Текст книги "Химера (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Ворожцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 35 страниц)

Вьюга протяжно воет, мороз нестерпимо крепчает. Ветер набирает сил, готовясь снести на пути все. Он забрасывает снежинками, раздирающими лицо острыми краями, а на глаза наворачиваются слезы…  От безжалостного ветра…  Или нестерпимой боли при виде апокалипсиса, которой не где-то там нереальный и далекий. Он уже здесь, передо мной.

Прячась за мертвецами и переползая от одного к другому, я продвигаюсь вперед. Осколки снарядов и шальные пули пока избегают со мной встреч. Еще пять метров до штабеля трупов, запорошенных землей и снегом, и можно немного перевести дух. Около ямы от недавнего взрыва. Нужно хоть самую малость отдышаться после марш-броска по-пластунски, по ощущениям напоминающего спринтерский забег на сотку. Как оказалось, спрятаться там решил не только я. В воронке притаился дед сто лет в обед.

Из заповедных глубин памяти ненавязчиво всплывают чужие воспоминания. Мелькают смутные образы. Выныривают невнятные обрывки реплик. Крутятся эпизоды из жизни, накрывающие волной эмоций и ощущений.

Старичка зовут Федор, – вспоминаю я. Веселый, я бы даже сказал, забавный. Он частенько развлекает байками измотанных солдат в передышках между сражениями. Зажигает на их усталых лицах детские улыбки. Озаряет радостью истерзанные души. Воспламеняет их сердца. А как он рвет меха на гармошке!

Поет он, конечно, неважно. Сказывается полное отсутствие зубов. Но на общем впечатлении это не сказывается. Старенький он. Судя по его рассказам, военную службу еще при Александре II начинал. Но сколько в жизни повидал, и какая это по счету для него война, – знает лишь он.

– Федор, не видел Василия? – спрашиваю я, вытаскивая еще одно имя из чужого сознания.

– Какого? «Терку», что ли?

– Ну да. Его, наверное.

– Там, в сохранке…  Где ж ему еще быть-то…  Вместе ютились. Обложили, гаденыши, не выкарабкаться. Патронов нема, кирдык нам седня, – говорит он, указывая пальцем на небольшую кочку на горизонте.

– А ты как выбрался?

– Везучий. Перекур подкараулил, проскочил по-тихому. А Васютка не успел. Теперь лежу, момента жду. Тут ведь, как у черта за пазухой. Хотя кощунство это, разрази меня гром, в трупах таиться. Но не я эту «брань» затеял…  Не гневайся, лейтенант.

– Все нормально, спасибо за помощь. Удачи, дедушка Федя! Пополз я дальше, – кричу я ему и разворачиваюсь в нужном направлении.

Слышится дикий рев…  Близко…  Шлепок. Лицо забрызгивает чем-то горячим и мокрым. Тишина…

Протираю глаза. Опять весь в крови. Не своей…  Обернувшись, вижу труп несчастного старика. Череп его от осколка разлетелся на куски, забрызгав все вокруг кровью и серо-желтой массой.

Не работает примета…  Падают, оказывается, бомбы в одну воронку.

Мы с Сергеем здесь тоже уже заканчивали путь. В прошлый раз бомба попала не в старика…  Ползти…  Ползти…  Уже совсем близко…

* * *

Сантиметр за сантиметром я вздыбливаю руками мертвую землю, перемешанную с человеческим фаршем. Запах крови, смешанный с морозным воздухом, будоражит обоняние. Ползу вперед, но кажется, что все дальше отстраняюсь.

Я уже не человек…  Машина, лишенная чувств. В гидравлической системе промерзло все масло. Шестеренки работают на износ. Топливо на исходе. Бензобак пуст…  Лишь пары…  Только заложенная в стального монстра программа заставляет существовать и стремиться к цели. Затухающее сознание держится одним лишь пальцем над обрывом в бесконечность, зная, что обратной дороги нет.

Слышу хлесткие однообразные команды: «Ползи, ползи, ползи…»

Я не вижу адского пламени войны, лишь ледяную пустыню мертвой планеты и громадную прозрачную кобру. Она подпирает небесный свод, опершись на хвост и развернув капюшон. Хладнокровное пресмыкающееся готово к смертельному броску…

Чрезвычайно реалистично, чтобы быть сном, но слишком иррационально, чтобы считать реальностью. Триумф сумасшествия над разумом продолжается. Безумие бессмертно, его не задушишь, не убьешь.

