Текст книги "Драко Малфой и Солнечный путь (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Красота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Хогвартс, 7 марта 1998, на закате

– Ты знаешь, о чем я думаю?

– Нет…

– Я думаю – на свете есть столько странных, волшебных созданий… Некоторые из них владеют магией большей, чем люди… Драконы, например. Они сильнее, чем люди. Умнее. И все же им недоступно многое, что доступно людям.

– Например?

– Например, чувства. Нет ни одного существа на земле, чьи чувства были бы так запутаны… Вот, подойди сюда. Смотри. Кого ты видишь?

– Это Сириус и профессор Люпин.

– Как ты думаешь, о чем они говорят?

– Ну… не знаю. Они могут говорить о чем угодно. Вспоминать прошлое. Или о Гарри…

* * *

– Луни…

– Сириус, отстань!

– Я хочу поговорить.

– Мне некогда, Мягколап. Я спешу. В конце концов, я учитель, у меня много работы…

– Намекаешь на то, что я бездельник?

– Я не намекаю, Сири…

– Луни, не зли меня! Сегодня суббота! Выходной день… Тебе же нужно отдыхать. Тем более, что ты после трансформации.

– Еще на весь Хогвартс крикни…

– Луни!

– Все, я сказал.

* * *

Легкая усмешка растянула тонкие бледные губы.

– Как бы не так! Тебе не кажется, что Блэк слишком темпераментно себя ведет?

– Нет, не кажется…

– Это потому, что он очень сдержан. На самом деле, он сильно волнуется. Одна мысль не дает ему покоя.

И он хочет узнать, правда это или нет. А профессор Люпин не хочет говорить на эту тему, потому что ему придется сказать правду. Правда же, думает он, обидит и оттолкнет Сириуса. Но он не прав.

– Откуда ты все это знаешь?

– Бог с тобой, Грейнджер… – девушка улыбнулась еще шире. – Ни черта я не знаю. Я сочиняю. Тренируюсь, так сказать.

* * *

Несколько учеников четвертого курса, возвращающиеся из Хогсмида и наперебой обсуждавшие новые заморочки близнецов Уизли, изумленно смолкли, когда мимо них, создав маленький ураган, пронесся профессор Люпин. Мантия вздувалась за спиной, голову профессор склонил так низко, что почти не видно было лица. Всегда такой приветливый, профессор защиты от Темных сил никак на этот раз не среагировал на «Здравствуйте» учеников.

* * *

– Людям кажется, что они скажут что-то не то, что-то, что может кому-то другому не понравиться… И почти всегда они ошибаются. Людям свойственно боятся призраков. Они считают, что лучше молчать и страдать, чем сказать… Они не понимают, что во втором случае всегда есть выбор. Нет, не понимают.

Жизнь может быть сколь угодно пуста, но не дай Бог что-то в ней всколыхнуть! Словно вязнешь в болоте и боишься сделать лишнее движение, лишь бы не увязнуть глубже и быстрее. Неужели они не понимают, что, двигайся или не двигайся, болото все равно затянет. Но если двинуться или хотя бы позвать на помощь, будет шанс спастись.

– Ты говоришь так, будто ты не человек…

* * *

Люпин попытался захлопнуть дверь, но ступня, скользнувшая в щель, не дала ему. Разозлившись, Люпин с силой прищемил нахальную ногу. Сириус взвыл, но ступню не убрал.

– Рем, ты меня калекой хочешь оставить?

– Сириус, ну чего тебе от меня надо? – Рем, смирившись с неизбежным, отпустил дверь, и Сириус вошел.

– Чтобы ты расслабился и получил удовольствие, – ухмыльнулся тот. – Я хочу с тобой поговорить.

– Сири, мы говорим каждый день. Если тебе этого мало, побеседуй с Гарри…

– Реми, я хочу поговорить с тобой, – возразил Сириус, – и Гарри тут ни при чем. – Я пытаюсь начать этот разговор с Рождества, но ты все время увиливаешь. Рем, у тебя есть совесть?

– Нету, – буркнул Люпин. – Отвяжись.

– Сядь, – Сириус кивнул на стул. – Разговор будет долгим.

– Сириус, я устал, – заныл Люпин, решившись на последнюю попытку. – Я устал, хочу спать, и мне нужно работать.

В ответ Сириус оседлал табуретку и уставился на Люпина через стол. Вздохнув, оборотень опустил руки на стол, голову – на руки, и пробурчал:

– Говори.

