Текст книги "Проделки Лесовика"

Автор книги: Дмитрий Ольченко

– Огреть его дубинкой? – спросил Юрка.

– Зачем? – удивился Х-Девятый. – Он ведь не причинил тебе зла.

– А попадись я в его сети?

– Так не попадайся!

– Но я могу запутаться в ней по неосторожности!

– А ты будь осторожён! – воскликнул Х-Девятый. – Знаешь, мне кажется, что ты чересчур воинственный. Я смотрел, как ты вел себя в битве с черными муравьями, как опустошал их ряды…

– Но это же война! Не мы их – так они нас. Хочешь выжить – убей врага! Разве не так?

– И так и не так. В той войне больше виноваты мы сами. Надо было уладить миром, не доводить до побоища. Но никто даже не пытался поговорить о мире. Вот в чем беда.

– Я думаю так: о мире говорят, пока вокруг мир, а началась война – надо воевать и убивать врагов, – заметил Юрка.

– Ты вон их сколько убил тогда, а что доказал? Ты убил множество жизней – у тебя спокойна совесть?

Юрка ответил не сразу. Он долгое время шел молча, размышлял.

– Конечно, если направить мысли в другую сторону, то и война, и эти бессмысленные жертвы – все ужасно, а главное – не знаешь, на чьей стороне справедливость. Те же черные муравьи! Зачем они преследовали нас?

– Погоди, они ведь по-своему правы. Мы нарушили их границу, вторглись на их территорию, – из-за тебя, между прочим.

– А сейчас, когда мы идем к яблоне, мы не окажемся нарушителями? – спросил Юрка.

– Яблоня растет на ничейной земле. Раньше там был сильный муравейник, но однажды поздней осенью его разворотил медведь. Муравейник так и не восстановился. К тому же его доконали многочисленные паразиты.

– Я хочу закончить разговор о крестовике. Ты сказал, что если быть осторожным, то не попадешься в его сеть. Но ведь иногда поневоле забываешь об осторожности! Так что – из-за этого умирать?!

– Несомненно! – ответил X-Девятый. – Здесь все справедливо. Крестовики живут благодаря неосторожным насекомым, а неосторожные насекомые, согласно законам естественного отбора, – не самые лучшие насекомые. Как ни парадоксально, сам крестовик заинтересован в том, чтобы осторожных насекомых было побольше. Иначе все они погибнут. Исчезнут насекомые – начнут голодать и вымирать крестовики. Видишь, как получается? Тут есть над чем подумать.

– Но я не хотел бы, чтобы паучий род продолжался ценой моей жизни, – сказал Юрка. – Я хочу жить, притом долго.

– Я рад, что у тебя такие намерения. Надеюсь, ты будешь достаточно осторожным, чтобы не помешать им осуществиться. Только этого мало. Мало одной осторожности. Нужна еще и мудрость, и энергия, и способности, и еще много кое-чего…

Муравей, как обычно, шел впереди и мудрствовал. Он любил отвлеченные рассуждения, и это не вредило только потому, что его сородичи примирились с его нестандартностью.

– Ты зануда, – вдруг сказал Юрка, прервав рассуждения приятеля.

– Почему? – вытаращился муравей.

– Любишь поучать. Когда это в меру – терпимо. Но так редко бывает, когда поучают в меру!

– Ты обиделся, – сказал муравей. – Тебя, видно, много поучали. В таком случае – извини. Больше не буду.

– Караул! – вдруг закричал Юрка не своим голосом.

Муравей оглянулся. Его двуногий друг трепыхался в паутине. Угораздило-таки! Муравей подбежал, схватил Юрку за штанину и начал оттаскивать.

– Не трепыхайся! – крикнул муравей. – Так ты лишь сильнее запутываешься!

Как ни напрягался Юрка, как ни тянул его муравей, освободиться из паучьей ловушки не удавалось. Взглянув вверх, Юрка увидел, как из-под листка, где таилось убежище грозы мелких насекомых, выскочил паук и побежал к Юрке.

– Паук! – заорал Юрка.

– Отмахивайся палкой! – посоветовал муравей. – Не подпускай его близко! Я сейчас вернусь!