Вспышка вдалеке…  Визгливый, нарастающий грохот почти разрывает барабанные перепонки, выводя меня из состояния, близкого к трансу. Разрушительные взрывы, подобные грому, где-то рядом, за спиной, почти наступают на пятки.

Разум возрождается, работает с новой силой, сжигая потаенные резервы организма.

Еще один шлепок…  Комки застывшей земли, словно камни, бьют в лицо. Разлепляю глаза…

Громадная мина в полуметре от лица. Она ухмыляется и шелестит крылышками, завораживая смертельной красотой. Новенькая. Блестящая. Муха на ней не сидела…  Игрушка психопатов.

Ужас подрывает распухший мозг, подобно атомной бомбе, раскидывает его куски по пустоте вечности. Волосы встают дыбом, застывая стальными проволоками. Поджилки трясутся, а по всему телу носятся и кусаются одуревшие от страха ядовитые самки гигантских сколопендр.

Я до безумия устал умирать…

Мне до тошноты надоело начинать все сначала…

Время течет, как загустевшая бордово-черная кровь…  Не торопясь. Секунда за секундой…

Но ничего не происходит…  Взрыва нет!

Ни через минуту, ни через три…  Взрыватель не сработал от удара! Меня переполняет радость. Умопомрачительное везение. Джек-пот! Хотя это намного лучше, чем даже выиграть миллион долларов в лотерею.

Окрыленный удачей, я вскакиваю и оставшийся путь до убежища пробегаю сломя голову. Ныряю в окоп и тяжелым ударом сапога распахиваю дверь бревенчатой подземной избушки.

Эта необдуманность едва не стоила жизни. Хорошо, что солдат в убежище, прежде чем стрелять, сначала смотрел в кого.

Землянка небольшая и темная. Освещается лишь керосиновой лампой. Из мебели – парочка пней вместо стульев и прогнивший деревянный стол. На нем лежат скомканные карты.

Передо мной мужчина лет тридцати, коренастый, невысокий. Со злыми глазами и топорщащейся двухдневной щетиной на мужественном лице. Судя по погонам – старшина. Он направляет ствол автомата прямо в центр моего лба. На спусковом крючке еле заметно подрагивает палец, готовый в любой момент спустить крючок.

– Не стреляй! Свои! – кричу ему и поднимаю руки вверх.

Плавно, не торопясь, до тех пор, пока не подпираю ими низкий потолок, покрытый слизью и копотью.

– Свои дверь с ноги не открывают! Ну, или хотя бы отборным матом приветствуют.

– Да наш я…  Точно…  Документы предъявить могу, – говорю я и пытаюсь опустить одну руку во внутренний карман шинели.

– Стоять, стрелять буду! – орет он так, что лицо его багровеет, – Что мне твоя ксива? Вы, фашистские гниды, их уже рисовать научились…

– Они настоящие, – перебиваю я старшину.

– Лучше я тебе, перед тем как голову разнести, ноги прострелю. И ты мне все расскажешь. Исповедаешься напоследок, – гаркает он, опуская дуло автомата чуть ниже. – Сегодня я за старшего. Я твой бог! Если для вас, узурпаторов, он существует.

Почему Сергей меня не остановил перед дверью? Неужели забыл?.. Или он здесь раньше не был? Как теперь выкручиваться? Теркин же пристрелит меня, как бешеную собаку! Придется импровизировать…

– Как скажешь, только не делай глупостей. У нас нет времени, старшина. Федор, друг твой, уже мертв. Немцы рядом, нельзя терять ни минуты. Слишком мало времени.

– Ты его и замочил. А имя угадал…  Хотя нет – документы нашел.

В этот момент в голове мелькает спасительная мысль. Блокнот в кармане на груди…  Вернее, не сам ежедневник, а текст, написанный в нем на третьей странице. Эту запись оставила медсестра, которую он случайно спас от неминуемой смерти. Хотя он даже имени ее не узнал…  Девушка растворилась без следа на следующее утро. После этого все и началось…  Но сейчас важно другое…  Сергей помнит текст наизусть, ведь он перечитывал его тысячи раз. Помню и я…

– Объясни тогда это. Теркин Василий Степанович, старшина второго пехотного полка. Тысяча девятьсот четырнадцатого года рождения. Беспартийный, несудимый, призван в ряды советской армии в октябре тысяча девятьсот сорок первого года. К первой боевой награде представлен семнадцатого декабря за…  Продолжать?

