Текст книги "Драко Малфой и Солнечный путь (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Красота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

– Поздравляю, Бэддок, – произнес Гарри.

– Спасибо, – Малькольм застенчиво улыбнулся. И Гарри вновь позвал:

– Малфой…

– Что? – отозвался сияющий блондин.

– Не хочешь отпраздновать вашу победу? – спросил Гарри. И уточнил: – Вместе…

Стало тихо, и напряжение вдруг повисло такое, что его можно было трогать руками. Улыбка сошла с губ Драко; потом эти губы приоткрылись, и чуть наклонилась голова, словно Драко хотел заглянуть в лицо Гарри с другого ракурса.

– Драко… – легкая вопросительная интонация прозвучала в голосе Гарри. В ответ бледные губы сомкнулись в тонкую полоску, и лицо Малфоя стало таким злым, что Гарри отшатнулся.

– Поттер, – голос Драко напоминал наждачную бумагу, – я сегодня занят, – он властно обнял Малькольма за плечи. – Обратись ко мне на днях, может, я найду для тебя минутку в своем расписании.

– Гарри, – осторожно произнесла Мина. Гарри не отозвался – он смотрел вслед уходящей слизеринской команде, и что-то, что могло быть только отчаянием, отражалось у него на лице. – Гарри! – настойчиво повторила девушка.

– Оставь меня, пожалуйста! – выкрикнул вдруг Гарри, обвел бешеным взглядом толпу и громко крикнул: – Оставьте меня все!

Хогвартс, 10 октября 1997 года, вечер

– Тебе холодно?

– Нет…

– А почему ты дрожишь?

– Я не дрожу.

– Ты дрожишь. Тебе страшно?

– Нет…

– Тебе страшно… Хочешь передумать?

– Драко… я…

– Это страшно?

– Нет…

– Это больно?

– О… нет…

– А теперь?

– О… Драко… пожалуйста…

– Иди сюда…

– Оооо…

– Позволь мне… вот так… ложись… тише, котенок, тише…

– О… Драко, Боже… Драко!..

– Тише, радость моя… шшш…

– О… не издевайся надо мной!..

– Вот видишь… связная фраза… Ты слишком нетерпелив, сладкий…

– А-а-аххх!.. О, еще!..

– Так?

– Та-а-ак…

– Малькольм… мальчик… сладкий… маленький… котеночек… нежный…

– Драко… Господи… сильнее… еще…

– Мой…

– Драко…

– Котенок…

– Посмотри на меня…

– Только мой…

– Посмотри…

– Любимый…

– Дра-а-ако-о-о…

– О… Бо-же… мой!..

* * *

Склоненная к маленькому дракончику белокурая голова не повернулась, когда Гарри вошел и остановился в дверях.

– Ты же велел оставить тебя в покое… – произнес ледяной голос, от которого стыли вены.

– Прости меня… – прозвучало в ответ. Она обернулась, и Гарри увидел всплеск слез в светлых глазах.

– Что я тебе сделала? Ты мне мстишь за что-то, что тебе сделал Драко? А я тут при чем? Объясни мне, ради Бога, что происходит!

– Я люблю тебя, – Гарри шагнул вперед, обхватил руками тонкую талию, зарылся носом в белые волосы, пахнущие солнцем. – Вот что происходит. Но до тебя я любил другого человека. Я им отравлен. Когда я вижу его, мне кажется, что все иное – ложь, и только он – истина. Но я люблю тебя… Прости…

– Я никогда не стану делить тебя ни с кем! – яростно произнесла Мина.

– Это закончится, – прошептал Гарри в теплые пряди. – Это закончится… Я люблю тебя… Я хочу любить тебя… Он мне не нужен… Он пройден…

* * *

Сладкий мальчик, разметавшись, мирно спал в его префектской кровати, а Драко курил третью сигарету, сидя на подоконнике крошечного окна спальни. Оно было вровень с землей; и потому Драко вспоминал «тайную комнату». Наверное, если сильно постараться, можно даже представить, что это Гарри сейчас спит в его кровати.

Входя в дрожащее, жаркое, податливое тело Малькольма, он закрывал глаза, чтобы хотя бы вообразить себе, что это Гарри, и каких усилий ему стоило не прокричать во всю глотку его имя… Наверное, нельзя так поступать с мальчишкой, но, с другой стороны, он же получил свою порцию удовольствия…

– Он любит тебя…

Драко вздрогнул, обернулся – и выругался сквозь зубы.

