Текст книги "Проделки Лесовика"

Автор книги: Дмитрий Ольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Дмитрий Ольченко
Проделки Лесовика

От автора

Я хорошо знаю этого мальчишку, он живет в нашем доме. Сорванец отчаянный! Перешел в шестой. Как учится? Мог бы и лучше. Учителя говорят – способный, но слишком уж необузданное воображение! Оно мешает ему сосредоточиться, быть внимательным и активным на уроках. Рассеян, как старый профессор.

Когда отец впервые повел его в школу, у Юрки испортилось настроение и он обреченно сказал: «Ну, всё…» Это означало: прощай, привольное житье!

Единственное, что он любит по-настоящему – чтение. Читает всё подряд, читает самозабвенно и считает себя всезнайкой. Но вот однажды отец спросил Юрку, знает ли он, как пахнет лес утром, в середине дня и вечером. Юрка ответил, что в любое время дня лес пахнет лесом, – у Юрки ведь всегда готов ответ, о чем бы его ни спросили. Отец заметил, что жизнь надо изучать не только по книгам.

В прошлом году он взял отпуск и в начале августа поехал с Юркой в край своего детства, в полесскую деревню над речкой Ствигой.

Однажды вечером отец сказал, что завтра с утра они поедут в лес за грибами. Утром Юрка не хотел просыпаться, но отец все же поднял его. Они сели в автобус, отъехали километров двадцать и вошли в лес. Так все и началось…

Проделки лесовика

Часть первая

Свет утреннего солнца, яркий и мягкий, остался на опушке. В лесу грибников окружил зеленый полумрак. У Юрки было такое ощущение, будто они не вошли в лесные заросли, а нырнули в них. Ноги путались в густой траве. Ну и дорожку выбрали! Ею, похоже, лет сто никто не пользовался. Сто – это так, для красного словца. Самый свежий след был оставлен телегой лесника на мокрой после дождя земле, а дождь прошел дней пять тому назад.

Через полчаса они свернули на другую дорогу, еще более глухую и заросшую. Потом долгое время пробирались по тропинке, заметной только глазу отца. Юрка удивлялся: «Какая же тут тропа? Никакой тропы нет!»

– Как же нет, вот она, смотри хорошенько… Еще полчаса – и мы придем на бывшую партизанскую базу. Мы оставили ее летом сорок второго, после воздушного налета. Леса тогда горели целую неделю. Теперь там здорово грибы растут.

– А там можно что-нибудь найти?

– Что именно?

– Автомат… или гранату какую-нибудь.

– Не думаю. Прошло столько лет…

Лес в этих местах был старый. Могучие шатры дубов и лип возвышались над остальными деревьями – вязом, осиной, ильмом… Юрке иногда казалось, что из-за каждого дерева, из-за каждого куста за ним следят чьи-то подозрительные глаза, вызывая смутную тревогу. Не думайте, что Юрка боялся! Чего бояться, если он, можно сказать, вооружен до зубов – отец вручил ему карманный нож с длинным сверкающим лезвием и ягуаром на пластмассовой ручке.

Тонко попискивали, перелетая с ветки на ветку, синицы. Черные дрозды, обеспокоенные вторжением людей, с резкими криками взлетали с земли и скрывались за деревьями. Лес незаметно изменился, но что изменилось – Юрка не мог сказать определенно. Вроде бы меньше стало старых деревьев, больше березняка. Отец остановился. Чувствовалось – волнуется… Взгляд стал просветленным, задумчивым.

– А воронки-то уже почти не видны… Позарастали.

Юрка присмотрелся: земля здесь была неровная, вся в ухабах, яминах.

– Это и есть воронки?

– Это – землянка. А вот здесь – воронки. Пройдет еще пять или десять лет – совсем ничего не останется. Никаких следов… Так-то, малыш… Здесь и начинаются грибы. Гляди в оба. Но сначала подойди сюда и хорошенько запомни этот гриб. Видишь? Поганка. Смертельно ядовита.

Какое-то время они шли рядом. Отец разъяснял Юрке, чем серая сыроежка отличается от поганки, рассказывал, что сыроежки бывают и красные, и золотисто-желтые, и синевато-зеленые, и лиловые… Лучшие грибы – белые. Их легко запомнить. Это – подберезовик… Вот моховичок. По моим следам не ходи, останешься без грибов. Держись сбоку, на расстоянии голоса.

