет. – Переключает канал. Еще один.
– Я знаю, что у тебя есть вопросы.
– Я хочу подождать, пока папа не вернется домой.
– Он не твой папа!
Ее глаза наконец-то встречаются с моими, и в их карих глубинах вспыхивает боль.
– Прости. Я хочу сказать, что да, он твой биологический... отец. Но чтобы быть папой, нужно гораздо больше, чем это.
– Неважно. – Она закатывает глаза.
Ладно, она не готова задавать вопросы, но я готова.
– Как ты узнала?
– Нашла письмо, которое он тебе написал.
Это письмо было спрятано в коробке из-под обуви в глубине моего шкафа за одеждой, которую я никогда не ношу, и туфлями, которые давно вышли из моды. Я никогда не хотела от него избавляться, потому что мне нужно было напоминание о том, почему я должна была уехать. Мне нужно было удержать маленький уголек, который мог бы разжечь огонь и заставить меня продолжать злиться на Хейса и моих родителей. Никогда не думала, что она найдет его. Или даже будет искать.
– Зачем тебе рыться в моих вещах?
– Потому что ты не хотела говорить мне правду. И всякий раз, когда я спрашивала о нем, ты придумывала какую-нибудь историю о том, что он ушел на войну и не вернулся или умер от венерической болезни...
– Я никогда такого не говорила.
– На дне рождения Тэга два года назад. – Она поднимает бровь.
Я моргаю, когда воспоминания о том, как я отрубилась в шезлонге на заднем дворе, захлестывают меня.
– В тот вечер я была не в своем уме.
– Это не имеет значения. Ты солгала мне, а я хотела знать, кто мой отец.
– Я бы хотела, чтобы ты поговорила со мной, а не уезжала в Нью-Йорк одна.
– Зачем? Чтобы ты могла наговорить мне еще больше лжи?
– Почему ты злишься на меня больше, чем на него? Я не тот, кто... кто... – Я прикусываю язык.
– Хотел моей смерти?
– Я этого не говорила.
– Тебе и не нужно было. – Она нажимает кнопку включения телевизора, затем поворачивается ко мне спиной
Я возвращаюсь в свою комнату и вижу, что мне пришло сообщение от Тэга.
Как насчет ужина в «Мюррей» сегодня?
Не могу дождаться, когда увижу тебя!
Я нажимаю его номер и прижимаю телефон к уху. Голосовая почта.
– Привет, Тэг, это я. Прости, но, похоже, мы задержимся в Нью-Йорке еще на некоторое время. – Я вздыхаю и ненавижу то, что чувствую, будто подвожу его. Похоже, что, что бы я ни решила, всегда найдется кто-то, кто будет разочарован. – Я действительно с нетерпением ждала возвращения домой. В любом случае, мне очень жаль. Позвони мне. Пока.
Я звоню в авиакомпанию и отменяю нашу бронь. Затем, следуя примеру своей дочери, плюхаюсь на кровать и засыпаю.
Есть определенные звуки, которые мать может различить в переполненной комнате: звук плача своего ребенка и звук его смеха.
Раскатистый смех Хейван – это то, что пробуждает меня ото сна. Моему сознанию требуется несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь. У Хейса. Что делает истерический смех Хейван еще более подозрительным.
Я не слышала такого ее смеха уже много лет. Часть меня хочет остаться на месте и наслаждаться этим звуком, потому что я знаю, что как только она увидит меня, то потеряет свое хорошее настроение. Трудно смеяться, когда на тебя смотрят. Я знаю, потому что пробовала.
Глубокий мужской голос заполняет пустое пространство между ее хихиканьем. Тон и тембр не соответствуют высокомерному голосу Хейса. Я сползаю с кровати и следую за голосами по коридору, через стеклянные двери, вокруг огромного обеденного стола и в просторную современную кухню с черными приборами и столешницами.
Там, в конце огромного черно-белого мраморного острова, я обнаруживаю мужчину... незнакомца. Он одет в униформу персонала здания, но то, как он смотрит на Хейван, или, что еще хуже, как она смотрит на него, говорит о том, что он здесь не по официальному делу.