Паук подбежал устрашающе близко и приготовился вонзить в жертву ядовитые челюсти – хелицеры. Несколько заколебался – жертва была не похожа на обычных насекомых. Все Юркины нервы были напряжены до предела. Он понял, что панический страх его убьет, поэтому перестал трепыхаться и попытался обрести устойчивость. После не долгих сомнений паук бросился на Юрку. Мальчишка взмахнул дубинкой и обрушил ее на паучью голову. Оглушенный, паук отскочил от Юрки, сообразив, что здесь обычная паучья тактика не годится. Оставаясь на безопасном удалении, крестовик стал кружить вокруг да около. Хотел убедиться, что мальчишка увяз напрочь. Крестовик перебрался наверх и над самой головой мальчишки выбросил липкую петлю. Юрка мотнул головой, увернулся от петли, паутина упала на левую руку, которая и без того была вся в узлах. Крестовик, видно, рассудил, что лишняя петля не помешает.

Когда крестовик, забрасывая очередную петлю, забылся, Юрка еще раз достал его дубинкой. По-видимому, удар пришелся по паутинному бугорку – крестовик перестал закидывать мальчишку петлями, ушел на середину сети и затаился. Посчитал, что время работает на него. Жертве не удастся высвободиться, она устанет еще больше. Паук тем временем отдохнет и набросится на нее с новыми силами. «Еще повезло, что у меня свободна правая рука, могу отбиваться… – подумал Юрка, не спуская глаз с паука. Интересно, что он там замышляет? Вон как нахохлился…»

Паук вдруг вздрогнул. Юрка вначале подумал, что крестовик готовится к новой атаке. Наблюдая за странным поведением паука, мальчишка увидел, что над головою его врага быстро кружится крупное черное насекомое. Крестовику, похоже, это не нравилось. Очень не нравилось. Он выставил навстречу насекомому передние щетинистые лапы, оскалил хелицеры.

Все последующее произошло в доли секунды: насекомое, кружась, выбрало удобный миг и молнией упало на паука. Паук не успел и лапой шевельнуть, мгновенно съежился, недвижно повис на единственной паутинке. «Дорожная оса!» – мелькнуло в Юркином мозгу. Теперь он присмотрелся к ней, увидел тончайшую талию, обратил внимание на ее быстроту и ловкость, на совершенно бесшумный полет. Между тем оса начала кружить над Юркой. «Уж не собирается ли она и со мной разделаться, как с пауком?» Но оса перестала кружить, подлетела к Юркиной руке и обкусала все паутинные узлы. Юрка упал на землю и, цепляясь за траву, начал отползать от паутины, натягивая несколько приставших к ногам и туловищу нитей. Оса и здесь помогла – она на удивление ловко перекусывала их, эти предательские, липкие тенета. Юрка отполз подальше и остался сидеть. Оса подлетела к пауку, перекусила ниточку, на которой он висел, и, когда крестовик упал, уселась рядом с ним, нервно передергивая тонкими крыльями.

– Спасибо, незнакомка! – крикнул Юрка, опомнившись.

– Не стоит, незнакомец! – ответила она. Она перевернула паука на брюхо, охватила его всеми лапами и взлетела. В это время из зарослей выскочил муравей, увидел Юрку живого и невредимого.

– Как хорошо! Я очень боялся, что Помпила не успеет прилететь к тебе на помощь! – воскликнул запыхавшийся муравей.

– Ее зовут Помпила?

– Весь род их так зовут. Как только я сказал ей, что ты в беде и никто, кроме нее, не сможет тебя спасти, она тут же взвилась в воздух. Ух, как хорошо! – радовался X-Девятый.

– А я думал: все, конец! – признался измученный Юрка.

– Вот видишь, я ведь предупреждал: осторожность и еще раз осторожность! В конце концов, как говаривали индийские мудрецы, осторожность – лучший вид доблести.

Они пересекли почти всю поляну. Впереди стояла высоченная, уходящая вершинами к облакам, стена деревьев. Муравей неожиданно остановился.

– Подожди, дальше идти опасно. Я чую следы ящериной трапезы, – прошептал X-Девятый. – Пахнет разодранным кузнечиком.

Путники вглядывались в густые заросли до боли в глазах, но так ничего и не увидели, кроме перепутавшейся, густой, начинающей блекнуть травы. В знойном воздухе носились сотни запахов, и хотя у Юрки в последние дни резко обострилось обоняние, он не почувствовал запаха разодранного кузнечика, может быть потому, что никогда не знал его.

