Текст книги "Проделки Лесовика"

Автор книги: Дмитрий Ольченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Отец позволил Дару самостоятельно выбрать место для следующего костра. Иначе, заявил Дар, он не сможет им помешать. Он натаскал сучьев, хвороста, валежника. Отдельно собрал кучу прелой лесной подстилки…

Когда Зор начал взбираться на дерево, Дар завалил костер охапкой подстилки, а сверху набросал зеленых веток. От костра повалил такой густой белый дым, что Зору невозможно было дышать.

– Ты, сынок, таким дымом скорее уморишь отца, чем пчел.

– Потерпи немножко, – попросил Дар, – лучше дышать дымом, чем терпеть пчелиные укусы.

Пчелы пулями вылетали из дупла, ударялись о Зора. Молочная пелена удушливого дыма сбивала их с толку, они просто не видели своего врага. Зато с удвоенной яростью набрасывались на Дара, пока тот не догадался тоже спрятаться в дыму. Выскакивал только затем, чтобы подбросить в костер новую порцию лесного хлама.

Зор размазывал по щекам слезы, удовлетворенно улыбался…

– Хитрая у тебя голова, сынок, – сказал он, когда спустился на землю и взъерошил Дару вихры.

Зор перекинул с плеча на плечо бурдюк, поправил на поясе топор и оглянулся, прикрикнув на Дара, чтобы тот не слишком отставал. Дар нес большую вязанку лекарственных трав и кореньев. В свободной руке он держал короткое, довольно толстое копье из обожженного кизила. Копье оттягивало руку, но Дар был доволен – отец доверил ему оружие. Он не успевал за отцом, потому что выбился из сил, и чувствовал какую-то угнетенность – из-за пчелиных укусов, надо полагать. Но он и виду не подавал, что ему тяжело. Когда отец оглядывался, мальчишка вскидывал голову, старался держаться прямее, да разве отца проведешь? Отец все чаще останавливался, чтобы подождать сына.

Они подошли к глубокой долине, по дну которой струилась неширокая речка. Впереди, в нескольких километрах по течению, в небо тянулись столбы белого дыма – там охотники племени Зора выжигали лес, охотясь на оленей и коз. Еще дальше, у подножья невысокой скалистой гряды, находилось стойбище племени. Солнце опускалось к верхушкам леса. Зор надеялся, что к стойбищу они доберутся засветло. По извилистой тропинке отец и сын спустились к воде и устроили короткий привал. Зор черпал воду горстями и плескал ее в воспаленное, опухшее лицо, кряхтя от облегчения. Дар скинул с плеч вязанку, по-взрослому воткнул копье в песок и тоже начал умываться. После того, как Зор обмыл себе спину и грудь, он начал плескать воду на сына.

– Сильно устал? – спросил Зор.

– Нет, я не устал, – гордо ответил Дар.

– Молодец! Мы сегодня много меда достали. Нам можно устать, ты не стесняйся усталости.

Посидев немного на камнях, отец и сын взвалили на плечи поклажу, прошли с полкилометра по песку, намытому рекой, и снова поднялись на высокий обрывистый берег долины. Тропа вилась по травянистой лесной опушке.

Вдруг Зор услыхал пронзительный крик сына. Его реакция была мгновенной: он не успел еще обернуться, а ноша уже лежала на земле. Огромными прыжками он устремился к Дару. Со стороны леса к мальчишке бежал леопард. Зор на бегу выхватил из-за пояса топорик и теперь боялся только одного – опоздать. Но Дар, оцепеневший вначале от страха, пришел в себя и пустился бегом навстречу отцу, не бросив почему-то вязанки. Готовый взвиться в прыжке, зверь увидел Зора и замедлил бег. В это время Дар зацепился за куст и полетел в траву, выронив копье. К счастью, отец был уже рядом. Он перекинул топор в левую руку, правой подхватил копье и встал ка пути зверя. Леопард остановился в трех метрах от человека, напряженный и яростный. Прижатые к голове уши, сверкающие желтые глаза, оскаленные клыки и хрипящий рев устрашали. Но человек не дрогнул. Подняв копье, он ждал. Зверь, нахлестывая себя собственным хвостом, свирепел все больше. Прыгнул неожиданно. Взвился в воздух, как молния. Копье Зора с хрустом вонзилось в хрипящую пасть. Зор упал, сбитый зверем. Кривые когти хищника рвали податливую человеческую плоть…

Дар вскочил на ноги, увидел, что леопард подмял отца, бросился на помощь. Бросился с голыми руками, не думая об опасности.