– Я надеялся, что это был ночной кошмар.

Рон Уизли ухмыльнулся.

– Всю жизнь мечтал, что ты это скажешь.

Их последняя встреча не была самым приятным воспоминанием из жизни Малфоя…

* * *

– Это мое кольцо.

В первый раз в своей жизни, столкнувшись с Рональдом Уизли, Драко Малфой потерял дар речи. Впрочем, из-за чертового Поттера в жизни Драко в последнее время много чего происходило в первый раз.

Когда, наконец способность говорить вернулась к Драко, он спросил совсем не то, что нужно было спросить:

– В каком смысле – твое кольцо?

– В прямом, – отозвался Уизли. – Ну, впрочем, теперь вряд ли мое – покойники не имеют права на личное имущество. Это мое кольцо, я купил его в прошлом году, чтобы подарить Гарри.

– Гарри? – Драко посмотрел на кольцо. Что ж, справедливости ради стоило признать, что у Уизли был некоторый вкус. Кольцо подошло бы Гарри идеально. – Гарри Поттеру?

– Прости, я не знал, что у тебя так много знакомых по имени Гарри, – кротко улыбнулся Рон.

– Смерть положительно повлияла на твое чувство юмора, – огрызнулся Драко.

– Я буду расценивать это как комплимент, – усмехнулся Рон.

– На черта ты купил кольцо для Гарри? – Драко посмотрел на Уизли в упор. Хмм… Рон выглядел как-то иначе, не так, как хогвартские привидения. Он не был прозрачным и бесцветным. Нет, его трудно было назвать плотным – он не выглядел как живой человек, хотя его одежда – форменная хогвартская роба, гриффиндорский галстук и значок, – были цветными. Но он казался несколько эфемерным.

– Я хотел сделать ему предложение, – в голосе призрака прозвучала легкая грусть.

– Какое предложение? – тупо спросил Драко. Определенно, беседа с душами умерших не была его коньком – он начал слегка тормозить. Рон рассыпался в негромком смешке, и Драко подумал, что он и представления не имел, что привидения умеют смеяться, но если умеют, то этот смех – как раз то самое и есть.

– Руки и сердца, Малфой. Я тогда думал, что раз вы все равно поссорились, возможно, у меня есть шанс…

– Ты был влюблен в Гарри?!

– Малфой, незачем так орать – я услышу тебя, даже если ты будешь просто думать.

– Как ты мог быть влюблен в Гарри?! – прошипел Малфой, понизив голос. – Ты же был его лучшим другом!

– Послушай, ты говоришь это так, как будто я, будучи лучшим другом Гарри, отдал его на съедение соплохвостам, – заметил Рон. – Мне казалось, ты должен понимать, почему можно влюбиться в Гарри.

– Я никогда не был ему другом! – отрезал Малфой.

– Тогда мне было еще проще, тебе не кажется?

– Черт побери! – Драко сел на кровать. Рон присел рядом. Малфой поднял голову от сложенных на коленях рук и с интересом посмотрел на привидение.

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Ну… касаешься материальных предметов? Призраки этого не умеют.

– Это чтоб тебе было проще, – ответил Рон. – Я, понимаешь ли, не совсем призрак. Я – дух-посланник, у меня есть задание.

– Какое? – спросил Драко.

– Не знаю в точности, но, думаю, это со временем откроется.

– Ты хочешь вернуть кольцо? – Драко протянул руку с украшением.

– Не думаю, – задумчиво отозвался Рон. – Да и зачем мне…

– Может, нужно отдать его Гарри и передать ему, как ты его любил, и все такое?

У Рона был такой вид, будто он что-то напряженно обдумывает. Потом он сказал:

– Нет, не это. Да и я вовсе не хочу, чтобы Гарри про это знал.

– Почему? – удивился Драко.

– Потому что я был его лучшим другом и, слава Богу, не успел этого испортить. И не хочу портить, – терпеливо отозвался Рон. И усмехнулся. – Кстати, давно ты стал таким добрым и любезным?

– Я просто хочу, чтобы ты от меня отвязался, – буркнул Драко. – Как твое кольцо попало к Снейпу? Ты что, перепутал адрес?