– Она совсем близко, – продолжал нашептывать муравей. – Глаза у меня близорукие, зато нюх отменный. Гляди в оба. Если у тебя нюх слабый, значит, глаза должны быть отменными.

– Ты знаешь, скольких ящериц я оставил без хвоста? – спросил Юрка с ноткой бахвальства в голосе.

– Дорогой друг, тебе никакой урок не впрок! Ты забыл, кто ты теперь! Да она тебя проглотит и не поперхнется!

– И правда! – сказал Юрка упавшим голосом. – Я совсем забыл…

Он увидел их – жесткие, холодные, неподвижные глаза. Толстенный зеленый с коричневым узором ствол ящерицы лежал в траве, она смотрела на Юрку немигающим взглядом. Если бы не ритмичное подрагивание кожи там, где билось сердце, Юрка не поверил бы, что она живая. Надо бы потихоньку отойти, но мальчишка почувствовал странную тяжесть в ногах. Нельзя было оторвать их от земли. И в то же время какой-то непонятный туман исподволь заволакивал мозг, отравлял апатией и безразличием. Мальчишка смотрел в ее глаза и чувствовал, что от них исходит непонятная, гипнотическая сила. Он не мог убежать, но если бы он решил идти вперед, навстречу раскрытой пасти, ноги понесли бы его сами! Эти черные немигающие глаза! Юрка не мог от них оторваться, это было выше его сил, он не мог даже поднять руки. Глаза притягивали Юрку, как черная пропасть в конце песчаного склона. Он неудержимо скользил навстречу своей гибели, и это, как ни странно, не пугало его.

Между кронами деревьев промелькнула серая стрела. Когда она уселась на вершине высокого дуба, у подножия которого простиралась солнечная поляна, – оказалась пустельгой. Мгновенно прекратилась деловитая, неумолчная суета певчих птиц. Она прилетела! Каждая пичужка затаилась в листве, чтобы, не дай бог, не выдать себя. Пустельга очистила перья на груди, поправила крылья и царственным взглядом окинула поляну. От ее зорких глаз не укрылась ни одна букашка. Заметила она и Юрку. Правда, он не очень ее заинтересовал. Поскольку интерес пустельги определялся аппетитом, то ее больше привлекала ящерица. Не долго раздумывая, пустельга оттолкнулась от ветки, два-три раза рванула крыльями воздух и камнем упала на ящерицу. В меню пустельги шустрая рептилия хоть и не играла главной роли, но все же была довольно лакомым блюдом. К тому же хищница чувствовала себя усталой. Чуть больше часа назад она потратила много сил, гоняясь за жаворонком. Жаворонок попался хитрый, что называется стреляный, но и пустельга была не промах. Она настигла утреннего певца у самых зарослей терна. Жаворонок – прекрасная добыча, но самой пустельге достались перышки да ножки. Все остальное поделили между собой прожорливые птенцы. На сегодня, думала она, летающей добычи хватит, надо оказать внимание ползающей.

Так что ящерицу пустельга увидела как нельзя более кстати. И ударила безошибочно…

Вихрь, вырвавшийся из-под крыльев пустельги, сбил Юрку с ног. И мгновенно вернул к действительности. Исчез дурманящий туман, в голову бросилась волна отрезвляющей ясности. Юрка успел заметить улетающую прочь огромную птицу, в когтях которой извивалась ящерица.

– Нам здорово повезло! – воскликнул муравей. – Притом случайно!

Юрка поднялся и разыскал в траве оброненную дубинку. Теперь, когда угроза миновала, его охватил страх. Черные зрачки маячили перед ним тупо и безжалостно. Но сильнее всего мальчишку устрашила полная беспомощность и медленное, поступательное, неотвратимое, подневольное движение к ящерице. Непостижимо, но сопротивляться ей он не мог. Могучая сила ее глаз подавляла в нем волю, толкала в омут обреченности, из которого он выбрался благодаря счастливому случаю. Не появись пустельга…

Юрке не хотелось думать о том, что было бы, не появись пустельга, его нечаянный спаситель.

– Мы слишком близко подошли к ящерице, – сказал муравей.

– Я слишком поздно ее увидел, – сказал Юрка.

– Я предупреждал тебя: надо смотреть в оба.