– Назад! Назад! – Голос отца захлебнулся в рычании зверя.

Мальчишка растерянно остановился. Он понял, что бросаться безоружным на леопарда – самоубийство, но какой сын будет спокойно смотреть, как хищник терзает когтями его отца! Он подбежал к кусту, отломил длинную ветку и начал хлестать зверя по окровавленной морде.

– Отойди, Дар! – хрипел отец, вырываясь из-под зверя, который, удерживая лапами Зора, мотал головой, пытался освободить свою пасть от копья. Зору в конце концов удалось выскользнуть. Он с трудом стоял на ногах, в то время как леопард, царапая когтями копье, давился собственной кровью. Зор подобрал с травы топор, приблизился к зверю, собрал последние силы и ударил. Кремневое лезвие проломило леопарду череп, при втором ударе топор застрял. Пытаясь выдернуть его, Зор сломал топорище и остался безоружным. Правда, оружие теперь уже не требовалось – леопард извивался в агонии.

– Быстрее домой, сынок! – крикнул Дар. – Беги вперед, а я как смогу. Ты мне не поможешь, иди…

Кровь ручьями лилась по телу Зора. Леопард нанес глубокие раны ка груди и животе. Зор неуверенной походкой приблизился к бурдюку, попытался поднять его, и безнадежно махнул рукой. Дар бежал далеко впереди и все время оглядывался.

Каждый шаг причинял Зору неимоверную боль, но он заставлял себя идти – до стойбища рукой подать. Не сделал он и сотни шагов, как увидел, что оттуда бегут женщины и подростки. Мужчины, должно быть, еще не вернулись с охоты.

Рада, жена Зора, рыдала и рвала на себе волосы. Одни женщины подхватили раненого под руки, другие успокаивали его жену. Дар шел позади отца, подавленный, потерянный. На него никто не обращал внимания. Раны, полученные на охоте, среди мужчин племени были не редкостью. Отец Дара тоже не однажды возвращался с глубокими раками, но то, что произошло на глазах Дара теперь, потрясло его.

Поддерживаемый женщинами, Зор почти в беспамятстве вошел в пещеру и повалился на пол, устланный травой полыни и пижмы. В стойбище поднялась тревога. Зор был одним из самых сильных и смелых мужчин племени, старый вождь Слав считался с ним больше, чем с другими, и само собой разумелось, что когда Слав отправится в страну предков, Зор займет его место. На шум в стойбище пришел хромой силач Гор, который целыми днями сидел на берегу и выделывал шкуры животных, разминая их в золе.

Он осмотрел Зора… Покачал головой. Раны, нанесенные леопардом, не оставляли надежды. Он расспросил Зора, как все случилось, позвал нескольких подростков, дал им кремневые кожи и велел снять с леопарда шкуру, когти и голову. Трофеи становились собственностью Зора, свидетельством его силы и храбрости. Пока Гор отдавал подросткам распоряжения, старая знахарка с помощью нескольких женщин кипятила воду, готовила отвары трав для лечения раненого. Все остальные, за исключением жены Зора, ее восьмилетней дочери и двух-трех старух, сидевших около пострадавшего, толпились на площадке перед пещерой.

Знахарка кипятила воду в корыте, выдолбленном из цельной глыбы песчаника. Женщины, ее помощницы, раскаляли в костре камни и бросали их в корыто до тех пор, пока вода не закипела. Тем временем старуха отобрала травы. Это были зверобой, ромашка, корни аира, сушеные почки кедра, дубовая кора… Старуха бросила их в кипяток и накрыла корыто мягкой оленьей шкурой, после чего помощницы отошли в сторону, а она, вполголоса бормоча какие-то заклинания, стала медленно ходить вокруг корыта.