– Могу я вам чем-то помочь? – спрашиваю я своим самым твердым маминым голосом.
Взгляд мужчины переходит на меня. Ярко-голубые глаза на фоне загорелой кожи. Он широко улыбается двумя рядами ровных белых зубов с ямочками на щеках. Это объясняет все хихиканья. Я внутренне ругаюсь.
– Вы, должно быть, миссис Осборн, – вежливо говорит он с легким французским акцентом.
Клянусь, я слышу, как Хейван падает в обморок.
– Мисс Осборн. А вы кто?
– Мама, это Дэвид, – говорит Хейван, произнося его имя как Дэйвид. – Он принес нам кучу продуктов. – Она открывает то, что я приняла за высокий и широкий шкаф, но на самом деле это замаскированный холодильник.
Холодильник забит до отказа, а это о чем-то говорит, потому что он должно быть в два раза больше стандартного.
– Ты здесь работаешь? – Я разглядываю симпатичного парня, ища в нем какой-нибудь недостаток, на который могла бы указать Хейван позже. Грязные ногти? Запах тела? Козявка в носу? Нет. Мужчина действительно красивый. Хотя, «мужчина» – это с натяжкой. Ему не может быть больше двадцати пяти лет.
– Да, мэм. – Он смотрит на Хейван и кажется таким же завороженным, как и она.
– Может, тебе пора вернуться к работе?
– Мам, – шипит Хейван.
Дэвид понимает намек.
– Да, стоит. – Он не перестает смотреть на Хейван. – Увидимся?
– Да, было приятно познакомиться.
То, как он удерживает ее взгляд, заставляет меня закатить глаза. Юношеская страсть так сильна и так чертовски бессмысленна.
Он кивает мне, проходя мимо, и желает хорошего дня.
Как только слышу, как закрывается дверь, я поворачиваюсь к Хейван.
– Что это было?
Как я и предсказывала, ее ухмылка превращается в хмурый взгляд.
– Это я завела нового друга.
– Ну, не надо было.
– Я думала, ты хочешь, чтобы я завела новых друзей.
– Не в Нью-Йорке. Мы не задержимся здесь достаточно долго для дружбы.
Она топает мимо меня и возвращается в коридор. Дверь захлопывается.
Полагая, что мне придется приготовить что-нибудь на ужин, я проверяю содержимое холодильника и близлежащей кладовки, которая на поверку оказывается больше, чем большинство однокомнатных квартир в Нью-Йорке.
В «Норт Индастриз», очевидно, хорошо платят.
Удивительно, что Хейс решил работать на отца. Раньше он его презирал.
Я предполагала, что Хейс будет играть в хоккей профессионально. Возможно, я даже просматривала списки всех игроков НХЛ, ища его имя, но так и не нашла. И предположила, что он, вероятно, получил травму, которая разрушила его хоккейную карьеру. Интересно, что там за история?
Проводя самостоятельную экскурсию по остальной части дома, я замечаю, что в нем почти нет мебели. Либо он вывел минимализм на новый уровень, либо сейчас занимается перепланировкой. Из каждой комнаты открывается зияющий простор холодного темного бетона и натурального камня. Столовая представляет собой стеклянный аквариум с панорамным видом на город и массивным каменным столом, который, похоже, рассчитан на двадцать персон. Правда стульев всего два.
Патио, кажется, единственное место с большим количеством сидячих мест – диван, журнальный столик и два мягких кресла. Вообще-то, я не боюсь высоты, но выход на открытую площадку в небе, даже огороженную комбинацией оргстекла и железа, заставляет меня немного нервничать. Кажется неестественным для человека находиться так высоко, не будучи при этом в чем-то с двигателем и крыльями.
Плюшевая мебель в патио и освещение заставляют меня представить себе интимные посиделки с хорошим вином и прекрасной беседой. Мне не нужно гадать, предается ли Хейс подобным вещам. Мебель выглядит так, будто на нее никогда не садились.
Я продолжаю исследовать его пространство – гостиную с газовым камином, который больше меня, и медиа-комнату с киноэкраном и откидывающимися креслами. Я дохожу до дальней части пентхауса, где есть еще один набор стальных и стеклянных дверей, которые, как я предполагаю, ведут в его спальню.