Сириус смолк, словно собираясь с мыслями, и вдруг на едином дыхании произнес:

– Помнишь, когда мы еще учились здесь, в Хогвартсе, курсе на пятом, я рассказал тебе, что влюблен в Джеймса?

Люпин посмотрел на него одним глазом.

– Помню, конечно.

– Что ты почувствовал, когда узнал об этом? – почему-то понизив голос, спросил Сириус. В ответ раздался тяжелый вздох.

– Мне стало грустно.

– Почему?

– Потому что это было бесполезно. Ты влюбился в своего друга. Мне тогда казалось, что влюбится в друга – это ужасно. Что это предательство. Ты словно обманом пробираешься в чужую спальню. Ты можешь подглядывать за ним. Это так неправильно…

– Но ты мне этого не сказал… – тихо произнес Сириус.

– Ты был так счастлив, – Люпин улыбнулся. – Это странно – что человек может быть счастлив только оттого, что влюблен. Пусть даже его и не любят. Жаль, что это не может длиться вечно… Я тоже был счастлив.

– А теперь?

– Теперь?.. Теперь я даже не уверен, что понимаю, что такое счастье. Знаешь, я доволен жизнью, – Люпин поднял голову и откинулся на спинку стула. – У меня есть работа, которая мне нравится, есть ты, есть Гарри, есть даже зелье, хотя и нет Северуса… Но Драко – достойный ученик. Я даже смирился со своей природой. Да, я вполне доволен.

– Если бы нам было по семнадцати лет, я бы назвал это прозябанием, Луни, – произнес Сириус.

– Но нам не по семнадцать, верно, Мягколап? – Рем серьезно и строго посмотрел в глаза друга. – Ты замечаешь, до чего странно и даже нелепо звучат наши прозвища? Ты прошел Азкабан, и у тебя навсегда ввалились щеки, а я помню, что они были круглыми, совсем как у Гарри сейчас. А у меня в голове седых волос больше, чем русых. По волчьим меркам я вообще старик, Сириус.

– Мне не нравится, когда ты зовешь меня «Сириус», – мягко произнес Блэк. – Это звучит так, будто ты сердишься.

– А я сержусь, – кивнул Люпин. – Я уже стар, а ты хочешь убедить меня, что я еще могу быть счастлив.

Зачем ты затеял этот разговор, Сири? Чтобы я еще на что-то надеялся? Я не стану конкурировать с памятью о вечном молодом Джеймсе Поттере, Сири! Он никогда не поседеет, в отличие от меня!

– Мне надоели эти разговоры, – произнес Сириус, поднимаясь на ноги.

– Отлично, – Люпин скрестил руки на груди и отвернулся от Сириуса. – Увидимся за ужином.

Однако Сириус и не думал уходить. Подняв на него глаза, Люпин увидел, что анимаг стоит, чуть покачиваясь с мысков на пятки, и улыбается. В руке у него была волшебная палочка, нацеленная на Люпина.

– Сириус, ты в своем уме? – осторожно спросил Люпин.

– Еще как, – улыбочка Сириуса стала, мягко говоря, неприличной. – У меня для тебя подарок, Луни, – он шагнул к Люпину, в мгновение ока оказавшись у него за спиной, и мягко потянул с плеч оборотня мантию.

Люпин вздрогнул.

– Сириус, ты что делаешь?

– Готовлю тебя к получению подарка, – мурлыкнул ему в ухо Блэк. От его дыхания шее стало щекотно, и Люпин непроизвольно склонил голову к плечу. Движения Сириуса были такими мягкими, такими успокаивающими, такими расслабляющими… но когда он начал расстегивать на Реме рубашку, тот пришел в себя и с силой рванулся из рук анимага. Пуговицы полетели в разные стороны.

– Не надо, Сириус! – в панике выкрикнул Люпин.

– Да что с тобой? – Сириус шагнул к нему, осторожно и не отводя взгляда от глаз Рема, словно имел дело с опасным хищником. – Я ничего плохого тебе не сделаю, Луни.

– Сириус, прекрати это, – Рем шагнул назад.

– Почему? – спросил Сириус, ухмыляясь.

– Потому что это нечестно! Ты… ты не можешь… неужели ты не понимаешь, как я к тебе отношусь? – с отчаянием прокричал Люпин.

– Ты же не хочешь мне сказать, – заметил Сириус, усмехаясь. – Скажи мне.