Когда настой был готов, старуха подошла к Зору, велела женщинам развести в пещере огонь, а сама осмотрела раны. Из дальнего угла, она извлекла мешок из козьей шкуры и достала несколько пучков сухого мха, отдав их помощнице, которая бросила мох в настой. Когда настой немного остыл, девушка набрала его в деревянную черпалку и принесла в пещеру старухе. Знахарка промыла настоем раны, обложила их пучками пареного мха и велела Зору лежать спокойно. Зор стонал от боли, крепко сжимал руку сидящего рядом Дара…

Лесовик сидел на сосне в глубокой задумчивости. «Не заснул ли он?» – встревожился Юрка. Он собрался было окликнуть старика, но тут Лесовик вздохнул, приоткрыл глаза и посмотрел на астероид. Космический странник летел, медленно поворачиваясь вокруг своей оси, серо-голубой, пятнистый, сверкающий. В прозрачных сумерках ночи слышалось какое-то потрескивание. Приглушенный гул тревожил ночное пространство.

– Осталось чуть больше полутора: минут, – зевая, изрек Лесовик. Он, по-видимому, полагал, что своим сообщением очень утешил Юрку, а Юрка с трудом воздерживался от того, чтобы не наорать на Лесовика. Что он себе думает?!

– Потерпи, малыш, кое-что я придумал, – благодушно сказал Лесовик. – Только ты не ругайся!

А секунды бежали одна за другой, приближая неотвратимое. К последним словам Лесовика он уже не прислушивался. «Этому старому недоуму что, – он станет бесплотным, никакие катастрофы ему не страшны… Он просто издевается надо мной! Ну и пусть!» – обреченно думал мальчишка, не сводя растерянного взгляда с астероида. За космическим пришельцем тянулся тонкий светящийся след. Юрка ощутил странную тоску – ему хотелось, чтобы все кончилось побыстрее: крайнее напряжение не могло длиться долго, оно рвало душу грубыми когтями хищного животного… Пусть будет, что будет.

Астероид вошел в самые верхние слои тропосферы, и его поверхность подернулась ярким зеленовато-белым пламенем. Пламя увеличивалось по мере того, как астероид приближался к линии горизонта.

Гул, исходящий неизвестно откуда, усилился… Огромный огненный смерч стремительно промчался по дуге с юго-запада и скрылся в восточной части неба за горизонтом, оставляя после себя багровый, сверкающий разрядами молний, дымный след.

И в ту же секунду…

Юрка стоял на вершине холма, если можно назвать холмом вздыбленный разлом саванны, в разных концах которой из-под земли вырывались струи раскаленного пара и дыма. Всю землю, все небо окутывали сероватые сумерки, было трудно дышать – воздух пропитался угарным газом и сернистыми испарениями. Внизу, у подножия разлома, тянулась длинная извилистая трещина, разрезая саванну. В сером тумане стояли призрачные тени голых деревьев. С другой стороны в туман уходила горная гряда. Внизу, в нескольких метрах от извилистой трещины, смутно белел какой-то предмет. Присмотревшись, Юрка узнал череп тираннозавра. Знакомый череп! Теперь он лежал частоколом клыков вверх. У Юрки мелькнула мысль, что он по-прежнему находится на том же самом месте, но как неузнаваемо все вокруг!

Вдалеке непрерывно громыхали громы, в сером пространстве вспыхивали зарницы, высвечивая страдания истерзанной земли. Порой под Юркиными ногами пробегала крупная дрожь. Землю сотрясали сильные толчки. Иногда они были столь чувствительными, что Юрка с трудом удерживался на ногах. Один из толчков был особенно резким, земля ушла из-под ног, и Юрка покатился по склону холма, чувствуя, как его подбрасывает.

Земля билась в судорогах. Юрка вскочил, растерянно оглядываясь. У него кружилась голова. Надышался угарным газом.

Юркино внимание привлекли неожиданные всхлипывания; метрах в тридцати от него вповалку лежали старые сосны, хвоя давно осыпалась, голые ветви переплелись друг с другом. Казалось, сосны замерли в предсмертном порыве, пытаясь найти спасение во взаимных объятиях. Юрка подошел поближе и увидел, что на стволе поваленной сосны сидит Лесовик. Сидит в скорбной позе, охватив голову руками. Его сотрясали беззвучные рыдания. За его спиной в небо тянулись вывороченные корневища. Старик всхлипывал и безутешно сморкался.