Разворачиваюсь. Придется оставить эти комнаты моему воображению.
Если я собираюсь остаться здесь на месяц, нам обоим придется научиться уважать границы друг друга.
Держаться подальше от спален друг друга – хорошее начало.
ГЛАВА 8
Хейс
Когда выхожу из лифта в свой дом, уже семь часов. Я мог бы работать допоздна и часами быть занятым в офисе, но от моих гостей не было вестей весь день, и я начал беспокоиться, что они уехали из города.
Я послал Дэвида с поручением закупить продукты. Когда он спросил, есть ли у меня список, я перечислил любимые сорта чая Ванессы. А что касается всего остального? Я сказал ему, что за это я ему и плачу, и оставил несколько стодолларовых купюр.
Будучи холостяком, я редко ем дома, а если и ем, то обычно что-то заказываю на дом. Покупки продуктов – это не то, чем я занимаюсь. Судя по запаху чеснока, масла и белого вина, доносящемуся со стороны кухни, я думаю, что Дэвид все сделал правильно.
Когда выворачиваю из-за угла кухни, вижу, что Ванесса стоит у плиты, помешивая шипящую смесь на конфорке. Перед ней стоит полный бокал белого вина, а сама она одета в свободные серые брюки для отдыха и майку, достаточно обтягивающую, чтобы можно было разглядеть изгибы ее груди, но достаточно свободную, чтобы не выдать слишком много деталей. Ее темные волосы откинуты назад у основания черепа, образуя похожий на кисточку хвост, а макияж, который она наносила ранее, смыт.
Это Ванесса в ее самом чистом, самом естественном виде. Моя любимая версия, насколько я помню. Не то чтобы она не была сексуальной, когда наносила макияж, но в ее естественной красоте всегда было что-то такое, от чего у меня перехватывало дыхание.
– О, боже! – выдыхает она. – Ты меня до смерти напугал. Как долго ты там стоишь?
Я пожимаю плечами, потому что не хочу отвечать честно и признаваться, что наблюдал за ней слишком долго.
– Ты дома.
– Проницательно. – Я беру стакан со льдом и наливаю себе скотча на два пальца.
Ванесса неловко переминается на своем месте у плиты.
– Надеюсь, ничего страшного, что я приготовила ужин. Мне так надоело питаться вне дома.
– Все в порядке. – Единственная причина, по которой я купил еду, это чтобы она и Хейван ее съели. Вешаю пиджак на спинку стула, за ним следует галстук. Затем расстегиваю пуговицу у горла.
Она накладывает на тарелку пасту, а затем добавляет к ней креветки и овощи.
– Где Хейван?
– Она сказала, что не голодна, – сухо отвечает Ванесса, посыпая блюдо сыром пармезан. Затем берет вилку, вино и салфетку и направляется к стеклянным дверям, ведущим во внутренний дворик. – Угощайся. Здесь много всего, если голоден.
Я очень хочу есть. Даже не осознавал насколько сильно, пока запах не донесся до меня, когда вошел внутрь.
Допиваю оставшийся скотч, накладываю себе порцию пасты с креветками и наливаю еще один напиток.
Из-за угла появляется Хейван, одетая в обтягивающие джинсы и топ без бретелек. Ее волосы длинные и блестящие, глаза подведены черным, а губы накрашены розовым.
– Ты дома.
– Да. – Я разглядываю ее наряд, удивляясь, почему она не одета в пижаму, как ее мама. – У меня есть кое-что для тебя. – Я достаю из кармана пиджака новый iPhone и протягиваю ей. – Как и обещал.
– Вау! Спасибо! – Она снимает крышку с коробки и достает устройство, чтобы включить его. – Последняя версия?
– Твой номер написан на коробке. Я запрограммировал свой номер для тебя. Добавь номер своей мамы. – Я не могу сказать, услышала ли Хейван меня, так как она полностью игнорирует меня в пользу своего телефона. – Ты куда-то идешь?
– Я встречаюсь с Дэйвидом у бассейна, чтобы потусоваться.
– Дэйвид?
