Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ворожцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 35 страниц)

* * *

Информационное табло показывало, что до отправки поезда еще одиннадцать минут…  Но стоял он на последнем пути.

Я побежал, словно ветер, по бесконечному обволакивающе-темному туннелю, расталкивая зазевавшихся пассажиров на пути. До тех пор, пока не увидел забрезживший нереально яркий свет в его конце. Пространство расплывалось от запредельной космической скорости. Еще немного усилий – и выскакиваю к манящему источнику, пролетая по три ступеньки за шаг.

Разбитый фонарь. На рельсах спит железный монстр. На небе одичавшая пузатая луна, освещающая безлюдную платформу. И больше ничего…  Странное ощущение, будто меня коварно обманули и чего-то лишили…  Может, всепоглощающего покоя…  В сторону бредовые мысли!

– Добрый вечер! Успел! – заскакивая на ступеньки поезда, сказал я проводнице со строгим лицом.

Она даже не улыбнулась и остановила меня на полпути раскрытой ладонью.

– Здравствуйте! Опаздываете, гражданин. Нехорошо это…  И неправильно. Поезд не должен ждать опоздавших. У него же расписание. Самым важным себя считаете, а люди страдают, когда давно уже ехать должны. Документы ваши предъявите и проездной билет, – отчитывала меня проводница.

Как будто она моя мать и мне лет четырнадцать. И я не на поезд опоздал, а домой приполз после недельного загула. Пьяный, укуренный и в изодранной одежде со следами крови. Хотя действительно странно…  Почему поезд по-прежнему на перроне? Минуты три назад должен был отправиться.

– Да что вы так все близко к сердцу воспринимаете? Ну, опоздал, со всеми бывает.

– Вот поэтому так и живем, что каждый только о себе любимом думает. Не бывает это со всеми. Все уже давно в вагоне сидят, вашу персону ожидают.

Проводница скрупулезно проверила каждую букву в билете. Потом долго смотрела то на меня, то на фотографию в паспорте. И лишь, когда ее все устроило, буркнула: – Проходите, господин Ветров, все у вас в порядке. Белье будете брать?

– Только шелковое, на остальное у меня аллергия. Чешуей покрываюсь и на людей бросаюсь, – попытался я ее рассмешить, проходя в вагон с милой улыбкой, но безрезультатно.

– Неуместны ваши несмешные шуточки. Как шут, ей-богу, себя ведете. Взрослый человек…  Еще шапочку с бубенцами в следующий раз нацепите.

– Вот, блин, забыл взять-то…

– Как только поезд тронется, я к вам подойду, – сказала она и отвернулась, давая понять, что разговор закончен.

Потертый временем вагон встретил меня мерзопакостным запахом китайской лапши «Доширак», перемешанной с ароматом грязных носков недельной выдержки, полутьмой и галдением «детей-энерджайзеров». Последние не желали ложиться спать, несмотря на «угрозы расправы», звучащие из уст усталых пассажиров. Родителей, как это обычно и бывает, и так все устраивало, и угрызений совести по этому поводу они не испытывали.

Маленький и незаметный Рихтер ютился в углу. У окна на нижнем сидении, прикрывая платком нос. Видимо, форточку он открыть не смог. Вот она – твоя сбыча мечт, пользуйся на полную катушку…  Зачем себя ограничивать? Прямо как в рекламе «Газпрома», точь-в-точь.

Альфред перелистывал толстенную книгу с безумным количеством страниц и еще большим количеством слов. Такой книгой и убить можно, если не духовно, то физически непременно. Причем читал он почти в темноте. Вагон освещался лишь светильниками дежурного освещения и луной за окном.

Похоже, он был очень увлечен, и я решил его не отвлекать. Положил сумку на лавку и сел напротив.

– Тебя в детстве не научили здороваться? – не отрывая взгляда от книги, обиженно спросил он.

– Добрый вечер, Альфред! Я думал, ты занят…

– Скорее уж ночь. И тебе доброй. Как отдохнул?

– Превосходно…  Лучше не бывает.