– Не подходи ко мне! – закричал он и вытер глаза тыльной стороной ладони. – Не подходи ко мне ближе чем на три метра! Я за себя не ручаюсь! Держись подальше!

Юрке стало жаль безутешного, разбитого горем старика. «Бедный старик!» – подумал Юрка, забыв на время о его коварстве, силе и могуществе. – Садись вот там, малыш… Ко мне не приближайся… В наших телах сейчас очень велика разность электрических потенциалов. Для тебя это небезопасно… Я, малыш, безутешен… Мои любимые сосны… Мои бедные сосны… Каждый раз, когда мне надоедала вселенская суета двадцатого века, я переносился в прошлое, сюда, в мой любимый сосновый бор… Бедные сосны! О них-то я и не подумал… Ну да что теперь убиваться! Садись, малыш, посидим, помолчим, погорюем… Бедные мои сосны, мир праху вашему…

Несколько минут прошло в тягостном молчании. Сумеречную тишину нарушали отдаленные громовые раскаты. Серая пелена вокруг создавала ощущение безжизненной пустыни.

– Да, малыш, так оно и есть. Земля сейчас – пустыня. Не совсем безжизненная, но пустыня… Что ты на это скажешь?

– Я ничего не понимаю, – признался Юрка. – Не знаю, что сказать. Это похоже на кошмарный фильм. Все идет последовательно, а потом вдруг перескок, и дальше идут совсем другие кадры, еще кошмарнее.

– Все правильно, малыш. Все верно. В ту секунду, когда астероид врезался в Землю, я передвинул тебя на один год.

– И где я был в течение этого года?

– Здесь.

– Как «здесь»?! Я здесь появился четверть часа назад! А куда же девался весь год?

– Туда же, куда девались девяносто миллионов лет, отделяющие нас от нашего двадцатого века. Купюра в киноленте. Состыкованы два крайних кадра разных временных пластов. Того, что было между ними, можно сказать, и не было.

– Мне это трудно понять. Но, наверное, так оно и есть.

– Ты не представляешь, что здесь творилось первые несколько недель после катастрофы! Это ни словами сказать, ни пером описать… Я отодвинул тебя на год, потому что после катастрофы слишком сильно был отравлен воздух, был очень высокий уровень жесткой космической радиации… От всего этого земля еще не оправилась. Слышишь, как ее трясет? Но все понемногу успокаивается, моря и океаны утихли, их очертания во многом изменилось. Погибло много животных и деревьев. Появилось много горных хребтов, разломов земной коры. Ах, Земля еще не скоро оправится от такого удара, какой нанес ей проклятый астероид!

Юрка кивнул.

– Пройдут миллионы и миллионы лет, прежде чем Земля залечит свои раны. Но это будет совсем другая Земля… Солнца сейчас не видно, верно? А между тем оно в зените. Помнишь, в какой стороне оно всходило?

Юрка осмотрелся.

– Кажется, в той.

– Верно! А теперь всходит вон там. То есть, там, где ты привык видеть восход в своем двадцатом веке.

– Скажи, ты можешь переноситься в любую эпоху?

– Не только могу! Я делаю это постоянно. Я путешествую во времени чаще, чем в пространстве!

– Любопытно! Значит, ты видишь много интересного!

– Я, малыш, вижу все, но не придаю этому значения. У меня есть один порок – я лишен способности удивляться, – сказал Лесовик и развел руками. – Что поделаешь, таков уж я! Однако мы с тобой засиделись. Тебе долго здесь оставаться нельзя… Я уже говорил – вредные газы, радиация и все такое прочее. Надо убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше.

– Куда? Домой? – вскинулся Юрка.

Ну нет! Даже в память о моих бедных соснах я не могу сделать этого, вернуть тебя домой! Мы еще погуляем с тобой, дружок! Сдается мне, что ты не прочь повидаться со своими кровными родичами, а? Как ты на это посмотришь?

– Положительно посмотрю! – воскликнул Юрка, подумав, что встретиться с родичами – значит, вернуться домой. А как же иначе?

– Вот! Наконец-то наши желания совпали! – обрадовался Лесовик.

– Ты не представляешь себе, как я соскучился по матери, по отцу! – воскликнул Юрка, и столько в его словах было надежды и скрытой мольбы, что сердце Лесовика дрогнуло.