Юрка слушал отца вполуха. Пытался разобраться в своих ощущениях, навеянных лесом.

– Я думал, здесь больше птиц! – сказал он разочарованно.

– Их надо уметь видеть, – возразил отец. – Птиц здесь предостаточно. Вообще, в лесу много такого, к чему надо привыкнуть.

– Почему же они не поют?

– Они поют весной и в начале лета, когда строят гнезда. Сейчас у птиц другие заботы – выкармливают птенцов, приучают их к самостоятельной жизни. Сам понимаешь – не до песен. Некоторые синички начинают собирать корм в четыре утра, а заканчивают с наступлением сумерек. Делают по триста, а то и по четыреста вылетов.

– А это что? Слышишь? – навострил уши Юрка.

Отец прислушался. Где-то за деревьями слышалось короткое, мелодичное, трубное: «Тун-тун-тун!»

Отец знал, что так кричат удоды. Но ему хотелось внести в Юркино восприятие леса некоторую сказочность, и потому он сказал, что это кричит Лесовик, древний лесной хозяин. Отец говорил тоном загадочным и серьезным, так что у Юрки, городского мальчишки с чрезвычайно развитым воображением, не оставалось ни тени сомнения – отец говорит правду.

– Чем же он занимается в своем лесу?

– Следит за порядком. Хозяин ведь!

– А какой он из себя?

– Трудно сказать, какой, – отвечал отец, отводя палкой ветку и заглядывая под куст. – Его мало кто видел. И тот, кто видел, уже не мог никому ничего рассказать.

– Почему? – насторожился Юрка.

– У Лесовика такой обычай: каждого, кто его увидит, он превращает в дерево или в какого-нибудь зверька, а то и в птицу.

– Не может быть! – Юрка даже рот разинул от изумления.

– Тебе-то бояться нечего, – засмеялся отец. Ты все равно не сможешь увидеть Лесовика, даже если столкнешься носом к носу.

– Как так? – в Юркином вопросе прозвучало огорчение. – Другие могут, а я что – рыжий?

– Видишь ли, у тебя серые глаза, – сказал отец. – Да еще и с зеленоватыми прожилками.

– Ну так что?

– А то, что у Лесовика глаза точно такого же цвета, может быть чуточку позеленее. Ему самому нравятся сероглазые. Потому-то он им и не открывается, чтобы поневоле не пришлось причинять им зло.

– А ты разве не боишься его увидеть?

– Не боюсь, – ответил отец.

– Но у тебя же глаза не серые!

– Верно… Только мне ведь уже за тридцать! Над людьми, которым больше тридцати, Лесовик не властен. Он и не открывается им…

Солнце поднялось высоко. Его лучи, дробясь о листву деревьев, падали на землю пугливыми золотистыми зайчиками.

Юрка остановился и задумался.

– Юрка, ты о чем это размечтался? – крикнул отец. – А кто грибы будет собирать?

Мальчишка очнулся, по примеру отца вырезал палку с рогулькой на конце и пошел по лесу, заглядывая под каждый куст.

– Тун-тун-тун! Тун-тун-тун! – долетало уже с другого конца. Между кронами деревьев голубело небо, по нему изредка проплывали тяжелые белые облака. Тишина в лесу стояла необыкновенная. Такой тишины Юрка никогда еще не слышал. Ее подчеркивало все: и млеющие в утренней дремоте деревья, и осторожное перепархивание синиц, и падение подточенного червем желудя, и мелодичная флейта иволги, и стрекотание сороки, и таинственное «тун-тун-тун!»

Грибы не торопились в Юркину корзинку. К ним еще не приноровились, наверное, глаза, привычные к городскому пейзажу. Но вот в зеленой траве, вовсе и не под кустом, показалась оранжевая шляпка подосиновика, и лес огласился торжествующим возгласом: «Нашел!»

– Вот и хорошо, – ответил отец из-за деревьев, – глаза у тебя зоркие.

Они шли все дальше, время от времени аукаясь. Вначале Юрка, срезав гриб, подходил к отцу спросить, не ядовит ли. И когда отец говорил, что гриб замечательный, что даже у него такого гриба еще нет, мальчишку распирало от гордости.