– Ну вот, теперь с новыми силами как попрешь вперед. Денег хватило?

– Еще даже осталось.

– Ну, и отлично!

– А почему мы не едем? Кого-то ждем?

– Я уж грешным делом подумал: тебя, но, оказывается, нет.

– Точно не меня. А мы вдвоем в купе едем?

– Сложно сказать, пока да.

– Это хорошо…  – произнес я и разлегся во весь рост на нижней полке, столкнув сумку в проход между сиденьями.

Простояли без позывов к движению мы не пять минут, и даже не десять…  а целых сорок. Зря, получается, на меня строгая проводница ругалась – не мешало бы ей извиниться. Наконец, по внутренней связи объявили отправку, и мы двинулись в долгий путь до столицы.

Через несколько минут в проходе нашего своеобразного купе нарисовались две фигуры: одна огромная, как скала, под самые фонари потолка, типичный «культурист». Я даже испугался на несколько секунд. И вторая – щупленькая, не габаритная и в глуповатых очках. Таких обычно называют «ботаниками». Почему-то попутчики ассоциировались у меня с героями мультика. Богатырь Алеша Попович, а рядом – забитый ослик Моисей. Да, недолго продлилась моя радость от комфортной поездки!

– Доброй ночи! Артем, – протягивая могучую руку, протрубила «глыба».

Что мне с его необъятной рукой делать? За палец разве что подержаться…

– Владимир, – представился я, здороваясь с громилой.

– Михаил, будем знакомы, – повторил за ним действие товарищ Артема.

– Доброй ночи, я Альфред! Приятно познакомиться! – выкрикнул из угла Рихтер и махнул ладонью.

– Взаимно, – синхронно отчеканили попутчики.

– Володя. Можно тебя так называть? – спросил Артем, сбрасывая большую сумку с плеча на пол.

– Да, конечно.

– Может, поменяемся местами? У меня верхняя полка, прямо над тобой. А эти жиденькие подпорки мне доверия не внушают. Все-таки во мне два с половиной центнера живого веса. Мало ли…  Я не настаиваю.

– Договорились, – согласился я, ошарашенный зрелищем, которое прорисовала фантазия.

Еще бы…  Кровавое месиво любого впечатлит…

– Вот и хорошо…

– Может, за встречу? Да и повод есть, – усевшись на лавку рядом с Рихтером, спросил Михаил.

– Какой? – поинтересовался Альфред, убирая книгу в старинном кожаном переплете под подушку.

– Ну, что вы, граждане…  Совсем праздники не почитаете…  Рождество на носу. Не наш, конечно, праздник, но чужие обычаи тоже уважать надо. Елку и индейку я вам не обещаю, а вот коньячок добротный предложить могу, – многообещающе сказал Михаил, доставая из чемоданчика бутылку «Hennessy X.O.». – Нет среди нас противников алкоголя?

– А я вот как раз в «гости к Рональду» заскочить успел перед поездом, – подключился к уговорам Артем. – И на закуску, и на поесть всем хватит. Для себя брал поужинать. С запасом. Знал, что пригодится. И картошечка тут у меня, и салатики, и булочки их фирменные, – бубнил он себе под нос, заваливая разноцветными коробками и картонными стаканчиками малюсенький стол. Его спортивная сумка была забита едой под завязку.

Вот так все и началось – с тоста за знакомство. Сказать, что мы выпивали, это ничего не сказать. Скорее, мы участвовали в мировом чемпионате по литроболу, в категории скоростное употребление.

Волшебный чемоданчик Михаила радовал нас все новыми порциями французского зелья, появлявшегося, словно белый кролик из шляпы фокусника. Окончательно сбился я со счета на очередном тосте за Рождество, где-то на третьей бутылке…  или четвертой.

Конечно же, мы были не одни такие – традиции уважали многие. Но шумели мы уж точно громче всех.

