Текст книги "Бегство в мечту"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

– Кто-нибудь! Помогите! Девушке плохо!.. Рожает, – добавил он доверительно бросившейся к ним на помощь бабусе.

Светлова мгновенно оказалась на ногах и играя желваками на скулах, пошла вперед.

– А вот и дом, в котором я жил, – словно ничего не произошло, продолжал Туманов. – Кстати, надо сказать, что здесь же жил Блок. И здесь же живут несколько знаменитых актеров и поэтов. Видишь ли, – с дурашливой серьезностью пояснил он. – Все мы, великие люди, очень любим селиться в самых красивых и завораживающих уголках. В городах мы стараемся выбрать самый старый район, и почему-то нас тянет именно к угловым домам, стоящим на пересечении дорог, а в деревне, на природе, нам нужен простор. По преданиям, в угловых домах и на перекрестках дорог собираются души умерших, наверное, они и диктуют нам рассказы о старине…

– Андрей, – попросила девушка, – я очень устала и у меня нет настроения шутить. Помолчи хотя бы до тех пор, пока не доставишь меня домой.

– А когда «доставлю»? – тут же отреагировал он.

– Тогда ходи по улицам, сколько влезет, и говори, говори, говори… Только без меня.

– Не согласен, – замотал он головой, – у тебя еще просто не выработался ко мне иммунитет. Считай, что все это прививка.

– Не надо прививок!

– Ты хочешь заболеть мной? – с притворным ужасом спросил он.

Наташа обреченно вздохнула.

– Я все больше поражаюсь тому, какие мы с тобой разные, сказала она.

– Замечательно– вновь расплываясь в улыбке, заявил Туманов. – Противоположности сходятся…

Девушка безнадежно махнула рукой:

– Говори что хочешь, – заявила она. – Я все равно не буду слушать.

– Решено, – кивнул Андрей. – А вот с этим домом связана интереснейшая легенда о спрятанных в нем сокровищах…

Светлова встрепенулась и невольно прислушалась. Андрей погасил улыбку и продолжал:

– Многие считают, что старинные дома Петербурга богаты сокровищами, спрятанными во время революции. Чердаки, подвалы, стены и даже двери – все это таит в себе бесценные клады из золота, бриллиантов и старинных полотен. Знаменитый Фаберже перед тем, как покинуть Россию…

Туманова не обижало ее невнимание к нему и к его интересам. Он понимал, что вызывает лишь раздражение и негодование, но это была единственная возможность подольше побыть с ней наедине. Бродить по улицам, нести забавную чушь, изредка, словно невзначай, касаться ее руки и смотреть на прекрасный профиль той, кто была для него дороже любой предсказанной гадалкой мечты. Той, кто сама была его воплощенной мечтой…

– А ты сомневался, – сказал Туманов Генке, хлопая ладонью по самодельному столу, стоящему в двухкомнатной избе, которую они только что сняли на два летних месяца. – Рай, а не место! Благодать!

– Благодать, – передразнил Еременко, с сомнением озирая пыльные подоконники и давно не мытый пол, из-под досок которого тянуло сыростью и плесенью. – Один только порядок придется месяц наводить. Здесь последние пятьдесят лет кто-нибудь жил?

– Зато за гроши досталось, – парировал Андрей, – Сейчас пол намоем, окна выдраим, печь истопим, баньку справим… Привык ты к городской жизни: душ каждое утро, кофе… А здесь до озера на зорьке пробежишься… Турник сегодня же соорудим…

– Меня смущает близость пионерского лагеря. Я подсчитал, что с тех пор, как ты познакомился с Наташей, ты пропускаешь одну тренировку из трех. А ведь до соревнования всего два месяца! У тебя же на физиономии вместо мыслей о том, как на них победить, написано отрешенное блаженство и полное отсутствие сосредоточенности.

– Кстати, о блаженстве… Я сейчас на часик отлучусь…

– Знаешь что?!

– Ну, Генка… Я быстренько-быстренько, туда и обратно. Не больше часика… А потом и пол сам вымою, и окна…

– И окна?

Туманов кивнул, подтверждая.

Генку такая перспектива устраивала и он досадливо махнул рукой:

– Что с тобой делать? Беги, Ромео!..