Но Лесовик даже с размягченным сердцем остается Лесовиком.

– Ты, малыш, видел закат мезозоя. Начинается кайнозой. Здесь тоже очень много интересного. Но чтобы хоть краешком глаза увидеть все самое интересное, не хватит и десяти жизней. Ты согласен?

– Да, – сказал Юрка. Он пережил уже столько интересного, что часть из пережитого не прочь был бы отдать кому-нибудь из постоянных своих противников – Игорю или Ваське.

– Перевернем несколько страниц земной истории: палеоцен, эоцен, олигоцен, миоцен, плиоцен… Останавливаемся в плейстоцене, за сорок тысяч лет до нашей эры. Здесь тебя ждет очень интересная встреча, малыш…

– Зачем столько загадок? Говори прямо – с кем я встречусь?

– Ишь, какой прыткий! Погоди. Сначала ответь мне на несколько вопросов. Кто твой отец?

– Инженер.

– Как его зовут?

– Александр Никитич.

– Значит, деда звали Никита?

– Ну да.

– А как звали отца твоего деда?

– Кажется, Артем… Да, бабушка говорила – Артем.

– А как звали отца этого Артема?

– Не знаю.

– А чем занимался тот, которого ты не знаешь?

– Не знаю.

– Вот видишь, малыш, как мало ты знаешь и как много не знаешь! – торжествующе воскликнул Лесовик. – Теперь признайся честно – хотел бы знать кое-что еще?

– Бабушка говорила, что любопытством бог меня не обидел!

– О, твоя бабушка – наблюдательный человек… Я устрою тебе встречу с твоим пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра-пра… погоди, так дело не пойдет. Я должен буду прапракатъ тысячу шестьсот три раза и где-нибудь обязательно собьюсь, в арифметике я не особенно силен… В общем, ты понял, я устрою тебе встречу с прямым твоим пращуром в тысяча шестьсот третьем колене. Кстати, там ты встретишь и пращура тысяча шестьсот второго колена. Идет?

– Не знаю. Боязно. А что я с ними буду делать?

– Хм! «Что делать»… Съешь их! Или они тебя!

Юрка серьезно посмотрел на Лесовика. «Хорошо ему отшучиваться! А мне как быть? Подойти к дикарям и сказать: «Здрасьте, я ваш правнук в тысяча шестьсот третьем колене»? А если они людоеды? Сорок тысяч лет назад человек мог быть только дикарем и людоедом».

– Не волнуйся, малыш! Никто из твоих предков никогда не ел людей. Ни в прямом, ни в переносном смысле. На этот счет можешь быть спокоен.

– А как я их узнаю?

– Голос крови, малыш! Он подскажет. Не тебе – так им.

– Тогда я согласен.

– Вот и ладно! А ты заметил, что вокруг посветлело? Воздух стал чище – заметил?

– Ага! Вроде чище, но все ещё дымка. И земля не так трясется. Вот, уже виден тот лес! Видно, ветер понемногу разгоняет пыль.

– Какой там ветер?! – воскликнул Лесовик. – Осмотрись вокруг!

Юрка огляделся. Он не увидал поваленных сосен. На их месте шелестела дубовая роща. Череп тираннозавра почти исчез под землей, торчали только клыки. Трещина, расколовшая саванну из конца в конец, изменилась. Ее отвесные края осыпались, и теперь это был обыкновенный овраг, по дну которого бежала небольшая речушка.

– Что это значит? – удивился Юрка.

– А то, что пока мы с тобой болтали о том о сем, прошла тысяча лет. Действующих вулканов на земле стало намного меньше, вот и воздух чище. Понял?

– Я, наверно, никогда не перестану удивляться, – признался Юрка.

– Счастливый ты человек… А теперь иди!

– Куда?

– Мое условие о том, что, перемещаясь в пространстве, ты перемещаешься во времени, остается в силе. Только я не стану теперь морочить тебя с угадыванием направления твоего пути. Иди вдоль этой речушки вниз по течению.