Летящий поезд перестукивал колесами. Голод сдал свои позиции под гнетом сорокоградусной воды вперемешку с гамбургерами. Настроение и вагон вместе с ним становились все прекрасней…

– Вот ваше белье, – пропела проводница, обрывая мои мысли. – Вы уж простите, что так долго к вам шла. Начальник поезда на планерку собирал. А еще извините, что нагрубила вам…

Проводницу было не узнать, причем преобразилась она явно в лучшую сторону. Она стала ласковой, улыбчивой и смотрела на нас преданными глазами, как побитая собачонка.

– Устала я от бардака и детей неугомонных в вагоне, – продолжала оправдываться она, теребя верхнюю пуговицу на форме. – Давно едем. Вот и срываюсь почем зря. Может, вам чай или кофе?

– Да ничего страшного, – ответил за всех Артем. – Мы попозже кофе закажем. С коньяком подадите?

– Если надо, сбегаю в ресторан, – ответила озадаченная проводница.

Судя по эмоциям, она с трудом подавляла в себе желание уже за ним побежать.

– Не стоит, сами справимся. Я пошутил.

– Я, наверное, свободна? – как-то неуверенно спросила проводница.

– Ну, мы вас вроде железными наручниками к батарее не приковали, у нас все по согласию…  Если желаете, то присоединяйтесь, – попытался отвесить шутку Михаил, освобождая для нее место.

– Пожалуй, я лучше пойду, если вы, конечно, не против, – протянула она и, не услышав просьбы остаться, испарилась где-то в коридорах вагона.

– Что с ней случилось? Кто это ей на хвост наступил? – разорвал я молчание, повисшее в тяжелом воздухе. – То хамит безбожно, то извиняется за все сразу.

– Тебе тоже нагрубила? Меня без порошка стирала. Типа из-за таких, как я, скоро колеса у поезда квадратными станут, – сказал «Алексей Попович», потянувшись почти от одного окна до другого. – Говорит: тебе надо сразу три билета в кассе покупать.

– Она и мне дерзила. Палочкой я ей, видите ли, весь пол истыкал. Летать мне, что ли, учиться, – потряхивая посохом с серебряным набалдашником, причитал захмелевший Рихтер.

– И мне…

– Ну, тогда я за всех нас отомстил, профилактику не зря ей провел, – похвастался Артем, потирая ручищи и ухмыляясь.

– Ты хоть ее не бил своими кувалдами? – возмутился Миша. Затем вытянулся струной, сощурил глаза и подбоченился.

– Нет, конечно. Что я на зверя похож? Слова гораздо убедительней, чем тумаки.

– Если начистоту, то сходство есть…  Вон ты какой здоровый! Я даже испугался, когда ты в купе наше свернул, – сказал я на полном серьезе.

– Ну, что ты так, Владимир. Я же добрый на самом деле.

– Ага, прям крокодил Гена, – разошелся не на шутку его товарищ. – Осталось гармошку купить и в зоопарк устроиться! Словами он ее убедил…  Авторитет ее твой покорил, который два метра в обхвате, – несильно ударив в живот Артема, протараторил улыбчивый Михаил.

– Я ведь могу и обидеться – без меня будете пить, – надув по-детски губы, пробубнил громила.

– Все-все…  Завязываю…  Рот на замок, замок на ключ, а ключ в непроходимое болото.

– Да, наговорила гадостей кучу…  Думала, счастливей станет? – произнес я и постучал пустым стаканом по столу.

– Ковш с помоями вылила…  Одинаковые примерно ощущения, – согласился Артем и на автомате повторил жест.

– «И, как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова…» – нараспев процитировал строчку из чьих-то стихов Рихтер и уселся с задумчивым видом. Словно мыслитель в часы прозрения, подперев подбородок рукой.

– Бегу-бегу, мальчики…  Сейчас все будет, – голосом бабули передразнил Михаил и приступил к выполнению прямых обязанностей.

– Что бы мы без тебя делали, Миша? – произнес я, ободряя его довольной улыбкой.

– Да, куда вы без меня-то…  пропадете.