– Почти убедил, хватит. Но документы все же кинь!

Я вытаскиваю военный билет из кармана шинели и делаю все, как он просил. Солдат приседает на корточки, поднимает документы и внимательно их изучает, не отводя от меня ствол.

– Все в порядке, товарищ лейтенант! Извиняй! Ошибочка вышла. Не злодействуй…  Сам понимаешь, нервы на пределе. Шляются тут всякие, – говорит он и опускает ствол автомата.

Все-таки я нашел Теркина, но лучше перепроверить. Права на ошибку у меня нет.

– Принято, старшина…  Но я, пожалуй, тоже тебя проверю. Фамилия командира?

– Зубов…

– Номер части?

– Тридцать девятая…

– Какой сейчас месяц, год?

– Сорок второй, февраль был с утра. Странные же у тебя вопросы…

– Отлично, все верно…  Ну, здорово, Василий, – говорю я и протягиваю руку, перемазанную землей и сгустками крови.

– Чудной ты, лейтенант Сергей Слепаков. Здорово!

Его рука смыкается на моей, и где-то внутри рукопожатия проскакивает с треском миниатюрная молния, яркой вспышкой осветившая землянку. Он отскакивает и смотрит ошарашенными глазами.

– Что это за хрень? Ф-ф…  фокусник, что ли? На гражданке видел такого ч-ч… чудилу на представлении, – заикаясь, бормочет он и смотрит на ладонь в поисках повреждений или ожога, которых там точно нет.

Их просто не могло там быть, ведь в руке я ничего не держал. Через рукопожатие Сергей передал самое ценное – дар неуязвимости…  Все, как просили голоса в его голове. Он оттачивал эту способность целую тьму времени. Ведь даже сам не помнит, когда это все началось. Не помнит лейтенант и то, почему это делал…  Не знаю этого и я…

– Фокусник, почти Дэвид Копперфильд…  Но больше волшебник.

– Кто «почти»? Не разобрал…

– Забудь, неважно. Я пошутил неудачно. Для тебя это имя еще долго будет пустым звуком.

– В репу бы тебе навалять за такие шуточки. Но субординацию по уставу соблюдать следует. Эх, попался бы ты мне такой веселый в деревне! В бараний рог бы согнул.

– Да не стоит, не со зла я. Статические разряды на руке накопились.

– Какие разряды?

– Статические…  Не забивай голову.

– Я и не забиваю…  Знать просто охота.

– Я же говорю: случайно получилось…  Угостишь махоркой? – спрашиваю я Теркина, переводя тему разговора в новое русло. – Курить хочу, аж блевать охота.

– Да не вопрос, товарищ лейтенант.

Все получилось, я счастлив и…  Вернее, у лейтенанта Слепакова все получилось. Мы с ним счастливы и довольны. Миссия выполнена. Товар у клиента. Вот только почему для меня все не закончилось? Почему я по-прежнему здесь? Неужели я должен умереть?

Василий и я сидим на холодном полу и безбожно смолим, выпуская тяжелые, густые клубы дыма. Убежище сотрясается от взрывов. Кажется, еще одно меткое попадание – и землянка свернется, похоронив нас прямо под собой. Посреди толстых бревен и тонн земли. Но пока нам это только мерещится…

– Выбраться тебе живым из этой заварушки надобно, Теркин, – протягиваю я, выпуская очередную порцию дыма ровными колечками.

– Все хотят жить. Это каждая тварь божья разумеет.

– Все не смогут, а тебя ждут великие дела.

– Какие дела у пушечного мяса? – смеется старшина, сотрясая стены. – Грудью амбразуру дота прикрыть?

– Нет, более важные. Но я не могу о них рассказать. Сам узнаешь, просто еще не время…  Ты обязан выжить.

– Кому обязан? Никому вроде ничем не обязан. Я бы помнил, товарищ лейтенант.

– В первую очередь, себе. Я уже свою партию в покер отыграл. Кредит исчерпан, пора возвращать долги.