– Не могу понять, что со мной произошло – я не мог убежать, у меня словно отнялись ноги. Не мог защищаться.

– Ха! Это же ящерица! Впрочем, рептилии – они почти все такие. Парализуют жертву гипнозом, и она сама лезет им в пасть. Но учти на будущее: их гипноз начинает действовать только в непосредственной близости. Остерегайся подходить к ним близко.

– Вот так приключение! – Юрка нервно засмеялся. Он был близок к истерике.

– Привыкнешь. Чем больше приключений, – особенно опасных, – тем больше притупляются чувства, и ты перестаешь так болезненно отзываться на них.

Включается охранный механизм нервной системы. Все дело в том, что ты слишком изнежен. Надо пройти психологическую закалку, и тогда ты ни при каких обстоятельствах не потеряешь самоконтроля.

– Больно ты умный, как я погляжу!

– Это благодаря моей исключительности! – ответил X-Девятый, не принимая Юркиной иронии, которая, впрочем, была добродушной. – Я ведь один такой на триллион муравьев! Я вмещаю в себе жизненный опыт всех моих предшественников за многие сотни миллионов лет! Человека не было еще и в намеке, а мы уже были такими, какими ты видишь нас сегодня.

Идти по лесу стало тяжелее из-за прошлогодней листвы. Она устилала почву огромными искореженными кусками ржавой жести, наваленными друг на друга. Ступишь на один конец такого ошметка, а он возьми да и перевернись. Один раз кувыркнешься, второй, третий, десятый, а потом и надоест. Сколько можно падать!

– А ты попробуй проползать под ними, – посоветовал муравей. Ему-то подобные препятствия были нипочем. Он легко бежал и по листьям, и под листьями.

– Хорошо тебе советовать!

– Вот чудак! – воскликнул муравей. – Становись на четвереньки и ползи.

– Я? На четвереньках?! Чего насоветовал, надо же! Да знаешь ли ты, что я не рожден ползать?

– Чего кипятишься? – спокойно заметил муравей. – Не хочешь ползать – не ползай. Я вот ползаю и не нахожу в этом ничего зазорного.

– В том-то и дело! Что не зазорно муравьям, очень зазорно людям. В конце концов, это вопрос чести и достоинства.

– Может быть. «Честь», «достоинство» – нам, муравьям, неизвестно, что это такое. Правда, я примерно представляю себе, что вы подразумеваете под этими словами! И одобряю. Человек – существо благородное. А уж какое оно исключительное, и говорить не приходиться. Что ваше – то ваше. Не хочу спорить.

Юрку прямо распирало от гордости за весь человеческий род, к которому он принадлежал. Преисполненный гордости, которая незаметно переросла в гордыню, он самоуверенно шагнул вперед и тут же растянулся плашмя на покачивающемся дубовом листе.

– Мы почти у цели, – сказал муравей, помогая Юрке подняться. – Уже чувствуется запах яблок… А под листьями тебе и вправду не надо проползать. Сейчас только я едва увернулся от резцов жужелицы.

Они прошли еще немного, и тут перед ними возник огромный желтый шар, глянцево отсвечивающийся в солнечном луче.

– Что это? – спросил Юрка.

– Яблоко, – ответил муравей. – Разве ты не узнаешь?

– Теперь узнаю. Ну и размерчик!

Х-Девятый подбежал к яблоку и попытался вонзить в него жвалы. Тщетно. Жесткая яблочная кожица не поддавалась.

– Надо найти другое яблоко, которое при падении разбилось. Их тут должно быть много, – сказал озабоченный муравей.

– Зачем другое? – спросил Юрка, раскрывая нож.

Яблоко возвышалось над ним неправдоподобно большое. Его теплую поверхность было очень приятно гладить. Обошел вокруг, не переставая удивляться. Облизнул губы – жажда напомнила о себе. Юрка с хрустом вонзил лезвие ножа в глянцевую кожуру. В месте надреза набежала большая прозрачная капля яблочного сока, и Юрка приложился к ней губами. «Кислятина!» Дома он ни за что не стал бы его пить. Но выбирать не приходилось, не дома, пей, что есть. И он пил большими глотками. Когда живот стал как барабан, Юрка отвалился от яблока.

– Теперь можно жить! – сказал он и разлегся на желтом листке.

– Здесь нельзя лежать, – сказал муравей.

– Почему? – спросил Юрка.