Грибы стали встречаться чаще. Теперь уже они определяли Юркин путь по лесу. Мальчик так увлекся, что не всегда отвечал на отцовский зов.

Грибы привели Юрку на пологий склон заросшего кустарником лесного оврага. В глаза бросились густые заросли с ярко-красными ягодами.

– Папа, здесь малина! – воскликнул Юрка. Он не спустился, а скатился кубарем в овраг.

Переспелые ягоды таяли во рту. В ответ на приглушенный расстоянием оклик отца мальчишка крикнул, что собирает малину. Ягода за ягодой отправлялись в рот. Наемся, решил он, а потом в корзиночку наберу. Бабушка обрадуется. Только вот досада – по краю зарослей малину кто-то обобрал, а забираться в чащу боязно. Малина колется, к тому же кусты кое-где опутаны паутиной, а где паутина, там и пауки, а пауков кто не боится! Собирая ягоды, Юрка спустился вниз по оврагу и нашел протоптанный кем-то в зарослях проход. По нему мальчишка углубился в чащу, где ягод было заметно больше.

В верхней части оврага послышался навалистый шум, треск ломаемых веток. «Ого, отец продирается, как танк», – подумал Юрка и хотел было окликнуть его. Но прежде оглянулся и увидел нечто такое, от чего кожу на спине и на голове стянуло холодком. В нескольких метрах стоял медведь и таращился маленькими, заплывшими (эта деталь особенно врезалась в Юркино сознание) глазками. Вокруг глаз вился рой мошек. Для медведя Юрка тоже оказался неожиданностью – зверь коротко рыкнул и присел. Доли секунд, пока длилось оцепенение, показались вечностью. Но вот Юрка пришел в себя и… нет, не закричал. Завизжал! Да еще как! Медведь судорожно взмахнул перед собственным носом лапами, будто отгонял слепней, и в следующий миг бросился прочь. Юрка перевел дух и рванулся в другую сторону. Корзинка цеплялась за кусты, грибы вывалились, но мальчишка и не замечал этого – мчался во весь опор. Бежал, не выбирая дороги, подминая кусты или продираясь сквозь них. Сколько бежал – не помнит. Остановился потому, что почувствовал: еще немного – и сердце разорвется. Ноги дрожали, подкашивались. Прислонился к дереву, прислушался, нет ли погони. Кто знает, что за зверь медведь этот! Тихо. Только где-то вдали слышалось безмятежное: «Тун-тун-тун!»

Юрка позвал отца. Голос застрял в горле и вырвался оттуда этаким петушиным всхрипом. Мальчишка облизнулся, проглотил грубый ком страха и, успокаивая себя, позвал громче:

– Па-а-п!.. Па-а-па-а!

Птицы потревожено умолкли. Деревья притихли. Вокруг – ни единого шороха. Юрка весь превратился в напряженный слух.

– …а-а-! …а-а-а-!

То ли голос отца, то ли эхо Юркиного голоса, и не поймешь, с какой стороны доносится. Побежал наугад, выбирая просветы между деревьями, и вдруг понял: его страшит шум собственного бега. Пошел медленно, чутко прислушиваясь к тишине. На небольшой полянке снова позвал. Ни звука в ответ. Только где-то далеко, за стеной вековых деревьев, прозвучало насмешливое: «Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!»

Юрку охватила паника. Он даже не думал, куда идет, не представлял себе, в какую сторону надо идти. Но и стоять на месте не было сил! Он шел, робкий и пугливый, стараясь шуметь как можно меньше, чтобы уловить голос отца и не привлечь к себе внимания лесных хищников. Лес, еще недавно такой интересный и необычный, вдруг потерял всякую привлекательность, стал угрюмым и враждебным.

– Па-а-апа! Па-а-а-па!

Метался по уреме сорванный Юркин голос. То ли от ужаса, пережитого при встрече с медведем, то ли от нахлынувшего отчаяния в его душе будто оборвалась какая-то пружинка, и он почувствовал себя медленно растворяющимся в стихии леса. Мальчишка больше не испытывал страха. Но оставалась тягостная неопределенность. В мозгу пульсировала одна-единственная мысль: «Найти отца!» А поскольку, сидя на месте, его не найдешь, надо идти, идти, идти… Там, в конце зеленого лабиринта запутанных лесных дорог, он обязательно встретится с отцом.