Мне остается лишь умереть, и я проснусь…  Тогда я отхлебну коньяка и расскажу эту историю Рихтеру. Вместе посмеемся над моим похмельным бредом…

– Половину слов скумекать не могу. Странный ты все-таки, лейтенант. Взгляд-то у меня наметан. Впечатление, что ты вроде как помирать надумал, а сам от радости сияешь.

– Не понять тебе моего счастья…  Василий, я бог знает когда уже умер на этой глупой войне, – заговорил теперь внутри меня Сергей. – Для меня уже давным-давно нет вчера или завтра. Осталось лишь бесконечное сегодня. Каждый день я выпиваю со смертью на брудершафт. Я принял ее, как нечто неизбежное, и свободен от нее. Я выполнил то, что должен был. Теперь твоя очередь.

Василий, не знаю, для чего передан этот дар, но я тебе не завидую. Легкие пути – это не твое, я в этом уверен.

– Ужасные слова говоришь…  Сердце напополам рубят, словно топором. И внутри печаль и тоска несусветная остается. И я ведь кумекаю, что не ты один – все мы тут такие, – вздохнув, шепчет старшина и отшвыривает потухшую папиросу.

– Не мы себя такими сделали…

– Да я понимаю. Вот ответь мне, лейтенант. Ты же тямистый мужик, зуб даю. Дуракам в советской армии звезд не дают. Им на месте награды вручают. Свинец в грудь и все…  корми червей. Кому все-таки нужна война? Жестокая, беспощадная…  В чем ее смысл? Я понимаю, что не должен тебя об этом спрашивать…  И если пристрелишь сейчас, тоже не обижусь. Так мне и надо…  Понимаешь, лейтенант…  Накипело…  Устал я от войны…

– Война…  Да нет в ней смысла…  Глупость сплошная…  Неведомо мне, кто и для чего создал это царство пороков. Этот изощренный способ убийства, не только физического, но еще и духовного. Неизвестно, кому она нужна…  Знаю лишь то, что мы шаг за шагом движемся по дороге в ад, выложенной из сложенных плечом к плечу трупов героев. Знаешь, для чего?

Судя по всему, накипело не только у Теркина, но и у Слепакова. Слова выплескивались из него, а я слушал и запоминал. У него явно было много времени для того, чтобы подумать…  И это не могло не пугать…

– Для чего?

– Чтобы сгореть без следа в адском огне войны. Мы стремимся стать пылью под безжалостной поступью истории. На этой дороге из костей длиною в несчетное количество километров, которая способна обогнуть земной шар по экватору. И я не говорю о славных воинах, которые погибают здесь. Я говорю, Василий…  обо всем человечестве. О русских, украинцах, поляках, немцах, итальянцах и многих других…  Целые поколения уходят в вечность, даже не узнав, что в этой жизни, кроме ненависти, есть еще любовь. Тысячи, миллионы исковерканных военной машиной человеческих судеб…

Теркин умолкает, бессмысленно уставившись в пустоту. Приоткрывает рот, но не может ничего произнести.

– Нет у тебя ответов, и у меня их нет. На эти вопросы у большинства нет ответа. А у кого есть, те не скажут. Да и не встретишь ты их никогда, Василий.

– Складно ты говоришь, но не со всем согласен. Найду я этих, которых встретить нельзя…  Зубами буду землю грызть, но отыщу. Чувство у меня необычное внутри проснулось. Справлюсь я теперь со всем. Подсобил ты мне, лейтенант, – отблагодарить тебя надобно. За добро добром нужно платить, – с горячностью говорит он, шаря в нагрудных карманах.

– Да ну, что ты, успокойся…

– Нет, так надо. Вот, держи серебреник. У пленного языка на днях на тушенку выменял. Он говорил: удачу приносит. Я не верю, конечно. Приносил бы удачу – не поймали бы, но чем черт не шутит. Да и мне он без надобности оказался. Лучше бы от пуза наелся, дурная моя голова, – уговаривает он меня, почти силой заталкивая блестящую монетку номиналом в пять рейхсмарок в руку.

Это была монетка, которую я с похмелья нашел в кармане. Ну, или один в один такая же…  Проекция из реального мира…  Это точно сон…  Надо завязывать и искать место, где появляется надпись «you win».

– Хорошо, пусть будет так. Спасибо!