Яблоню часто навещают черные дрозды, особенно тёперь, когда ее плоды созрели. Я не уверен, что, увидев тебя, дрозд предпочтёт яблочко.

– Не хочется вставать…

– Поторопись, дрозд может прилететь каждую минуту. Я видал, как ловко он склевывает гусениц.

– A я его дубинкой по башке! – сказал Юрка.

– Ты опять забываешься, – упрекнул муравей. – Что твоя дубинка против его длинного острого клюва!

Преодолевая сонливость, Юрка с трудом поднялся. С каким удовольствием он сейчас поспал бы! Но если муравей говорит, что здесь опасно, – так оно, наверно, и есть.

– Куда же мы теперь пойдем? – спросил Юрка.

– А куда хочешь – мы вольные бродяги!

– «Куда хочешь…» – повторил Юрка. – Я хочу домой.

– Жаль, это не от меня зависит, иначе ты давно был бы дома, – сказал муравей.

– Да, жаль…

– Но если бы это зависело от меня, я не знал бы, что делать.

– Почему? – спросил Юрка.

– Потому, что ты сейчас и на человека не похож. Я имею в виду человека с нормальным ростом. Подумай сам, как бы ты встретился с родителями?

– И правда… Что же мне делать? – спросил Юрка упавшим голосом. Оказаться в таком виде перед родителями было немыслимо. Он представил себе, как отец возьмет его на ладонь, будто какого-нибудь жука… Нет, это невозможно. Лучше умереть!

– Надежда только на Лесовика, – сказал муравей. – Он тебя уменьшил, пусть сам и возвращает тебе прежний вид.

– Но кто его заставит? – спросил мальчишка и махнул рукой. Это был жест, полный безысходности.

На поляну от лесной яблони они возвращались другой дорогой. Забрались в такие травянистые дебри, что Юрка спросил муравья, не заблудились ли они? Муравей ухмыльнулся и сказал, что с муравьями такого никогда не случается.

– Я приведу тебя к медвежьему уху. Есть такое растение с большими и пушистыми листьями. Знаешь?

– Слышал, – сказал Юрка. – Оно цветет желтым.

Нижние листья медвежьего уха стлались прямо по земле. Они же были и самые крупные, потому что все последующие мельчали и возле цветочных метелок были совсем крохотные. Когда Юрка ступил на нижний лист, он воскликнул: «Похоже на одеяло из верблюжьей шерсти!» На листке покачивался опавший желтый лепесток. Юрка прошел по пружинящим волоскам и уселся на лепесток, будто в кресло.

– Тебе здесь нравится? – спросил муравей.

– Очень! – сказал Юрка. – Самая уютная гостиная в мире!

– А я не люблю ползать по этим листьям!

Муравью по мохнатым листьям медвежьего уха передвигаться было нелегко. Он застревал в тонких, длинных и вместе с тем упругих волосках. Но к Юрке он все же добрался и уселся рядом.

– Здесь хорошо читать стихи. Если хочешь – прочитаю, – сказал муравей. – Своим сородичам я не читаю. Не поймут.

– Не поймут или не оценят? – переспросил Юрка.

– И то и другое. Я, кажется, тебе говорил, что меня хотели выбраковать, когда обнаружили у меня склонность к художественному творчеству.

– Читай. Я с удовольствием послушаю, – сказал Юрка.

Муравей вскинул голову и закатил глаза:

 
На вырубке, где жесткий вейник
Под знойным ветром шелестит,
Уже который год стоит
Наш дом, наш славный муравейник.
А в нем с утра и дотемна
Кипит работа, занят каждый.
Важнее утоленья жажды,
Наверно, муравью она.
Мураш ее не выбирает,
Ни с кем о ней не рассуждает,
В нее он вовсе не влюблен —
С рожденья к ней приговорен.
Трудолюбивый, шустрый гном,
Сравненье с ним и людям лестно,
Он с детства знает свое место,
Не помышляя об ином.
Но вот чего я не пойму,
И что меня всегда смущает:
Никто никем не управляет,
А все подчинены – кому?
Какой находчивый Солон
Для нас придумывал закон
Так, что его нельзя нарушить!
Кто программировал нам души?!
Сообщество без иерархии —
Ему не стать ничьей мечтой.
Не диктатура, не анархии, не демократия…
Но что?!
 