– Он нашел его на том месте, где меня убили, – спокойно ответил Рон.

– Кто это сделал? – вдруг спросил Драко.

– А ты не догадался? – удивился призрак. – Питер Петтигрю. Червехвост. Струпик, моя крыса.

И он растаял в воздухе прежде, чем Драко успел что-либо сказать по этому поводу.

* * *

И вот теперь Рон Уизли снова стоял перед ним. Точнее, не то чтобы стоял – он скорее висел в воздухе невысоко над полом, все с тем же благостным выражением на светящейся физиономии.

– Почему бы тебе не начать доставать своих друзей, а, Уизли?

– Я не хочу их расстраивать, – ответил тот.

– А меня, значит, можно?

– Ты никогда не был моим другом. Представь, что с ними станется, если я вдруг перед ними появлюсь.

Он присел на подоконник рядом с Драко. Слизеринцу показалось, что призрак с их прошлой встречи стал еще плотнее.

– Да, – ответил Рон на незаданный вопрос. – Так оно и есть. Опять же, для твоего удобства.

Драко тут же захотелось прикоснуться к Рону, чтобы узнать, насколько он плотен на самом деле. С другой стороны, вряд ли это уместно по отношению к своему недругу…

– Ты можешь, – сказал Рон. – Но сейчас я бесплотен. Возможно, если мы еще пообщаемся, твое воображение обеспечит мне и плоть.

– Ты не являешься предметом моих ночных фантазий, Уизли, – выплюнул уязвленный Драко. – И прекрати читать мои мысли!

– Я не могу, – смиренно отозвался Рон. – Я делаю это не нарочно, просто это для меня все равно, что для тебя слышать или видеть. И, кстати, ты мне однажды приснился в эротическом сне.

– Что?!. – поперхнулся Драко. На кровати завозился Малькольм. Рон улыбнулся уголком рта.

– Я же сказал, не нужно кричать. Я серьезно. Я бы мог рассказать тебе этот сон, но, думаю, будет интересней, если я его тебе покажу.

– Ты это можешь? – удивился Драко.

– Ну да. Я же дух, тень. Мысли и сны – это все рядом. Но мне сначала нужно с тобой пообщаться подольше. Я не очень хорошо тебя знаю, Малфой, на самом деле.

– Отлично! – фыркнул Драко. – Не думаю, что ты что-то упустил!

– А я как раз так и думаю, – возразил Рон.

– Ты что-то добренький, Уизли.

– Ничего не поделаешь, – улыбнулся Рон. – Я же умер.

– Что, все умершие внезапно добреют?

– Или наоборот. Это зависит от души.

Драко покачал головой и вытянул еще одну сигарету из пачки.

– Так, значит, это правда – про ад, рай и прочую фигню?

– Да, – ответил Рон.

– А разве ты можешь все это рассказывать живым?

– Да, могу. Если я что-то не могу сказать, у меня это просто не получится.

– А как Он выглядит? – Драко указал сигаретой на потолок. Рон ненадолго задумался.

– Мне кажется, он похож на Дамблдора, – и, заметив, как вытянулось лицо Драко, призрак добавил: – Но, думаю, это субъективное восприятие.

– Господи! – с отвращением произнес Драко и тут же сделал такое движение, будто собирался заткнуть себе рот. В ярко-голубых глазах Рона заплясали смешинки.

– Драко…

Полусонный зов с кровати заставил Драко оглянуться. Малькольм приподнялся на локте, обводя комнату затуманенными глазами. Выглядел он до невозможности хорошеньким, таким, что Драко сглотнул.

– Драко, с кем ты разговариваешь?

– Сам с собой, – ответил Драко. – Спи, котенок.

– Иди ко мне, – пробормотал Малькольм, снова опускаясь на подушки. – Мне без тебя грустно…

– Я сейчас, – отозвался Драко. – Спи.

– Нет… я тебя подожду… – раздался в ответ сонный шепот, а потом до Драко донеслось тихое размеренное дыхание.

– Он тебя любит, – повторил Рон.

– Я тут ни при чем, – огрызнулся Драко.

– При чем, – возразил Рон. – Послушай, Малфой, ты же знаешь, кого ты на самом деле любишь. Ты принесешь этому ребенку только горе. Прогони его, пока он к тебе не привязался окончательно.