– И тебе спасибо…

– Ладно, засиделись мы, Теркин…  Слишком уж спокойно стало. Фашисты начали штурм. Готовься…  После того, как я выйду, считай до тридцати и беги отсюда быстрее ветра. Иначе ничто не спасет. К черту, Василий! Удача у тебя уже есть.

Вскакиваю с пола и устремляюсь к двери, скидывая шинель и доставая из кобуры трофейный пистолет.

Не прощаюсь…  И не оглядываюсь…

* * *

Дощатая дверь распахивается. Первым же выстрелом из «Парабеллума» я разношу башку бойцу Третьего рейха, который почти подкрался вплотную к нам. Добро пожаловать в царство теней!

Короткая перебежка до ближайшего угла. Еще два выстрела по беспечным штурмовикам. Одному в открытую шею. Фонтанирующая кровь и предсмертные хрипы…  Незабываемое зрелище…  Второму добавляю в груди новое отверстие под железные кресты. Не особо изысканно…

Ответная очередь из автомата продолжается еще несколько секунд. Щепки летят, как праздничное конфетти. И снова тишина. Не слишком точные попадания, но вполне убедительные. Остекленевшие глаза мертвецов даже не спорят со мной.

Какие же у них до безобразия чистые и сытые морды, аж противно!

Немного нужно переждать. В следующем ответвлении окопа еще три черных изваяния. Видимо, сбежались на выстрелы. Если бы не грозное оружие в их руках, то я бы от души посмеялся. Выглядят они комично, хоть сейчас в цирк отправляй с уже готовым номером.

Долговязый тип в кожаном плаще и мохнатой шапке-ушанке. Он размахивает автоматом вместо копья и напоминает хитроумного Дон Кихота. Низкорослый «гном» в стальном «шлеме Дарта Вейдера» и в тулупе из овчины до пола. Этот перекатывается с места на место, подчиняясь жестам долговязого. И скрюченная «бабушка» в осеннем пальтишке, которая перемотала голову и лицо краденной у крестьян шалью и шерстяным шарфом. Так, что даже глаз не видно.

Нехорошо стрелять в пожилых людей, но здесь их нет. Я подавляю приступ истерического смеха и сосредотачиваюсь. Стоит рискнуть…

Застать их врасплох уже не удастся. Но и такой наглости они тоже не ждут. Выпрыгиваю прямо на них, стреляя почти в упор. Двое соглашаются с предложенной смертью, благо, защитных касок на них нет. А вот третий, самый круглый, отпрыгивает, как резиновый мячик, и теперь огрызается короткими очередями из укрытия.

Выбираюсь из окопа и обхожу фашиста с другой стороны. Подкрадываюсь, двигаясь лишь под звуки стрельбы. Камень летит в противоположную от немца сторону, а пуля устремляется к его затылку. Их встреча неизбежна – это аксиома…  Излишки ума со свистом вылетают на промерзшую землю.

Мне начинает это нравиться…  Я сам себя все больше пугаю…  Не думал раньше, что так легко убивать людей…

Рука его все еще сжимает спусковой крючок, отправляя пули в невидимого противника. Но это длится недолго. Вскоре автомат уже пуст.

Больше перекуров не будет. Еще одна штурмовая бригада на горизонте. Сколько же их на меня одного. Да и дело не в количестве, а в качестве. Один их вид вселяет ужас, заставляя свободолюбивую душу искать новое пристанище. Игры кончились, это уже не «соломенные куклы».

Черные бездушные убийцы, одетые в бронежилеты. Они идут плотным, нерушимым строем ко мне со штурмовыми винтовками «M-16» наперевес. Сверкают красными от злобы глазами и руническими молниями на петлицах. Элитные эсэсовские головорезы, не знающие страха.

Откуда у них такие автоматы? Явно ведь еще не время для них…  Это все больше напоминает бред. Сомнений в том, что это сон, уже почти не остается…

Возле ног трупа лежит бесхозная «колотушка» – самое надежное средство для поражения живой силы. В «Парабеллуме» остался последний патрон. Остается ждать, пока подойдут ближе. Отвинчиваю крышку в нижней части рукоятки. Дергаю за выпавший шнурок с фарфоровым кольцом. Прячу гранату за спиной, заталкивая за пояс, и начинаю внутренний отсчет…

Выпрыгиваю из укрытия прямо на эсэсовцев с пушкой и звериным оскалом. Выстрел…

Но в этот раз я промахиваюсь. Эсэсовец уворачивается, сместившись в сторону. Еще одно рефлекторное нажатие на спусковой крючок…  Ничего…  Щелчок.