Пионерский лагерь, в котором проходили стажировку девушки, раскинулся на самом берегу озера, окруженного сосновым лесом. Двухэтажное общежитие для работников находилось в хозяйственной зоне и, что было особенно ценно для Туманова, окна и балкон девушек вплотную примыкали к забору, ограждавшему территорию лагеря. Подпрыгнув, он подтянулся на руках и, оказавшись на крохотном, заваленном старыми тумбочками и кроватями балконе, постучал в стекло. Удивленная Наташа открыла дверь.

– А ты как здесь очутился?!

– Живу неподалеку. Проходил мимо и подумал: надо навестить соседей. Узнать, как устроились, как работают…

– В каком смысле «живу рядом»?

– Мы с Генкой сняли в поселке домик на лето. Решили, что свежий воздух и здоровая деревенская пища – лучший помощник в тренировках.

– Так, – сказала Светлова и опустилась на железную кровать, взглядом ища у подруги сочувствия. – Террор продолжается. Ты так интенсивно форсируешь события, что мне остается…

– Только сдаться, – закончил он за нее. – И предоставить ход событий в мои надежные и умелые лапы…

– Твою энергию да в нужное русло… Как ты привык все решать сам. А я ведь тоже в некотором смысле распоряжаюсь собой.

– Мужчина и должен все решать сам, на то он и мужчина… Наташа, ну чем плохо, что я буду рядом? Не обижайся ты на меня глупого. Что бы я ни делал, что бы ни говорил – все это ерунда. Главное для меня – видеть тебя… Неужели так плохо иметь пажа, несущего шлейф королевы?

При виде его «раскаивающейся» физиономии со шкодливыми глазами, по ее губам пробежала невольная улыбка.

– Что с тобой делать? Носи «шлейф»… Только не будь таким умным и последовательным. Это не ухажер, это математик какой-то. Никак не могу отвыкнуть от ощущения, что я – твоя дочь… Или жена на втором десятке семейной жизни.

– Мне бы такого «отца», – вздохнула Вика, бросая на Туманова игривые взгляды, – Наташа, уступи «пажа» на полгодика? А я тебе своего неповоротливого Новикова отдам?.. Я тоже хочу, чтоб мне дарили цветы и читали наизусть целые тома стихов. Я хочу, чтобы из-за меня дрались, а не пытались «облапать» в темном подъезде, на прощание…

– А иногда так хочется, чтобы кто-то «облапал», – шутливо вздохнула Наташа. – А он все стихи читает… Бери, Вика, бери.

– Это мы сейчас исправим, – пообещал Туманов, широко разводя для объятий руки. – Сейчас я…

– Ну-ну-ну, – поощрительно прищурилась Светлова.

– Гм-м… К-хм… Может, лучше стихи почитать?..

– Вот так он всегда, – пожаловалась Наташа. – Обещает, обещает… Пойдемте на озеро? Вода сегодня как парное молоко… Ну-ка, паж, брысь из комнаты, дай королеве переодеться.

– Хорошо, – покорно согласился Туманов. – Я на балконе, в щелочку подглядывать буду…

Вода действительно была прекрасной. Вволю наплававшись, все трое развалились на песке, млея от удовольствия под щедрыми солнечными лучами. Наташа приподнялась на локте, рассматривая, словно впервые, налитое силой тело Туманова.

– Что такое? – смутился он.

– Силен ты… По-настоящему силен. К такому телу еще бы голову…

– Чем моя голова тебя не устраивает? – обиделся Андрей. – У тебя в последнее время началась странная полоса ворчливости – всем я стал негож. Зачем тогда знакомилась со мной? Или я и впрямь оказался иным? Или разонравился?

– Нет, нравишься и теперь, – она перевернулась на спину, забросила руки за голову и уставилась в бездонную синеву неба. – Вроде всем ты хорош, Андрей: и умен, и силен, и самоуверен, и в жизни чего-то пытаешься добиться… Только всего этого у тебя с лишком. Ты давишь на меня своей энергией, все пытаешься решить за меня…

– Хорошо, я буду глупым, слабым и пассивным.

– Я быстро устаю от людей. Мне требуется время, чтобы отдохнуть, почувствовать, что меня снова тянет к этому человеку. А ты так интенсивно форсируешь события, что я ощущаю себя на «обочине дороги».

– Неужели я так сильно надоел?

– Наверное, у меня сегодня просто плохое настроение… Извини.