– Вот что, мать Тереза, – яростно проговорил Драко, повернувшись к Рону. – Моя личная жизнь не имеет к тебе никакого отношения, если только тебя не послали сюда работать моим Ангелом-Хранителем. А если же это так, то, пожалуйста, будь добр, вернись к своему Господу и передай ему, что я отказываюсь от такой заботы, и вообще, мне уже зарезервировали место в аду как гомосексуалисту, совратителю детей и просто сволочи. Итого три. Доступно?

– Вполне, – ответил Рон. – Я еще вернусь.

И он исчез.

– Пошел ты к черту, – буркнул Драко. – Исчез, осталась одна улыбка…

Он выбросил сигарету, закрыл окно и, скинув халат, забрался под одеяло к Малькольму. Мальчик завозился и прижался к Драко, обняв его за шею.

«Ему же нравится, – подумал Драко. – Он счастлив… Не стану же я разрушать его счастье…»

Хогвартс, 20 декабря 1997 года, утро

Солнце светило слишком ярко, и это, пожалуй, был единственный момент, который мешал игре. Все же остальное словно специально было заказано для квиддича, и вопли болельщиков далеко разносились в неподвижном морозном воздухе.

Немногие ученики Хогвартса оставались в замке в дни квиддичных матчей. Большинство из этих оставшихся были наказанными за какую-нибудь провинность и остро переживали свою непричастность ко всеобщему счастью.

Сольвейг Паркер к их числу не относилась – она осталась в замке потому, что у нее были дела поважнее и поинтереснее, чем просмотр игры плохих команд. И одно из этих дел как раз просунуло свою лохматую голову в дверной проем туалета Плаксы Миртл.

– Паркер, ты здесь?

– Прошу вас, – буркнула слизеринка. Гермиона вошла и остановилась рядом с Сольвейг.

– Тебе не надоело здесь тусоваться?

– Ты нашла картинку? – спросила в ответ Сольвейг. Гермиона покачала головой.

– Я перерыла все его вещи. Знаешь, как это неприятно?

– Он годами не отдает носки в стирку?

– Разумеется, Сольвейг, не поэтому! – раздраженно ответила Гермиона. – Он мой друг, в конце концов!

– Мы же не совершаем преступления, – пожала плечами Сольвейг. – Просто я хочу копию с этого рисунка…

– Сольвейг, это…

– Давай не будем о морали и нравственности, о'кей? Я же все-таки слизеринка. Так ты нашла ее?

– Говорю тебе, нет! То ли Гарри ее так хорошо спрятал, то ли… – Гермиона замолчала, прикусив губу.

– Выбросил, – закончила Сольвейг. – Интересно, зачем ему ее прятать?

– От Мины? – предположила Гермиона.

– И выбрасывать тоже от нее, – заметила Сольвейг. – Неприятный тип твой Гарри…

– Вовсе нет, – огрызнулась Гермиона. Нависло молчание. Наконец его разбила Сольвейг:

– Так ты предлагаешь изменить место встречи?

Гермиона кивнула.

– Ага. А зачем?

– У меня есть мысль, – ответила Гермиона. – Но я не хочу думать об этом в дурацком туалете. К тому же, гитара тут отсыревает.

– И куда же мы передислоцируемся? – спросила Сольвейг.

– Ко мне в комнату, например, – пожала плечами Гермиона. – Я же староста, я живу одна.

– Ага, – с ехидцей в голосе отозвался Сольвейг. – А нам принципиально важно быть наедине?

Гермиона мысленно прокляла свою белую кожу.

Несколько секунд Сольвейг рассматривала подругу с нежной насмешкой в глазах. Потом произнесла:

– Ну, и что у тебя за мысль?

Гермиона подняла голову.