Все, чего я добиваюсь, – разваливаю их стройный ряд. Теперь они рассыпаются вокруг, наставив автоматы на меня.

– Чего ждете, уроды? Feuer!

Срываюсь с места, стиснув до скрипа зубы, и выпрыгиваю вперед. Рукоятка пистолета с хрустом вписывается в переносицу бригадного вождя. В стороны разлетается свеженький коктейль из смеси белков глаз, соплей и крови. Как будто тут и должен быть пистолет.

Поворачиваюсь вправо, одновременно выхватывая кинжал из-за пояса обмякшего покойника.

Отличный тесак…  С выгравированным на обоюдоостром клинке девизом «Meine Ehre heißt Treue!» и удобной рукоятью из лакированных деревянных накладок. Посередине их размещается металлический имперский орел со свастикой, а над ним рунные символы молний. Не то чтобы я все это рассмотрел за доли секунды, просто видел такие ножи раньше…

– Подавись своей лживой честью, фашист! – выкрикиваю я.

Уверенный взмах рукой, и нож находит себе место в шее ненавистного врага. Оружия больше нет…  Теперь придется разрывать глотки зубами и захлебываться кровью врага. Вот оно – упоение фатальной битвой. Живым мне уже не уйти…

Бросаюсь вперед. Слышу дым и чувствую гарь костра…  Все мосты сожжены…  Времени остается все меньше. До взрыва гранаты совсем немного…

… семь, восемь…

Одновременные очереди с двух сторон пронзают тело насквозь. Я почти мертв, но тело несется дальше, чтобы в последний раз вонзить ногти в плоть и сомкнуть челюсти на кадыке мерзкого изверга. В сознании и душе уже нет ничего человеческого, лишь звериная ярость.

Безудержная, неукротимая, лютая…

… девять, десять…  все…

Пространство раздирает ужасающий взрыв, разбрасывая мясное ассорти из захватчиков и меня, обагряя одинаково красной кровью землю. Она стонет от нестерпимой боли и содрогается в конвульсиях.

Но меня уже нет…

* * *

Тело по-прежнему потряхивает, но сознание подтверждает, что теперь это точно не сон.

– Владимир, вставай! Надо уходить! Вставай! Нельзя терять времени! – вопил Рихтер.

Вцепившись с недюжинной силой за грудки, он приподнимал меня от лежанки на несколько сантиметров при каждом рывке. Странное ощущение дежавю…  Как тогда, в парке…

– Что случилось? Куда спешим? – спросил я, осматриваясь и протирая глаза.

Засыпал я в поезде и очнулся вроде здесь же. Я оказался прав – бессмыслица про войну всего лишь страшный сон…  Алкоголь и усталость…  Весь секрет бреда.

Вот только шума стало больше. Добавились крики и животный рев. Откуда бы им взяться?

Левая рука ныла от боли. Разжав кулак, я посмотрел на ладонь – серебристая фигурка, а под ней такой же формы глубокий ожог и запеченная кровь по краям. Что за ерунда? Может, галлюцинации – дело рук Химеры?

– Уходить надо по-английски и как можно быстрее. Адская бездна разверзлась. Мир сошел с ума. Демоны восстали из небытия.

– А попроще? Без аллегорических хитросплетений.

– Хотел бы я, чтобы все было по-другому, но все именно так, как я говорю. Да ты сам посмотри, что валяешься-то? – покрикивал Альфред, хватая со стола толстую книгу.

Пролистав до половины, он ткнул пальцем в страницу. Разорвав ее, вытащил из тайника в книге сверкающий нержавеющей сталью револьвер «Colt Anaconda» сорок пятого калибра.

– Вы меня пугаете, Рихтер! Что еще у вас припасено? Мы на львов будем охотиться? – попытался я пошутить, по-прежнему ничего не понимая. – Я их даже уже слышу…

– Хуже. Намного хуже, – отправляя патрон за патроном в барабан револьвера, вздыхал Альфред.