– Ну, Дэвид. Консьерж. Я встретила его сегодня, когда он приносил продукты. Он пригласил меня потусоваться после его смены.
Дэвиду двадцать три года. Я знаю это, потому что каждый год жильцам предлагают пожертвовать деньги на премии ко дню рождения сотрудников.
– А он не слишком взрослый для тебя?
– Нет. – Она поднимает телефон. – Спасибо за это. У меня нет доступа к персональному лифту. – Она поднимает палец, что, как я полагаю, относится к доступу без ключа в частном лифте. – Итак, могу ли я получить ключ от входной двери?
Не так я представлял себе все это месячное знакомство. Думал, что мы наконец-то сядем за стол и получим ответы на все свои вопросы, при этом завяжется что-то вроде... дружбы. А может, просто взаимное уважение.
– Конечно, да. – Я достаю ключ от входной двери из ящика, где у меня хранится запасной для обслуживающего персонала. – Знаешь, как пользоваться общественным лифтом? – Я протягиваю ей ключ через столешницу.
Уголки ее губ приподнимаются.
– Мне семнадцать, а не семь. Я уже ездила на общественном лифте. – Она смеется, как будто смеется надо мной. – Не ждите!
Я смотрю, как она уходит, и думаю о том, как сильно Хейван напоминает мне свою маму в этом возрасте. Черт, Ванесса была на год моложе, когда я видел ее в последний раз.
К тому времени, когда она достигла возраста Хейван, у нее уже был ребенок.
Мне тридцать шесть, и мне приходится платить людям за поддержание жизни растения. И не могу представить себе, как в семнадцать лет можно поддерживать жизнь крошечного, беспомощного человека.
Я выношу тарелку в патио и вижу там Ванессу, свернувшуюся калачиком на диване с бокалом вина между ладонями и почти пустой тарелкой на столе перед ней. Ее взгляд устремлен в сторону Центрального парка.
Я присаживаюсь на один из шезлонгов, чтобы дать ей пространство. И мне тоже. Находясь рядом с ней, я слишком легко впадаю в старую рутину. А старые привычки приводят к старым чувствам.
Ее тело напрягается, и это единственное признание моего присутствия.
Она берет свою тарелку и встает.
– Я должна проверить Хейван.
– Она ушла.
– Что? – Обида и разочарование проступают на ее лице. – Когда?
Я жую, глотаю, потом запиваю выпивкой.
– Сейчас?
– Она ушла?
– Она сказала, что собирается встретиться с Дэйвидом. – Я произношу это имя с придыханием.
– Где встретиться?
Я откладываю вилку и сжимаю стакан.
– Она тебе не сказала?
– Нет.
– Думаю, он пригласил ее потусоваться у бассейна.
Ее глаза становятся еще больше.
– Здесь есть бассейн?
– А также фитнес-центр, спа и диет-центр.
– Черт, – произносит она.
– С ней все будет в порядке. – Я пытаюсь ее успокоить. – Она в здании, так что далеко не уйдет.
– Мне не понравилось, как тот парень, Дэвид, смотрел на нее.
– Как он на нее смотрел?
– Не знаю, – говорит она и сдувает прядь волос, выбившуюся из хвоста, с глаз. – Как будто она его привлекает.
– Конечно, привлекает. – Она чертовски сногсшибательна.
Не то чтобы я был удивлен. Всегда знал, что мой и Ванессы отпрыск будет таким. Она высокая для девушки, может быть, метр восемьдесят. Густые каштановые волосы волнами достались ей, должно быть, от меня, а большие глаза с носом-пуговкой – от мамы. В ее ДНК заложено совершенство.
– Я поговорю с Дэвидом. Скажу ему, чтобы он отстал.
Ванесса качает головой.
– Нет, не надо. Она никогда не простит мне, что я вмешалась.
Не могу поспорить. Что я знаю о воспитании девочки-подростка? Ни черта, вот что. Но знаю, о чем думают юноши возраста Дэвида, поэтому мысленно отмечаю, что надо присматривать за ним.
– Вкусно. – Хвалю еду, потому что она действительно хороша. Я удивлен, что она так легко смогла что-то приготовить. Ванесса, которую я знал, не могла разогреть пиццу.