Растерянность и страх почти прошли. Ясность мысли словно бы потускнела, зато резко обострились обоняние и слух. Юрка неожиданно для себя открыл, что стал различать множество запахов – сильных, слабых и даже таких, что едва угадывались. Вездесущим был запах лесных мышей. Вдруг откуда-то потянуло стоячей водой. Свои запахи имели дуб, липа, осина, вяз, боярышник, орешник, лесные травы... Запахи менялись в зависимости от того, что из растительности преобладало на Юркином пути. Вначале мальчишка улавливал их, но не знал, какому дереву какой запах принадлежит. В неподвижном воздухе послеполуденной поры все запахи смешались, их настой был так густ, что кружилась голова.

Иногда в листве зарождалось какое-то возмущение. Ленивый ветерок-дремотун вдруг срывался с места и, как разыгравшийся щенок, начинал носиться по деревьям. Деревья глухо роптали, Юрка чутко прислушивался к их ропоту. Может, это ропот людей, заколдованных когда-то Лесовиком?

– Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!

Голос Лесовика звучал совсем близко! Юрка встревоженно всматривался в ту сторону, откуда шли эти странные звуки, одновременно и страшась, и желая увидеть их таинственного обладателя. Слабый шорох вверху выдал белку, – она настороженно следила за Юркой. Где-то под лесной подстилкой попискивала мышь. Деловито поскрипывал жук-короед, прокладывающий замысловатые проходы-переходы в древесине больного дерева.

Кустарник расступился и выпустил мальчишку на поляну. Он вышел, огляделся. Вековые деревья окружали его, склоняясь над поляной, точно родственники над постелью больного. От резкого солнечного света зажмурил глаза и почувствовал, что ему не хочется идти дальше, в пугающие дремучие лесные сумерки. На поляне просторно и светло. Солнце с высокого неба обрушивает на нее водопад лучей, вокруг трещат кузнечики, порхают бабочки, стрекозы… Высоко в небе парит коршун. Все как-то мирно. Что еще нужно?!

А нужно очень и очень немного – найти отца… Юрка вздохнул, посмотрел на корзиночку. Удивительно, как он не потерял ее во время своего позорного бегства! Сложив ладони рупором и ни на что уже не надеясь, мальчишка в который раз окликнул отца. Он кричал, пока не обнаружил, что голос почти пропал, стал сиплым, как у простуженного. И тогда он уселся среди поляны и зарыдал, размазывая слезы по щекам, Мелькнула мысль: вдруг кто-нибудь выйдет из лесу и увидит, что парень, перешедший в шестой класс, умывается слезами, точно какой-нибудь детсадовский шкет! Быстро вытер слезы рукавом.

Как бы там ни было, а всплакнул – и на душе вроде бы полегчало, вроде бы и голова прояснилась, и в ней возникло удивительное открытие: «А медведь-то! Медведь! Как он драпанул, а! Значит, не только я боялся, но и меня боялись? Выходит так, если даже сам косолапый струхнул!»

Юрка растянулся на траве, заложил руки за голову, и высокие травы словно сомкнулись над ним, отделили его от леса. Эх, были бы у него крылья, воспарил бы под самые облака, в считанные минуты облетел окрестности и с высоты птичьего полета прямо к отцу! То-то радости было бы!..

Может, все это Лесовик подстроил? Что ему стоит покуражиться над мальчишкой, который впервые оказался в настоящем лесу! Покрывая лесную разноголосицу, прозвучало идиллическое кукушачье: «Ку-ку… ку-ку… ку-ку!..»

– Кукушка, кукушка, добрая птица, насчитай мне много-много лет, – прошептал Юрка. – Чтоб не растерзал меня в лесу ни медведь, ни волк, ни дикий кабан.

– Кви-кви-кви-кви! – голос кукушки-самки прозвучал резко, пронзительно. Подбросила очередное яичко в чужое гнездо и завопила на радостях. Юрка поднялся и, сидя, стал рассматривать поляну. Кажется, немного успокоился, и теперь любопытство, загнанное страхом в самые дальние закоулки сознания, вынырнуло на поверхность и снова овладело им. Сейчас, на исходе лета, травы несколько пожухли. Можно себе представить, как буйствовали они здесь в начале лета! Но и теперь еще во всю силу радовались жизни обсыпанные золотисто-желтыми звездочками кустики зверобоя, зачарованно глядели на мир голубые глаза васильков, царственно сияли свечи медвежьего уха… «Красиво-то как! – удивлялся мальчишка. – А шмели какие мохнатые!»