Часть третья

Как говорят в сказках, долго ли, коротко ли шел Юрка, но вот увидел, что земля вокруг совсем преобразилась и повеселела. Солнце ярко светило в голубом небе, и плыли по небу белые кучевые облака, и летал ветер над лесами и степью, и недавний ручей на дне обрывистого оврага превратился в речку с крутыми зелеными берегами. Над травой летали обычные бабочки, вокруг цвели обычные цветы, росли обычные деревья. Этот мир мало чем напоминал мезозой, он был близок к тому, в котором Юрка родился. Он подошел к краю долины и заглянул вниз. Окаймленная зарослями верболоза и тростника, струилась речка, которую можно, наверное, перейти вброд. Впереди, то отступая от реки, то надвигаясь на нее, темнели леса. По горизонту справа тянулась невысокая холмистая гряда.

Тропинку в густой траве по берегу реки протоптали животные. На влажной земле он увидел следы копыт, больших и маленьких. Увидел слоновьи следы. «Но здесь не могло быть слонов!» – удивился Юрка. «А мамонты»? – ответил ему внутренний голос. Верно, о мамонтах Юрка забыл. Он увидел их, когда миновал небольшую рощицу. Целое стадо, штук пятнадцать!! Они учуяли Юрку, подняли хоботы, как перископы. Принюхивались. Юрка прибавил шагу – кто знает, как они относятся к людям! Судя по картинкам из учебника истории, у мамонтов были все основания не доверять двуногим.

Когда мамонты остались далеко позади, Юрка успокоился. Шел, помахивая дубинкой и насвистывая задорную песенку. Что-то вроде «с голубого ручейка начинается река…» Высоко в небе он увидел пустельгу, она держалась против ветра, мелко трепеща крыльями, почти не двигалась с места. В километре, на опушке леса, паслось огромное стадо крупных животных. Даже острое Юркино зрение не сразу различило в нем зубров, – стадо держалось сплошной массой, не то что буйволы – те разбредались по саванне и сбивались в кучу только при виде опасности. Иногда, пугая Юрку, прямо из-под ног вырывались перепелки, было много кузнечиков. Юрка радовался: вот он, мой мир, мой век! Я почти дома! Еще немного потерпеть – и я вернусь домой!

Из радужных надежд, из острого желания поскорее вернуться домой Юрка сделал себе крылья и летел ка них, позабыв обо всем. К суровой реальности его вернул грузный топот за спиной. Юрка не поверил своим глазам: на него мчался шерстистый носорог – тяжелая глыба из мышц и костей. Не раздумывая, Юрка бросился вниз, по крутому склону, кувырком, так что перед глазами пошли оранжевые круги вперемежку с искрами. Остановился внизу, у самой воды – дальше некуда было катиться. Встал и посмотрел наверх. Носорог стоял у края обрыва и мотал головой, словно удивлялся: «куда это двуногий делся?»

Мальчишка подобрал свою дубинку и пошел по песку. «Чертов носорог!» – ворчал он, поглядывая наверх. Берег был болотистый. В заиленных местах виднелись четко отпечатанные следы крупных собак. Собак? Скорее волков! А вот перепончатые следы водоплавающих… Перья… А вот прошли кабаны. Или козы? Жаль, в следах Юрка не очень разбирался. В этом деле он был далеко не Дерсу Узала, а то бы сразу сказал, чьи это следы.

Но это что за след?! Юрка остановился как вкопанный. Так был поражен Робинзон Крузо, наткнувшийся на человеческие следы. Следы, открывшиеся Юркиным глазам, принадлежали, несомненно, дикарю. Это были следы человека, не знакомого с обувью, – широкие, с оттопыренным большим пальцем. Они вели по крутому откосу: к воде и дальше вдоль отмели. Там, где останавливался дикарь, валялись разбитые створки моллюсков. Он собирал их на мелководье и разбивал камнями, поедая мясо.