– Черт тебя дери, Блэк!.. – прорычал Люпин, шагнув к Сириусу. Тот хитро сощурил глаза.

– Ладно, так и быть, – великодушно произнес он. – Я добрый сегодня.

Он взмахнул палочкой, веревка, змеей вырвавшаяся из ее кончика, скользнула по запястьям Рема и стянула его руки за спиной. Все это произошло в одну секунду; оборотню осталось лишь изумленно пялиться на своего ухмыляющегося друга. Внезапно Люпин понял, что уже очень давно не видел Сириуса таким… радостным.

– Ты душка, – сообщил анимаг, приобняв Рема за талию. – Пойдем.

– К-куда? – заикнулся Люпин.

Вместо ответа Сириус обхватил его поудобнее и потащил в ванную.

– Ты собрался меня купать? – раздраженно спросил Люпин, глядя, как Сириус открывает воду.

– У меня для тебя подарок, – повторил Сириус.

– Новая пена для ванны? С ароматом собачьей шерсти?

– Ха-ха, – заметил Сириус, доставая что-то из кармана. – Мимо, Луни.

– Что это? – Люпин изумленно уставился на флакон, который Сириус поставил на полочку.

– Краска для волос, Луни, – Сириус широко улыбнулся. – Цвет – светло-русый с медовым оттенком.

Полностью закрашивает седину.

– Ты с ума сошел, – успел сказать Рем, прежде чем сильная рука схватила его за загривок и сунула головой под кран.

* * *

– А иногда мне и хочется быть нечеловеком, – Сольвейг вернулась к кровати и устроилась на самом краешке, свернувшись в клубочек. – Хорошо же…

– Чего хорошего? – Гермиона пристроилась сзади, обняв подругу за талию. – Люди умеют любить. Никто больше этого не умеет.

– А лебединая верность?

– Сказки Брема.

– Кто это?

– Неважно…

Наступила пауза. Гермиона гладила Сольвейг по плечу. Потом раздался глухой голос слизеринки:

– Сплошные страдания, Грейнджер. Вот скажи мне, ты знаешь пару счастливых влюбленных?

– Ага, – кивнула Гермиона. – Это мои родители.

– Родители не считаются.

– Почему это?

– Они уже давно вместе. Ты думаешь, они все еще влюблены друг в друга?

– О! – Гермиона улыбнулась. – Ты не знаешь моих родителей. Они так влюблены друг в друга, что иногда даже тошно. В доме постоянно цветы – папа дарит их маме. Они никогда не забывают памятных дат. Они вместе ходят в магазины, они ходят в театры и кино, всегда отдыхают только вместе. Иногда я чувствую себя в этом доме лишней…

– А почему они не завели еще детей?

– Они пытались, – Гермиона погрустнела. – Когда мне было семь лет, мама забеременела. Они узнали пол ребенка, выяснили, что будет мальчик… Как мы его ждали! А потом что-то пошло не так, и маме сказали, что если она будет рожать, то непременно умрет, и надо делать аборт. Даже не аборт – для него было поздно, а искусственные роды…

– Это подло, – тихо произнесла Сольвейг, вырвалась из рук Гермионы и встала. – Это так подло – что желанные дети умирают, а ненужные, вроде меня, рождаются и живут.

– Ну что ты! – Гермиона вскочила, подошла к Сольвейг и обняла ее за плечи. – Я уверена, ты была нужна Снейпу. Он любил тебя…

– Не смей говорить так, будто он умер! – с тихой яростью в голосе произнесла Сольвейг.

* * *

– Я тебя ненавижу.

Профессор Защиты от Темных сил сидел в кресле. Теперь его руки были привязаны к подлокотникам. Голову профессора укутывала потешная чалма из полотенца.

– Да? – удивился Сириус Блэк. Он сидел напротив Люпина и курил. – А кто-то совсем недавно почти признался мне в любви…

– Я поторопился, – отрезал Люпин. – Я не знал всей глубины твоего коварства.

– Зато представь, какой ты теперь будешь красавчик! – Сириус даже зажмурился от удовольствия. – Все студенты будут твоими.

– Отлично! – буркнул Люпин. – Но сначала я займусь Снейпом.

– Ничего у тебя не выйдет, он скучнейший натурал, – Сириус улыбнулся. – Кстати, Реми, ты слышишь?

– Что я могу слышать, если ты намертво замотал мне уши полотенцем? – ядовито осведомился Рем.

– Твоя неведомая зверушка снова скулит, – Сириус предпочел проигнорировать выпад. Рем вздохнул.