И столько вокруг было спокойствия, что оно незаметно стало передаваться Юрке. «Ну и что, если потерялся… не знаю, куда идти? Другие дети тоже терялись, даже маленькие… Их рано или поздно находили. Лучше, конечно, рано, чем поздно! Меня тоже найдут. Полесье – не тайга… Не африканские джунгли… И не амазонская сельва. Отец поищет-поищет до ночи и, если не найдет, вернется к бабушке, поедет в район заявит в милицию… Да я и сам выйду отсюда! Буду идти все время в одном направлении. Главное – попасть на дорогу. Дорога выведет к людям. А люди помогут добраться к бабушке… Ха, все просто! Вот только бы поесть чего-нибудь!»

Юрка представил, каково сейчас отцу. Сердце дрогнуло от жалости. Он, видно, посчитал, что Юрка испугается леса и будет все время держаться рядом. «А я бросился за грибами. Да еще эта дурацкая малина! И медведь! Как он напугал меня!»

Юрка приметил в траве листья земляники. Может, и ягоды есть? Поднялся, походил, поискал. Ягод не было. Отошли ягоды. Но что-нибудь съедобное должно быть? Лес ведь! Юрка пересек поляну, подошел к опушке, заросшей терном. Синеватые ягоды показались спелыми, а попробовал – скулы свело. Огляделся. Деревья вокруг поляны высоченные. Как ему не пришло в голову залезть на дерево и осмотреться!

Пока добрался до нижних ветвей, взмок весь. Над головой металась белка и сердито «цыкала» на незваного гостя. Она все время пряталась за стволом, из-за которого торчали ее настороженные ушки и сверкали негодованием черные пуговицы глаз. Забравшись на первую ветку. Юрка передохнул. Белка не унималась, все «цыкала». Юрка отломил сухой сучок и бросил в зверька. Рыжая молния метнулась на соседнее дерево и продолжала яростно ругаться. В следующую минуту появились сороки. Их причитания, должно быть, означали: «Караул! Грабят!», потому что вскоре налетели и вороны. Тихий до сих пор лес вдруг наполнился карканьем, стрекотанием, цыканием…

Сороки все больше держались понизу, в кустах так и мелькали черно-белым опереньем. Вороны кружились над деревьями, усаживались на верхние ветки и при этом ужасно каркали. «Что это они базар устроили!» – удивлялся Юрка, пока не заметил на ветвях соседнего дерева охапку мелких сучьев – воронье гнездо. Поднимаясь с ветки на ветку, вдруг увидел в стволе дерева черное отверстие. Рыжие шерстинки, застрявшие вокруг дупла, подсказали: здесь беличье гнездо. Не зря хозяйка расшумелась. В нем не слышно ни единого шороха, но Юрка чувствовал, что там притаились бельчата. Попробовал засунуть в дупло руку – не пролезала, а так хотелось посмотреть на маленьких зверюшек! Пусть растут, подумал Юрка, и полез дальше, не обращая внимания на шум и гам.

С вершины старой липы Юркиному взору предстало необозримое лесное безбрежье, томящееся в знойном августовском мареве. И ни единой приметы, которая указала бы на близость человеческого жилья. В какую сторону податься, Юрка не знал. Ориентироваться по лесным приметам – замшелости стволов, распределению кроны вокруг ствола – он не умел, хоть и читал об этом. Но читать – одно, а определять на практике – совсем другое… Успел приметить, что даже стволы двух рядом стоящих деревьев обрастали мхом с разных сторон, – поди догадайся, какое верно указывает на север! Помнил: когда входил с отцом в лес, солнце вставало справа, но потом в лесу было столько поворотов, – солнце светило то справа, то слева, то в спину, – что здесь и сам куперовский Следопыт сбился бы с пути. Отчаяние с новой силой охватило Юрку. Да и как тут было не отчаяться, глядя на бесконечную зеленую пустыню!