Следы привели мальчишку к широкой заводи. В дальнем конце плавали дикие (ха! ну конечно, дикие!) утки. Дикарь в этом месте вошел в реку и переправился в камышовые заросли, верно, в поисках утиных гнезд. Над заводью летали ласточки, в камышах, слышалось хлопанье крыльев. Ничто не говорило о присутствии в них человека, и Юрка успокоился. Думая о предстоящей встрече с дикарями – эта встреча неминуема, если Лесовик не выкинет чего-нибудь нового, – мальчишка очень волновался: ему, с одной стороны, хотелось повидать дикарей, а с другой – он боялся их. Дикари есть дикари. С ними опасно встречаться даже в двадцатом веке, а тут – сорок тысяч лет назад, верхний палеолит, возможно, последние неандертальцы, а может быть, первые кроманьонцы, – кто может сказать об этом точно! Да разве в этом дело? Неандертальцы, кроманьонцы… Они-то, во всяком случае, таких названий и не слыхали! И вообще, умеют ли они говорить? Если да, то на каком языке они общаются?

Впереди речные берега понизились и сузились. В самом узком месте Юрка увидел мостик – и все сомнения относительно людей рассеялись. Человек, построивший мост, не может быть плохим, потому что мосты сооружают для всех. Какое прекрасное сооружение – мост! Оно повышает настроение, вызывает добрые мысли потому, что мосты облегчают путь, а пути ведут к людям.

Мост оказался стволом старого дерева, срубленного тут же. Широкий пень стоял над самым берегом. Вокруг валялись обломки кремневых топоров. Щепки слегка потемнели, отсюда Юрка заключил, что дерево повалили не очень давно. Зола на кострище прибита дождем, на ней четко отпечатались следы человеческих ног.

Юрка присел на пень и задумался. Что же это за люди? В воображении возникали гориллообразные рожи, косматые, уродливые и злобные. Низкие лбы с выпирающими надглазьями. Широкие, шевелящиеся ноздри. Как-то они примут его? Не принесут ли в жертву какому-нибудь языческому идолу? Для дикарей было бы весьма соблазнительным принести в жертву своему божеству странное существо не от мира сего.

Юрка представил себе, как ведут его на заклание, как срывают с него одежду и с громкими криками, наставив на него острые копья, начинают дикие обрядовые пляски.

Тревога мало-помалу испортила Юрке настроение, и он уже не хотел встречаться с язычниками. Странное дело, когда он сталкивался с непосредственной опасностью, страх был совсем другим, не таким, как теперь, когда прямой опасности Юрка пока не видел. Страх засел, притаился на самом донышке души и давил непонятной тяжестью. Она росла в нем и росла, пока мальчишка не почувствовал, как по спине побежали мурашки. Осторожный шорох за спиной заставил Юрку вскочить. В нескольких шагах стоял дикарь – лохматый, темный, одетый в звериную шкуру. В руке он сжимал копье, короткое и толстое, весь был напряжен, будто приготовился к схватке. Длинные, спутанные волосы с рыжеватым отливом падали на лоб, на плечи. Светлые глаза на угрюмом лице светились недоумением и решительностью. Юрке показалось: стоит слегка пошевелиться – дикарь ударит его копьем. Поэтому мальчишка стоял, боясь не то что пошевелиться, а вздохнуть. Юрка не знал, сколько времени он так стоял, готовый ко всему. Потом слабо улыбнулся. Он вовсе не собирался улыбаться, улыбка возникла сама по себе, немного растерянная и жалкая.

И вдруг дикарь тоже улыбнулся. Его сурово сжатые губы разошлись и обнажили крепкие желтоватые зубы. Юрка наконец-то вздохнул и почувствовал, будто на его шее ослабла некая удавка. Дикарь опустил копье, и тут Юрка увидел, что к ним приближается добрая дюжина других дикарей. Наверное, они стояли в стороне, а Юрка, пригвожденный страхом, не заметил их. Дикарь поднял левую руку ладонью вперед, глядя Юрке в глаза. Этот жест, вероятно, имел какое-то значение. Юрка не знал, как на него ответить, стоял и только робко улыбался.

Дикаря обезоружила очевидная Юркина беспомощность. Мальчишка, безусловно, представлял для него полнейшую загадку; он озадачивал, но опасений не внушал. Цепкий взгляд дикаря слегка подобрел, изучая Юркино лицо, одежду, кеды. Юрка, уже почти успокоившись, почувствовал, что у него дрожат ноги, и теперь он волевым усилием пытался унять эту дрожь. Но чем больше он старался, тем сильнее выказывала себя дрожь, и Юрка уже беспокоился о том, чтобы дикари ничего не заметили. Они неслышно приблизились и окружили мальчишку, завороженно разглядывая его.