Она с опаской смотрит, как я откусываю.
– Я должна пойти прибраться. – Ванесса поднимается на ноги и спешит к двери.
– Нет, не надо. – Я хватаю ее за предплечье, чтобы остановить.
Тарелка выскальзывает у нее из рук и разбивается об пол.
– Черт! – Я наклоняюсь, чтобы убрать беспорядок.
Она опускается на корточки, чтобы сделать то же самое.
– Не надо. – Я пытаюсь заставить ее позволить мне убрать. – Я сам!
– Не кричи на меня! Это ты меня схватил. – Она собирает разбитые осколки.
– Я же сказал, что сам уберу!
– Почему ты так злишься?
– Я не злюсь! – рычу я.
Ванесса не вздрагивает и не отступает. Наоборот, наклоняется еще ближе к моему лицу.
– Прекрати кричать на меня!
– Я не кричу! – Когда мой голос эхом отражается от стен, я понимаю, что очень даже кричу. – Просто не трогай. Ты порежешься.
Она полностью игнорирует меня.
– Не указывай мне, что делать. – Собрав в руки осколки тарелки, она уходит в дом.
Я провожу обеими руками по волосам и дергаю. Господи, эта женщина всегда задевала все мои нервы. Находиться рядом с Ванессой – все равно, что подключить мою центральную нервную систему к атомному источнику энергии. Стимулирует – это еще мягко сказано.
С тарелкой и бокалом в руках я присоединяюсь к ней на кухне, где она убирает посуду в раковину. Мне приходится немного потеснить ее, чтобы добавить свою тарелку, но она не уклоняется от меня, а стоит на месте.
– Почему бы нам обоим не сказать то, что мы действительно хотим сказать, и не закончить этот разговор? – Я с грохотом опускаю тарелку.
Глядя прямо перед собой, она выключает воду и вытирает руки, и только после этого поворачивается ко мне лицом.
– Думаю, ты прав.
– Может, нам стоит посидеть в столовой...
– Да кто ты такой, мать твою. – Ванесса подкрепляет свое ругательство тычком пальца в мою грудь. – Думаешь, что можешь влезать в нашу жизнь и выдвигать требования, а? Ты не заслужил право быть здесь. Когда ты узнал, что я беременна, ты хотел, чтобы я покончила с этим. Хотел, чтобы мы оба исчезли!
Я подаюсь вперед, вторгаясь в ее пространство, но, черт возьми, женщина не сдвигается с места.
– Это чушь, и ты это знаешь. Ты говоришь себе, что все так и было, чтобы не брать на себя ответственность за то, что испугалась и сбежала, а не встретилась со мной лицом к лицу. Ты прислала мне гребаное письмо, Несс. Письмо, в котором говорилось, что ты беременна. Я звонил тебе несколько дней, но ты не отвечала. Ты постоянно говорила о своих грандиозных планах, и я предположил. Решил, что ты хочешь прервать беременность. Мне чертовски жаль, что я ошибся.
– Ха! Как будто ты бросил бы все дела, чтобы прийти и поддержать маму-подростка? Да ладно! У тебя тоже был план.
– Был. И все пошло прахом после твоего исчезновения.
Впервые она отступает на шаг. Смущение искажает ее черты.
– Что это значит?
– Забудь об этом. – Я отворачиваюсь от нее, чтобы налить себе еще выпить. Черт, может, я просто возьму всю бутылку.
– Нет, ты хотел разобраться с этим дерьмом. Давай разберемся. Что значит, твой план провалился?
Я опрокидываю в себя порцию текилы.
– Я не могу делать это с тобой прямо сейчас. – Идя в свою спальню с бутылкой текилы в руке, твердо решаю оставить между нами дистанцию. Я хочу, чтобы она и Хейван остались, и если не смогу сохранить мирные отношения в первые двадцать четыре часа ее пребывания здесь, то у меня нет надежды удержать их в течение месяца.
– И кто теперь убегает?
Мои ноги замирают.
– Я не убегаю.
– Странно, потому что я вижу только твою спину.
Я поворачиваюсь и делаю шаг в ее пространство.