– Это ты извини меня. Ты права – я слишком спешу. Тем более что и сам вижу, как пропадает твой интерес ко мне. Только беда в том, что я эгоист. Я не люблю причинять себе боль. А без тебя мне будет плохо. Но ничего, рано или поздно я все равно добьюсь того, что ты захочешь навсегда остаться рядом со мной.

– Ого! – сказала Вика. – Вот это «слова не мальчика, но мужа»… Но уж простите меня, а я сильно сомневаюсь, что между вами, одинаково сильными, одинаково гордыми и одинаково несгибаемыми людьми, может что-то получится. Вам бы друзьями остаться – цены бы вам не было.

– Что вы все как сговорились?! – покачал головой Туманов, – То «похожие», то «слишком разные». Умные! Не надо советов, дайте просто пожить!

– Я вижу и понимаю тебя, – сказала Вика, – но я слишком хорошо знаю и Наташу. Ей нужно совсем другое.

– Он любил ее, она любила булочки с маком, – буркнул Туманов. – Любовный треугольник… Что же тебе нужно, Наташа?

– Как и каждой женщине, – улыбнулась она. – Квартира, машина, дача и маленькая собачка. Только вот беда: вряд ли в скором времени ты сможешь получить все это. Ты не стремишься к финансовому благополучию. У тебя в голове – мечты, мечты, мечты…

– Получишь ты и машину, и квартиру, и ньюфаундленда я тебе куплю, – заверил Андрей. – Чтоб хоть в чем-то был перебор… И это все? Если это у меня будет, ты выйдешь за меня?

– Сперва получи все это.

– Как мы любим копаться в поступках и раскладывать «по полочкам» каждое событие, – насупился Андрей. – Да еще свое мнение по каждому вопросу высказывать… А зачем? Мне, например, просто хорошо с тобой. А ты и не гонишь, и остаться не позволяешь… Лучше вот это мне разъясните да «по полочкам» разложите. Не понимаю я. Видимо, и впрямь тупею…

– У тебя впереди армия, – напомнила Наташа. – Хоть это и жестоко, но я должна тебе сказать, что ждать два года я не собираюсь никого, будь это ты или Ален Делон. Два года – это слишком долго, а мне хочется пожить, пока я молода. Пока еще ты вернешься из армии, пока сможешь заработать состояние, пока еще обустроишься в жизни… Я старухой стану. Это не очень приятно, зато честно… Я права?

– Права, – легко согласился Туманов. – Но и это мне не помеха. Если я хочу чего-то добиться, я этого добиваюсь. Будет у тебя кто-то или нет, это не играет никакой роли. Если и появится кто, то исчезнет так же быстро, как и появился… Я прав?

– Нет, – сказала Светлова. – Это теория. Ты так легко говоришь потому, что у тебя нет примера перед глазами. Дело не только в тебе. Дело во мне. Не обессудь, но если я найду кого-то по душе – не обессудь. Я никогда никого не любила, Андрей. И я не знаю, что это такое. А вдруг я смогу влюбиться?

– Тогда это противоречит твоим словам о состоятельности.

Светлова задумалась и упрямо тряхнула головой:

– Это все теория… Я хочу жить полной грудью. И если у того, кто мне понравится, не будет того, что мне нужно, я выйду за того, у кого это все есть.

– Вот этим «кем-то» и буду я, – расплылся в улыбке не верящий в искренность ее слов Туманов.

– Но я найду способ совместить это благополучие и того, кто мне нравится, – невозмутимо закончила Светлова.

Туманов насупился и замолчал в поисках достойного ответа.

– Смотрите, – отвлекла их внимание обеспокоенная таким поворотом разговора Вика. – Там кого-то бьют…

– Всю жизнь где-то кого-то бьют, – отмахнулся Туманов. – Я вот что думаю по всем этим поводам, Наташа…

– Но там кого-то очень сильно бьют, – тревожно заметила Вика. – Втроем одного!

– Втроем? – приподнялся на локте Андрей, вглядываясь в указанном направлении. – Это же неинтересно. Вот если бы один троих… Какой смысл драться, не получая удовлетворения?

По берегу озера бежал худощавый, длинноногий подросток, сверстник Туманова. За ним с гиканьем и улюлюканьем неслись трое деревенских парней, облаченных в рваные футболки и джинсы. Преследуемый явно торопился добраться до вытащенной на берег лодки, и может быть, это и удалось бы ему, не зацепись он второпях ногой за торчащий из земли сосновый корень, толстой змеей переползающий дорогу.