– Я хочу попробовать отыскать родственников Снейпа. Тогда мы сможем воспользоваться Поисковым зельем, чтобы найти его, – Сольвейг ничего не ответила, и Гермиона пустилась в объяснение: – Понимаешь, Поисковое зелье можно использовать, только если в жилах потерянного и ищущего течет общая кровь, или общий состав, как в прошлом году, когда Гарри…

– Я знаю, – перебила Сольвейг. – Грейнджер, если бы это было возможно, неужели, ты думаешь, это никому бы не пришло в голову? Дамблдору, например? У Северуса нет родственников, я-то знаю, – она привалилась к стене. – Из родственников у нас только одна семья, не кровные… Тетя Северуса, сестра его матери, сбежала из дома и вышла замуж за человека, у которого уже были дети от другой женщины. Мать ее прокляла, и вскоре она умерла от болезни, не оставив потомков. Других теток у Северуса не было, а все предыдущие поколения семьи его матери и отца ограничивались одним ребенком. Наследником. Довольно неосторожно с их стороны, тебе не кажется?

– А дядя Снейпа? – спросила Гермиона.

– У него тоже не было детей, – Сольвейг запустила руку в волосы. – Впрочем, Северус как-то упоминал, что у него был брат. Но он говорил – был, так что не думаю, что он до сих пор жив.

– А вдруг жив?

– О нем бы вспомнили, Грейнджер! – почти яростно выкрикнула Сольвейг. – Ты думаешь, что всем настолько наплевать на моего отца?!

– Нет, я так не думаю, – Гермиона вздохнула. – Послушай… Есть еще один вариант. Ведь возможно, что ты его дочь…

Сольвейг пожала плечами.

– Думаешь, это такая страшная тайна, что ее нужно скрывать?

– Всякое бывает… Просто ты на него похожа. Возможно, что ты дочь его брата… Как бы там ни было, если мы сможем убедиться, что ты – кровная родственница Снейпу, мы сможем использовать зелье.

– Как мы в этом убедимся, Грейнджер? – устало спросила Сольвейг. – Пробраться в Министерство и посмотреть Большую Книгу Судеб? Как будто ты не знаешь, что это невозможно…

– Вот что, Паркер, – Гермиона взяла слизеринку за плечи и встряхнула с неожиданной силой, – нельзя быть такой инертной! Ничего само собой не образуется! Если мы будем тут сидеть и ныть, что ничего нельзя сделать, мы ничем не ему поможем! Нужно использовать малейший шанс! В конце концов, он ведь твой почти отец!

– Да что ты, в самом деле… – Сольвейг раздраженно вырвалась из рук Гермионы. – Тебе-то какое дело? Как будто я не знаю, как ты со своими гриффиндорскими друзьями к нему относилась!

– Я к нему нормально относилась, – возразила Гермиона. – Он прекрасный учитель, – Сольвейг хмыкнула. – Да, для меня это критерий! Но я хочу помочь ему не ради него, а ради тебя!

Последние слова отдались эхом от отсыревших стен. Сольвейг несколько секунд молчала, глядя в пол.

Потом, не поднимая головы, она заговорила, и хотя Гермиона не видела ее лица, она поняла, что слизеринка улыбается.

– Я бы поцеловала тебя, но, по-моему, целоваться в туалете – это ужасно.

Неизвестно, где, неизвестно, когда

Он открыл глаза и несколько минут просто лежал неподвижно, наслаждаясь ощущением полного покоя. Из памяти снова вырвали кусок – наверное, он был под Империусом – Северус никогда не мог сопротивляться этому проклятию, к тому же оно награждало его потерей памяти, и Северус никак не мог решить, хорошо это или плохо. Не особенно распространенный симптом – большинству людей свойственно помнить, что они делали под Империусом.

Наверное, подумал Снейп, пытаясь поудобнее устроиться на жесткой скамье – мешала рука, прикованная к стене на короткую цепь, – варил какое-нибудь зелье. В прошлый раз, придя в себя с черной дырой в памяти, Снейп был подвергнут допросу с Признавалиумом, который, как любезно сообщил ему Вольдеморт, он же сам и варил. Лорда очень интересовало, как Драко выжил после удара ножом. Северус, который пил Признавалиум с тех пор, как научился его варить, мог сопротивляться действию зелья безо всякого труда, но, чтобы не вызывать ненужных подозрений, он всегда говорил правду в тех случаях, когда ее можно было сказать. Он рассказал Вольдеморту о Поисковом зелье.

– Вот как? – удивился Лорд. – Ты сам придумал этот способ? Интересно, почему я об этом узнаю только что? Когда ты испытал его?

– Когда умер мой дядя, – ложь далась без труда. – Но этот способ воскрешать мертвых не дает гарантии.