Спускаться с дерева оказалось труднее, чем подниматься на него. Изорванная во время бегства рубашка задралась, и Юрка сильно поцарапал кожу на животе и груди. Птичий базар вокруг смолк, едва мальчишка очутился на земле. Словно кто-то выключил надоедливую пластинку. Что же дальше делать? Отец напутствовал: «Может случиться, что мы потеряем друг друга. Как только перестанешь слышать мой голос, остановись. И ни шагу с места. Я вернусь и найду тебя». Хороший совет, если бы все время помнить о нем. Ах, этот медведь!.. Надо вернуться к оврагу с малинником только где он, этот овраг? В полном изнеможении Юрка уселся под деревом, прислонился спиной к теплой морщинистой коре… Так сидел он полчаса, а может, и все два. Ныло под ложечкой, донимал голод. Бабушка утром уговаривала: поешь да поешь! Не хотел. Понадеялся на папину корзинку. Бабушка положила в нее и огурцов, и помидоров, и лука зеленого; бутылку козьего молока сунула… Где все это теперь? Перед его глазами вдруг возникла яичница-глазунья с кружочками колбасы. Ах, какой запах!

Голова кругом идет… Потом представил себе кружку холодного, из погреба, козьего молока. Окажись она теперь в Юркиных руках – по капельке тянул бы, наслаждался…

Однако ты засиделся, парень! Юрка подумал об этом с тоской – очень уж не хотелось оставлять эту добрую спокойную поляну. Солнце клонилось к вечеру, тень липы, под которой сидел Юрка, достигла противоположной опушки. Неужели придется ночевать в лесу? В лесу? Одному?! Ну, нет!

– Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!

О, старый знакомый появился. Давно не слышали. И что ты, чучело лесное, кружишь вокруг меня, или тебе делать нечего?.. Напряженно вглядываясь в заросли, Юрка вдруг похолодел, по спине поползли знакомые мурашки, каждый волосок на голове встал торчком. Он увидел нечто такое, от чего сердце оборвалось и ухнуло в пропасть. Из темной листвы, с противоположной стороны поляны на него, уставились глаза; острый, пронзительно жуткий взгляд, сверкающий сквозь длинные, мохнатые, спутанные зеленые волосы… Это он! Колыхнулась ветка – глаза исчезли. Юрка не мог ни встать, ни вздохнуть. Может, показалось?

– Тун-тун-тун!

Неужели Лесовик? Ух и взгляд!.. Я пропал!

Сказать, что Юрка оцепенел от ужаса, нельзя. Испуг был, но он прошел мурашками по коже и только. Юрка уже достаточно натерпелся страха, успел привыкнуть к нему. Мысль о возможных последствиях встречи с хозяином леса, вызвав минутное замешательство, быстро улетучилась. Чему быть, того не миновать! Юрка вынул из кармана нож, попробовал острие пальцем, встал и подошел к зарослям бересклета. «Если придется ночевать в лесу, надо вооружиться». Древесина бересклета, плотная и тяжелая, с трудом поддавалась ножу, зато дубинка получилась на славу. Юрка почувствовал себя куда увереннее. «А был бы у меня автомат – я бы шел по лесу и напевал песенку… Или насвистывал… Нет автомата? Обойдемся дубинкой… Эх, дубинушка, ухнем». Последние слова Юрка, охваченный какой-то нервной радостью, чуть не пропел.

Подкрепиться бы! Юрка постоял-постоял и вошел в лес, где дальние тени становились все гуще, все темнее. Там росли низкорослые деревца с красными и темно-синими ягодами. Пожевал. Вкус отвратительный. Да еще и едкий. Что-то в этих ягодах настораживало. Рассеянный Юркин взгляд скользнул под деревьями, пошарил по жухлой прошлогодней листве. В глаза бросился красивый гриб с ярко-красной шляпкой. Сыроежка! Юрка подбежал к ней, срезал. Ни единой червоточины. Если ее окрестили сыроежкой, значит, можно есть сырой, иначе зачем же такое прозвище! Сладковатая… даже приторная. Юрка разжевал кусочек, проглотил с трудом. Схваченное спазмом горло словно сопротивлялось непривычной и вообще сомнительной пище… «А если это и не сыроежка вовсе? Балда, надо было раньше думать, а не после того, как проглотил!.. Авось, обойдется…»