Споткнувшись, он покатился по земле, и его преследователи с радостными воплями набросились сверху, усиленно работая кулаками и ногами. Избиваемый явно не умел драться, но тем не менее пытался наносить ответные удары, которые скорее раздражали и раззадоривали его противников, нежели наносили им какой-то вред.

– И впрямь бьют, – покачал головой Андрей, неторопливо натягивая шорты. – И даже сильно…

– Быстрее, быстрее, – торопила его Вика. – Они же сломают ему что-нибудь!

– И правда, поторопись, Андрей, – сказала Наташа. – Поддай им хорошенько… Обожаю смотреть, как дерутся.

– Кровожадна ты, старушка, кровожадна, – сказал Андрей и поднялся. – Признаться, я бы тоже лучше посмотрел… Может, пойдешь ты, а я понаблюдаю?

«Старушка» с размаху шлепнула его тапком по спине, придавая «ускорение», и Андрей неспешной трусцой направился к дерущимся.

– Отцы! – весело закричал он еще издалека. – Вы же его раздавите! Если вас раздражает то, что он такой худой и длинный, то какой прок с него будет, если он станет еще и плоским?

От кучи переплетенных тел отделился светловолосый парень с симпатичным, но излишне слащавым лицом и вместо ответа неожиданно нанес добродушно улыбающемуся Туманову удар в лицо, целясь кулаком в нос. От перелома Андрея спасла только реакция. Удивление и обида пришли позже, когда «обидчик» уже лежал на земле и пальцами теребил во рту шатающийся зуб.

– Я, можно сказать, парламентарий, с самыми миролюбивыми и мироносными целями, как третья и незаинтересованная сторона, – начал было Туманов, но двое друзей светловолосого, бросив лежать свою слабо сопротивляющуюся жертву, накинулись на него, объединив усилия для расправы над непрошенным «парламентарием».

Первого Андрей просто пропустил мимо, шагнув в сторону и позволяя излишне возбужденному дракой противнику подумать о пользе хладнокровия, уперевшись лбом в стоящую позади сосну. Второй попытался ударить ею ногой в пах, но Туманов поймал его ногу в «блок» из скрещенных рук, перехватил поудобней и резко дернул вверх, опрокидывая противника на землю.

– Перемирие? – спросил Андрей. – Предлагаю использовать образовавшуюся паузу для мирных переговоров по урегулированию конфликта… Красиво сказал, – похвалил он себя, наблюдая, как оправившийся от удара светловолосый поднимает с земли здоровенную жердь.

– Оппозиция настроена решительно. Политические разногласия переходят в вооруженный конфликт… Нет, пора прекращать слушать «Голос Америки», иначе меня окончательно перестанут понимать, – не дожидаясь дальнейших событий, он бросился на противника сам. Ударом ноги отшвырнул жердь в сторону и, резко дернув парня на себя, одновременно болевым приемом завернул ему руку за спину.

– Говорю человеческим языком: кончай драку, – повторил он. – Тебя как зовут?

– Андрей, – прошипел парень, не делая больше попыток освободиться.

– Не балуй, тезка, – наставительно сказал Туманов, отвешивая тумака по заляпанной землей шее.

– Держись, Андрюха! – послышались голоса удирающих во всю прыть остальных виновников драки. – Мы сейчас! Мы за подмогой!

– Вот так всегда, – грустно сказал Туманов. – Стоит начаться веселью, как один бежит «искать кирпич», другой – «за подмогой», а третий потом придумает, как охарактеризовать свое отступление. Вот неугомонный! – пожаловался он, уворачиваясь от серии ударов все еще не унявшегося светловолосого. – В тебе пропадает азарт боксера… Нет, для боксера реакция слабовата. Ну, все… Брек! – он боковым ударом в ухо бросил соперника на землю и повернулся к сидящему на земле беглецу, намереваясь узнать у него причину «охоты». – Кулагин?! – весело удивился он, разглядев знакомый длинный нос и унылую губу незадачливого сокурсника. – Это опять ты? И опять тебя бьют? Смотри, это может войти у тебя в привычку… За что на этот раз?

– Не понравился я им, – объяснил мрачный, как грозовая туча, Кулагин. – Я для них дачник. А у них развлечение такое – дачников гонять… Дача у моего отца здесь. На перекрестке дом видел?