Муравей покосился на Юрку. Юрка сказал: «Хорошие стихи. Волнуют. Правда, есть некоторые противоречия».

– Какие? – спросил муравей.

– Ты пишешь о сообществе без иерархии. А между тем в муравейнике есть и Матерь-повелительница, и совет маститых.

– Верно. Однако, Матерь называется повелительницей по древней традиции. Да и маститые никем не управляют. Толкутся вокруг Матери, занимаются болтовней, но кое-кто высказывает и дельные вещи… А вообще над твоим замечанием я подумаю.

Над краем листка показались тонкие муравьиные усики-антенны, затем появилась и лобастая голова. Это был Маститый № 3.

– Вот вы где! Насилу нашел! – воскликнул он дребезжащим голосом, поскольку пребывал в преклонном возрасте. – Ну, как дела? Что невесел, мой дорогой соплеменник?

X-Девятый смутился, как иногда школьник смущается перед учителем.

– Я случайно подслушал твои стихи. Недурно, недурно. «Не диктатура, не демократия, не анархия», значит?

– А что? – спросил Юрка.

– Машина, любезный. Машина!

Поэт подумал, что если среди муравьев появляются нестандартные типы, вроде его самого и Маститого № 3, значит, механизм наследственности дает осечку. Надо, решил Х-Девятый, продумать, это к счастью, или, может быть, к несчастью? Наверное, к счастью. Ведь на свете нет ничего мудрее Природы, ибо все живущее рождено ею.

Маститый № 3 некоторое время сидел молча и смотрел в небо.

– Что ж, друзья, посидели, отдохнули, а теперь – за дело. Пора возвращаться в муравейник. Ты, дорогой наш гость, избавишь нас от Ломехузы и – скатертью дорожка.

– Хорошо, – ответил Юрка, – попытаюсь. – Он встал, и поднял свою дубинку. Маститый ушел вперед. Х-Девятый – за ним, а Юрка поплелся сзади. Ему не хотелось возвращаться в муравейник, очень не хотелось, да только слово надо держать, иначе грош тебе цена.

В зарослях терна они пошли в обход странной копны. Муравьи не обратили на нее внимания, но Юрка удивился – копна вроде как дышит. Пригляделся, зашел с другой стороны. Заяц! Притом плачущий!

– Что случилось? – участливо спросил мальчишка. – Почему ты весь в слезах?

– Горе у меня, – ответил тихо заяц. – Большое горе.

– Какое еще горе?

– Умер мой братишка, – пояснил заяц, и слезы пуще прежнего полились из его глаз. – А ведь я вчера предупреждал его: не ходи на капустное поле, его обработали метилнитрофосом. Не послушался. Теперь лежит бездыханный! – заяц закрыл глаза лапами, покачиваясь в безутешной скорби.

– Да, это большое горе, – согласился Юрка, которому стало жаль страдающего зайца, – но что случилось, то случилось. Слезами горю не поможешь.

– Верно, друг, – сказал заяц. – Все верно. Да я уже не только по братишке горюю. Горюю по всему нашему заячьему роду. Трудно нам приходится – раньше донимали только хищники да охотники, а тетерь вот и химия против нас. Против химии мы бессильны. Тут нас ноги не спасут. Боюсь, что в недалеком будущем люди о нас будут судить только по чучелам в охотничьих магазинах.

– До этого дело не дойдет, – возразил Юрка. – Как только зайцев станет мало, их тут же занесут в Красную книгу и начнут охранять.

– Уте-е-шил! – саркастически заметил заяц. – Себя, конечно, вы, люди, не собираетесь заносить в Красную книгу?

– Всякое может случиться, – не моргнув глазом, ответил Юрка. – Найдется какой-нибудь псих, и начнет мировую ядерную войну. И тогда на земле останется людей ровно столько, сколько нужно для Красной книги.

– Мы, зайцы, предпочитаем жить на земле, а не в книге, хотя бы и в Красной. Нас цветом не приманишь.

– А почему все пишут и говорят, что зайцы очень трусливы?

– Мы не трусливы! Просто у нас сильно выраженный инстинкт самосохранения. Ничего общего с трусостью. Подумай сам, если бы мы не убегали, хищники извели бы нас в считанные годы!

– Ты прав, заяц, и я преклоняюсь перед твоей правотой.