– Мощь слова и сила его истинная сокрыта внутри нас. Только мы легитимны над собой и собственной совестью. А слово – это неподкупный всеми деньгами мира инквизитор с мечом правосудия в руках. Он, может, нам как помочь, так и навредить. Волшебным образом исцелить или убить. Поработить грешную душу или дать неограниченную свободу…  – ронял твердые как камень слова Рихтер.

– Этому больше не наливать, – вставил пять копеек Михаил, разливая очередную порцию отменного напитка.

– Что значит: не наливать? Еще как наливать! Я только от прелюдии к процессу, так сказать, перешел, – парировал Альфред.

По вагону прокатился раскатистый смех и прозвучал новый тост:

– За силу слов!

– Да ладно вам, герои недоделанные. Напали на беззащитную женщину. Пять с половиной головорезов на одну, – продолжил разговор Рихтер, сбросив с лица хмель.

– Что это за арифметика такая загадочная? – спросил Артем.

– Обычная арифметика: ты за троих сойдешь, Миша с Вовой по одному, а я, как самый старенький, за половинку. Ровно столько, сколько говорил, и получается.

– Ну, во-первых, мы ей войну не объявляли – она сама начала, а во-вторых…

– А, во-вторых, надо умнее быть и не опускаться до ее уровня. Вы сами-то попробуйте шесть суток в одну сторону проехать под перестук колес, а потом еще и обратно, – запыхтел экстравагантный старичок, перебив Артема. – И это при условии, что она, в отличие от нас, работает, как пчелка, от рассвета до заката, а не водку пьянствует. Мне приходилось в Благовещенск пару раз прокатиться. Поверьте мне – радости мало. К концу пути это все напоминает сумасшедший дом. Причем ты в нем не на второстепенных ролях и даже не санитаром работаешь.

– Что вы там забыли? – спросил Михаил, заинтересовавшийся темой.

– По делам ездил. Друг у меня там живет – подполковник ФСБ Анисимов. Эх, жизнь меня раньше мотала по закоулкам, темным и не очень.

– Много путешествовали? Может, расскажете?

– Не просто много…  Мне проще на глобусе показать места, где я не был, чем перечислять, где был. Везде моя нога побывала и потопталась. И в пустынях, и в степях, и в джунглях…  Даже в Арктике был…  Но я не об этом говорил…

– Да мы поняли, о чем вы, – высказался Михаил. – Я лично считаю, что в жизни нужно всегда оставаться человеком. Причем обязательно с большой буквы «Ч». Независимо от того, как она терзает, какое у тебя настроение и какие подарки от судьбы получил.

– Это ты в точку про человека подметил. Михаил, а можно нескромный вопрос? – спросил Рихтер, прихлопнув очередную стопку коньяка и поморщившись.

– Валяйте…

– Я тогда два вопроса задам. Кем работаешь? И где такой волшебный чемоданчик с «кладом мыслей» приобрести? Тоже хочу.

– Учителем в школе работаю. Прививаю детишкам тягу к истории Родины. А по чемоданчику расстроить вынужден – нет в нем никакой магии. Обычный он, и бутылки в нем такие же. Приходится докупать и докладывать, вот и весь секрет.

– Понятно…  Неплохо зарабатываете?

– На самом деле плохо, но решил шикануть. На «отпускные» коньяка прикупил хорошего. В гости к другу детства в Москву махнул. Исполнить хочу, так сказать, мечту юности – в мавзолей сходить. А трезвый я мертвяков боюсь до жути.

– Исполнить заветную мечту – это хорошо…  Только сбывшаяся мечта – это и не мечта вовсе, а реализованный план.

– Ну, пусть план, как хотите, называйте.

– Не обращайте внимание на старика, я так…  Значит, мы чужие презенты распиваем?

– Да нет! Все нормально. Коньяк – это уж очень хитрый предмет. Он если есть, то его сразу нет. А если серьезно, то думаю, что друг поймет. Не смог я устоять. Зашел и сразу увидел – хорошая компания подвернулась, нужно отметить.

– Ну, мы и не возражали, – воскликнул Альфред. – А вы, Артем, кем работаете?