– Вот этот здоровенный, трехэтажный особняк – дача твоего отца? – удивился Андрей. – Кто же он такой?

– Официально – главный редактор одного крупного журнала, – Кулагин с сожалением посмотрел на разодранную в клочья рубашку. – Ну, и еще всяким – разным занимается…

– Редактор? – расплылся в улыбке Туманов. – Редактор – это хорошо. Как-нибудь сделаю ему подарок, принеся свою повесть…

– Теперь это ему вряд ли понадобится. – Кулагин наконец поднялся с земли и размазал по лицу сочившуюся из носа кровь. – Он и мама уезжают этой осенью в Чикаго, к родственникам.

– А ты?

– Я остаюсь. Нечего мне там делать, мне и здесь неплохо. Дачу мне оставляют, – похвастался он.

– Так на кой же ляд ты пошел в это училище? – еще больше удивился Андрей. – С такими связями…

– А вот это уже не твое дело, – огрызнулся Кулагин. – У меня «нелады» с отцом, понял?! И не суй свой нос, куда не просят.

– Конфликтный ты человек, Сергей, – заметил Туманов. – Не удивительно, что тебя так часто лупят. С таким языком…

Он запнулся на полуслове, заметив склонившуюся над поверженным на землю «светловолосым Андреем» Наташу.

– Это что? Акция милосердия? – спросил он. – «Если ранили друга, перевяжет подруга»?

– Садист! – с чувством бросила ему девушка. – Ты ему едва зуб не выбил!

– Если б я это не сделал ему, то он сделал бы это мне, – пожал плечами Туманов. – Сами же меня понукали: «Иди, поддай им».

– Но не настолько же сильно! Ты насколько сильнее их? Мог бы просто аккуратненько растащить.

– «Аккуратненько», – передразнил Туманов. – Они меня и без того едва не съели, а начни я нотации читать…

– Дай носовой платок, – приказала ему девушка, рассматривая ссадины на ухе своего подопечного.

Туманов насупился, вынул из кармана шорт носовой платок и протянул ей. Наташа аккуратно вытерла кровь вокруг ранки, приподняла за подбородок голову парня и с удовлетворением осмотрела свое творение.

– Какие симпатичные здесь ребята, а, Вика? – спросила она подошедшую подругу. – Точь-в-точь лисенок…

Туманов закашлялся и возмущенно посмотрел на нее.

– Ну, знаешь ли!.. – сказал он обиженно. – Я, конечно, ценю юмор ситуации…

– Помоги мне, Вика, – попросила Наташа, поднимая парня на ноги. – Теперь отведем его в общежитие и умоем. Нельзя же ему в таком виде домой возвращаться… Неудивительно, что они так относятся к городским, – с возмущением посмотрела она на Андрея. – Чего еще ждать от самоуверенных и жестоких горожан… Пойдем, – подтолкнула она парня. – Не бойся, не съедим мы тебя… Ты идешь? – это уже относилось к Туманову.

– Увольте, – с сарказмом в голосе откланялся Андрей. – «Самоуверенные и жестокие горожане» чужды проявлению подобного милосердия. Как закончите обработку его «смертельных ран» и нечем будет заняться, приводите его обратно, я даже возьму на себя труд подготовить почву для новой вспышки вашего сострадания.

– Дурак, – пренебрежительно бросила ему через плечо уходящая девушка.

– И садист, – добавил за нее Туманов. – Ты видел, какую он скорчил рожу?! – возмущенно повернулся он к молчавшему Кулагину. – Прямо «умирающий лебедь»… А она?! Интересно, если бы я подставил под их сапоги свою макушку, меня жалели так же?

– Зря ты с ними не пошел, – сказал Кулагин. – Почему-то она настроена против тебя.

– Отойдет, – отмахнулся Андрей. – Просто у нее сегодня плохое настроение.

– Ты уж извини меня, что все так получилось… Хотя я и не просил тебя вмешиваться.

– Ничего, ничего, – отозвался Андрей. – В следующий раз я не стану мешать – получай на здоровье… Нет, какой лицемер! – снова посмотрел он вслед уходящей троице.

– Может, догонишь? – предложил Кулагин.

– Ни за что, – заявил Туманов. – Для нее это только «одноразовая игрушка». Не думаю, что такой лицемер придется ей по душе.