Стоило Юрке присмотреться повнимательнее, как он увидел, что грибов здесь много, особенно мясистых с коричневой шляпкой. Отец собирал точь-в-точь такие же. Да их тут видимо-невидимо! Вооружившись дубинкой, мальчишка обошел вокруг полянки. Была надежда – а вдруг к ней ведет какая-нибудь дорожка или хотя бы тропинка! Но кроме следов животных с небольшими копытцами, – это могли быть и косули, и кабаны, – никаких других не было…

Вернулся к корзиночке, – сиротливо лежала она на траве, будто чувствовала свою бесполезность. Ее хозяину было не до грибов. Приближался вечер, небо освободилось от белесой вуали дневного зноя, заголубело чисто и прохладно. Слегка кружилась голова, подташнивало. «Наверно, от голода… Или от жажды». Подумал о жажде – она тут же утроилась. Хотелось пить невыносимо. Подчиняясь манящему желанию полежать, Юрка растянулся на траве под липой.

– Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!

«Странный, однако, голос у Лесовика, – подумал Юрка, сдерживая приступы тошноты. – Вроде бы птичий и в то же время какой-то искусственный, будто по дну глубокой кастрюли лупили деревянной ложкой».

Тошнота вдруг подступила с такой силой, что о Лесовике он подумал, как о чем-то малозначительном, второстепенном. Слабость валит с ног. И лежать неудобно.

Юрка встал, выбрал на поляне место, где трава росла погуще, нарвал большую охапку и принес под липу. Расстелил ее, чувствуя, как вместе с приливами слабости и тошноты его прошибает холодный липкий пот. Прислонился к дереву. Кажется, немного отошло…

Липа, под которой он стоял, была такой раскидистой, что оттеснила от себя все другие деревья. Они толпились на расстоянии, будто фрейлины позади императрицы. А слабость так и накатывает, так и накатывает. Во рту пересохло. Как мучительна жажда, когда знаешь, что напиться негде, утолить ее нечем! Глоток воды сейчас сделал бы Юрку счастливым человеком.

Солнце опускалось за деревьями. Длинные тени затянули поляну. Вершины крон подернулись мягким розоватым светом, и деревья словно обрадовались этому, расслабились, погрузились в дрему.

Небо над поляной казалось огромным голубым окном. Из-за деревьев в него медленно заплывают облака цвета сливочного мороженого. Они плывут друг за другом. Горы мороженого на фантастическом параде. Одно облако вдруг остановилось и приняло очертания лохматой человеческой головы с глазами, сощуренными в непонятной угрозе. Голова непрерывно клубилась, изменяясь, затем начала медленно вращаться. Вращение все убыстрялось, убыстрялось, пока не превратилось в речной водоворот, затягивающий в свое нутро хлопья белой пены. Водоворот стал бешеным, еще немного – и он затянет Юрку. Он врывался в уши разъяренным шумом.

Шум исчез на самой высокой ноте. Вращение струй замедлилось, окрасилось в зеленые цвета. Теперь над мальчишкой медленно-медленно вращалась широкая крона липы, – он, точно в невесомости, отрывается от земли и, не шевелясь, летит навстречу листве…

Всё. Вращение прекратилось. Мир, как замороженный, застыл в неподвижности. Юрка сидел высоко над землей, на толстой ветке липы, свесив ноги, и смотрел вниз, туда, где он только что лежал. Рядом с его корзинкой рос гигантский белый гриб. Откуда он взялся? Юрка хорошо помнил, что никаких грибов рядом с корзинкой не было. Не могли же они вырасти так быстро! Будто для того, чтобы рассеять сомнения, из-под земли появлялись все новые грибы. Они окружили корзинку и разрастались прямо на глазах. Мальчишка сидел на дереве и чувствовал необыкновенную легкость в теле. Казалось, стоит ему слегка оттолкнуться и он поплывет по воздуху, как праздничный воздушный шарик.

«Чудеса», – подумал Юрка, соскользнул с ветки и приземлился рядом с корзинкой. Рука потянулась к гигантскому боровику, и в тот миг, когда пальцы ощутили бархатистую кожицу гриба, боровик исчез. Юркиному изумлению не было границ. Гриб исчез, как исчезают фигурки в мультфильме. Точно так же исчез и второй, и третий, и все остальные грибы, к которым приближался Юрка. Одни исчезали, другие возникали – наваждение какое-то! Мальчишка остановился в растерянности, оглянулся – исчезнувшие грибы, все до одного, стояли на своих местах.