– Сири, ты мне друг?

– Не развяжу, – тут же среагировал Блэк. – Ты тут же снимешь полотенце.

– Ладно! – рявкнул Рем. – Там, в шкафу, бутыль молока и хлеб. Достань, пожалуйста. Нет, правая дверца.

Так. Теперь из левого ящичка – большое блюдо. Налей туда молока и накроши хлеба. И подогрей.

– Как?

– Сири, ты все-таки не в своем уме. Ты же волшебник!

Сириус, с огромным блюдом в одной руке и палочкой в другой выглядящий почти так же глупо, как и Рем с полотенцем на голове, раздраженно произнес:

– Мог бы не ругаться, тебе же помогаю!

– Ага, после того, как ты же меня и обездвижил, – огрызнулся Рем. – Приоткрой дверь в спальню и поставь это там.

Когда Сириус подошел к двери, скулеж с той стороны стал еще громче, и к нему добавился скрежет когтей.

Блэк приоткрыл дверь, из-за которой тут же выглянула любопытная черная мордочка. Сириус поставил блюдо на пол. Черный волчонок, совсем маленький, доверчиво вышел из спальни и уткнулся носом в молоко.

– Боже, Реми, что это? – Сириус осторожно погладил зверька за ушами. Тот не среагировал, продолжая сосредоточено лакать.

– Волчонок, – улыбнулся Рем. – Я нашел его в лесу. Странно, он обычно недоверчив к чужим.

Поевший волчонок дал Сириусу себя приласкать и вернулся в спальню. Ухмыляясь, Сириус опустился в свое кресло.

– Чувствуешь себя папочкой, верно, Луни?

– В некотором роде, – буркнул тот. – Сириус, у меня голова чешется. Давай уже снимем этот кошмар!

Сириус бросил быстрый взгляд на песочные часы и кивнул.

– Ты прав. Пора.

– Учти, – произнес Люпин, когда Сириус отвязывал его от кресла, – если у меня волосы позеленеют или еще что-нибудь в этом роде, я тебя убью!

– И давно ты так беспокоишься о своей внешности, Луни?

– Меня и так люди боятся, Мягколап, – отозвался Люпин. – Хочешь, чтоб от меня шарахались?

– Дурак ты, Люпин, – очень неожиданно ответил Сириус и потащил друга в ванную. Рем хотел было выяснить, что именно Сириус имел в виду, но тот, не дав сказать профессору ни слова, снова сунул его голову в воду.

Наконец, краску смыло, и Люпин, выпрямившись, пожаловался:

– Мне вода натекла в штаны. И спина ноет.

– Зато сейчас ты будешь красавчик, – утешил его Сириус и произнес высушивающее заклинание. Люпин провел рукой по волосам – выпадать они, судя по всему, не собирались.

– Я хочу посмотреть.

– Погоди, – Сириус усадил Рема на край ванны и взял расческу. – Сейчас я тебя только причешу, и ты будешь совсем красавица.

– Что ты мелешь… – пробормотал Люпин, но скорее по инерции. Прикосновения к волосам действовали на него как самое лучшее расслабляющее; Сириус, зная это, продолжал медленно ласкать гребенкой густые пряди, так что Рем даже замурлыкал от удовольствия.

– Мне всегда нравилось тебя расчесывать, – заметил он.

– Мне тоже нравилось, – мягко улыбнулся Рем. – Но только пока ты не начинал меня стричь.

– Когда это я тебя стриг? – удивился Сириус.

– Было такое, – ответил Люпин. – На пятом курсе, когда у меня сильно отросла челка и лезла в глаза…

– А, ну да, – Сириус провел широкой ладонью по волосам Люпина, захватывая их ото лба и отводя назад.

Рем зажмурился от удовольствия. – И челка у тебя в результате стала кривая.

– А Лили сказала, что это модно, – вспомнил Рем.

– Это был ужас, – Сириус скривился. – Я думал, ты меня убьешь…

– Ну да… – тихо произнес Люпин, подняв руку и слегка коснувшись запястья Сириуса. Руки в его волосах вдруг замерли. А потом одна из них скользнула на шею и отвела пряди в сторону. И нежно, почти невесомо оголившейся шеи коснулись губы.

– Сири…

– Реми…

Внезапно Сириус скользнул на пол и опустился на колени у ног Люпина.

– Реми, ты любишь меня?