– Женщин никогда не поймешь, – подтвердил Кулагин. – Либо ты им нравишься, и тогда можешь ничего не делать, они доберутся до тебя сами, либо ты им не нравишься, и тогда хоть разбей лоб, но толку не будет.

– Но не серьезно же все это, в самом деле? – возмутился Туманов.

Кулагин промолчал, и Андрей еще долго смотрел вслед скрывшимся в лесу девушкам.

– Эспандер мой, эспандер, – причитал Генка, ползая на четвереньках по полу и заглядывая под кровать. – Где мой эспандер? Такой маленький, кругленький… Я не могу оставить его здесь одного… Куда же он закатился?

– Забудь ты о нем, – раздраженно посоветовал Андрей, уминая тугие сумки. – Без поисков твоего эспандера дел хватает. Через три часа поезд.

– Я его не брошу, – упрямился Генка, заглядывая за печь. – Он будет скучать без меня.

– Совсем с ума сошел, – покачал головой Туманов и, пошарив рукой на полке с посудой, вытащил оттуда эспандер, – Клади вещи на место и не придется их разыскивать по часу.

– Хороший мой! – обрадовался Еременко, несколько раз сжимая эспандер поочередно левой и правой рукой. – А я уж было расстроился… Что-то ты стал ворчлив в последнее время. И я догадываюсь, в чем там дело… Ты готов?

– Давно готов. Присядем на дорожку. Мало того, что путь неблизкий, так еще и по приезду предстоит о-го-го какая работенка…

Ребята присели на диван и обвели прощальным взглядом дом. Без разбросанных по стульям футболок и раскиданных по углам тапочек он казался нежилым и печальным.

– Как ты себя чувствуешь? В силе накрутить хвосты местным «рукопашникам»? – спросил Еременко. – Если сумеем – вернемся обратно со значками «КМС», а это уже о чем-то говорит…

– Думаю, справимся, – отозвался Андрей. – Что сможем – сделаем.

– Если б ты не пропадал целыми днями в пионерском лагере, у меня была бы в этом стопроцентная уверенность, – сказал Генка. – А так… Придется тебе «прыгать выше головы». И ради чего время терял? Ты бегал за ней почти год, а этот светловолосый мальчишка… Как его?

– Корицын, – нехотя подсказал Андрей. – Мой тезка.

– Вот-вот, этот «тезка» «охомутал» ее за месяц. Я тебя предупреждал!

– Оставь свое мнение при себе, – раздраженно бросил Андрей, встал, поднял сумки и направился к выходу. – Это еще «вилами по воде писано». Я-то ее лучше знаю. Это временное увлечение.

– Как же – временное… Повадился туда, как кот к молочной крынке, каждый день там сидит, глаз с нее не сводит. А как она на него смотрит? Я же вижу.

Он закинул за спину рюкзак, подхватил чемодан и бросился догонять Андрея.

– Ты-то куда смотрел? – продолжал он, пристраиваясь шаг в шаг. – Давно взял бы да выкинул в окно, благо второй этаж.

– Я хотел, но она вмешивается…

– Как это «вмешивается»?! Выкинул – и все!

– Я уже и сам ничего не понимаю, – признался Туманов. – Хочу как лучше, а выходит как хуже. И так пробовал, и этак… Если б дело было только в нем, это не было бы проблемой. Дело в ней. Я боюсь ее обидеть… Остается только ждать. Сейчас я только мешаюсь под ногами, а уйти не хватает сил, вот и жду… Неизвестно чего. Самое смешное, что с ним творится то же самое. Он, как теленок, смотрит на нее, она над ним насмехается, унижает, а он не уходит. Так как два дурака и сидим рядком. Ситуация совершенно абсурдная. Иногда мне кажется, что она специально делает это, за что-то мстя всем мужчинам сразу… Сознательно или подсознательно – не знаю, но то, что это для нее нормальная ситуация, я представить себе не могу. Изучал, изучал психологию, а к себе применить не в силах. Не могу понять, не могу разобраться… Точнее, понять могу, принять – не в силах.

– Правильно говорят: «Нет мудрецу пользы в его мудрости, если он сам себе помочь не в силах»… А его-то за что унижает?