Нужно найти слова, которые бы заставили душу вернуться в тело?

– Это так сложно? – спросил Вольдеморт. – Все хотят жить…

– Нет, – возразил Снейп. – На самом деле, глубоко в душе, никто не хочет жить. Потому-то их так трудно вернуть.

– Так, может, дело в том, что они просто не знают, что умерли? – спросил Лорд. – Интересно, а если другая душа уцепиться за ту, что пытаются выманить из царства мертвых, у нее получится?

Снейп удивленно сморгнул.

– Не знаю… Пока это удалось только Поттеру и Малфою.

– Просто Поттер сумел убедить Малфоя, что тот умер, и тому захотелось жить, – Лорд улыбнулся. – Все хотят жить, Снейп, даже ты… Так хотят жить, что глотки будут рвать друг другу за лишнее мгновение жизни… Ты еще поймешь, до чего ты сам этого хочешь…

Снейп завертелся на своем неудобном ложе. Хорошо, что он не сказал Вольдеморту правды о своем первом опыте с Поисковым зельем, хотя этот случай и доказывал, что люди как раз таки не хотят жить. Даже если им и есть ради чего…

Забавно, что та женщина – вторая его женщина, как он любил ее называть, – умерла за своего сына, но жить ради него была не согласна. В семьях есть что-то несправедливое, думал Снейп. Зачем эти люди заводят детей, если, в сущности, им не нужен никто, кроме друг друга? Инстинкт продолжения рода?

Обычаи? Неосторожность с противозачаточными средствами?

Лили Эванс была лучшей выпускницей Хогвартса в 1976 году. Грейнджер временами напоминала Снейпу ее, но Грейнджер при всем ее блестящем уме не хватало мудрости, тактичности, женственности и, конечно, красоты Лили. Снейп влюбился в нее сразу же, как только обрел способность влюбляться, и иногда ему казалось, что он любит ее до сих пор. Он, естественно, не сделал ничего, чтобы добиться ее. Она была с Поттером, которому Северус был не соперник. Вряд ли нашлись способы, не считая волшебных, которые помогли бы ему увести Лили у Поттера. А волшебные способы он использовать не мог. Это было… недостойно.

Если бы тогда, на той стороне, ему удалось убедить ее вернуться, возможно, жизнь пошла бы совсем иначе. Возможно, это была бы его и ее жизнь. Одна на двоих. Но Лили, точнее, ее тень под тусклым небом преддверия страны мертвых, упрямо смотрела мимо, туда, куда уходил Джеймс, и губы монотонно твердили одно: «Я останусь с Джеймсом», пока песочные часы, висящие на груди у девушки совсем как ее неизменный Хроноворот, бесстрастно отмеряли время Северуса.

И он был вынужден вернуться один.

Но странно – боль от потери Лили не была долгой. Она вскоре ушла, затерялась в повседневных хлопотах, тень ее сгинула, пока он разрывался между тайным слушанием его дела в Министерстве Магии, преподаванием в Хогвартсе и заботой о Сольвейг. В этих хлопотах он забыл также и о той, кому был обязан появлением на свет Сольвейг, и ничем даже не попытался облегчить ее участь. С другой стороны, имела ли право мисс Паркер, предавшая его и желавшая его смерти, рассчитывать на его помощь?

Снейп раздраженно дернул цепь. Господи, можно подумать, что без этого поводка он бы куда-то делся! Его посадили на цепь недавно, после неудачной попытки побега. До этого он размещался в комнате – плохо обставленной, пыльной и запертой на все замки, но все же комнате. Вечером туда заходила мисс Паркер – говорила о пустяках, вспоминала школу – так, словно они общались в дружеской обстановке на вечеринке выпускников. Временами она начинала расспрашивать о Сольвейг.

Тема Сольвейг всплыла неожиданно – после сеанса с Признавалиумом мисс Паркер зашла к нему и затеяла светскую беседу. Она принесла еду, вино и сигареты; выпив, полезла целоваться. Северус отвечал, но весьма неохотно. Оторвавшись от его губ, Паркер сказала:

– Раньше ты был несколько поживее. Что, старость не радость, Снейп?

– Я никогда не был мазохистом, Паркер, потому садисты меня не возбуждают, – ответил Снейп.

– Но раньше я тебя, помнится, возбуждала.