– Как же я могу не любить тебя? – Люпин протянул руку, чтобы коснуться плеча друга, но почему-то не коснулся.

– Нет, Реми, я не о том, – Сириус поднял голову. – Ты – любишь – меня?

– Да, – ответил оборотень. Сириус наклонил голову и уткнулся лицом в его колени.

– Я так хочу любить тебя, Луни… Ты ведь дашь мне возможность научиться?

– Сириус, я не…

– Я люблю тебя! Я буду хорошим. Я постараюсь сделать все, чтобы со мной было хорошо! Луни, я так скучал по тебе. Я так хочу остаться с тобой…

– Да я же не гоню тебя! – воскликнул Люпин.

– Я хочу остаться с тобой, – упрямо повторил Сириус. – С тобой, понимаешь? Навсегда?

– Ты мне предложение, что ли, делаешь? – улыбнулся оборотень. Сириус поднял голову и улыбнулся в ответ.

– Ну да… Получается…

– Мы не староваты, чтобы начинать новую жизнь, Сири?

– А у меня старой не было, – улыбка немного смягчила горечь этих слов, но не сняла ее вовсе, и Люпин почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы. К сорока годам становишься все более сентиментальным…

– Кстати, ты вовсе не стар, – добавил Сириус, с удовольствием глядя на Люпина. – Сейчас сам увидишь.

Он встал и помог подняться Люпину, хотя тот и не нуждался в помощи. Но все он принял предложенную руку и, ведомый этой рукой, слегка робея, подошел к зеркалу.

Оказывается, на его лице было вовсе не так уж и много морщин. В обрамлении пепельно-русых волос без единого седого оно казалось даже слишком молодым для мужчины почти сорока лет.

– Нравится? – спросил Сириус в ухо. Люпин слегка повернул к нему голову, не забывая краем глаза все же поглядывать в зеркало. А оно показывало восхитительное зрелище – двое красивых мужчин, один – с гривой угольно-черных волос, другой – с копной золотисто-русых, один – высокий, мускулистый, крепко сбитый, другой – пониже ростом, изящный и хрупкий. Люпин слегка улыбнулся.

– Мы выглядим слишком сахарно.

– На тебя не угодишь.

Люпин рассмеялся и снова отвернулся к зеркалу, собираясь разглядеть что-то на кончике уха, что привлекло его внимание. Приблизившись к зеркалу вплотную, он отвел волосы за ухо… а потом неожиданно сказал:

– Я все-таки убью тебя.

– А что такое?

Люпин отвернулся от зеркала, демонстрируя Сириусу ухо. Оказалось, что анимаг, крася волосы Люпину, ухитрился перемазать в краске всю ушную раковину.

– Это смывается? – опасным тоном осведомился оборотень.

– Эээ… кажется, нет, – Сириус изобразил невинную улыбку. – Ничего, со шкуркой слезет.

– Ты мне за это заплатишь, – Рем шагнул к Сириусу, и глаза его блеснули. Анимаг ухмыльнулся.

– Тебе просто был нужен повод, Луни…

* * *

– Не смей даже думать о том, что он умер.

Сольвейг снова вскочила с кровати, подошла к окну и распахнула его во всю ширь. Промозглый холод мартовского вечера ворвался в комнату, и Гермиона, поежившись, забралась под одеяло.

– Я не хотела тебя обидеть, Сольв…

– Обидеть… – мрачно хмыкнула Сольвейг. – Меня нельзя обидеть. Я прожила всю жизнь с Северусом Снейпом – и только он способен меня обидеть. Единственный человек на земле. Ты любишь своего отца? – безо всякого перехода спросила вдруг Сольвейг.

– Да, – после небольшой паузы ответила Гермиона. – Конечно. И маму…

– Ты не понимаешь, о чем я тебя спрашиваю, Грейнджер. Любишь ли ты его так, что чувство вины за то, что ты не такая дочь, какую бы ему хотелось видеть, гложет тебя беспрестанно? Любишь ли ты его настолько, что от того, улыбается ли он сегодня или хмурится, будет зависеть твое настроение на весь день? И противишься ли ты ему настолько, что не откажешься ни от единой своей привычки в угоду ему, но будешь прятаться, скрываться и лгать, притворяясь примерной дочерью? Спроси Северуса, чем я интересуюсь – и из десяти попыток ни одна не будет верной, потому что я ничего не говорю ему о себе, а если и говорю, то ровно столько правды, сколько можно сказать, чтобы не заслужить отповедь и хмурый взгляд на весь день. А я не умею лгать, Гермиона! Он ничего обо мне не знает. Это страшно.