– Он у нас заслуженный пластический хирург, – встрял с ответом Михаил. – Он за свою жизнь столько всего пришил и отрезал…  Даже орден в этом году получил – «За усердие во благо Отечества».

– Да что вы его слушаете? У него язык без костей. Единственная правда, что он про меня сказал, это то, что я врач. Анестезиологом в больнице скорой помощи тружусь. И не орден, а почетную грамоту от городской администрации получил.

– Ну, это тоже неплохо…  Доктор, значит…  – протянул Альфред.

– Может, перекурим? – переключился на другую тему Артем и обвел вопросительным взглядом компанию. – Воздухом свежим заодно подышим. Кто со мной?

Согласились все, кроме Рихтера. Он бросил курить еще до того, как я родился, и с нами не пошел.

* * *

Несмотря на глухую ночь и демонический храп пассажиров, беседа за «чашечкой почти чая» вскоре продолжилась. Темы перетекали от дорогих машин к шикарным женщинам, от женщин к трудностям работы и в обратной последовательности. Пока на каком-то этапе, между пятой и шестой, беседа не перешла в менее спокойное русло.

– А у меня ведь дед вторую мировую прошел, в боях под Москвой участвовал. Его в октябре сорок первого призвали. Старшиной второго пехотного полка был…  Василий Теркин звали…  Не сталкивался с ним, Альфред? – спросил развалившийся на полке Артем.

Тут же он получил от Михаила неодобрительный взгляд. И в нем не было следов помутнения от выпитого алкоголя. Хотя, может, мне показалось.

– Его еще заговоренным называли. Все битвы кровавые без единого ранения прошел. Без единой царапины. Как будто судьба его хранила.

Теперь почудилось, что лицо Рихтера едва заметно дернулось и опять стало спокойным. И тут он заговорил:

– Жестокое время…  Прошел я эти жернова…  Насмотрелся на то, как живых людей с землей перемешивают. Как черепа лопаются, словно икринки под пальцем, окрашивая все вокруг серо-красной массой мозгов. Как кишки на траки наматываются. И крики последние, душераздирающие…  Стойкий смрад смерти на поле боя…  Бр-р-р…

– Меня сейчас вывернет. Все гамбургеры наружу выйдут, – перебил его Михаил, но он все равно продолжал:

– А сколько я друзей схоронил в безымянных могилах, с касками на палках вместо крестов. Могилами-то их трудно, конечно, назвать – воронки от взрывов с кучей останков. Лучше не вспоминать об этом…  Не довелось мне, Артем, с ним повстречаться, к сожалению, хотя я тоже до Берлина дошел. Даже под флагом танцевал от неописуемого счастья.

– Да не могли они пересечься – десятки миллионы людей…  Такое только в книжках бывает, – высказал мнение Михаил. – А вы моложе своих лет выглядите.

– Стараюсь себя в форме держать. Вот вам один стариковский совет. Запомните, реальность порой, как кривое зеркало. Не все на самом деле такое, как кажется. Истина в том, что правды нет и быть не может, хотя и это, возможно, ложь. А проще всего обманывать детей, которые думают, что жизнь безумно прекрасна. Их глаза не способны увидеть зло, потому что их разум еще не делит мир на зло и добро…  – произнес Рихтер и почему-то перевел взгляд на меня. – Особенно тем, кому года три отроду…  Хороший у вас коньяк. Может, еще плеснем?

Новые знакомые смотрели на него с недоумением, хотя и я тоже не особо понимал, о чем говорил Рихтер. Но странным казались не только его слова. Сейчас меня больше волновало другое. Я где-то уже слышал о дедушке Артема, а в памяти всплывали обрывки воспоминаний о его биографии. Размытые образы личности…  Абсурд…  Может, действительно читал про Теркина где-то. Или пить надо меньше…

– Ну, вы хоть первую мировую-то не застали? – пошутил Михаил, «выжимая» последние капли в стакан. – Все, реквизит закончился, требуется обновление. Голосуем за рестарт…

– Еще бы в Куликовскую битву меня записал, которая в тысяча триста девяносто первом году была. Столько живут только боги, а я простой смертный, затянувший игру с неизбежной смертью. А она все не переходит к завершающей фазе…  Хоть бы годик еще протянуть. Может, забыла про меня…  Дела более важные.