– Ты хочешь сделать это сейчас? Отлично.
Она поднимает бровь с вызовом.
– Я вернулся домой, как только смог. Через две, может быть, три недели после того, как отправил тебе деньги и ничего не услышал в ответ. Твои родители сказали мне, что все улажено и что ты отправилась заниматься миссионерской работой в гребаную Южную Америку!
Она отшатывается.
– Они сказали, что ты проводишь свой выпускной год за границей и что будешь на связи, если захочешь.
– Они отослали меня, чтобы я не расстраивала предвыборную кампанию отца.
Тяжесть в моей груди опускается в живот. Я полагал, что ее родители, какими бы богатыми они ни были, какие бы семейные ценности ни пропагандировали, позаботятся о ней. Мне следовало бы знать, что их преданность семье была больше направлена на получение политической выгоды. Мама Ванессы всегда перекладывала родительские обязанности на свой домашний персонал. Всегда отправляла семейного повара на научную выставку Ванессы вместо себя.
Тогда мне это не казалось странным. В конце концов, моя мама принимала минимальное участие в нашем воспитании. Но, думая о Ванессе как о молодом, напуганном, беременном подростке, нуждающемся в поддержке, и о том, что родители отправили ее прочь, я желаю того, чего у меня нет. Например, машину времени, чтобы все вернуть назад.
– Мне очень жаль, – говорю я так тихо, что даже сам едва слышу свой голос. – Я не знал этого.
– Ты удивлен, что мои родители солгали тебе? Они готовы на все, чтобы спасти свою драгоценную репутацию.
Я пожимаю плечами.
– Я им поверил. И ждал, когда ты позвонишь. Твой телефон больше не работал, и я проебал весь семестр, беспокоясь о тебе. Потерял место в команде. Тогда я решил бросить хоккей и работать в «Норт Индастриз».
Решение, которым я изо всех сил старался гордиться с того самого дня, как принял его. Я держу это в себе.
Ее плечи поникают, и она опускает подбородок, покачивая головой.
– Боже, Хейс. Я и понятия не имела.
– Конечно, ты не знала. Как ты могла? Ты же, блядь, исчезла!
Вместо того чтобы отчитать меня за крик, она проводит рукой по лицу.
– Да.
– Куда ты пропала? Полагаю, ты родила Хейван не в Южной Америке, пока строила школы.
Она качает головой.
– Они отправили меня в дом для незамужних матерей в Денвере. По их плану я должна была отдать Хейван на усыновление, а потом вернуться в Нью-Йорк и закончить школу. – Она выдыхает, а затем находит своими ярко-зелеными глазами мои. – Я не могла этого сделать. Не могла отдать ее. Я взяла деньги, которые ты мне дал, и переехала в Маниту-Спрингс вместе с Хейван. И никогда не оглядывалась назад.
– А твои планы? Школа?
– Хейван стала моим новым планом.
– Ты так и не закончила. – Черт, это больно. У нее никогда не было шанса закончить школу.
– Нет.
Ванесса была самым умным человеком из всех, кого я знал. Боже, она бы так далеко зашла, если бы у нее был шанс. Но Несс бросила все ради Хейван. А я тем временем поступил в юридическую школу и закончил ее, и ничто меня не сдерживало.
– Мне жаль.
– Не стоит. – Она гордо поднимает подбородок. – Я ни о чем не жалею.
– Ты когда-нибудь выходила замуж? – Не знаю почему, но я затаил дыхание, ожидая ее ответа.
– Нет. А ты?
Я качаю головой, выпуская весь воздух из легких.
– Чем ты занимаешься?
– Большую часть детства Хейван я подрабатывала. Ну, знаешь, официантка, розничная торговля...
Я вздрагиваю.
– Какая пустая трата интеллекта и таланта.
Она наклоняет голову так, как делает, когда готовит колкость.
– Что за чертов снобизм, Хейс? В тяжелой работе нет ничего постыдного на любом уровне. Боже, ты говоришь как мои родители.
– Да, и как моя семья.
– Забавно, но ни от Хадсона, ни от Кингстона я не уловила атмосферу элитарного придурка. Должно быть, это дар, присущий только тебе.