– Та же история, что и со мной. Денег нет, перспектив нет, а удосужился влюбиться в красивую женщину. Но ему все же легче: он, что называется, «в ее вкусе». А мне объясняет, что уважает и ценит… как друга, но не более. У меня впереди армия, а ему еще год до призыва. Но и ему «правдиво» обещано, что перспектив у него ноль. Впрочем, мы сами виноваты. После таких откровений следует уходить… Но где взять силы уйти?

– О-хо-хо, – вздохнул Генка. – Ничего ты без меня не можешь. С женщинами надо по-другому. Их не надо понимать. За них надо решать. Слушать их, соглашаться и делать по-своему.

– Вот этого она и не любит.

– Ерунда! – категорично заявил Генка. – Нет женщины, которая не уважает силу.

– Это мазохистки, – отрешенно отозвался Андрей. – Такие женщины мне не нравятся… И хватит об этом…

– Как хочешь, – обиделся Еременко. – Но помяни мои слова: когда ты вернешься победителем с этих соревнований, она будет смотреть на тебя совсем иначе.

– Твои слова да Богу в уши, – вздохнул Туманов, – Хочется в это верить, но… Знаю, что это не так… Проклятье! Почему я чувствую себя таким идиотом?! Ведь знаю, как и что надо делать, а поступаю так, как хочет она… Хотя и она этого не хочет, ожидая иного… Логика и эмоции, эмоции и логика… А хочется любить всей грудью, вопреки логике и рассудку. Помнишь, как у Александра Вепря: «И звезды становятся ближе, когда в первый раз ты влюблен, и кажется, этой звездою навеки ты покорен. То ярче они, то гаснут, сердце заставив кричать… И хочется снова и снова имя ее повторять. И звезды становятся ближе, и уж не так холодны, как раньше, когда светили, из лихолетья тьмы. В любимых глазах отражаясь, несут они призрачный свет, и в глубине их теряясь, меняют свой прежний цвет…».

– Я помню продолжение, – сказал Генка. – «И звезды становятся ближе, в память свой луч уронив. Ты никогда не забудешь горя свой первый разлив. Будут гореть, сверкая, памяти боль будить, и на мольбы невзирая, образ ее хранить».*

– Ну и черт с ними, – улыбнулся Туманов. – Лечат они, или калечат… Главное, что они становятся ближе. А этого не так уж и мало…

Луна уже взошла высоко над лесом, когда Андрей вышел из автобуса, постоял немного, позволяя глазам привыкнуть к полумраку ночного леса, и неспешно пошел по тропинке, ведущей между сосен к лагерю. В окнах комнаты девушек еще горел свет. Андрей остановился перед общежитием, раздумывая, идти ли через дверь или привычно сократить расстояние через балкон. Лень победила, и подпрыгнув, он подтянулся на руках, легко перелезая через чугунные перила. Дверь в комнату была распахнута, беспрепятственно пропуская вовнутрь поток теплого, летнего воздуха. Андрей откинул штору и шагнул вовнутрь…

В глаза ударила ослепительная белизна обнаженного женского тела. Наташина одежда, сорванная впопыхах, валялась разбросанная по всей комнате, а сама она, укутанная лишь гривой густых волос, замерла в объятиях незнакомого Андрею парня, с выбритой до синевы головой.

– Картина Валеджо: «Поцелуй вампира», – оценил Туманов, усилием воли заставляя заледенеть поднимающуюся в душе волну ярости.

Светлова охнула, схватила с пола юбку и блузку и скрылась за дверью. Парень с нескрываемой злостью посмотрел на Туманова. Кто такой Валеджо, он явно не знал, но сравнение его с вампиром ему не пришлось по душе. Окинув Андрея с ног до головы внимательным взглядом и оценив по достоинству разворот его плеч и бугрящуюся под футболкой мускулатуру, решил для начала «прощупать» противника.

– «Братан», что ли? – нарочито растягивая слова, спросил он. – Под кем ходишь?

– Под Тумановым!

– Городской «авторитет»? Серьезный?

– Ага, аж брови от серьезности срослись… Ты ее давно знаешь?

– Натку-то?.. Два дня. Сперва мой кореш с ней гулял, потом мне передал.

– Переходящее знамя, значит, – вздохнул Андрей и коротко, «закручивая» кулак, ударил соперника в солнечное сплетение. Тот ахнул и присел на корточки, ловя открытым ртом воздух. – Кулагин еще жалуется, что я слишком часто дерусь… Редко! Следовало бы куда как чаще уму-разуму учить… Чтоб ноги твоей здесь больше не было, – тихо сказал парню Туманов и, приподняв его за ремень брюк и отворот рубашки, перекинул через перила балкона. Снизу послышался глухой удар и мат.