– Ну, это уже перебор. Слишком давно уж битва с Золотой Ордой была, – сказал Михаил. – А я бы тоже не отказался от того, чтобы у смерти при воспоминании обо мне сразу память отшибало и склероз начинался. А можно еще поспрашиваю?

Рихтер кивнул и приготовился внимательно слушать. Ну, или сделал такой вид.

– Почему у вас цвет глаз разный?

– Да вы что? А я и не знал…  Дайте, скорее, зеркало.

– Вы прикалываетесь?

– Шучу, конечно, – ответил Альфред и через некоторое время продолжил: – Ничего необычного, всего лишь редкая врожденная версиколоральная экзофтальмия, вызванная отсутствием в организме церебрума. Но не буду загружать вас медицинскими терминами и вдаваться в подробности. Это никому, кроме Артема, интересно не будет.

– Ну и зараза, – сморщив лицо, высказался Михаил.

– Это не заразно. А вы долго держались. Обычно люди не выдерживают намного раньше. Вынужден вас расстроить – неизлечимо и ничего с этим не поделаешь. Но я уже за длинную жизнь привык. Хотя был у меня знакомый доктор – убирал это на некоторое время, царство ему небесное…

– Печально…  Ну, а линзы? – спросил Артем.

– Глаза не то, что их носить ни минуты не могут, веки даже вставить их не дают. Сопротивляются всеми ресницами.

– Не сталкивался раньше с такими людьми. И ничего не слышал об этом. Альфред, а вам с таким именем не тяжело было воевать? – продолжил задавать вопросы Михаил, тщательно пережевывая что-то в набитом под завязку рту.

– А что с ним не так?

– Ну, оно же немецкое! С ним с противоположной стороны сподручнее бы было.

– И что? Я русский до мозга костей, до самого кончика носа. Я всегда жил и буду жить на этой земле. Я патриот своей Родины. А имя…  Это вопрос к покойным родителям, а не ко мне. Я, может, и хотел возразить, но не смог, а их и так все устраивало. Они не могли предвидеть эту бессмысленную войну.

– А давайте выпьем за тех, кого с нами нет…  Не третий тост, конечно. Но лучше поздно, чем никогда. Стоя, молча и до дна, – с грустью в глазах произнес Артем и встал в проходе коридора.

– За тех, кого с нами нет, – поддержали остальные.

Выпили, не закусывая, и простояли с минуту в режущей уши, словно острым ножом, тишине.

– А фамилия немецкая? – не успокаивался Михаил.

– Кто вам сказал, что немецкая?

– Вроде, Володя упоминал. Или проводница…  Точно не помню. Могу и ошибаться.

– Вы правы, моя фамилия Рихтер. Это всего лишь глупое стечение обстоятельств, – произнес он и натянуто улыбнулся, вытащив из-под подушки толстую книжку.

– Так бывает разве?

– Какой настырный. Я сменил ее в далеких девяностых, для солидности была нужна. Доверия у людей к иностранцам больше. Мы ведь рассказывали, что с Владимиром работаем в антикварном бизнесе? – по-прежнему улыбаясь, сказал Рихтер.

– Тогда понятно…

– Ну что? Будем мучить мои старые больные глаза мелким шрифтом и недостатком света или?.. Как вы там говорили…  Голосую за рестарт и приглашаю всех в вагон-ресторан. Акцентирую внимание на том, что я и расплачусь. Возражения не принимаю. Такой же французский коньяк не обещаю, но что-нибудь хорошее найдем.

– Он сейчас разве работает? – удивился Михаил.

– Для хороших людей все двери открыты, лишь бы средства позволяли…

– Отлично! Мы именно такие люди и не против продолжения, – ответил за двоих развеселившийся Артем. – Всегда готов!

Он быстро соскочил с сиденья и встал по стойке смирно в проходе.