Странное чувство зарождается в моем желудке и распространяется на грудную клетку. Прилив энергии заставляет мое сердце колотиться сильнее от силы чего-то чуждого, что я не могу сдержать. Без предупреждения на меня обрушивается взрыв смеха.
Этот звук пугает Ванессу и заставляет ее вздрогнуть.
Я поднимаю руку в знак извинения, но не могу перестать смеяться.
– Что смешного? – спрашивает она с нотками замешательства в голосе. Но я продолжаю смеяться. В конце концов она улыбается. – Что?
– Прости, – выдыхаю я, отчаянно пытаясь перевести дыхание. – Ты права. Это действительно только мой дар. – Я продолжаю смеяться, и, черт возьми, это так странно, и не могу сказать, что это хорошо. Я чувствую себя незащищенным. Открытым. – Черт, Несс, ты единственная, кто когда-либо тыкал меня в мое дерьмо. – Теперь я только хихикаю. Прочищаю горло и беру себя в руки. – Полагаю, это твой дар.
– Скорее, проклятие, – говорит она без юмора.
Я вытираю глаза, удивляясь, почему они кажутся влажными, и, наконец, достаточно успокаиваюсь, чтобы говорить внятно.
– Итак, ты официантка. – Не могу поверить. Ее родители, должно быть, обделались.
– Вообще-то я генеральный директор и разработчик довольно успешного приложения.
Вот это меня не удивляет.
– Ни фига себе.
– То, над которым я работала дольше всего, только что получило предложение о покупке. Они прислали предлагаемый контракт.
– Правда? – Черт. Малышка Несс без диплома о высшем образовании – технологический предприниматель.
– Да, правда. – Она прикусывает губу. – Наверное, нужно попросить отправить сюда мой компьютер.
– Я посмотрю контракт для тебя.
Теперь настала ее очередь смеяться.
– Нет, спасибо. Я найду для этого юриста.
– Я и есть юрист. Корпоративный юрист с многолетним опытом работы с контрактными соглашениями.
Она складывает полотенце для посуды, которое сжимала в руках.
– Ты мне не по карману.
– Мне не нужны твои деньги.
– Я справлюсь.
– Почему ты не позволяешь мне помочь тебе?
– Я прожила столько времени без тебя, Хейс, и все было в порядке. Нет причин полагать, что теперь мне нужна твоя помощь.
– Это глупо.
– Боже, как же ты красноречиво изъясняешься. – Она бросает полотенце для посуды мне в грудь и поворачивается, чтобы уйти. – Я иду спать.
– Подожди, Ванесса.
Она замирает, но не оборачивается.
– Давай я дам тебе новый номер телефона Хейван. – Я достаю свой телефон. – Какой у тебя номер? Я пришлю его тебе.
Она диктует десять цифр, и я отправляю ей номер, а затем сохраняю номер Ванессы в своих контактах.
– Не могу поверить, что мне приходится узнавать у тебя номер моей дочери. – Она быстро уходит в свою комнату.
– Нашей дочери, – шепчу я.
Я оставляю грязную посуду на уборщиц и беру бутылку текилы в постель.
Ванесса
Этот человек приводит в ярость.
Впрочем, он всегда таким был.
Спустя семнадцать лет мы снова начали спорить, как будто это наш родной язык. Хейс толкает, я отталкиваю сильнее, и так по кругу, пока мы не оказываемся в одной постели. Именно в постели вся эта огненная энергия превращалась во взрывную сексуальную химию.
Те дни давно прошли.
Интенсивность, которая заставляет нас ссориться, останется там, где она есть. Как бы я ни скучала по его взгляду, словно он изголодавшееся животное, а я – его следующая еда.
Я забыла, как его карие глаза искрились золотом, когда мы вот так припирались. Как мужчина может так злить меня и в то же время вызывать сексуальное желание, выше моего понимания.
Уверена, что психотерапевт был бы рад разобраться в этом. Что-то о моих строгих родителях, контролирующих имидж, и о том, что я никогда не могла иметь права голоса. С Хейсом я всегда могла свободно высказывать свое мнение, каким бы уродливым оно ни было. И он уважал меня за это.