Юрка бросился догонять муравьев. По пути он пытался представить себе Ломехузу. Что же это за жук такой? Пока не поздно, может, отказаться от своего обещания?! Никто не тянет за руку, повернуться и уйти своей дорогой…

Стоило Юрке поддаться таким мыслям, как он почувствовал неловкость в душе, будто его уличили в чем-то очень унизительном и постыдном. «Вот, оказывается, каков я! Верить мне нельзя, положиться на меня тоже нельзя… Ай-яй-яй! Нехорошо, мальчик, очень нехорошо!»

– Маститый с X-Девятым поджидал Юрку у подножия муравейника. Они рассказали, что собой представляет этот жук Ломехуза – ловкий, хитрый приспособленец, дурманящий муравьев наркотиками. Не спеша забрались на холм муравейника и вошли в туннель. На первом перекрестке маститый попросил их подождать, а сам скрылся. Вскоре вернулся с кусочком гнилушки, рассеивающей в полумраке тихое желтоватое сияние, достаточное, чтобы рассмотреть все вокруг;

– Мне показалось, что ты плохо видишь в темноте, – сказал маститый. – Гнилушка тебе поможет.

Ломехузу они разыскали возле склада муравьиных личинок. Это был жук размером с барсука. Хитиновые надкрылья землисто-серого цвета позволяли ему оставаться во мраке подземелья почти невидимым. Во всяком случае Юрка разглядел жука с трудом, да и то благодаря его сверкающим глазам – двум светящимся зеленым точкам. Жук терзал муравьиную личинку и был настолько уверен в своей безнаказанности, что на пришельцев не обратил никакого внимания.

– Это он, – прошептал Х-Девятый.

– Да, это он и есть, – подтвердил маститый. – Не буду мешать, преследовать его придется тебе долго.

Маститый исчез. Юрка подошел к жуку, вокруг которого суетились муравьи. Они облизывали и гладили ему бока, выклянчивая дурманящий сок. Но ломехуза был скуп, микроскопическую дозу выделял только новому муравью, еще не знакомому с отравой. Попробовав ее однажды, муравей на всю жизнь оставался прислужником жука, забывал в его присутствии о своих обязанностях, не обращал внимания даже на Матерь-повелительницу. Такова была сила наркотика.

Юрка долго рассматривал жука, удивляясь, как по-хозяйски независимо ведет он себя в чужих владениях. Жук почувствовал пристальный Юркин взгляд и насторожился. Довернулся всем корпусом в Юркину сторону, словно спрашивая: «Чего уставился?» Потом выдавил капельку наркотика и с видом хозяина, потревоженного жалким попрошайкой, подозвал Юрку.

– На, слизывай, да побыстрее, мне дорого время, – нагло сказал жук и подставил Юрке бок.

– Со мной этот номер не пройдет, – ответил Юрка и огрел жука дубинкой.

Ломехуза был потрясен. Удар был не очень сильный, и жук едва ли его почувствовал. Он был поражен отказом странного пришельца полакомиться наркотиком. Невиданно, неслыханно! Каждый муравей почитает за счастье лизнуть дурманящего лакомства, а этот, гляди, еще и дерется!

Пока жук ошеломленно соображал, что происходит, Юрка ударил его снова, на этот раз сильнее. Оглушенный ломехуза выделил феромон жалости, разновидность наркотического вещества. Но и к ней Юрка остался равнодушен.

– Даю тебе возможность убраться из этого муравейника восвояси, – сказал Юрка, поднимая дубинку.

– Ну, нет, не дождешься! – ответил жук скривившись.

– Тогда получай еще! – удар был: такой сильный, что у Юрки заныла рука. В камере раздался глухой звук, будто ударили по пустой бочке. Жук понял – надо бежать. И как только Юрка снова поднял палку, он рванулся в сторону и скрылся в глубине туннеля. Обнаруживать жука помогали Юрке муравьи. Они бежали за ломехузой длинной вереницей, надеясь на капельку наркотика. Юрке оставалось только не терять их из виду.