Дикарей больше всего интересовала одежда и кеды. Первый дикарь – Юрка подумал, что это, должно быть, вожак – приблизился к Юрке и пальцем пощупал рубашку.

– Чья шкура? – спросил он хриплым голосом, и то, что спросил он на понятном Юрке языке, несказанно удивило и обрадовало мальчика.

– Это не шкура… Это ткань, – ответил Юрка, отметив, что его слова, понятные дикарям, тоже повергли их в изумление, хотя они и не знали смысла слова «ткань».

Вожак и его спутники переглянулись.

– Кто ты? Откуда ты взялся? – спросил вожак.

– Меня зовут Юра. Я из Тирасполя… Но сюда попал из Полесья, там живет моя бабушка. Мы с отцом гостили у нее… Я потерялся в лесу, когда пошел с отцом за грибами.

– Где живут люди твоего племени? Откуда ты пришел? – допытывался вожак, мало что понимая из Юркиного пояснения. Юрка догадался, что Тирасполь, Полесье – это слова, непонятные дикарям. А рассказать им о проделке Лесовика, так они вообще сочтут его ненормальным, если им известно, что такое нормальный человек.

– Я, как мне сказали, из вашего рода…

В ответ – еще более удивленные взгляды дикарей.

– Но не из нынешнего рода, а из того, что будет жить через много тысяч лет… – говорил мальчишка, переводя глаза с одного дикаря на другого. «Кто же из них мой родич?»

Голос крови молчал. Дикари продолжали внимательно рассматривать мальчишку. Одетые в шкуры, они держали большие куски оленьего мяса. В руках у каждого были копья – тонкие длинные или короткие и толстые шесты, обугленные и отполированные с острого конца. Один из дикарей держал на плече голову оленя с ветвистыми рогами. Руки, шкуры, которыми дикари прикрывали свое тело, были вымазаны кровью.

– Пойдем! сказал вожак, кивнув остальным.

Гуськом – вожак шел первым, Юрка – за ним – они перебрались по стволу дерева через речку. Шли быстро, не разговаривая. Это тоже удивило Юрку – никто не проронил ни слова! Ему нелегко было поспевать за быстро идущими дикарями, но он скорее свалился бы бездыханным, чем позволил дикарям увидеть, что ему тяжело.

День был на исходе. Вдали показались дымки стойбища, когда один из дикарей вскрикнул, и все остановились, а Юрка обрадовался возможности передохнуть. Дикари его куда-то вели, а куда – ему было все равно. Все посмотрели в одну сторону, куда, вытянув руку, указывал дикарь. По склону дальнего холма бежало крупное животное. Рассыпавшись по степи, его преследовали волки. Поначалу Юрка их не увидел. И только обратив внимание на восклицания дикарей, понял, что лось уходил от мелькающих в высокой траве серых разбойников. Через минуту лось и его преследователи скрылись в лощине, а еще через несколько минут вырвались из нее и оказались в полукилометре от людей. Лось бежал с трудом, то ли стар был, то ли устал. Увидев людей, высокий длинноногий зверь остановился, замешкался, свернул в сторону и тут же оказался в окружении волчьей стаи. Было видно, как волки наскакивали, лось вставал на дыбы, бил передними лапами наотмашь вперед, вертелся, но даже Юрке показалось, что у лося нет шансов в схватке с разъяренной стаей. Дикари молча смотрели на то, как лось отбивался, несколько раз послышались одобрительные восклицания, когда лосю удавалось достать волка копытом и волк безжизненным тюком отлетал в сторону, чтобы никогда уже не подняться.

– Устоит? – спросил кто-то из дикарей.

– Нет, – ответил вожак. – Лось уже стар.

– Давайте отобьем!

– Нет, – тихо ответил вожак. – У волков нельзя отбивать добычу, это может навлечь несчастье на наш род.

«Они будто и дикари, но и на дикарей не похожи», – думал Юрка. Но если бы кто спросил, чем же они «не похожи», Юрка не знал бы, что ответить. Просто у него было такое чувство, что перед ним во многом такие же люди, какие были в двадцатом веке, только безграмотные и невежественные. Во всяком случае, Юрка чувствовал их, как обыкновенных людей.