Я вылез в проход и замер от увиденного. Снова кровь, вагон утопал в ней…  Кровь везде…  Свисает густой темной слизью с потолка, стекает со стен, заливает пол. Светильники мерцают стробоскопическим эффектом от короткого замыкания в проводке. Изувеченные, погрызенные, изрубленные тела, на которых болтаются лоскуты кожи, обнажая проплешины красных мышц. Невыносимая тошнотворная вонь от сырого мяса, как на скотобойне. Окровавленные клыки на мордах уродливых тварей, которые недавно были людьми. Чокнутые дети и старики, наматывающие на себя с истерическим смехом патронташ из кишок, словно безрассудные животные.

Этот мир не просто сбрендил, его заполонили толпы гребаных зомби, жаждущие человеческой плоти. Безумием была пропитана каждая их клетка…  Они не слонялись в поисках чудесным образом спасшихся людей, обладающих иммунитетом к опасному вирусу. Эти монстры пожирали себе подобных, набрасываясь друг на друга, вгрызаясь в тела и вырывая куски кровавого мяса. Это напоминало фарш на выходе из мясорубки. Даже Resident Evil после этого казалась лишь доброй игрушкой, не содержащей сцен насилия.

Сон про войну мне нравился больше. Там были те, кто с тобой, и те, кто против тебя. Во сне все-таки был смысл…

– Как?.. Что?.. – трясущимися губами спросил я, так и не сформулировав до конца вопрос.

– Я же тебе говорил: ад совсем близко. Но зомбаков не бойся, главное, не мешай им истреблять друг друга. Они не обращают на нас внимания. Иначе я не смог бы тебя разбудить. Да и будить бы некого было…  Страшны нам те, кто идут за мной. Вернее, за нами. Кстати, это наши попутчики.

В этот момент у меня закончились не только слова, но и мысли. В происходящее совсем не хотелось верить…

– Что?

– Да, именно так: Миша и Артем. Хотя вряд ли это их настоящие имена. У меня сразу возникли подозрения, что они не те, за кого себя выдают. Старого еврея не проведешь. Это бездушные машины смерти. Вестники ада…  Черные всадники апокалипсиса…  Называй их как хочешь, суть останется неизменна.

– Что…  Что случилось?

– Ты многословен, как никогда, – криво улыбаясь, говорил Рихтер, скидывая вещи в походную сумку. – Хотел бы объяснить, но не могу. Сидели. Тихо, мирно жевали посредственного качества еду и пили такой же коньяк. Мило беседовали о жизни.

– И?..

– Я вышел по нужде. Когда вернулся, увидел зачатки помешательства через стекло тамбура. Официант с бешеными глазами подбежал к столу и со всего размаху воткнул вилку в руку «учителя». На что он молниеносно ответил. Схватил со стола десертный нож и перерезал ему шею, словно самурайским мечом. Затем схватил окровавленный «кочан» и ударом кулака отправил в окно. «Доктор» тоже не растерялся. Выхватил из-за пояса наган и разнес на куски башку подоспевшего директора вагона-ресторана. Тут они заметили меня, а я увидел их глаза…

– Что…  с их глазами? – спросил я почти шепотом.

– В них черная ярость всего мира. Но не такая, как у этих пожирателей плоти. Она осознанная и управляемая. Это хладнокровные убийцы.

Паника поработила меня, смывая остатки рациональных мыслей.

– Почему они охотятся за нами?

– Не знаю…  И спрашивать их об этом у меня желания нет. Я им точно ничего плохого не делал.

– Отчего они не убили нас раньше, еще в купе?

– Неизвестно, Владимир. Может, сначала не хотели, а потом передумали…  Возможно, они тоже сошли с ума, как и остальные.

– Тогда почему мы не сошли с ума?

– Я не знаю…  Повезло…  Прими, как факт. Или ты жалеешь о том, что еще разумен?

– Нет…  И что нам делать?