– А вот я, пожалуй, отклоню предложение. Устал я сегодня…  Или вчера…  Неважно, – зевнул я, прикрывая рот рукой. – Попросите у проводницы, чтобы чаю мне принесла. Без сахара, и главное, без коньяка. Он у меня еще пока внутри есть.

– Вова, я закажу, – сказал Михаил и поднялся с насиженного места.

– Как тебе будет угодно. Пожелай нам удачи! – сказал Рихтер, и шумная компания удалилась в ресторан.

Еще долго слышались вопли пассажиров. Русский богатырь нещадно сметал на пути торчащие в проходе ноги. Словно бульдозер на свалке с пьяным водителем за рычагами. Но вскоре все стихло.

Проводница принесла чай. Я сделал глоток и теперь в распухшей голове, словно в безумном миксере, готовился мудреный коктейль. Шматки сумбурных мыслей. Нарезки воспоминаний из эпизодов трудного дня. И гремучая смесь из тонких приправ необъяснимых чувств. Все это одновременно скакало, хлюпало, стучало, шипело, плясало и повизгивало в одном чугунном котелке.

В руках я держал наполовину пустой стакан с несладким чаем, который я пил не спеша. Стараясь полнее ощутить его божественный вкус и аромат, смакуя каждый глоток. А может, стакан все-таки наполовину полон…  Чай был еще горячий, но уже не обжигал губы и язык. В самый раз, такой, как надо.

– А все-таки наполовину полон этот стакан или наполовину пуст? – спросил я почему-то вслух невидимого, но обязательно умного себя.

Теперь я сидел и думу думал, скрипя изношенными шестеренками и морща лоб.

– Пессимист я или оптимист? Полон…  или пуст?

– Слышь, брат, завязывай. Не разламывай квадратную голову, ночь глухая! Ну, или про себя хотя бы. Что орешь-то? – послышался грубый голос с южным произношением, который сбил весь настрой.

Звук исходил с боковой полки напротив нашего купе. Самое интересное: я не помнил, чтобы там кто-то сидел. Когда он появился? Рассмотреть в сумраке, кто это был, я так и не смог. Да и наплевать.

– Устроил ромашку…  Давай, я лучше анекдот озвучу про это. Вдруг спасет, и ты заткнешься. Надо? Он короткий.

– Давай…  Все равно ведь расскажешь, даже если и не соглашусь.

– Конечно, расскажу…  Ничего от тебя не убегает. Короче…  Пессимист видит только бесконечный туннель. Оптимист – чарующий свет в конце туннеля. Реалист – зловещий туннель, свет электроламп и поезд, летящий на бешеной скорости ему навстречу. И только «машинюга» видит на рельсах трех ебл…  идиотов.

– Да уж…  Не смешно!

– Зато теперь у тебя еще больше вариантов. Мучайся на здоровье. Выбирай: кем бы ты хотел быть в жизни. Доброй ночи или, вернее, все-таки утра, – произнес он с насмешкой и отвернулся к окну.

По крайней мере, светлое пятно от его лица растворилось в кромешной темноте.

Кто я?.. А на самом деле – кто я такой? Кто вообще такой этот «Я»?.. Какой молодец кавказец – помог, подбодрил, если это можно так назвать. Я снова вынырнул в реальность, и так хотелось еще пригубить восхитительного чая…  Граненый стакан у рта. Но он пуст…  Кто-то опустошил его до меня. Непонятно…  Абсолютно сухой, два раза перепроверил – ни капли.

Вроде этого я не делал. Опоздал…  Дальнейшие размышления теряли смысл. Теперь он одинаково пуст для всех. Пусть даже я стану машинистом…

Я взглянул на часы. Время коварно подкралось к четырем часам утра. Весьма символично…  Очень хотелось спать. Затуманенное алкоголем сознание то включалось, то отключалось, вводя меня в коматозное состояние.

В районе груди я почувствовал сильную вибрацию, сопровождающуюся легким покалыванием игл электрических разрядов. Подчиняясь инстинктам, засунул под рубашку руку и сжал ее на холодной фигурке химеры…