– У-пу-уху-у!

…Юрка вздрогнул от неожиданности. Он ничего не понимал. Его окружала густая, лесная темень, вверху сияли яркие, густо рассыпанные звезды. Тысячи, мириады звезд! Он никогда не видел такого неба! Мрак был заполнен шорохами, потрескиванием и другими звуками неясного происхождения. Нашарил дубинку, приподнялся и прижался спиной к дереву – в ночном лесу было страшно. Мальчишка весь превратился в слух. Когда глаза привыкли к темноте, стал различать стволы ближайших деревьев, а все, что стояло за ними, тонуло в непроницаемом мраке. Светлым пятном звездного неба выделялась поляна. Над нею мелькали какие-то призраки. Сообразил: летучие мыши. В тихом воздухе разносилось едва слышное попискивание, похрустывание. Летучие мыши ловили жуков и поедали их на лету.

А Юрку по-прежнему мучила жажда, слюна стала вязкой, болезненно стучало в висках. Вокруг звенели комары, вездесущие кровопийцы. Лицо, шея, руки – все зудело от их укусов. Что же теперь будет – он один в лесу, ночью, под открытом небом. Жутко. Хочется втиснуться в какую-нибудь щель, куда угодно, только избавиться от ощущения полной беззащитности. Да что говорить! Ночью даже в собственной комнате иногда оторопь берет, а тут глухой, совсем незнакомый лес. Юрка сидел, прижавшись к дереву, и почти не дышал. И все-таки, удивительное существо – человек. Мало-помалу успокоился, внушил себе, что иначе нельзя. Иначе можно сойти с ума. В конце концов, разве мало он прочитал в книгах о том, что в лесу все живое боится человека! Это, надо думать, верно при одном непременном условии – человек не должен бояться, не должен впадать в панику, иначе можно найти опасного врага даже в безобидной лесной мышке. Надо терпеть до утра. А когда рассветет, точнее, когда взойдет солнце, он пустится в дорогу. Только не отчаиваться! Может, по пути встретится какой-нибудь родничок, утолит Юркину жажду. Даже если это будет колдобина, заполненная водой, он все равно напьется! А теперь – меньше думать о воде.

Мальчишке удалось внушить себе эти правильные мысли, а может быть, жажда сама отпустила его, – кто знает, как оно было! Теперь он мог внимательнее прислушиваться к ночному лесу. Шорохи, падающие желуди и веточки – не в счет, их он наслушался и днем. А вот тишина! Она и днем казалась необыкновенной, теперь же совсем разыгралась. Ее прекрасным воплощением были голоса сверчков – неуловимых черных гномиков, маленьких музыкальных волшебников летней ночи. Не верилось, что такие голоса принадлежали земным существам – это пели звезды! Это звучал воздух! Изредка над лесом проносился тревожный крик неясыти:

– У-пу-уху-у!

От этого крика становилось не по себе. А вот еще чей-то голос. Странный голос. Невидимый обладатель, кажется, позаимствовал его у гребенки, когда проводишь по ее зубцам палочкой.

Юрка не мигая смотрел вверх. Такого в городе, где много фонарей, не увидишь. Сколько звезд! Они сияли, словно золотые шляпки бесчисленных гвоздиков, вбитых в потолок ночного неба… Потолок – не то. Плоский и близкий. А небо было глубоким, прозрачным и бездонным. Звезды сияли четко. Те, что покрупнее, казались более близкими. За их спинами толпились звездочки поменьше, а еще дальше, в непостижимых космических далях, мерцали целые толпы звезд. Сонмища звезд! Огромные звездные скопления! За ними тоже угадывались звезды, но глазом воспринимались они как размытые пятна света на самом краю Вселенной.

Юрка подумал: «Там, где-то среди звезд, на расстоянии, от которого захватывает дух, возможно, в том самом месте, куда устремлены его глаза, живет планета, может быть, во всем похожая на Землю. И города на ней такие, и леса, и машины, и, конечно, люди. Возможно, мальчишка, Юркин двойник, тоже потерялся в тамошнем лесу и сидит один, под деревом, ночью, и смотрит в Юркину сторону, и повторяются в нем Юркины мысли…»