– Я уже сказал: сваливать! Если получится, конечно. До нас еще четыре вагона, и они теряют время, зачищая на пути эту безумную толпу. Я поначалу думал, что эти зомботвари с ними быстро справятся, и смотрел за бойней из другого конца вагона. Не тут-то было…  Они профи…  Артем черепа зомбаков расколачивает рукояткой ствола. Патроны у него закончились. А второй, шутник, который мертвяков боится, за ним следом. Ножиками столовыми вертит. Мясо потрошит, отделяя филе от белых костей, как виртуозный кулинар. Только аплодисменты не раздаются, просто некому уже рукоплескать. Слаженный у них тандем получился, несильно это их задержит. Да и пистолет нам вряд ли поможет. Я видел, как в Артема охранники стреляли, до того, как сбрендили окончательно. Пули его облетают – зигзагами и в сторону. Ладно, хоть обратно в стрелка не возвращаются. Заговоренный он словно, неуязвимый, я бы сказал. Вот такие дела…

Что случилось со всеми этими людьми? Что уничтожило их разум? В них не осталось ничего человеческого, лишь звериная ярость! По какой причине они не нападают на нас? Почему Артем обладает даром неуязвимости, который я во сне передал его деду? Эти события связаны? А Химера? Какая роль у нее? Вопросов было явно больше, чем ответов.

– Уходим? – спросил я, останавливая неуместные сейчас мысли.

– Ну, я думаю, на дорожку присаживаться не стоит, – сказал Рихтер, натянуто ухмыльнулся и рванул вперед, не дожидаясь меня.

Мы шлепали по кровавому месиву, обходя монстров, чтобы не помешать невзначай их трапезе. Только запрыгнули в тамбур, как с другой стороны вагона возникли «лучшие друзья», залитые кровью с ног до головы. Рихтер не только не соврал, а даже не приукрасил. Выглядели они именно так, как он говорил. Казалось, еще немного – и стекло разлетится на мелкие осколки под напором ужасающе подавляющих взглядов, насыщенных яростью.

– Открывай двери, быстро!

– Зачем?

– Прыгать будем! – заорал Рихтер до рези в ушах, отталкивая меня от окошка и наводя на преследователей пистолет.

– На скорости сто километров? Харакири намного гуманней…

– Самоубийство – оставаться здесь, там шансов выжить гораздо больше. У тебя еще есть варианты?

– Нет…

– Тогда вскрывай дверь, я их задержу. Хочешь жить, умей вертеться…

Артем быстро приближался. Раздался оглушительный выстрел. В стороны разлетелись осколки стекла, рассекая мне кожу на лбу и заливая кровью глаза. Мощная отдача отнесла руку Альфреда в сторону, но сам он устоял на месте, даже несмотря на раскачивание платформы. Доли секунды – оружие снова на линии прицела и готово повторно стрелять.

Даже не знаю, кто из них всех теперь меня больше пугал…

В районе сердца, на богатырской груди Артема красовалась симпатичная дырочка, из которой хлынула красная струя. Но он двигался вперед, не обращая на «мелочи» внимания. Видимо, мог жить и без каменного сердца. Ни страха, ни боли, ни эмоций…  Ни одна жилка не дрогнула на лице, лишь…  глаза. В них закралось удивление, пробивающееся через черную маниакальную злобу. Изумлялся и я, ведь пуля попала точно в цель, без каких-либо проблем. Либо Рихтер ошибся в его сверхспособностях, либо таланты у Артема внезапно исчезли. Хотя это к лучшему – у нас появился призрачный шанс.

– Что ты залип, Володя?! Быстрей! – надрывал горло Альфред, стреляя повторно. На этот раз в область третьего глаза.

Точное попадание в голову почти всегда фатально, особенно из такого калибра. Причем независимо от содержащегося в ней количества мозгов и толщины лобной кости черепной коробки…  Вот только сегодня это не принесло результатов. Громоздкое тело по-прежнему стремилось к нам…

– Охренеть! – завопил я как резаный.

Нечеловеческими усилиями я выламывал двери, сдирая кожу о промерзлый металл. Дверь поддалась. Напор свежего воздуха и колючий снег хлынули в задымленный тамбур.

Перед глазами теперь суровый пейзаж – ледяная пустыня, сверкающая под светом далекой луны. Без единого кустика и деревца…  Мелькали столбы линий электропередач, размываясь в сплошной поток. Яростный поезд мчался вперед на всех парах, навстречу непокоренной вечности. Он летел даже быстрее, чем мне казалось вначале, разогнавшись до предела.

Безумие…  Хотя и немудрено – машинист тоже человек. Наверняка он, как и все, сошел с ума. И теперь кого-то дожевывает. Или его догрызают. Идея Рихтера прыгать – это безрассудная казнь собственными руками.

Выстрелы продолжались, разрывая грохотом перепонки, пока не послышался характерный щелчок осечки. Вполне закономерной, логичной и ожидаемой.