– Ничего не сломал? – заботливо спросил Туманов. – Ну, и хорошо…

– Ты че, чувак?! – у парня наконец прорезался голос. – Да я тебя!.. Я знаешь что с тобой сделаю?! Знаешь, кто за мной стоит?!

– Да, вот еще что сказать забыл, – «вспомнил» Андрей. – Иди сюда…

Взлохмаченная голова вновь появилась над перилами, и Туманов смог еще раз вложить кулак в ухо незадачливого «донжуана».

–* «Александр Вепрь» – литературный псевдоним Д. Леонтьева (прим. редакции)

– И не появляйся здесь больше, – повторил Андрей, входя в комнату.

Одновременно с ним на порог шагнула уже полностью одетая Наташа.

– Где Стас? – нервно спросила она, оглядывая комнату.

– Вышел, – лаконично ответил Туманов.

– Когда? – удивилась она. – Я же в коридоре стояла?..

Взгляд ее упал на раскрытую дверь балкона, на лице мелькнула догадка и зеленые глаза потемнели от гнева.

– Что ты все время лезешь ко мне?! – с нескрываемой ненавистью спросила она. – Что ты прицепился ко мне?! Не нужен ты мне! Не нужен! Все, на что ты способен – драться, да трепать языком! Они хоть чем-то мне нравятся, а ты… Ты… Хоть бы тебя убили в твоей армии! – она села на край кровати и разрыдалась.

– Нет, это исключено, – покачал головой Туманов. – Мне еще замок покупать, богатеть и процветать… Да и на тебе жениться обещал, а я свои обещания сдерживаю.

– Ты – идиот?! – с искренним удивлением спросила она, поднимая заплаканное лицо. – Я же говорю: уйди! Навсегда уйди! Меня тошнит от тебя!

– А Корицын где? – спросил Андрей, словно не слыша проклятий в свой адрес.

– Ждет, пока позову, – она понемногу успокаивалась, оттирая слезы. – В отличие от тебя он не мешает мне жить… Да неужели тебе самому не противно?! – сорвалась она на крик. – Я постоянно твержу тебе, что не люблю тебя, флиртую у тебя на глазах с кем попало, а теперь ты застаешь меня «в чем мать родила» в объятиях тупого мастодонта и все равно гнешь свою линию!.. У тебя гордость есть или нет?!

– Когда любишь, нет понятия «противно», «неумно», «некрасиво», – тихо сказал Туманов. – Есть только «больно» и «прекрасно»… Мне больно. Очень больно и стыдно… Ты вряд ли поймешь почему… Может быть, потом, со временем, ты поймешь, что это прекрасно, когда кто-то любил тебя, невзирая ни на что, тянулся к тебе, даже вопреки твоему презрению… И тогда станет больно тебе.

– Больно, – повторила она. – Ты не знаешь, что такое боль… Тебя не выгоняла из дома в пьяном угаре родная мать… На снег, босиком… Тебя не били в интернате за то, что ты симпатичнее других… Тебе не бросали в лицо, что единственный путь из такой семьи – уборщицей в школе или проституткой… У тебя не было постоянного чувства голода в детстве… Ты даже в это убогое училище пошел только потому, что тебе так захотелось. Из своего ослиного упрямства и искаженного представления о романтике… А у меня просто не было выбора. Меня никто никогда не воспитывал и не учил, меня не баловали в детстве и не читали интересных книжек… Пьяница мать и отчим– туберкулезник – вот мое детство!.. И я поклялась себе: я пробью дорогу в жизни. Любой ценой, но я выйду на самый верх. Я узнаю мужчин, научусь играть ими, владеть ими… А потом я получу, что захочу. Может быть, мне даже удастся потом полюбить, и я буду ему верна, а может быть, буду позволять себе все, что заблагорассудится… Но это будет потом, когда я буду на самом «верху». Бог дал мне красоту, но забыл дать возможности. Я узнаю дорогу к ним. Узнаю через вас, мужчин. Через сердца сильных, умных, властных и богатых… И пробью себе путь наверх, пробью… А ты уйди! Ты не можешь мне ничего дать. Ты мешаешь мне и не понимаешь меня…