– Это было почти двадцать лет назад, тогда меня возбуждало все, и даже ты.

– Ты меня никогда не любил, – не вопрос, а утверждение.

– Верно. Да ты и не заблуждалась на этот счет.

– И ты использовал связь со мной, чтобы утвердиться в глаза Господина и иметь возможность эффективно шпионить для твоего сумасшедшего старика.

– Тоже верно, – кивнул Снейп. – Ты выдала меня, когда поняла это?

– Нет, – она улыбнулась. – Это я понимала с самого начала, – она приблизилась к нему вплотную. – Я всегда знала, что ты шпион, Северус. Но я не выдавала тебя. Долго. Знаешь, почему? – она не дождалась ответа и ответила сама: – Потому что я любила тебя… Но когда я поняла, что ты без ума от этой вульгарной грязнокровки… – она зашипела сквозь зубы, и Снейпу показалось, что сквозь маску холодной леди и сосредоточенной убийцы проглянула злая и очень несчастная девчонка, какой она была всегда. – Вот тогда я и выдала тебя, Северус. Если бы не эта дурацкая история с малышом Поттером… – она замолчала и вдруг безо всякого перехода спросила: – Девочка, которая живет с тобой – моя дочь?

Он непроизвольно вздрогнул.

– Откуда ты знаешь?..

– За тобой шпионили, Снейп, – лениво объяснила она. – Это же понятно. Не очень-то разумно с твоей стороны – оставить девочку себе, с учетом того, что твоя жизнь никогда не была особенно спокойной. Ты не подумал, насколько ты будешь уязвим с ней?

Северус не ответил. Пожалуй, ответ занял бы слишком много времени… и еще ему не хотелось раскрывать перед мисс Паркер эти стороны своей натуры. Не мог же он рассказать ей, что он почувствовал, когда увидел девочку. Свою дочь. Он не мог быть до конца уверен, что Сольвейг – его дочь; шайка Упивающихся Смертью отличалась очень свободными, мягко говоря, нравами, и вряд ли он был единственным у мисс Паркер. Но когда он увидел ее, когда взял ее на руки… Паркер не хотела ни видеть, и слышать ребенка; она вообще не хотела ребенка, но ей пришлось рожать, потому что она обнаружила беременность слишком поздно. По ее настоянию Снейп отдал девочку в детский дом, но постоянно навещал, а когда Темный Лорд сгинул, и опасная жизнь шпиона осталась в прошлом, он забрал девочку к себе, в Дом Снейпов. Возможно, если бы не Сольвейг, он бы просто вскорости спился.

Со временем он убедился, что Сольвейг может быть только его дочерью. От матери она взяла немного – лишь темные, льдисто-синие глаза. Впрочем, они могли быть и «косой наследственностью», подарком от другого человека, которого Снейп мысленно продолжал называть братом и который умер для рода Снейпов, хотя и продолжал жить для всего остального мира, называясь по-другому. Этот человек уже не был ему братом. Некоторые заклятия неизбывны.

И еще она, слава Богу, не унаследовала его нос. Но вот все остальное – угрюмый взгляд, замкнутость, скверный характер, непослушные жесткие волосы, которые имели привычку засаливаться сваливаться в неряшливые патлы через несколько часов после того, как их вымыли и причесали, и еще ужасную манеру влюбляться в совершенно неподходящих людей – все это было, без сомнения, его кошмарное наследство. Она была его дочерью; она вообще была.

Наверное, его подстегнула мысль о Сольвейг. Вольдеморт был почти прав на его счет – Северус хотел жить, но, на самом деле, только потому, что ему было для кого.

Он немного умел колдовать без палочки, поэтому ночью сумел открыть дверь. Место, где он находился, напоминало старый заброшенный дом, и Снейп надеялся, что сумеет выбраться из него.

Наверное, на дом были наложены какие-то чары. Почти всю ночь Снейп бродил по коридорам, крался по лестницам, и временами он даже видел выход, и ему казалось, что он вот-вот сможет до него добраться… но лестница уводила в сторону, коридор петлял, и он вновь и вновь возвращался к своей «камере». Было от чего впасть в отчаяние.

Наутро мисс Паркер нашла его у двери.

– Ты пытался сбежать, – констатировала она. – Дурак.

И она убедительно доказала ему, что он был неправ.