Получив еще несколько ударов, жук наконец сдался и пообещал немедленно оставить муравейник. В сопровождении мальчишки он направился к выходу. Муравьи, оттесняя друг друга, бежали за ломехузой, как цыплята за наседкой. Юрка зорко следил за жуком. Он устал от погони, которая была недолгой, но изнурительной. Ломехуза вынырнул из туннеля и скатился к подножию пирамиды. По пути он вознамерился было нырнуть в другой туннель, но Юрку не проведешь. Мальчик ухватил жука за заднюю лапу и грубо дернул назад так, что лапа затрещала. Юрка для острастки опять пустил в ход дубинку, после чего жук взмолился о пощаде и поклялся, что больше и пытаться не будет проникнуть в муравейник против воли незнакомца.

– Зачем ты меня прогоняешь? Мы бы с тобой прекрасно здесь ужились! У тебя сила, у меня наркотики. У нас был бы крепкий союз!

– Давай катись и не оборачивайся! Я не выношу паразитов!

– А разве ты сам не паразит?

– Я? Паразит?! Да я ненавижу паразитов! Я буду искоренять их везде, где только смогу!

– Плохо твое дело! – заявил жук.

– Мое? – удивился Юрка. – Интересно узнать, почему это мое дело плохо, а не твое?

– Потому что паразитов куда больше, чем твоей ненависти. И когда ты израсходуешь ее до конца, паразитизма еще останется непочатый край.

– Я не намерен спорить с тобой, – сказал Юрка. – Лучше убирайся подобру-поздорову.

– Эх ты, идеалист, – иронично заметил жук, будто не он получил взбучку, а кто-то другой. – Меня везде встретят с распростертыми объятиями. А кому нужен ты со всеми своими добродетелями?

– Поговори, поговори, – пригрозил Юрка. – Я терпелив, но этого никак не скажешь о моей дубинке.

– А все-таки подумай, – настаивал жук. – Мы бы вдвоем зажили припеваючи. Я бы шарлатанил, а ты был бы моим ассистентом, а?

– Я пообещал изгнать тебя из муравейника – и сдержу слово. Ты можешь это понять?

– Фи! Сдержать слово! Ну и чудак же ты! Как можно быть верным слову, если слово – пустой звук!

– А ты болван, если так говоришь! И вообще ты мне надоел! Давай валяй отсюда! – сказал Юрка.

– Да, теперь я вижу, что с тобой не сладишь. Ты козявка принципиальная, – огорченно заметил жук. – Видно, придется мне, на ночь глядя, искать другой муравейник… А вдруг он уже занят, что тогда?

– Как занят?

– Вот так и занят. Ты что же, думаешь, я один такой на свете? Я, кажется, тебе уже говорил…

– Да, да, говорил! Хватит! Иди! Паразит с паразитом легко сговорятся.

– Плохо ты знаешь паразитов! Как раз сговариваться они и не любят. Любой сговор им не на пользу. Если в соседнем муравейнике уже есть паразит, для меня это плохо. Одного паразита муравейник протерпит долго, но два паразита изведут его в три счета. И не думай, что я беспокоюсь о муравейнике! Я забочусь о себе!

– Это и дураку ясно!

– Ну так что? – спросил жук.

– Что «что»?

– Пропустишь меня обратно?

– Нет и нет! – решительно отрезал Юрка. – Ты довел этот муравейник до ручки!

– Неправда! Это они преувеличивают! Года на три-четыре их еще хватит! Честное слово шарлатана, хватит! – горячо заговорил жук. – Впрочем, что я говорю! Послушай, ты мне нравишься, и потому я открою тебе один секрет. Ты должен бежать отсюда, не теряя ни минуты. Как ты знаешь, недавняя война истощила силы двух муравейников. Этим воспользовались муравьи из муравейника у-56/37, На днях они начисто уничтожили черных муравьев, забрали все их личинки и теперь усиленно выращивают из них воинов. А знаешь, для чего? Чтобы напасть на этот муравейник. Он, можно сказать, обречен. Мне-то все равно, я не пострадаю, а возможно, и выиграю. Но тебе следует хорошенько подумать. Ну так как?

– Что?

– Пропустишь?

Юрка, не отвечая, сжал дубинку и бросился на докучливого паразита. Тот развернулся и со всех ног бросился прочь. Вскоре из-за высоких трав до Юрки донеслась его беспечная песенка: «А нам все равно, а нам все равно!!!» Жук пел, ужасно фальшивя, но это его не смущало. Главным делом своей жизни он считал шарлатанство, а пение – это так, для души, и потому можно было фальшивить, все равно никто не слушал.