Стало очень тихо. Свинцовая тяжесть потихоньку заливала грудь Гермионы. Тоска Сольвейг становилась ее тоской, любовь Сольвейг – ее любовью. Нет, слизеринка умела лгать, только не знала этого. Как раз сейчас она лгала – Гермиона поняла, что ее подруга всегда будет поступать именно так, как захочет Снейп. И это понимание вовсе не прибавило Гермионе желания, чтобы профессор зельеделия вернулся живым и невредимым. Впервые в жизни Гермиона всерьез пожелала кому-то смерти – и пришла в ужас, осознав это, и еще раз ужаснулась, потому что даже осознание этой мысли не принесло избавления от нее.

– Как он меня достал, Грейнджер, – тихо произнесла Сольвейг, разбив мертвую тишину. – Своим вечным занудством. Своим вечно плохим настроением. Своим постоянным стремлением заставить меня жить так, как ему хочется. Если бы ты знала, сколько раз я желала ему смерти.

Она замолчала, и Гермиона поняла, что Сольвейг плачет. По-настоящему, не скрывая слез. Гриффиндорка выбралась из-под одеяла, встала, подошла и Сольвейг сзади и обняла ее.

– Но он – такое счастье, когда все хорошо, – прошептала Сольвейг сквозь слезы. – Когда мы дома летом, и играем в шахматы, в карты, и гуляем, и собираем грибы, и ходим купаться, или когда он варит зелья, а я сижу и смотрю, и его это не бесит – такое бывает редко. Или когда он говорит, что я хорошо готовлю.

Или когда мы играем в снежки. Или когда он читает мне вслух. Боже, как я хочу, чтобы он вернулся!

Пусть с ним все будет хорошо…

– С ним все будет хорошо, – прошептала Гермиона. Ей было жаль Сольвейг, но вместе с жалостью пришло до сих пор не знакомое чувство – ревность. К Снейпу. Чувство это показалось ей настолько диким и недостойным, что Гермиона моментально решила наказать себя за него. – У меня есть идея, Паркер.

– Какая? – шмыгнув носом, спросила Сольвейг.

– Насчет снейповского брата. Нам надо найти старые фотоальбомы. Где-нибудь в школьных архивах они наверняка есть. Старые выпуски, понимаешь? Обычно на обороте всегда пишут список студентов. И мы узнаем, кто там был Снейп, кроме Северуса.

– Если, конечно, фотки не делали уже после того, как его изгнали, – усомнилась Сольвейг.

– Но там должны быть фотографии и с первого курса. Не мог же он быть изгнан до одиннадцати лет – это дикость!

– Грейнджер, – задумчиво произнесла Сольвейг. – Мы ведь выяснили, что брат нам не поможет. Он изгнан, он не может принять Поисковое зелье.

– Но он может подтвердить или опровергнуть, дочь ты Снейпу или нет, – возразила Гермиона. – И потом, может, у него есть свои дети…

– Это отрезанная ветвь.

– Такие заклинания не распространяются на потомков!

– Знаю, – буркнула Сольвейг. Гермиона прищурилась.

– А ты действительно хочешь его найти?

Сольвейг бросила на нее хмурый взгляд.

– Очень хочу, Грейнджер. Я понимаю, что тебя это удивляет…

– Извини, – перебила ее Гермиона.

– У меня есть идея получше, – проигнорировав ее извинение, произнесла Сольвейг. – Я предлагаю рискнуть и использовать Поисковое Зелье.

– И кто будет реципиентом? – удивилась Гермиона.

– Я, – пожала плечами Сольвейг. – Мы полагаем, что я – дочь Северуса. Так давай проверим это.

– Сольвейг, – Гермиона крепко взяла слизеринку за обе руки. – Ты понимаешь, что если ты не кровная родня Снейпу, то зелье окажется неверным? А всякое неправильно сваренное зелье – яд?

Сольвейг криво улыбнулась.

– Десять баллов Гриффиндору, Грейнджер. Северус был бы тобой доволен. Он, кстати, очень жалел, что ты не выбрала зелья для курсового проекта.

– Я бы выбрала, если бы не Арифмантика, – отозвалась Гермиона.

– Ладно, – развела руками Сольвейг. – Давай займемся фотографиями. Может, они нам что-нибудь прояснят…

С чего начнем?

– С Филча, – ответила Гермиона.